Впрочем, вру. Мне понравилось коротенькое: «Хотите сэкономить на карманные расходы? Снимем квартиру вместе». Далее шел нехитрый адрес (не смутивший меня даже номером квартиры — 13) и — вместо подписи — просто «Элль». Собственно, вопрос половой принадлежности обеспокоил меня уже у самой двери, когда в памяти всплыл светлый образ Паркера, вызвавший судорогу всех конечностей разом. Утешиться можно было лишь тем, что если этот Элль принадлежит к «братьям» Джея, то я вряд ли ему понравлюсь, потому как...

— Тебе чего?

В проеме открывшейся после моего звонка двери стояла... девушка! Уф-ф-ф, какое облегчение!

— Я... по объявлению. О съеме квартиры. Вы Элль?

— Да. А ты?

— Мо. Вы писали... — Только тут до меня дошло: на кой черт ей соседство с парнем? Тем более совершенно незнакомым и не слишком привлекательным. Я умолк, не зная, как продолжить разговор, ведущий в никуда, но девушка кивнула:

— Заходи.

— Зачем?

— Ты же пришел по поводу квартиры? Или я чего-то не понимаю?

— Но ведь вы...

— С тобой все в порядке? — Золотисто-карие глаза настороженно сощурились.

— Да. Я просто подумал, что вы же девушка, а я... Как мы будем жить?

Она рассмеялась:

— Я же не предлагаю тебе одну постель на двоих! У каждого вполне нормальная комната. Удобства общие, уж извини. А личная жизнь отдельно. Идет?

Я кивнул, все еще не веря своей удаче. Какой, спросите? Знаете, жить под одной крышей с девушкой куда приятнее, чем с парнем. Во-первых, она не будет раскидывать везде грязные шмотки. Во-вторых, не будет приходить в середине ночи в состоянии подпития. В-третьих... Много причин, в общем.

— Ну, ты согласен или как?

Распределив процентное участие в квартплате и очередность уборки общих мест пользования, Элль предложила мне кофе. Вообще-то я не люблю этот напиток — даже на работе больше проливается, чем попадает мне в рот, — но из вежливости отказываться не стал. Как выяснилось, совершенно правильно сделал, потому что кофе был сварен отменно. И цвет его получился таким же нежно-шоколадным, как кожа моей новой соседки.

Закинув ногу на ногу, Элль поинтересовалась:

— Ты работаешь или учишься?

— Я похож на студента?

— На чучело ты похож. — Эта фраза в устах мулатки прозвучала так беззлобно и спокойно, что я даже не обиделся. — Так учишься?

— Нет, работаю. А что?

— Ничего. Просто у студентов деньги обычно заканчиваются не начавшись, по себе знаю. А где работаешь?

— Госслужащий.

— С бумажками возишься?

— Чаще всего да.

— А не «чаще»?

— Иногда приходится ездить в командировки.

— Надолго?

— Ну... от пары дней до пары недель.

— Это плохо.

— Почему?

— Ну, тебя же в это время в квартире не будет, так что...

— О плате не беспокойся: по ней ты моего отсутствия не заметишь!

— Честно? — Серьезный взгляд из-под мелированной медово-золотым челки.

— Честно.

— Ты меня удивляешь... — Элль задумчиво откинулась на спинку стула.

— Это хорошо или плохо?

— А кто знает? Я бы на твоем месте постаралась избежать лишних расходов.

— Ничего, такие деньги я потяну!

— Смотри не передумай! На носу Рождество, и мне еще подарки покупать, а я не хочу, чтобы меня выставили из квартиры в следующем месяце за то, что сосед умотал в командировку.

— Я могу внести плату сегодня за месяц вперед. Каким образом, не подскажешь?

— На первом этаже, у консьержа. Скажешь номер квартиры и свое имя — для регистрации.

— Тогда спущусь прямо сейчас.

Объяснив дядьке необъятных размеров, оккупировавшему служебную комнату, кто я такой и в какой квартире буду жить, я подписал договор о найме жилья (шедевр лаконичности на полстранички) и перевел с кредитки еще тридцать единиц. Если учесть, что за квартиру на Рассветной Аллее в месяц нужно было платить двести тридцать, экономия получалась внушительная: может, и до пенсии удастся пожить на широкую ногу.

Возвращаясь, я столкнулся на лестнице с плачущей девочкой лет шести. Зареванная мордашка мне категорически не понравилась, потому заслужила строгий вопрос:

— Кто тебя обидел, маленькая?

Прозрачно-серые глаза уставились на меня как на что-то несуществующее в природе. Я опустился на корточки, чтобы оказаться примерно такого же роста, как печальный ангел, и спросил еще раз:

— Так кто тебя обидел?

— Да никто ее не обижал! — донесся ответ со следующей лестничной площадки. — Родители ее опять... ругаются.

— Ругаются?

Я прислушался к странным звукам на втором этаже.

— Они вечно так, — сверху пояснил парнишка, жующий печенье. — То ссорятся, то мирятся. Не обращай внимания.

Я бы и не обратил, но тут до моего слуха донесся крик, который свидетельствовал о том, что кому-то сделали больно.

— Какая квартира? — спросил я у парня.

— Шестая. Ты чего, собрался разнимать? Ну, ты даешь, баклан!

Оставив без ответа нелестный комментарий, касающийся моей персоны, я толкнул дверь указанной квартиры. Под ногами сразу захрустело битое стекло. Наверное, целый сервиз укокошили. Во второй из трех загроможденных мебелью и детьми комнат я нашел чету родителей плачущей девочки. Мускулистый, но уже заметно погрузневший мужчина угрожающе навис над женщиной, неловко пытающейся встать с пола, куда ее — судя по начинающему вспухать лицу — отправил кулак мужа. Но подняться не получалось: то ли из-за путающихся под ногами комков одежды, то ли из-за обломков мебели, то ли... Да она же беременная! Ну что за люди?!

— Оставьте жену в покое!

Он обернулся, представив моему вниманию лишенное разума полупьяное лицо.

— Это что еще за прыщ? Уйди от греха подальше!

— Вашей жене нужна медицинская помощь!

— Ты чего, врач? Нет? Ну и дуй отсюда!

— Вызови такси, — велел я парню, который поплелся за мной в квартиру. Наверное, хотел посмотреть, как быстро меня убьют. — Живо!

— Такси? — Искра осмысленности в маленьких красных глазах. — Это еще зачем?

— Отвезти вашу жену в больницу.

— Она никуда не поедет!

— Не вам решать.

— Ах ты...

Он занес кулак, намереваясь одним ударом отделаться от надоедливого насекомого в моем лице, но... Справедливо рассудив, что некоторые части тела — по причине огромного количества уже имеющихся наследников — не представляют для этого грубияна ценности, я заехал ногой прямо пониже начинающего обвисать живота. Мужик охнул, но пришлось добавить еще один удар — в челюсть, чтобы грузная махина обрушилась на пол.

— С ним все будет... хорошо? — робко спросила женщина.

— Когда проспится — да. А вам нужно срочно показаться врачу. Вы можете идти сами?

К счастью, ребенок, которого носила фру Свенсон, не пострадал, и доктор клятвенно заверил всех присутствующих (саму Хильду, одну из ее дочерей, меня, парнишку, вызвавшего такси, и Элль), что мальчик появится на свет вовремя и совершенно здоровым. В общем, все разрешилось вполне благополучно. За исключением того, что мой банковский счет уменьшился на сумму, которую надо было заплатить за обследование и процедуры. Когда я увидел, что у меня на все про все осталось только двадцать пять единиц, захотелось выть в полный голос, Какие уж тут подарки! Самому бы ноги не протянуть до следующей зарплаты. Все, перехожу на быстрорастворимые макароны и прочую гадость: пусть невкусно, зато желудок делает вид, что доволен.

— О чем задумался? — оторвал меня от грустных размышлений голос Элль, посасывающей через соломинку лимонад, пока мы поднимались по лестнице на свой четвертый этаж.

— Да так... О празднике. И праздничных тратах.

— А! У тебя денег много?

— Не особенно... Почему ты спрашиваешь?

— Странный ты. В такую дыру жить переехал, а только что потратил сумму, которой с лихвой хватило бы на более роскошные апартаменты. На голову больной, что ли?

— То есть?

Я даже остановился, чтобы не упасть, запутавшись в ступеньках.

— Ну, приехали. Зачем ты в больнице счета оплатил?

Вопрос не в бровь, а в глаз.

— Но ведь кто-то должен был...

— Кто-то... Почему ты?

— Я же мог.

— Только не говори, что эти деньги были лишними! — хмыкнула девушка. — С такими шмотками, как у тебя, любой грош на счету.

— Они такие плохие?

Ну вот, кажется, начинаю обижаться.

— Они никакие! — устало пояснила Элль. — Большего уродства я за всю жизнь не видела!

— Ну и не смотри, если не нравится!

— Ладно, замнем. Кстати, ты завтра дома?

— А что?

— Я тоже никуда не собираюсь. Посидим вместе?

— Почему бы и нет? А разве у тебя нет родных?

— Есть. — Несколько мрачный ответ.

— Они сейчас в городе?

— Где ж им еще быть? — огрызнулась Элль. Непорядок.

— Ну, мои, например, бывают дома только месяц в году. Если год выдастся урожайный.

— Правда? Значит, ты все время живешь один?

— Ну да. Поэтому сюда и переехал. Чтобы хоть за стенкой голоса слышать.

— Ну, здесь точно голосов много! — Невеселая улыбка, но уже нескорбная.

— Так почему ты не хочешь встречать Рождество с родственниками?

— Не сошлись характерами.

— Как это?

— А вот так! Мои взгляды на жизнь не соответствуют их взглядам. И вместо того чтобы надрывать глотку в спорах, я ушла.

— Бесповоротно? А они? Не делали попыток помириться?

— Делали, — со вздохом признала девушка. — Сейчас вот тоже... Приглашение прислали.

— Но ты решила не ходить?

— А зачем? Еще раз убедиться, что ничего не изменилось?

— Ну почему же. Я бы сходил. По двум причинам. Во-первых, если на самом деле ничего не изменилось, можно смело гордиться занятой позицией. А во-вторых, если все же изменилось, ты не простишь себе, если этого не узнаешь. На самом деле.

— Да? — Она задумчиво склонила голову набок. — Может быть. Я подумаю.

— Подумай. Мне, конечно, было бы веселее встретить Рождество с тобой, но ради возможного налаживания твоих отношений с родными готов пожертвовать своим счастьем!

— Странный ты, — очередное, становящееся уже надоедливым, замечание, — но милый в общем-то. Если на одежду не смотреть.

Следственное Управление Службы Безопасности Федерации, Третий Корпус, 24 декабря 2103 г., вторая половина рабочего дня.

Не дожидаясь начала обеденного перерыва, я поднялся в кабинет начальства, чтобы оповестить оное о том, что покидаю рабочее место. Тем более что в комнате я все равно был один: Паркер вообще не появился, а Амано заскочил с утра — поставить подпись на отчет — и тут же умчался восвояси, даже не дав мне времени сообщить о смене места жительства. Ну и ладно, потом скажу. Хотя на кой черт? Если надо, по комму найдут.

— Можно?

Барбара подняла голову. В тумане тетушкиного взгляда уже вовсю мерцали огни рождественской вечеринки.

— А? Это ты... Заходи.

— Собственно, я на минутку. Сказать, что пошел домой. Ты не против?

— С чего бы мне быть против? Все давно разбежались. Как ты думаешь, какое платье мне надеть — синее или красное?

— Куда?

— На тело! — съязвила Барбара, но тут же продолжила серьезно. — На праздник, имею в виду. Какой цвет мне больше подойдет?

— Проводишь социологический опрос?

— А как ты догадался? — Ехидный прищур.

— Ну, спрашивать меня об одежде — совершенно бесполезное занятие из-за полного отсутствия вкуса.

— Положим, вкус у тебя есть. А вот почему ты не пользуешься им в отношении самого себя, это вопрос.

— На который я не буду отвечать, ладно?

— Ладно. Тогда ответь про платье! Какое?

— Зависит от твоих личных целей.

— А именно? — с заметным интересом спросила тетушка.

— Если ты желаешь быть неприступной и остаться нетронутой, выбирай синее. Но если тебе видятся страстные объятия по окончании вечеринки... Надень красное. Все очень просто.

— В самом деле. — Барбара расцвела в улыбке, — Аналитик ты мой! Знала, что тебя нужно спросить!

— Я пойду?

— Иди-иди! Эй, подарок-то возьми!

В мою сторону полетела маленькая коробочка, которую я исхитрился поймать и удержать в руках:

— Спасибо.

— Иди развлекайся. Если хочешь, загляни ко мне вечерком.

— Я уже нашел компанию.

— Ну и славненько! В понедельник можешь явиться на работу попозже, — подмигнула Барбара. — Потому что, если все будет так, как ты напророчил... я сама до обеда не приду.

— Что я напророчил?

— Насчет красного. Ты еще здесь? Марш домой!

В лифте я полюбопытствовал, чем меня решила одарить на Рождество тетя. Запонки. Оч-чень нужный подарок! Только надо было и рубашку к нему приложить. Красивые ведь, заразы. И дорогие, наверное. Что у нас на этикетке? «Тиффани». Расщедрилась Барбара. Не иначе влюбилась. Ну и хорошо: будет меньше времени тратить на придирки к своим сотрудникам.

Ставя в холодильник бутылку пива, я наткнулся взглядом на коротенькую записку.

«Я решила последовать твоему совету. Извини, что не составлю компанию. Элль».

Значит, подумала. Умница девочка! Хоть у кого-то будет нормальный праздник.

Я сел за стол и уставился в окно. Скоро стемнеет. Снег пошел. Красивое выдалось Рождество. Только грустное. Как обычно. Не везет мне с этим праздником: ни одного радостного или хотя бы приятного воспоминания. Первое, задержавшееся в памяти, вообще такое, что хоть плачь, хоть удавись.

Сколько мне лет было? Семь? Точно. Ближе к восьми, конечно, поскольку день рождения я праздную весной. Если только это мой настоящий день рождения, а не первая попавшаяся дата, которую записали в метрике, когда счастливые родители сдавали меня на воспитание в интернат. Впрочем, интернатом это место трудно было назвать: так, закуток в недрах военной базы, где под присмотром «списанных на берег» вояк оставляли детей на неопределенное время кадровые офицеры. Кажется, иногда у меня появлялись товарищи по несчастью. Слишком плохо помню первые годы своей жизни. Но то Рождество... Его я запомнил навсегда.

Елки не было. Да и откуда хвойному дереву взяться посреди Космоса? Не в служебной оранжерее же выращивать — и так места в обрез! Игрушек соответственно тоже. Ни в качестве украшения, ни в качестве подарков. А перед глазами все равно стоит сияние... Сияние хромированного каркаса койки в медотсеке. Пустой койки. Опустевшей.

Какая-то глупая авария произошла, несчастный случай или боестолкновение, не знаю. Мне не сказали. Позволили только на одну минуту подойти к телу, опутанному щупальцами датчиков, капельниц, зондов.

Она сказала: «Ты уже взрослый мальчик, Морган... Позаботься о своих сестрах и об отце. Обещаешь?» И я ответил: «Да, мэм». Кажется, раздался вздох. Или стон? Только много позже я догадался, что, прощаясь с матерью, ранил ее сильнее, чем все оружие Вселенной, вместе взятое. Возможно, именно мои слова и добили женщину, которую я никогда по-настоящему и не знал. Я не назвал ее «мамой». Просто не умел так говорить: в моем тогдашнем мире все взрослые именовались «сэр» и «мэм», и никак иначе. Кстати, отучиться было трудно: даже много лет спустя — разговаривая с преподавателями колледжа, продавцами в магазине или просто прохожими — я вынужден был делать над собой усилие и менять обращение на более штатское. Из-за чего все и всегда считали меня заторможенным. Но ведь они не так уж неправы, верно?

Черт! Я совсем не помню ее лица! Помню бескровные пальцы на белой простыне, помню голос — тихий и безжизненный, но только не лицо. Наверное, это вполне нормально: мне было так мало лет — и все же... Подозреваю, что причина кроется в другом. В неисчислимых травмах головы. Сами посудите: только за последний месяц целых две. Съездил, называется, на курорт! Отдохнул! Ванда вообще настоятельно рекомендовала мне взять отпуск. По болезни. Я бы и взял, но тогда пришлось бы объясняться с Барбарой на предмет происхождения «множественных повреждений головы». А заодно поведать обо всем, что происходило во время отдыха. Ага, разбежался! Ни за что и никогда. Стыда-то сколько...

Ну, бог с ними, с этими драгоценностями: не очень и хотелось предотвращать их похищение, но вот Амано... По-моему, я скоро окончательно сойду с ума. Особенно если попытаюсь понять причины поступков моего напарника: то одно, то другое, без малейшей тени последовательности. Зачем он потащил меня на Юму? Загорать? Купаться? Шляться по приемам? Мне это не было нужно. Мне вообще ничего не было нужно после мимолетного знакомства с мисс Манчини. Впрочем, вру. Было. И сейчас нужно. Чтобы кто-то посидел рядом всего минуту. Молча. Ничего не требуя и не пытаясь сделать. Просто посидел, чтобы можно было почувствовать, что в воздухе остаются следы не только твоего дыхания. Наверное, я хочу слишком многого. Или хочу не с той стороны, откуда могу получить. Но одно знаю совершенно точно: бегать за Амано, как собачонка на привязи, не мечтаю.

Приказ выполню. Любой. Даже самый странный и глупый, потому что есть такая вещь, как дисциплина. На службе. А те жалкие остатки времени, которые должны бы стирать различия между чинами, уж позвольте тратить, как посчитаю нужным!

И почему меня так задела его фраза насчет старшего по званию? Наверное, потому, что несколько безобидных слов мгновенно разрушили иллюзию дружеских отношений. Дружеских... А с чего я, собственно, взял, что они таковыми были? Не знаю. Но чертовски хотелось верить — именно дружескими. И вдруг такое. Удивляюсь, что сразу не закатал ему в лицо: надо было так и сделать — во-первых, напряжение бы снял мигом, а во-вторых, разрушения были бы минимальны. Мой сломанный нос, не более, — ведь я вряд ли сподобился бы потом дать сдачи. А так натворили дел...

При всей общей замечательности у Амано есть один серьезный недостаток: не пьет. Если бы в том баре он приложился к бутылке, все было бы иначе. Совсем иначе. Я сначала и решил, что мой начальничек заливает выпивкой свое плохое настроение. Даже поговорить хотел. Извиниться. Но когда увидел его глаза. Глаза, в которых помимо абсолютной и непререкаемой трезвости можно было прочитать: «Какой же ты мерзавец, Морган Кейн»... Вот тогда я и не удержался. Ударил. Потому что откуда-то знал: первым он не начнет, хотя и может, и должен.

И почему все считают странным меня, когда рядом ходит некто куда более в этом смысле примечательный?..

Кстати о выпивке. Наряду с рекомендацией отдохнуть я получил от доктора Полански предписание, обязательное к исполнению. Рецепт, так сказать. Пятьдесят граммов коньяку ежевечерне. Не скажу, что отнесся к этому без энтузиазма, но здравый смысл во мне ухитрился взять верх и предположить, что такие «методы лечения» приведут к тому, что я банально сопьюсь. На что Ванда совершенно серьезно заметила: от тромбов в сосудах головного мозга умирают гораздо чаще, чем от пьянства. В общем, напугала меня основательно. Вот только как мне следовать ее советам? Денег даже на самый дрянной коньяк у меня никогда не появится, да и не будет это выходом, потому что я должен потреблять хороший напиток, в идеале — с Земли. И как, скажите, доставать сие сокровище? Попросить помощи у Рэнди? Он, конечно, не откажет старшему брату своей будущей жены, но... Цена напитка ниже от этого не станет, а требовать каждый месяц бутылку в подарок — это уж слишком. Придется заводить связи среди контрабандистов. А что? Достаточно одного намека, что Морган Кейн появится в составе группы таможенного досмотра, чтобы самый умелый и опытный торговец запрещенным товаром забился в истерике, потому что я сдуру могу найти то, что он и сам не помнит, где припрятал. И все-таки жаль, что Амано не пьет.