65. Афера № 18750

Я пью со своим старым приятелем и свежеобретенным деловым партнером в Городском Кафе и сообщаю ему хорошие новости. Рентон, который явно набрал пару лишних килограммов, читает письмо, которое я ему отдал, потом переводит взгляд на меня. На лице у него читается явное благоговение.

— Не знаю, как тебе это удалось, Саймон.

— Я просто послал демокопию, — говорю я. Судя по его взгляду, он уверен, что тут явно не обошлось без Миза с его связями. Ну и ладно, пусть думает, что хочет.

Рентон пожимает плечами и расплывается в довольной улыбке.

— Ну что ж, пока что все было по-твоему, и получалось вполне неплохо, — говорит он, снова перечитывая письмо. — Полноценный показ на Каннском фестивале порнографического кино. Это круто, с какой стороны ни глянь.

В обычных условиях лесть — это лучший бальзам для эго, но когда этот бальзам льется из уст Рентона, невольно ловишь себя на том, что ожидаешь удара по почкам. Мы обсуждаем, как должен выглядеть наш сайт www.sevenrides.com и что мы там разместим. Однако моя основная цель — убедиться, что у нас есть продукт на продажу. Это значит, что кому-то придется сидеть на складе в Амстердаме и раскладывать кассеты по коробкам. И я знаю только одного человека, который вечно твердит, что у него масса дел в Даме.

Так что мы снова едем в Голландию, но сидеть целыми днями на складе и выполнять идиотскую работу — удовольствие очень сомнительное. Меня начинают мучить приступы клаустрофобии. По возвращении в Эдинбург я понимаю, что мне нужно хоть пару часов провести в Банях Порти, так что я скрепя сердце беру такси прямо до места. Рентой доезжает со мной до центра и неохотно отдает мне десятку.

И вот я сижу в теплой ванне с джакузи и думаю: вот чего мне не хватало в Лондоне последние десять лет. Да, именно, ванны в Банях Порти. Непосвященному не понять этого состояния полутранса, в которое ты погружаешься здесь. Сауна или турецкая баня — это совсем не то. Ни с чем не сравнимая старая школа, огромный резервуар в стиле Жюля Верна, со всеми этими циферками, клапанами и трубами. В общем, здесь замечательно.

Я думаю, что именно в таком блаженно-расслабленном состоянии и нужно сообщать людям хорошие новости, поэтому я вылезаю из ванны и, обмотавшись полотенцем, иду к шкафчику и достаю мобильник. Ловит здесь хорошо, пусть даже и в помещении. Я звоню всем, кого могу вспомнить, и рассказываю им о том, что нас выбрали для показа в Каннах. Никки кричит от радости, Биррел особого восторга не выражает, такое впечатление, что я сообщил ему, что десятилетний срок, который он только что получил, скостили на пару месяцев. Терри реагирует в своей обычной манере:

— Канны ждут. Француженки и прочие шикарные бабы.

Я отправляюсь в Лейт, нужно проверить, как там дела в пабе. Мне уже почти удается проскользнуть к себе в кабинет, чтобы проверить почту «Бананацурри», но тут меня отлавливает Мораг. Ее безумные глаза под свеженькой перманентной завивкой заставляют меня застыть в удивлении.

— Мо. Ты подстриглась. Тебе идет, — улыбаюсь я.

Но Мо как-то не радуется, кажется, мои чары на нее не действуют.

— Да фиг с ней, с прической. Тут приходил человек из «Вечерних новостей». Спрашивал про тебя, спрашивал, знаю ли я, что на втором этаже снимаетца порнуха, и все такое.

— И что ты сказала?

— Я сказала, что я ни хрена не знаю, — отвечает она, качая головой.

Мораг нас не заложит, в этом я совершенно уверен.

— Спасибо, Мо. Чего, интересно, они до нас докопались? Если этот урод придет еще раз, скажи мне. Я пристрелю его, а потом сожгу его дом. — Я выплевываю эту фразу прямо в ее изумленное лицо.

И я почти уже собираюсь сбежать наверх, но тут эта старая корова опять начинает ныть:

— Ты должен больше мне помогать, Саймон, я одна не справляюсь. Али поехала в больницу, с ее мужиком что-то случилось.

— С кем, с Уродом?!

— Ага.

— А что случилось?

— Не знаю, но дела, кажись, совсем хреновы.

— Ладно, дай мне пять, — говорю я, ощущая странное беспокойство по поводу Мерфи. То есть мы уже, разумеется, не лучшие кореша, но я все равно не желаю ему зла. Я поднимаюсь по лестнице, помахав Мо рукой.

— Нужно почту проверить.

— Пола вернулась из Испании, спрашивает, как дела. Я говорю ей, што все нормально, но она моя подруга, и я не буду тебя прикрывать перед ней, Саймон. Я не буду врать Поле.

Я резко замираю на месте.

— Ты о чем?

— Ну, этот мистер Крессвелл с пивоваренного завода, приятный человек, говорит, што ты не заплатил ему за прошлую неделю. Я сказала ему, што ты вернешься и все прояснишь.

Я обдумываю услышанное и только потом отвечаю Мо:

— Крессвелл — паникер, корпоративный человек. Он не понимает, что бизнес базируется на кредитах и движении наличности. Он просто сидит в своем замечательном офисе в Фаунтенбридж и делает вид, что он прекрасно разбирается в бизнесе. Если он проведет один день в забое, у него не выдержит сердце. Я с ним поговорю, — пафосно заявляю я и поднимаюсь-таки в офис, чтобы проверить почту до открытия бара.

Я созываю общий сбор, вечером, в пабе. Хер знает, зачем мне это надо, может быть, чтобы они не расслаблялись. Я временно вывожу из игры Форрестера, если они с Рентоном вновь окажутся в одном помещении, могут возникнуть проблемы. Разумеется, Рентой не приезжает. Вваливаются Рэб и Терри, который прямо с порога начинает просить денег. Бля, свихнулись все, что ли, на этих бабках. Они меня за кого принимают? Это все сука Рентой, бля буду, небось всех обзвонил и проебал всем мозги.

— Извини, Тер, временные финансовые трудности, короче говоря, бабок нет и не будет.

— То есть вот так вот, за все, што я сделал, я ни хера не получу?

— Ты не получаешь процентов от прибыли, Терри, — объясняю я. — Тебе заплатили как актеру, точнее — как ебарю. А я разруливал все остальное.

— Ну-ну, — говорит он с усмешкой, от которой мне становится не по себе. — Значит так вот все, ладно.

С Терри приятно работать. На определенном этапе. Из-за его не слабеющего энтузиазма. Отсутствие амбиций означает, что он никогда не сделает карьеру в этой индустрии. Ты из кожи вон лезешь, чтобы дать им возможность расти и учиться. А все остальное зависит только от них. Но он хорошо это понял. Слишком хорошо.

— У нас проблема. Мы все не сможем поехать в Канны, слишком дорого получается. Так что еду я, Никки, Мел и Кертис. Наши таланты. А, и еще Рентой. Он нужен мне для решения деловых вопросов. Остальные? Остальные в пролете.

— Я в любом случае не смог бы поехать, — заявляет Рэб. — У меня ребенок, учеба и все такое.

Терри резко встает и идет к выходу.

— Тез, — кричу я ему вдогонку.

Он оборачивается ко мне и говорит:

— Какого хуя мне тут делать, если бабок мне не платят и в Канны я тоже не еду? — Честно говоря, я не могу так вот с ходу придумать ни одной причины, поэтому молчу, а он продолжает: — Не хер тратить зря время. Я еду в больницу навестить Урода, — и он уходит.

— Я тоже… того, — говорит Рэб, встает и идет за ним. Я задумываюсь над этим и прихожу к выводу, что, поскольку Рэб не знает Урода, он просто уходит, а не собирается кого-то там навещать.

В этот момент входит Никки и извиняется за опоздание. Она смотрит, как эти двое уходят. Я поворачиваюсь к ней.

— Ну и пусть катятся на хер. Они нам уже не нужны, да и не были нужны никогда. Нельзя позволять хвосту вилять собакой, и я устал потакать их мании величия.

Крейг явно напрягается, Урсула смеется, Ронни улыбается. Никки, Джина и Мел смотрят на меня в ожидании продолжения.

— Когда мы начнем получать прибыль с продаж, мы будем делить ее на всех, — объясняю я. — Понятно? Я не могу дать вам денег, если у меня у самого их нету!

Остальные вроде бы успокаиваются, но Никки все еще недовольна. Судя по всему, ей не нравится, как я обошелся с Рэбом и Терри. Я напрягаюсь, потому что начинаю ее презирать, а это само по себе ужасно, потому что я влюблен в эту женщину. Теперь она чувствует, что что-то не так, и говорит мне, что думает уходить из сауны, и я говорю ей, что это хорошая мысль, потому что подобные заведения держат одни слизняки. Мне интересно, решится ли она попросить у меня денег. В конечном итоге она отправляется на работу, а я назначаю ей свидание.

Так, судя по всему, в наших рядах воцарились разброд и шатание, но я не могу позволить себе переживать из-за всяких мелких мошенников вроде Терри. Я иду к себе в кабинет, занюхиваю приличную дозу, и тут мне звонит пидарас из газеты.

— Могу я поговорить с Саймоном Уильямсоном?

— Мистера Уильямсона в данный момент нет на месте, — говорю я ему. — Кажется, он сейчас в Джеке Кейне… или, может быть, в Портобелло.

— И когда он вернется?

— Не знаю, честно сказать. В последнее время мистер Уиль-ямсон очень занят.

— А с кем я разговариваю?

— Я мистер Френсис Бегби.

— Хорошо, если мистер Уильямсон появится, передайте ему, чтобы он со мной связался.

— Я оставлю ему записку, но Саймон все время гуляет сам по себе, — говорю я своему собеседнику, одновременно сворачивая купюру в пятьдесят фунтов, чтобы занюхать очередную дорогу.

— Пожалуйста, убедитесь, что он прочтет вашу записку. Это важно. Мне нужно прояснить некоторые моменты, — говорит этот пафосный урод.

— Можешь у меня отсосать, — говорю я ему, бросая трубку, потому что мне как раз вставляет. Я разворачиваю купюру и любуюсь на нее. Деньги дают тебе роскошь не думать о деньгах. Может быть, это вульгарно и грубо, но посмотрим, как это будет вульгарно и грубо, когда ты окажешься на мели.

Но я не о том. Нас ждут великие дела. Нас ждут Канны.

66. Шлюхи из города Амстердама (Часть 9)

Хватит с меня высоких отношений. Да, я снова вернулся в Дам, на этот раз — в новом амплуа. Потому что Псих опять что-то задумал.

Мы сидим на мерзком, холодном складе в Лейланде, на окраине города, и распихиваем по коробкам кассеты. Склад принадлежит Мизу, и это полнейший отстой, кучи всякого хлама возвышаются аж до самого потолка. Тошнотворные люминесцентные лампы прикреплены к алюминиевым панелям, закрепленным, в свою очередь, на проржавевших каркасах. Я пытаюсь прикинуть в уме, какова будет прибыль: 2000 х 10 фунтов/2 = 10 000 фунтов, но это будет не быстро, и Псих начинает ныть. Я уже успел позабыть о потрясающей способности этого человека жаловаться на жизнь и высказывать вслух претензии, которые по большому счету полная херня и которые стоило бы держать при себе. Но даже это нытье все-таки лучше молчаливых раздумий, от которых, кажется, самый воздух становится густым, как деготь. Понятно, что он считает, будто этот расклад для него — недостаточно круто, но он забыл одну важную вещь: если он ноет и плачется, все его жалобы и стенания меня только радуют. Из серии: когда тебе плохо, мне хорошо.

— Нам не хватает рабочих рук, Рент, — говорит он, барабаня по пустой коробке. — Где эта твоя пташка, Краут? Судя по всему, с появлением Дианы она позаброшена-позабыта?

Я продолжаю работать, памятуя свой старый принцип: Псих и твоя личная жизнь — две вещи несовместимые. И в этот раз он не сделал ничего, чтобы меня переубедить.

— Не твое дело. Сиди, пакуй и не выебывайся, — говорю я ему и думаю про себя, а правда, где она в самом деле; я продолжаю надеяться. Я опускаю голову пониже, чтобы он не прочел эту надежду в моих глазах.

Я прямо чувствую, как на меня светят эти огромные лампы.

— Будь осторожен с этой Дианой, возобновление старых связей и все такое, — говорит он. — У нас, в Италии, есть хорошее выражение про разогретый суп. Он никогда не бывает по-настоящему вкусным. Подогретая капуста. Minestra riscaldata!

Мне очень хочется въебать этому мудаку по морде. Но вместо этого я ему улыбаюсь.

Потом он как будто о чем-то задумывается и наконец кивает, вроде как с одобрением.

— Ну, по крайней мере у нее правильный возраст. Никогда не встречайся с бабами за тридцатник. Это желчные и язвительные коровы с давно установленной программой. На самом деле лучше всего, если бабе меньше двадцати шести. Но только не молоденькие нимфетки, они какие-то недоделанные и быстро надоедают. Нет, с двадцати до двадцати пяти — вот самый правильный возраст для женщины, — говорит он и начинает швыряться в меня хламом из своего загашника предпочтений. Я получаю все старые экземпляры: кино, музыка, Алекс Миллер, Шон Коннери, — и парочку новых: бабы с «химией», в смысле, завивка такая, шлюхи на крэке, Алекс МакЛейш, Фрэнк Сузи, телеведущие, кино про наркоту.

Он все говорит и говорит, но меня это мало волнует. Я мог бы, к примеру, ответить что-нибудь вроде: по сравнению с «Солярисом» «2001-й» сосет, а потом долго выслушивать, как он будет с пеной у рта доказывать мне обратное. Опять же я могу подождать, пока он сам это скажет, и начать отстаивать противоположную точку зрения. И мы смотрим друг на друга с таким вызовом во взглядах, как будто согласие между нами, даже если бы мы и вправду сошлись во мнениях, приравнивалось бы к занесению нас в ряды латентных гомиков. Правда, меня это тоже не очень ебет, причем не ебет настолько, что мне даже лень сообщать ему об этом.

Я засовываю очередную бумажку с задницей Никки в коробку и понимаю, что у меня тихо едет крыша. У Никки просто отличная задница, без сомнения, но когда ты засовываешь ее изображение в трехсотую по счету коробку, она как-то теряет свою привлекательность. Может быть, порнографические картинки действуют только при однократном просмотре, может быть, по накоплении критической массы они снижают твою чувствительность и ослабляют сексуальное влечение? А Псих продолжает гнать: планы, предательства, тонкий и ранимый человек, окруженный торчками, работягами, подонками, неудачниками, шлюхами и бабами, которые понятия не имеют, как правильно одеваться.

Я мычу в знак согласия. Но тут Псих начинает трясти меня и орать:

— Рентой! Ты чего, бля, совсем Ли Ван?

Я слегка задзабыл рифмованный сленг Лейта и не в курсе последних нововведений, поэтому до меня доходит не сразу. — Нет.

— Тогда, бля, слушай, придурок! Охуенная маза! — Что?

— Я сказал, что хочу выпить чаю из чашки тонкостенного фарфора, — говорит он. Он понимает, что наконец привлек к себе мое внимание, потому что я ни хера не понимаю, о чем он говорит. Потом он озирается по сторонам и все же снисходит до объяснений.

— Нет, на самом деле я хочу выпить чай в той среде, где это как культ, все эти церемонии, вся херня. — Он поднимает кружку с эмблемой «Аякса». — А тонкостенный фарфор — это такая метафора, — говорит он и вдруг бросает коробку от видеокассеты и резко встает. Кадык у него ходит ходуном, как поросенок в желудке у змеи.

Потом он швыряет кружкой об стену, и я вздрагиваю, когда она разлетается на куски.

— Ты что, охуел, это же чашка Миза, — говорю я.

— Прости, Марк, — кротко отвечает он, — это все нервы. Слишком много кокса в последнее время. Надо бы взять себя в руки.

Мне никогда особо не нравился кокс, но очень многие, кого я знаю, тоже его не любят, но тем не менее продолжают загонять его себе в носоглотку. Просто потому, что он есть. Люди пихают в себя всякое дерьмо, которое причиняет им кучу вреда, лишь потому, что они могут себе это позволить. Наивно было бы думать, что наркотики можно как-то изъять из современного общества потребителей. Тем более что в качестве продукта они помогают определить, из кого это самое общество состоит.

Проходит еще два напряженных, тошнотворных часа, и мы наконец заканчиваем свою не в рот ебаться важную работу. У меня все руки в мозолях, пальцы болят, запястья ноют. Я смотрю на стопку видеокассет, что возвышается перед нами. Ну да, теперь у нас есть «продукт», как любит называть это Саймон, готовый для распространения в Каннах. Я до сих пор не могу поверить, что он пробил нам участие в Каннском фестивале. Не в самом Каннском кинофестивале, разумеется, а в фестивале порнофильмов, который проходит параллельно с основным. Я слышу это каждый раз, когда он разговаривает по телефону с очередной бабой, иногда мне кажется, что ничем другим он вообще не занимается, и это действует мне на нервы.

— Это таки да кинофестиваль. И он таки да проходит в Каннах. Так в чем проблема, бля?

Я просто счастлив свалить наконец с этого склада и вернуться в город. В этот раз мы решили шикануть и поселились в Американском Отеле на Лейдсеплейн. Я пару раз пил в местном баре, но никогда, никогда не думал, что мне доведется здесь поселиться. Мы сидим в баре и платим за напитки бешеные бабки. Но мы можем себе это позволить. Да, теперь можем.

67. Футбол на Скай [19]

Я жду, когда вернетца Кейт с ребятенком, штобы она, бля, сделала мне чаю, прежде чем я пойду в этот драный паб смотреть футбол. Ей бы, бля, лучше поторопитца, потому што время-то тикает. И вот я, нах, сижу, пялюсь в этот огромный телик, я теперь его вообще не выключаю. Можно, конечно, и этот мудацкий ящик переключить на Скай, но сегодня я буду смотреть игру в пабе. Мне там атмосфера нравитца.

Я все думаю о Пасхе и об этом животном, бля. Это было сто лет назад, и вроде как даже все говорили об этом деле, но обычная в таких случаях шняга: кто-нибудь видел группу молодых людей, выходящих из паба… и бла-бла-бла. Хорошее время, штобы кого-нибудь замочить, всенародный, бля, праздник. Людям есть о чем думать, кроме как о каком-то там трупаке. Иногда мне кажетца, што было бы очень неплохо опять повидатца с Чарли и двумя этими старыми пердунами, штобы убедитца, што они там ничего лишнего не напиздели.

Потому што я сделал этот мир чище, бля, потому што такие твари должны подыхать, они не заслуживают того, чтобы жить, так мне кажетца. Да. Полиция, если бы у них там была возможность говорить начистоту, сказала бы вам то же самое. Я согласен с этой газетой, как ее, «Новости со всего мира». Только скажите нам, где живут эти ублюдки, и мы уничтожим их всех. Сразу решим эту проблему, бля, раз и навсегда. Как с этим психованным Мерфи… приятель, бля, называетца… как и с Рентоном… этому пидору я ваще вырву сердце и еще помочусь в дырку, которая получитца.

Вот так. А потом начинаешь переживать. Волноватца, што ты превращаешься в одного из них. Психи гребаные, как в Америке. Так они говорят.

А потом смотришь книгу, эту мудацкую Библию, стало быть. В тюрьме этого было навалом. Понятия не имею, какой мудак вообще может читать это дерьмо, иже еси, сие есть хорошо, бля, там даже язык какой-то завернутый, да. Но мне говорили, што если типа по Библии, так Господь Бог создал человека по своему образу и подобию. Так што я так понимаю, што не пытатца стать Богом — это получаетца охуительная ошибка, мне опять же так кажетца. Так што все правильно, я Господа Бога изображал, когда убил этого извращенца. Ну и хуйли?

Я щелкаю пультом, но по этому блядскому телевизору везде показывают одно и то же: извращенцы, педофилы, пидоры, куча всякого дерьма. Какой-то ублюдочный пидор-психолог говорит, што они все тоже когда-то подверглись насилию, поэтому все так и получаетца. Дерьмище. Насилию, блядь, подвергаетца хренова туча народу, но не все они становятца мудаками. Так што можно вообще сказать, што я типа сделал ему хорошо, этому пидору, потому што иначе он бы еще хренову тучу раз подвергся насилию, тюряга там, и все такое. Так што куда ни глянь, со всех сторон получаетца, што все правильно сделал.

От сидения дома у меня едет крыша, и хрен знает, куда подевалась эта баба притыренная, так што я выхожу на улицу, штобы купить газету. На улице холодно, блядь, так што я быстренько возвращаюсь с газетой домой. Обычное дерьмо, но тут я вижу одну статью, и…

ПИЗДЕЦ

У меня сердце заходитца, потому што я читаю следующее:

НОВЫЕ ПОДРОБНОСТИ ОХОТЫ ЗА ГОРОДСКИМ УБИЙЦЕЙ

Полиция все еще ищет улики по делу об убийстве жителя нашего города, произошедшем в общественном заведении Лейта. Полицейские заявили, что они получили анонимный звонок от человека, который поделился с ними «интересной» информацией. Они просят звонившего связаться с ними. В четверг, перед пасхальными праздниками, житель Эдинбурга Гари Чизхолм (38) был найден мертвым на полу в одном из пабов Лейта. Владелец этого паба Чарли Винтере (52) находился внизу, менял бочки в подвале, когда услышал крики, доносившиеся из бара. Он побежал наверх и увидел мистера Чизхолма, который лежал на полу с перерезанным горлом, и двух молодых людей в возрасте от двадцати до двадцати пяти лет, которые убегали с места происшествия. Он попытался помочь мистеру Чизхолму, но было уже слишком поздно.

По поводу новой информации следователь Дуглас Гиллман заявил следующее: «Да, мы получили дополнительную информацию по этому делу, однако мы не знаем, будет она нам полезной или же наоборот. Мы просим мужчину, который нам звонил, связаться с нами».

Между тем скорбящие родственники жертвы пытаются привлечь к расследованию этого дела как можно больше представителей общественности. Его сестра, миссис Дженис Ньюман, сказала: «Гари был замечательным человеком, он был просто святым. Я не понимаю, как может кто-то прикрывать монстра, который убил моего брата».

Если у вас есть информация, касающаяся этого преступления, наш контактный номер 0131-989-7173.

Дерьмо какое. Это первое, што мне сказали в тюряге: если полиция делает что-то подобное, значит, они в тупике и таким образом пытаетца привлечь внимание к делу. Потом я думаю про этого пидора, Второго Приза, — я его уже хер знает сколько времени не видел и не слышал. Алкаш сраный, дерьмо недоделанное, еще один так называемый друг…

ЕБАТЬ БОГА В ДУШУ

Я не верю во все это религиозное дерьмище, от этих ублюдков еще больше проблем, чем от извращенцев, а в Ирландии так и вообще. Давно доказано, што все священники — те же самые извращенцы и все такое, так што если задуматься над всем этим, получаетца любопытная картинка. Мерфи — покойник. Вот основная проблема некоторых уродов: они никогда не думают головой, прежде чем што-то делать. Мозгов у них нет ни хуя.

Приходит Кейт, она делает мне чай и укладывает ребенка, а потом идет в ванную мыть голову.