Король по праву
ModernLib.Net / Драматургия / Уэллс Герберт Джордж / Король по праву - Чтение
(стр. 2)
Поэтому директор студии должен исключить из своих расчетов всю ту немалую часть женщин, желающих видеть картины, основное содержание которых сводится к тому, что женщин в лице их хорошенькой представительницы желают, обожают, обхаживают, преследуют, заманивают в ловушки, освобождают, изысканно одевают, раздевают и в подавляющем большинстве случаев завоевывают и принуждают к восхитительной и полной капитуляции. Эти женщины смотреть фильма не будут. И тех молодых людей, чьи тайные помыслы воплощаются в желании, обожании, ухаживании, преследовании, заманивании в ловушки, спасении и покорении восхитительной героини, нужно тоже сбросить со счетов. Может быть, мы переоцениваем численность таких людей и недооцениваем численность сторонниц преобладания «любовной интриги». И конечно, наше отрицание «любовной интриги» ни в коем случае нельзя истолковывать так, что женский пол не будет играть никакой роли в фильме, который потеряет в таком случае всякую привлекательность даже для здравомыслящей части зрительниц. Надо не просто показать им, как они, принадлежа к роду человеческому, примут участие в достойном Геркулеса подвиге – уничтожении всего, что способствует возобновлению войны, а также, воздействуя на чувства, заставить их задуматься, не должны ли они, которые острее мужчин сознают свой долг и глубже воспринимают человеческие ценности, сыграть в борьбе особую роль.
И тут перед нами встает вопрос, который всегда возникает в бесчисленных случаях современной жизни. Действительно ли женщины в большинстве своем по-настоящему хотят организованного предотвращения войны? Точно так же спрашивается: хотят ли они мощного подъема науки? Или хотят ли они, чтобы мир был перестроен в лучшую сторону? Негодующие женские голоса, торопясь дать отпор воображаемому умалению их достоинств, тотчас ответят: конечно, да. Разве не их сыновей и мужей убивают на фронте? Разве не их дети, не их дома пострадают самым жестоким образом от войны? Но именно такой ответ внушает еще большее сомнение. Это причины, по которым женщины должны хотеть, чтобы с войной было покончено, но ни в коем случае не доказательства того, что они способствуют или готовы способствовать уничтожению войны как таковой. Многие мужчины, хотя их сыновья и друзья должны погибнуть и сами они должны испытать тяготы и опасности войны, хотят мира и переустройства на земле, совсем не думая или думая очень мало о своих личных интересах. Они видят в войне обузу и камень преткновения на трудовом пути всего человечества. Они видят неосуществленные возможности, которые им лично дали бы очень немного. Война для них – это громадное, глупое, безобразное чудовище, топчущее посевы, чудовище, на которое, впрочем, было бы очень интересно поохотиться. Они ненавидят ее не за ужасы, а за то, что она им невыносимо докучает. И солдат считается не грозным героем, а скучным дураком. А найдется ли столько же женщин с таким же образом мыслей?
Мы должны как-то ответить на это, прежде чем решим, какова будет роль женщины в этом фильме. Сыскать ли нам Геркулесу как бы близнеца в женском образе? Героиню, находящуюся с героем рядом, как Вильгельм и Мария[5] на старых монетках? Или, наоборот, показать женщину, которая будет играть роль Деяниры, обворожит героя, выткет ему одежду, пропитанную кровью Несса[6], и в конце концов погубит? Мы часто это делали в силу необходимости. Это один из бесконечно повторяющихся сюжетов, это история о женщине, для которой главное – чувства, и она так хочет влюбить в себя мужчину, что в конце концов губит его. Но такое ли это обычное явление сегодня, как в прошлые времена? Считать ли редкостью обоюдное мучительство из любовного эгоизма, или это неотъемлемая часть человеческого бытия?
И все же поскольку мы решили, что фильм наш будет о современной победе, а не поражении, даже если Деянире и предстоит появиться, то ей придется остаться в стороне или быть побежденной. Одежду, пропитанную кровью Несса, можно вернуть в реквизитную: она не понадобится. Но из этого не следует, что остается только один путь – показывать мужчин и женщин одинаково. Если женщины будут играть ту же роль в отношении войны, что и мужчины, то нужна ли отдельная женская роль вообще? Объединить ее с Геркулесом, и пусть фильм будет бесполым.
Истину надо искать между этими крайностями. В наше время женщина все больше и больше освобождается от ощущения, которое навязывается ей обычаями, воспитанием и традициями, – от ощущения настоятельнейшей необходимости поймать и удержать того или иного мужчину. Но ничего не сделано, чтобы изменить тот существенный факт, что женщины более остро, чем мужчины, воспринимают жизнь в личном плане. Они уже не погружаются с головой в личные драмы, но, по-видимому, не могут освободиться от этого до такой степени, до какой освободились мужчины. Под их влиянием ярче проявляется индивидуальность мужчины. Они более склонны к осуждению и с большей готовностью становятся на чью-либо сторону, а становясь на чью-либо сторону, делают это безраздельно, не зная компромисса. Если мир организуется для борьбы с войной, то в этой колоссальной и сложной борьбе, которая предстоит нам, женщины будут нашими главными судьями и вдохновительницами. В этой героической попытке вывести разумно перестроенный мир из проклятого лабиринта романтической лжи, что и составляет нашу тему, так же как и в борьбе за установление социальной и экономической справедливости женщины будут играть решающую роль. И если они будут подбадривать мужчин, оказывать им поддержку, дарить их своей дружбой и укреплять своей колоссальной уверенностью их боевой (но часто колеблющийся) дух, то мужчины смогут довести дело до конца. А если они будут поглощены мыслью о собственной личной победе, если они будут думать только о том, что в жизни у них одно предназначение – быть любимыми, быть королевами красоты, и если они по старой романтической традиции станут считать, что главное для женщины – это эгоистическая любовь, то они будут против героя и станут на сторону врага.
Поэтому наш интерес к женщине почти неизбежно двоякий: или женщина – бескорыстный друг и сторонник, или она, согласно романтической традиции, выступает на первый план и пытается стать возлюбленной нашего Геркулеса, а потом, поняв красоту его борьбы за достижение великой цели, тоже посвящает себя борьбе и в конце концов в своем самопожертвовании обретает себя, его и все, что ей хотелось. Этот второй вариант явно более драматичен, и он дает нам образец, какой должна быть главная женская роль.
В нашем сюжете олицетворением такой женщины может быть принцесса, правительница стратегически важного государства, имеющего общую границу со страной героя. Она понимает, что цель его прекрасна, а смелость велика, она старается покорить его, злится на него, и одно время кажется, что она его главный враг, а потом она быстро и решительно становится его союзником и товарищем. Как и героя, ее следует лишить всякой яркой характерности; она должна быть красивой, энергичной и прямодушной. Все дурные качества будут характерны в этом фильме только для противной стороны.
4. ВРАГИ
Теперь мы знаем, почему герой и героиня в нашем полемическом фильме должны быть личностями серьезными, абстрактными, собирательными и символическими. Что же касается враждебных сил, то для них это совершенно не обязательно. Характеры тех, кто на нашей стороне, упрощены до предела, и это сделано для того, чтобы не мешать восприятию сложности сил, которые работают на войну и не дают ей исчезнуть из жизни человечества. Вот почему мы не поддались соблазну сделать нашего героя «трогательным», наградив его, например, смешной походкой или нежной привязанностью к прелестной и наивной героине. Однако враждебные силы, очевидно, будут играть на слабости и сложности человеческой натуры, на всяких ошибках и отклонениях. Мы считаем, что война не простая штука, а хаос, авгиевы конюшни, которые следует очистить. Следовательно, остальные действующие лица нашего фильма могут быть самыми разнообразными и характерными фигурами, в каждой из них сочетается и хорошее и плохое, у каждой, так сказать, есть душа, которую надо спасти.
И все-таки у всех у них есть что-то общее, что связывает их друг с другом. Это не просто бесцельная смесь непохожих друг на друга людей. Война отвечает их наклонностям. В них заложена воинственность – она порождается страхом, подозрительностью, отстаиванием своих притязаний, стадным чувством, ненавистью ко всему иностранному, драчливостью и более тонкими соображениями. Война возможна не потому, что в этих людях просто проявляется подлая порода. Чувства братства, верности, любви к ближнему и страха за других, а то и несдержанность могут сыграть свою роль и толкнуть их на кровавый путь. Мы должны показать их хорошие и дурные склонности, должны показать их во всех человеческих проявлениях, чтобы зрители могли узнать себя и во вражеском лагере. Но, показав этих людей во всей сложности, мы придем к утверждению, что именно дурные склонности вдохновляют непохожих друг на друга врагов. С человеком-созидателем вступает в борьбу человеконенавистник, стоящий на более низкой ступени развития, ограниченный и злобный.
Предположим, что мы взяли страничку из книги средневекового моралиста, который смело отходит от догм христианского богословия и ставит под сомнение существование дьявола. Предположим, что мы сделали противника нашего героя демоном соперничества и слепящей ненависти, который сеет плевелы, заглушая полезную растительность. Что это будет за человек? Мне думается, что он будет совершенно не похож на беспокойного дьявола Мефистофеля, который играл такую большую роль в моральной символике девятнадцатого столетия. Он будет человеком прямым, скорее напористым, чем коварным.
И он и герой – бойцы; разница заключается в том, что он ограничен, помыслы его черны и пагубны; герой же борется ради созидания. Мы солгали бы, отказав ему в мрачном блеске, в своеобразной красоте. Ни тот, ни другой не пассивны. В этом они родственны, и мы должны признать своего рода сходство между ними. Он двоюродный брат героя. Он ненавидит своего родственника. Долгие годы он был заядлым врагом терпимости и целеустремленности, безжалостно эксплуатировал ту смесь любви и робости, которая превращает всех нас в апологетов и сторонников привычного и ограниченного.
Итак, исходя из смысла первоначального названия сценария «Мир на земле», мы создаем образ нашего главного героя и его противника. Следуя весьма почтенным традициям кинематографа, мы отказываемся от первоначального названия фильма и даем ему новое: «Король по праву». Теперь нам надо написать сценарий о короле – обыкновенном человеке, о принцессе и о его двоюродном брате-разрушителе, не упуская из виду те принципы, которых они придерживаются в своей борьбе.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. КОРОЛЬ ПО ПРАВУ
1. ПРОЛОГ
Все обычные современные фильмы неизменно начинаются с бессмысленных картинок и прочих рассеивающих внимание и не относящихся к делу штучек. Я бы сократил и по возможности упростил начальные кадры. Например, обычно дается длинный список тех лиц, Которые принимали участие в создании фильма. Лишь немногие из них настолько известны, чтобы возбудить серьезный интерес или хотя бы подготовить зрителей к восприятию картины, и поэтому список, а также рекламу, рисованную марку фирмы и прочее было бы лучше перенести в конец фильма, когда зрители, довольные, взволнованные и благодарные за полученное удовольствие, захотят узнать, кого им отблагодарить. Я бы начал с совершенно черного экрана и названия, выписанного очень простыми четкими буквами (без всяких «художественных» завитушек): «КОРОЛЬ ПО ПРАВУ».
Название должно долго стоять перед глазами зрителей в тишине, полной и значительной.
Потом на экране вместе с названием должен появиться интригующий подзаголовок: «КОРОЛЬ ПО ПРАВУ. История пешки, которая обычно не делает игры». Это тоже должно долго оставаться на экране. Потом, по-моему, должна начаться музыка, а название – поблекнуть и исчезнуть, уступив место световой ряби, в ритме музыки скользящей по экрану, как скользят солнечные блики под деревьями («абсолютный фильм», как это принято сейчас называть). Музыка, сопровождаемая ритмичным стуком и звоном, звучит все громче и громче, блики кружатся и вихрем уносятся, открывая в полумраке пещеры сидящую на корточках фигуру полузверя-получеловека. Это первобытный дикарь, обтесывающий кремень.
Он как бы предшественник и героя и его противника. Он незаметно меняет полузвериный облик на человеческий и уже бьет металлическим молотом по наковальне. Потом он откладывает инструмент и начинает вырезать по дереву. Над ним появляется титр; «Человек-созидатель» и постепенно исчезает. Рядом появляется женщина, предвосхищающая героиню. Он показывает ей свою работу, для него ценно ее одобрение. Потом он как бы раздваивается, разделяется на две фигуры. Человек-созидатель продолжает работать сидя, женщина смотрит на него, а вторая фигура стоит над ним, глядя на него и на женщину. Над этим новым человеком на фоне пещерной темноты появляется и постепенно исчезает титр: «Человек-разрушитель».
Разрушитель ревнив и груб. Он домогается женщины, и ему не нравится, что ее интересует работа Созидателя. Он нагибается, хватает копье, которое сделал Созидатель, и угрожающе поднимает его над Созидателем. Созидатель вскакивает, чтобы отнять копье. Борьба. Видны два сплетенных мускулистых тела и суровые лица. Разрушитель не выпускает копья. Созидатель сжимает его запястье. Женщина смотрит, движения ее нерешительны. Она поднимает руки, словно решившись вмешаться, музыка становится громче, потом затихает, борющиеся фигуры видны смутно, и снова блики света, появившиеся неизвестно откуда, скользят по экрану. Они тускнеют, экран становится черным, и музыка тоже замирает. Заявка на тему сделана, теперь можно начинать рассказ.
2. ТОЧКА ЗРЕНИЯ АМЕРИКАНЦЕВ
На экране появляется медленно вращающийся земной шар, звучит музыка, уже совершенно иная – воинственная, в темпе марша, с барабанной дробью и завываниями труб. Сначала она звучит громко, потом замирает и тихо, ненавязчиво сопровождает действие. Земной шар растет, и перед зрителями проплывают знакомые очертания западного полушария. Земной шар наплывает на зрителей, пока Северная Америка не заполняет собой весь экран, потом появляется рука и указывает на Нью-Йорк. Характерный вид Нью-Йорка с птичьего полета появляется на экране, а рука (ставшая огромной) исчезает. Вид отодвигается на задний план, и теперь на экране окно. Мы в комнате для секретных совещаний большой промышленной компании в центре Нью-Йорка. Стол, на нем чистая бумага и прочее – все готово для совещания.
Теперь комната показана так, чтобы окна не было видно или чтобы оно не бросалось в глаза (вид Нью-Йорка уже сыграл свою роль). В комнате два человека. Один, А., прикрепляет кнопками к доске географическую карту. У него вид обыкновенного процветающего бизнесмена, на лице выражение спокойной уверенности. Рядом стоит служитель и держит коробочку с кнопками.
Карта – важная деталь, и внимание зрителей следует сосредоточить на ней.
Надо, чтобы на карте не было знакомых географических очертаний. Опытный картограф должен изготовить ее так, чтобы казалось, будто это настоящая, самая обычная географическая карта. Она не должна быть контурной. На ней видно большое море, сужающееся в длинный и извилистый пролив, за которым лежит еще одно море, похожее на Черное. Через пролив и прилегающую к нему территорию идет надпись – КОРОЛЕВСТВО КЛАВЕРИЯ. Рядом гористая страна, совершенно отрезанная от моря, – РЕСПУБЛИКА АГРАВИЯ. К западу и частично огибая ее с востока лежит СЭВИЯ. Это тоже горная страна, она преграждает Агравии выход к внутреннему морю. Выше северной границы Агравии видны несколько последних букв названия страны, отрезанного верхним краем карты. Зрители читают – ССИЯ. На юго-западном краю карты виднеется море и часть его названия – СКОЕ МОРЕ. Остров…
Вот здесь мы используем цвет. Служитель протягивает пузырек с чернилами. У А. в руках линейка и гусиное перо. Он макает перо в чернила, ставит точки на карте и чертит линии. Они ярко-красные. Потом он пишет на полях карты: «Красным помечены основные залежи калькомита». Все они в Агравии, кроме одной, которая распространяется на территорию Сэвии.
В это время входит второй бизнесмен, Б., и рассматривает работу первого.
«Вот, – говорит А., – единственные в мире залежи калькомита, которые находятся не на британской территории».
Б. задумчиво:
«Кто бы мог предсказать десять лет тому назад, что вся наша металлургическая промышленность будет зависеть от этого редкого минерала калькомита?»
К ним присоединяется третий промышленный магнат.
«На большую часть территории, – говорит А., – претендует Сэвия. Эти земли были отданы Агравии по Версальскому договору».
Подходят другие участники совещания. Они идут к столу, а потом присоединяются к разговору у карты. А., по-видимому, осведомлен лучше всех. Он объясняет:
«Агравийцы – нация крестьян. Они не хотят, чтобы залежи минералов разрабатывались».
Несколько секунд он виден крупным планом, потом следует реплика: «Естественно, что англичане поддерживают эти настроения».
Эти слова произносит только что подошедший В. Его играет тот же актер, который играл Человека-разрушителя в прологе.
Его слова, видно, меняют дух разговора. Остальные поворачиваются спиной к карте и идут к столу, где они окружают В., который стоит, поставив одну ногу на стул. Следующие фразы появляются одна за другой на экране так, чтобы получилось впечатление, что их произносят медленно, с расстановкой. Потом они мгновение остаются на экране все вместе.
«Сэвия слишком слаба, чтобы напасть на Агравию».
«Но если бы Клаверия оказала ей помощь – дело другое».
«В Клаверии у нас есть друзья».
Сидящий человек с бесстрастным лицом замечает:
«Сегодня день рождения короля Клаверии, и сегодня же, как мы уже здесь говорили, принцесса Сэвии будет помолвлена с наследным принцем Клаверии».
«Ну и что?»
В. замечает: «У Агравии нет ни пушек, ни самолетов, о которых стоило бы говорить. Армия Клаверии невелика, но боеспособна. Это будет даже не война…»
Но видно, что участники совещания все еще сомневаются. Чувствуя, что они колеблются, А. возвращается к карте и, показывая, говорит:
«Свободный доступ к этому калькомиту означает для Америки освобождение от тех пут, с помощью которых англичане волею судьбы душат нашу металлургию».
Несколько человек смотрят на А., пока он говорят это. Американский флаг с широкими полосами развевается на экране. Но участники совещания сомневаются в том, что замысел можно легко осуществить. Потом на мгновение появляется английский флаг, развевающийся на ветру. В. говорит: «Англичане слишком любят блокады и всякий нажим».
Новые кадры – английский флот плывет вдоль блокируемого берега, потом он постепенно исчезает, и на его месте появляется большой американский линкор. С развевающимися флагами он идет полным ходом на зрителей и тоже исчезает. Мы снова видим участников совещания. На их лицах беспокойство, смятение, они не знают, как быть. Г., низкорослый человек с умным лицом, говорит:
«Зачем спорить двум великим державам? Почему бы нам не сотрудничать с англичанами?»
Затем вопрос и ответ загораются на экране одновременно:
«Всегда?»
«Да, всегда».
В. протестует:
«А потом вы потребуете, чтобы мы навек воссоединились с англичанами! Что толку иметь разные правительства и разные флаги, если мы всегда будем сотрудничать с ними? К чему нам флаг, если он ничего не значит?»
Низкорослый Г. в запальчивости машет рукой: «Вот именно, к чему он нам?»
Все взволнованы, начинается оживленный спор.
И вот тут мы прибегаем к многозначительности, вообще присущей этому фильму. Все участники совещания понимают, что нечего и думать о слиянии американских интересов с интересами любой другой страны, и в особенности с интересами Британской империи. Мысль установить мир на земле путем объединения им претит, потому что Соединенные Штаты им очень дороги. Их охватывает вихрь мыслей и чувств; вьется полосатый американский флаг, несомненно, самый красивый флаг в мире; музыкальное сопровождение, едва слышное в начале этой сцены, когда А. отмечал залежи калькомита на карте, теперь звучит громко. Вдохновенная патриотическая музыка вызывает в памяти героическое прошлое. Перед зрителями возникают образы по возможности широко известные по иллюстрациям к американской истории: мост в Конкорде, Лексингтонская битва, Вэлли Фордж[7] и т д. Английские солдаты идут на Вашингтон, столица горит. Сражаются «Шэннон» и «Чезейпик»[8]. Верхом на коне, заполняя собой экран, проезжает Джордж Вашингтон, наплывает звездное знамя, и все исчезает. Но пока возникают, наплывают и исчезают эти видения, разговор продолжается.
Встает низкорослый Г., все еще отстаивающий свою точку зрения.
В. перебивает его. Титры появляются прямо на изображении:
«Не по душе нам эти англичане».
«Они высокомерны».
«Целое столетие мы сидели смирно, боясь их флота».
А. ожесточенно бросает; «Да, пришло наше время сказать свое слово».
Вновь величественно проплывает американский линкор, он надвигается на зрителей, его пушки стреляют. Морские волны сливаются со складками развевающегося американского флага.
Человек, который до сих пор молчал, вступает в разговор:
«Джентльмены, как же нам быть? Мы говорили о калькомите. Чем мы увлеклись?»
Флаг все еще полощется на экране.
Разговор прекращается с приходом высокого человека, Д. По-видимому, это очень важная персона. Флаг исчезает, и внимание сосредоточивается на этом человеке. Экран темнеет, переходы от света к тени становятся резче. Человек подходит со зловещим видом, в руке у него телеграмма. Спорщики, сидевшие до сих пор в непринужденных позах, встают. Потом строчка за строчкой на экране очень медленно появляются титры:
«Джентльмены, все пропало.
Помолвка и союз Клаверии и Сэвии полетели ко всем чертям.
В кафедральном соборе Клавополиса взорвалась бомба.
Наследный принц умирает, король умер.
Нас… – секундная пауза, – …перехитрили».
Кто-то спрашивает: «А принцесса?»
«Она не приехала туда».
Г. кричит: «Нет, такого англичане сделать не могли!» Все смеются над ним. Больше всех издевается В.
А. говорит: «Что же нам теперь делать?»
Этим вопросом заканчивается сцена.
3. ТОЧКА ЗРЕНИЯ АНГЛИЧАН
Мельком показаны здание парламента и Уайтхолл, а потом на экране появляется одна из комнат министерства иностранных дел. Дело идет к вечеру. Массивная мебель XVIII века – резкий контраст с модерном ньюйоркской комнаты для совещаний. Над зеркалом в глубине комнаты королевский герб и английский национальный флаг. За столом, изучая карту, сидит высокий красивый мужчина – министр иностранных дел. Это типичный «английский джентльмен», обладающий сходством с Греем, Керзоном и Чемберленом, но больше он похож на Грея. Невысокий, с очень умным лицом, секретарь стоит рядом и показывает, где находятся государства, о которых идет речь. Министр иностранных дел постукивает по карте очками и покачивает головой. Изредка он роняет реплики:
«Мне никогда не нравилась эта помолвка».
«Мы должны поддержать Агравию. Мы дали гарантии».
«Безобразие».
Он все время покачивает головой. Титры появляются на экране так же, как во время предыдущей сцены.
«Не нравятся мне эти американцы.
После войны они стали высокомерны.
Угрожают построить флот сильнее нашего!
Для нас это жизненно важно. Для них же – просто роскошь».
Секретарь чуть заметно улыбается, слушая эти жалкие слова. Он прикрывает рот рукой. Видно, реплики кажутся ему не очень умными. Потом он решает вставить свое слово.
«С тех пор как началось это дело с калькомитом, сэр, мы слишком много ГОВОРИМ о своем превосходстве».
Министру не нравится такая формулировка. Он жестом выражает свое несогласие с ней. Появляется титр:
«Так надо для дела».
Секретарь пожимает плечами, как бы говоря, что он слишком маленький человек, чтобы спорить.
Министр поднимает голову. Кто-то входит в комнату. Министр встает. С листком бумаги в руке появляется премьер-министр. В его внешности есть что-то от четырех последних английских премьер-министров, это обобщенный английский премьер-министр. Пожалуй, в нем несколько преобладают черты Ллойд Джорджа. Премьер-министр протягивает бумагу. Оба стоят, министр иностранных дел читает:
«Бомбой убито около тридцати человек».
Они многозначительно смотрят друг на друга. Взгляд в сторону секретаря. Министр иностранных дел дает ему бумагу. Тот читает и говорит:
«Это совершенно меняет положение с калькомитом, сэр».
Премьер-министр садится. У него важный вопрос. Министр иностранных дел знаком отпускает секретаря и тоже садится. Оба деятеля сидят рядом, и вид у них конфиденциальный. Они смотрят вслед секретарю.
Премьер-министр спрашивает:
«Эту помолвку устроили американцы?»
Министр иностранных дел отвечает:
«Несомненно». Он дает еще какие-то объяснения, которые не титруются. Премьер-министра занимает Другая мысль.
«Это чувство соперничества между нами и Америкой, по-видимому, неискоренимо», – жалуется он.
Оба кивают. Потом лицо министра иностранных дел проясняется.
«А что касается калькомита, то мы в выигрыше».
Премьер-министр откидывается на спинку стула. Ему не по себе. Взяв телеграмму, он смотрит на нее и кладет на стол. Он с чем-то несогласен и подыскивает слова, чтобы задать вопрос.
«Наши руки чисты в этом деле?» – спрашивает он.
Министр иностранных дел показывает обе руки, безукоризненно чистые. Оба по-прежнему настороженно наблюдают друг за другом. Министр иностранных дел сбрасывает маску. Повертев в руках пресс-папье, он задумчиво говорит:
«Ни одна страна, которая ведет политическую борьбу против другой страны, не может иметь абсолютно чистые руки».
Премьер-министр печально кивает головой. Министр иностранных дел смотрит на него и замечает:
«Все страны пользуются услугами шпионов».
Премьер-министр знает это, но он не любит, когда ему об этом говорят.
«Каждая страна, – продолжает министр, – имеет агентов. А агенты могут нанимать других агентов».
Премьер-министра интересуют подробности. Он чувствует себя неловко. Он утрированно разыгрывает из себя человека, ничего не знающего о таких делах. Над головами разговаривающих появляется титр:
«Агенты могут превысить инструкции».
Министр иностранных дел говорит:
«Когда я был молодым, мы в Темплдейле часто играли в «испорченный телефон». Вы знаете эту игру?»
Он объясняет. На экране у камина сидят в ряд молодые люди в вечерних костюмах. Первый что-то говорит на ухо второму, второй – третьему, и так далее. Их слова появляются на экране над каждой парой и так остаются.
Канада в Америке.
Канал вы промеряйте.
Каналье поверьте.
Каналью повесьте.
По титрам видно, как эти слова переходят от одного шепчущего к другому.
И вот…
Появляется другой ряд людей, впереди благородный министр иностранных дел, за ним цепь агентов, чиновников, сотрудников секретной службы, агентов-иностранцев, агравийских крестьян.
Слова «Смелая политика» появляются и исчезают. Люди что-то шепчут друг другу на ухо. Последний в цепи колеблется, потом достает нож, встает и кричит:
«Убить!»
У министра иностранных дел изысканные манеры, он рассказывает это, чтобы пояснить свою позицию. Премьер-министр смущен. Министр иностранных дел невозмутим. Премьер-министр осуждающе качает головой.
Премьер-министр:
«Но что же получается? Что нам даст все это? Кто унаследует трон в Клаверии?»
Министр иностранных дел:
«Есть некий принц Михель».
Премьер-министр:
«Который может жениться на принцессе Сэвии и выполнить американский план не хуже наследного принца».
Министр иностранных дел (задумчиво):
«Да. Но у покойного короля был еще один брат, который бежал в Америку из-за какой-то женщины. Его сын жив. Он имеет больше прав на престол, чем этот Михель».
Премьер-министр смотрит на своего коллегу, словно старается догадаться, давно ли тот знает об этом. Потом он начинает обдумывать сказанное. В голову ему приходит одна возможность. Он говорит:
«Если только его отец не потерял право престолонаследования».
Министр иностранных дел заверяет его, что это не так. Премьер-министр хочет получить подробные разъяснения. Министру иностранных дел явно известны подробности. Он начинает говорить о том, что его особенно интересует.
«Он ярый пацифист. Дружит с дочерью известного пацифиста Хартинга. Я навел кое-какие справки».
Премьер-министр постукивает пальцами по столу. В это время через экран проходит колонна линкоров, сначала это просто тени, потом они видны четче.
«Зачем нам с американцами вести эту бесконечную дурацкую игру друг против друга?»
И говорит, как бы отвечая на свои мысли:
«Наши соотечественники не поддерживают нас в этом».
«Их народ не хочет этого».
Министр иностранных дел размышляет над этими крамольными словами. Они противоречат его убеждениям. Королевский герб и английский национальный флаг за его спиной наплывают и видны более отчетливо. Премьер-министр и министр иностранных дел становятся прозрачными тенями, сквозь которые мы видим все то, что символизирует смысл английской политики. По обеим сторонам трубачи-гвардейцы трубят в трубы. Потом за длинной шеренгой солдат в хаки появляются города с минаретами, восточные гавани, слоны, Гималаи, австралийцы, кенгуру, верховой, сгоняющий стадо страусов – яркие образцы величия британской власти. Призраки исчезают. На экране трепещет английский национальный флаг, потом тоже исчезает. Громко и торжественно звучит гимн «Правь, Британия». Министр иностранных дел вновь появляется на экране. Он протестующе говорит премьер-министру:
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9
|
|