Нет, Тоз не из тех, кто прощает или забывает. И Борс продолжал ехать на север, хотя и не больно торопился, а недобрые предчувствия росли по мере того, как он приближался к Становищу. Воин решил, что мало смысла придумывать отговорки: Тоз вперит в него свой кровавый взгляд и силой вытянет нужные сведения. А о том, что случится позже, и думать не хотелось. Лучше правдиво доложить обо всем и довериться удаче в надежде, что чародей не рассердится.

Приняв такое решение, он решительно направил коня к Становищу Орды, как воин к полю битвы, с которого вряд ли удастся уйти живым.

Становище замаячило впереди в полдень. Он предполагал добраться быстрее, ведь Орда двигалась на юг. Но оказалось, что она оставалась на прежнем месте те несколько дней, пока он отсутствовал. Борс задумался: ждали его возвращения или решения Нилока Яррума, как действовать дальше? Он придержал коня на вершине холма, хотя тот тихо ржал, почувствовав близость встречи с собратьями. Но Борс хотел прежде обозреть, что же происходит внизу, в долине.

Главный костер все еще пылал в центре, а жилища стояли рядами, но шесты мира уже убрали. Раз он не замечает признаков распри, значит, соглашение достигнуто, и Нилок Яррум признан как хеф-Улан всей Орды.

В небе над головой было черно от ворон, после чистоты и свежести душистого леса ему в ноздри ударила смесь тяжелых запахов из долины: дыма костров, людского пота, нечистот и отбросов, за которые дрались тысячи собак, добавляя свой смрад к общему зловонию. Казалось странным, что он не замечал этого зловония раньше. И еще более странным было то, что он не увидел помостов с жертвами, которым вырезали орла. Борс обеспокоенно пришпорил жеребца и поехал вниз по склону.

Он приближался к шебангам, когда раздался предостерегающий крик и неожиданно прозвучало его имя. Борс видел, как глазеют на него люди, когда он проезжает мимо, но многие пытались избежать его взгляда, когда он на них смотрел. Затем некто знакомый преградил ему дорогу, сверкая доспехами на полуденном солнце.

— Борс, — произнес Дьюан, — сойди с этого краденого коня и следуй за мной.

Борс вытаращился на бар-Оффу, силясь что-то разглядеть за нащечниками и личиной шлема. Дьюан подал знак, и еще два гехримита выступили вперед. Один выхватил поводья из неожиданно ослабевшей руки Борса, другой занес тупой конец копья, чтобы выбить всадника из седла. Борс спешился, прежде чем удар достиг цели, и встал лицом к Дьюану.

— Я ездил по делу Посланца, — вознегодовал он. — Тоз велел мне взять коня.

— А я здесь по делу хеф-Улана, — объявил Дьюан, добавив негромко, чтоб услышал только Борс: — Прости, старый друг, но у меня нет выбора.

Борс в смятении покачал головой, едва чувствуя, как его подталкивают в спину копьем. Дьюан повернулся кругом и пошел мимо шатров во внутренний крут, где стояли жилища Уланов. Борс тупо шел следом, не понимая, что творится, и с надеждой взирая на темную палатку Тоза. Он непрерывно твердил, что исполнял приказ Посланца и что тот, разумеется, должен был… или еще объяснит…

Дьюан, однако, и ухом не вел, а гехримиты шагали за ним молча и бесстрастно, как живые мертвецы, ведя Борса, как вели бы к мяснику упирающегося кабана. Страх нарастал по мере приближения к жилищу Нилока Яррума, и Борс почти не сомневался, что слышит издевательский смешок, исходящий из челюстей выбеленного черепа Мерака. Дьюан задержался перед занавесом из бычьей кожи и прокричал имя хеф-Улана. Борс дико озирался, но только и видел, что глядящие со всех сторон любопытные глаза, безразличные к его участи. Он не обнаружил и признаков присутствия Тоза или подмоги. Хриплый крик изнутри шебанга велел гехримитам ввести его. Обезоружив, его пропихнули через вход в прихожую, и он растерянно заморгал, привыкая к полутьме. Нилок Яррум раскинулся посреди шатра на резном стуле из дерева и кости, он тянул темное пиво из оправленного в серебро рога. Баландир сидел слева от него, Вран — справа, Дариен Гримардский и Имрат Вистрийский — чуть дальше за столом. Воздух был тяжелым от дыма и пролитого пива, оставшиеся без присмотра факелы чадили, наполняя покой скорее тенью, чем светом, во взгляде покрасневших глаз, вперившихся в Борса, чувствовалось действие грибов, наполнявших резную деревянную чашу посреди стола.

— Оставьте нас, — приказал Нилок, знаком веля Дьюану и его людям выйти из шатра.

Борс ощутил, как холодный пот сбегает по его позвоночнику, страх крепкими пальцами вцепился в желудок, вызывая желание помочиться. Он сопротивлялся ему как мог, сомкнув колени, порывавшиеся задрожать. А хеф-Улан жег его взглядом, словно просматривая в его теле очертания орла.

— Значит, ты решил взять моего коня, — голос Нилока звучал хрипло из-за воздействия пива и грибов, слова раздавались невнятно. — Ты посмел взять моего коня.

Борс открыл пересохший рот, чтобы возразить, чтобы объяснить, но Нилок в нетерпении дернул рукой, и пиво разлилось по столу. И Борс решил, что разумнее всего молчать.

— Воин, — сообщил Нилок Уланам. — Ничтожный воин украл коня хеф-Улана. Какое наказание он заслужил?

— Орла, — сказал Вран так поспешно, что Борс, несмотря на страх, вспомнил, как ят смотрел на Сулью. — Не меньше.

Баландир нетерпеливо крякнул, потянувшись через стол, выудил из чаши гриб и, шумно жуя, промямлил:

— Мы прикончим его, если ты желаешь, но давай сделаем это побыстрее.

— Ага, — мрачно сказал Имрат, чем-то раздосадованный и утративший терпение. — Мой народ начал волноваться.

— И мой, — добавил Дариен, ударив для выразительности кулаком по столешнице. — Орда собралась, Яррум. Пора выступать, не задерживаясь из-за всяких мелочей.

— Кража моего коня не мелочь, Гримард, — сердито огрызнулся Нилок, попытавшись выпрямиться. — Я хеф-Улан Орды. Как я поведу Орду без коня?

Дариен обратил к Нилоку лицо, пылающее от ярости и действия грибов, его правая рука упала на рукоять кинжала, и на миг Борсу показалось, что тот набросится на хеф-Улана, но он вновь овладел собой и пробормотал:

— Во имя Ашара! Мы что, будем сидеть в этой долине, пока нас не застигнет зима? Я привел к тебе мой народ, чтобы мы получили нашу долю, войдя в Великий Союз, а не ради пререканий из-за какого-то конокрада. Убить его, и все дела.

Борс вытаращился на них в изумлении, между тем Баландир тяжело облокотился на стол и сказал:

— Братья, пристало ли нам ссориться друг с другом? Или мы будем драться, когда Королевства ждут наших клинков? Давайте покончим с этим, и скорее в поход.

— Как мы можем выйти в поход, если ждем Посланца? — прорычал Нилок, и Борс окончательно перестал понимать, что здесь творится. Хеф-Улан опять повернул к нему свое бородатое лицо:

— Ты, его человек, говори!

— Что говорить, хеф-Улан? — запинаясь, выдавил Борс. — Я не понимаю.

— Кровь Ашара! — проорал Нилок, изо рта показались лохмотья недожеванных грибов, они вывалились из слюнявых губ и запутались в бороде. — Говори, почему украл моего коня!

— Я… — Борс запнулся. — Я его не крал. А…

— Значит, ты спросил моего дозволения? — прогремел Нилок с красными бешеными глазами.

Борс покачал головой, затем с усилием и не переводя дух, выпалил пересохшим ртом слова, которые, как он надеялся, охладят гнев предводителя Орлы и предотвратят кровавый исход. — Я сделал то, что велел мне Посланец, хеф-Улан. Не более. Он так приказал!..

Тут Борс замолк. Его охватил еще пущий страх при воспоминании о словах Тоза: «Ты никому об этом не скажешь».

— Ну? — раздраженно произнес Нилок.

Борс облизал губы, перенося взгляд с одного лица на другое и нигде не встречая ни сочувствия, ни надежды. Все это было выше его понимания: он исполнил то, чего потребовал Тоз, а теперь его обвиняют в краже коня хеф-Улана, и он ничего не может объяснить, не грозя вызвать гнев колдуна. С мгновение он думал, что лучше бы отступник, преследовавший его, всадил стрелу меж лопаток — так помирать все-таки было бы легче. Наконец ему удалось промямлить:

— Посланец даст тебе объяснение, хеф-Улан.

— Посланец, — сообщил ему Нилок тяжеловесно и недобро, — скрывается у себя в жилище с самой ночи совета. Он никого не принимает. Посланец не откликается на мои просьбы вести нас. Посланец явно не расположен ничего объяснять, и я обращаюсь к тебе: объясни мне, что происходит.

У Борса словно разверзлась под ногами земля. Открылась бездна, в которой плясало яркое пламя Ашара. Его словно окутало жаром, пот лился по груди и спине, стекал с волос на бороду. Стало очень трудно дальше удерживать мочу. Он обреченно покачал головой и в отчаянии провел ладонью по лицу.

— Я сделал только то, что мне было велено, — пробормотал он.

— А я это знаю только с твоих слов, — прорычал Нилок. — Почему ты увел коня?

Борс чуть не выдал причину, но страх перед Тозом по-прежнему пересиливал страх перед хеф-Уланом. Поцелуй Посланца казался куда хуже кровавого орла, поэтому Борс только и сказал:

— Так мне велели, хеф-Улан.

— Убей его, — вмешался Вран. — Посланцу он служит или нет, говорю тебе, его надо убить.

Борс бросил на Врана ядовитый взгляд и в отчаянии предложил:

— Вы можете сообщить Посланцу о моем возвращении? Наверное, тогда он что-то скажет.

— После того, как отказался слушать меня? — проскрежетал Нилок. — Высоко ты себя ставишь, воин.

— Нет, господин, — ответил Борс, обретя от безумного ужаса невиданное красноречие. — Ты хеф-Улан Орды, никто из людей не выше тебя. Я червь. Я ничто. Я делаю только то, что мне велят. И я следовал приказам Посланца…

Он умолк. Хеф-Улан откинулся на стуле, вытирая с губ влажные куски грибов, темные глаза не сходили с лица воина. Новая волна страха разлилась по всему телу Борса, и он обнаружил, что мысли внезапно стали ясными. Он понял, что случилась какая-то невероятная ошибка, что он еще не видел Нилока Яррума таким злым и растерянным, ибо в его полыхающих глазах угадывалось нечто больше, чем ярость. Там было сомнение. Борс быстро окинул взглядом лица остальных, ища какой-нибудь зацепки. Вран выглядел просто злобным, но Дариен с Имратом хмурились, как если бы в них шла внутренняя борьба, а Баландир взирал на Борса с открытым любопытством.

Следующим заговорил Улан Кэрока.

— Ты сказал, что взял жеребца хеф-Улана по слову Посланца. Но ты не можешь… или не желаешь сказать нам, по какому слову. Не скажешь ли нам, что ты делал?

— Не могу, — и Борс икнул. — Душой моей клянусь, Улан Баландир, не могу. Я дал клятву.

— Кровавый орел не смотрит на клятвы, — сказал Вран с недоброй улыбкой.

— Я ездил по делу Ашара! — вскричал Борс.

— На моем коне! — рявкнул Нилок, но Борсу подумалось, что гнева в его голосе поубавилось. — И я хотел бы знать, почему.

— Хеф-Улан, я вернул коня! — сказал Борс, не уверенный, что простоит еще несколько минут, не обмочившись.

Несколько ужасно долгих мгновений Нилок смотрел на него, прежде чем раскрыть рот, а когда заговорил, голос звучал низко хрипло — с мрачной угрозой.

— Я решил посмотреть, как долго ты сможешь придерживать язык после того, как я начну вырезать тебе орла.

Больше не было возможности терпеть, и Борс простонал, когда вниз по ногам пролилась теплая влага.

— Он обмочился, точно трусливый пес, — фыркнул Вран, вложив в эти краткие слова свою неумирающую враждебность к Бор-су. — Пусть орел развяжет ему язык.

— Постойте, — заговорил Баландир, гладя свою важную бороду с серебряными нитями. — Мудрее поступить так, как он предлагает.

— Что? — Вран прикинулся крайне удивленным. — Или Улан могучего Кэрока уступает желаниям простого воина?

Баландир повернулся на стуле, пожирая Врана уничтожающим взглядом, который вызвал на дубленом лице Улана розовую краску.

— Я уступаю желаниям хеф-Улана и Посланца. Ты дерзнул бы вызвать его гнев?

Вран залился пуще прежнего. Глаза его опустились под немигающим взглядом Баландира, и он потянулся за рогом, дабы скрыть смущение. Глаза Баландира вернулись к лицу Нилока.

— Ты хеф-Улан, избранный посланием, Яррум, но может случиться так, что мы вызовем недовольство Тоза, умертвив его человека. Так что ради Великого Союза… Я все-таки предлагаю известить его.

Некоторое время Нилок жевал усы, затем кивнул, покосившись на безмолвствующих Уланов Вистрала и Гримарда.

— Вы что скажете?

Дариен пожал плечами, потянув висящее в левом ухе золотое колечко:

— Стоило бы последовать совету Баландира. Тогда мы хотя бы можем положить конец этому ожиданию.

Имрат пожевал кусок гриба и выплюнул на меха, устилавшие пол.

— Наверное, — согласился он, — я предпочел бы избежать гнева Посланца.

— Так! — внимание Нилока вернулось к Борсу. — Похоже, что тебе не суждено умереть. Дьюан!

Предводитель гехрима прошел сквозь занавеси, шлепнув себя правой рукой по груди в знак приветствия.

— Да, хеф-Улан?

— Ступай к Тозу и сообщи ему, что конокрад вернулся, — приказал Нилок. — И попроси посетить меня.

Дьюан наклонил голову: мол, все понял, — и раздвинул шкуры. Пока глава гехрима ходил, Борс наблюдал, как клубится дым, молча молясь Ашару, чтобы чародей поспешил ему на выручку. Мокрые штаны облепили ноги, усиливая жжение, которое осталось в них после бешеной скачки. Все тело было потным, рубашка отяжелела. Внезапно накатила усталость, конечности затвердели и налились свинцом, под черепом мерно заколотилась глухая боль. Он ни с того ни с сего подумал: а где же Сулья? И ждет ли его, как он ждет решения своей участи? Хотелось выйти, вернуться домой, содрать с себя грязную одежду, велеть жене омыть себя и принести душистого вина, а затем повалиться с ней на мягкие меха. Вместо этого он стоял навытяжку, зная, что если чуть расслабится, то задрожит, а то и опозорит себя, пав на колени. Борс, не мигая, смотрел прямо перед собой, выбрав для этого одну из жаровен, которые свешивались с кровли палатки, и любуясь, как вьется вперед и вверх ароматный дымок, касается свода шатра и медленно стекает к единственному отверстию. Он не посмел обернуться, когда услышал, как сзади со шлепком разошлись бычьи шкуры, и Борса овеял порыв свежего воздуха. Воин подумал: только бы не закричать, если это Дьюан.

Но нет. Это был Тоз. И чародей был разгневан.

Он прошел мимо Борса загадочным скользящим шагом. Казалось, в красноватом полумраке шатра Нилока он еще больше вырос. Посланец остановился пред столом, сгорбив окутанные мехом плечи, и воззрился на предводителей Орды.

— Ты задержал моего человека.

Обвинение в его ледяном голосе отдавало нешуточной угрозой. Борсу виден был только занавес шелковисто-белых волос, прикрывавший череп, но он легко мог представить себе взгляд, пригвоздивший к месту Уланов. Борс видел, как Вран суетливо облизывает мясистые губы, опустив вниз пушистые ресницы, будто вдруг нашел что-то крайне увлекательное на столе. Пальцы Имрата непроизвольно совершили оберегающий знак, затем сжались в кулачище. Дариен сомкнул ладонь на роге с пивом и раздраженно заморгал, часто глотая, словно в его горле застрял гриб. Баландир лучше других владел собой, он наклонил голову и гортанно пророкотал:

— Добро пожаловать, Тоз.

Нилок Яррум попытался улыбнуться и сказал:

— Благодарю тебя, Посланец…

— Благодаришь? Рад меня видеть? — в голосе Тоза слышался треск мерзлой земли, в которой роют могилу. — С чего это? Я ждал моего человека.

— Он украл моего коня, — пробормотал Нилок, отказываясь встретиться взглядом с Посланцем.

— По моему приказу, — по-змеиному прошипел чародей. — Или ты думал, он взял животное по своей воле?

— Я не знал, что думать, — хмыкнул хеф-Улан, осознавая, что все смотрят на него, и зная, насколько они благодарны, что внимание Посланца устремлено на Яррума, а не на них. — Если бы ты только сказал мне…

— Я обязан спрашивать у тебя разрешения на любой пустяк? — Тоз не скрывал насмешки. — Ты забыл, кому обязан, приятель! Я пекусь о делах Ашара, и мне не до того, чтобы считаться с твоими прихотями.

Темное лицо Нилока покраснело. Борс увидел, как Баландир подавляет улыбочку, затем принимает торжественный вид под взглядом колдуна.

— Кто-нибудь из вас верит, что Орда преуспеет без меня? — усмехнулся Тоз. — Ты, видать, совсем поглупел, возгордившись?

— Нет, — поспешил заверить Нилок создание в мехах. — Мы склоняемся перед волей Ашара, перед тобой. Но как мне вести других, если простой воин может взять мою лошадь?

— По моей воле! — это прозвучало так, что отбросило хеф-Улана назад, как отступил бы в расщелину в скалах, обороняясь, дикий зверь. Рог опрокинулся, пиво разлилось по столу, но этого уже никто не заметил. — Напомнить тебе, что я могу?

— Нет! — увидев, как Нилок Яррум почти скорчился в ужасе, Борс забыл о незавидности собственного положения. — Нет, Тоз, умоляю тебя!

— Поверь мне, — ответил Тоз немного мягче, но с такой же угрозой в голосе, — то, что делает этот человек, он делает по моему повелению. И ты никогда больше даже не подумаешь это оспаривать.

— Не буду, — уныло пробормотал Нилок.

— Смотри, — в одном этом колючем слове содержалась тьма жутких обещаний. — Не забудь.

Борс увидел, как побледнело лицо хеф-Улана, затем по его собственной коже побежали мурашки: Тоз повернулся к нему, и он увидел неприкрытую ярость на обтянутом кожей лице мага. Запавшие глаза ярко искрились, словно в их недрах вспыхнул огонь, кратеры щек стали еще глубже, словно ярость втянула их до самых зубов. С минуту Борс думал, что на него падет гнев Посланца. Но Тоз улыбнулся. И это было еще страшнее.

— Конь, — прошептал он. — Приведите мне коня.

Облегчение вернуло воину силы. Зная только, что он избавлен от кровавого орла и не накликал гнев Тоза, Борс метнулся за кожаный занавес, спеша поскорее покинуть шатер. Снаружи стоял Дьюан, бдительно поглядывая из-под шлема. Он двинулся было, чтобы задержать Борса, когда тот вылетел прямо на него.

— Жеребец! Где жеребец?! — Борс не повел и бровью на гехримитов, попытавшихся преградить ему дорогу, и лишь провозгласил: — Я спешу по делу Посланца!

— Там, — Дьюан ткнул пальцем мимо выхода, и Борс увидел коня, привязанного за шестами, где болтались черепа, и мирно жующего овес. Седло и уздечки с него уже сняли, кто-то накинул одеяло на конскую спину. Борс стянул ткань и распутал узду, не обращая внимания на раздраженное сопение, которое издавала большая голова скакуна, чуть ее оттянули от кормушки.

— Что ты делаешь? — встревожился Дьюан. — Кровь Ашара, парень! Нилок тебя убьет!

— Нет, — ответил Борс, впервые по возвращении обретя уверенность. — Не думаю.

Он потащил негодующего коня в проход меж шестами, видя, как выходит из шатра Тоз, а за ним Нилок Яррум и остальные Уланы, сощурившиеся, чуть по их глазам ударил дневной свет.

Вран качал головой, пытаясь стряхнуть грибные наваждения, но остановился, едва Тоз вскинул руку.

— Это животное, которое ты так ценишь, — сказал маг, точно разорвал кусок шелка, — ничто. Моя цель — все. Я дам тебе последний урок, Нилок Яррум. И всем остальным: Баландиру, Врану, Дариену, Имрату. Вы его тоже усвоите. Ибо то, что я сделаю с конем, я могу сделать с вами. С любым из вас. Смотрите и запоминайте!

Он устремил свой алый взгляд на жеребца и поманил к себе Борса. Когда тот отпустил повод, животное не двинулось, усмиренное кровавым взором. Тоз поднял одну одетую в меха руку, вытянув длинные сухие пальцы, и что-то нарисовал в воздухе пляшущими у ногтей красными огоньками. Губы его шевельнулись, к лошади метнулся колдовской огонь и окутал ее.

Жеребец заржал. Затем встал на дыбы с прижатыми к голове ушами и полными ужаса глазами, его грива, хвост и щетина загорелись. По воздуху разнесся запах опаленной шкуры, по земле мощно ударили передние копыта, а задние так лягнули по шестам с трофеями, что те загремели, роняя вниз черепа. Пламя исторглось изо всех отверстий тела, глаза коня закатились, закипели и растаяли, по опаленным щекам точно стекли грязные слезы. Шкура треснула и начала сворачиваться, от скелета стали отделяться и падать наземь обугленные куски. По всему Становищу завыли собаки, словно почуяв ужасный конец жеребца и разделяя его мучения, ибо конь все не умирал. Напротив, он оставался невероятно, до ужаса живым, хотя его внутренности лопались и горели, а воняло от него почище, чем от любой выгребной ямы. Магия Тоза сохраняла жизнь скакуна, и он то лягался, то вставал на дыбы, хотя теперь почти уже стал облаком пламени вокруг почерневших костей, ронявших наземь расплавленный костный мозг. Затем связки и сухожилия сделались хрупкими, разорвались, и кости скелета рассыпались по земле, все еще пылая. Некоторое время они дымились, пока не превратились в пепел, а от животного осталась только дымящаяся пыль и отвратительное зловоние.

Борс следил с распахнутым ртом за страшным концом скакуна, едва слыша вздохи ужаса, испускаемые Уланами, лишь смутно видя потрясенные лица в толпе, и ужас усиливало то, что умышленно был уничтожен высоко ценимый признак знатного положения. Он поглядел туда, где стоял Нилок Яррум, и увидел, как сжались зубы и стиснулись челюсти хеф-Улана, и как бьется на лбу жилка. Позади стояли Уланы с белыми от потрясения лицами.

Тоз сказал:

— Никогда больше не оспаривайте мои решения, — и зашагал прочь.

Борс без повеления последовал за магом, тщательно обойдя пятно золы перед шатром. Никто не тронулся, чтобы задержать его, и он не оглядывался. Тоз направлялся к себе. Он отодвинул в сторону тяжелый полог и вошел в палатку, не дожидаясь воина. Борс подхватил край толстой кожи и тоже нырнул внутрь.

Пот заново омыл его, едва нахлынула жара. Казалось, в жилище Тоза было еще жарче прежнего и почти нечем дышать. Волосы Борса облепили череп, бронзовый торквес вокруг шеи опасно нагрелся. Тоз указал на крытое мехом сиденье и повел над ним рукой. Воин сел, не уверенный, найдет ли силы подняться снова. Колдун опустился на свой стул, напевая, как человек, для которого такая духота — благодать.

— Итак, — начал он, — почему ты его не убил?

— Я его ранил, — поспешно ответил Борс, решив, что благоразумнее всего говорить начистоту и не сильно удивляясь, что кудесник знает, чем кончилась засада. — Больше я ничего сделать не мог. Моя стрела убила бы его, если бы один из них не успел потянуть мальчишку вниз.

В глазах Тоза замерцали зловещие багряные крапинки. Борс затаил дыхание. Но тут чародей основательно прочистил горло и произнес:

— Но стрела вошла в тело?

— Да, — пылко кивнул воин. — Она бы поразила сердце, если бы один из соглядатаев, похожий на жителей лесов, не предупредил всех криком, а другой, подобного которому я никогда не видел, не был так скор. Стрела угодила в плечо. Сюда. Он постучал по верхней части своего левого плеча, добавив:

— Думаю, вошла глубоко. Я бы мог выстрелить во второй раз, но они прикрыли мальчишку и ринулись на меня. Я убил двоих, но затем вынужден был бежать. Я подумал, что лучше принести тебе весть, хозяин, чем погибнуть без пользы.

Тоз ничего не ответил, что Борс счел его молчание одобрением.

— Опиши его. Сообщи все, что о нем знаешь. Не тратя времени на размышления, зачем нужно это описание, Борс выгреб из памяти все подробности.

— Как ты и говорил, он был самым молодым. Одет, как и все они, в пестрые кожи, какие удобны для соглядатая. У него был меч, а при седле я увидел лук. Волосы у него темно-русые и длинные, прическа — как у тамурцев. Они выкрикивали его имя: «Кедрин». Был другой, постарее, наверное, его отец — уж больно похожи. Думаю, они знатные люди.

Тоз кивнул.

— Итак, его зовут Кедрин? Что еще? Что случилось затем?

— Они загородили его своими телами, хозяин, и ринулись на конях к месту, где я скрывался. Я убил, скольких смог, затем побежал к лошади. Тот, лесной житель, бросился вдогонку. Но я оторвался и вернулся сюда.

— Туда, где теряет терпение Нилок Яррум, — пробормотал Тоз, больше себе, чем настороженному воину. — Ладно, можно было бы справиться лучше, но теперь я хотя бы могу его найти. — Внезапно он рассмеялся — пронзительно, словно тявкая, и от этого звука на спине воина охладился пот. — Теперь я знаю, что должен делать. И это даст Нилоку Ярруму достаточно крови. Идем! — Он поднялся на ноги, нависнув над Ворсом, который встал куда менее твердо. Затем Тоз отбросил полог у входа и вышел наружу. Борс тащился за ним, голова воина шла кругом — он не мог понять, почему Тоз остановил продвижение Орды и почему юноша по имени Кедрин так важен для Посланца.

Казалось, причин для этого нет — разумеется, таких, какие пришли бы ему на ум, ибо, конечно же, Тоз слишком могущественен, чтобы придавать значение какому-то молодому тамурцу. Но почему это надо держать в тайне от Нилока Яррума? В конце концов Борс решил, что такие дела не для смертного ума. Лучше просто подчиняться приказам.

Возвращаться в шебанг хеф-Улана ему не хотелось, но выбирать не приходилась, ибо Тоз направился туда и, не удостоив взглядом гехримитов, прошел во внутренний покой шатра.

Нилок и прочие вновь сидели за столом, но, похоже, воздействие грибов улетучилось после урока Тоза. Нетерпение на лицах сменил страх, едва маг вошел.

— Сворачивайте шатры, — сказал он без предисловия. — Орда выступает.

— Прямо сейчас? — несмотря на недавнее громкое заявление, эти слова застигли хеф-Улана врасплох.

— У нас дело в Трех Королевствах, — кратко заметил Тоз. — Дело Ашара. Займемся им.

Не дожидаясь ответа, он повернулся и покинул шатер. Борс ушел с ним, но до того увидел потрясение и восторг на лицах вождей. Они словно уже начали терять веру в великую мечту, а теперь она восстала из праха так внезапно, что они едва могли это пережить. Борс не задержался, чтобы посмотреть, что будет дальше, а поспешил за чародеем.

— Хозяин, — дерзнул спросить он, — я тебе еще нужен?

Тоз помедлил, глядя на воина, словно впервые увидел, и тут же покачал головой.

— Нет. Пойди и приготовься к походу. Быстрее.

Пока Борс спешил домой, ему напомнили о себе грязные штаны, ибо кожа их теперь подсыхала и твердела, натирая ему бедра на бегу. Он выругался, увидев, что Сулья не ждет его, и решил, несмотря на требование Тоза поторопиться, привести себя в порядок: запах мочи слишком напоминал об ужасе, который он пережил.

Он расшнуровал куртку, сдернул через голову рубашку и бросил одежду в сторону, при этом мельком заметив, что его оружие на месте. И подумал: любезность это со стороны Дьюана или молчаливое признание его положения как человека Тоза? Что он состоит при Тозе, сомнений больше не осталось, но Борс не был уверен, что доволен этим, как ни выгодно было такое положение. Он бросился на меховую постель, развязал шнурки и скинул с ног мягкие мокасины, дабы распустить завязки кожаных узких штанов и в конце концов избавиться от них. Он слышал снаружи крики глашатаев, извещающие о немедленном отбытии, и ответные крики, постепенно заполнявшие послеполуденную долину по мере того, как разносилась весть. Борс развязал набедренную повязку и налил воды в медный котел, который повесил над пламенем очага. Он уже потянулся к одежде у кадушки, когда появилась Сулья.

Ее светлые волосы растрепались в спешке, а расширенные синие глаза и вовсе распахнулись на пол-лица, когда ноздри женщины уловили вонь от его сброшенной одежды.

— Что случилось? — спросила она. — Где ты был?

— Ездил по делу Посланца, — огрызнулся Борс, не желая признаваться, что обделался от чистого страха. — Омой меня.

— Мы уходим, — возразила она. — Мне нужно сложить шатер.

Борс ощутил внезапный приступ ярости. Словно все, что он пережил во время одинокой засады, тайна поездки, странное поведение Тоза, страх, который нагнал на него Нилок, решая, взрезать ему орла, чудовищная и внезапная гибель жеребца, и даже приказ выступать, которого они так долго ждали, — все это выплеснулись в едином приступе слепой ярости. Для Посланца, для хеф-Улана он не более, чем кукла, подпрыгивающая, когда им угодно, а тут еще жена со своими расспросами. Он наотмашь хлестнул ее по лицу, так что она отлетела к кожаной стенке. Женщина соскользнула по коже вниз, потирая щеку, на глазах ее выступили слезы.

— Не расспрашивай меня, — предостерег Борс. Сулья вытаращилась на него, окинула сверху донизу нагое тело, затем улыбнулась:

— Как тебе угодно, воин.

И без дальнейших задержек взяла у него полотно и погрузила в нагретую воду. Затем начала соскребать с его тела засохшие мочу и пот. Борс начал улыбаться, когда ее рука прошлась по его бедрам. Как просто управиться с женщиной, если бы он так управлялся со своей жизнью. Он почувствовал, как растет от этих движений желание немедленно взять Сулью, но переборол его, зная, что времени недостаточно. Сулья, в свою очередь, принялась дразнить его, искусно пользуясь полотном и бормоча во время работы:

— Что ты делал? Какое задание дал тебе Посланец?

— Не могу сказать, — вздохнул он, подумав, что она допрашивает его куда искусней, чем Нилок Яррум, и не проговориться здесь куда труднее. — Я поклялся хранить тайну.

— Я твоя жена, — она подняла взгляд. Светлые волосы мазнули его по бедрам, прикосновение ее рук было нежным. — Ведь ты можешь мне это сказать?

— Душой моей клянусь, не могу, — простонал он. — Мне это запретил сам Посланец.

Сулья надула губы и отвернулась, прополаскивая полотно. Когда она прикоснулась к его телу чистой тканью, ткань была теплой, и сопротивление, как и сам Борс, ожесточилось.

— Говорят, тебя вызывал хеф-Улан.

— Да, — он вдохнул через рот. — Вызывал.

— Говорят, он был рассержен.

— Да, — простонал Борс, — было.

— И говорят, оттого, что он тебе угрожал, Тоз извел его жеребца.

— Да! — И это все, что смог сказать Борс. Сулья, улыбаясь, стала омывать его дальше.

— Того, которого ты брал.

Борс чуть не проговорился, что сделал это по приказу Тоза, но уловил восхищение в ее голосе и сказал:

— Да. Брал.

— Никто другой не посмел бы, — прошептала сна, начав его вытирать.

— Я человек Посланца, — напомнил он ей с гордостью в голосе. Сулья кивнула. В ее голосе появилась осторожность, когда она добавила:

— Нилок Яррум убил бы любого другого, кто посмел бы взять его коня.

Теперь Борс вытянулся, довольный, и ответил:

— Он не посмел бы убить меня, ибо мне покровительствует Посланец. Он угрожал, но впустую.