Глава 10

Укутавшись в плащ, Линнет стояла у зубчатой стены под пронизывающим холодным ветром. Далеко внизу несколько бедняков шли по мосту, возвращаясь из замка в свои деревни.

Три дня подряд она наблюдала за тем, как они приходили и уходили, пытаясь отвлечься от преследующего ее образа первой жены Дункана.

Поначалу они приходили лишь по несколько человек, будто все еще боялись хозяина Айлин-Крейга. Но число их постепенно росло, превращаясь порой в сплошной поток, движущийся по узкому мосту в обоих направлениях. Все они, как и положено, приходили к воротам замка за милостыней.

Жаль, что ее муж этого не видел. Он бы порадовался.

Резкий порыв ветра сорвал с головы накидку, и она тряхнула головой, нисколько не заботясь о своих волосах.

Ее внешность теперь ничего для нее не значила. Даже если она вплетет в косы золотые ленты и наденет платье, сотканное из лунного света, Дункан все равно не пожелает ее после того, как обладал женщиной столь прекрасной, что сама королева могла бы позавидовать ее красоте.

– Не соизволите ли вернуться в дом, миледи? Приближается сильный шторм. – К ней подошел Локлан. – Мой господин спустит с меня шкуру, если вы заболеете и он узнает о том, что я не смог уберечь вас.

– Очень мило, что ты так беспокоишься обо мне. Но в плаще я не промокну, к тому же дождь совсем не сильный.

Локлан взглянул на клубящиеся над заливом темные тучи.

– Умоляю вас, леди, господин будет гневаться, а я не хочу портить ему настроение сразу после того, как он возвратится.

«Как будто у него бывает хорошее настроение». Линнет едва сдержала готовые слететь с языка горькие слова. Громкие крики чаек вовремя помешали ей сорвать досаду на юноше, который действовал из лучших побуждений.

Она положила ладонь на его рукав и покачала головой:

– Нет, Локлан, боюсь, ты переоцениваешь значимость моей персоны для своего господина. Ты достаточно взрослый человек, чтобы понимать, почему он женился на мне. Вряд ли он будет переживать по поводу моей лихорадки и не станет тебя наказывать, если я не выполню твою просьбу.

Юноша покачал головой:

– Прошу меня извинить, но никак не могу с вами согласиться. Вы очень много значите для сэра Дункана.

– Пожалуйста, не надо говорить неправду. Это жестоко и недостойно тебя.

– Я не солгал вам. Клянусь всеми святынями моей родины. – Голос Локлана звучал достаточно искренне, и сердце Линнет взволнованно забилось. – Это чистая правда, и все об этом знают.

Здесь все защищают своего господина, подумала Линнет.

Даже если она поверит словам Локлана, а она вовсе не уверена, что следует так поступить, она не знает, как разрушить воздвигнутую Дунканом стену и завоевать его сердце. Сердце, которое, как она боялась, покоилось в могиле леди Кассандры.

– Леди, прошу вас, – настаивал Локлан, – не думайте, что я солгал, я скорее умру, чем обману вас.

Линнет повернулась к нему:

– У всех Маккензи, защитников моего мужа, такие медоточивые уста?

Красивое лицо юноши покрылось румянцем, и он слегка поклонился.

– Говорят, что это так. Хотя я не Маккензи. Я из клана Макрай. Отец отправил меня сюда учиться, когда мне было семь лет.

– Срок более чем достаточный, чтобы усвоить местные обычаи, – поддразнила его Линнет, подивившись тому, что бойкий сквайр поднял ей настроение. Еще немного, и она будет очарована его прекрасными речами и утратит чувство реальности.

Линнет гордо вскинула голову. Она не позволит дурачить себя, как Элспет, которая увлеклась старым Фергусом.

– Скажи, Локлан, почему ты так уверен, что сэр Дункан ко мне неравнодушен?

– Позвольте мне проводить вас в дом, леди, и я все объясню…

Опершись на руку, предложенную оруженосцем, Линнет не смогла сдержать улыбки.

– Как видно, ты не только вежлив, но и умен.

– У меня хорошие учителя, – ответил он, открывая перед ней дверь, ведущую в башню.

Юноша заговорил, лишь когда они вошли в комнату Линнет. Открывая дверь, с преувеличенной галантностью поклонился и поднес к губам ее руку.

– Для тех, кто хорошо знает господина, ответ на ваш вопрос очевиден, – произнес он, не выпуская ее руки. – Достаточно посмотреть на выражение его лица, когда он видит Робби.

Ее брови удивленно поползли вверх.

– Не понимаю.

– Не понимаете?

– Да… если только… – Неожиданная мысль, скорее даже надежда, промелькнула в ее голове, но она не осмелилась произнести ее вслух.

– Да, миледи. – Локлан расплылся в улыбке, словно прочел ее мысли. – Дункан любит Робби, но, ослепленный гневом и болью, не понимает этого. Когда он смотрит на вас, на его лице появляется такое же выражение.

Линнет хотела возразить, но не смогла – мешали слезы. Она попыталась улыбнуться Локлану.

В ответ он тоже улыбнулся и положил руку ей на плечо.

– Теперь вы понимаете?

– Да… хотелось бы… – замялась Линнет.

– Вы должны, – уверенно произнес юноша, отступив на шаг. – Если поймете, сможете ему помочь. Понимание – единственное, чего у него никогда не было и что ему необходимо.

Линнет кивнула, соглашаясь с юношей, но не знала, сможет ли помочь мужу. Она понимала, что его мучает, но не знала, что с этим делать.

А главное, не верила, что он питает к ней нежные чувства.

Скорее всего, Локлан ошибается.

Локлан развел огонь в камине и ушел, а Линнет еще долго стояла, глядя, как пламя набирает силу и с треском охватывает поленья. Откуда-то издалека доносились раскаты грома, но и они не могли заглушить громкого стука ее сердца.

Если бы она могла согреть душу Дункана так же легко, как этот огонь ее озябшие руки.

Если бы могла пробудить в нем страсть.

Если бы слова Локлана оказались правдой.

Но она слишком долго была одинока и нелюбима, чтобы поверить в это.

Дункан с отрядом вернулся поздно и сразу после кружки пива в общем зале по случаю возвращения хотел подняться в спальню Линнет, но его задержал Мармадьюк.

Утомленный и раздраженный, Дункан ждал, пока англичанин наконец заговорит. Его терпение было на исходе, очень хотелось поскорее оказаться в постели рядом с женой, почувствовать прикосновения ее ласковых рук, которыми он втайне наслаждался по ночам, притворяясь спящим.

Мармадьюк вручил ему какой-то флакон и сказал, где обнаружил его.

Дункан ужаснулся мысли, что Линнет была в его прежней комнате.

И наверняка видела портрет над камином. Он злился на себя за то, что давным-давно не уничтожил его и виновато выслушивал упреки Мармадьюка, объяснявшего, какое впечатление портрет мог произвести на Линнет.

Его голос доносился словно из тумана. Дункан едва слушал его. Он думал только о том, в какую божественную негу погружала она его каждую ночь. Его жена, милая и невинная, обладала огромной внутренней силой, словно внутри у нее бушевало пламя. К тому же она была умна, и Дункан не мог не восхищаться ею.

Жена Мармадьюка, покойная Арабелла, сестра Дункана, была смелой, красивой и своенравной, в отличие от простой с виду Линнет. А до женитьбы на Арабелле он имел дело с уставшими от жизни женщинами своего круга. Или вертихвостками при дворе короля Брюса.

Да, он знал женщин, но не таких, как Линнет. Она не упадет в обморок, увидев портрет Кассандры. Тем более что его красавица жена давно мертва.

Она скорее расстроилась бы, случись что-нибудь с ее любимым огородом.

Но вся его уверенность исчезла, как только он вошел в спальню и увидел ее сидящей у огня.

Она выглядела так, будто простояла под дождем и ветром все время, пока его не было. Волосы были спутаны, платье измято, ботинки потемнели от воды. Сухим казался один лишь плед, наброшенный на плечи.

– Господи, женщина, ну неужели я должен следить за тобой постоянно? – резко спросил Дункан, забыв все мягкие слова, которые хотел сказать перед тем, как лечь в постель в ожидании ее ласковых прикосновений. – Что ты сотворила с собой?

– Я… я была…

– Я знаю, где ты была. – Он шагнул к ней, держа в руке флакон с эликсиром.

Она молча смотрела на него широко раскрытыми глазами.

– И тебе нечего сказать? – Дункан наклонился к ней так близко, что она почувствовала исходящий от него запах морской воды.

Она ничего не стала говорить, лишь покачала головой. Не упрекнула его. Не сказала, что отравляло ей жизнь с первого дня в Айлин-Крейге.

Мармадьюк предупреждал его: Линнет подумает, что он все еще любит ту стерву. Одноглазый пройдоха, как всегда, оказался прав. Вряд ли она когда-нибудь поверит, что ее предположения далеки от истины.

Дункан разразился проклятиями, еще более страшными, чем зловещая буря за стенами замка, но их заглушил удар грома. Линнет вскочила. Но не гром напугал ее. А Дункан. Неизвестно, услышала ли она его проклятия, но выглядел он не самым лучшим образом. И на то у него были веские причины. Он пытался найти лагерь Кеннета и его приспешников, заставить их навсегда покинуть эти края, а самого Кеннета за все его преступления отправить в самую глубокую пропасть ада. И все это ради нее.

Чтобы защитить от опасности, которую нес с собой Кеннет.

А она отталкивает его, словно от него исходит угроза.

Подойдя еще ближе, Дункан посмотрел на нее сверху вниз.

– Не хочешь сказать, что тебя мучает, не говори, но хотя бы объясни, почему ты выглядишь так, словно тебя окунули в залив.

– Я не выходила из замка, сэр. – В ее тоне прозвучали нотки упрямства. – Я была на стене, наблюдала…

– И об этом мне тоже известно, все вокруг только и говорят о твоем очередном подвиге. – Он помолчал и пригладил волосы. – Думаю, они сильно проголодались и перестали бояться убийцу.

Он не мог понять, что выражал ее взгляд: страх, гнев или жалость. Оставалось надеяться, что не жалость. Она сидела в кресле выпрямившись, глядя ему прямо в глаза.

– А что же вы? – Она, казалось, видела его насквозь, как и Мармадьюк.

– Что я? – Дункан отступил на шаг и почувствовал себя очень неуютно под ее взглядом. Она перевела разговор в другое русло, и это ему не понравилось. – Что я? – повторил он тоном, который заставил бы любого остеречься дальнейших расспросов.

– Вы убили свою первую жену?

Дункан вспыхнул от неожиданной прямоты заданного вопроса.

– А ты как думаешь? – Эти слова упали между ними, словно льдинки. Уж лучше бы она молчала. Эта девчонка выводила его из себя, как никто другой. – Разве ты не знаешь ответа на этот вопрос?

Она отвела глаза. Какое-то время тишину нарушали лишь отдаленные раскаты грома и потрескивание огня в камине.

– Знаю, – все еще глядя в сторону, сказала она наконец. – Но хочу услышать его от вас.

– Если ты знаешь ответ на такой серьезный вопрос, почему же до сих пор не можешь сказать, мой ли сын Робби?

– Все в свое время, милорд. И не мой дар подсказал мне, что вы не убивали леди Кассандру. – Она посмотрела ему в глаза. – А мое сердце.

– Сердце может обмануть.

– Не может, – ответила она, положив руки на колени и как-то странно глядя на него.

Не выдержав ее взгляда, Дункан отвернулся и пошел к кровати, сбрасывая с плеч плед. Стоя к ней спиной, он через голову стянул килт и стал снимать промокшие башмаки.

– Поступки тоже не обманывают, – прошептала она едва слышно.

– О каких поступках ты говоришь? – Он не был уверен, что хочет услышать ответ.

– О поступке того, кто понес тяжелую утрату и бережно хранит портрет своей жены у себя в спальне, – еще тише прошептала она.

Дункан быстро подошел к ней и схватился за подлокотники ее кресла с такой силой, что, казалось, они развалятся под его пальцами.

Он наклонился к самому ее лицу и отчетливо произнес:

– Ты не можешь понять, почему я оставил этот портрет, и я не хочу об этом говорить. Но запомни: то, что ты думаешь, не соответствует действительности.

Она замерла, вжавшись в спинку кресла, глядя ему прямо в его глаза.

– Клянусь Христом! – воскликнул Дункан, выпрямляясь. – Неужели ты всю жизнь будешь меня упрекать?

– Я все понимаю, милорд. Вы правы. Я никогда в жизни не видела более красивой женщины.

– Ты ничего не понимаешь! – Он схватил ее за руки и поднял с кресла. – Ничего, слышишь?

– Мне больно, сэр, – вскрикнула она, и Дункан ее отпустил. – Нет, понимаю. Это совсем несложно. По крайней мере, мне теперь ясно, почему вы не прикасались ко мне с самой первой брачной ночи.

– Ты хочешь окончательно свести меня с ума? – прорычал Дункан, закрыл глаза и постарался взять себя в руки. – Мы оба устали и промокли, Линнет, – сказал он наконец очень спокойно. – Я хочу спать. И тебе советую сделать то же самое. – Он помолчал, чтобы усилить эффект. – Сними эти мокрые тряпки и ложись рядом. А то заболеешь.

Дункан вернулся к кровати, сбросил башмаки, стащил короткие титаны и остался совершенно голым.

– Если не разденешься к тому времени, как я погашу свечи, клянусь, я сам тебя раздену.

Однако Линнет по-прежнему не двигалась с места.

– Моя одежда почти сухая. Не надо меня раздевать, умоляю вас.

Шагнув к ней, Дункан посмотрел ей в лицо, но не увидел упрямства, скорее смущение. Почему? Ведь уже много ночей она спала рядом с ним в чем мать родила.

И вытворяла с ним настоящие чудеса чувственного наслаждения, ее невинное любопытство возбуждало его больше, чем изощренные ласки самых опытных продажных женщин, с которыми ему когда-либо приходилось иметь дело.

Дункан строго посмотрел на нее. Стыд погасил очаровательный блеск ее карих глаз, и она вся сжалась при его приближении. Дункан понял, откуда эта неуверенность в себе и смущение. Черт бы побрал всезнайку-англичанина, он опять оказался прав.

– Но почему ты не можешь раздеться? – Он словно задался целью услышать мучительный для себя ответ. – Что изменилось с тех пор, как я уехал?

К счастью, его плоть не была слишком возбуждена, и он мог говорить спокойно.

– Я уже не раз видел тебя обнаженной, так же как и ты меня.

– Все изменилось. – Линнет отвернулась.

Дункан подошел ближе, поднял ее подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза.

– Ничего не изменилось, за исключением какой-то ерунды, из-за которой ты теряешь здравый смысл.

– Все не так. Именно здравый смысл открыл мне глаза на правду. Единственная глупость, в которой я виновата… это… что я могла подумать, будто что-то значу для вас.

Эти слова вызвали у него приступ жалости. Господи, она сама не знает, что говорит. Он желал ее. Но волнение его тела было лишь обычной плотской похотью. Ну какой мужчина сможет лежать спокойно каждую ночь, когда нежная девичья рука гладит его тело?

Да, она много значила для него, но вовсе не в том смысле, как ей хотелось бы. Романтика не для него. А для юнцов вроде Локлана.

Пусть у них вырывают сердце из груди и бросают в грязь.

– Ты много значишь для меня, милая, – попытался он успокоить ее. – Я очень хорошо к тебе отношусь. Думаешь, я не знаю, чем ты здесь занималась все это время? И хватит думать о моей покойной жене, разденься и ложись в постель.

От его слов Линнет еще больше расстроилась. И когда он хотел помочь ей раздеться, она оттолкнула его, прикрыв руками грудь, будто перед ней вырос сам дьявол из ада.

– Не прикасайтесь ко мне, я больше не разденусь при вас. Вы все равно будете сравнивать меня с леди Кассандрой, хотя… хотя тут нечего сравнивать. Я ведь дурнушка.

– Боже мой! – не выдержал Дункан. – Ты много для меня значишь. И я хочу тебя. Это ты хотела услышать?

Он прижал ее к груди.

– Это правда! Я хочу тебя!

– Не верю!

– Черт побери, ты испытываешь мое терпение. – Он крепко обнял ее. – Милая, неужели ты думаешь, что я спал, пока твои пальчики бродили по моему телу? Да за кого ты меня принимаешь?

– Значит, вы знали? – воскликнула Линнет, не веря своим ушам.

– Конечно.

Его руки скользили по ее спине, опускаясь все ниже и ниже. Наконец он обхватил ладонями ее ягодицы и прижал к себе так, что она не могла не почувствовать его возбуждение.

– Ты сводишь меня с ума.

– Это я сойду с ума, если вы меня не отпустите. – Ее ладошки уперлись ему в грудь. – Разве вы не говорили, что не желаете сделать меня своей настоящей супругой?

– Говорил, но мое право как господина изменить свое решение. Может быть, прикоснешься ко мне сейчас, когда я бодрствую? Тогда мне не нужно будет скрывать от тебя свое возбуждение. Тебе гораздо больше понравится это занятие, если мне не придется притворяться спящим. – Говоря это, Дункан гладил ее нежную шею под влажными волосами. Ее нежный живот был прижат к его мужскому естеству, пришедшему в полную боевую готовность. – Так что скажешь, женушка? – Он отступил на шаг и раскинул руки. – Готова ли ты прямо сейчас приступить к исследованию?

– Я не могу, – вздохнула она.

– Можешь и будешь. – Губы Дункана изогнулись в соблазнительной улыбке, но Линнет все еще смотрела на него с тревогой. – Что сделать, чтобы ты мне поверила? Поцеловать?

Дункан обнял ее, она напряглась, но уже не вырвалась. Дункан начал гладить ее плечи, спину, бедра, приятно округлый зад, пока не почувствовал, что ее сопротивление ослабевает.

– Сейчас я тебя поцелую, – сказал он, чувствуя, как ее тело отзывается на его ласки.

Он поцеловал ее так нежно и долго, что ему стоило огромных усилий сдержать себя. Как можно осторожнее он раскрыл языком ее губы и услышал ее легкий вздох.

Довольный собой, Дункан завершил поцелуй. Продолжая держать ее лицо в своих ладонях, он прижался к ней лбом.

– На сей раз это не было таким мучением, не правда ли? – Он все еще не мог унять дрожь во всем теле от этих сладких губ. – Как бы я хотел целовать тебя всю ночь, милая. Всю тебя.

– Пожалуйста, не надо, сэр, – противилась она, но ее учащенное дыхание и истомленное желанием тело свидетельствовали о другом. – Не надо делать этого со мной.

– Ты меня боишься? – Дункану очень не хотелось об этом спрашивать, но он должен был знать. Он не прикоснется к ней, если она его боится.

– Нет, сэр, нисколько. Я уже объяснила, почему не стремлюсь завоевать вашу любовь. – Она говорила удивительно спокойно, глядя прямо ему в глаза. – Я не хочу вступать в сражение, заведомо зная, что проиграю его.

Дункан прикусил язык, чтобы не наговорить лишнего.

– Нет никакого сражения, малышка, а если бы и было, ты одержала бы победу, – отозвался Дункан со всей нежностью, на какую только был способен.

На ее шее трепетала жилка, и он дал себе слово овладеть ею осторожно, не напугав своей бурной страстью. Она больше не пыталась отстраниться от него, и это его приободрило.

Чтобы она испытала настоящее наслаждение, он должен быть изощренным в ласках. Но он так долго подавлял в себе желание, что вряд ли у него что-нибудь получится.

И тут он вспомнил, что однажды сказал ему король. Брюс был готов поклясться, что ничто не возбуждает женщину так, как разговоры о постельных утехах. Улыбка скользнула по губам Дункана. Да, он последует совету короля и добьется своего.