Глава 17

ЗАМОК КИДВЕЛЛИ

Турнир продолжался весь следующий день. На помосте обсуждались шансы разных рыцарей.

– Ну, как вы думаете, есть здесь кто-нибудь, способный дать отпор д'Юбиньи? – спрашивал де Богун.

– Только один Беллем, мне кажется, – сказал граф.

– Ибо де Беллем! – Богун неприязненно пожал плечами. – Удивляюсь, как это вы вообще впустили его в свой замок, граф.

– Мне было неловко разворачивать его назад, – ответил в смущении де Клер. – Я, конечно, знаю, что он один из самых горячих сторонников принца, и…

– И продажный негодяй, – закончил за него Богун. – Что ж, я надеюсь, он будет сражаться с д'Юбиньи. Мне лучше сказать пару слов Филиппу.

– Нет, ради бога, нет! – воскликнул граф. – Я не хочу, чтобы здесь пролилась кровь. Смотрите, сейчас Беллем будет сражаться с рыцарем Филиппа д'Юбиньи, д'Эссейли.

Филипп уже заметил Беллема. Он ничего не знал об этом человеке, но невзлюбил его с первого взгляда. Беллем был среднего роста, но, по всей видимости, обладал недюжинной силой. Его грудь напоминала огромный бочонок, а широкие плечи были опущены вниз, как у большой обезьяны, которую Филипп видел в Дамаске. Но большую неприязнь вызывало у него поведение этого человека. Слуги до смерти боялись своего хозяина; они прислуживали ему с видом собаки, которая ожидает, что ее вот-вот побьют, и у них были все основания, чтобы бояться Беллема. За самую малейшую оплошность он нещадно лупил по голове своего маленького оруженосца. Лицо Беллема соответствовало его поведению – лицо грубого, неотесанного, высокомерного человека.

– Будь осторожен с этим парнем, Жильбер, – предупредил его Филипп. – Он очень силен.

Жильбер без всякого выражения на лице взглянул на своего противника.

– Со мной все будет в порядке, Филипп. Не волнуйся. – Он вскочил в седло и поехал занять свое место на дорожке для поединков.

Филиппа терзало смутное беспокойство. Он видел, как Беллем выбирает себе копье. Что-то было в этом человеке, что беспокоило его, к тому же он услышал обрывки разговора:

– Что ж, посмотрим, что ты сможешь сделать с этими крестоносцами, Иво, – говорил один рыцарь.

– Я сломаю им шеи, – сказал Беллем. – Дай мне шлем, мальчишка. – Его оруженосец протянул ему шлем. – Другой стороной, негодник!

Размахнувшись, он ударил рукой в железной перчатке по лицу мальчика – тот отшатнулся; и Филипп увидел, как по лицу его заструилась кровь. Беллем надел шлем себе на голову, нетерпеливо ожидая, пока слуга застегнет ремни, а потом решительно запрыгнул в седло. Он с такой силой натянул поводья, что его лошадь издала испуганное ржание.

Беллем выругался и, вонзив свои острые шпоры в бока несчастного животного, поскакал к своему месту на дорожке.

Филипп, видя все это, мрачно улыбнулся. Человек, который так обращается со своим конем, явно приехал на турнир не с самыми добрыми намерениями.

Герольд важно выступил вперед.

– Поединок между сиром Иво де Беллемом из Шрусбери, – прокричал он, – и сиром Жильбером д'Эссейли из Бланш-Гарде, королевство Иерусалим.

Он махнул трубачам, и вверх поднялись длинные фанфары, выдувая мелодичные звуки. Не затих еще последний аккорд, как оба поединщика тронули поводья и поскакали навстречу друг другу. Филипп с тревогой наблюдал за Беллемом. Этот человек сидел в седле как влитой, подумал он. Но Филипп знал, что Жильбер тоже достаточно опытный воин, чтобы постоять за себя. Филипп видел, судя по углу наклона их копий, что Жильбер целился в щит противника, в то время как Беллем метил Жильберу прямо в голову. Всадники съехались в самом центре узкой дорожки. Копье Жильбера со всей силы ударилось в щит Беллема и сломалось, его осколок с острием, перевернувшись в воздухе, воткнулся в землю. Но копье его противника задело сбоку шлем Жильбера, и он поспешил отклониться назад и в сторону.

Хотя Жильбер и удержался в седле, но этот заезд, по правилам турнира, выиграл Беллем. Тем не менее толпа очень холодно приветствовала победителя, наградив его лишь весьма слабыми аплодисментами, поскольку почти всем была известна его дружба с принцем Джоном и некоторые легенды, ходящие о его жестокости, шокирующие людей даже того нещепетильного в этих вопросах времени.

Питер де Шавос ждал своего заезда. Он уже выиграл все свои поединки, и этот последний заезд, в случае выигрыша, принесет ему полную победу.

– Все будет в порядке, Питер, – сказал ему Филипп. – Следи за его лошадью. Я смотрел за ним в прошлом поединке. Он любит увиливать влево. Так что не спускай с него глаз и держись к нему поближе. И что бы ни случилось, не смотри на его копье. Или на свое! Сосредоточь взгляд на его щите.

Питер кивнул, и в этом резком движении Филипп почувствовал волнение, но, однако, это не было волнение страха. Он уже видел Питера в деле и знал, что этому парню неведом страх. Ободряюще похлопав его по спине, он помог Питеру забраться в седло.

Питер сделал все так, как советовал ему Филипп. Из него получился хороший поединщик. Питер был уверен и в себе, и в своем оружии, и в своем коне: он не опасался, что лошадь свернет в сторону, – ведь это был подарок Филиппа, а Филипп не дарил своим друзьям плохих коней. Оба рыцаря неслись навстречу друг другу, укрывшись за щитами, но Питер все время помнил слова Филиппа. Когда лошадь его противника слегка начала уклоняться в сторону, из-за чего он мог не попасть в цель, он последовал за своим соперником и точным, мощным ударом выбил его из седла.

Когда герольд объявил последний в этот день поединок, солнце уже начало опускаться за горизонт. Высокие серые стены отбрасывали на холодную землю длинные тени. И толпа в ожидании собралась у дорожки, чтобы стать свидетелями основного события сегодняшнего дня: сейчас должен был определиться обладатель главного приза. Даже часовые на смотровой башне покинули свои посты, повернувшись спиной к парапету, чтобы не пропустить ничего интересного. Все склоны холма, на котором возвышался замок, оказались покрыты фигурками карабкающихся вверх любопытных, которым не хватило места рядом с дорожкой для заездов.

Как и предсказывали знатоки на помосте, в финальном заезде должны были участвовать Беллем и Филипп. Богун ни разу не усомнился в Филиппе и со спокойной усмешкой слушал, как рядом обсуждали шансы Беллема на победу.

Филипп спокойно, неторопливо готовился к финальному поединку. К нему подошел Питер, взволнованно размахивая руками.

– Тебе нужно остерегаться этого человека, Филипп, – сказал он. – Я слышал, что говорил Беллем минуту назад. Он собирается целиться тебе в шлем и похвалялся сломать тебе шею. Он знает, что ты друг короля, и если ему не удастся покончить с тобой в заезде, он обещал разобраться с тобой позже.

Филипп выбрал себе копье и повернулся к Питеру.

– Что, он прямо так и сказал? – спросил он тихо.

– Этот человек очень опасен, Филипп! Я слышал, о нем рассказывают такое…

Филипп пожал плечами и подал сигнал Льювеллину подвести к нему Саладина.

В этот момент к ним подошел Жильбер, который до этого стоял на помосте среди зрителей. Он знал своего Филиппа. Один взгляд на его решительное лицо, на сжатую линию губ предупредил его, что с его другом что-то неладно. Но он не успел расспросить его: в это время Льювеллин протянул Филиппу шлем, и через несколько секунд Саладин уже скакал к дорожке.

– Что случилось с Филиппом? – быстро спросил Жильбер.

Питер рассказал ему об их разговоре. Жильбер, выслушав все это, в гневе набросился на юного рыцаря.

– Ты просто болван! – закричал он. – Я предупредил Филиппа, чтобы он действовал очень осторожно, а теперь вмешался ты, и бог знает, что может случиться!

Веснушчатое лицо Питера вспыхнуло.

– Но ведь это ему не повредит, правда? – с тревогой воскликнул он. – Ведь ты не…

– Не повредит! – в отчаянии простонал Жильбер. – Ведь это значит, что Иво де Беллему нужно было бы встретиться со священником, прежде чем выезжать на дорожку!

– Но он же убийца, Жильбер! – горячо возразил Питер. – Говорят, он уже убил пять человек на турнирах!

Жильбер устало вздохнул.

– Я бы с удовольствием поколотил тебя, Питер! – сердито проговорил он. – Неужели за все три года, проведенных в Иерусалимской земле, ты так и не уяснил себе разницу между настоящим сражением и этой невинной игрой на турнирах? Может быть, Беллем и вправду опасен, как ты говоришь. Но сейчас для него было бы лучше оказаться голым в клетке с голодным львом!

Толпа застыла в ожидании. Было так тихо, что даже из дальних рядов можно было услышать легкое позвякивание кольчуг всадников и стук копыт их лошадей по утоптанной земле. Развернув лошадей навстречу друг другу, они неподвижно замерли в седлах. Герольд объявил имена поединщиков, и снова заиграли фанфары.

Длинные гладкие копья опустились параллельно земле, лошади понеслись вперед, всадники, укрывшись щитами, пригнулись в седлах. Стальные подковы лошадей поднимали в воздух облачка пыли, белые плащи развевались на ветру. Толпа разом шумно вздохнула, когда до столкновения осталось лишь несколько ярдов. Копья были угрожающе приподняты вверх: каждый поединщик целился в голову своего соперника.

– Филипп очень сильно открылся! Он очень сильно открылся! – в отчаянии простонал Питер.

– Конечно, открылся! Он знает, что делает. Замолчи! – Твердая рука Жильбера крепко сжала плечо Питера. – Ну, Филипп! Пора! Пора!

В последнюю долю секунды, прежде чем копья вонзились в цель, Филипп слегка натянул поводья. Вышколенный Саладин послушно отвернул в сторону всего на несколько дюймов, может быть, на фут. Но этого оказалось достаточно. Беллем промахнулся, копье его пронеслось мимо. С треском, который был услышан даже в задних рядах зевак, копье Филиппа поразило цель, ударив в шлем со всей мощью сильной руки Филиппа, со всей скорости его быстрого коня. Рука Филиппа дрогнула от отдачи неимоверной силы удара.

Беллем выгнулся в седле, как лук. Ремешки его шлема разорвались, ноги вылетели из стремян, и он начал заваливаться на сторону, в то время как испуганная лошадь, чувствуя неладное, продолжала свой бег. Под громкий звон кольчуги и лязг доспехов Беллем упал на землю. Руки и ноги безжизненно распластались в разные стороны, будто оторванные от тела. Щит Беллема отлетел прочь, покатившись по земле, встал на ребро и, мгновение постояв в таком положении, рухнул на землю и лежал так же неподвижно, как и его хозяин.

Тишину разорвали громкие крики, толпа взорвалась аплодисментами, грохочущими, словно гром. В воздух взвились сотни рук; мужчины, женщины, дети – все кричали, инстинктивно выплескивая наружу напряжение, сковавшее молчанием толпу на протяжении поединка.

Филипп вернулся к своей палатке. Он спешился и увидел сквозь прорези шлема сияющее радостью и торжеством загорелое лицо Льювеллина, снимающего с него шлем.

– Ты сломал ему шею, – с упреком проговорил Жильбер.

– Не думаю. – Филипп отер потное лицо и взглянул на дорожку, где над неподвижной фигурой на земле нагнулось несколько человек. – Лопнули ремешки его шлема, и это спасло его.

Вдруг его окружила толпа улыбающихся лиц, смотрящих на него с почтительным уважением. Граф Глочестерский сверлил его взглядом, в котором сквозило какое-то странное выражение.

– Я никогда не видел такого заезда, – наконец проговорил он. – Чтобы в последнюю секунду изменить направление копья… Как вы это делаете, д'Юбиньи?

– Нужно точно рассчитать время, – ответил Филипп. – И еще иметь коня, на которого можно полностью положиться.

– Больше никогда так не поступай на турнирах, – запальчиво сказал Жильбер. – Ты использовал этот трюк во время поединка с де Молембеком в Акре, и Саладин повернул слишком далеко. Тогда вы оба чуть не промахнулись.

– Но я же не промахнулся, правда? – бодро сказал Филипп. Теперь, когда противник был повержен, все его плохое настроение разом улетучилось.

Они подождали, пока местный эскулап, осмотрев Беллема, не сообщил, что он выживет. Только тогда Жильбер немного успокоился.

– Что ж, все равно он несколько месяцев не сможет шевельнуть шеей, – радуясь, что все закончилось благополучно, проговорил граф и сразу же потащил Филиппа в главную башню.

Филиппа в этот вечер буквально замучили просьбами рассказать о Святой земле. В те времена люди могли узнавать о том, что творится в мире, лишь из уст путешественников. Над высоким столом в трапезной царило молчание, все с неподдельным интересом слушали Филиппа, время от времени перебивая его настойчивыми просьбами описать поподробнее великого Саладина или вытянуть вперед руку, чтобы показать, как близко во время сражений приближались к нему сарацины.

– Значит, в тот раз победил Саладин, – заметила леди де Клер, тонкими пальцами беспокойно вертя кольцо с драгоценным камнем. – А теперь расскажите нам о Дамаске, Филипп. Вы сбежали, как Святой Павел, спустившись по стене, не так ли?

На следующее утро под проливным дождем Филипп выехал из замка в сопровождении сира Джеффри де Шавоса. Дождь продолжал идти и на следующий день, когда вдалеке показался замок Кидвелли. На Филиппе был плащ нового покроя, с капюшоном. «Совсем неплохо», – думал он, трясясь в седле и посматривая на серые нити дождя, разрываемые ветром, дующим с моря, смутно синеющего слева за песчаными холмами.

– Кидвелли! – воскликнул Питер, указывая рукою вперед.

Филипп, которому уже порядком надоел дождь, без особого интереса взглянул на высокие серые стены смотровой башни, виднеющейся сквозь пелену дождя. Но вскоре настроение его улучшилось, стоило ему подумать о горячей ванне и свежем белье. Может быть, в конце концов, Жильбер был прав, говоря, что английский климат не для него. Саладин, кажется, тоже так думал: утопая копытами в клейкой дорожной грязи, он встряхивал красивой головой, и время от времени чихал, вдыхая тонкими ноздрями туманную влагу дождя.

– Мы должны перестроить замок, отец, – в это время говорил Питер. – В Святой земле я очень много узнал о строении крепостей. И Филипп может посоветовать, как сделать лучше.

– Хотелось бы, мой мальчик, – пессимистично откликнулся сир Джеффри. – Но где взять денег?

– Ну, можно использовать деньги, приготовленные на случай, если придется меня выкупать из плена.

Сир Джеффри усмехнулся.

– Этого недостаточно. Но ты можешь начать, если хочешь, – печально согласился он.

В замке их ждал очень теплый прием. Ведь не каждый день сын и наследник поместья благополучно возвращается из крестового похода. Леди Анна де Шавос оказалась высокой, стройной дамой с упрямым подбородком и скрипучим голосом. Ее глаза, неотрывно следящие за слугами, ничего не упускали, и даже ее печальный муж беспрекословно повиновался приказам жены с такой покорностью, что Филипп не мог сдержать улыбки. «Возможно, именно этим и объяснялась постоянная печаль сира Джеффри», – подумал Филипп, когда их с Жильбером проводили в маленькую комнатку на самом верху главной башни.

В то время замок Кидвелли не отличался огромными размерами. Только много лет спустя стараниями Питера де Шавоса простой нормандский замок превратится в одну из самых неприступных крепостей Марчеса.

А пока Питер, извиняясь, ввел Филиппа в тускло освещенную комнатенку со стенами, покрытыми влагой, поскольку это было все, что он мог предложить своим друзьям, кроме общей залы, где спали слуги.

– Извини, Филипп, – сказал он. – Я знаю, какой у тебя был замок и какой дом в Иерусалиме. Но я намерен все здесь изменить.

– Не волнуйся, – поспешно ответил Филипп, стараясь не обращать внимания на злорадный огонек в глазах Жильбера. – Если можно, я бы хотел принять ванну. Я пошлю Льювеллина за горячей водой.

Льювеллин, заходя в комнату, громко чихнул, но, наученный опытом, воздержался от замечаний. Он распаковал несколько больших дорожных сундуков, и в комнате сразу стало уютнее. В углу весело потрескивал большой камин, и на стенах горели три факела. Они постелили на пол несколько ковров, привезенных Филиппом из Леванта, и Льювеллин приготовил Филиппу постель.

– Никогда не нужно отказывать себе в комфорте, как говаривал мой отец, если можешь себе это позволить, – заметил Филипп.

– Вот именно, – пробормотал Жильбер, зажимая нос рукой, чтобы не чихнуть.

Но Филипп уже смотрел на своего нового оруженосца, с любопытством рассматривавшего содержимое сундуков.

– Иди сюда, Ричард, – позвал Филипп. – Я хочу взглянуть на тебя. – Филипп, повертев мальчика, как волчок, сокрушенно покачал головой. – Так я и думал. Какой ты замарашка! Завтра я тебе устрою хороший душ.

Ричард в ужасе отшатнулся от него.

– Что, мыться целиком? О боже! – испуганно воскликнул он.

– Да, целиком и каждый день. Я буду каждое утро осматривать тебя. Если увижу на твоей коже хоть пятнышко, поколочу тебя.

– Да, мессир, – уныло протянул Ричард и выскочил из комнаты, пожалуй, слишком поспешно и потому не увидел, как Филипп весело расхохотался.

Вымывшись, друзья надели чистую одежду. С большой осторожностью, стараясь в абсолютной темноте не поскользнуться на влажных ступенях, они спустились по узенькой крутой винтовой лестнице в трапезную.

Леди де Шавос, как и можно было предположить, оказалась хорошей хозяйкой, и вкусная пища в несколько блюд заставила их забыть о всех неудобствах. У сира Джеффри, как заметил Филипп, была одна слабость: он любил поесть. Достойный владелец Кидвелли ел с большим аппетитом, производя при этом много шума, и не переставая говорил о вкусовых качествах рыбы.

– Утром мы отправимся в Лланстефан, – сказал он, с трудом выговаривая слова, поскольку рот его был набит рыбой. – Ах! Кость! – Он поковырял во рту длинным пальцем и, достав наполовину пережеванный кусок рыбы, бросил его прямо на пол, сплевывая кости. – Но там нас не ждет ничего хорошего, можете мне поверить, сир Филипп. Де Бриоз не пустит нас в замок, или я его не знаю. Ах, вот и жаркое!

Слуги суетливо убрали со стола тарелки и сразу же принялись их мыть в стоящем тут же тазу. Филипп оставил кости на тарелке. «В этом, – подумал он про себя, – его поведение отличается от английских манер». Сир Джеффри бросил остатки пищи со своей тарелки прямо на пол, к немалой радости собак, шнырявших под столом, и с беспокойством и нетерпением наблюдал, как его чистая тарелка наполняется мясом. Филипп уловил резкий запах пряностей – они отбивали натуральный запах мяса. «Может быть, это особенность английской кухни, – думал он, разжевывая твердый кусок, – может быть, здесь принято так обильно сдабривать приправами блюда».

– А-а-а-х! Вот так-то лучше, – заметил сир Джеффри и громко чихнул: после путешествия из Кардиффа под проливным дождем у него начался насморк.

На одно мгновение перед мысленным взором Филиппа предстала красивая комната, сияющая чистотой, низкий столик с серебряными и золотыми приборами, с бокалами из хрупкого дамасского стекла и… Усамах ибн-Менкидж, с достоинством и изяществом поглощающий свой ужин; в широкие окна врывается поток свежего воздуха и теплых солнечных лучей. Вдруг в каминную трубу дунул ветер, и Филиппа окутал серый туман едкого дыма. Он закашлялся, протирая слезящиеся глаза.

На следующий день сразу же после восхода солнца они выехали в Лланстефан. Замок, как объяснил сир Джеффри, находился довольно близко от Кидвелли, но между ними протекала река, а так как Лланстефан стоял у самого устья, где было очень сильное течение, чтобы перейти реку вброд, нужно было подняться вверх по течению на несколько миль.

Они ехали в сопровождении отряда стрелков Филиппа и нескольких вооруженных всадников из гарнизона сира Джеффри. «Слишком много народу, – думал про себя Филипп, – такой большой отряд только возбудит подозрения де Бриоза». Но сир Джеффри настолько не доверял де Бриозу, что наотрез отказался сопровождать Филиппа, если с ними не будет вооруженного до зубов отряда.

Пару миль они ехали по берегу моря, а потом мимо огромной скалы. Море напомнило Филиппу Левант, и у него сразу поднялось настроение. В этот день светило солнце, чему очень обрадовался Филипп после двух дней проливного дождя. Дорога снова вышла на побережье, и Питер легонько толкнул Филиппа в бок.

– Отсюда виден замок, – сообщил он.

Филипп, ускорив бег своего коня, подался вперед, вглядываясь в даль. Он увидел широкое устье реки с высоким подъемом; речная вода с шумом плескалась о прибрежные скалы. Над низкой линией скал возвышался холм естественного происхождения, и прямо на его вершине стоял замок, из которого много лет тому назад в Первый крестовый поход отправился его дед.

– Ну и что ты думаешь, Филипп? – спросил Питер.

– Место выбрано превосходно, – ответил Филипп. – Хотя отсюда мне плохо видны очертания всего замка.

– О, там ничего особенного – обычные стены, обычные башни, – сказал Питер.

Они поехали вверх по течению и скоро добрались до узкого брода. На другом берегу вилась тропка, ведущая к замку. Переправившись через шумный поток, они поехали по ней, и скоро глазам Филиппа предстал замок во всей своей красе. Стены замка оказались достаточно высоки, но Филипп с разочарованием обнаружил, что на них нет защитных башенок, которые, по традиции, присутствовали на толстых стенах каждой крепости в Святой земле. Филипп разглядел внизу маленькую надвратную башенку и ворота. По сравнению с масштабами Бланш-Гарде, этот замок казался игрушечным домиком, но в понятии сеньоров Марчеса он был настоящей неприступной крепостью.

Когда они подъехали к замку, откидной мост оказался поднят, и они остановились на краю пересохшего рва, кольцом окружавшего крепость.

– Сигналь, Морган, – приказал сир Джеффри трубачу.

На стенах они заметили часовых, но те даже не двинулись с места. Сир Джеффри злобно выругался, и трубач заиграл снова.

– А, вот и сам де Бриоз, – проговорил сир Джеффри. С такого расстояния Филипп не мог рассмотреть лица человека, который самовольно воцарился в его родовом замке. Он только успел заметить, что он высок ростом и черноволос, – это было все, что ему удалось увидеть.

Человек на стене наклонился вперед и прокричал:

– Что тебе нужно, Шавос?

Сир Джеффри начал сердиться. Как он несколько раз успел объяснить Филиппу утром, рыба накануне за обедом тяжело легла в желудок. Он в раздражении приподнялся на стременах.

– Какого черта ты заставляешь нас торчать здесь? – взревел он. – Так-то ты встречаешь своих гостей, де Бриоз?

– Только когда они вооружены до зубов, – отвечал де Бриоз. – Кто это там с тобой?

– Это Филипп д'Юбиньи, законный владелец этого поместья.

– Так я и думал. Убирайся в свой Левант, д'Юбиньи. Здесь тебе нечего делать. И тебе тоже, де Шавос. И если вы не исчезнете с моих глаз через две секунды, я прикажу моим людям начать обстрел.

Питер, подняв руку, испуганно потянул своего отца назад. Сир Джеффри стряхнул его руку и в гневе потряс кулаком над головой. Филипп, услышав сзади себя щелчки, оглянулся: его люди заряжали арбалеты.

– Не стрелять, пока я не отдам приказ, – тихо сказал он. – Думаю, нам лучше поехать назад, сир Джеффри, – вполголоса добавил он. – Сейчас мы ничего не сможем сделать.

В Кидвелли они возвращались в полном молчании. Питер несколько раз попробовал спросить его о том, как он собирается поступить, но Филипп лишь неопределенно покачал головой. Но к тому времени, когда они вернулись в замок и сели обедать, он уже твердо знал, что нужно делать.

– Вы можете найти дерево для четырех длинных лестниц, сир? – спросил он сира Джеффри.

– Полагаю, да, Филипп. – Теперь, когда он с блаженным выражением на лице вгрызался в холодное мясо, поданное на обед, настроение его снова улучшилось. – Но хочу вам сказать, с ними мы не сможем ничего сделать против стен Лланстефана. – Он печально покачал головой и снова склонился над своей тарелкой.

– Что ж, в конце концов, стоит попытаться, – сказал Филипп. – Де Бриоз теперь будет готов к нападению, но если мы проберемся туда ночью и хотя бы установим лестницы, то у нас будет шанс. Сколько человек в его гарнизоне?

– Тридцать, – сказал сир Джеффри, – к тому же плохо вооруженных. Но стрелки они отменные. Они валлийцы. Нам ни за что не установить там лестницы.

– Я так не считаю, – ответил Филипп. Он сам был не уверен в этом, но любыми путями хотел вселить уверенность в остальных. – У наших арбалетов большая дальность выстрела, чем у обычных луков; и в их эффективности у нас уже была возможность убедиться в битве при Арзуфе. И все мои люди – отличные стрелки. Они могут обстреливать верх стены, пока мы будем заниматься лестницами.

– Ночью? – недоверчиво спросил сир Джеффри.

– Прошлой ночью луна была почти полная, – сказал Филипп. – Если мы окажемся у стен до того, как она взойдет, и даже если нас заметят, сверху мы совсем не будем видны. А когда взойдет луна, мои люди будут видеть, куда целиться.

– Если только не будет облаков, – скептически заметил сир Джеффри. – А вдруг пойдет дождь? Ведь может случиться все, что угодно.

Филипп беспокойно заерзал на стуле. «Сир Джеффри может иногда вызывать раздражение, – подумал он. – Без доли риска нельзя выиграть ни одной битвы». К счастью, после сытного обеда сир Джеффри пришел в более приятное расположение духа и приказал своим людям соорудить лестницы. Филипп предложил строить сборные лестницы из двух частей, чтобы их было удобнее нести, и, убедившись, что мастера Кидвелли поняли, что от них требуется, прошел на крепостную стену.

Солнце светило ярко, но почти не давало тепла. Филипп искал какое-нибудь скрытое от посторонних глаз место, где бы он мог сесть и спокойно все обдумать. Нельзя сказать, чтобы ему очень нравился его план. План был хорош, но слишком рискован. «Любая мелочь может нарушить целую картину», – думал Филипп, и нужно было придумать что-нибудь понадежнее.

Из задумчивости его вывели громкие голоса, и Филипп посмотрел на другой конец парапета. Там, в углу, который образовывали две стены, сидели три фигурки. Одну из них Филипп узнал сразу: это была Ровена, младшая сестра Питера. Она сидела на низеньком стульчике, положив подбородок на маленькие изящные руки; длинные черные косы падали ниже спины, а ее кроткие голубые глаза внимательно смотрели на Льювеллина. Рядом с ней сидел Ричард де Клер, положив на колени шлем Филиппа. У ног его стояла коробочка с жиром, но, как и Ровена, он, забыв обо всем, уставился на Льювеллина.