- Расскажи мне о Брид. - Абеляр ласково положил ему руку на плечо и повернул к себе.
      - Я ее люблю, - просто ответил Каспар. - Я ее люблю, а она собирается выйти замуж за моего родича. Несколько лет я пытался себя убедить, что люблю другую, но больше не могу врать.
      Абеляр погладил его по руке.
      - Правду о себе всегда нелегко вынести. Я это знаю, я сотни лет провел, пытаясь со всем разобраться, и, в конце концов, признал все свои ошибки. Жизнь не может быть совершенна, и нельзя винить себя за подобные трудности.
      - Но я же говорил Май, что люблю ее, а теперь оказывается, что я ей лгал, и что я люблю Брид! Я всегда ее любил и всегда буду.
      - А она тебя? - серьезно спросил Абеляр.
      - А она меня - нет, - ответил Каспар, уронив голову на руки. - Может, как брата или как друга...
      - Ну, раз так, не терзайся. Безответная любовь это больно, и от этого страсть порой только разгорается, но она не настоящая.
      - А ты откуда знаешь? - вспыхнул Каспар. - Кто ты вообще такой, чтобы судить о моей любви?
      Абеляр пожал плечами. Ему нечего было терять, так что он говорил честно и обоснованно.
      - Представь, я видел немало душ, проходивших через Ри-Эрриш, и возвратиться в мир живых могли лишь те, кто имел истинную любовь. Нуйн пропускает их через свою дверь, и им не приходится иметь дела ни с простолюдинами, ни с ужасами леса. Высокий Круг понимает, что их любовь настоящая, поскольку эти души не способны перенести путь в Аннуин без второй своей половины. Они едины, и смерти их не разлучить. Если же любовь безответна, этого не происходит.
      - Но я же ее люблю!
      - Конечно, любишь, - согласился Абеляр. - Для тебя Дева это жизнь, это природа. Ты ее любишь, однако души ваши не соединены.
      - А раз я ее люблю, то, как могу любить Май?
      - Видишь ли, - задумчиво объяснил лучник, - есть много разных видов любви. Пока любовь не вознаграждена взаимностью, она не в силах расти, и вполне можно назвать ее простым увлечением. С истинной же любовью все иначе. Куда важнее другое: любит ли она твоего дядю, юношу по имени Халь, о котором ты мне рассказывал?
      - Какая разница? - спросил Каспар, недовольный тем, что его чувства так обнажились.
      - Может, это защитит ее от Талоркана.
      - Не понимаю. - Впервые Каспару удалось сосредоточиться на сложившихся обстоятельствах и забыть о голоде и безумных криках соседей.
      - Если она влюбится в Талоркана, она отдаст ему то, чего он добивается.
      - А чего он добивается? - невинно спросил Каспар.
      - У нее Свирель лорда Дуйра. Кто знает, какие беспорядки способен учинить Талоркан? Он уже собирает вокруг себя недовольных. Здесь, в подземельях, творится страшное. Когда наконец ему удается сломить волю пленников, он не всех отправляет в лес иных оставляет при себе, по большей части тех, чьи сердца черны. Я должен помочь Деве вернуться в край живых, чтобы сохранить Троицу. Наверное, правильно, что все эти годы Высокий Круг отказывал мне в возвращении, теперь я вижу, что нужен здесь. - Абеляр слабо улыбнулся, словно эта мысль избавляла его от страданий. - Но они целую вечность будут спорить, следует ли отпустить Брид или нет.
      - Нужно бежать, и... - начал Каспар. Смех Абеляра прервал его на полуслове.
      - Бежать!.. Куда? В лес? Там опасно. Звери, простолюдины... К тому же Талоркан немедленно устроит облаву. Если нас поймают, мы потеряем свои души и никогда больше не переродимся. Будем, как те несчастные, что вечно маются возле проходов, где завеса между мирами тонка, и вечно алчут возвращения. Тебе не понравится навсегда стать тенью.
      - А почему лес так опасен? Ведь все души должны пройти через него, чтобы достичь блаженства Аннуина. Я думал, путь через лес служит тому, чтобы обрести мира со своей жизнью, чтобы, очистившись, шагнуть в следующую.
      - В лесу есть то, с чем не захотела бы встретиться ни одна душа. Вот почему нужны лесничие. Они ведут души по лесным тропам и защищают их от таящихся в тенях зверей. И от простолюдинов. Без их помощи мы далеко не уйдем.
      - А нельзя притвориться, что мы идем по доброй воле, а потом сбежать?
      - Умный парень, - усмехнулся Абеляр, но тут же улыбка исчезла с его лица. - А как же Брид? Как мы сообщим ей о своем замысле? Да и согласится ли она? Что, если она не захочет покидать Талоркана?
      Теперь Каспар понял, как сложна стоящая перед ними задача. Они долго сидели молча, обдумывая ее, хотя Каспару тяжело было сосредоточиться, мешал голод.
      - Абеляр, - позвал, наконец, он.
      - Мм?
      - Как нам устроить аудиенцию у Высокого Круга? Должно быть, вечерело: свет, лившийся с потолка, потускнел, и сверху доносились звуки веселья.
      - Это несложно, - ответил лучник. - Они всегда рады нас видеть. Попроси пощады. Скажи, что готов идти в лес, однако сперва хочешь поговорить со старейшинами. Тебя примут. Только если начнешь спорить и отстаивать свою правоту, сразу же попадешь обратно в темницу. Тебя отправят прямиком в пыточную, зато на какое-то время вырвешься из камеры, - со смехом добавил он. И тут его осенило: - Попросим, чтобы Деве позволили вернуться. Возможно, они согласятся на сделку. Скажем, что готовы следовать дальше, если ей разрешат возвратиться в мир живых. Попытка не пытка.
      - Не пытка, - кивнул Каспар. Он больше никогда не увидит Торра-Альту, мать, отца, даже Халя...
      Юноша затряс прутья решетки.
      - Лесничий!
      - Лесничий! Лесничий! - откликнулись безумным эхом из других камер те, кто потерял рассудок в темном сыром одиночестве. Каспар зажал уши руками. Сколько же душ томится в бескрайних подземельях?
      - Если провести Брид через лес к проходу, возможно, ей удастся воспользоваться Свирелью и вернуть нас в мир живых. Но лучше уговорить Высокий Круг выпустить ее через дверь Нуйн. В лесу опасно.
      Лесничие появились внезапно, вытащили пленников из камеры и повели их дальше в глубь темницы, а вовсе не обратно по длинному коридору к винтовой лестнице.
      - Старайся не заглядывать в камеры, - одними губами прошептал Абеляр. Из-за вывихнутых коленей он едва поспевал за легкой поступью лесничих.
      Но Каспар не мог не заглядывать. Почти из-за каждой решетки смотрели безучастные глаза, кое-откуда начинали кричать, а одна женщина, закусив стальные прутья, брызгала слюной и рычала, как медведь в клетке, сплевывая сломанные зубы. В другой камере человек стоял на коленях и бился головой о решетку, по лицу у него текла густая кровь.
      Воздух сделался теплее, Абеляр напрягся, и Каспар понял, что они приближаются к пыточной палате. Лучник потер подбородок и ободряюще улыбнулся.
      - Они захотят ослабить нашу решимость, но мы же люди Торра-Альты!
      - И хребет у нас стальной, - добавил Каспар, чувствуя, как все у него внутри переворачивается от доносящихся из пыточной криков боли.
      - Лучше не смотреть, - сказал Абеляр. - Твоей душе не будет легче от вида страданий, а позабыть их ты еще долго не сможешь. А может, и вообще никогда.
      Но Каспар опять не сумел последовать его совету и не отводил глаз от извивающихся тел. С почерневшей кожи капал в шипящее пламя жир. Человек, висевший на дыбе в ожидании своей очереди, встретился с ним взглядом.
      - У него в глазах нет ни страха, ни жалости! - воскликнул Каспар.
      - Знаю. Почти все здесь хотят вернуться по дурным причинам. Они поглощены мстительностью, ненавистью или завистью, одержимы каким-нибудь злом своей прошлой жизни. Единственная их мысль о возвращении к этому злу. Пока их души не очистятся, они не смогут идти дальше. Это крепкие люди, уже перенесшие бесконечные годы страданий. Ненависть дает им силы. Помни: их ненависть так сильна, что следует за ними даже через рубеж смерти.
      Все же Абеляр вздрогнул, проходя мимо трех людей, подвешенных за ноги. Голени несчастных закрепили параллельно полу, и вес тела приходился на коленные суставы, постепенно, по мере того, как слабели мышцы, смещавшиеся. Теперь Каспар понял, почему лучник хромает. Не в силах перенести эту мысль, он отвернулся, и его взгляд упал на человека в стальном венце.
      Рядом стоял Талоркан, наблюдая почти с восторгом, как тот молча переносит боль. Винты глубоко вдавились пленнику в глаза. Лицо и руки у него были покрыты темно-серыми волосами, а челюсти выдавались вперед. Он напоминал волка. Должно быть, превращался в человека так же, как Папоротник.
      Человек-волк рывком поднялся и, если бы шипы не выдавили ему глаза, можно было бы решить, что он смотрит в упор на Каспара. Внезапно он вырвался, издал гортанный крик ненависти и потянулся к Каспару, гремя цепями.
      Тот, пойманный врасплох, мог лишь пригнуться. Руки волка мелькнули у него над головой, выдрав клок волос. Трое лесничих поспешно усадили безглазое существо обратно, Талоркан же задумчиво оглядел его, пытаясь понять, почему ослепленный так себя повел.
      - Спар, ты в порядке? - взволнованно спросил Абеляр.
      Каспар промолчал, пытаясь успокоиться. Нападение бешеного человека-волка напомнило ему о Некронде. По чему непонятно, но образ Друидского Яйца вмиг встал перед глазами.
      Лучник яростно дернул его за руку.
      - Думай о цели. Мы должны найти Брид.
      - Да, Брид, - пробормотал юноша.
      - Сколько ненависти! - вновь сказал Абеляр, когда их потащили в дальний конец пыточной. Там в стене был проем, а за ним - лестница.
      Каспар не мог избавиться от впечатления, будто волк хотел пожрать его душу.
      Винтовая лестница казалась бесконечной. Сперва шли ступеньки, высеченные в скале, потом - перекрытые старыми и гнилыми досками, потом истертые каменные, и наконец, когда пленники достигли нижних этажей дворца, под ногами лучился жемчужный мрамор Абалона.
      Оглянувшись, Каспар увидел, что оставляет на безупречно чистой поверхности грязные следы, и почему-то почувствовал стыд. Наконец они добрались до дворцовых этажей с величаво-белыми палатами, такими, что кружилась голова. Выложенный золотом узор на высоких мраморных колоннах изображал побеги плюща, ползущие по тонким древесным стволам. Яркие птицы в клетках под капителями печально пели.
      Каспар обернулся к Абеляру.
      - Должно быть, они тоскуют по блаженству Аннуина? Тот кивнул.
      - Все говорят о блаженстве Аннуина, - тихо произнес Каспар.
      Пленники проходили зал за залом, их шаги гулко отдавались от твердого холодного камня. Маленькие лица, похожие на эльфийские, выглядывали из полуоткрытых дверей, и вскоре следом собралась целая процессия детей лесничих, смеявшихся и радостно отплясывавших на ходу, будто увидели клоунов.
      - Но откуда известно, что это блаженство?
      - Тот же вопрос я однажды задал шаманке, очень древней женщине, сказал, нахмурившись, Абеляр. - Она ответила, что доказательств блаженству Аннуина не нужно. Если будешь искать в своем сердце, ощутишь, что блаженство есть и что однажды все мы воссоединимся с Великой Матерью. Это нельзя осознать, можно только почувствовать.
      Наконец они пришли в судебную. Там было пусто. Сияние солнца лилось сквозь отверстия в сводчатой крыше, зажигая золотым пламенем узор на дверных створках и колоннах. Вдруг затрубили фанфары, и впорхнули тринадцать членов Круга, сопровождаемые отрядом лесничих, тут же выстроившихся вдоль стен. Все они запели, принуждая Каспара и Абеляра молча встать перед тронами.
      - Не сопротивляйся, - велел лучник. - Иначе быстро потратишь силы и потеряешь сосредоточение.
      Нуйн, дух ясеня, велела пленникам выйти вперед. Ее мягкие волосы вольно раскинулись по плечам, на шее звенела связка ключей. Увидев, что Каспар смотрит на них, Нуйн властно прикрыла ключи ладонью.
      - Лорды мои и леди, - заговорил Абеляр в торра-альтанской манере, - мы пришли просить не о своих жизнях, а о жизни другой.
      - О другой! - Члены Круга удивленно переглянулись, их прозрачные крылья затрепетали.
      - О чьей жизни вы просите? - вопросил Дуйр, оглаживая клочковатую бороду. На его лице появилась бес страстная улыбка.
      Абеляр заговорил мягко, но настойчиво:
      - О жизни Брид, о жизни Девы. Она должна возвратиться в мир живых, чтобы не прервалась череда Троицы. В то время, когда она очутилась по эту сторону границы, она была занята поиском ребенка, который со временем занял бы ее место. Близок час смерти Карги, а если останется лишь одна из трех высших жриц, вера исчезнет.
      - Она обманула смерть! - выкрикнул Страйф, ударяя об пол усеянным шипами посохом. - Ни при каких обстоятельствах мы не можем позволить ей вернуться. Никогда!
      - Послушаем еще, - вступился Дуйр. - Ведь дело касается нас всех. Свирель Абалона у нее, а Талоркан пленил ее своей песней.
      - Неразумно, неразумно, - проговорил Фагос, глядя в книгу. - Весьма неразумно. У Талоркана слишком много власти. Он уже сделал ее своей рабыней?
      Дуйр вздохнул.
      - Редкий смертный способен выстоять против любви лесничего. Все жители Ри-Эрриш представляются им чудесно красивыми.
      - Мы просим о ее жизни, - прервал Абеляр, и члены Высокого Круга, как один, посмотрели на него. - Если Дева умрет, другие веры, неприязненно относящиеся к Великой Матери, заполнят нишу и нарушат равновесие мира. Мы с радостью предлагаем себя вместо Брид.
      - Вы не вправе предложить свои души, потому что вы уже переступили грань, и души ваши в нашей власти, - сообщил Фагос. - Сделка невозможна.
      - Однако ее возвращение необходимо, - настаивал Абеляр.
      Фагос недовольно хмыкнул.
      - Такой необходимости нет. Единственный случай, четко оговоренный в законе, - тот, при котором две души объединяет любовь. Есть ли у нее такая любовь?
      - Со всей очевидностью, нет, поскольку она поддалась моему заклятию, откликнулся Талоркан, входя в зал и даже не думая извиняться за задержку. Следом за ним шла Брид, а за ее руку держался Папоротник.
      - Брид! - крикнул Каспар, но девушка, похоже, его не слышала.
      Ее перепачканная и потертая охотничья одежда исчезла, вместо кожаных штанов и куртки на Брид были блестящее шелковое платье, белое, украшенное сверкающими рубинами, и покрывало, вышитое по краям жемчугом. Ее красота напоминала розу, обвитую унизанной каплями росы паутинкой. Но эта красота не подходила Брид и казалась чужой ведь обыкновенно девушка не носила никаких драгоценностей, кроме серебряных знаков жреческого достоинства, и теперь бывших при ней. В руке она держала Свирель Абалона, на которой вы царапала связующие руны. Талоркан ввел девушку в круг, Брид споткнулась, будто слепая, и в страхе ухватилась за плечо Папоротника. Лесничий откинул покрывало с ее лица и гордо улыбнулся старейшинам.
      - Она моя невеста и останется со мною в Ри-Эрриш. Каспар рухнул в ледяные глубины отчаяния.
      - Брид, Брид... - слабо зашептал он. Дуйр в гневе поднялся:
      - Нет! Эти люди создания Великой Матери, а не порождения солнца и звезд, как мы. Ты не можешь отказать ей в блаженстве Аннуина.
      - Она любит меня, - объявил Талоркан, взмахнув рукою.
      - Ты имеешь в виду, что она подпала под влияние твоей магии, поправила его Нуйн.
      Рот у Каспара раскрылся. Брид была бледна, казалась изможденной, словно проиграла тяжелую битву. Ее глаза, когда-то ярко-зеленые, потеряли цвет, в них появились желтые прожилки. По лицу скользнула слабая бездумная улыбка.
      - Видите! - показал Талоркан. - Я предложил ей вечную жизнь в качестве создания солнца, и ее сердце склонилось к согласию.
      - Брид! - беспомощно воскликнул Каспар. - Пожалуйста, Брид, вернись к нам. Я люблю тебя, Брид. Я люблю тебя.
      Впервые девушка взглянула на него; в глазах у нее стояли слезы. Она подняла руку, словно умоляя Каспара о чем-то, но тут же упала без чувств.
      Талоркан подхватил ее и запел. Мелодия полилась, как сдобренное медом вино. Брид плакала, сжимала кулаки, однако ее губы расходились в улыбке. Папоротник дотянулся до ее руки, стал трясти... Брид не обращала на него внимания, утонув в магии.
      Талоркан сжал ее в объятиях, девушка обвисла, как кукла.
      - Я пообещал научить ее играть на Свирели. Подумай, Брид, сколько хорошего мы с тобой могли бы сделать. Вместе мы способны исправить мир. Он облизнул губы, будто пробуя на вкус хмельной напиток власти.
      - Нет. - Сайлле тихо двинулась к Брид. - Не слушай его. Не играй для него на Свирели. Он лесничий, а не один из Круга, и справедливость не правит им.
      - О какой справедливости идет речь, когда вы лишь болтаете? воскликнул Талоркан. - В вашей праздности нет добродетели.
      - Как смеешь ты в подобном тоне обращаться к Высокому Кругу? - Тинне вскочил, тыча в лесничего острым, как кинжал, пальцем.
      Талоркан самодовольно улыбнулся и не отступил.
      - Дело в том, что в моих руках находится Свирель. Ради меня девушка снимет заклятие, и тогда, старейшины, с вашей властью будет покончено. Я один буду судить всех проходящих через лес. Мой народ каждый день страдает, пытаясь защитить души на их долгом пути. Я покончу с его тяготами. Я стану править вместо вас, глупцов. Тринадцать это слишком много. Хватит и одного властителя.
      - Осторожнее, Талоркан, Брид еще не стала играть для тебя на Свирели, - заметила Нуйн. - А ключи до сих пор у меня.
      - Все меняется. Вскоре я получу и второй предмет силы.
      Страйф расхохотался.
      - Есть еще лишь один такой предмет, и тебе он не доступен. Он от века находится в мире смертных.
      - Воистину, - с улыбкой кивнул лесничий. - Но, как я уже сказал, все меняется. Вскоре вы будете меня покорно почитать. Власть не для вас. Слишком долго вы сидите в замке и потому забыли, каково в лесу. Я обеспечу, чтобы те, кому должно, следовали в Аннуин, а прочие оставались здесь или шли в свой последний путь к солнцу.
      Каспар почувствовал тошноту. Абеляр говорил о трех предметах силы. Два из них находились в зале: Свирель Абалона и Ключи Нуйн. А третьим, по словам лучника, был Некронд.
      Талоркан, не заботясь о том, что вызвал неудовольствие собравшихся в тронном зале, запечатлел нежный поцелуй на лбу Брид, а после вновь завел свою чарующую песню. Каспар видел, как девушка лишается послед них сил. Она пыталась отвернуться, но лесничий рассмеялся.
      - Сопротивляйся, и боль лишь усилится. - Он взял ее руку - Брид до сих пор не выпустила из пальцев Свирель, и поцеловал. - Ты будешь сидеть на троне подле меня, и исправлять все ошибки. Ты сможешь избавлять мир от страдания. Помнишь, как в прошлой жизни тебе не хватало сил? Как все эти могущественные дворяне мешали тебе достичь своей цели и восстановить равновесие? Здесь все будет иначе. Мы положим конец беспорядку, созданному этими глупцами. - Он нежно опустил Брид на пол возле Папоротника, в последний раз взглянул на ее прекрасное лицо и шагнул к дверям. - Лесничие, оставим их спорить. Пришло время прочесать лес и собрать новоприбывшие души.
      Каспар знал, что Талоркан лжет, знал, что тот специально предлагает Брид то, от чего ей нелегко отказаться облегчение чужих страданий. Девушка слегка улыбнулась, глядя лесничему вслед, глаза ее мягко сияли.
      Стоило огромным створкам захлопнуться, как Тинне закричал, что Талоркана следует покарать. Остальные старейшины принялись возбужденно спорить, а Страйф пробормотал себе под нос, что он один предсказывал нечто подобное.
      Фагос поднялся, кашлянул и терпеливо дождался тишины.
      - Мы не в состоянии его покарать. Талоркан уже слишком силен, и лесничие встанут на его сторону.
      Старейшины опять заговорили все вместе, и так продолжалось, пока Нуйн не заставила их замолчать.
      - Тогда мы должны выкупить у него девушку и позволить ей вернуться. Нельзя допустить, чтобы Талоркан завладел Свирелью Дуйра. Она обещала отдать нам Свирель, если мы отправим ее обратно.
      - Закон не позволяет отправлять смертных назад ради достижения наших собственных целей, - провозгласил Фагос, выковырял из бороды буковый орешек и, швырнув на пол, растоптал. - Мы, поддерживающие закон, не вправе его нарушать.
      - Лучше бы ты так не делал, - злобно прошипел Тинне.
      На миг все смолкли, потом, наконец, Страйф вздохнул, причем спокойнее, чем обычно.
      - Выбора у нас нет. Она должна сама выковать себе судьбу. Мы можем лишь выпустить девушку в лес и посмотреть, сумеет ли она добраться до прохода.
      - Без помощи лесничих ей не спастись от простолюдинов, - произнес Дуйр.
      - К тому же, - добавила Нуйн, - Талоркан устроит облаву, чтобы ее вернуть.
      Страйф кивнул в сторону Абеляра, Каспара и Папоротника.
      - У нее есть друзья. Отправим их с нею. Вдруг Талоркан не успеет нагнать их прежде, чем они уйдут в глубину леса. Он сейчас собирает новые души, к тому же слишком много в последнее время занимается темница ми.
      Нуйн откинула легкие волосы и стала задумчиво перебирать пальцами ключи.
      - Впервые, Страйф, я не стану с тобой спорить. Будем надеяться, что ловчие их не поймают. - Она скользнула к Каспару и остальным. Постарайтесь понять, благородные смертные, что ничего больше мы не способны для вас сделать. Мы не можем своей силой отправить вас обратно, но позволяем вам попробовать самим. Если вам удастся достичь прохода и хватит умения вернуться в мир живых, отдадите ли вы Дуйру его Свирель?
      Брид слабо кивнула, и сердце у Каспара радостно заколотилось он понял, что заклятие Талоркана не имеет над девушкой полной власти. Он-то боялся, что Брид откажется покидать лесничего.
      Уйллеанд взялась за голову, спрятав пальцы в кудрях, заглянула Брид в глаза и кивнула.
      - Она ничего не скрывает и вернет Свирель, как обещала.
      - Хорошо, - произнесла Нуйн. - Я мало, чем могу вам помочь, разве что посоветую не ходить на юг, к ближайшему проходу. Талоркан будет ждать вас именно там. Ступайте на северо-запад. Однако путь туда нелегок, им идут лишь те, кому нужно долгое время, чтобы обрести покой.
      Глава 17
      Пип терял надежду. Несколько дней он радовался найденным рунам, но с тех пор ничего такого больше не видел и не слышал. Мальчик постепенно падал духом.
      Сразу после того, как они прошли через брод у слияния двух рек, Лешей и Белоструя, Пип собирался оставить знаки на заметном камне, но с удивлением обнаружил, что на нем уже выцарапаны четыре руны. . "Спар". Тут же они с Броком решили, что мастер Спар и Брид, наконец, их выследили и просто ждут возможности прийти на помощь.
      С тех пор прошло уже несколько дней. Пип даже не помнил точно сколько. Он шел, спотыкаясь, по мерзлой до железной твердости земле Южной Ваалаки.
      Трог хромал рядом с ним, то и дело оборачиваясь. В отличие от людей, пса не стали связывать, однако он не проявлял желания улизнуть. Пипу это досаждало. Он уже сто раз велел собаке бежать домой, но терьер лишь мо тал головой.
      - Вот Брид бы ты послушался, - сердито выругал его Пип.
      Пес прижал уши, услышав имя Девы, остановился и стал оглядываться, а потом опять затрусил за людьми. Мальчику стало обидно, что Трог бегает свободно, а им с Броком приходится тащить на шеях тяжелые цепи.
      Сперва Пип думал, что пес не убегает из верности ему и Броку, а потом понял: во время каждой остановки Трог спешил потыкаться носом в мешок с волчатами. Поначалу охотники привязывали пса веревкой, но после того, как он трижды ее перегрыз, и все равно не покидал отряд, больше не утруждали себя.
      - Ступай домой! Ступай домой и приведи помощь, - в очередной раз велел ему Пип.
      Пес скосил глаза на юго-запад, однако продолжал обнюхивать пищащих волчат в мешке, притороченном к поклаже пегого пони.
      - Кончай на пса злиться, парень. Сам виноват. Из-за тебя мы в такой переплет попали, - сказал Брок. Он очень устал.
      Пипу сделалось его жалко, но все же мальчик огрызнулся:
      - Вот еще! Тебя-то я не просил мне помогать. Брок, даже не оборачиваясь, бросил:
      - Когда станешь постарше, поймешь, что мы с то бой оба торра-альтанцы и обязаны помогать друг другу.
      - Я сам себе хозяин.
      - Да нет, тебя просто пороли мало. Подрастешь - поймешь. Никто не хозяин самому себе, а уж ты-то пока и подавно.
      - Да я тут вовсе ни при чем! - стал препираться Пип. - Я хотел Трога найти. Если кто и виноват, так это он. А еще он ленивая непослушная псина, потому что не хочет идти домой!
      На миг мальчик умолк и взглянул на распухшую лапу терьера. Все-таки Трог был мужественным псом, выведенным специально для охоты на смертоносных змей, наводнявших песчаное побережье Офидии, и не боялся боли. Охотники все время замечали, как он хорош. Такой пес со стальными челюстями и несокрушимым духом великолепно подходил для поединков. Только Пип знал, что на самом деле характер у Трога совсем другой. Что это за человек, на которого работают охотники, если он любит собачьи бои? Барон Бранвульф сурово наказы вал устроителей подобных зрелищ, и кое-кто порой со смехом поговаривал, что он лучше обходится с собаками, лошадьми и соколами, чем со своими подданными, хотя Пип и знал, что это не так. Бароном он восхищался. Как и его молодой сводный брат, Бранвульф был прекрасным вождем.
      А вот о мастере Спаре такого не скажешь. Баронского сына Пип любил, но уважать его так же, как отца, не мог больно мягок тот был с людьми и больно неуверенно отдавал приказы. Если бы отряд вели Бранвульф или Халь, ничего подобного не случилось бы. Так что виноват во всем как раз мастер Спар. И где он, спрашивается? Что за наследник барона, коли, не может справиться с двумя выродками охотниками?
      Пип задержался перевести дух. Ваалака забытый богами край, подумал он. Леса давно остались позади, и теперь они шли на восток через высокогорное плато, то и дело пересекая русла высохших рек. По весне, когда начнет таять лед на северных вершинах, здесь будут реветь бурные потоки. Сейчас землю намертво сковал холод, и лошадиные копыта не оставляли следов.
      Всадник и Палец долго спорили, идти ли в Кеолотию по большому тракту или держаться безлюдных мест. Неудивительно, что победил, в конце концов, Всадник. Он явно опасался встречи с другими путешественниками больше, чем трудностей пути по бездорожью.
      Пегий пони шагал, не замечая, что мальчик остановился; цепь натянулась, и Пип невольно ойкнул. Ошейник натер ему кожу до крови, думать получалось мало о чем, кроме собственных несчастий. Путники медленно поднимались по широкой расщелине.
      - Что-то ты стал не такой прыткий, - усмехнулся Палец. - К тому же мне показалось, что отважный воин Торра-Альты вскрикнул от боли? Кстати, Пискля, не хочешь ли, наконец, сказать, как твое имя? Или ты слишком испуган, чтобы говорить?
      - Оставь парня в покое, - сказал Брок, подходя ближе.
      Несмотря на всю свою гордость, Пип был ему благо дарен. Все же его раздражало и то, что охотники больше следят за стариком, чем за ним самим, и то, что Брок считает своим долгом его оберегать. Хотя, конечно, ни чего он не добился, только сам в плен попал.
      Пожилой солдат продолжал ворчать:
      - Такие негодяи только и могут подкрадываться в темноте и нападать на бессловесных животных и бедно горебенка.
      На бедного ребенка!.. Пип скрипнул зубами (эту привычку он перенял у мастера Халя) и молча бросил на Брока ледяной взгляд, а потом посмотрел на свой драгоценный лук, притороченный к седлу Пальца.
      - Ах, маленький воин из Торра-Альты уже не может сам за себя постоять, - продолжал издеваться тот. - Так что, волколюбы, как нам вас звать Ворчун и Пискля?
      - Молчи, - прошипел Пип Броку. Он поклялся не обращать на охотников внимания и, уж конечно, не собирался называть им свое имя, особенно теперь, когда они решили прозвать его Писклей. Унизительно вдвойне кличка походила на его настоящее имя! Пип обругал покойную матушку за то, что так его назвала, и тут же покраснел от стыда. Но, в самом деле, не могла, что ли, придумать имя поблагороднее, вроде Кеовульфа? Даже какое-нибудь простое солидное, скажем, Дунстан, вполне бы подошло. Но Пип... Капитан Пип! Подумать только!
      Дело в том, что капитан стражи Торра-Альты занимал эту должность уже много лет, и Пип поклялся прийти ему на смену, когда высокий сухопарый солдат отправится наконец в отставку. Мальчик улыбнулся, вспомнив вдруг, что капитана всегда называли только по чину. Может, его родители тоже дали сыну какое-нибудь кошмарное имечко?
      К вечеру открытое плато кончилось, и Всадник повел группу вниз по долине, где росли лишь колючий дрок да редкие скрюченные рябины. По обе стороны возвышались острые скалы, за много веков обглоданные ветром до костей. Тут и там лежали крупные темно-серые обломки камня.
      Пип чуть не валился с ног от усталости, однако отчаянно старался не подать виду. Может, он еще и не взрослый, зато торра-альтанец, а любой торра-альтанец сильнее жителя Овиссии, думающего лишь об овцах, а уж иноземца тем более. Мальчик стиснул зубы и смотрел себе под ноги. По счастью, лошади шагали небыстро, сопя под тяжестью поклажи.
      Приземистый, с растрепанной бородой Всадник не довольно оглядывался на багровое солнце, медленно сползавшее за горизонт.
      - Гони их там сзади побыстрее, - крикнул он товарищу. - Надо до заката перевалить в долину под Знаменным Откосом.
      Рыбоглазый овиссиец принялся хлестать кнутом от стающих пони. Пип вздрогнул.
      - Надеюсь, на этот раз мы получим что-нибудь по дороже кроличьей лапки, - с кислой миной сказал Палец. Твои выдумки нам добра не принесли. Занимались бы лучше продажей шкур.
      - Этим богатства не наживешь, - откликнулся Всадник. - С тем, как он нам заплатит, не сравнить.
      Кобольды, сбившись в кучку и попискивая, трусили следом, не отставая, но держась подальше от Трога, которого явно раздражали. Всякий раз, как они оказывались радом, пес рычал и показывал зубы. Пип заметил, что с тех пор, как кобольды увидели в Кабаньем Лове белого оленя, они стали куда менее послушны.
      - Злобные твари, - с отвращением сплюнул Палец, покосившись на кобольдов, отчего те возбужденно залопотали что-то по-своему.
      Всадник лукаво ухмыльнулся.
      - Зато слушаются. В этом году в Хобомани выпало мало дождя; если поджечь, все вспыхнет, как факел. Кто-то из кобольдов в отчаянии вскрикнул. Всадник осклабился, сознавая свою власть над ними. В окружении рычащих собак он зашагал вперед, оставив Пальца подгонять пони. В шкуры лошадей въелась смерзшаяся грязь, на которой оставались четкие следы кнута.