– Он тут был! – Лёсик взял след и зарысил к северу, приговаривая: – Он здесь был, был, один раз, а может, даже два.

За Папоротником заспешил волчонок, который по пути остановился, задрал острую морду и завыл.

На отшибе горбились серые крыши самых крайних домов. Они стояли за пределами деревни, на нижних уступах скал. Путники постучали в двери, но не получили ответа ни из одного домика. Но вскоре на утесе они повстречали парнишку, собиравшего яйца чаек. Он, как выяснилось, зарабатывал этим на жизнь. При виде Каспара с компанией он едва не выронил корзинку от неожиданности. Мальчик застенчиво объяснил, что тут вообще-то редко кто ходит, но вот высокий всадник в красном плаще в самом деле проезжал несколько дней назад.

– Во-он туда поехал. – Он махнул рукой на север, к вершинам скал.

Селяне дали путникам с собой в дорогу много вяленой и сушеной рыбы. Вся деревня высыпала провожать Каспара и его друзей до самой околицы; рыбаки и их жены махали им вслед с немалым облегчением. Огнебой, отдохнув и отъевшись, рвался вперед, но Каспар все еще не решался сесть на него верхом и вел коня в поводу, беспокоясь о его хромоте.

Едва они отошли от деревни, как Папоротник уже принялся жевать соленую рыбу, бормоча, что это вовсе не то же самое, что есть настоящих животных.

Хотя Урсула, как обычно, была погружена в свои мысли и шла с опущенной головой, Перрен и Нейт дружно ругали лёсика и обзывали его сумасшедшим. Слегка смягчились они, только когда тот завопил, что снова напал на след. Бегая кругами, он то припадал к земле, то снова вскакивал, без конца крича о волке. Каспара это очень скоро начало утомлять.

На второй день после выхода из Моевкиной Бухты местность по пути начала меняться. Берег стал более пологим, бесплодная почва утесов сменилась мягким дерном. Здесь-то путники и встретили более или менее четкие следы. Отпечатки ног, обутых в остроносые длинные башмаки, по мнению Каспара, не могли принадлежать никому, кроме высокого обманщика.

– Может, это простой пастух ходил или еще кто-нибудь, – усомнился Нейт, когда они переходили неглубокую речку.

Огнебой остановился попить.

Папоротник одарил Нейта сердитым взглядом.

– У тебя что, носа нет? А, да, конечно! Ты до сих пор пытаешься сбить нас со следа, чтобы мы не нашли твоего хозяина. Ты же предатель.

Нейт оскалился и двинулся на Папоротника, который в страхе отскочил за спину Перрена. Горовик медленно перевел взгляд с Нейта на Каспара.

– Он больше не предатель и не хочет им быть. Он знает, что ты сын барона, и верит в твои добрые намерения, но в глубине сердца все равно тебе не доверяет. Нейт не понимает, почему твой отец не уничтожил черномордых волков и до сих пор позволяет им терзать окрестные земли. Он зол из-за несчастий Овиссии.

Нейт так и подпрыгнул от неожиданности.

– Как ты узнал?

Перрен топнул ногой по мелкой воде, брызги разлетелись фейерверком.

– Вода несет твои мысли.

Каспару было не до Нейта; он все размышлял о Некронде и волкочеловеке.

– Морригвэн не могла понапрасну послать меня на восток.

Лёсик фыркнул.

– Это тот самый запах, что я почуял тогда в Торра-Альте. Оттуда волк наверняка держал путь через южные отроги Желтых гор, мы могли поймать его и там, незачем было тащиться через весь хребет.

В который раз Каспар подумал, что, может быть, Морригвэн послала его сюда из-за Ланы. Он вспомнил, что вытащил руну с переплетением знаков Дуба, Ясеня и Боярышника. Сначала Каспар решил, что это означает Лихоросль, но теперь стало ясно, что он ошибся, и у этого знака куда более глубокий смысл. Может быть, третья доставляющая руны, Хуатэ – Боярышник, несущая значение девственности и воздержания, означает Деву? Хоть Каспар и думал раньше, что это роль руны Беорк… Юноша раздумывал надо всем этим, но так и не мог прийти к логическому заключению. Ему попросту не хватало знаний.

Он не мог идти быстро и опирался на посох. Таким образом путники медленно продвигались вдоль побережья, пугая чаек и топорков, то и дело взлетавших с утесов из-под самых ног. Перрен шагал чуть впереди остальных; внезапно он поднял руку в предостерегающем жесте и подался назад.

– Там, впереди, в долине люди. Их много. Опустившись на колени, они заглянули вниз, в лежащую перед ними каменистую долину, ведущую прямо к морю. Урсула вскрикнула.

– Медведи! Там мои медведи!

Четырех бурых медведей, упиравшихся что есть сил, тащили вперед за ошейники. Целые отряды людей с трудом волочили их за цепи и погоняли сзади. То и дело щелкали бичи.

– Он там! Он близко! – заверещал Папоротник во весь голос, возбужденно вскакивая на ноги.

Его высокий голосок прозвенел по всей долине, и люди внизу завертели головами. Каспар сбил лёсика с ног и оттащил со всеобщего обозрения.

– Овиссийские пастухи и кеолотианцы, – подытожил Каспар. – Равное количество тех и других. Кеолотианцы – жестокий народ. Должно быть, это они забирают медведей. Я слышал, они едят медвежатину, это у них считается деликатесом…

Он осекся, взглянув на искаженное лицо Урсулы.

– Не говори при мне об этих убийцах!

– Так, значит, волкочеловек воссоединился с охотниками Мамлюка, – размышлял Каспар вслух. – С ним не меньше сотни людей. Как мы собираемся до него добраться?

– Мои медведи! Они уводят моих медведей! – неистовствовала Урсула. – Я больше не могу этого выносить. Нужно на них напасть!

Голос ее дрожал от ярости. Нейт скривился.

– Напасть? Мы – горстка оборванцев, а у них целое войско.

– Но они уводят моих медведей.

– Нападать на них мы не можем, – воззвал Каспар к ее разуму. – Остается просто идти за ними по пятам и выжидать момент, когда волкочеловек окажется вне колонны.

– А как же медведи?

Урсула в бешенстве ударила кулаком по земле.

– Прости, – извинился Каспар. – Но я не вижу, что здесь можно сделать.

Он прищурился, пытаясь разглядеть волкочеловека среди идущих, но не смог.

Они незаметно шли за медвежатниками весь следующий день, но от колонны за это время никто не отделялся. Еще несколько дней прошли без изменений – разве что Каспар все больше набирался сил. Но при этом его ужасно расстраивало, что нет никакой возможности добраться до волкочеловека. Каждую ночь Урсула плакала о своих медведях, хотя Папоротник и Лана изо всех сил старались ее утешить. Каспар избегал девушки, порой ловя на себе ее яростный взгляд – как будто это он был виноват, что медведей уводят в плен. Сейчас Урсула походила своим поведением на кого угодно, только не на рабыню.

За эти дни медведи дважды предпринимали попытки освободиться – они рвали цепи и бросались на тащивших их людей. Трое охотников было ранено, одному медведь сломал шею, и его бросили прямо на дороге, оставив тело чайкам.

Побережье делалось все менее скалистым, утесы сменялись холмами. Каспар до сих пор не придумал никакого плана. Он понимал, что действовать нужно быстро: вдали на воде уже появились очертания двух долгоносых лодок без парусов. Весла их ярко блестели на солнце. Вне всякого сомнения, корабли плыли за медведями.

Каспар смотрел на блестящее зеркало моря, на прибрежный высокий тростник, на полосу прилива – сейчас был отлив, только неглубокие темные лужицы виднелись на сыром песке. Высыхали на солнце пучки скользких водорослей. Вдалеке из воды вздымались острые гребни скал, как спины морских чудовищ, всплывших погреться на солнце. Воздух, однако, был холодным.

Опутанных цепями медведей – трех взрослых и одного детеныша – тащили по побережью по направлению к лодкам. Медвежонок скулил и плакал, как человеческий ребенок. Длинные лодки были уже совсем близко, причалить им мешал только отлив, превративший часть морского дна в вязкое болото. Они покачивались среди длинных тростников, ожидая своего часа.

Из лодок выбралось несколько человек, которые направились помогать тем, что на берегу. Медведей пока не заводили на борт – их посадили в большие крытые клетки. Кеолотианцы и пастухи дружно ставили лагерь; по берегу запестрели палатки. Самый большой восьмиугольный шатер высился посреди лагеря.

– Нам придется ждать до сумерек. Лодки не поплывут в отлив, тем более в темноте. Я проберусь в лагерь и попробую найти человека, укравшего Некронд.

Каспар изложил друзьям свой план, жалея, что так поздно взялся за дело. Теперь к врагам присоединились еще и люди с лодок.

Решив спрятаться в тростниках, они осторожно спустились к полосе прилива. Там отряд таился до заката. Солнце садилось за Желтые горы, которые из золотых, подернутых алым, медленно становились черными. Как длинный ряд зубов, они вгрызались в темно-синее небо. Угасающий свет какое-то время сиял в лужицах морской воды, делая их озерцами расплавленного золота на черном песке. Вдали мерно дышало море, уже погрузившееся во тьму.

Каспар поднялся на ноги.

– Пора, – сообщил он своим странным спутникам.

– Тебе не стоит идти одному, – сказал Перрен. Каспар проверил остроту лезвия своего охотничьего ножа.

– Некронд – это мое дело. В одиночку мне будет даже проще пробраться в лагерь незамеченным.

Он еще раз оглядел своих спутников, и сердце его упало. Урсулы среди них не было. Каспар схватил лук.

– Ох, бестолковая девчонка! Она ушла спасать своих медведей. Нейт, дай сюда плащ.

Накинув пастуший плащ с капюшоном, Каспар спрятал под ним лук и бегом направился к лагерю, сжимая в руке нож. По соленой топи бежать было трудно, ноги почти по колено увязали в зыбучем песке. В темноте не было видно лужиц воды, и Каспар то и дело проваливался, петляя меж лабиринта выступивших наружу подводных камней. Он старался держать лук повыше, чтобы не намокла тетива.

За долгую дорогу до лагеря Каспар успел устать и напугаться. Он почему-то совсем не ощущал присутствия Некронда, которое раньше всегда сказывалось на нем напряжением. Юноша не знал, какая к тому причина. Может, он доказал свою несостоятельность как хранитель, и Яйцо больше не звало его?

Дрожа, Каспар отжал намокший подол плаща, который был ему несколько велик. Ему здесь очень не нравилось. Луна еще не взошла, все вокруг покрывала тьма – ее нарушали только рыжие огни костров в лагере да редкие огоньки светлячков на берегу.

Но Каспар знал, что нужно делать. Он накинул капюшон плаща на голову и как ни в чем не бывало, направился к кострам, как если бы там и было его место. Вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову остановить человека в пастушьем плаще. В лагере собралось слишком много народу, чтобы все знали друг друга в лицо. Каспар только опасался, не наткнется ли он на кого-нибудь из прежних знакомых, но ему повезло. Нейт, помнится, говорил, что в овиссийском отряде народ постоянно меняется.

Каспар целенаправленно устремился к большому шатру, сочтя, что его скорее всего занимает волкочеловек. Если Некронд у него, он здесь самый главный.

Он подошел достаточно близко к восьмиугольному шатру, чтобы расслышать слова, и остановился в тени.

– Отличный клинок, Мамлюк. Металл редкий. Это, конечно, подарок мне? Я верно понял?

Послышалось неуверенное мычание. Наконец хриплый голос Мамлюка отозвался:

– В общем-то нет, сир; я хотел отдать его…

– Ну, конечно, ты собирался выслужиться перед своим господином, – недобрым тоном закончил его собеседник. – Ладно, ты все понял? Ловите медведей. Их нужно много. Всех, которые есть.

Голос говорил по-бельбидийски; в нем была особая резкая нотка, от которой Каспара бросило в дрожь. Юноша хорошо знал своих земляков, но такого выговора распознать не мог. Он был какой-то безликий, не простонародный и не как у образованного.

– Я обсудил наши планы с твоим обожаемым господином, – продолжал тот, – и вот, собственно, до чего мы договорились.

– Но потребуется много людей, – заспорил Мамлюк. – Чем мне платить охотникам? Разве мы доставили недостаточно медведей, чтобы получить свои денежки?

Каспар в жизни бы не подумал, что Мамлюк может говорить так неуверенно.

– Ты что, желаешь со мной поспорить? – угрожающе выговорил бельбидиец, и в горле его что-то заклокотало.

Волосы у Каспара на голове зашевелились.

– Как вы мне только что напомнили, я служу своему господину и подчиняюсь только его приказам, – пробормотал Мамлюк.

Его собеседник грубо расхохотался.

– Милый мой, не стоит волноваться. Вот печать твоего господина. Можешь убедиться. – Послышался легко узнаваемый хруст разворачиваемого пергамента. – Ему нужны медведи и ничего более, все медведи этих гор. Бельбидийские баронства слишком медленно раскачиваются на восстание против Торра-Альты, видно, надеются, что бедам вот-вот придет конец. Если мы отвезем наших мишек в Квертос, все тамошние бароны поднимутся на Торра-Альту, чтобы раздавить ее и конфисковать земли в пользу короны. Мало кто из них продолжит любить торра-альтанских демонопоклонников, когда обнаружит Бранвульфовых медведей у себя в виноградниках!

Каспар знал, что тот совершенно прав. Жители равнин немедля возопят, что торра-альтанские колдуны насылают на них новые напасти. Бедные медведи устроят там немалый разор, пока их всех не перебьют. Тогда вся Южная Бельбидия восстанет на Торра-Альту…

Каспар хотел было выбраться из лагеря и затаиться до времени, пока хозяин шатра уснет, – но тут воздух разорвал оглушительный крик. Он исходил от медвежьих клеток. Все вокруг повскакивали на ноги, хватая из костров горящие головни, от которых сыпались искры.

Медведи вырвались на волю и теперь громили охотничий лагерь. Люди, вопя, разбегались в разные стороны. Поверх их криков звучал не то звериный, не то человечий торжествующий рев. Урсула! Вместе с остальными Каспар бросился наутек от медведей, размахивавших ланами направо и налево. Урсула была среди них и вела свою страшную армию прямо на восьмиконечный шатер.

– Рабыня! – заорал Мамлюк, выскакивая наружу. – Я тебя прикончу за это, хоть ты и много мне стоила!

Он взмахнул копьем и метнул его в девушку, но Урсула увернулась. Она издала оглушительный низкий рев, как будто в ней самой проснулась медвежья душа. Медведи сомкнулись вокруг девушки. Но даже в такую минуту Каспар почувствовал спиной что-то столь ужасное, что не смог не обернуться на шатер.

К Мамлюку на помощь бросилось несколько человек; его уродливое узкоглазое лицо искажала дикая злоба. Он заревел на Урсулу, похожий на монстра из-за пляшущих алых языков огня; но не это зрелище заставило Каспара похолодеть от страха. Высокий человек в красном плаще, с лицом, скрытым маской волка, откинул полог шатра и шагнул наружу. Несмотря на огромный рост, он был почти невидим в облаке туманной мути, окружавшем его с головы до ног.

Каспар был убежден, что его-то они и искали. Инстинктивно отступил на несколько шагов, желая затеряться в тени. В этом человеке было что-то непередаваемо страшное – не только из-за волчьей головы, скрывавшей лицо. Вокруг него распространялся леденящий страх. Самое ужасное в нем было за маской; Каспар не видел этого, но чувствовал всем существом.

Урсула закричала громким, вибрирующим голосом:

– Овиссийцы! Отойдите с дороги, и медведи не тронут вас! Вы что, не видите, как вас используют кеолотианские негодяи?

Пастухи дрогнули, отступая.

Мамлюк, потрясая огромным копьем, приказал им атаковать. Несколько человек двинулось вперед с горящими головнями в руках, но большинство не тронулось с места.

Неожиданно послышался еще один громкий голос.

– Братья пастухи, она права!

Это был Нейт, выскочивший из темноты и ставший меж сородичами и Урсулой.

– Эти люди нас предали; они не собирались убивать волков! Волки нужны им живыми. Им нужно все, что восстановило бы нас против Торра-Аль…

Последнее слово не успело сорваться с его губ: в грудь юноши ударило копье, проламывая ребра. Нелепо взмахнув руками, он какое-то время еще стоял, почти с удивлением глядя на торчащее из груди древко, будто удивлялся собственной смертности. Из раны хлынула кровь, пятная одежду.

– Но это же Нейт! Я его знаю! – выкрикнул кто-то из охотников.

Нейт тяжело рухнул на колени, кровь клокотала у него в горле. Стояла полная тишина. Он с трудом перевел взгляд на Урсулу и прохрипел:

– Бойся… господина волков.

Дрожащая рука его указала на Мамлюка. Урсула схватила его за руку, качая головой, словно не желая верить, что это конец. Нейт качнулся, прижался щекой к ее ноге и, не мигая, уставился на Мамлюка. Наконец взгляд его погас, и юноша упал вниз лицом.

Каспар смотрел, замерев от ужаса. Бедный Нейт! Кем бы ни был Мамлюк, насчет господина волков Нейт ошибся. Каспар знал это наверняка.

На лбу его выступил холодный пот. Рука юноши стискивала лук, но он не имел понятия, что же делать, как помочь. Каспар уже был на волосок от того, чтобы просто броситься вперед, но тут на плечо ему легла тяжелая рука.

Это был Перрен, скинувший меховой плащ и уже некоторое время стоявший в темноте, притворяясь камнем. Горовик оттащил Каспара назад.

– Мужчина умер, женщина сошла с ума. Ты ничего не добьешься, только собственной смерти. У тебя есть более важная цель.

– Но они… я нужен им, – отчаянно выговорил Каспар. Хватка каменной руки Перрена стала еще крепче, так что юноша не мог вырваться.

– Шатер, Спар, – медленно сказал горовик. – Обыщи шатер. Ты не можешь разобраться с врагом, но сейчас есть возможность поискать Некронд. Это важнее всего. Взрослые были правы, сказав, что человеку нельзя доверять такое дело.

Каспар закусил губу и тихо двинулся к шатру.

Внутри юноша огляделся, и сердце его отчаянно запрыгало. Здесь стоял сильный звериный запах – хотя это было неудивительно: кругом валялось множество шкур, еще сырых и заляпанных кровью. Постель тоже состояла из груды шкур посреди шатра. Никакой мебели не наблюдалось, так что обыскать шатер было не так уж сложно – просто перекопать шкуры. Каспар так спешил, что едва не проглядел круг. Круг был нацарапан на земле вокруг постели – несомненно, с магической целью. По периметру его окружали рунные знаки. Каспар тревожно смотрел на них, ничего не понимая.

Знание рун – сложная наука, и хотя Каспар слегка разбирался в ее азах, этих редких рун он не распознал. Однако весь он дрожал при взгляде на них: знаки явственно были начертаны для чего-то недоброго.

Он перекопал шатер по второму разу – но Яйца здесь не было. Каспар выскочил наружу, к Перрену, и развел руками, показывая, что ничего не нашел. После чего снова отвлекся на Урсулу.

Мамлюк стоял напротив нее, сжимая копье. Медведи закрывали девушку собой. Каспар увидел, что Мамлюк вонзил копье в живот мертвому Нейту, яростно ворочая древком. Сын барона содрогнулся, едва сдерживая слезы: хотя овиссиец и предал его однажды, но уже успел раскаяться, и Каспар глубоко скорбел, что ничем не смог ему помочь.

Для Урсулы это стало последней каплей. Медведи взревели и двинулись по ее приказу вперед, овиссийцы отшатнулись. Каспар думал, что девушке и ее медведям удастся прорваться, но тут через весь лагерь пронесся леденящий душу вопль. Сначала юноша не видел ничего, но потом различил будто бы очертания огромного волка. Это был сгусток тьмы, не имевший четкой формы, – клочок черноты, темнее, чем сама ночь. С новым ужасным криком черная тень бросилась вперед, пролетела по воздуху как отравленная стрела и ударила в медведей.

Ближайший к Урсуле зверь осел на землю, корчась и дрожа. Черная пена побежала у него из пасти, густая слюна закапала на траву. Он взревел, царапая лапами морду так, что едва не вырвал себе глаз. Но судороги медведя прекратились так же внезапно, как и начались, он поднялся на четыре лапы и бросился на Урсулу. Девушка побелела как полотно.