– Не разговаривать! Повернуться налево и пять шагов вперед! – приказал Олег, держа преступника на прицеле.

Рыбаков рыскнул глазами, прикидывая расстояние до своего ружья.

«Черт! Не успею! – мелькнула у него мысль. – Тогда так – уход низом влево и боковой «маваши» в голову! Должен достать…» – решил он и весь подобрался, приготовился к прыжку.

– Парни, вы че, сдурели? Че, парни?! – услышал вдруг Волков голос за спиной и, инстинктивно обернувшись, увидел парня в клетчатой рубашке, с берданкой в руках.

– Уйди ты, не мешай! Это убийца! – крикнул ему Олег, машинально отметив, какое бледное лицо у этого парня.

В ту же секунду Рыбаков метнулся к нему, нанося удар ногой.

Олег успел сделать боксерский «нырок», отскочил в сторону и выстрелил в воздух. Опоздай он хоть на долю мгновения – сапог бандита размозжил бы ему голову.

– Не дури! Следующая пуля твоя! – предупредил Волков.

«Ну же, Коля, не дрейфь, вмажь ему разок! Только поточнее, и этот рахит будет корчиться на земле! – подбадривал себя Рыбаков. – Секунда, всего секунда, и ты сомнешь, изувечишь, растопчешь его, как навозного жука! Смелее, ну!!»

Он настраивал себя, подбадривал, но все никак не мог решиться на свой коронный, отлично отработанный удар – черный глазок дула пистолета гипнотизировал, парализовал его мышцы.

На какое-то мгновение Рыбаков все же нашел в себе силы избавиться от этого наваждения… Казалось, что он уже пошел на прием… Но его взгляд встретился со стерегущими каждое его движение глазами парня с забинтованной головой, и снова что-то противно заныло, задрожало в нем.

«Застрелит ведь сволочь, не промахнется!» – с тоской подумал Рыбаков.

И снова, как в тот момент, когда он хотел удрать на лодке от Ржавого, услужливое воображение нарисовало горячий удар пули по его великолепному, так любимому им телу, дикую, раздирающую его боль, и он понял, что ничего уже не сможет сделать, что проиграл.

– Ладно, начальник, твой я! – произнес Рыбаков, глядя исподлобья, и, подняв руки, покорно повернулся спиной к парню с пистолетом.

«Но это же конец! Вышка! Ты что, не понимаешь, вы-шка-а-а! – вдруг отчаянно заголосило все его естество, протестуя против того, что судьба обманула, отвернулась от него. – Нет! Нет!! Нет!!!»

Не отдавая себе отчета, Рыбаков бросился вперед и, по заячьи петляя, понесся между деревьями.

«Уйдет! Уйдет же!..» – захолонуло у Волкова сердце, и он рванулся в погоню.

– Стой, сто-о-ой, стрелять буду! – кричал он и на ходу пальнул в воздух.

Но бандит не сбавлял скорости…

Надо было решаться…

Волков остановился, прицелился и дважды нажал на спуск.

Рыбаков с маху, словно зацепившись ногами за невидимую преграду, рухнул на землю и заползал, закрутился по земле.

«Ранен! Надо первую помощь оказать, а пакета-то нет!» – подумал Олег и почувствовал противную дрожь в ногах. Его знобило от нервного перенапряжения. В человека он стрелял впервые в жизни…

«А если я что-то сделал не так, не по закону? – мелькнула вдруг мысль. – Скорее к нему, скорее!»

– Мм-м, мм-м! – стонал бандит, зажимая ладонями рану на бедре. – Ну что ты уставился, сволочь?! Добей, ну добей же меня! – запсиховал он. когда Волков приблизился к нему. – Ты же изуродовал меня! Понимаешь – и-зу-ро-довал!

– А ты как хотел? Чтобы только ты стрелял, а другие мучились? Прекрати истерику!

Злость и неприязнь к поверженному противнику быстро остыли, и ему даже стало жаль Рыбакова – человек все же…

– Переворачивайся на живот! Быстро! – распорядился он, отстегивая от пистолета шнур, чтобы перетянуть раненому ногу. – Надо тебе кровь остановить, ишь как хлещет!.. Да не вздумай баловаться, – мне не до шуток!

Подбежал запыхавшийся сторож. Воинственно держа перед собой берданку, за ветхостью перемотанную изолентой, он зачастил скороговоркой, обращаясь к Волкову:

– А я ведь сразу смикитил, что это за птица, понимаш… Еще вчера, понимаш, думаю – не из беглых ли?

– Увянь ты, зануда! – злобно огрызнулся Рыбаков. – Коньяк со мной пил? Пил! А он ворованный!.. Так что не трепыхайся, тоже по статье пойдешь! Мы о тобой одной веревочкой повязаны. Соучастник ты мой! Понял? – припугнул он простоватого парня.

– Дак ить… – начал было сторож, растерянно хлопая белесыми ресницами.

– Ладно, земляк, успокойся. Нечего тебе с этим типом разговоры разговаривать! – сказал ему Олег. – Аптечка у тебя в вагончике есть?

– Имеется…

– Сбегай-ка, принеси, пожалуйста. Перевязать этого бандюгу надо… Ему еще ответ перед народом держать, а потому беречь я его должен!

Сторож ушел, а Волков, устало опустившись на землю, подумал – как хорошо, что все, наконец, закончилось.

Конечно, впереди еще будет много дел – отвезти бандита в поселковое отделение милиции, каким-то образом доложить о задержании в штаб, вызвать вертолет для Кандычеза…

Но самое главное все-таки уже позади.

– Ну где он там с бинтами? Заснул, что ли?! – кривясь от боли, спросил Рыбаков.

После того как Олег наложил жгут на его бедро, кровотечение из раны почти прекратилось и он заметно приободрился. Как бы там ни было, а он все-таки живет! К нему вернулась обычная, свойственная рецидивистам наглость.

– Что, за свое драгоценное беспокоишься? – беззлобно поинтересовался Волков.

– А кто же в этом мире за меня побеспокоится? «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих!» – первое мое правило.

– Вопросов нет, коль у тебя правила такие, – усмехнулся Олег. – Не бойся – пуля прошла навылет, а кость не задета… До приговора доживешь, это я гарантирую.

– Хоть в этом повезло! – хрипло рассмеялся бандит и после паузы попросил: – Слышь, начальник, закурить бы дал, что ли!

– Ты же не куришь.

– Не курю, – согласился Рыбаков, – да вот потянуло что-то на курево… Мутит меня…

Волков достал из кармана мятую пачку, прикурил две сигареты и одну из них протянул раненому.

Тот сделал две затяжки, поперхнулся дымом и закашлялся. Но сигарету не бросил, только утер слезы ладонью.

– Слышь, начальник, дело прошлое, ты мне по ногам спецом стрелял? Или случай?

– Специально, – соврал Олег.

– Что ж так? Пожалел?

– Да нет. Жалости у меня к тебе нет. Сам ведь знаешь, сколько за тобой крови… Для суда тебя берег. Хочу услышать, как ответ держать будешь, – ответил ему Волков. – Ты вот сидишь тут, зубы скалишь, а десятки людей мучаются, тебя разыскивают. Катера, самолеты, вертолеты задействованы! Ты хоть представляешь, в какую сумму обошелся государству твой побег?

– Ну ты даешь, начальник, – покачал головой бандит, – аж слезу прошиб! В пионерах, поди, за сбор металлолома отвечал, а?

Да мне плевать на вас всех и на ваши расходы! Мне моя свобода дороже всего! – переменил тон Рыбаков. – Может, еще и иск предъявите за розыск? Кто же вам мешал меня не за тысячи ловить, а, скажем, за три рубля? А зачем вообще упустили?

Олег промолчал, Что можно ответить бандиту на его издевку? Ведь есть, есть доля правды в его словах! «Зачем упустили?»…

Но оправдываться перед этим гадом? Глупо.

Наконец, прибежал сторож, принес бинты и аптечку. Олег распластнул ножом штанину Рыбакова, обработал рану йодом и наложил повязку. Потом попросил сторожа помочь в перевязке своей раны.

– Ты уж меня извини, – сказал Волков парню, когда тот, довольно сноровисто, бинтовал ему голову. – Напугал я тебя, наверное, своей стрельбой? По-другому с этим бандюгой нельзя было… Давай познакомимся, что ли? Меня зовут Олег. Олег Волков.

– Федор, – протянул ему руку сторож. – Певнев моя фамилия.

– Слышь, Федя, а пожевать у тебя ничего не найдется? – с виноватой улыбкой спросил Олег. – Вторые сутки голодом…

– Как не найтись? Найдется! Я же и «буржуйку» затопил, чайник поставил… – указывая на черный солярный дым, вырывавшийся из трубы на крыше вагончика, пояснил Певнев.

– Ну вот и отлично! Помоги-ка мне этого «гастролера» к вагончику дотащить. Сам-то он идти не сможет…

Вдвоем с Певневым они втащили раненого в бытовку и положили на топчан. Волков проверил тумбочку, стоящую возле топчана, – нет ли там предметов, пригодных для нападения, убрал подальше валяющееся на полу полено и вышел на улицу – забрать пятизарядку.

Вернувшись обратно, он осторожно разрядил ружье и, стараясь не прикасаться подушечками пальцев к его поверхностям, остатками бинта замотал цевье и ствольную коробку.

– Что, начальник, автографы мои сберегаешь? – с интересом наблюдая за ним, спросил Рыбаков. – На черта тебе эти отпечатки, когда и так все ясно? Двое мертвяков за мной, да ты – подранок… Разве от этого открестишься? Все одно – «вышка»! Кстати, похоронил ты своего приятеля-легавого?

Понимая, что бандит над ним издевается, Олег не ответил.

– Молчишь? Дело твое, начальник. Это ведь я так, от скуки интересуюсь… А как там Ржавый? Отдыхает, продажная его душа?

– Кто-кто? – переспросил Волков.

– А ты что, не успел с ним познакомиться, начальник? Ржавый – это корешок мой, ноне покойничек. Этот-то уж точно на моей совести, господи, прости мою душу грешную!.. В упор бил!

– В спину, – уточнил Олег.

– Ээ-э, начальник, да разве у меня было время его к себе мордой поворачивать?! А и повернулся бы – все одно замочил бы гада!

– Что ж так? Насколько я понял – за проводника он у тебя был. Без него, ручаюсь, ты бы так далеко от нас не ушел!

– То моя кухня, мои дела… – уклонился от ответа бандит. – Значит, было за что, раз грохнул!

– Товарищ Волков, айдате завтракать! Тушенку разогрел, а чаек уже вот-вот на подходе! – позвал Олега сторож.

От раскалившейся докрасна «буржуйки» в вагончике стало жарко. Пахло дымом, сухим деревом и немного соляркой.

Но все эти запахи перешибал аромат разогревающейся тушенки. Она сердито шкворчала и постреливала жиром на большой сковороде, посередине стола, сбитого из неструганых досок. Рядом со сковородой высилась начатая краюха ржаного хлеба домашней выпечки, красовались две большие луковицы и четыре яйца.

Этот натюрморт дополняли солонка из березовой коры и самодельный нож, с рукояткой, обмотанной алюминиевой проволокой.

– Тарелка или миска есть? – спросил Волков.

– Как не быть? Этого добра навалом. Бери, они там, в шкапчике.

Достав миску из «шкапчика», Олег отложил в нее тушенки, отрезал от краюхи толстый кусок хлеба и поставил еду перед Рыбаковым:

– Ешь.

Бандит взял миску, долго разглядывал ее содержимое, будто там было что-то необычное, потом перевел взгляд на Волкова и, улыбаясь, демонстративно швырнул миску на пол.

Олег поднял посудину и снова поставил ее на тумбочку.

– Что, почувствовал себя в безопасности? Решил поиздеваться? – холодея от ярости, тихо спросил он. – еще одна такая «штучка» – и я поступлю с тобой так, как сочту нужным!

– Застрелишь, что ли? – прищурился Рыбаков. – прав таких не имеешь!

– Там посмотрим, имею или нет. Ешь!

Бандит посмотрел ему в глаза, обдумывая, что именно может предпринять Волков в этой ситуации, и вдруг как-то сник, съежился.

– Ладно, начальник, извини. Нервы… – произнес он примирительно и, как показалось Олегу, несколько заискивающе. – Умыться бы мне… Намылиться то я намылился, да вот бриться, как говорится, не пришлось… Всю шкуру на лице стянуло.

Волков молча сдернул с гвоздя полотенце, смочил его кипятком из чайника и подал Рыбакову. Немного понаблюдал, как тот отпаривает засохшую на бороде мыльную пену, и сел за стол так, чтобы преступник был в поле его зрения.

– Ну что? Начнем заправляться? – спросил Олег у Певнева. – Угощай незваного гостя, хозяин!

– Дак че угощать-то? Все на столе, все на виду. Знай ешь, да не величайся! – улыбнулся в ответ тот.

Позже, когда пили густой, дегтярного цвета чай, Волков спросил у Певнева:

– А что, Федя, не скучно в сторожах-то?

– Дак вы че, решили, че я здесь постоянно? – даже обиделся тот. – У меня права поди есть, пять лет баранку кручу. Просто счас мой «мазон» на ремонте, вот я и поддежуриваю…

– Если так, то извиняюсь! В армии-то где служил?

– Не довелося мне, – помрачнел Федор. – После школы ДОСААФ я уже и повестку получил, на службу собираться наладил, да маменьку на лесоповале лесиной шибко помяло… И по сей день лежит, а я у ей один. Потому и не взяли.

– Да, брат, невеселые дела… – посочувствовал Волков. – Ну, спасибо тебе, Федор, за хлеб-соль! Послушай, а тетрадочки у тебя не найдется? Надо акт задержания составить.

Певнев достал из «шкапчика» ученическую тетрадь в обложке, испачканной автолом.

– Пойдет, че ли? – спросил он. – Грязна уж больно…

– Пойдет, пойдет! Спасибо, брат, выручил! Над актами Олег корпел минуть двадцать – их надо было составлять в трех экземплярах, а копировальной бумаги не было.

Осилив, наконец, эту работу, он пододвинул акты к Певневу и попросил:

– Ознакомься, Федор, и распишись в качестве понятого.

– В качестве кого? – переспросил сторож. – Это что же выходит? В свидетели я попал, что ли?

– Выходит, так… – улыбнулся Олег. Он уже на первый раз сталкивался с этим распространенным среди таежников паническим страхом перед словом – «свидетель». На медведя с одним ножом ходят, а вот в свидетели…

Признаки такой же «болезни» были налицо и у Федора.

– Ну чего ты оробел? Что тут страшного? – спросил у него Волков. – Все просто – читай акт, сверяйся с вещественными доказательствами, они все перед тобой: карабин, патроны, консервы, продукты разные… Это же все из магазина украдено, положено описать и засвидетельствовать. Если какое сомнение в количестве возникает – пересчитай. Одежда какая на преступнике – сам видишь.

– Не-е, не могу я этого подписать! – осторожно, но решительно отодвинул от себя бумаги Певнев.

– Это почему? – удивился Олег.

– Права такого не имею. Выпивал я, понимаш, с ним вчера… Краденым, выходит, угощался! Вообще, понимаш, обмишулился я! В дружки-приятели к бандюге попал..

– А ты как думал? – усмехаясь, перебил его Рыбаков. – Пил, жрал со мной, а начальник – мужик дотошный, все подсчитал! Теперь с тебя, голубь, все через суд вывернут! Так-то.

– Не паясничайте, Рыбаков! – оборвал его Олег. – Прекратите!

– Молчу, начальник, молчу-у-у! – дурачась, поднял руки над головой тот.

– Ишь ты! Пулю схлопотал, а не унимается!.. – с любопытством посмотрел на Рыбакова сторож. – Товарищ Волков, а можно узнать, че он такого натворил?

– Что натворил? Да, считай, весь уголовный кодекс собрал. А вчера утром участкового тяжело ранил и сообщника своего убил.

С тобой вот только не повезло – промахнулся! – усмехаясь, произнес Рыбаков. – О чем искренне сожалею…

- Да че он, сдурел? Зверь, понимаш, такого не сделат – переводя взгляд то на Рыбакова, то на Волкова, словно пытаясь понять, кто же из них говорит правду, а кто шутит такими страшными вещами, недоумевал Певнев. – Может, он по пьянке, понимаш? А?

Видимо, в его небогатой событиями жизни еще никогда не было встречи с преступниками и поэтому ему казалось, что они должны чем-то отличаться от остальных людей, выглядеть как-то иначе, чем тот, с которым он недавно делил и еду и ночлег…

– Да нет, Федя, не по пьянке. Он, в принципе – спортсмен, почти не пьет. Просто натура у него такая: ради своей шкуры ни перед чем не останавливаться.

– Э-э, начальник, брось мне морали читать! Что ты про меня знаешь?! – подал голос бандит из своего угла. – За свои грехи как-нибудь сам отвечу!

– Что ж, ответишь. Сполна, – спокойно пообещал Олег.

– Давайте-ка мне акты, подпишу я, – вдруг решился сторож.

– Подпишите и вы, Рыбаков, что претензий к задержавшему вас лицу не имеете, – предложил Волков беглецу.

– Пошел ты! Ничего я тебе подписывать не буду! – внезапно рассвирепел тот. – Калекой сделал, а я ему – «претензий не имею»… Имею!

– Ну это дело ваше, можете не подписывать, – официальным тоном предупредил бандита Олег. – Так и напишем: задержанный от подписи отказался.

– Пиши, пиши, писатель!.. – огрызнулся Рыбаков. Волков дооформил акты и, посмотрев на часы, спросил у Певнева:

– А что это шоферы сегодня не торопятся? Время – половина девятого, а их все нет. К какому же времени они обычно подъезжают?

– Обычно-то часикам к восьми, – ответил тот. – завтра к восьми утра будут как штык.

– Как завтра?!

– Дак седни-то выходной, воскресенье. На какой ляд-то им ехать? Напашутся еще за неделю, успеют… – прихлебывая чай, пояснил Федор.

– Ты что, шутишь?! – даже вскочил со своего места Олег. – Да у меня же товарищ о тайге тяжело раненный! Один! Мне же в поселок на связь надо! Как же я могу завтра ждать, подумай!

Он представил себе, что Кандычеву, возможно, уже совсем обессилевшему, придется еще сутки быть одному, без всякой помощи, и от собственного бессилия чуть не заплакал.

– Ну нет, так нельзя, Федя! Понимаешь, нельзя! Надо что-то придумать… Он же в тайге один, раненый, понимаешь ты – оди-и-ин! – тряс Волков за грудки ни в чем неповинного парня.

И тут Олега осенило, пришло единственно верное решение!

– Слушай, друг, дай, пожалуйста, машину! – как можно проникновеннее попросил он сторожа. – Ты не бойся, я любую технику отлично вожу! У меня третий класс, права есть, все чин по чину… Только с собой я права не взял, забыл… Так что уж поверь, Федя, на слово!

– Не-е! Ты че? Машины-то не мои, леспромхозовские! – замотал головой сторож.

– Ну а я не государственный человек, что ли? Разве дело у меня не государственное? – старался убедить Олег Певнева.

– Так-то оно так, понимаш!.. Дак, обратно, влетит же мне…

– Нет, вы только посмотрите на него! Ему влетит! – горячился Волков. – Там человек погибнуть может, а он…

– Да что ты, начальник, в натуре, с этим жлобом базаришь? Дай ему в рог и забирай любую машинеху! – неожиданно перебил его Рыбаков.

– Ты ето… Ты молчи, бандюга, не с тобой разговор, понимаш! – вдруг прикрикнул на него Певнев. – Сами разберемся! Эх, была не была! Пойду дизелюху заводить…

– Ну вот, давно бы так! – обрадовался Волков. – Ты не волнуйся, Федя, я тебе расписку оставлю, что машину взял по крайней служебной необходимости… Только постарайся побыстрей технику подготовить, ладно? Горючку проверь и все такое. А я пока «вещдоки» соберу…

Через несколько минут МАЗ, басовито порыкивая двигателем, подрулил к вагончику.

Когда все было готово и связанный Рыбаков уже сидел в кабине, Олег подошел к сторожу – попрощаться.

– Ну что, Федор? Спасибо тебе за все! Извини, если что не так было… Машину в поселке кому передать?

– Да че ее передавать-то? У конторы поставишь, да и дело с концом… Хозяин-то мимо не пройдет.

– Понятно… Расписку я тебе на всякий случай написал, на столе она. Да, чуть не забыл, повиниться хочу… Я когда во-он в том МАЗе ночь коротал – перекусил тем, что в бардачке нашел. Кусок сала взял, сухари, чай… Голодный здорово был! Так что передай хозяину мои извинения. Ладно? Может, денег оставить, у меня немного есть?..

– Да ты че? Какие деньги?! Разве у нас в тайге голодному в еде кто откажет? Езжай, понимаш, с чистой душой!

Помолчали… Олегу не хотелось уезжать просто так, хотелось чем-то отблагодарить этого простоватого, но хорошего, доброго парня, и он отстегнул от пояса свой походный нож и протянул Певневу:

– Бери, Федор, на память! Отличная сталь, на охоте пригодится!

И уже усаживаясь в кабину, услышал характерное:

– Да ты че, понимаш? Зачем!..

– До свиданья, Федор! Судьба даст – свидимся! – крикнул Волков в окно и отпустил сцепление…

Могучая машина резко рванула с места, подпрыгнула, перескакивая через лежащую лесину и, преодолев небольшой подъемчик, вынеслась на дорогу.

Ехали молча…

Рыбаков, прищурившись, глядел через лобовое стекло на набегавшую дорогу, покачиваясь корпусом, когда колеса грузовика попадали на выбоины.

Волков, чуть подавшись к рулю, сосредоточенный и строгий.

О чем они думали в эти минуты?

Наверное, о разном…

Дорога стремительно уходила под колеса, приближая для одного бесславный тупик и обещая второму еще много таких дорог. Трудных, но нужных людям.

Дорог, в которые его позовут долг и любовь к ним.

Примечания