Оказалось, что Линтартул женился на немолодой, но очень богатой женщине — Занте — вдове известного в городе купца. Минтисвел вспомнил даже, что, когда он еще работал в мастерской, к ним несколько раз заходила не очень привлекательная, но обладающая пышными формами женщина в расшитой драгоценными камнями одежде и каждый раз делала заказы именно Линтартулу. Видимо, вдове приглянулся тщедушный, но по-своему красивый подмастерье с длинными вьющимися волосами и ухоженным, по-детски полноватым лицом. Линтартул, как уже говорилось, не очень любил и еще меньше умел работать, но хорошо считал деньги и хотел, чтобы у него и впредь было что посчитать. Он решил не упускать свой шанс и ответил вдове взаимностью.

Через две декады после ухода Минтисвела в армию они поженились. В один миг Линтартул стал очень богатым человеком. Но вот беда, старый оружейник ни за что не хотел отпускать сына из мастерской. Никакие уговоры не помогали. Старик уперся, как не желающий тащить повозку ревун, — сын должен стать преемником его мастерства.

И Линтартул решился на шантаж. С помощью Занты он скупил по всему городу долговые обязательства Хонлинтара (а оружейник, имея по случаю приближающейся войны много заказов, слишком часто и не всегда оправданно пользовался кредитом) и предъявил отцу ультиматум. Либо немедленное возвращение долгов, либо мастерская переходит в его руки. При этом он прекрасно знал, что таких денег у оружейника на руках не было, но не согласился на отсрочку и явился в дом отца в сопровождении стражников.

Сердце старого мастера не выдержало. Он до сих пор лежит парализованный в маленькой комнате на втором этаже своего бывшего дома, и ухаживает за ним только его зять Нилдастир, не успевший получить полагавшегося ему приданого, но все же не отвернувшийся от несчастного больного старика. А Линтартул переехал в дом жены и собирается в скором времени вовсе покинуть город. Слишком многие здесь помнят, кем он был до женитьбы и как обошелся со своим отцом.

Услышанное еще больше укрепило Минтисвела в желании поквитаться с Линтартулом и за себя, и за старого учителя, и за Карсейну. Но пока он ничего не мог сделать, лишь все больше беспокоился за судьбу девушки.

Прошло три декады с того дня, как Минтисвел появился в новом доме Линтартула. И он наконец встретился с Карсейной. Но обстоятельства встречи были таковы, что он не успел как следует обрадоваться.

Приближался праздник Начала Сбора Урожая, один из немногих, отмечавшихся по всей Дайре одновременно. Жена Линтартула решила провести эти дни в Зарге — столице Клана Страха. Там Занта собиралась навестить родственников, а заодно подготовиться к скорому переезду — присмотреть дом, завести полезные знакомства. А может быть, если все сложится удачно, остаться насовсем. Имея такие обширные планы, большинство слуг она забрала с собой.

Линтартул должен был выехать следом, на другой день. Но сын оружейника передумал.

Его жена, хоть и не была чрезмерно властной женщиной, все же не в полной мере позволяла мужу вести тот образ жизни, к которому он стремился и ради которого, в сущности, и согласился вступить в брак. А тут, впервые со дня свадьбы, У Линтартула появилась возможность провести несколько дней так, как хочется ему самому.

И он воспользовался случаем. Два дня он вовсе не появлялся дома, а на третий приехал поздно вечером в сильном подпитии и дурном расположении духа. На праздничной вечеринке один из его новых друзей, золотой молодежи города, при всех остроумно и зло дал понять Линтартулу, что, не смотря на богатство, не считает его, еще недавно работавшего подмастерьем, ровней себе — отпрыску древнего аристократического рода. Сын оружейника попытался что-то возразить, но вызвал тем самым только новый взрыв насмешек и в бешенстве покинул сборище. И теперь рыскал по дому в поисках кого-нибудь, на ком можно сорвать злость.

На свою беду, первой ему встретилась Карсейна. Девушка только что закончила убираться на кухне, но хозяин заявил, что уборка проведена недостаточно тщательно, и наотмашь ударил ее по лицу. Карсейна не удержалась на ногах, упала возле печи и, всхлипывая, закрыла лицо руками. Вид беззащитной молодой девушки изменил мысли и намерения Линтаргула. В его одурманенной выпивкой голове возникло сладострастное желание, а он уже привык за последнее время все свои желания немедленно исполнять.

— Иди ко мне, моя девочка. Сейчас я тебя утешу, — сказал он, гадко ухмыляясь, и протянул руки к девушке.

Но та лишь глубже забилась в щель между печью и стеной кухни.

— Ну, что же ты, милая? Служанка должна во всем слушаться своего господина, — продолжал наступать Линтартул.

Отшвырнув пинком вертевшуюся под ногами подлизу, любимицу кухарок, он схватил девушку за руку и рывком притянул к себе. Карсейна попыталась освободиться, но безуспешно. Изнеженные, но цепкие пальцы Линтартула не отпускали ее.

— Хватит упрямиться, — со вновь закипающей злобой прокипел сын оружейника. — Или ты не привыкла делать это бесплатно? Так я могу и заплатить, если очень постараешься.

И свободной рукой он стал срывать с девушки одежду. Карсейна закричала и изо всех сил, увеличенных страхом и отчаянием, оттолкнула насильника. Он сделал два шага назад и ударился спиной о стойку с посудой. Послышался грохот упавших на глиняный пол кастрюль.

Минтисвел как раз подходил к кухне. Обычно ему не разрешалось заходить в дом, но сегодня из-за нехватки слуг он должен был выносить отходы. Юноша услышал шум, заглянул в открытую дверь и, потрясенный увиденным, остановился на пороге.

— А, это ты, молокосос! — Линтартул обернулся, увидел юношу и самодовольно рассмеялся. — Тоже любви захотелось? Ладно, можешь воспользоваться, когда я закончу.

И он снова двинулся к девушке, нетерпеливо расстегивая на ходу ремень.

Бешеная, много дней подавляемая Минтисвелом ненависть вырвалась наружу. Он схватил первый попавшийся под руку предмет — то ли каминные щипцы, то ли что-то, заменяющее в аристократическом доме деревенский ухват — и с диким криком, полным ярости и в то же время удовлетворения от исполнения давно задуманного желания, опустил его на голову ненавистного хозяина. Потом еще раз и еще. Четвертый удар не достиг цели. Бездыханное тело Линтартула уже упало на пол в растекающуюся лужу крови. А железный прут выскочил из руки Минтисвела и улетел в стойку с посудой, еще добавив шума и разрушений.

Звук бьющейся посуды вернул юноше способность соображать. Он стоял посреди кухни, с трудом переводя дыхание, и расширенными от ужаса глазами смотрел то на окровавленный труп, то на рыдающую в углу Карсейну. Что он наделал? Нет, Линтартула ему не было жалко. Сын оружейника всей своей подлой жизнью приближал, как мог, такую смерть. Повернись время назад и поставь Минтисвела перед выбором, он опять поступил бы так же. Но дело не в этом. Сейчас на шум сбегутся слуги, увидят мертвого хозяина, а рядом с трупом — его и Карсейну. И скорее всего расправятся с ними на месте. Возможно, Минтисвел и заслуживает сурового наказания, пусть даже казни. Но девушка-то ни в чем не виновата! Своей неконтролируемой вспышкой ярости он навлек страшную беду на единственного в этом доме (да что там! — в Зтом городе и во всем мире) близкого ему человека. Значит, он же и должен ее спасти.

— Скорее беги отсюда! — крикнул он Карсейне.

Но девушка только еще сильней вжималась в стену и смотрела на него с не меньшим страхом, чем немного раньше — на Линтартула. Вероятно, Минтисвел сейчас казался ей таким же чудовищем. Что ж, она по-своему была права, Но сейчас не время и не место доказывать, что он отличается от встречавшихся ей в последнее время мужчин. Он попытался взять девушку за руку, но она продолжала вырываться. Правда, совсем уже слабо и обреченно. Минтисвел догадался, что она вот-вот потеряет сознание от нервного потрясения и в любом случае не сможет самостоятельно сделать и шага.

А время уходит. Он уже слышал топот бегущих по коридору слуг. Выбраться из дома они теперь вряд ли успеют. Хотя кто сказал, что выходить нужно обязательно через дверь? Ударом ноги Минтисвел разбил узорное слюдяное окно, затем подхватил на руки совсем потерявшую силы Карсейну, сдернул со стола какую-то скатерть, завернул в нее полуодетую девушку, как в плащ, и выпрыгнул вместе с ней на улицу.

Он не удержался на ногах и упал вместе со своей ношей. Оба сильно ушиблись. Зато боль от падения привела девушку в чувство. Минтисвел все еще тащил ее за руку, но ноги она уже передвигала сама. Не тратя времени на разговоры, они побежали к городским воротам.

К счастью, бежать было недалеко, и ворота по случаю праздника были еще открыты.

Изрядно утомившиеся к концу дежурства стражники без особого интереса посмотрели на решившую убежать из города на ночь глядя парочку. Чего ж тут непонятного?! Дело молодое. Их пропустили беспрепятственно, и даже нескромных шуток им вслед отпустили намного меньше, чем могли бы, случись такая встреча в другой день.

Наконец и ворота, и стражники скрылись из вида за невысоким холмом, но беглецы еще долго не сбавляли скорости. Лишь через несколько тысяч шагов, задыхающиеся и обессиленные, они остановились и тут же рухнули в высокие, в человеческий рост, заросли масличника. С дороги, да еще в темноте, их здесь ни за что не разглядеть.

Но устраиваться надолго в часе ходьбы от города Минтисвел не решился. Если погоню не отложили до утра, это было небезопасно. Поэтому, едва отдышавшись, они двинулись дальше. Теперь уже шагом, прямо через поле к смутно угадываемой на горизонте темной полоске рощи сытника. Карсейна уже успокоилась, на смену слезам пришли усталость и равнодушие.

— И куда же мы дальше? — спросила она с таким выражением, будто вопрос ее совершенно не волновал.

— Не знаю, — честно признался юноша. — В городе нам теперь появляться нельзя, а больше мне идти некуда. У меня и в Бирте-то знакомых немного, а в других местах — и вовсе нет. Может, ты что присоветуешь? Кто-нибудь из родственников у тебя остался?

Безразличие к происходящему тут же оставило девушку. Она даже остановилась, пораженная собственной забывчивостью. Все это время она почти не вспоминала об отце, хотя часто думала о погибших матери и брате. А ведь отец мог остаться в живых. Конечно, на войне погибло много людей. Но он же такой большой, такой сильный! Просто невозможно поверить, что кто-то способен с ним справиться. Нужно поскорей отыскать отца. Откровенно говоря, между ними не было таких уж сердечных отношений. Молчаливый неулыбчивый кузнец не баловал дочку, но по-своему, безусловно, любил. И она любила его, хоть немного и побаивалась. Но ведь это же ее отец, единственный родной человек в таком большом и страшном мире.

Единственный? Пожалуй, уже нет. Юноша, идущий рядом с Карсейной, не был больше для нее чужим человеком. Он не испугался пьяного хозяина и защитил ее. И хотя жизнь приучила ее не ждать ничего хорошего от мужчин, Карсейна не могла себе представить, что Минтисвел способен причинить ей боль. Нет, он не такой. Он все поймет и поможет ей найти отца. Ведь одной ей никогда не добраться до родных мест.

Всю дорогу до рощи Карсейна молчала о своих намерениях, опасаясь разочароваться в спутнике. И только когда они устраивались ночевать в большой яме от вырванного ветром с корнями плодового дерева, девушка рассказала обо всем. К огромной, хотя и ожидаемой радости, Минтисвел согласился сопровождать ее. Во-первых, как он уже говорил, у него не было других планов. А во-вторых, о чем юноша умолчал, он ни за что бы не согласился теперь с ней расстаться.

Костер беглецы разжигать не стали. Огонь могли заметить даже в более густом, чем эта рощица, лесу. Да и готовить на нем все равно было нечего. Так, голодными и усталыми, они и легли спать на мягких ветках сытника, набросанных Минтисвелом на дно ямы. А так как ночь выдалась холодной, юноша и девушка проснулись утром, тесно прижавшись друг к другу. На мгновение они почувствовали себя неловко, но отодвигаться ни ей, ни ему почему-то не хотелось. Наоборот, хотелось прижаться еще теснее, чтобы еще раз убедиться, что рядом есть человек, на чью помощь можно надеяться, кто не бросит в любой беде, так часто и без спросу врывавшейся к ним.

И случилось то, что должно было случиться. То, что раньше представлялось Кареейне (да и было для нее таким на самом деле) мучительной пыткой и унижением, а теперь, когда с ней был любимый и любящий человек, оказалось невероятным наслаждением, одним из редких в ее жизни, а потоку особенно ценных мгновений радости.

— Добрый человек! Помоги калеке убогому, сироте несчастному, голодному да бездомному.

Здоровенный детина подошел к Турвину, скаля беззубый рот и не особенно стараясь спрятать за спиной увесистую дубину. По тому, как уверенно он держался, нетрудно было заключить, что где-то рядом находятся его сообщники.

Молодой рыцарь оглянулся. Еще трое «калек» подбирались к нему сзади. У поворота дороги стоял дозорный, следивший, не появятся ли вдруг стражники. Наверняка кто-нибудь спрятался в кустах с луком, а то и с самострелом.

За последнее время Турвин привык к неожиданностям на дороге. Приходилось встречаться и со стражниками, и с грабителями. Со временем беглый рыцарь научился уходить от встреч с ними. Для обоих случаев у него имелись нехитрые, но неизменно дающие результат приемы. Единственная трудность заключалась в том, чтобы с первого взгляда определить, с кем ты столкнулся на этот раз. Разбойники порой были вооружены ничуть не хуже, чем блюстители порядка. А те в свою очередь часто вели себя как грабители.

Но сейчас Турвин сразу понял, что имеет дело с нарушителями закона. На первый взгляд они выглядели обычной деревенщиной. Но то, как грамотно была расставлена засада, наводило на мысль, что заправляет ими бывалый человек. Возможно, бывший солдат. А это значит, что отнестись к ним надо со всей серьезностью.

Турвин остановил коня и с равнодушным видом смотрел на берущих его в кольцо разбойников. Уже в который раз рассудок его вел трудный спор с рыцарским достоинством, принуждая последнее примириться с неизбежным. Предположим, он отобьется от этих ребят, и что дальше? Опять рыскать загнанным зверем по лесам и дорогам, прячась от стражников и обходя большие поселения. И до каких пор? Пока не поймают? Турвин очень устал. Он уже давно не спал по-человечески, не сидел за столом, не разговаривал с людьми, в конце концов. А что, если попроситься к ним? Чем, скажите, ремесло разбойника не устраивает беглого преступника? Только сначала нужно отбиться и по возможности не покалечить никого из нападавших. Драка — хороший способ завязать знакомство, но тут важно не перестараться.

— Чего расселся-то? Бросай оружие да с лошади слезай, если жить не расхотелось.

Парень уже по-хозяйски ухватился за поводья его Урагана. Что ж, придется-таки давать представление.

— С такими молодцами, как вы, ребята, я и пеший голыми руками управлюсь.

Главное, чтобы те, в засаде, услышали, заинтересовались и не стали открывать стрельбу. Он не ошибся, из кустов вышли еще двое. Самострелы их были опущены.

— Ну, ты, братец, и наглец! — удивился тот, что постарше, невысокий, худой и, судя по шраму на лице, побывавший в настоящих сражениях. — Да после таких слов ты не то что пешком, на костылях-то не скоро ходить начнешь.

В ответ Турвин произнес еще несколько слов, каких благородный рыцарь в жизни не должен был слышать.

Все, время разговоров кончилось, но он уже успел сделать все, что нужно. Простой магический трюк — воздух вокруг сгущается, окружает тело невидимой, но ощутимой скользкой оболочкой, отклоняющей любой удар в сторону. В результате ничего не понимающий противник не может без твоего согласия даже прикоснуться к тебе.

Дальше все как учили. Даже проще, чем на занятиях. Потому что неповоротливые драчуны не ждут от тебя серьезного сопротивления. Запоминайте, почтенные! В вашей профессии не помешает знать пару приемов рукопашного боя. Показываю один раз. Нырок под руку с уходом за спину и захватом шеи. Плавно провожаем в полет. Еще раз нырок. Два шага в сторону. Удар в прыжке ногой в живот. Осторожно чтобы не сломать ребра. Теперь кувырок, подножка и возвращение в стойку. Удар ребром ладони по шее. Пора бы им уже и понять, что к чему.

— Хватит, оставьте его, ребята! — крикнул, поднимаясь с земли во второй раз, обладатель боевого шрама. — Нам с этим парнем не справиться, он колдовству обучен. Приходилось мне видеть такие фокусы.

Турвин не стал возражать. С умным человеком и подраться приятно.

Разбойники оказались неплохими ребятами. Вечером они сидели у костра, пили горячий травяной чай и рассказывали Турвину свои нехитрые истории. Большинство из них были местными. Один потерял дом и семью после набега степняков, которые здесь случались едва ли не через год. Другой убежал от побоев жестокого хозяина. Третий, мелкий воришка, сумел ускользнуть от поймавших его стражников.

— Но ты-то не похож ни на ремесленника, ни на крестьянина, ни тем более на слугу, — обернулся рыцарь к предводителю шайки.

— Да уж, — невесело согласился Контулмар, так звали шрамолицего. — В свое время я подержал в руках настоящее оружие, не то что эти игрушки.

Он пнул сапогом валявшийся рядом самострел.

— У нас с братом, да и у наших родителей, с раннего детства не было сомнений, кем мы станем, когда вырастем. Отец наш был наемником. Потом накопил денег, женился и жил в общем-то неплохо. И мы искренне считали, что наемник — почетная и выгодная профессия. Теперь, насмотревшись всякого, я понимаю, что отцу просто-напросто повезло. Немногие могут похвастаться, что прослужили пятнадцать лет, при этом исправно получали жалованье, да еще и не потеряли в боях ни руки, ни ноги. И конечно же, мы с братом пошли той же дорогой, что и отец.

Нам хватило четырех лет службы в войсках разных кланов, чтобы понять всю наивность наших детских представлении Пока воинская служба не превратила нас в калек, мы решили осесть где-нибудь в тихом городке и зажить нормальной человеческой жизнью. Город Тирна у северной границы Клана Страха показался нам подходящим для наших планов. Мы нанялись в охрану Наместника, поскольку другого ремесла, кроме военного, ни я, ни брат не знали. Остальные охранники, как позже выяснилось, не умели и этого. Мы быстро продвигались по службе. Вскоре Наместник назначил брата начальником охраны дворца. Брат построил дом, обзавелся семьей. Я, по счастью, не успел.

Однажды Наместник Вердан пришел в казарму в сопровождении молодого, изнеженного человека, явно не привыкшего носить доспехи. «Это новый начальник охраны Рантил», — представил его наместник. Мой брат Контулсир, горячая голова, от обиды не сдержался и высмеял военную выправку нового начальника. Дескать, такому воину только скотину в поле охранять. Тот лишь презрительно усмехнулся и предложил брату в поединке выяснить, кто более достоин высокого поста. Брат, понятное дело, согласился и сразу выхватил меч. А Рантил еще долго стоял, сняв с шеи медальон, и что-то шептал тонкими, придававшими ему неприятный, зловещий вид губами. Нам бы сразу догадаться, что дело нечисто. Может, все вышло бы по-другому. Хотя вряд ли.

Наконец схватка началась. Новый начальник держал меч словно палку и размахивал им, как мальчишка в зарослях сорняков. Справиться с ним не представляло особого труда. Но брат почему-то отступал. Он двигался вяло, неуверенно, как Немощный, дряхлый старик, едва успевая отбивать бесхитростные наскоки противника. Никогда раньше я не видел Контулсира таким беспомощным. Казалось, каждое движение далось ему с огромным трудом. Ты-то, наверное, лучше меня понимаешь, в чем было дело. Мне же все это казалось кошмарным сном.

В конце концов Рантил наотмашь полоснул Контулсира по плечу, а затем выбил меч из ослабевшей руки. Я хотел закричать, что так не может быть, тут какое-то колдовство. Но язык не слушался, словно прилип к зубам. А потом мне вдруг стало все равно. Спорить больше не о чем. Брат проиграл и сам во всем виноват. Не можешь за себя постоять, молчи и делай, что прикажут. Видимо, и другие думали так же. Наместник распорядился отвести раненого к лекарю и ушел вместе с новым начальником. Остальные разошлись, как будто ничего страшного и не заметили.

А через неделю Наместника зарезали в собственной спальне. Брат в ту ночь стоял в карауле, и начальник охраны обвинил его в убийстве. Я был уверен, что убийство Наместника — дело рук этого негодяя Рантила, но ни с кем говорить не стал, а отправился в столицу клана, Заргу, рассказать обо всем Повелителю Ляну. Правду решил искать. Только зря торопился, Рантил уже отправил гонца с докладом.

Брата в тот же день повесили на городской площади. А меня в столице поджидали стражники. Я был арестован как дезертир и соучастник убийства и по приказу вождя клана отправлен в Тирну в распоряжение нового Наместника Рантила для придания публичной казни. Этот убийца околдовал всех, даже Повелителя Ляна! Хвала Небесам, по дороге мне удалось убежать. С тех пор, вот уже третий год, я скрываюсь по лесам и зарабатываю себе на жизнь дубиной и самострелом. Вот такие дела, друг, — вздохнул шрамолицый, закончив рассказ. — Да, забыл сказать. Через полгода я узнал, что Тирна уже не принадлежит Клану Страха. Там теперь обосновался новый Клан Коварства, и правит в нем некий Главный Советник Тил. Догадываешься, кто это такой?

Турвин потрясение молчал. После этой истории его собственные несчастья уже не казались ему такими уж страшными и исключительными. Он, возможно, и был в чем-то виноват, хотя ему даже не дали оправдаться. Но судьба этого человека…

Что-то в этом мире происходит не так, не по простым и понятным законам рыцарской чести, которым его учил отец. Он долго не мог заснуть в эту ночь, но и потом, в беспокойном, мутном сне, его преследовала зловещая тень Главного Советника Тила.

Великий Шаман Клана Жестокости Хуш вернулся с войны в родную Степь. Несмотря на одержанную победу, возвращение вышло невеселым. Много доблестных воинов погибло в битве у Злого Озера. И теперь горестные вести несутся от стойбища к стойбищу. Но нельзя было допустить, чтобы уныние овладело сердцами людей.

Шаман решил не изобретать ничего нового, а поступить так же, как все его предшественники, да и он сам, действовали в подобных случаях — устроить большой праздник. С пением, танцами, угощением, огромными котлами с бродилом — опьяняющим перебродившим молоком горбачей. И обязательно с богатырскими играми. Пусть люди видят, что Клан Мужества (так кочевники сами называли свое племя) по-прежнему силен, что только благодаря отваге его воинов союзные войска одержали великую победу. А потому как большинство молодых и сильных кочевников все еще воюют вдалеке от дома, принять участие в состязаниях предложено было героям минувшей битвы, сопровождавшим Хуша в долгой дороге домой.

Дырталкут отказался выходить в борцовский круг. Он никогда не был особенно силен в борьбе. А понапрасну тратить силы, не имея никаких шансов на победу, он не собирался. К тому же репутация героя еще не успела наскучить степняку, и не стоит расставаться с ней раньше времени. А вот в стрельбе из лука и скачках он готов поучаствовать. Здесь он не без оснований считал себя одним из лучших.

Но в этот день Дылтаркуту не суждено было победить. Сначала все шло хорошо.

Предварительный заезд он легко выиграл. Потом прошел и второй круг отбора. Но на самом финише его конь повредил ногу. Осмотрев повреждение, Дылтаркут решил не рисковать и отказаться от участия в решающем заезде. Победить на хромом скакуне все равно невозможно. Лучше сохранить его для состязаний в стрельбе из лука.

Здесь требовалось как можно быстрее поразить на полном скаку стрелами пять мишеней. И опять повторилась та же история. Он легко прошел предварительные раунды. Его двурог скакал не быстро, но достаточно плавно. А Дылтаркут быстротой стрельбы компенсировал медлительность скакуна. Но в решающий момент его вновь подстерегла неудача. Четыре выстрела попали точно в цель, а на пятом, последнем, тетива зацепилась за раскачивающуюся от быстрой скачки золотую бляху — подарок легионера Дингара. Дылтаркут никогда не снимал это наглядное подтверждение своего геройства. И надо же такому случиться, что именно она и подвела его! Лук в руке кочевника дернулся, и стрела улетела далеко в степь.

Дылтаркут проиграл состязание, и хотя второй результат тоже был весьма почетным, настроение у него испортилось.

А тут еще во время пира какой-то умник попросил его похвастать своей новой женой.

Говорят, мол, она редкая красавица. Дылтаркуту удалось как-то отшутиться, намекая на то, что жена не может показаться на людях, так как готовится принести ему наследника. Но после этого он совсем перестал радоваться празднику. Воспоминания о неудачной женитьбе и связанном с ней нарушением законов Степи до сих пор пробуждали в нем чувство досады и недовольства собой.

И как любой нормальный мужчина, он поспешил заглушить свои переживания изрядной порцией выпивки. Благо его как героя войны, посадили неподалеку от Шамана, и дылтаркут имел возможность утолять жажду настоящим вином из радостника, а не забродившим молоком, не идущим с ним ни в какое сравнение. Мало-помалу мрачное расположение духа начало покидать степняка, уступая место если не беззаботному веселью, то хотя бы желанию как-то развлечься. И, отойдя в очередной раз в сторону от пирующих по неизбежной в таких делах потребности, он обратил внимание на стоящую в отдалении палатку, из которой доносились возбужденные крики и шум спорящих людей. Не требовалось особой проницательности, чтобы догадаться — там идет азартная игра.

Дылтаркут приободрился. Это как раз то, что ему нужно. «Кости Судьбы» — излюбленное развлечение кочевников. Правила игры просты, и предаваться ей можно везде, где есть хоть небольшая ровная площадка. Всего-то и нужно шесть костяных игральных кубиков (по три на каждого игрока) с нарисованными или вырезанными на гранях символами и, конечно же, деньги, чтобы делать ставки. Участники игры по очереди бросают свои кубики и сравнивают выпавшие на верхних гранях комбинации символов. Самый слабый знак — «юрта». Далее в порядке усиления — «двурог», «жена», «чаша», «стадо» и «сабля». Две одинаковые картинки сильней любой одиночной, а самая младшая тройная — лучше старшей двойной. Кроме того, имеются две особые комбинации символов. Первая — «юрта», «жена» и «стадо» — называется «счастье кочевника» и бьет любую двойную. А вторая — «счастье воина», состоящая из «двурога», «чаши» и «сабли», — является самой старшей в игре. Один из кубиков можно перебросить, удвоив при этом ставку.

Вот, собственно, и все, что нужно знать игроку в «Кости Судьбы». Но простота игры не делает ее скучной. Известны случаи, когда обыкновенный пастух за один день превращался во владельца бесчисленных стад рогачей, а затем из-за одной неосторожной ставки вновь становился нищим. На самом деле эта игра популярна не только в Клане Жестокости но и на всей Дайре. Только названия символов там другие. Не станет же, например, фермер увлеченно сражаться за какую-то юрту или горбачей. А стоит сменить незнакомые слова на родные ему «дом», «поле» и «топтуна», забудет обо всем на свете точно так же, как и кочевники.

Дылтаркут не мог пройти мимо такого развлечения. Он проверил свой пояс с монетами.

Тот оказался совсем тонким, денег в нем было немного. Но это и к лучшему. Значит, он не сможет крупно проиграть, а удовольствие получит в любом случае.

Степняк отодвинул полог палатки, вошел внутрь и огляделся. Играющих было не более двух десятков, зато зрителей набралось столько, что он с трудом сделал несколько шагов от входа. В дальнем почетном углу палатки сидел известный игрок Саптырмуш из Стойбища Пышнохвоста. Вероятно, он только что обыграл вчистую какого-нибудь богатого растяпу, потому что был занят сложным, но очень приятным делом — разделял медные и серебряные монеты и складывал их в аккуратные столбики.

Как ни странно, многие кочевники, в том числе и Дылтаркут, неплохо умели считать. С игроками все понятно — им ведь нужно точно определять размер ставки и свой выигрыш. Но и воинам счет был необходим. Иначе при продаже военной добычи их обязательно обманут хитрые торговцы. А Саптырмуш в разное время был и игроком, и воином, а потому считать умел не хуже иноземных купцов.

Никто не отваживался помешать знаменитому игроку в его важном занятии. Вокруг не видно было ни одного человека, спешившего занять освободившееся место напротив него. Ну что ж, пусть будет Саптырмуш. В походе Дылтаркута научили одной маленькой хитрости, и он рассчитывал сейчас на ее помощь. Но даже если ничего не получится, проиграть такому сильному противнику не зазорно. Зато в случае победы о нем не одну декаду будет говорить вся степь. Лучшие игроки в «Кости Судьбы» признавали в качестве ставки только серебряные таны Клана Страха или медные урды Клана Ненависти. Но у Дылтаркута как раз оставалось немного серебра после продажи трофейного оружия и пленницы. Он привычно нахмурился при воспоминании о девушке и решительно шагнул к игровой доске:

— Разреши сыграть с тобой, почтенный Саптырмуш!

Немолодой тучный степняк, одетый в расшитый нарядными узорами, но не очень новый халат, поднял на него маленькие цепкие глазки и снисходительно качнул головой:

— Садись.

Дылтаркут высыпал из пояса приблизительно половину монет (их он при неблагоприятном исходе готов был проиграть) и, не торопясь, пересчитал. Четырнадцать танов. Даже меньше, чем он думал. Не много же добычи он принес с войны! Хороший горбач стоит двадцать серебряных монет, а самка — и все двадцать пять. Придется начинать с маленькой ставки, чтобы продержаться хотя бы несколько игр.

— По одной монете? — как можно небрежнее спросил он соперника.

— По пять, — не моргнув глазом ответил тот. Сговорились на трех. Первым кости бросал Дылтаркут, как входящий в игру. Бросок вышел неудачным: «юрта», «Двурог» и «сабля». У его противника выпали «жена» и два «стада».

— Бросаем заново? — без всякой надежды, просто для того, чтобы оттянуть момент неизбежного проигрыша, спросил Дылтаркут.

Но Саптырмуш с усмешкой поглядел на жиденькую кучку денег, лежавшую у его ног, и ответил обычным своим тонким, а оттого еще более язвительным голосом: