— Послушай меня, Бенластир, — сказал он, крепко ухватив пробегавшего мимо десятника за плечо. — Я, конечно, во всей этой войне не шибко разбираюсь. Но скажу тебе по-простому. Если самому и воз на себе везти, и телегой править — или надорвешься, или в канаву угодишь. Остановись, погляди кругом и реши, где твоя помощь нужнее всего. Вот туда и впрягайся. А так бегать — только ветер зря поднимать

— Твоя правда, Старейшина, — улыбнулся в ответ десятник. — Но не могу я долго на одном месте стоять. Отвык за столько лет бродяжничества. Ты уж не серчай, но я по-своему буду делать. Авось не перевернется наша с тобой телега.

И Бенластир побежал дальше. Губ лишь сокрушенно покачал головой. На самом деле особых причин для недовольства у старейшины не было. Бенластир действительно всюду оказывался вовремя. И когда час спустя два дюжих северянина из Клана Злобы, носивших на голове уродливые рогатые шлемы, одолели-таки уставшего вождя, повалили на траву и собирались расправиться с ним, именно десятник подоспел на помощь.

Одного чужака он проткнул мечом, а с другим возникли трудности. Меч Бенластира застрял где-то между ребер поверженного врага. Пришлось отражать удар тяжелой секиры голой рукой. Старейшина в это время тоже не зевал и, не вставая с земли, уложил второго северянина рядом с первым. Губ остался невредим, а вот Бенластир держать в раненой руке меч больше не мог. Но все допытывался, не ранен ли Старейшина и не нужно ли отвести его в лазарет.

— Со мной-то все в порядке, — утирая пот, ответил вождь клана. — А вот тебе, сердечный друг, придется к лекарям прогуляться. И не смей со мной спорить! Я же тебя не на гулянку посылаю, а по делу. Пусть тебе руку подлечат, а ты там пока за порядком последи. Беспокоюсь я за них что-то.

И Старейшина слегка подтолкнул десятника в сторону лазарета. Тому ничего другого не оставалось, кроме как подчиниться.

Вот так и получилось, что когда Старейшина получил от Обуздывающего Тревогу приказ об отступлении, Бенластира рядом с ним не оказалось. А как раз сейчас, принимая трудное решение, Губ хотел бы чувствовать его поддержку.

— Ну, ничего не поделаешь. Сам же его отослал, — чуть слышно вздохнул Старейшина и уже громко обратился к окружившим его бойцам: — Всем отходить за ручей. Старайтесь держаться вместе и обязательно найдите охотников. С ними легче будет пробиваться. Меня не ждите. Со мной остаются только те, у кого нет семьи, кого дома никто не ждет.

И он стал перечислять имена, ни разу не сбившись и ничего не напутав. Набралось человек тридцать, большей частью бойцов из отряда Бенластира. Они молча выходили вперед и становились рядом со Старейшиной.

— Все, — сказал он наконец. — Остальные уходят, и как можно скорее. Синкул, возьми мой посох. Ты знаешь, что с ним делать. А мы попробуем задержать врага. Прощайте, да хранят вас Предки!

Никто не посмел возразить Губу. Да и что тут можно было сказать?! Даже самые упрямцы и тугодумы поняли, что судьба устами Старейшины уже разделила их на тех, кто уходит и будет жить, и других, которые остаются, чтобы ценой своей жизни дать остальным шанс продолжить борьбу. И безжалостное время не позволяет им не то что поспорить, а даже проститься по-человечески. Иначе жертва эта может оказаться напрасной. Не говоря лишних слов, уходящие просто прикладывали к груди сжатые кулаки, а затем раскрывали ладони навстречу остающимся в знак того, что их сердца остаются здесь, на поле боя. И молча, один за другим потянулись в глубь леса. Хотя многим из них легче было бы встретить смерть вместе с соплеменниками, чем терзаться потом мучительными воспоминаниями и угрызениями совести. Но они вынуждены были с тяжелым сердцем выполнять приказ своего вождя.

— И постарайтесь остаться в живых, — прошептал Губ им вслед. — Чтобы потом было из кого выбрать нового Старейшину.

Дылтаркут с первого взгляда невзлюбил этот лес. Слишком большой, темный и густой, чтобы обрадовать сердце кочевника. Нельзя сказать, что он ненавидел все деревья без разбора. Иногда они могли даже приносить пользу. Например, Дылтаркут с удовольствием переждал бы полуденный зной в тени какого-нибудь дерева. Желательно стоящего в стороне от других, чтобы никто не мог подобраться к отдыхающему воину незамеченным. Еще он не отказался бы от охапки сухих веток для костра во время ночной стоянки. И конечно же, дерево необходимо при изготовлении стрел. Вот, пожалуй, и все. А в остальном лес казался кочевнику бесполезной и даже опасной ошибкой природы. Даже охотиться он предпочел бы в степи, а уж воевать…

Трудно избавиться от неприятного холодка в животе, когда с каждым шагом твоего двурогого коня сплошная стена деревьев стремительно приближается, ты виден врагу, как на ладони, а сам можешь лишь догадываться, откуда вылетит роковая стрела. И даже достигнув края леса, всадник по-прежнему представляет собой прекрасную мишень, потому что совершенно непонятно, куда двигаться дальше в этих зарослях. А конь, верный друг и помощник степняка, вдруг становится досадной обузой. Нужно все время думать, проскочит ли он сквозь кусты, не сломает ли ногу, запутавшись в корнях деревьев.

Нет, такая война не для Дылтаркута! Совсем другое дело — схватка в степи. На полном скаку атаковать врага, наклониться в седле, уходя от его могучего, но слишком медленного и неуклюжего удара, и, уже пролетая мимо, изловчиться и поразить его в спину. Потом развернуть коня, опытным взглядом определить самое ценное из снаряжения поверженного противника, не замедляя движения, свеситься из седла, подхватить добычу и спрятать под полой халата или в седельной сумке. Особенно ценились, дороже любого оружия, те вещи, которые можно отобрать только у мертвого врага. Например, отрубленный палец с дорогим перстнем или золотая серьга вместе с ухом бывшего владельца. Успеть в неразберихе боя получить такой трофей, да еще и улизнуть от разъяренных мстителей — вот высшая доблесть степного воина. И в таком бою Дылтаркут был одним из лучших во всем клане.

Но сегодня ему не довелось сражаться на равнине. Первую атаку степняков защитники долины остановили мощным ответным ударом. Второй отряд, в котором находился Дылтаркут, очень умело, не спеша, но и не давая опомниться, загнали в лес, как матерого хребтолома в ловчую яму. Сначала на пути всадников загорелась трава, и отряду пришлось повернуть ближе к лесу. Конь Дылтаркута испугался огня, пришлось потратить немало времени, чтобы заставить его обогнуть горящий участок степи. Степняк все еще отставал от своих, когда дорогу им преградил широкий ров, укрытый для маскировки ветками и присыпанный землей. Первые ряды на всем скаку угодили в ловушку. Послышались проклятия всадников, вылетающих из седла, отчаянное ржание ломающих ноги лошадей. Большинство воинов все же успели притормозить перед препятствием, но сзади их настигал степной пожар.

Часть кочевников попытались перепрыгнуть канаву, но безуспешно. Ширина рва в действительности оказалась еще большей, чем казалось издали. Остальные степняки решили вырваться из западни по узкой полосе свободной земли вдоль опушки леса. Как выяснилось, слишком узкой. Из зарослей густым роем вылетели стрелы, а дорогу к отступлению преградили падающие деревья. Оставался один путь к спасению — свернуть в лес и попытаться укрыться в густом кустарнике. Но Дылтаркут никак не мог решиться доверить свою жизнь каким-то деревьям.

Секундная растерянность спасла ему жизнь. Его не было в числе первых всадников, достигших края леса и тут же попавших под удары тяжелых боевых топоров. С ужасом наблюдая, как гибнут один за другим его соплеменники, кочевник краем глаза заметил чудака рыцаря, прибившегося к их отряду. Тот каким-то образом ухитрился отыскать брешь в рядах противника, увернулся от топора одного из них, отбросил Щитом другого и через мгновение скрылся в зарослях.

Не раздумывая, Дылтаркут кинулся за ним. И почти успел. Одна из стрел задела ему щеку, другая попала в шею скакуну. Животное сразу же завалилось на бок, но степняк успел оттолкнуться ногами от седла и улетел прямо в колючие кусты остролиста. Он попытался выбраться, до крови исцарапал лицо и не защищенные доспехами участки тела и чуть не завизжал от неожиданной боли. Одновременно с болью пришла спасительная мысль: эти кусты — замечательное место для укрытия. Ни один человек не полезет сюда по доброй воле, а значит, никто его здесь не найдет. Он отполз еще немного в самую середину зарослей, где шипов все-таки было чуть меньше, и затаился.

Когда шум боя отдалился, степняк решил пробираться к своим, но из кустов выйти так и не рискнул. Больше часа он, где согнувшись, где на четвереньках, а то и вовсе ползком, крался по краю леса. Несколько раз он видел за кустами одиноких воинов противника, стоявших к нему спиной и не ожидавших нападения, но не трогал их и двигался дальше. Жизнь дороже любого трофея. Что, если где-то рядом скрывались другие враги, не замеченные непривычными к лесу глазами степняка?

Так, не отвлекаясь по пустякам, он и добрался до того места, где почти одновременно с его отрядом был разгромлен Второй Легион. Здесь снова шел бой, и проскочить мимо было невозможно. Дылтаркут решил еще раз переждать опасность, укрывшись под грудой мертвых тел. Тем более что сам он, за время путешествия по колючим кустам весь покрывшийся кровавыми царапинами, порезами и ссадинами, мог в случае чего сойти если не за убитого, то хотя бы за раненого.

Удача по-прежнему сопутствовала хитроумному кочевнику. Лязг оружия вновь откатился куда-то в сторону. Самое время двигаться дальше. Он оглянулся по сторонам и уже выбрал безопасное направление, когда вдруг заметил неподалеку от себя труп легионера в необычайно дорогих доспехах. Откровенно говоря, за один только шлем можно было купить все стойбище Дылтаркута. А ведь были еще панцирь, перчатки, сапоги и, самое главное, меч в ножнах, украшенных драгоценными камнями.

Вот это была добыча! Ради такого стоило полдня ползать на четвереньках. Оставалась только одна трудность — это был союзник, причем человек, несомненно, известный. Любую вещь, принадлежавшую ему, сразу же узнают. Кроме, может быть, вот этой. В ухе легионера вместо серьги на тонкой золотой цепочке висел крупный бриллиант. Стоил он немного дешевле шлема, зато и спрятать его было легче. Конечно, вместе с ухом камень смотрелся бы куда красивей. Но это был бы слишком явный след. Никто, кроме Детей Степи, не имеет привычки отрезать врагам уши. Придется обойтись одним камнем.

Дылтаркут наклонился, чтобы лучше разглядеть драгоценность, а заодно и понять, как проще ее снять, и случайно задел ногой странно вывернутую руку легионера. Раздался слабый стон.

Проклятие! Он, оказывается, еще живой. Благоразумнее было бы убраться отсюда куда подальше. Но расставаться с сокровищем, которое степняк почти что держал в руках, очень не хотелось. Что же делать? Добить раненого? Если кто-нибудь увидит, Дылтаркута ждет такая жуткая казнь, что он еще будет завидовать убитому. А его насаженная на копье голова с выколотыми глазами, отрезанным языком и вырванными ноздрями долго потом будет украшать площадь перед юртой Великого Шамана.

Значит, остается одно — быстро срезать камень и бежать. Кочевник приподнялся, чтобы переступить через мешающую ему руку раненого, и вдруг увидел трех выходящих из-за кустов воинов. Да вдобавок еще и легионеров. Нож Дылтаркут успел спрятать, но самому скрыться вряд ли удастся. Придется теперь объяснять, что он собирался сделать с их соплеменником. Мозг степняка лихорадочно заработал, и решение было найдено.

— Скорее сюда! — крикнул он солдатам. — Здесь раненый командир. Он без сознания. Помогите мне. Я вынес его с поля боя, но сам с трудом держусь на ногах.

— Предок-Заступник! — изумленно воскликнул подбежавший десятник. — Да это же Дингар — командир Второго Легиона. Все уже решили, что он погиб. Назови свое имя, доблестный воин, — обратился он к кочевнику. — Я сообщу о тебе своему начальнику. Ты заслуживаешь благодарности клана и щедрой награды.

— Я — Дылтаркут из стойбища Пятнистого Острозуба. А наградить, да и наказать тоже, меня могут только вожди моего племени, — с притворной гордостью и усталостью в голосе ответил степняк и опустился на траву, чтобы скрыть довольную усмешку.

Нет, в этот день Высокое Небо явно проявляло к нему, хоть и в несколько странной, причудливой форме, свою благосклонность.

Каждый шаг отдавался резкой болью в раненом плече Молчара. А бегать приходилось много. Враг быстро засекал, откуда наносятся магические удары, и тут же отправлял туда струю огня или еще какую-нибудь гадость. Проклятие! Они оказались сильнее. Обороняющиеся вынуждены были на три атаки врага отвечать одной, да и то куда более слабой.

Нет, первый удар был хорош. Даже лучше, чем он мог надеяться. Авангард Восточных разметало в клочья за считанные мгновения. Но затем вступили в бой их колдуны. Они атаковали грубо, напролом, но довольно действенно, а главное — ни на миг не останавливались. Видимо, знали, в чем их преимущество.

Прикрыть от камней весь лес не удалось, и потери, особенно по окраинам, были большие. Погибло даже несколько колдунов. Огненные атаки Молчар и его помощники перехватывали на дальних подступах к лесу, но некоторые из них все же достигли цели. Теперь лес горел, и никак не получалось его потушить. Слишком мало людей, все заняты в бою, да к тому же враг постоянно подпитывает огонь. Если пожар не удастся погасить, придется отступать.

Враги уже ворвались в лес. Воевода носился из одного конца леса в другой, в красной закопченной рубашке сам похожий на духа огня. То тут, то там мелькал его огромный боевой топор, делая свою страшную работу. И враги отступали. В этом месте. Но тут же напирали в другом. Виследу нужна помощь от колдунов, а он…

Эх, если бы не плечо! Молчар получил свою рану, отражая одну из огненных атак.

Конечно, он почувствовал летящую в него стрелу, все-таки он — боевой маг, а не ярмарочный фокусник. Но он не мог отвлечься ни на мгновение, слишком мощным был удар вражеских магов. Не мог даже выдернуть стрелу из раны, просто стоял и терпел, пока струя огня не отклонилась и не исчезла, шипя, в водах озера. Теперь боль мешала Молчару сосредоточиться. Да и вообще, он предпочел бы две здоровых руки. Только глупая деревенщина думает, что чародеи колдуют руками. Но специальные движения рук и в самом деле очень помогают накапливать и особенно направлять энергию. А сейчас боевой маг почти бессилен. Впрочем, у него еще есть в запасе один, финальный трюк.

Молчар оглянулся в поисках кого-нибудь из своих подчиненных и увидел новичка, того самого молодого мага из Клана Мечты, с обучением которого он в свое время так намучился, а теперь случайно оказавшегося рядом. Впрочем, случайно ли? Кажется, он с начала битвы все время следовал за Молчаром. Но сейчас не время разбираться, зачем он это делал. Предводитель боевых магов окликнул его, коротко объяснил свой план и отдал приказ:

— Слушай меня, Лентул! Быстро свяжись со всеми нашими и скажи им, что мне необходима их помощь. Пусть бросают Другие дела, соберут всю свою энергию, сконцентрируют ее на ком-нибудь одном, лучше всего — на Дистуне, а тот уже переправит ее мне. — Он на мгновение прервался и посмотрел на ученика, правильно ли он понял задание. Тот слушал его, боясь лишний раз вздохнуть и глупо вытаращив глаза, но, похоже, что-то все-таки уяснил. — Все, выполняй приказ. У нас очень мало времени.

Не слушая вопросов ученика, Молчар слегка подтолкнул его в спину, чтобы тот поторапливался. Стоит только начать объяснения, и сражаться будет некогда. Если удастся уцелеть после той штуки, которую он задумал, Молчар обо всем им подробно расскажет. А сейчас ему нужно подготовиться. Он выбрал удобное возвышенное место, откуда было хорошо видно поле боя, уселся под молодым невысоким деревом вождей, поудобнее устроил раненую руку и стал ждать.

«Готовы!» — пронесся в его мозгу многоголосый ответ.

— Восемнадцать, — сосчитав голоса, удовлетворенно улыбнулся маг. — Нас еще много. Начали!

Он встал на ноги, поморщившись от надоевшей боли в плече, прошептал заклинание и почувствовал, как наполняется чудовищной силой его тело, как яростный, беспощадный огонь жжет изнутри кончики пальцев, рвется наружу.

Получайте, гады!

Сила всех уцелевших магов вырвалась из него тонкой, но смертоносной струей обжигающего пламени. Он поливал огнем ровный четырехугольник наступавшего Клана Страха. Враги просто вспыхивали, как сухая трава в летней степи, и обращались в ничто.

Теперь оставалось только правильно рассчитать время. Сейчас колдуны Восточных Кланов определяют источник этой атаки, во много раз превышающей возможности одного мага, сейчас собирают силы для ответного удара, сейчас огненная смерть направляется прямо к нему.

Краем глаза Молчар заметил Лентула, с громким криком бегущего к нему. Похоже, парень догадался о его намерениях. Значит, он не ошибся в ученике, оказавшемся даже догадливее, чем он думал. Хвала Предкам, он не успеет добежать до пригорка, не сможет помешать учителю, да и сам останется в живых. Все, время вышло. Пора действовать.

— Зеркало! — сам себе скомандовал он и поставил на пути вражеского удара мощный щит.

Кажется, он говорил вслух, но какая теперь разница. Заклинание сработало. Большая часть смертоносной энергии повернула назад и летит к вражеским чародеям, у которых теперь нет времени, чтобы поставить защиту или даже просто убежать. И когда огненная волна, та часть, которую все же не удалось отразить, накрыла Молчара, он уже знал — свой бой он не проиграл.

Правитель Лян с трудом приходил в себя после вспышки неконтролируемой ярости.

Только что на его глазах авангард армии Клана Страха был почти полностью уничтожен защитниками долины. Причем тем не пришлось даже вступать в рукопашную схватку. Солдаты Ляна десятками, а то и сотнями гибли в магических ловушках, так и не успев нанести ни одного удара, не выпустив в сторону врага ни стрелы.

Правитель задыхался от гнева и тщетно пытался оттянуть край тяжелого золотого панциря, чтобы вдохнуть хоть немного воздуха. Все, кому был известен вспыльчивый нрав их господина, старались скрыться с его глаз и переждать бурю в безопасном месте. Но командующий армией клана генерал Фантуй не мог никуда бежать. Правитель сам вызвал его к себе и потребовал объяснения причин неудачи. Но пока что генерал не успел и слова сказать в свое оправдание. Он лишь стоял преклонив колено перед вождем, не смея поднять на Него глаза, и слушал бесконечные истерические выкрики Правителя.

— Где были мои колдуны, когда враг уничтожал моих же солдат? Почему они не пришли на помощь?

— О Блистательный! По просьбе Советника Тила все маги собраны в один отряд для увеличения мощи их заклинаний, Поэтому они не подчиняются моим приказам. Ты сам распорядился отослать их в ставку.

Действительно, был такой приказ, вспомнил Лян, внезапно успокоившись. Приступ завершился так же неожиданно, как и начался. Но и в спокойном состоянии Правитель Клана Страха был ничуть не мягче и милосердней, чем в разгневанном.

— Ладно, Советники и колдуны свое еще получат. Но и вам от наказания не уйти. Все, кто подготавливал и участвовал в первой атаке, понижаются в звании на один ранг и немедленно пойдут в новую. Ты, генерал, до вечера остаешься в своем ранге, а потом либо закрепишь его за собой навечно, либо станешь десятником в обозной охране. Все в твоих руках. Сигнал к атаке через десять минут.

— Но, Справедливейший, — попытался возразить Фан-туй, — я не могу отдать приказ о наступлении без согласования с Советниками!

— Можешь, потому что я так повелеваю! — При упоминании ненавистных ему Советников лицо Правителя снова начало краснеть, и генерал не решился продолжать спор. — А с Советниками я сам договорюсь. И запомни, мне нужна эта победа. Мои воины должны первыми ворваться в лес и обратить противника в бегство. Любой ценой, с любыми потерями! Мне надоело слышать разговоры о том, что армия Клана Страха ни на что не годится. А если ты не можешь справиться без советников, бери в помощники Каргаса. В случае чего вместе и отвечать будете.

И Правитель указал своей пухлой рукой на низкорослого, жизнерадостного, как все толстяки, молодого человека в черном плаще, одного из помощников Советника Тила. Каргас абсолютно не разбирался в военном деле, но зато хорошо знал, как заставить людей бояться его самого больше, чем смерти. И не раз это знание подтверждал на деле.

Наверное, каждый молодой солдат плохо спит в ночь перед своей первой битвой.

Новобранец армии Клана Страха Минтисвел из Бирты, бывший ученик оружейника, и вовсе не сомкнул глаз. Юноша прекрасно понимал, что ни по своим физическим данным, ни по складу характера, не говоря уже об умении владеть оружием, не годится для войны. Он даже пытался объяснить это сначала хозяину, а потом важному армейскому начальнику, отвечавшему за прием новобранцев. Но начальнику, похоже, много раз доводилось слышать такие разговоры, так что за долгие годы службы они ему изрядно надоели. Откровенно говоря, его никогда особенно и не интересовало мнение призывников.

А у старого мастера Хонлинтара просто не было выбора. Его мастерская должна была предоставить для армии Правителя Ляна одного воина, Военачальники Клана Страха не очень заботились о здоровье и жизни своих солдат. У правителя много подданных, в любой момент можно собрать новое войско. И оружейнику Хонлинтару, как и всем в городе, это было хорошо известно.

И кого он должен послать на верную гибель? Своего сына Линтартула, редкостного лентяя и неумеху, но все-таки — Родную кровь? Или Нилдастира, который уже договорился с хозяином мастерской о своей свадьбе с его дочерью? А может Ранкелтура? Так ведь у того дома шестеро детей и вечно больная жена. Да и мастер он неплохой. Работает хоть и без выдумки, но умело и старательно.

Еще в мастерской работал слабоумный Торсилпек. Вот уж у кого силы хватало на троих! Только он один и мог управляться с кузнечным горном и тяжелым молотом. Значит, на его место придется нанимать другого работника. Но тогда и платить ему надо в три раза больше суммы, устраивающей дурачка Торсилпека. Да и не по-людски это — убогого на войну посылать. Кем он там будет? Разве что мишенью для грубых шуток солдат, а заодно и для вражеских стрел.

Пришлось старому мастеру пожертвовать сиротой Минтисвелом. Может, и был он самым способным учеником, но пока что неприятностей от него было куда больше, чем пользы. Мальчишка все норовил сделать по-своему, да еще каждый раз спорил с учителем, доказывая, что так получается лучше, или красивее, или просто так ему интереснее. Вот пускай его в армии и научат старших слушаться. Говорят, Предки-Заступники о сиротах больше других заботятся. Авось шустрый парнишка и на войне не пропадет.

Так ли рассуждал старый оружейник, или успокаивал свою совесть другими доводами, но идти в армию выпало именно Минтисвелу. И теперь, шагая в плотном ряду воинов к далекому зловещему лесу, он то и дело поправлял тяжелый неудобный щит и судорожно держался за гладкое древко длинного копья в тщетных попытках справиться с терзавшим его всю ночь страхом.

Он, конечно, боялся, что будет убит в предстоящем бою. Но не только в этом была причина его бессонницы. Смерть для юноши оставалась всего лишь непонятным пугающим словом, которое он много раз слышал, но никогда по-настоящему не мог представить. Родителей своих Минтисвел совсем не помнил. Знал только, что они погибли во время набега степняков, и давно смирился со своим сиротством, кочуя от одного хозяина к другому, но нигде надолго не задерживаясь. При мысли о родителях он не испытывал чувства непоправимой потери, а лишь легкую обиду на них, как ребенок, которому, единственному во всей семье, не досталось на праздник сладкого угощения. «Если бы у меня был сын, — часто думал юноша, — я ни за что не позволил бы себе умереть и оставить его одного, и на него не посмел бы кричать какой-нибудь пьяный подмастерье».

А уж тем более полусотник. Своего командира Минтисвел боялся больше, чем предстоящего боя. Маленький, невзрачный, как будто высушенный военной службой, полусотник с первого дня невзлюбил юношу и постоянно к нему придирался. Если сегодня Минтисвел со страху или от волнения неправильно выполнит какую-нибудь команду или допустит другую оплошность, злобный командир его и вовсе со свету сживет.

Новый приятель Минтисвела, Мидмондир, тот, что шагает сейчас справа от него, научил новобранца, как избегать гнева полусотника. Сам он служил в армии почти полгода и потому считал себя все испытавшим ветераном.

— В армии самое главное — не попадаться на глаза начальству, — тоном старого, мудрого учителя наставлял он Минтисвела. — Ты должен стать незаметным для полусотника. Делай то же, что и все, не вылезай вперед, но и не отставай. Вместе со всеми отвечай: «Приказ ясен!» и «Слава клану!» — но ни в коем случае не кричи громче других. Держись всегда в середине строя, смотри в лицо командиру, но не в глаза. А то он подумает, что ты слишком дерзок и самоуверен. Будь всегда рядом, но чуть в стороне от него. Если все будешь делать так, как я говорю, через декаду полусотник Даже имя твое забудет.

Признаться, совет был не так уж плох. Минтисвел попробовал следовать поучениям друга, и это дало кое-какие результаты. Вредный полусотник продолжал измываться над Минтисвелом, но все же не так часто, как раньше. Можно сказать, не больше, чем над другими.

Настораживало лишь одно. Сам Мидмондир тоже еще не участвовал в настоящих сражениях, и, возможно, в бою этих хитростей будет недостаточно. Юноша сомневался, сможет ли он, когда будет необходимо, убить живого человека, пусть и называемого почему-то врагом. И в то же время боялся, что сумеет это сделать. При одной мысли о такой возможности к горлу подступала тошнота. Может быть, тогда полусотник и перестал бы доставать Минтисвела, но лучше бы добиться его уважения каким-нибудь другим способом.

А еще юноша боялся получить ранение, особенно повредить руки. И прощай тогда его мечта стать лучшим в городе мастером-оружейником. В лучшем случае придется до самой старости делать одни лишь заготовки для мечей или наконечники для стрел. А ворчливый, вечно всем недовольный Хонлинтар действительно был хорошим мастером. У него было чему поучиться. Ради его уроков Минтисвел готов был и дальше терпеть не только ворчание старика, но и совсем не безобидные выходки других работников мастерской. Когда война кончится, он обязательно вернется и все-таки выучится на настоящего мастера. И тогда у него наконец-то появится собственный дом и, может быть, даже…

Дальше он не стал загадывать. Для начала нужно уцелеть в бою, а у юноши не было в этом полной уверенности.

На самом деле все оказалось и проще, и страшнее, чем он думал. Благодарение Предкам, их сотня не участвовала в первой атаке. Но чем она закончилась, Минтисвел и его товарищи хорошо видели. И когда пришел их черед наступать, они не очень-то были похожи на отважных героев. До тех пор пока никто не мешал им продвигаться вперед, полусотнику еще удавалось поддерживать какое-то подобие строя. Потом из леса полетели стрелы. Несколько человек упали и не спешили подняться, а вся сотня внезапно сбилась с шага.

— Вперед, бегом! — закричал полусотник, понимая, что медлить под обстрелом нельзя.

Привычка подчиняться приказам сделала свое дело, и сотня продвинулась еще шагов на пятьдесят. Но тут прямо Минтисвелу в лицо полыхнула струя огня. Юноша успел прикрыться шитом, ему лишь слегка обожгло щеку и подпалило волосы под шлемом. Другим повезло меньше. Почти у всех, идущих в первом ряду, загорелась одежда. Заслышав их вопли, даже те, кто не пострадал от огненной атаки, невольно остановились. А стрелы продолжали выискивать слабые места в ненадежных солдатских доспехах.

Возможно, бывалый полусотник и нашел бы выход из сложного положения. Но тяжелый камень, упавший, как всем показалось, прямо с неба, разбил ему голову. Еще несколько камней ударили не так точно, но добавили паники. Не слушая отчаянной ругани другого полусотника и не обращая внимания на удары его хлыста, солдаты повернулись и побежали, подгоняемые все еще летящими в спину стрелами. Минтисвел, строго следуя советам друга, бежал в самой середине. Он не бросил оружия, но лишь потому, что потерял от страха голову и просто не догадался это сделать.

Недогадливость в итоге спасла ему жизнь. Запыхавшихся беглецов, отмахавших не одну тысячу шагов, остановил посреди поля отряд всадников. Их предводитель, маленький толстый человечек, закутанный в черный плащ, сначала отправил в лазарет серьезно раненных. Затем приказал отделить тех, у кого не оказалось при себе оружия, и тут же на месте отрубить им головы. В последнюю секунду Минтисвел успел сунуть в руки стоявшего рядом с ним Мидмондира свой короткий меч. Сам юноша остался с одним копьем. Всадники подозрительно посмотрели на них, но не тронули. То ли пожалели, то ли просто не заметили.

Сохранивших оружие отвели на соединение с беглецами из других сотен, впрочем, не настолько быстро, чтобы они не могли видеть участь своих менее удачливых товарищей Минтисвел не хотел смотреть на казнь, уткнулся лицом в плечо Мидмовдира. А тот все оглядывался и повторял внезапно осипшим голосом:

— Спасибо, друг!

Ученик оружейника не отвечал, он изо всех сил сдерживал подступающие слезы. Но и плакать, и радоваться было еще рано. Беглецов собрали и построили в боевой порядок вовсе не для того, чтобы поругать, а затем отпустить.

Хотя отругать их тоже не забыли. Сердитый немолодой военачальник, судя по внушительному виду, чином никак не ниже тысячника, сперва молча объехал строй, потом остановился в середине и обрушил на солдат целый град ругательств.

— Негодяи! Трусы! Мерзавцы! Дезертиры! — заорал он с такой силой, что его молодой единорог испуганно дернулся в сторону и присмирел только после нескольких ударов хлыстом. — Вы опозорили не только себя и своего командира, но и всю армию. Вы не достойны ни жалости, ни снисхождения. Но вам повезло. Мне с огромным трудом удалось уговорить Правителя не подвергать вас всех мучительной казни. Теперь я сам поведу вас в атаку, чтобы вы могли, одержав победу, вернуть себе доброе имя и смыть со знамени клана пятно позора, которое сами же и посадили. Но берегитесь, если милость Правителя окажется напрасной! Я собственными руками вырву ваши трусливые сердца!