Бостон, Рождество, 1867 год
      Прием был великолепен.
      Лукас Грейнджер сделал еще один глоток превосходного шампанского и снова сосчитал часы, отделявшие его оттого момента, когда он сможет сесть на поезд и вернуться в Канзас, в кавалерию, к непредсказуемым и все же надежным индейцам.
      В огромном бальном зале Англези-Холла собрались все сливки бостонского общества: гости кружились в танце под сверкающими люстрами, переговаривались, сидя на расставленных вдоль стен позолоченных стульях, заключали сотни сделок в коридорах – сделок, которым предстояло потрясти деловой мир Америки в ближайшие месяцы. Даже густой аромат хвои, смолы и роз, исходивший от венков и гирлянд, не мог заглушить зловоние денег и честолюбивых планов, не говоря уже о жадности, таившейся за вежливыми поздравлениями, адресованными новобрачным.
      Лукас в жизни не видел человека, счастливее Элиаса Дэвиса. Элиас заслужил это счастье больше, чем сам Лукас. Дэвис, награжденный «Почетной медалью Конгресса», научивший Лукаса всему, что составляет сущность офицера кавалерии, имел право на счастливую жизнь с красавицей женой.
      Сын престарелого отца, Дэвис получал все, чего бы ни пожелал, включая обучение в академии Уэст-Пойнт и карьеру военного. Во время последнего сражения под командованием Шермана пуля южанина пробила Дэвису легкое, и жить ему осталось всего несколько месяцев. Но его богатый и влиятельный отец привез его домой, где его выходили до его нынешнего состояния, которое с большой натяжкой можно было назвать выздоровлением, и где он влюбился в дочь одного из старших слуг. Старик Дэвис не стал возражать против их брака. Он хотел увидеть своих внуков и потому пригласил на свадьбу главных снобов бостонского света, посчитав, что если они будут присутствовать на церемонии, то потом не смогут осуждать этот союз.
      И теперь Дэвис гордо стоял рядом со своей Рейчел, семнадцатилетней красавицей, чьи точеные черты поражали даже великих портретистов. Между новобрачными не было и намека на физическую неловкость, которую Лукас замечал у других молодоженов. Рейчел то и дело поправляла на Дэвисе фрак или рубашку, поглаживала его по щеке, а Дэвис в ответ ласково улыбался. Рейчел была умна. Накануне во время ужина она со знанием дела обсуждала новую железную дорогу.
      Этот союз почти заставил Лукаса пересмотреть свое отрицательное отношение к любви. Но не к женитьбе. Сам он ни за что не женится.
      Оркестр заиграл новый танец. Две матроны, схватив своих дочерей, двинулись на него с противоположных направлений – намерения их были очевидны. Лукас мысленно хмыкнул, выражая презрение к неудачно выбранной матронами тактике: они и часа не выстояли бы против Бедфорда Форреста или индейцев. Выпрямив спину, он неспешно направился к Дэвису и Рейчел.
      И добрался до них в тот момент, когда поток гостей на время иссяк.
      Дэвис тихо рассмеялся:
      – Приношу мои извинения. Могу заверить тебя по личному опыту, что матроны Бостона не всегда действуют настолько открыто. Такой захват в клещи устарел уже много веков назад.
      Лукас тоже рассмеялся.
      Рейчел улыбнулась и встала ближе к мужу слева от него, с той стороны, где у него не было раны. К несчастью, он был исключительно праворуким и так и не научился пользоваться левой рукой.
      – Я рад, что ты подошел сейчас, пока мы не уехали, – проговорил Дэвис так тихо, чтобы никто из окружающих не услышал. – У нас троих не было времени поговорить без посторонних.
      Лукас наклонил голову: слушаюсь и повинуюсь. Ему было всего восемнадцать, когда он впервые последовал за Дэвисом в бой. Их эскадрон оказался одним из немногих, уцелевших в той бойне.
      – Как ты мог заметить, моему почерку не хватает… некоторого изящества.
      Лукас выслушал это с самым серьезным видом, и Дэвис снова рассмеялся:
      – Мне казалось, ты это оценишь. Моя милая Рейчел любезно согласилась работать моим секретарем. Она переписывает мои послания так, чтобы, их можно было прочесть. – Дэвис закашлялся. Рейчел напряглась и схватила стакан воды. Но приступ закончился в считанные секунды, и Дэвис, глотнув воды, продолжил: – Я ей полностью доверяю. Но если ты предпочитаешь, чтобы наши разговоры оставались исключительно между нами, тогда так и скажи, и продолжай расшифровывать мои каракули.
      Лукас посмотрел на Рейчел, пытаясь понять, что она думает обо всем этом. Становятся ли напоминания о недуге мужа болезненным грузом или чем-то, о чем можно забыть?
      Ее глаза сияли надеждой.
      Он перевел взгляд на Дэвиса.
      – Конечно.
      – Превосходно.
      – Могу ли я попросить вас о личном одолжении, лейтенант Грейнджер?
      У Рейчел было мягкое, мелодичное контральто.
      – Конечно. Сделаю все, что в моих силах. – Эти слова сорвались у него с языка, он не ожидал от себя такой галантности.
      – Ничего особенного я не прошу, лейтенант. Если вас не затруднит, вставляйте в письма моему мужу какие-нибудь сведения о Западе.
      Лукас испытал нечто сродни умилению. Никто из его родных ни разу не просил его об этом в своих нечастых письмах. Писали только о своих бесконечных заботах и о его недостатках.
      – С удовольствием выполню вашу просьбу.
      – Вы могли бы писать друг другу на эту тему, – произнес Дэвис. – Моей дорогой Рейчел придется ухаживать за двумя инвалидами – моим отцом и мной. Описания природы пойдут ей на пользу.
      Он сделал знак пальцем кому-то из слуг, и тот появлялся с подносом, на котором стояли бокалы с золотистым шампанским.
      Дэвис обвел взглядом тесный кружок. Цвет лица у него был нездоровый, только на скулах горел румянец.
      – За друзей и товарищей! – провозгласил он тост.
      – За друзей и товарищей! – Лукас и Рейчел осушили бокалы.
 
       Форт-Юнион, территория Нью-Мексико
       Сентябрь, 1870 год
      Лукас вежливо постучал, прежде чем войти в дом, арендованный для любовницы. Он еще ни разу не ссорился с Эмброуз, но от других мужчин слышал, что после ссоры, тем более серьезной, к женщине надо подходить очень осторожно.
      Ей следовало бы понять, что Лукас после двух лет отношений никогда на ней не женится, хотя и клялся ей в любви. Бог свидетель, он действительно ее любил, хотя познакомились они в борделе, в Новом Орлеане.
      Она клялась, что тоже его любит, что готова последовать за ним на край цивилизации, сначала в Канзас, потом сюда, оказавшись за сотню миль от музыкантов Санта-Фе (так она сама об этом говорила). И он еще сильнее любил ее за это.
      Проклятие! Он не мог забыть, с какой улыбкой смотрел Дэвис на свою невесту.
      Прошлым вечером Эмброуз сказала, что хочет точно такую же свадьбу, какая была у ее подруга Салли Энн. Лукас слишком вымотался после трехмесячного патруля, чтобы подбирать слова, и напрямик сказал ей, чтобы она нашла кого-нибудь другого, что он не женится на ней, о чем не раз ей говорил. Эмброуз стала в ярости швырять вещи, и Лукасу пришлось уйти.
      Утром он навестил Эриксона, бармена и ростовщика. И ушел от него с красивым бриллиантовым колье, которое собирался подарить Эмброуз.
      Выходя от Эриксона, он заметил, что Малдреп и Ливермор проезжают через Форт-Юнион, видимо, направляясь охотиться в Сангре-де– Кристо. Ему придется предупредить начальника военной полиции, чтобы тот за ними присматривал, хотя Джонс наверняка слышал о старом скандале. Трибунал осудил двух офицеров за изнасилование.
      В крошечном глинобитном доме стояла тишина.
      – Эмброуз? Эй, ангел!
      Он сделал шаг вперед, чувствуя, как «кольт» у него на бедре шевельнулся, словно готовясь вступить в дело.
      В гостиной никого не было. Лукасу ничто не грозило.
      Тем не менее он вывернул запястье, приводя в готовность кинжал. Лукас потратил много месяцев на то, чтобы научиться пользоваться ножами – сначала пока был рядовым кавалеристом, а потом его обучал Малыш – его добрый друг, индеец-разведчик. Совсем недавно старший возчик, Уильям Донован, показал ему несколько новых приемов. Не дай Бог, чтобы ему пришлось сейчас к ним прибегнуть.
      Лукас вошел в спальню настороженный, готовый ко всему. Но увидел лишь листок бумаги, приколотый к подушке громадной шляпной булавкой.
       Лукас! Ты дурак. Неужели ты вообразил, что я влюблена в тебя, неопытного молокососа?
 
      Лукас побагровел от гнева. Однако не мог не признать, что Эмброуз права.
 
       Я оставалась с тобой потому, что ты богат.
 
      Эмброуз! Он издал тихий хриплый стон и отступил назад, царапая пальцами стену. Она разрушила его мечты. Посмеялась над ним, над его любовью.
      Лукас выпрямился. Охватившая его холодная ярость не оставила места ни слезам, ни надеждам.
      Элиас и Рейчел! Дэвисы стали единственной счастливой четой, которую он знал.
 
       Раз ты не пожелал жениться на мне и отдать мне твои деньги, то я вернусь в Новый Орлеан, где смогу иметь мужчин, богатых и привлекательных.
       Не пытайся меня преследовать, я просто плюну тебе в лицо.
       Эмброуз.
 
      Она возвращается в Новый Орлеан? Когда он заходил к Эриксону, то прошел мимо дома Смитов, где останавливались гражданские, ожидающие почтовой кареты. Никто словом не обмолвился об Эмброуз, ведь Дженни Смит известная сплетница!
      Где же Эмброуз?
      В этом городе женщина не может оставаться одна. Это крупный военный форт, в нем находятся Малдреп и Ливермор! Лукас хорошо знает, на что способны эти ублюдки и как ловко умеют обходить законы, в чем им помогают их приятели.
      Они готовы на все, только бы хоть как-то досадить Лукасу.
      Где, черт подери, Эмброуз?
      И где, к дьяволу, Малдреп и Ливермор?
      Лукас бросил записку на кровать и направился к двери, яростно звеня шпорами.
 
       Горы Сангре-де-Кристо,
       Колорадо Октябрь, 1870 год
      Стая сероголовых юнко стремительно пронеслась вдоль опушки леса, заставив мощного жеребца Лукаса вскинуть голову. Лукас рассеянно потрепал старого друга по холке и шепотом успокоил его. Лукас осматривал лежавшую внизу долину, разыскивая преследуемых и проверяя, не увидели ли они первыми его и его спутника.
      Они остановились высоко на крутом склоне, густо поросшем елями. Под ними небольшая речка вилась среди заледеневших скал и заснеженных лугов. Ее течение замедлялось у омута, затянутого первым прозрачным ледком ранней зимы и окаймленного с одной стороны длинным участком золотистой травы, покрытой изморозью. Эта долина будет идеальным местом для того, что планировал сделать Лукас.
      Ниже по течению речка снова сужалась, чтобы промчаться мимо громадных валунов и броситься вниз с острого лезвия скалы потоком кипящей воды. Даже за милю от этого места и почти на полмили выше Лукасу было слышно, как река низвергается в пропасть.
      Лукас вспомнил, как смотрел на другой водопад, на забытый пруд за ним и на девушку, которую обещал охранять. Холод клинком полоснул по нему, забираясь глубоко в сердце: давняя боль была сильнее, чем все то, что коснулось его в последние несколько недель.
      Он закрыл глаза, а его пальцы начали судорожно раскрываться и снова сжиматься на рукояти «кольта». Под курткой, у его сердца, лежал бархатный мешочек ювелира.
      Вторая лошадь заржала и взрыла копытом тропу у него за спиной, тихо зазвенев удилами. Она принадлежала Уильяму Доновану – единственному человеку, которого он захотел взять с собой на эту охоту и который согласился сразу же, как только услышал объяснения Лукаса. Это был друг, перед которым Лукас теперь в неоплатном долгу. Лукас открыл глаза.
      – Костер чуть западнее, – спокойно сообщил Донован. У него был калифорнийский говор, весьма подходящий акцент для владельца одной из самых крупных на Западе фирм по перевозкам. К седлу у него был приторочен чехол с дробовиком: предосторожность, которая заставила Лукаса сначала изумленно заморгать, а потом невесело ухмыльнуться. – Прямо в осиновой роще. Видимо, они разожгли костер совсем недавно.
      – Они наверняка нас еще не заметили, – отозвался Лукас, подбирая поводья. Он бросил взгляд на Донована и хищно усмехнулся: – Не пригласить ли их повеселиться?
      Улыбка Донована была не менее хищной, чем его собственная.
      – А что, пожалуй, стоит. Ведь все это устроено в их честь.
      Доехав до лагеря Малдрепа и Ливермора, Лукас и Донован не стали изображать дружелюбие. Оба были одеты в грубые костюмы закаленных мужчин, которые быстро передвигались по суровой местности в плохую погоду: толстые шерстяные куртки, широкополые шляпы, кожаные брюки, теплые перчатки и высокие сапоги. Своего оружия они не скрывали, напротив, демонстрировали его.
      Лейтенанты Малдреп и Ливермор отправились на охоту на высокогорье. Аккуратные белые палатки, постели из лапника, раскладные деревянные табуретки – все свидетельствовало о годах, успешно прожитых в самых суровых условиях. Лукас и без того знал, что эти двое – опытные путешественники и хорошие бойцы. Выглядели они настоящими джентльменами, каковыми и считали себя. У Малдрепа были темные волосы и темные глаза, быстрота и ловкость прекрасного танцора или человека, который любит пускать в ход нож в темном переулке. Ливермор был чуть выше ростом и славился тем, что любил получать удовольствия независимо оттого, оплачены они или нет. Аккуратно разделанная туша лося была подвешена высоко на дереве в некотором удалении от лагеря. Скорее всего это была работа Малдрепа, а не Ливермора.
      Семью годами раньше, при осаде Виксберга, они казались образцовыми офицерами Армии Союза, пока Лукас не застал их за изнасилованием молодой аристократки-южанки. Они пригрозили, что донесут на него сержанту, если он о них расскажет, и он лишится полученного всего месяц назад звания офицера. Движимый потребностью защищать всех женщин, даже конфедераток, Лукас не поддался на шантаж и добился, чтобы их осудил военный трибунал. Но длительная военная кампания, где нужен был каждый опытный офицер-кавалерист, привела к тому, что их понизили в звании, зачли время службы как тюремное заключение и неофициально лишили так называемой чести.
      Тем не менее армейские правила, запрещавшие поединки между офицерами, всегда стояли между ними – до этой минуты.
      Двое мужчин поднялись, увидев Лукаса и Донована. Малдреп прислонился к опоре палатки, небрежно положив руку на бедро. Ливермор стоял чуть в стороне, так что их трудно было бы уложить первыми же выстрелами. Впрочем, в планы Лукаса это не входило.
      – Доброе утро, Грейнджер.
      Тон Малдрепа был вежливым, но недружелюбным. Донована он приветствовал отрывистым кивком.
      – Грейнджер, – эхом повторил Ливермор, заставив себя кивнуть.
      – И вам доброе утро, убийцы. – В тоне Лукаса звучали ненависть и презрение.
      Малдреп прищурился.
      – Не забывайте, с кем разговариваете, – лениво произнес он. Малдреп был также уверен в собственном превосходстве, как в тот день, когда впервые покинул плантацию в Южной Каролине, которая принадлежала его семье уже сто лет. Он хвастался своим родством с Джоном Лайдом Уилсоном, губернатором Южной Каролины и автором «Кодекса чести», который определял американские правила дуэлей. – Не будь вы моим товарищем-офицером, я вызвал бы вас на дуэль за то, что вы назвали меня убийцей.
      – Вы что, не слышали? Несколько дней назад я вышел в отставку. – Лукас не без злорадства заметил, как потрясен Малдреп. – Спустя семь лет ты наконец получишь дуэль, к которой стремился. Донован, будешь моим секундантом?
      – Почту за честь, – поклонился Донован.
      – Предлагай оружие, Малдреп, пистолеты или охотничьи ножи! – рявкнул Лукас.
      – А я-то думал, аристократы Филадельфии растят своих сыновей как джентльменов, Грейнджер! Но уйти в отставку? И назвать своим секундантом ирландца-возчика? Что, к дьяволу, вы задумали?
      Отлично, подумал Лукас. Ему удалось нарушить обычное высокомерное спокойствие Малдрепа.
      – Оставить твои кости стервятникам, так же как ты поступил с Эмброуз.
      Не одна женщина пострадала от этих выродков. Он мог бы пристрелить обоих, словно шакалов, коими они и являлись. Но нет. Пусть видят, как врата ада медленно открываются перед ними, пусть знают, из-за чего их ждет смерть.
      Малдреп встретился взглядом с Лукасом и прочел в его глазах непоколебимую решимость. Что-то произошло между ними: какой-то разговор без слов – два бойца оценивали друг друга перед поединком.
      – Суд ничего не станет делать. Нет никаких доказательств того, что мы с Ливермором…
      Обличающие его вину слова висели в прозрачном горном воздухе долгие мгновения.
      Лукас хладнокровно наблюдал за ним, держа руку на рукояти своего «кольта». Он не нуждался в их признании, он не забыл, что видел семь лет назад в Миссисипи.
      – Какого черта ты вызываешь нас на дуэль из-за такой, как она? – не выдержал наконец Ливермор. – Дуэли – поединок между джентльменами. А она была шлюхой!
      Лукас стремительно вскинул руку. Его тяжелый «кольт» был нацелен прямо на Ливермора. Он любил ее слишком долго и Сильно, пусть даже она была падшей женщиной.
      Наверное, ему никогда не удастся выхватить пистолет быстрее Малдрепа. Но это его не тревожило: он готов был убить Ливермора здесь и сейчас за нанесенное его покойной любовнице оскорбление, а потом уже думать о том, как уничтожить Малдрепа.
      – Если ты еще раз назовешь ее шлюхой, я даже не удостою тебя поединка, а сразу же отправлю на встречу с Создателем.
      Ливермор заворчал. К несчастью, он не был настолько чванливым или глупым, чтобы открыто бросить вызов Лукасу.
      Доно. ван передвинулся в седле, намереваясь вытащить оружие.
      – Ты разрушил нашу карьеру в Виксберге! – огрызнулся Малдреп.
      – Я доложил о том, что вы изнасиловали и чуть не убили молодую леди из хорошей семьи, – отрезал Лукас. – Вы получили по заслугам, когда вас отдали под трибунал и осудили.
      – На основе твоих показаний! Ты нарушил кодекс молчания, когда донес на нас!
      – Какой, к черту, кодекс молчания, когда жизнь и честь женщины под угрозой? Но и тогда вам удалось добиться, чтобы вас всего лишь понизили в чине, а вместо заключения зачли время службы, приняв во внимание военную необходимость.
      – Наша служба Союзу получила признание.
      – Другими словами, вы нарушали закон, а ваши друзья вас за это вознаградили.
      – Хорошенькое вознаграждение, когда этот проклятый приговор висит над нами, словно саван, и не дает подняться выше того чина, который мы имели до войны!
      – На этот раз милости не ждите! – прорычал Лукас.
      – Я выбираю пистолеты! – радостно заявил Малдреп, принимая вызов.
      – Чтобы отправить тебя в ад! – с ухмылкой подхватил Ливермор, следуя примеру Малдрепа, как он делал это со времен Уэст-Пойнта.
      – Чтобы стать обедом для стервятников! – спешившись, бросил Лукас.
      – А мы с вами, Ливермор, проследим затем, чтобы дуэль проводилась по всем правилам, – добавил Донован с угрозой в голосе.
      Ливермор открыл было рот, но моментально закрыл его, взглянув на оружие Донована, и неохотно, присоединился к своему напарнику и секунданту.
      – Дуэльный кодекс или «Кодекс чести» Уилсона? – осведомился Донован, словно устройство дуэлей было для него делом привычным.
      Он вдруг заговорил как аристократ-англичанин в одном из залов Вестминстерского дворца. Ливермор заколебался.
      – А, пусть будет Дуэльный кодекс! – воскликнул Малдреп, натягивая толстую куртку. – Мы не сможем попасть на какую-нибудь песчаную косу, не бредя по ледяной воде, и можно не опасаться, что за нами погонятся шерифы или судебные исполнители. Так что вполне годится старый кодекс.
      – Пусть будет Дуэльный кодекс, – послушно повторил Ливермор.
      – Как принявший вызов, я выбираю место. Вон тот луг между рекой и лесом.
      – А я выбираю расстояние: десять шагов! – бросил в ответ Лукас.
      – Итак, здесь и сейчас, – заметил Донован: как секунданту Лукаса, ему следовало определить время и условия стрельбы.
      Малдреп, разряжавший свой «кольт», поднял голову. Секундантам также предстояло зарядить оружие дуэлянтов в присутствии друг друга.
      – Выстрел будет произведен по счету «десять», отсчет буду вести я или лейтенант.
      Офицеры переглянулись.
      – Предоставлю это тебе. У тебя более зычный голос, – заявил Ливермор.
      Лукас сжал губы. Видимо, они что-то затевают.
      – Полагаю, всего одно оружие для каждого участника. Ливермор?
      – Конечно. В кодексе говорится, что второе оружие обеспечивает второй выстрел. Вместо этого мы полностью зарядим пистолеты.
      Старинный Дуэльный кодекс появился в то время, когда из пистолета можно было произвести всего один выстрел. Поэтому дуэлянты могли выбирать одно оружие или два. Одно оружие можно было зарядить только одной пулей.
      – Превосходно.
      Лукас не отправлял в свой шестизарядный армейский «кольт» шесть пуль с тех времен, когда воевал против южан. Он считал, что гораздо безопаснее иметь пять зарядов. В противном случае любое неловкое движение могло вызвать неожиданный выстрел, причинив ущерб ему самому или окружающим. Перспектива такого заряда заставила его ощутить прежний привычный холодок.
      – Согласно Дуэльному кодексу, секунданты тоже должны быть вооружены, – сказал Ливермор.
      Лукас замер, не закончив разряжать свой «кольт».
      – Но не будут стрелять. Превосходная идея, – согласился Донован.
      Лукас тяжело вздохнул и вытряс последние заряды. По крайней мере, он не сомневался в том, что Донован стреляет гораздо лучше Ливермора.
      Большой золотистый ковер замерзшей травы длинной полосой лежал вдоль покрытой льдом реки почти у самого водопада. Они оставили коней в лесу, достаточно далеко оттого места, где пройдет поединок. Четверо мужчин встали на краю луга попарно, на небольшом расстоянии друг от друга.
      Донован вручил Лукасу его револьвер.
      – «Кольты» заряжены, как полагается, – тихо произнес он. – Насчет остального – никаких гарантий.
      Лукас пожал плечами. Он снял перчатки, чтобы не мешали.
      – Не подпускай ко мне Ливермора, а с Малдрепом я сам справлюсь.
      – Даю слово. – Ирландец хищно улыбнулся. – Если бы дело обстояло иначе, я поспорил бы с тобой за право вспороть этому ублюдку брюхо по обычаю апачей.
      Лукас рассмеялся:
      – Если я не прикончу его шестью выстрелами, твой охотничий нож может довершить дело.
      Донован хлопнул его по плечу:
      – Да помогут тебе все святые, парень.
      Лукас вышел на луг. Время замедлило свой бег, так что он смог услышать, как тикают его часы, отсчитывая минуты и секунды. Трава хрустела у него под ногами и колола колени, словно иголками. Золотая, увенчанная сверкающими ледяными кристаллами, она сверкала в лучах восходящего солнца, словно королевский ковер.
      Лукас занял позицию спиной к Малдрепу. Оба держали свои тяжелые армейские «кольты» дулами вверх.
      Донован и Ливермор встали на краю луга, ближе к коням, но чуть сдвинувшись в сторону Малдрепа. Лукас все внимание сосредоточил на Малдрепе, не сомневаясь в том, что Донован устранит любую угрозу, которая могла бы исходить от Ливермора.
      – Джентльмены, вы не допускаете возможности примирения? – громко спросил Донован.
      Этот вопрос был формальностью, но входил в обязанности секунданта. Ливермор захихикал.
      – Дьявольщина, нет! – крикнул Малдреп. – Начинай скорее!
      Лукас глубоко вздохнул, стараясь найти равновесие в этом миге, как научили его Малыш и его проводники-индейцы.
      – Один! – начал считать Донован. – Два! Три…
      Лукас прислушивался к своим врагам не только ушами, применяя те умения, которые дал ему Малыш. Ноги Малдрепа хрустели по льду, его шага ритмично передавались ему через землю и его собственные ступни.
      – Пять. Шесть…
      Какого черта? Лукас быстро скосил глаза в сторону. Ливермор осторожно отодвигался от Донована туда, где его хорошо мог видеть Малдреп.
      – Семь. Восемь…
      Шаги Малдрепа перестали быть ровными. Лед хрустнул в том месте, где стоял Ливермор.
      Лукас понял, откуда его будут атаковать, и упал ничком на заиндевевшую траву.
      Громыхнул выстрел, заглушивший произнесенный Донованом счет «девять». Выстрел снес бы Лукасу голову, если бы он остался стоять.
      Ружейный выстрел эхом разнесся по высокогорной долине. Вопль Ливермора резко оборвался. Секунданты разыграли свою партию: пришло время дуэлянтов.
      Лукас вскочил на ноги:
      – Малдреп!
      Убийца остановился в считанных шагах от кроваво-алых осин и медленно повернулся к Лукасу. Малдреп потерял свое преимущество, состоявшее в умении быстрее извлечь револьвер из кобуры. Теперь все решит меткость.
      Лукас поднял «кольт» и прицелился в грудь Малдрепа, повторяя движения своего врага. Время, казалось, остановилось, даже сердце перестало биться, а водопад у него за спиной затаил дыхание. Он увидел облачко дыма, вылетевшее из «кольта» Малдрепа, но оно было далеким и не имело значения.
      Лукас медленно выдохнул и произвел выстрел. Пуля противника просвистела мимо его уха.
      Малдреп упал лицом вниз и больше не двигался.
      Лукас медленно спрятал «кольт» в кобуру и вытащил из внутреннего кармана куртки бархатный мешочек.
      Донован, забросив ружье за плечо, подошел к Лукасу. Тот, с трудом шевеля пальцами, развязал ленточку и вытряхнул великолепное бриллиантовое колье себе на ладонь.
      Он повернул камни к утреннему свету. Они сверкали всеми цветами радуги, но оставались такими же безжизненными, как текущая внизу река.
      – Какая-нибудь женщина будет счастлива их надеть, – без всяких эмоций заметил Донован.
      Лукас знал, что Эмброуз не захочет выходить замуж за человека, который живет вдали от цивилизации, и таким образом не заставит его нарушить клятву безбрачия. Но порой он начинал сомневаться, разумно ли это. Теперь он никогда этого не узнает.
      – Ни одна из моих женщин, ни жена, ни любовница, не будут иметь такой возможности.
      Лукас швырнул колье туда, где начинался обрыв. Оно сверкнуло в брызгах водопада и исчезло среди скал.

       Джерси-Сити, Нью-Джерси
       Январь 1873 года
 
      Маленькая грязная карета перевалилась через очередную рытвину, накренившись в другую сторону. Два голоса сыпанули ругательствами с козел экипажа – один с явным джерсийским выговором, второй – с бостонским. Словарный запас обоих характеризовался злобной уверенной непринужденностью мужчин, которые хорошо знали, что такое насилие.
      Холодный ветер рванул истрепанные занавески кареты, напомнив о вчерашнем сильном бризе, обещавшем снегопад. Он был гораздо приятнее вони от макрели и сардин, которая пропитала насквозь рыбацкую шхуну, где они вынуждены были провести последние несколько дней.
      Рейчел Дэвис сжала руку матери так крепко, словно ей было всего три года, а не двадцать три. Сидевшая напротив Мерси, ее младшая сестра, держала за руки их обеих. Она испытывала горькую радость из-за того, что ее отец умер за три года до этого от пневмонии, которую получил, спасая тонущего ребенка, и теперь был избавлен от этих адовых мук. Рейчел, вышла замуж за Элиаса шесть лет назад, питая к нему просто дружеские чувства, а также чтобы защитить своих друзей, слуг, с которыми она вместе росла. Брак дал ей больше радости, чем она могла надеяться. Но она не ожидала, что окажется в аду.
      – Помни! – прошептала Рейчел. – Когда мы окажемся у вокзала, что бы ни происходило, беги и не оглядывайся. Понимаешь? Не оглядывайся!
      – Но… – запротестовала Мерси, которая всегда была упрямицей.
      – Ш-ш! – умоляюще прошептала их мать, давясь слезами под спущенной вуалью. – Иначе они тебя услышат!
      Мерси неохотно понизила голос:
      – Должен быть какой-то другой выход!
      Рейчел прикрыла глаза, не видя возможности подарить сестре хоть какую-то надежду. Она была рада, что может скрыться под своей очень модной вуалью. Когда кончился траур, Альберт Коллинз навязал ей новый гардероб и вынудил принимать знаки внимания его сына, зато модные широкополые шляпы имели некоторые преимущества.
      – Мы будем вместе! – твердо заявила мать, но не уточнила, когда именно. Милостью Божьей это произойдет по эту сторону могилы. Но даже если это случится по другую ее сторону, она готова заплатить эту цену, лишь бы увидеть, что ее близкие наконец освободились от мужчин из семейства Коллинз.
      Мерси беспокойно заерзала. Пора было еще раз повторить весь план. Они понимали, насколько это опасно, но Мерси должна быть сильной и быстрой ради матери. Надежда умирает последней.
      – Запомни, Мерси, вы все должны бежать, как только появится возможность, – проговорила Рейчел, преодолевая приступ тошноты. – После этого сядешь на паром до Манхэттена и купишь билет на тот пакетбот Кьюнарда, который мы видели. Даже если он плывет в Канаду, отправится не позже чем через час, со следующим приливом. Я постараюсь последовать за вами, как только смогу.
      Мать немного успокоилась.
      – К счастью, нас не обыскали всех одновременно, так что у нас есть деньги на билеты.
      Мерси печально вздохнула:
      – А в саквояжах есть одежда на несколько дней и еще драгоценности, которые Элиас передал матушке.
      «Слава Богу, что Мерси на этот раз не повысила голос! Если бы громилы Коллинзов услышали…» Рейчел содрогнулась, вспомнив суровые наказания, которым подвергались матушка и Мерси. Благие небеса, она уже и не надеялась, что матушка оправится после той ледяной ванны.
      Шум за стенами кареты внезапно усилился, воздвигаясь из грохота чугунных колес, звона колоколов и пронзительного свиста пара.
      Рейчел закрыла глаза, вознося благодарственную молитву. Она оказалась права: Коллинзы везут их на железнодорожный вокзал, а не на очередное судно. У матушки и Мерси будет шанс вырваться из этого ада.
      – Правильно, Мерси, – согласилась их мать. – Ты знаешь, что делать. Если осуществить наш, план, нам не о чем будет беспокоиться.
      Она стиснула пальцы Рейчел, в этот момент карета резко остановилась.
      – Да поможет нам Бог! – прошептала мать.
      – Аминь! – выдохнули дочери.
      Дверца резко распахнулась, впустив поток ледяного воздуха. Появилась огромная темная фигура.
      – Миссис Дэвис?
      Рейчел кивнула и поднялась, стараясь держаться как можно высокомернее, как подобает настоящей леди, несмотря на грубое, возмутительное поведение Коллинзов.
      Рейчел медленно вышла из кареты, задержавшись на ступеньке, чтобы окинуть взглядом почти опустевшую станцию. В этот ранний час и в такую стужу вокруг не было ни души, кроме Альберта и Мейтленда Коллинз, которых сопровождали двое их громил. Эти грубияны служили матросами на их кораблях и были слепо преданы семейству Коллинз. У Рейчел было не больше шансов уговорить скалы Плимута растаять, чем убедить одного из этих животных помочь ей или ее родным. В этом она убедилась на горьком опыте.
      В конце длинной платформы станционный смотритель был занят Отправлением пассажирского поезда, почти полностью скрытого за клубами пара.
      За длинным пандусом наверху висела вывеска «ПАРОМ» с золоченой стрелкой, указывавшей на надпись «Манхэттен». Рейчел видела, как контролер брал билеты у последних пассажиров, садившихся на паром. Матрос уже готовился отдать швартовы.
      – Миссис Дэвис! – Это был голос Альберта Коллинза.
      Альберт Коллинз был чуть выше среднего роста и атлетического сложения. От его зорких серых глаз, казалось, ничто не могло укрыться. У него были ухоженные бакенбарды и сверкающая лысина. Одевался он превосходно, как и подобало главе одной из старейших судоходных компаний, передававшихся от поколения к поколению, пусть даже сейчас у них осталось меньше полудюжины судов.
      Он всегда казался Рейчел похожим на мокасси нового щитомордника: темный, ядовитый, притаившийся в болотной темноте, пока не представится возможность броситься и убить свою жертву.
      Позади него маячил его сын, Мейтленд, на полголовы выше ростом. Красивый молодой человек, рассчитывавший преуспеть в жизни благодаря своей наружности.
      Репутация их семейства была безупречна в течение тех столетий, которые существовал город Бостон.
      Рейчел адресовала Коллинзу-старшему холодную улыбку и едва заметно кивнула, полностью игнорируя его сына и моля Бога дать ей силы:
      – Мистер Коллинз.
      Она сошла со ступеньки и быстро зашагала прочь, направляясь к единственному пульману, который виднелся поблизости. К счастью, этот вагон оказался не слишком близко, особенно после того, как она выбрала самый длинный путь по лестницам и платформам станции.
      – Рады приветствовать вас в Джерси-Сити, миссис Дэвис, – заметил Коллинз.
      – Неужели? Как долго мы здесь пробудем?
      У нее за спиной матушка демонстрировала, как трудно ей вылезать из кареты. Несомненно, Мерси ей помогала. Издалека донесся гудок паровоза. Матрос отцепил все швартовы парома, кроме последнего.
      – Боюсь, что недолго.
      Рейчел выгнула бровь, стараясь не смотреть на пустую багажную тележку, стоявшую всего в нескольких шагах от них.
      – А зачем меня брать с собой?
      – Чтобы находиться в вашем очаровательном обществе.
      Мейтленд, шагавший следом за отцом, хохотнул. Матушка и Мерси наверняка уже вышли из кареты.
      Рейчел улыбнулась, позволяя себе чуть показать зубы:
      – Извините, что-то не верится.
      Рейчел схватила багажную тележку и толкнула ее на Коллинза-старшего. Тот с проклятием отшатнулся, налетев на сына, и сын споткнулся, сбив с ног одного из громил.
      Рейчел подхватила юбки и бросилась вслед за отправляющимся поездом. Далеко уйти ей не удастся. Она получит свободу максимум на час, и то, если ей повезет. Но Коллинзам придется затратить дополнительные усилия, чтобы настигнуть ее, и шансы Мейтленда терроризировать Мерси и пытаться ее изнасиловать снизятся.
      – Назад!
      Рейчел пересекла рельсы и прыгнула. Сопровождающий матушки и Мерси бежал по платформе, стараясь ее догнать.
      Позади него две его подопечные мчались по спуску к парому, где кондуктор приглашающе махал им рукой. Слава Богу, их план был близок к осуществлению. Только бы ничто не помешало.
      Рейчел спрыгнула на пути и побежала, увернувшись от прибывавшего товарного поезда. Позади громко топал Коллинз.
      – Остановите ее! Она сумасшедшая! – вопил он.
      Коллинз всех уверял, что Рейчел обезумела от горя после смерти Элиаса. Под этим предлогом он держал ее под замком последние шесть месяцев. Пусть говорит что хочет. Ради родных Рейчел готова на все.
      Товарняк прогрохотал мимо. Воздух стал свежее. Рейчел сделала глубокий вдох и повернулась, направляясь прочь от станции.
      Мейтленд преградил ей путь.
      – Как самочувствие, миссис Дэвис? – Он ухмыльнулся.
      Рейчел похолодела, ее прошиб пот. Она судорожно вздернула подбородок.
      – Мейтленд.
      Коллинз догнал ее и схватил за локоть:
      – Я отведу ее к вагону.
      – Отец…
      – Мейтленд, возьми людей и ищи еще двух женщин. Если они уйдут, мы не сможем воздействовать на миссис Дэвис. Я справлюсь с ситуацией.
      Мейтленд кивнул и убежал.
      – Я позволил бы ему вас наказать, но он не умеет сдерживать себя, – предостерег ее Коллинз, утаскивая назад к пульману. – Я пока не готов объясняться с другими опекунами по поводу серьезных травм, которые вы можете получить. Не надо меня дразнить. Вы можете получить увечья при падении с лошади. И еще много других.
      Прозвучал гудок, оповещавший об отплытии судна. Паром отошел, от причала.
      Рейчел промолчала, чтобы не злить его. Пока она не заметила никаких признаков того, что им удалось найти ее родных.
      Коллинз кивнул и добродушно махнул рукой станционному смотрителю, покрутив пальцем у виска: мол, какой спрос с безумной. Помедлив, смотритель прикоснулся к козырьку фуражки.
      – Придется ему заплатить! – с досадой посетовал Коллинз. – Неуклюжая вы корова, во сколько еще мне обойдется ваша выходка?
      Он потащил Рейчел в их личный пульман и грубо толкнул на сиденье. Двое из его головорезов вошли вместе с ними.
      – Вы двое, – приказал он, – следите за ней, пока я не вернусь.
      Рейчел тихо фыркнула и закрыла глаза. Не дай Бог, чтобы они сообщили о поимке ее близких.
      Спустя два часа Мейтленд запрыгнул в гостиную вагона, не обращая никакого внимания на то, как его грязные сапоги портят великолепный ковер.
      – Ну? – спросил отец. – Где они?
      Мейтленд вытянулся в струнку.
      – Я не совсем уверен. Но кеб отвез двух женщин, соответствующих их описанию, к пакетботу Кьюнарда, который отплыл в Лондон больше часа назад.
      «Слава тебе, Боже! Наконец-то матушка и Мерси в безопасности!»
      Рейчел улыбнулась.
      Коллинз отвесил ей пощечину.
      У нее искры посыпались из глаз, а потом все померкло.

* * *

       Чикаго, два дня спустя
 
      – Добрый вечер, мистер Мейтленд! – раздался в ночной темноте голос. Монотонный говор, характерный для выходца с восточного побережья, звучал хрипло.
      Рейчел сразу его опознала – как и того, кого приветствовал ее тюремщик. Она проснулась, напряженно замерев в своей гостиничной кровати, и прислушалась.
      С момента смерти Элиаса она оказалась в плену у Коллинза, сначала в Англези-Холле, фамильном поместье Дэвисов, а потом – на Уступе Коллинз, небольшом острове на островах Элизабет, находившемся в личном владении семейства Коллинз. Они увезли ее туда после того, как ему удалось убедить остальных опекунов в том, что она обезумела от горя. За те долгие месяцы, когда ее выпускали на улицу только в сопровождении надсмотрщика или когда она оставалась одна в помещении размером с чулан, когда ее письма внимательно просматривались под предлогом заботы о ее благополучии, Рейчел поняла, что такое тюрьма. Родители никогда не ограничивали ее свободу – она бывала где хотела и думала как находила нужным.
      После того как матушка и Мерси бежали, тюремщики стали обращаться с ней еще более жестоко.
      Рейчел догадывалась, что Коллинз намерен направиться на юг, в Филадельфию или Уилмингтон, увозя ее подальше от остальных опекунов, ближе к сторонникам его семейства. Однако личный пульмановский вагон в Пенсильвании был прицеплен к поезду, направлявшемуся на запад. Рейчел не знала, почему они находятся в Чикаго, но ее тревожило, что она оказалась в тысяче миль от всех, кто ее знал и кто мог бы ей помочь.
      – Привет, Сайлас. Как сегодня поживает эта сучка?
      Напоминание о том, как к ней относится Мейтленд, вызвало у Рейчел гнев и отвращение.
      – Как всегда, крепко спит, сэр. Легла рано.
      Рейчел улыбнулась, вцепившись пальцами в стеганое одеяло.
      «Они не знают, что я тайком захватила с собой и прочла последний трактат Сьюзен Энтони о правах женщин. Это наверняка привело бы их в ярость. Когда-нибудь мне все же удастся поступить в колледж Холиоук».
      Мейтленд ухмыльнулся:
      – Вот и хорошо. Она все равно не сможет предложить ничего интересного настоящему мужчине. Спокойной ночи.
      – Спокойной ночи, сэр.
      Как жаль, что Элиаса больше нет в живых. Он был вполне доволен ею. Грант и Шерман за его подвиги удостоили Элиаса высокой награды, «Почетной медали Конгресса».
      Тихо насвистывая, Мейтленд вошел в комнату, которая находилась рядом с ее спальней, – небольшой холл гостиничных апартаментов.
      Рейчел снова откинулась на подушку.
      В соседней комнате со скрипом повернулась дверная ручка.
      Рейчел затаила дыхание, прислушиваясь к тому, что происходило в холле.

* * *

      – Добрый вечер, сын. Закрой дверь и сядь, – приказал Альберт Коллинз.
      Мейтленд замялся: он не ожидал увидеть отца.
      – Как вам понравилась опера, сэр? – спросил он, закрыв дверь и направляясь к отцу.
      На его красивом лице лежал отпечаток разгульной жизни, к тому же он то и дело участвовал в потасовках и пьяных дебошах. Однако отец был от него в восторге, считая его сильным, умным, красивым. Жаль, что он не смог отправиться в море, чтобы немного смирить свой нрав, как это делали до него пять поколений Коллинзов. Паника пятьдесят седьмого года пятнадцать лет назад почти полностью уничтожила судоходное дело Коллинзов. Дед Мейтленда покончил с собой из-за того, что подвел семью, следующему Коллинзу пришлось все восстанавливать.
      Коллинз небрежно бросил:
      – Неплохо для такого жалкого городка на краю цивилизации. Мне удалось установить неплохие деловые связи. Они быстро отстроились после пожара, но качество музыки от этого не улучшилось. Тем не менее завтра мы сможем уехать, как и планировали. А как у тебя прошел вечер?
      Мейтленд пожал плечами, уселся в кресло с чашкой кофе и посмотрел на отца:
      – Выиграл чуть больше, чем проиграл.
      Мальчишка здорово проигрался, раз уж не смог этого скрыть, подумал Коллинз.
      Он ударил кулаком по столику, стоявшему рядом с его креслом, так что зазвенел фарфор.
      – Тебе надо обхаживать вдовушку, а не тратить зря время на петушиных боях!
      – Зачем? – удивился Мейтленд. – Мы ведь контролируем ее состояние.
      – Ошибаешься. Пока мы можем лишь определять расходы. Тебе надо стать отцом ее детей, чтобы оно осталось у нас навсегда.
      Мейтленд возмущенно посмотрел на отца и резко поставил свою чашку.
      – Рейчел Дэвис – неподходящая мать для следующего поколения Коллинзов! Она внучка книготорговца.
      – Ее происхождение не имеет значения, главное – деньги.
      Однако Мейтленд не собирался сдаваться:
      – Непонятно, почему остальные опекуны так заботливо оберегают эту простушку, ублюдка прислуги. Старик Дэвис, видимо, спятил, когда разрешил своему единственному выжившему сыну на ней жениться.
      – Ее отец был секретарем Дэвиса и его доверенным лицом. Все его друзья, особенно опекуны, знали ее отца так же хорошо, как самого Дэвиса. Я лично превозносил этот брак до небес, лишь бы остаться в опекунском совете.
      Мейтленд проворчал что-то себе под нос.
      – А что до отношения Дэвиса к тому браку, думаю, он принял бы любую женщину, на которой его сынку вздумалось бы жениться, если принять во внимание огромную дыру у парня в легком.
      – Значит, кровь у нее плохая, но общество ее приняло! – посетовал Мейтленд. – Даже если бы я смог это вынести, она холодная сучка, которую книги интересуют больше, чем мужчины. В отличие от ее сестрички, которая начинала трепетать, стоило мне потискать ей сиськи. В Рейчел Дэвис нет ничего, что горячило бы мне кровь.
      – Кого это интересует? Главное, чтобы ты ее обрюхатил. Просто женись на ней и получи от нее несколько наследников! – отрезал Коллинз. – За такие, деньги можешь спать с ней с закрытыми глазами, а удовольствие получать на стороне.
      Мейтленд закатил глаза:
      – Если это настолько важно, то почему бы вам самому на ней не жениться?
      – Я ее главный опекун, но не единственный. Большинством голосов остальные двенадцать опекунов в любой момент могут меня устранить. Меня уже предупредили, что если я на ней женюсь, так оно и будет. Меня снимут с должности главного опекуна, а возможно, исключат из опекунского совета.
      – Они угрожали Коллинзу? – возмутился Мейтленд. – Откупитесь от них! Вышвырните их из совета!
      Поддержка сына согрела Коллинзу сердце. Но отцовский долг требовал, чтобы Коллинз придерживался здравого смысла, а не потакал Мейтленду.
      – Даже Вандербильт не смог бы подкупить всех, кого выбрал старик Дэвис. Рейчел обезумела от горя на похоронах его щенка, именно поэтому я и смог так долго держать ее взаперти. – Коллинз постучал по столу указательным пальцем. – Нужно было обладать богатством, огромной властью и безупречной финансовой репутацией, чтобы получить в совете достаточно голосов и стать единственным опекуном. Только Грейнджер из Филадельфии смог бы такое провернуть.
      Мейтленд нахмурился, осознав безвыходность положения. Сливки общества Бостона вот уже на протяжении двух веков включали мужчин из семейства Коллинз в число избранных. Но на сегодняшний момент клан Коллинзов не обладал наличностью и открытым политическим влиянием, чтобы вышвырнуть какого-нибудь серьезного конкурента из совета Фонда Дэвиса в отличие от кого-либо из пенсильванских Грейнджеров с их древним именем, огромной поддержкой, сетью политических контактов и состоянием, полученным от железных дорог. Они были настолько влиятельны, что, возможно, смогли бы даже открыто дать взятку какому-нибудь конгрессмену.
      Нет, состояние Дэвиса придется захватывать более тонко.
      Коллинз налил себе еще кофе, добавил сливки, размешал и стал ждать, что скажет сын.
      – К чему такая спешка? Почему нельзя повременить месяц-другой? – помолчав, спросил Мейтленд.
      Наконец-то мальчик взялся за ум.
      Коллинз оперся бедром о массивный стол, демонстративно награждая проницательность Мейтленда тем, что стал держаться непринужденно и обращаться к нему как к союзнику.
      – Остальные опекуны пристально следят за средствами фонда – по крайней мере за теми, в которых что-то понимают.
      – И что?
      – Оказывается, юный Дэвис вложил средства в очень богатые серебряные копи в Неваде – это было необычной инвестицией для семейства Дэвис. Я уже год снимаю всю наличность с этих копей «Синяя птица».
      – И кто-то этим заинтересовался?
      Коллинз кивнул, ожидая новых вопросов.
      – Один из опекунов?
      – С этим бы я справился, черт подери! Нет, этим интересуется другой компаньон, некий калифорниец по имени Уильям Донован. Я ответил ему, что мы потратили все деньги на изучение новых залежей серебра.
      – Большой туннель в никуда, который съедает все деньги? Хорошая мысль!
      Коллинз улыбнулся и вернулся к реальным фактам, которые имел право знать его родной сын.
      – Да, вот только Донован мне не поверил. Сейчас он в Сиэтле, но потребовал, чтобы к его возвращению, когда он отправится в «Синюю птицу», ему были бы представлены доказательства. Если он не увидит нового крупного месторождения или своих денег, он потребует расплаты.
      – Да кто он такой? Никакой калифорниец не смеет такого с вами сделать!
      Коллинз криво усмехнулся и хлопнул сыночка по плечу:
      – Спасибо за то, что ты так в меня веришь, но сначала тебе следовало бы узнать, кто твой враг. Он владелец фирмы «Донован и сыновья», – одной из крупнейших транспортных компаний Запада. Он один из партнеров банка Калифорнии и член Торгового совета Сан-Франциско. И если он потребует, чтобы Фонд Дэвиса с ним расплатился, мы окажемся в очень неловком положении.
      – Дьявол! – помрачнев, выругался Мейтленд.
      – Совершенно верно, – согласился Коллинз. При этом он повернул кисть так, чтобы убедиться, что его верный морской кортик готов к действию.
      При одном лишь упоминании имени Донована Коллинз приходил в ярость.
      – А у нас есть такие деньги?
      – Наличных – нет. Мы слишком много потратили на восстановление судоходной компании. Но женитьба на Рейчел Дэвис избавила бы нас от Донована и открыла доступ к остальному состоянию Дэвисов.
      Мейтленд вскинул руку, словно фехтовальщик:
      – Туше. Я сделаю это завтра же.
      Он схватил графин с бренди и влил щедрую порцию в свою чашку с кофе.
      – Донована надо убить. Чтобы не пришлось с ним расплачиваться.
      – Верно, – обрадовался Коллинз. – Мой человек в Неваде должен справиться с его устранением. Может быть, устроит засаду.
      Мейтленд поднял чашку:
      – За новое состояние семьи Коллинз, построенное на основе Фонда Дэвиса!
      – За новое состояние семьи Коллинз!
      Они чокнулись чашками.
      Пальцы Рейчел судорожно сжимались и разжимались на вышитом покрывале. Ей очень хотелось швырнуть чем-нибудь в этих двух демонов из соседней комнаты.
      Жизнь Уильяма Донована в опасности. Рейчел – единственная, кто может его предостеречь.
      Ей необходимо бежать. Они направляются на запад, в Омаху, где у западной транспортной компании должно быть отделение. Может быть, ей удастся отправить Уильяму Доновану весточку.
      Или послать телеграмму ее другу Лукасу Грейнджеру, который работает у Уильяма Донована.
      Она познакомилась с Грейнджером во время своей свадьбы с Элиасом. Потом они переписывались. После смерти Элиаса переписка продолжалась. Она была дружеской, без намека на романтическую. Письма приходили редко из-за постоянных разъездов Грейнджера по стране. Его подчас резкие суждения обо всем на свете, начиная с политических скандалов и кончая тем, как индейцы ходят по волчьему следу, поддерживали ее, когда Элиас умирал.
      Потом она не раз горько сожалела о том, что уже не может находить утешение в его письмах, поскольку клан Коллинзов позволял себе все более дерзкие нападения на все то, что было ей дорого: сначала чтобы заставить ее передать им управление домом Элиаса, а потом чтобы принудить выйти замуж за Мейтленда.
      Переписка с Грейнджером прервалась, когда Рейчел приехала на Уступ Коллинз. Коллинзы оборвали эту переписку, как и все остальные ее контакты с внешним миром.
      Конечно, он был бы последним, к кому Рейчел обратилась бы за помощью со своей проблемой, но он помог бы отыскать человека, который пришел бы ей на помощь.
      Семья Грейнджера постоянно делала людям добро. Его мать была патронессой нескольких благотворительных организаций, помогающих детям.
      Он наверняка позаботится о том, чтобы его наниматель получил предостережение, если только ей удастся отправить ему письмо.
      Но как узнать, где он сейчас находится.

* * *

      В другой части города Лукас Грейнджер шел следом за своим отцом, Томасом Лоренсом Грейнджером Четвертым – или Ти-Элом, – по лучшему отелю Чикаго, гадая, что за испытание старый дьявол придумал для него на этот раз.
      Хорошо, что с ним нет матери. В противном случае ему пришлось бы пройти все девять кругов ада.
      Господи всемогущий, все говорило о том, что скоро он снова окажется в клетке. Старик весь вечер демонстрировал фальшивую сердечность. Лукас постоянно воевал с родителями, в основном из-за того, какую роль он будет играть в семейном деле.
      В детстве его обучали домашние учителя, вместо того чтобы отправить в школу, как его брата Тома и других мальчишек, чьи родители были людьми одного с ними круга. Лукас наотрез отказался посещать Пенсильванский университет и жить дома, как того хотели родители. Переубедить их Лукасу не удалось. Тогда он сбежал из дому и вступил в западную Армию Союза, ту, которая находилась далеко от Филадельфии. Он приложил немало сил к тому, чтобы стать рядовым в ополчении штата, оказавшегося в непосредственной близости от фронта, чтобы защитить себя от всех знакомых отца, находившихся в Вашингтоне. Это сработало: к тому моменту, когда его отыскали агенты Пинкертона, он уже был закаленным ветераном и родители потеряли желание демонстрировать его своим светским друзьям, поскольку презирали простых солдат. Позднее он перевелся в регулярные части кавалерии. И теперь был вполне удовлетворен своей жизнью.
      Со времени последнего сражения прошло два с половиной года. Отец пришел в ярость, поскольку Лукас не пожелал уйти в отставку и вернуться в Филадельфию, чтобы присоединиться к семейной империи.
      Если бы ему не нужны были деловые контакты семейства, он уехал бы немедленно. Когда Донован заподозрил, что Фонд Дэвиса его грабит, Лукас горячо спорил, поскольку во время Гражданской войны служил вместе с Элиасом Дэвисом. Он выдвинул предположение, что мошенничеством скорее всего занимается Альберт Коллинз, главный опекун фонда, а отнюдь не Рейчел Дэвис, вдова Элиаса. Она переписывалась с ним – сначала от лица Элиаса, а позже и самостоятельно, обсуждая главным образом политику и книги. Он отказывался верить тому, что человек, презиравший политический подкуп, стал бы красть деньги у одного из деловых партнеров ее обожаемого покойного мужа. Не сомневался Лукас и в том, что Рейчел не обезумела от горя, что это просто сплетни.
      Она совсем еще юная, сейчас ей должно быть года двадцать три. Она слишком наивна и не знает, как уберечь себя от охотников за приданым.
      У него на щеке задергалась мышца.
      Проклятие! Не переезжай он с места на место, заметил бы, что она вдруг перестала ему писать, и пришел бы ей на помощь. Но сначала он отправился в экспедицию в Колорадо за испанским золотом, потом вывозил из Мемфиса коней и устраивал их в Калифорнии… И снова не смог помочь женщине, которая в нем нуждалась.
      Донован согласился с тем, что Лукас, возможно, прав, и отправил его выяснить все более точно. Лукас телеграфировал брату, попросив разрешения воспользоваться семейным вагоном и торговыми связями Грейнджеров для того, чтобы проверить, каково в настоящий момент финансовое положение клана Коллинзов.
      Получив заверение в том, что эти ресурсы будут ему предоставлены, Лукас привез в Чикаго элегантную одежду, чтобы не ударить лицом в грязь в избранных кругах Бостона, что было разумной предосторожностью, раз уж он намеревался выяснить, каково положение семьи Коллинз. Ему и в голову не пришло, что его будет ждать не только «Императрица» – личный пульмановский вагон семейства Грейнджер, – но и собственный отец.
      Лукас уже успел выяснить, что Альберт Коллинз и его сын тоже приехали в Чикаго, на тысячу миль приблизившись к копям «Синяя птица». Зачем? Ведь они никогда не уезжали из Бостона больше чем на сто миль. Лукасу это показалось подозрительным.
      Непонятно также, зачем Рейчел Дэвис приехала в Чикаго вместе с Коллинзами! Рейчел охотно переводила какой-нибудь отрывок из Цицерона, пела с матерью и сестрой, каталась на коньках! Все это невозможно было делать в вагоне поезда, который ехал через страну, тем более наедине с Коллинзом и его сынком.
      Так почему она здесь оказалась? Чтобы выйти замуж за одного из Коллинзов? Вряд ли. Лукас хорошо знал, какова репутация Коллинза-сына.
      Чтобы получить ответ на этот вопрос, Лукас готов на время помириться с отцом.
      Он сейчас здесь, чтобы узнать, что хочет отец получить в обмен на «Императрицу». Он готов поручиться, что любое его желание приведет к очередной ссоре. Вопрос в том, окажется ли цена настолько высокой, что он не выдержит.
      Он слегка обрадовался, хоть и не слишком удивился тому, что отец не высказал своего требования во время их обеда в ресторане отеля, где было много людей.
      Отец был весьма высокого мнения о роли Грейнджеров в обществе. Роскошная гостиная представляла собой центр лучших апартаментов лучшего отеля Чикаго. Просторная комната была богато меблирована, обивка выдержана в коричнево-золотистых тонах, картину дополнял большой мраморный камин. Пол был устлан роскошными бельгийскими коврами, газовые лампы тихо шипели, заливая все золотистым светом.
      Лукас бросил цилиндр на столик у двери, рядом повесил свой вечерний плащ.
      Ти-Эл Грейнджер Четвертый был на пару дюймов ниже обоих сыновей, его черные волосы уже поседели, но черты сохранили орлиную резкость. Мало кому удавалось хитростью или уговорами заставить его сделать нечто такое, чего он делать не желал.
      Его младший сын обычно не оспаривал семейного сходства.
      Ти-Эл вручил Лукасу хрустальную рюмку, до половины наполненную темно-золотой амброзией, и устроился в кресле тоже с рюмкой.
      Лукас невольно принюхался, наслаждаясь ароматом напитка. Коньяк «Курвуазье», лучший в мире. Возможно, найдется несколько убедительных причин для того, чтобы вернуться в родные пенаты. Он откинулся в кресле и сделал вид, будто любуется цветом коньяка. Даже если так, будь он проклят, если первым начнет разговор!
      – Ты очень неплохо вел дела в Калифорнии, – проговорил Грейнджер-старший. – Акции «Сентрал Пасифик», которые ты купил пять лет назад, заметно поднялись в цене.
      Лукас был потрясен, но виду не подал. Впервые в жизни отец его похвалил. К чему бы это? Лукас наклонил голову:
      – Благодарю вас, сэр.
      – Насколько я понимаю, ты много путешествуешь по Западу. Ищешь новые возможности для вложения денег?
      Лукас нахмурился. Как он может сказать отцу, что стал главным кризисным управляющим Донована и занимается устранением самых серьезных проблем, которые возникают у компании «Донован и сыновья», и что это самая интересная и приятная работа из всех, какими ему приходилось заниматься? Что возможность зарабатывать деньги самому и для себя – это лишь дополнительная награда?
      – Я… э…
      Отец подался вперед:
      – Или ты ухаживаешь за какой-нибудь молодой леди?
      Лукас напрягся. Проклятие! Сейчас отец заговорит о том, что пора возвращаться в лоно семьи и подумать о продолжении рода. Старая песня.
      – Нет, конечно.
      – Вот как, – задумчиво протянул Ти-Эл, пристально глядя на сына. – Насколько я понимаю, в Калифорнии есть красотки.
      Лукас скрипнул зубами, слегка улыбнулся и, как это принято у джентльменов, сделал вид, будто отказывается обсуждать некую леди.
      – Хорошо еще, что ты не увиваешься за какой-нибудь красоткой низкого происхождения.
      Лукас с трудом сдержался, чтобы не плеснуть коньяком в лицо отца, который таким образом отмел всех женщин Калифорнии, включая дочерей и сестер всех его друзей. Единственным, что было в старике еще более предсказуемым, чем его требования, оставался его снобизм и абсолютная уверенность в том, что очень небольшое число семейств рождает таких дочерей, которые заслуживали бы включения в семейное древо Грейнджеров.
      Благо отец не стал развивать эту тему, и гнев Лукаса поостыл.
      – Наше уилмингтонское отделение только что приобрело очень хороший банк. Возможно, ты о нем слышал: банк Толлмейджа.
      Лукас с трудом скрыл свое удивление, не желая показывать старику, что эта тема его заинтересовала.
      – Вот как? Он должен стоить не меньше полумиллиона.
      – Около миллиона.
      Отец поднял рюмку и только что не замурлыкал, глотнув прекрасного коньяка.
      Лукас чуть пригубил рюмку, настороженно обдумывая начало партии.
      – А почему старый Толлмейдж решил продать свой банк?
      – Он списал своего зятя, как плохую инвестицию, и решил, что один из моих парней будет более надежной ставкой.
      У Лукаса волосы встали дыбом. Представители семейства Толлмейдж, которое приехало в Уилмингтон всего два поколения назад, лишь изредка попадали в список гостей, когда его мать устраивала приемы. Они не заслуживали допуска к семейному обеденному столу, не говоря уже о семейной Библий.
      – И что на это сказала маменька?
      – Она подарила мне пару гнедых в благодарность за то, что я нашел эту девицу.
      Лукас выгнул бровь и стал ждать продолжения. Внутри у него все похолодело. Если маменька довольна, то вовсе не потому, что Лукасу это будет приятно.
      – Мисс Толлмейдж станет идеальной невесткой! – заявил отец. – У меня многие годы ушли на поиск такой, как она. Юная, богатая, девственница. А имя какое! Марта!
      Это имя вызвало у Лукаса волну застарелой, тошнотворной вины. Наконец он справился с собой и увидел торжество, отразившееся на лице отца.
      – Нет!
      Он скорее умрет, чем допустит, чтобы в его собственном доме ежедневно произносилось имя «Марта». Долгие годы мать швыряла ему это имя в лицо.
      Старик секунду смотрел на Лукаса, как аукционер, изучающий необъезженного коня.
      Лукас моментально надел маску непроницаемости. Пальцы стиснули хрупкую ножку рюмки. Длинное узкое лезвие кинжала плотно прилегало к его предплечью, карманный флотский «кольт» висел на бедре. Если бы он не надел шикарный костюм, то утешался бы сейчас ощущением более тяжелых армейских «кольтов». Старик продолжал наблюдать за ним.
      – Миллион долларов, Лукас, – тихо проворковал Ти-Эл. – Подумай хорошенько!
      Лукас ни о чем не хотел думать. Эти деньги не награда, а, скорее, отравленная приманка. Он сделал еще один маленький глоток, поставил рюмку на стол и отодвинул подальше. Он не станет говорить… он не может даже думать… о Марте.
      – Мой брат Том, – осторожно напомнил он отцу, – женат, имеет четырех детей и ждет рождения пятого.
      Сладчайший Иисусе, неужели старик имел в виду Тома?
      – И наверное, родятся только девчонки. Кто-то должен произвести на свет сыновей, чтобы продолжить род Грейнджеров, ты единственный, кто может это сделать! – бросил отец.
      – Черта с два!
      Лукас вскочил с кресла, то сжимая, то разжимая кулаки.
      Мгновение спустя Ти-Эл тоже поднялся на ноги и заговорил еще более ласково, предлагая то, что, видимо, считал убедительными доводами:
      – Банк Толлмейджа имеет превосходные связи на Западе: в Сент-Луисе, Денвере и даже в Сан-Франциско.
      Лукас сделал глубокий вдох и попытался успокоиться. Ему понадобится максимум открытого и тайного влияния, чтобы выяснить, почему Рейчел Дэвис оказалась в Чикаго с Коллинзами, а не осталась в Бостоне, где был ее дом. Он не мог позволить себе разорвать отношения с семейством Грейнджер, несмотря на то, что отец совершенно не считался с ним.
      – Внучка Толлмейджа очень миленькая девушка. Ты смог бы сделать из нее такую жену, какая тебе нужна.
      – Проклятие, сэр, прекратите!
      Можно подумать, что податливая девственница могла бы заинтересовать его!
      Лукасу наконец удалось взять себя в руки, и он сказал, отчеканивая каждое слово:
      – Еще в тысяча восемьсот шестьдесят втором году, прежде чем убежать из дома на войну, я поклялся вам, что никогда не дам свету еще один образчик того фарса, который называется браком Грейнджеров.
      – Ты обязан утихомириться и завести семью! – взревел отец. – Пора тебе прекратить хождение по шлюхам!
      Лукас с силой ударил по столу:
      – С какой стати? Вы прекратили ходить по шлюхам? Дядя Нед и тетя Элис прекратили? Может быть, дедушка? Или маменька, хоть она и называет своих любовников «наградой за прошлые печали»? Кто из вас соблюдал супружеские обеты дольше нескольких дней? Мы семейство записных прелюбодеев, я получил это наследство по обеим линиям.
      Отец побагровел. Его голова резко дернулась назад, словно от удара. Лукас впервые заговорил о семейных пороках столь прямо. Он не сделал бы этого и сейчас, если бы мечта матушки о еще одной Марте не была упомянута настолько резко.
      В комнате воцарилось тягостное молчание.
      Спустя какое-то время старик пришел в себя и бросил на сына яростный взгляд:
      – Подумай хотя бы о своем долге по отношению к семейному имени! Твой старший брат рожает одних девчонок. Твоя сестра Гортензия как девица совершенно бесполезна.
      Лукас вскинул руку.
      – У моего брата четыре дочери, что доказывает, что и он, и его жена способны производить детей. У них еще масса времени на то, чтобы родить наследника вашей ветви семейства. Кроме того, мои кузены вносят немалый вклад в то, чтобы создать новое поколение Грейнджеров. Хотите обсудить со мной еще что-нибудь?
      – Дядюшке Барнабсу не следовало завещать тебе свои деньги! Независимость ударила тебе в голову! – Старый джентльмен гневно хмурился, напоминая рассерженного медведя. – Ты должен вернуться домой, в Филадельфию, и завести семью, Лукас. Твое место там.
      – Нет.
      Только верность старшему брату помешала ему сказать слово «никогда». Он всегда мечтал о теплом семейном круге, который будет ждать его дома каждый вечер, но не ценой женитьбы или возвращения в Филадельфию.
      – Я приехал сюда за нашим личным пульмановским вагоном и его командой, – заявил Лукас. – Вы готовы это обсуждать, или мне следует обратиться к Фиску или Вандербильту?
      – Ты не посмеешь! Если ты попросишь о помощи кого-либо из них, сплетням не будет конца.
      Лукас выразительно приподнял бровь, сохраняя бесстрастное выражение лица. В каком-то отношении ответ его отца не имел значения. Фиск и Вандербильт, эти величайшие железнодорожные воротилы, с радостью ухватятся за возможность дать ему отдельный вагон на любых условиях, чтобы насолить горделивому патриарху Грейнджеру.
      Поэтому у Лукаса теплилась надежда, что отец окажет ему содействие в этом предприятии.
      Ти-Эл Грейнджер Четвертый воззрился на него так, словно только сейчас понял, что перед ним взрослый самостоятельный мужчина.
      – Хорошо, – медленно проговорил он. – Можешь взять «Императрицу». Я телеграфирую Стюарту в Филадельфию, пусть позаботится о том, чтобы железные дороги оказывали тебе максимальную помощь.
      Лукас слегка поклонился:
      – Благодарю вас, сэр, за оказанную мне любезность.

       Западная Айова, следующий день
 
      Новый порыв ветра налетел на вагон, заставив роскошный частный пульман завибрировать, так что бахрома на диванах и подушках кресел отчаянно заплясала. Это был очередной пример мощных бурь, которыми отличался весь этот год. Хрустальные люстры зазвенели, заставив свет газовых светильников метнуться по панно на потолке и пробежать по всей комнате, отражаясь от множества зеркал. Только мебель и бельгийский ковер оставались неподвижными.
      Альберт Коллинз устремил невидящий взгляд на плоскую равнину за окном, которая то скрывалась, то снова появлялась среди снежных зарядов. Мейтленд Коллинз расхаживал вдоль вагона, бросая раздраженные взгляды на Рейчел.
      Рейчел смотрела на него из-под опущенных ресниц, делая вид, будто погружена в чтение Библии. Пока этого оказывалось достаточно, чтобы предотвратить предложение о вступлении в брак, на которое она собиралась ответить отказом. Далее последовала бы почти неизбежная вспышка гнева Мейтленда, которую она наблюдала всякий раз, когда перед ним возникало какое-либо препятствие.
      Рейчел не удавалось сбежать. Всякий раз, как поезд останавливался, трое громил Коллинзов наблюдали за ней. Мышка еще могла бы исчезнуть среди окружающих дорогу прерий, а вот у кошки это не получилось бы, не говоря уже о женщине.
      Если бы только она могла сейчас учить латынь в колледже Холиоук, где окружающие ценили бы ее за ум, а не за банковский счет! Когда Рейчел выходила замуж за Элиаса, она знала, что наступит день, когда она овдовеет и за ней станут охотиться авантюристы. Просто она не ожидала, что они окажутся такими злобными и настойчивыми.
      Поезд снова дернулся. Посуда и столовые приборы зазвенели и поехали по столу. Заварочный чайник накренился, и Рейчел подхватила его, едва успев спасти от падения в проход. А вот молочник со сливками перевернулся, и во все стороны полетели брызги.
      Мейтленд резко повернулся, смахнув с рукава сливки, и взревел:
      – Корова неуклюжая, ты испортила мой новый костюм!
      Она быстро дернула головой, не пожелав прямо отвечать на это несправедливое обвинение, и начала быстро собирать все на поднос, снимая серебро и фарфор со стола, где они оказались в опасной близости от края. Альберт Коллинз поцокал языком, оценивая ущерб, нанесенный их невероятно дорогим костюмам, и протянул сыну салфетку.
      Мейтленд начал раздраженно промокать пятна. Каждое его движение говорило о с трудом сдерживаемой ярости.
      – Как только окажемся в Омахе, найдем пастора и…
      Рейчел напряглась. Неужели он собирается объявить о том, что они поженятся? Даже не изобразив ухаживания, не сделав ей формального предложения?
      Она прибегла к своей последней уловке, которая могла дать ей отсрочку, молясь, чтобы она сработала:
      – Когда мы приедем в Омаху, я должна отправить письмо миссис Биддл.
      – Миссис Хорее Биддл? – спросил Альберт Коллинз, насторожившись.
      Слава Богу, ей удалось привлечь внимание старшего из мужчин, того, у которого больше власти. Эта уловка может ее спасти. На этот раз.
      – Да, сэр. Она подарила мне в высшей степени внушительное руководство для изучения Евангелия. Я отправляла ей ответы еженедельно, даже с острова.
      Рейчел молилась, чтобы они не заметили, как она взволнована. Вообще-то Рейчел не солгала. Только не сказала им, в какой именно день недели она писала миссис Биддл.
      – Что нам задело до какой-то там миссис Биддл? – спросил Мейтленд.
      – Ее муж – это тот самый преподобный Хорее Биддл из кембриджской газеты «Клэрион» и один из опекунов Фонда Дэвиса, – заявил старший Коллинз, жестом заставив сына замолчать.
      Мейтленд замолчал, раздраженно бормоча что-то себе под нос. Рейчел с трудом сдержала вздох облегчения. Она еще ни разу не видела, чтобы он открыто не послушался отца.
      – Миссис Дэвис, нам в голову не пришло бы мешать вашим религиозным занятиям, – любезно проговорил Альберт Коллинз. – Мы будем счастливы отправить ваше письмо, как только оно будет готово.
      Рейчел с улыбкой кивнула ему. Только бы он не заподозрил ее стремления вырваться от них. Благие небеса, ей еще раз удалось предотвратить предложение Мейтленда, но как долго это может продолжаться?
      – Спасибо. Я напишу его у себя в купе.
      Мейтленд прорычал нечто непечатное и ударил кулаком по бронзовой перекладине, которая шла по верху вагона. Рейчел кивнула его отцу, затем Мейтленду и поспешно удалилась в свое убежище.
      Она сложила в маленький саквояж кое-какие вещи первой необходимости, спрятав его на дно дорожного сундука. Будет ли у нее возможность воспользоваться им и вырваться из этой тюрьмы?
 
      Альберт Коллинз расставил ноги чуть шире, упираясь в пол, и сделал еще глоток чая, разбавленного виски. Он проводил взглядом Рейчел Дэвис. Как он будет счастлив отпраздновать победу над ней за бутылкой шампанского – даже в такую погоду!
      В дверь осторожно постучали.
      – Войдите.
      Появился стюард-негр.
      – Вам телеграмма, сэр.
      У Коллинза по спине побежали мурашки: безупречное чутье всегда предупреждало его о перемене погоды. Он схватил аккуратно сложенный листок и начал его читать, сделав знак слуге выйти.
      – Дьявол!
      – От кого телеграмма? – спросил Мейтленд.
      – От нашего шпиона в лагере Донована. Я заплатил его телеграфисту, чтобы он сообщал нам обо всем, что делает ирландец.
      – И?
      – Донован только что уехал из Сиэтла. Нам советуют как можно скорее ехать в копи «Синяя птица», если мы хотим оказаться там первыми. Проклятие, я надеялся, что этот ублюдок останется в Сиэтле или Виктории до конца февраля, а потом вернется в Сан-Франциско.
      – А я думал, до Сиэтла железные дороги еще не дошли.
      – А они и не дошли. Донован с женой доберутся до Сан-Франциско на пароходе, а потом сядут на поезд, следующий к «Синей птице».
      Мейтленд нахмурился:
      – Но в это время года дорога займет у них много дней.
      – У нас не меньше, потому что мы поедем через континент в разгар зимы. Не далее как в прошлом году один из поездов зимой пересекал Вайоминг больше месяца!
      Сын стиснул кулаки:
      – Проклятие! Донован доберется до «Синей птицы» раньше нас!
      Коллинз кивнул:
      – Вот именно. Состояние Дэвиса необходимо нам немедленно.
      – Дьявольщина! Хорошо бы нанять кого-нибудь, кто убил бы его, как только он появится в Сан-Франциско!
      – Убийство одного из самых заметных граждан в его родном городе обошлось бы крайне дорого.
      Мейтленд выругался, но спорить не стал. Он раскачивался, держась за нарядный бронзовый поручень, не сдвигая ног с места. Ветер завывал за стенами вагона. Коллинз обдумывал возможности убийства Донована, начиная с удара ножом и кончая…
      – Депо «Юнион Пасифик» в Омахе расположено вдоль русла реки, так ведь? – заговорил наконец Мейтленд.
      Коллинз-старший поднял брови:
      – Думаю, да. Там можно очень дешево купить землю.
      – В такую погоду там отвратительные условия: ветер и снег.
      – Возможно. Что ты замыслил?
      – Поскольку именно там работают простолюдины, вокруг должны располагаться увеселительные места для них: салуны, бордели, притоны, где человек может легко потеряться навсегда.
      – И?
      Сын встретился с ним глазами. Его взгляд был холодным и смертоносным.
      – Когда приедем в Омаху, пусть наш личный вагон поставят подальше. Отпустите всех слуг. После того как вы вечером удалитесь, я поболтаю с миссис Дэвис наедине. Гарантирую вам, что к моменту вашего возвращения она даст согласие выйти за меня замуж.
      Коллинз пристально посмотрел на сына:
      – Надеюсь, ты не причинишь ей вреда?
      – Зачем? Она должна заверить остальных опекунов, что выходит за меня по доброй воле, и родить ребенка.
      Коллинз медлил. Слова сына успокаивали, но его тон и блеск глаз пугали. Однако Коллинз не мог предложить ничего другого и согласился.
 
      Они прибыли в Омаху вскоре после наступления темноты. Буран стал утихать. Рейчел, которая много лет провела в Новой Англии, сразу определила, что свежего снега выпало не меньше фута. Чутье подсказывало ей, что ночь будет обжигающе холодной.
      Альберт и Мейтленд Коллинз принарядились и ушли почти сразу же по прибытии.
      Рейчел выглянула из-за занавесок своего купе, провожая их взглядом. Видимо, они намеревались потратить вечер на знакомство с городом: Коллинз будет искать выгодных сделок, что он делал на протяжении всего пути, а Мейтленд займется менее пристойными вещами. Хорошо, что они оставили ее в их личном вагоне, где она могла укрыться от стражников.
      Пульман отцепили от пассажирского состава и отвели в тупик, расположенный в глубине железнодорожного депо.
      К тому времени, когда Рейчел перешла из своего купе в столовую, ей стали слышны все звуки железной дороги: оглушающие гудки паровозов, грохот колес проходящих составов, удары тяжелых грузовых платформ, которые сцепляли и расцепляли, чтобы составлять новые поезда, отправлявшиеся в разных направлениях. Где-то дальше чинили механизмы и прокладывали пути к новым пунктам. Отовсюду доносились мужские голоса, заглушаемые порывами ветра.
      Весь этот шум то оказывался совсем рядом, то приглушался.
      Но в самом вагоне было тихо, если не считать слабого поскрипывания деревянных стен и слабого позвякивания посуды. Это не походило на обычную картину звуков, которые бы говорили о том, что в пульман грузят свежие припасы или привозят чистое белье, забирая грязное. Обычно повара требовали осторожности, а громадные куски льда громыхали, падая в ледники под кухней, и камердинер Коллинза громко требовал бренди более высокого сорта. Горничная Рейчел, нанятая в Филадельфии и трепетавшая перед Коллинзами, исчезла, как только помогла Рейчел переодеться.
      Рейчел посмотрела в окно, пытаясь разглядеть своих тюремщиков. Не окажись их на месте, она схватила бы припрятанный саквояж и попыталась убежать на вокзал. Если бы ей удалось убежать достаточно далеко и достаточно быстро…
      Смог, образовавшийся из пара и дыма от дров и угля, закрывал вид из окна, изредка истончаясь настолько, что она успевала рассмотреть железнодорожных рабочих. Крутой склон, усеянный огнями, высился в отдалении – это была Омаха. И как всегда, громилы Коллинза следили за всеми выходами – только на этот раз расхаживали вокруг пульмана, а не стояли, привалившись к какой-нибудь стене и переговариваясь между собой.
      Почему вдруг Коллинзы перегнали свой личный вагон в такое место? Им ведь придется пересечь все депо и, наверное, самые ужасные городские кварталы, чтобы вернуться! Рейчел содрогнулась. Почему-то она нисколько не сомневалась в том, что Диккенс не рассказал всех ужасов, которые знал об игорных притонах и грязных трущобах.
      Личный пульман снова заскрипел. Холодный сквозняк пошевелил бахрому бархатных драпировок, словно рука призрака.
      Рейчел тихо вскрикнула и отпрянула назад, выпустив занавеску из руки. На секунду она пожалела о том, что у нее нет настоящего оружия, чтобы защитить себя от затаившейся угрозы.
      А потом посмеялась над собой. Ей не понадобится смертоносного оружия, например пистолета или кинжала, если ночью она окажется в вагоне совсем одна. В своем скромном коричневом платье она вряд ли привлечет взгляды похотливых мужчин. В обществе Коллинзов коричневая шерсть платья, почти такая же мягкая и тонкая, как кашемир, успокаивала и утешала ее. Благодаря турнюру юбка величественно колыхалась, а широкие рукава скрывали пальцы, которые часто скрючивались, напоминая когти.
      Рейчел вскинула голову, возмущаясь нахальным сквозняком, пошла по коридору, не допуская и мысли о том, чтобы что-то помешало ей хорошо пообедать. Бог свидетель, ей редко удавалось спокойно поесть с тех пор, как Коллинзы стали пытаться завладеть состоянием Дэвисов.
      Рейчел остановилась у двери салона и обнаружила внутри накрытый на двоих стол. Однако там не было официанта в должном облачении и с салфеткой, переброшенной через руку.
      Повар выглянул из кухни и, снимая фартук, быстро отвернулся, стараясь не смотреть на Рейчел.
      Рейчел чуть нахмурила брови.
      Мейтленд направился к ней, во франтоватом черном фраке, гадко улыбаясь и блестя глазами.
      Ледяная волна стремительно прокатилась по спине Рейчел, колени начали подгибаться. Боже милосердный, что Мейтленд здесь делает? И где его отец?
      Она сдвинула предательски дрожащие колени, заставив свое лицо оставаться спокойным.
      – Мистер Коллинз.
      – Прошу вас, садитесь, миссис Дэвис. Чарльз подает нам обед и удалится. Уверен, вы не захотите помешать ему навестить родных в городе.
      Одна… с Мейтлендом?
      «Господи, что он задумал?»
 
      Лукас перегнулся через конторку отеля «Коззенз». Золотая монета в пять долларов была зажата у него между пальцами. По дороге из Чикаго он получил телеграмму от Уильяма, в которой тот сообщал, что уезжает из Сиэтла в копи «Синяя птица». Если принять во внимание названные им даты и суровую зиму, установившуюся в этом году, Коллинзу надо было бы ехать прямо в Неваду.
      Тогда почему он отцепил свой личный вагон от пассажирского поезда и распорядился, чтобы его переправили через Миссури в Небраску? Странное решение, поскольку остальные вагоны будут переправляться через реку утром, чтобы пересекать равнину при свете дня.
      Главным преимуществом для Коллинза будет то, что он проведет эту ночь вдали от всех, кто знаком с ним и его сыном. Возможно, он решил отдохнуть здесь после трудного пути, поскольку не задержался в Чикаго на несколько дней, как обычно. Однако Омаху трудно было назвать красивым городом.
      Хорошо, что семейные связи Грейнджеров позволили Лукасу воспользоваться одним из редких поездов, отправляющихся в Омаху из Чикаго. И теперь, несмотря на то, что отец задержал его в Чикаго, Лукас отставал от Коллинзов всего на час.
      – Они остановились здесь? – негромко спросил Лукас у служащего.
      – Нет, сэр. Но мистер Коллинз обедает с еще тремя джентльменами в главном зале ресторана. Если желаете, кто-нибудь из швейцаров проводит вас туда.
      Нервы Лукаса натянулись до предела. Хотелось бы знать, здесь ли Рейчел Дэвис. Он переменил позу, проверяя, на месте ли его пистолеты.
      – Спасибо, не нужно. Я поговорю с ним позднее, когда он закончит обедать. Это будет сюрпризом.
      Лукас передвинул золотой по конторке – и монета моментально скрылась под ладонью клерка.
      – Как пожелаете, сэр, – с довольным видом согласился служащий.
      Видимо, эта сумма стала самыми крупными его чаевыми за весь день, а возможно, и за месяц. Вполне достаточно для того, чтобы он не доложил Коллинзу об этом разговоре.
      Лукас прикоснулся пальцами к полям шляпы и вышел на улицу, под снегопад, протискиваясь между клиентами отеля. Какого черта Коллинз оставил без внимания Рейчел Дэвис, гусыню, которая несет ему золотые яйца? И если она оказалась наедине с этим животным, молодым Мейтлендом…
      Чертыхаясь, он побежал к железнодорожному вокзалу, где в последний раз видел пульман Коллинза.

* * *

      Входная дверь позади кухни хлопнула, и Рейчел поняла, что осталась в полной изоляции.
      Девушка осмотрелась.
      На центральном столе была приготовлена трапеза на двоих: различное холодное мясо, сыры, хлеб, холодный суп, холодные салаты и другие закуски. На одном из сервировочных столов были выставлены легкие десерты – заварные кремы и пирожные, рядом стояли большой кофейник, чайник и соответствующие чашки. Все выглядело успокаивающе обыденно, так же как во время всей их поездки, вплоть до изогнутых щипцов для сахара и длинной острой вилочки для лимона; все это могло удовлетворить требования любого гурмана.
      На буфете напротив была устроена великолепная выставка вин и бренди: бутылки, графины и рюмки ярко блестели при свете ламп.
      Остальные столы не были накрыты, их убрали, так что в столовой остались только обитые толстой тканью банкетки и стулья. Между ними видны были немногочисленные журнальные столики с расставленными на них лампами. Другими словами, вместо очень тесного помещения, где при каждом шаге наступаешь на ногу какому-нибудь незнакомцу, здесь хватало места для того, чтобы Рейчел могла резко повернуться и не удариться турнюром о чье-то колено. Занавески были плотно задернуты, защищая помещение от ночного холода – или постороннего взгляда.
      Рейчел расправила плечи. Возможно, Мейтленд просто хочет поговорить с ней. Но, вспомнив о том, как он набросился на Мерси, Рейчел не испытала особого оптимизма.
      Если он захочет обсуждать вопрос об их браке, она снова объяснит ему, что не готова к этому. Элиас умер, а она все еще не может его забыть. Пока этого объяснения было достаточно для того, чтобы Мейтленд ее не трогал.
      – Добрый вечер, Мейтленд. – Она вскинула голову и шагнула вперед так, чтобы их разделял стол, но ничем не выдала своего страха. – Не хотите ли перед обедом выпить кофе или чаю?
      Мейтленд оперся спиной о буфет и устремил на нее пристальный взгляд. В одной руке у него была рюмка, в другой – бутылка.
      – Зачем тратить время на эту бурду?
      Он налил себе бренди.
      Она сдвинула брови. Почему он так много пьет? Рейчел всерьез попыталась оценить расстояние до выхода. Из обеденного салона вели две двери: одна была совсем рядом, вторая – далеко. Но Мейтленд не выпустит ее.
      – Чего вы хотите, Мейтленд? – спросила Рейчел.
      – Не тебя. Но мне придется тебя взять, – грубо заявил он.
      – Что? – У Рейчел перехватило дыхание.
      – Ты худая коричневая крольчиха.
      Рейчел ушам своим не поверила.
      – Мейтленд, давайте лучше обсудим достоинства холодной индейки и окорока. Сейчас время ужина!
      – Нет. Мы поженимся, и ты родишь мне сыновей. – Он сделал большой глоток бренди. – Мне как-то придется забраться на твою ледяную шкуру, потому что остальные опекуны не расстанутся с настоящими деньгами прежде, чем ты забеременеешь.
      Голова у Рейчел закружилась, она судорожно вцепилась пальцами в спинку стула.
      – Мейтленд, вы ведь шутите, правда? Вы даже не сделали мне предложения.
      Сможет ли она закричать достаточно громко, чтобы привлечь внимание рабочих депо? Вряд ли.
      – Не обязательно. Ты выйдешь за меня, даже если на церемонии венчания упадешь в обморок, а пастор либо напьется, либо получит хорошую взятку. Моей семье нужны твои деньги. – Он выпил еще бренди. – Проклятие! Как бы мне хотелось, чтобы ты была попривлекательнее!
      Ей придется тянуть время, пока кто-нибудь не подойдет достаточно близко, чтобы ее услышать. Возможно, тщательно подобранные доводы смогут, его разубедить.
      Она бросила быстрый взгляд на ближайшую дверь. Он стоял между ней и выходом, перекрывая путь к отступлению.
      «О Боже!»
      – Не пытайся убежать. Или закричать, – добавил он, ставя на буфет опустевшую бутылку. – Все охранники – люди отца. Им хорошо заплатили за то, чтобы они не обращали внимания на то, что происходит внутри.
      Рейчел судорожно сглотнула. Внутренний голос призывал ее бежать, однако она снова попыталась прибегнуть к логике.
      – Если ты принудишь меня к браку, это повод для развода.
      Он мерзко хихикнул:
      – Только если ты кому-то об этом расскажешь. А ты этого не сделаешь, потому что будешь сидеть взаперти и ждать меня.
      Рейчел застыла.
      Ждать его? Боже правый, неужели на том крошечном острове?
      Мейтленд тихо засмеялся:
      – Я так и подумал, что это тебя проймет! Ты будешь жить на Уступе Коллинз круглый год, вокруг будут только слуги и ублюдок, который на тот момент окажется у тебя в брюхе.
      «Нет! Никогда! Милостивый Боже, только не он и не эта тюрьма…»
      – Они поверят, что ты полюбила свежий океанский воздух. Как ты помнишь, попасть туда трудно из-за атлантических течений, да и паром ходит всего четыре месяца в году.
      Он снова налил себе бренди.
      Боже правый, когда она в последний раз стояла в чулане, который заменял в этом доме погреб, ей казалось, что стены обрушиваются на нее каждый раз, когда волна разбивалась о берег. Неужели ее снова туда увезут? Сердце Рейчел бешено колотилось, ее прошиб холодный пот.
      Родить ребенка в этой клетке? Лучше умереть!
      – Нет! – глухо сказала Рейчел. – Нет, нет и нет!
      Мейтленд оторвал взгляд от буфета, где разглядывал надписи на графинах, и выгнул бровь.
      – Не глупи, Рейчел. Я сегодня тебя поимею. Так что помалкивай. Может, ты сразу забеременеешь, это упростит дело.
      Она решительно покачала головой:
      – Никогда.
      – Ты ведешь себя как дура.
      Она снова покачала головой:
      – Что бы ни случилось, я никогда ни за что за тебя не выйду!
      Мейтленд метнул на нее яростный взгляд:
      – Чертова сучка, да как ты смеешь? Ты сделаешь все, что я тебе прикажу. Иначе…
      Он схватил хрустальный графин и ударил им по краю стола. Графин разбился, на дорогой ковер посыпались осколки.
      Рейчел вскрикнула и отскочила назад.
      – Только попробуй противиться мне, и я разобью тебя, как этот графин! Поняла?
      Он стал приближаться к ней, схватил большую вазу с цветами, стоявшую в центре стола, и швырнул об пол.
      – Посмей только перечить мне, и я разотру тебя в порошок, сучка! – заорал он, топча каблуком рассыпавшиеся розы и хризантемы.
      Рейчел бросила в него пригоршню орехов, пытаясь выгадать время.
      Он надвигался на нее, словно гиена, подбирающаяся к жертве.
      Сердце ее бешено колотилось. Ей необходимо обороняться, но как?
      Она наткнулась на боковой стол, где стояли десерты, кофейник и чайник. Рейчел машинально завела руку назад, чтобы опереться о стол, там стояли тарелки и приборы. Она стала шарить рукой по столу и нащупала вилку для лимона.
      Мейтленд навис над ней, впился пальцами ей в бока.
      – Сучка проклятая, я покажу тебе, кто здесь хозяин!
      В глазах у Рейчел потемнело, ее охватило отчаяние; плохо соображая, она при этом оставалась ледяной. Ее правая рука сжалась на вилке для лимона.
      Мейтленд грубо просунул свою ногу между ее коленями, выкрикивая ругательства и непристойности.
      Рейчел взмахнула вилкой для лимона – прибор оказался длиной с ее ладонь и не шире большого пальца, а зубцы не менее острыми, чем у пестика для колки льда, – и рассекла Мейтленду лицо от виска почти до подбородка.
      Он заорал и отшатнулся, прижав ладони к лицу, залитому кровью.
      – Будь ты проклята, что ты наделала?!
      Содрогаясь, Рейчел отшвырнула вилку в сторону. Мейтленд резко повернулся и попытался снова ее схватить.
      Рейчел отпрянула, и он упал на колени, поскользнувшись на цветах.
      Он попытался поймать ее за щиколотку. Его лицо превратилось в кровавую маску.
      – Проклятие, Рейчел! Ты еще пожалеешь, что родилась на свет!
      «Боже правый, неужели его ничто не остановит?» Она схватила первый попавшийся тяжелый предмет – им оказался массивный серебряный кофейник – как раз в ту секунду, когда пальцы Мейтленда сомкнулись на ее ноге.
      – Богом клянусь, я тебя высеку! – пообещал он, пытаясь подняться на колени.
      Рейчел с размаху опустила кофейник ему на голову. Он рухнул на пол, и кровь залила бельгийский ковер.
      Рейчел трясло. Она медленно пятилась от Мейтленда, заткнув себе рот кулаком, прилагая все силы к тому, чтобы не потерять сознание.
      Кто-то застучал в заднюю дверь за кухней.
      – Мистер Мейтленд? Сэр!
      Громилы Мейтленда наконец решили узнать, что происходит.
      Рейчел подхватила подол и бросилась к дальней двери и своему купе.
      «Боже милосердный, помоги мне незаметно выйти из вагона и добраться до Омахи! Потом найти кого-нибудь, кто бы защитил меня!»
 
      Лукас отошел от вокзала и посмотрел на рельсы, уходившие на перевалочную станцию. Мороз бежал у него по коже – более острый и колючий, чем воздух, который он втягивал в себя.
      Личный пульмановский вагон Коллинза якобы был поставлен в конце грузовой станции, рядом с самыми отвратительными притонами и борделями, существовавшими за счет заработка рабочих железной дороги. Но никто точно не знал, куда именно его направили. Служащие, которые это сделали, получили щедрое вознаграждение и моментально пропили свой заработок в ближайшем салуне. По словам станционного смотрителя, с Коллинзом было полдюжины громил. Однако толпа могла хлынуть из трущоб Омахи и в секунды смять их, а потом ограбить вагон и убить миссис Дэвис.
      Лукас мог либо попытаться найти вагон среди лабиринта путей грузовой станции, который сейчас тонул в ночной темноте и густом тумане, либо отправиться в салун, где упились рабочие, и попытаться найти ближайший к тому месту железнодорожный тупик.
      Он вытащил свои «кольты» и дозарядил в каждый еще по одной пуле. Теперь в них был полный заряд: шесть выстрелов вместо безопасных пяти. Если по какой-то причине курок опустится, пистолет моментально выстрелит. Но ему сейчас нужны были максимальные преимущества – даже те, которые ставили под угрозу его жизнь.
      Он направился на юг, двигаясь, словно вышедший на охоту хищный зверь. Этой настороженной гибкости много лет назад его обучил старый друг, индеец-полукровка и разведчик. Она была своего рода предостережением для всех окружающих.
 
      Рейчел привалилась к промерзшей грязной кирпичной стене и попыталась отдышаться. Воздух был ледяным. Благодаря низко стелившемуся дыму от цехов депо и суете в обеденном салоне над распростертым телом Мейтленда Рейчел удалось убежать из пульмана Коллинзов, обойдя немногих оставшихся на постах стражников.
      Она тихо хватала ртом воздух, прислушиваясь, нет ли погони, но не услышала ни топота тяжелых сапог по шпалам, ни мужских голосов.
      Грязная ругань из-за карт и женщин доносилась из здания, расположенного прямо перед ней. Женщина в сарае, рядом с которым Рейчел остановилась, ублажала мужчину, требуя, чтобы он либо поторопился, либо заплатил больше.
      Рейчел содрогнулась, прижав ладонь к животу. Кончик ее пальца зацепился за один из камней, зашитых в корсет. Ничто из написанного Чарльзом Диккенсом не подготовило ее к жестокой реальности этих трущоб. Надо поскорее уйти отсюда, иначе ее ждет такая же судьба, что и эту женщину. Или нечто еще худшее.
      Рейчел опасалась, что ее вырвет, если она разглядит кровь на своей одежде.
      Рейчел направилась в сторону улицы. Ей необходимо выбраться из трущоб, попасть в главную часть города и узнать, как найти контору «Донована и сыновей».
      – Энни, какого дьявола ты меня бросила? Нашла кого-то другого?
      Рейчел замерла, не дойдя до угла улицы.
      – Нет, Билли, что ты! – Голос девушки дрожал. – Но я не могла остаться, никак не могла, Билли!
      Рейчел осторожно прошла вперед.
      Билли оказался узкоглазым головорезом с двумя шестизарядными револьверами, у Энни были подбиты оба глаза, лицо покрыто синяками и кровоподтеками. Билли сбил ее с ног ударом мощного кулака.
      – Я же говорил тебе, что ты моя! – взревел он, подняв ногу, чтобы ее пнуть. От него разило дешевым ромом, что чувствовалось даже на таком расстоянии.
      Энни сжалась в комок. Рейчел двинулась ей на помощь, совершенно позабыв о том, что ей надо думать о собственном спасении.
      – Я бы на твоем месте этого не делал, – проговорил какой-то мужчина.
      Его низкий голос разорвал тихий шепот зевак. Очень красивый голос, властный, которому следовало повиноваться, но который в то же время ласкал слух.
      Рейчел замерла, пораженная тем, насколько знакомым показался ей этот голос.
      Казалось, его сила потрясла даже Билли.
      – Кто ты такой, чтобы мне приказывать? Энни моя, и я буду обращаться с ней так, как захочу! – прорычал он.
      – Нельзя поднимать руку на женщину, – заметил незнакомец.
      Что это, предостережение?
      По толпе прокатилась волна: какой-то мужчина полуобернулся, чтобы сделать ставку, – и этой волной Рейчел вытолкнуло вперед, словно горошинку из детского ружья. Она начала отступать, не желая привлекать к себе внимания, и тут увидела незнакомца.
      Высокий, широкоплечий, уверенный в себе. На нем были черное шерстяное пальто с пелериной, высокие кожаные сапоги и широкополая шляпа из черного фетра – все припорошено сверкающим снегом, который сдувало с крыш.
      Его густые черные волосы доходили до воротника. Черты лица – властные и аристократические – такие чеканят на золотых монетах и благоговейно рассматривают из поколения в поколение, как изображение великого завоевателя. Орлиный нос, мощные челюсти и высокие скулы подкрепляли впечатление силы и властности. Глаза яркие, сине-зеленые. Он наблюдал за Билли, плотно сжав губы.
      Его можно было принять за дьявола, рожденного северным ветром, хотя он был воплощением доброты и благородства.
      Рейчел громко ахнула, в ее сердце затеплилась надежда. Впервые она увидела этого человека на дагерротипе рядом с другими щеголями-офицерами кавалерии, которые держали свои длинные изогнутые сабли наготове. На свадьбе Рейчел он оказался единственным аристократом, который великодушно отнесся к внучке торговца, вступившей в брак с представителем бостонского света.
      Лукас Грейнджер.
      «Благодарю тебя, Господи, зато, что он здесь!»
      Билли яростно посмотрел на него.
      – Энни моя! – взревел он. – Я буду делать с ней все, что захочу.
      – Нет. Если причинишь ей зло, я тебя убью, – произнес Грейнджер ледяным тоном.
      Толпа подалась назад. Кто-то негромко сделал новую, более высокую, ставку.
      Билли воззрился на Грейнджера, пытаясь оценить, насколько тот опасен. Бывший кавалерийский офицер смотрел на него в упор, словно кобра, готовая нанести удар. Энни не шевелилась. Рейчел затаила дыхание, надеясь, что хоть кто-то проявит благоразумие.
      – Ты блефуешь! – прорычал Билли, собираясь пнуть Энни.
      Пуля разбрызгала грязь рядом с ногой Билли Он вскрикнул и отскочил назад. Его рука замерла над рукоятью пистолета.
      Дым лениво поднимался от дула «кольта» в руке Грейнджера. Он продолжал сверлить Билли взглядом.
      – Одумался?
      Билли оглядел толпу, выискивая союзников, но не нашел и перевел взгляд на Грейнджера.
      – Ага.
      – Тогда пей где-нибудь в другом месте, – произнес Грейнджер тоном, не терпящим возражений.
      Толпа затаила дыхание.
      – Ладно, – процедил сквозь зубы Билли.
      – Оставь пистолет.
      Билли повиновался и повернулся чтобы уйти, но когда Грейнджер шагнул к Энни, вытащил из рукава маленький пистолет и прицелился в Грейнджера.
      Рейчел вскрикнула.
      Языки пламени метнулись сквозь падающий снег. Билли рухнул лицом вниз. Из его горла хлынула кровь.
      Рейчел закрыла глаза, борясь с приступом рвоты.
      Какая-то женщина выбежала из толпы, бросившись к Энни. Крепко обнявшись, они зарыдали. Толпа стала расходиться.
      Рейчел пыталась овладеть собой. Ей отчаянно хотелось, чтобы в ее жизни воцарилась прежняя логика, а не это безумие. Билли попытался убить Грейнджера, и поэтому боевой ветеран должен был защитить себя, поскольку полиции поблизости не оказалось.
      Грейнджер не может быть тупым варваром. Он никак не может им быть, иначе он не был бы доверенным подчиненным Элиаса и его близким другом.
      Она судорожно сглотнула, в который раз жалея о том, что не изучает латынь в колледже Холиоук. В библиотеке жизнь настолько проще!
      – Эй, девочка! Хочешь развлечься?
      Какой-то подвыпивший мужчина, облаченный в свитера, куртки и шарфы, чтобы защититься от холода, протянул к ней руки. Позади него еще двое мужчин похотливо ухмылялись. Рейчел вздрогнула.
      – Убирайтесь отсюда, парни. Ночь еще только начинается.
      Низкий голос Грейнджера раздался у нее за спиной, резкий и властный. Чудо из чудес: в этом отвратительном месте от него пахло чем-то приятным, в том числе кожей и дымом.
      Троица поежилась и начала пятиться.
      – Да, конечно, сэр.
      В следующее мгновение послышались их удаляющиеся шаги. Все остальные, включая Энни и ее подругу, тоже скрылись.
      – Миссис Дэвис? Миссис Элиас Дэвис?
      Рейчел вздрогнула. Если она хочет остаться живой и свободной, ей нужна помощь мужчины. Рейчел захотелось прижаться к нему.
      – Мистер Грейнджер.
      Он протянул ей руку – так галантно, словно они стояли в саду Англези-Холла, имения Дэвисов.
      Рейчел провела языком по губам. Ее била дрожь. Она вложила пальцы в его руку, но была начеку на случай любой попытки ее схватить.
      Пальцы Грейнджера сомкнулись в бережном пожатии, едва касаясь ее перчатки. Он поднес ее руку к губам и поцеловал.
      – Рад видеть вас целой и невредимой, миссис Дэвис. Наконец-то я вас нашел.
      Глаза Рейчел наполнились слезами. Давно никто не обращался с ней как с леди.
      – Взаимно, мистер Грейнджер, – промолвила Рейчел, ощутив непривычное удовольствие в этих простых словах, адресованных подлинному джентльмену.
      Боже правый! Она продрогла до самых костей и дрожала как осиновый лист. Потом стала клониться к нему.
      Грейнджер выпустил ее руку. Рейчел слабо запротестовала, и он обхватил ее за талию.
      – Я могу идти. Правда могу.
      – Конечно, можете, – успокоил он ее. – Пожалуйста, понесите свой саквояж еще какое-то время.
      Он повернулся и зашагал прочь очень быстро, так что ей пришлось почти бежать, чтобы не отстать от него. Она открыла было рот, чтобы заявить, что сможет двигаться гораздо быстрее, если он не будет ее обнимать, пусть даже тогда ей будет не так тепло.
      Вокруг них шум трущоб постепенно возвращался к обычному уровню: мужчины громко требовали виски, женщины предлагали себя мужчинам…
      Тяжелые шаги быстро простучали по шпалам, приближаясь к ним.
      Грейнджер подхватил ее на руки вместе с ее саквояжем и побежал.

      Грейнджер добрался до широкой улицы и повернулся, чтобы бежать по тротуару, который шел вдоль нее. Из-за ширины улицы леденящий ветер стал сильнее, проносясь вдоль нее от реки и разгоняя всех случайных прохожих. Грейнджер миновал более респектабельные салуны, отмеченные бочками, ящиками и табуретами, которые выхватывали из темноты редкие лампы.
      Рейчел обняла его рукой за шею и чуть было не отдернула руку, ощутив мускулистые плечи, а не хрупкое тело. Она много лет ухаживала за Элиасом и хорошо знала, каково на ощупь мужское тело: четко выраженные кости и связки на ключицах и шее, которую она легко могла бы обхватить пальцами. Но Грейнджер оказался совсем другим: жарко-живым даже под засыпанным снегом пальто, словно его плоть требовала, чтобы ее пальцы отыскали его обнаженную кожу. Чтобы они его раздели…
      Ее сердце забилось сильнее.
      – Я могу бежать! – выдохнула она, отчаянно стараясь не отстраниться.
      – Не сейчас.
      Похоже, он даже не запыхался. Даже успевал читать вывески лавок, мимо которых они бежали.
      Высокий мужчина с темными волосами, тронутыми на висках сединой, в небрежно накинутой на плечи шубе вышел из переулка кварталом дальше, весело насвистывая увертюру к «Севильскому цирюльнику» Россини. Казалось бы, он мог помочь им с Грейнджером, вместо того чтобы развлекаться бравурной музыкой:
      Ненавистные голоса раздались позади них:
      – Вот они, ребята! Не стреляйте, она нужна нам живой!
      Рейчел оглянулась и вздрогнула. Громилы Коллинзов были всего в нескольких шагах от них.
      Не колеблясь ни секунды, темноволосый мужчина перестал насвистывать и бросился в салун, расположенный перед ними, – яркое угловое заведение.
      «Трус! Почему он не поднял тревогу и не привел на помощь представителей закона?»
      Грейнджер пробежал еще один перекресток и прыгнул на тротуар. Он остановился перед угловым салуном, в котором скрылся незнакомец. Он поставил Рейчел на ноги и заслонил ее собой.
      – Что бы ни происходило, держитесь рядом со мной. Поняли?
      Она судорожно вздохнула. Опять насилие? Но ведь она дралась за то, чтобы вырваться от Мейтленда, а сейчас ее готов защитить благородный человек. Рейчел едва держалась на окоченевших ногах.
      – Да, конечно.
      Она выглянула из-за его плеча, чтобы видеть происходящее.
      Четверо из коллинзовских бандитов выбежали на тротуар и остановились. Их бушлаты и толстые вязаные шапки говорили о том, что они из морского порта. Один, из них засмеялся, остальные подхватили его смех.
      Рейчел вздрогнула, но осталась стоять на месте, крепко прижимаясь к спине Грейнджера. Едва слышный голосок прошептал ей, что хорошо бы познакомиться с сильным мужским телом, которое оказалось так близко от нее! С широкими плечами, гибкой талией, поджарым торсом и сильными ногами…
      Боже правый, они оказались так близко друг к другу, что она ощущала каждый его вдох, словно свой собственный: он проходил сквозь ее кожу и попадал ей в легкие. Она снова задрожала – но не от холода.
      Грейнджер повернул к ней голову, но ничего не сказал. Его руки слегка пошевелились. О Боже, сейчас начнется перестрелка и его могут ранить.
      Рейчел подумала, что должна ему помочь. Она осмотрелась, но ничего не увидела – только скамьи, бочки и большие корыта, из которых поили лошадей. Должно же найтись хоть что-то, чем она могла бы в них запустить. Тут она увидела метлу, стоявшую у скамьи всего в паре шагов от них.
      Пусть она не умеет стрелять из револьвера, зато может махать метлой – и ей уже случалось ее применять против нахальных представителей мужского пола, правда, школьного возраста. Она схватит ее, если понадобится.
      Предводитель поднял руку, и его зверского вида помощники приготовились к наступлению, готовые броситься на Грейнджера, несмотря на ограду деревянного тротуара. Когда они перекрыли ему все пути отступления, кроме двери в салун, их предводитель начал расхаживать взад-вперед, не переставая наблюдать за своей добычей. Он явно хотел подчеркнуть, как ловко они загнали в тупик Грейнджера и Рейчел.
      – Уходите сейчас же, если хотите сохранить шкуру, – хладнокровно приказал Грейнджер.
      Предводитель громил расхохотался. Луч света из салуна упал на его лицо и высветил остаток уха: большая часть его была оторвана в какой-то припортовой драке.
      Рейчел сразу его узнала. Это был Холлоуэй, самый мерзкий из людей Коллинза, который в Бостоне наслаждался тем, что терроризировал ее горничных.
      Немного успокоившись, он спросил:
      – Слышали, парни? Один против четырех – и он советует нам убежать?
      Они рассмеялись и подошли ближе. Грейнджер чуть пригнул плечи.
      – А теперь послушай меня, мистер! – рявкнул Холлоуэй, сходя со своего участка тротуара.
      Рейчел чуть слышно пробормотала слова молитвы. Она перенесла свой вес с одной ноги на другую, готовясь сделать отчаянный рывок за метлой.
      Рука Грейнджера быстро скользнула за спину, чтобы перекрыть ей путь в том направлении.
      Рейчел замерла, гадая, как ему удалось разгадать ее намерение. Ведь она даже не шевельнулась. Не важно: если громилы на него бросятся, она все равно сможет рвануться за своим оружием.
      – Ты отдашь нам ее немедленно! – заявил Холлоуэй. – Иначе мы у нее на глазах покрошим тебя на фарш. Не по-джентльменски заставлять милую даму смотреть на такое зрелище.
      Грейнджер глухо зарычал:
      – Будь у вас хоть немного порядочности, вы ушли бы, избавив ее от необходимости смотреть на кровопролитие.
      Холлоуэй снова захохотал:
      – Идиот, мы тебя убьем!
      Внезапно двери салуна распахнулись, и оттуда выбежал тот самый тепло одетый мужчина, за которым следовало не меньше дюжины других. Они выстроились позади и по бокам от Грейнджера и Рейчел, открыто демонстрируя противникам свои дубинки, ножи и пистолеты. Другие мужчины открыли окна верхнего этажа и взвели курки пистолетов.
      – Донован! Донован! – кричали они.
      Грейнджер присоединился к их боевому кличу, и его низкий голос, вибрируя, прошел через его спину и затопил ее тело.
      Рейчел перевела дыхание и начала улыбаться. Оказывается, даже в этом ужасном районе у Грейнджера есть друзья и союзники.
      Крики наконец смолкли, и Рейчел осмотрелась. Холлоуэй был явно взбешен, но по-прежнему стоял на том же месте. Его люди встали вплотную к нему.
      – Джентльмены, – любезно проговорил он, но выражение его лица резко контрастировало с его интонациями, – право же, не нужно устраивать драку в такую холодную погоду. Давайте расстанемся друзьями.
      Грейнджер посмотрел на нее:
      – Вас это устроит?
      Рейчел пыталась собраться с мыслями. Тогда она сможет рассказать Грейнджеру об опасности, которая угрожает Уильяму Доновану. Правда, для нее самой угроза от Коллинзов сохранится, но ее сможет устранить только муж. Она энергично кивнула.
      – Уходите! – приказал Грейнджер.
      Громилы отступили на один квартал. Каждый шаг они делали с явной неохотой, под пристальным наблюдением друзей Грейнджера.
      – Коллинз вернет ее назад, а ты пожалеешь, что вмешался!
      – Если это случится, ты умрешь, – отозвался Грейнджер так спокойно, что у Рейчел по спине пробежал холодок. Эти слова показались ей не столько угрозой, сколько пророчеством.
      Холлоуэй сделал в ответ неприличный жест и исчез. Темноволосый незнакомец и еще один человек осторожно пошли следом за ними.
      Колени у Рейчел подогнулись, в глазах потемнело. Она начала оседать на землю. Грейнджер резко обернулся, чтобы ее подхватить.
 
      Лукас положил Рейчел Дэвис на кушетку в гостиной «Императрицы». Освободить ее от шляпки было делом одной секунды. Шляпку он отложил в сторону, к ее саквояжу. «Ублюдки! Довели ее до того, что она бежала через трущобы почти раздетая!»
      Он бережно повернул ее, снимая с нее длинный шарф. Грейнджер смотрел на лежавшую перед ним красавицу и с трудом преодолел желание швырнуть рюмку бренди в стену.
      Что ему с ней делать?
      Красавица с соблазнительными формами лежала на кушетке, словно образ из его далеких грез. Тонкие черты аристократического лица, как на древнеримских камеях, не оставили бы равнодушным ни одного мужчину.
      Рейчел была его единственным другом женского пола. Бог свидетель, его сестра Гортензия могла вести разговор лишь о ее выходах в свет. Рейчел доверяла ему, как Другу, о чем свидетельствовали многие годы их переписки на самые разные темы, начиная с политики и кончая цветами.
      Дышала Рейчел ровно, хоть и неглубоко. Пульс оставался учащенным, лицо на фоне темно-синей обивки казалось бледным.
      Проклиная громил, которые довели его до такого состояния, Грейнджер расстегнул ей накидку, быстро и уверенно двигаясь вдоль ее груди и следя за тем, чтобы его пальцы не задерживались подолгу на одном и том же месте.
      Бедняжку преследовали какие-то разбойники, собиравшиеся захватить ее и утащить обратно в какой-то жуткий ад, который почти наверняка был создан Альбертом Коллинзом.
      К счастью, он не сомневался в том, что пятна крови у нее на платье не были ее собственной кровью. Но при мысли о том, что, видимо, ей пришлось вынести…
      Он невольно зарычал, и его пальцы сжались на ткани ее накидки. Дорогая тонкая шерсть пошла затяжками под его мозолями. Он разгладил ткань, приводя в порядок ее одежду, и выпрямился.
      Рейчел по-прежнему не шевелилась.
      Он заставил себя отойти от нее и бережно повесил ее накидку на кресло, чтобы она просохла.
      Его сердце забилось сильнее. Он резко развел руки, проклиная свою непокорную плоть. Когда же его тело наконец поймет, что Рейчел, как и любая другая респектабельная женщина, не для него?
      Грейнджер сбросил пальто, уронив его на ближайший стул, и зашвырнул шляпу на рожок вешалки.
      Он стал мерить шагами узкий проход. К тому моменту, когда появится Брейден, он должен полностью овладеть собой.
      Рейчел судорожно вздохнула.
      Лукас стремительно повернулся, чтобы посмотреть на нее. Цвет лица у нее стал лучше.
      Он должен вести себя с ней как настоящий джентльмен. Миссис Элиас Дэвис заслуживает рыцарского отношения со стороны всех мужчин, которые оказываются рядом с ней, начиная с него самого. Он предупредит об этом людей «Донована и сыновей», хотя сомневается в том, что им понадобится это предупреждение. Они и без того относятся к порядочным женщинам с величайшим уважением.
      Лукас провел пальцами по волосам, пытаясь отбросить густую гриву назад.
      Проблема скорее всего будет его личной. Ему необходимо постоянно напоминать себе, что она для него под запретом, как вдова его бывшего командира. Под таким же запретом, под каким была с той минуты, когда он познакомился с ней на их свадьбе.
      Впрочем, он никогда не флиртовал с женщинами из своего круга. Но так чертовски легко увлечься роскошными каштановыми волосами, устремленными на тебя прозрачными янтарными глазами, которые улыбаются тебе. Господи, как же он завидовал Дэвису!
      Ее замужество было нелегким из-за тяжелой болезни Дэвиса. А иметь Коллинза своим опекуном было равнозначно переходу по всем девяти кругам ада. Лукас позаботится о том, чтобы Рейчел больше не попала в руки этого подонка.
      Может быть, Рейчел поможет глоток крепкого кофе?
      Лукас направился к кухне. Его тяжелые сапоги стучали, несмотря на мягкий ковер.
      Миссис Дэвис застонала и вскинула руку, закрывая лицо.
      Лукас остановился, проклиная себя за то, что побеспокоил ее.
      – Миссис Дэвис?
      Рейчел пошевелилась на мягком, обитом бархатом ложе, пытаясь понять, где находится. Арендованный Коллинзом пульман не мог похвастаться роскошной мебелью. Газовое освещение постоянно шипело и искрило, что было верным признаком забитых сажей труб и горелок.
      Но «Императрица», как именовала пульман гравированная медная табличка над дверью, могла поспорить элегантностью с личной библиотекой богатого человека. Элиас и его отец восхитились бы великолепной древесиной грецкого ореха, которая пошла на деревянные детали. Она была, конечно, покрыта обильной резьбой, но в георгианском стиле, который оказался гораздо строже, чем она могла бы ожидать в легендарном семейном пульмановском вагоне. Занавески были темно-синими, как и обивка мебели, а пол устлан превосходным бельгийским ковром. Большие уютные кресла чередовались с кушетками, плевательницы и небольшие столики были предусмотрительно размещены для вящего удобства гостей. Ярко начищенные лампы свисали с полотка, заливая все ровным золотистым светом.
      Во многих отношениях «Императрица» нравилась ей больше, чем Англези-Холл, дом Элиаса.
      – Миссис Дэвис? – услышала она приятный мужской голос.
      Это, конечно же, не Коллинз-старший и не Мейтленд!
      Она повернула голову.
      – Мистер Грейнджер?
      Лукас улыбнулся ей. Его зеленовато-голубые глаза удивительным образом напоминали драгоценные камни.
      – Как вы себя чувствуете? У вас ничего нигде не болит, миссис Дэвис?
      – Нет, кажется, не болит, мистер Грейнджер. Просто я немного устала.
      Рейчел попыталась сесть, что оказалось непросто из-за большого турнюра и шлейфа. Чего бы она ни отдала, чтобы вернуться к прежней жизни в Бостоне, когда она еще не была замужем за Элиасом!
      – Разрешите вам помочь, миссис Дэвис?
      – Благодарю вас, мистер Грейнджер.
      Он подхватил Рейчел на руки, быстро и ловко расправил ее тяжелые нижние юбки и турнюр, уложил подол аккуратным водопадом с края кушетки. И наконец снова отпустил ее. Теперь Рейчел наполовину лежала, наполовину сидела, опираясь на подлокотник кушетки.
      Грейнджер отступил на шаг, чтобы оценить результаты своих усилий.
      – Вам так удобно?
      Она вздохнула, признавая, что он справился с делом лучше, чем смогла бы она сама, если принять во внимание ее слабость, не любопытствуя, где он всему этому научился.
      – Да, спасибо.
      – Не хотите ли кофе? У нас всегда есть свежезаваренный. Если желаете, мой стюард Брейден может заварить вам чай.
      Рейчел вздрогнула, представив себе поднос для чая с ломтиками лимона и вилкой для них.
      – Нет!
      Грейнджер прищурился, и на его лице отразилась тревога.
      – Нет?
      Рейчел взяла себя в руки. Ей не нужно бороться с тенями, по крайней мере здесь, в личном вагоне Грейнджера.
      – Я хотела сказать, что не надо затруднять вашего стюарда. Я с удовольствием выпью кофе.
      Он секунду всматривался в ее лицо, потом кивнул:
      – Хорошо. Я попрошу его подать какую-нибудь еду. У меня не было возможности пообедать. Может быть, присоединитесь ко мне?
      Рейчел понимала, что ее слабость связана с тем, что она ничего не ела, а не только с событиями последнего часа.
      Грейнджер пошел на кухню. Рейчел смотрела ему вслед. Широкие плечи, сильные ноги, под кожей играют мускулы.
      Рейчел бросило в жар. Прошло уже много лет с тех пор, как она, глядя на мужчину, оценивала его плотские возможности. Последним мужчиной, который вызывал в ней желание, был Бобби Томпсон. Ему тогда было восемнадцать, а ей – шестнадцать.
      И хотя со временем она научилась наслаждаться вниманием Элиаса, замуж за него она вышла не ради этого. Элиас нуждался в таком уходе, что у нее редко бывала возможность рассматривать его с чисто плотской точки зрения.
      Ей необходимо выйти замуж, чтобы раз и навсегда избавиться от Коллинзов. Любовная связь, какой бы принятой она ни была, ей не поможет.
      Но прежде всего ей необходимо предупредить Грейнджера о том, что Доновану угрожает опасность, а уже потом найти себе мужа, не думая о мужских достоинствах Грейнджера. А они, наверное, немалые, если вспомнить шутки Элиаса о том, что его друг ни дня не жил без любовницы.
      Но как ни старалась Рейчел забыть о Лукасе, ее мысли постоянно возвращались к нему. Она представляла себе, как он целует ее, как его сильные руки ласкают ее грудь, доводят до экстаза.
      Дверь кухни распахнулась. Грейнджер вернулся, неся поднос.
      Лукас бросил взгляд на миссис Дэвис. В ее глазах появился блеск, щеки порозовели. Жаль, что он не может вернуться и убить Коллинза за то, что негодяй так долго измывался над бедняжкой.
      Охваченный яростью, Лукас вспомнил про кинжал в рукаве и на секунду остановился. Но быстро овладел собой. Здесь миссис Дэвис в безопасности. А если у Коллинза хватит глупости явиться ее искать, Лукас с величайшим наслаждением поучит его должному обращению с женщинами. Он улыбнулся своим тайным мыслям о том, какие способы успел освоить для того, чтобы учить животных.
      – Я принес простую еду, мэм. Сандвичи с ветчиной, бобы, кофе.
      Он поставил поднос на столик рядом с ней. Рейчел смущенно улыбнулась, подняв лицо к нему, и его сердце взволнованно забилось. Но уже в следующую секунду они дружно принялись жевать сандвичи, запивая их свежезаваренным кофе.
      Сначала Рейчел ела быстро, потом все медленнее и медленнее, а потом и вовсе перестала есть.
      Лукас исподтишка наблюдал за ней. Судя по напряженной линии ее губ, она давно не имела возможности расслабиться.
      Рейчел положила недоеденный сандвич на тарелку, и он моментально насторожился: никто никогда не оставлял недоеденным угощение, подаваемое в «Императрице».
      – Вы сыты? Не хотите ли пирога с джемом? Это коронное блюдо Лоусона, повара.
      Она улыбнулась ему – чуть дрожащими губами, но невероятно ласково.
      У Лукаса перехватило дыхание. Ни одна женщина еще ему так не улыбалась.
      – Пирог с джемом? Я не ела его с тех пор, как нам пришлось отпустить всех старых слуг после смерти Элиаса, в том числе и кухарку.
      Лукас нахмурился и отодвинул тарелку. За каким чертом ей понадобилось выгонять слуг Дэвисов?
      – Что вы хотите сказать?
      Она подперла голову рукой, вспоминая безрадостное прошлое.
      – Коллинз угрозами хотел принудить меня к помолвке со своим сыном, – тихо проговорила Рейчел.
      Лукас вскочил на ноги:
      – С чего он взял, что подобное сойдет ему с рук?
      Вокруг ее рта легли горестные складки.
      – У нас не было ни друзей, ни богатства, чтобы противиться ему. Остальные опекуны заботились только о видимости, о своих юридических обязанностях по опеке и о своих личных интересах в отношении наследства, что включало в себя библиотеку, произведения искусства, сады и лошадей. Конечно, конюхи и садовники были в безопасности. Я молила опекунов о помощи, но… – Голос ее дрогнул.
      Она глотнула кофе, пряча свою муку.
      – Ленивые бездельники! – Лукас стал мерить шагами гостиную, представляя себе, как эти хорошо одетые скользкие типы высокомерно выслушивали просьбы вступиться за простолюдинов. Его пальцы сжались, руки автоматически потянулись к «кольтам». – И что потом?
      – Коллинз быстро понял, что я на многое готова, чтобы защитить домашнюю прислугу, но только не выйти замуж за его сына.
      Какую возмутительно опасную игру ей пришлось вести!
      – Но дом Дэвисов вели вы? Как же он смел выдвигать какие-то требования?
      – Да, формально приказы отдавала я. Но деньгами распоряжался он и постоянно создавал проблемы.
      Жилка билась у нее на виске, а пальцы стиснули тонкую кофейную ложечку с такой силой, что побелели костяшки.
      Лукас настороженно замер. Ему хотелось выяснить, насколько сурово он должен будет вершить правый суд.
      – Однажды он заявил, что все слуги будут получать по доллару в месяц, пока я не отдам Мейтленду ключи от комнат горничных.
      Рейчел в волнении поднялась с кушетки. Любимый кинжал Лукаса скользнул ему в ладонь, готовый к действиям.
      – Проклятие! Неужели он всерьез думал, что может превратить дом Дэвисов в бордель?
      – Я отправила всех горничных в отпуск на год. – Озорная улыбка заиграла у нее на губах. – С превосходными рекомендациями.
      Лукас, вне себя от изумления, низко поклонился, выражая восхищение, и быстро вернул кинжал в ножны.
      – Вы поступили весьма хитроумно. Подобная тактика обманула бы даже самого генерала Шермана!
      Рейчел печально улыбнулась и в волнении начала расхаживать по гостиной.
      – Коллинз пришел в ярость, поскольку собирался завладеть особняком Дэвисов.
      – Что было потом?
      – Он сосредоточился на матушке и сестре. Спустя несколько недель он силком увез нас в свое фамильное поместье на островах Элизабет и заявил, что мы останемся там, пока не сгнием или пока я не выйду замуж за Мейтленда.
      Лукас с силой ударил кулаком в стену.
      – Неужели никто не пришел вам на помощь?
      – Нет.
      – И надо полагать, остальные опекуны, словно бараны, с покорным блеянием шли за пастухом-Коллинзом, радуясь возможности попользоваться конюшнями и коллекциями Дэвисов!
      Рейчел Дэвис сдавленно застонала – к счастью, от почти истерического смеха, а не от отвращения.
      Лукас едва сдержал ругательства и лишь после этого смог продолжить разговор.
      – И где сейчас ваши матушка и сестра?
      – Они благополучно плывут в Лондон, слава Богу. В Джерси-Сити мне удалось отвлечь внимание Коллинзов, дав возможность сестре и матушке сбежать от охранников и сесть на паром в Манхэттен. По словам Мейтленда, они успели попасть на пакетбот, отправлявшийся в Лондон. Мысль о том, что мои родные в безопасности, грела мне душу.
      Ей удалось провести Коллинза и его команду грубых матросов? Поразительно. Он должен позаботиться о том, чтобы миссис Дэвис никогда больше не пришлось пережить нечто подобные.
      – Отлично сделано, миссис Дэвис! Не сомневаюсь в том, что Господь будет оберегать их во время путешествия. Я телеграфирую моему лондонскому поверенному, чтобы он их встретил.
      – Спасибо. Они должны хорошо устроиться в Оксфорде у друзей моего отца.
      Рейчел секунду помолчала, расправляя бахрому на одной из занавесей.
      – Я бесконечно благодарна за то, что вы спасли меня из трущоб и от людей Коллинза. Если бы не вы, то я была бы уже мертва… или еще хуже.
      Она ослепительно улыбнулась, с восхищением глядя на него, словно на рыцаря без страха и упрека.
      – Рад быть полезным. Впрочем, так поступил бы любой порядочный человек. Я глубоко сожалею о том, что вам пришлось перенести такие испытания. – Говоря это, он с трудом удержал руки, которым до зуда хотелось снова лечь на рукояти «кольтов». Или взяться за любимый кинжал. Ей утешение нужнее, чем ему возможность прикончить Коллинза. – Я следовал за вами из Чикаго, надеясь вам помочь. Прошу вас, верьте: как вдова майора Дэвиса, вы можете рассчитывать на мою полную поддержку.
      – Благодарю вас, мистер Грейнджер. Но уберечь меня от возвращения под опеку мистера Коллинза может только замужество.
      Лукас изумленно уставился на нее:
      – Замужество? О чем вы говорите? Я считал, что вы – полноправная наследница состояния Дэвисов, а опека создана исключительно для управления вашим имуществом до тех пор, пока вы снова не выйдете замуж.
      На этот раз она рассмеялась уже более искренне, и щеки ее чуть порозовели.
      – Ничего подобного. Отец Дэвис оставил свое состояние Элиасу, а потом – детям Элиаса и моим детям после этого.
      Она выразительно выгнула бровь и выжидающе посмотрела на него.
      Секунду он обдумывал необычную формулировку.
      – Вашим детям? Вы хотите сказать, что наследство сначала отходило Элиасу Дэвису, затем – его детям и, наконец, вашим детям?
      – Совершенно верно.
      Она долила в чашку кофе.
      – И поскольку он умер бездетным, все отходит вашим детям.
      – Моим детям от законного брака.
      – Боже правый, Коллинз донимал вас день и ночь, стараясь заставить выйти за его сыночка, чтобы родить внуков!
      Она вздрогнула, чашка зазвенела на блюдце, и Рейчел поспешила поставить ее обратно.
      Лукас схватил ее за запястье:
      – Миссис Дэвис, они вас обратно не получат, клянусь вам. Люди из «Донована и сыновей» сейчас патрулируют вокруг нашего вагона. Вы здесь в безопасности.
      – Сегодня вечером Мейтленд Коллинз пытался навязать мне свое внимание.
      Лукас зарычал и снова сжал рукоять кинжала.
      – Я не уступила и поранила его. Надеюсь, он жив. – Рейчел судорожно сглотнула. На шее у нее быстро билась жилка. – В соответствии с условиями фонда мистер Коллинз является главным опекуном и распоряжается всеми средствами и недвижимостью, ответственность он несет только перед другими опекунами. Если он обратится в суд, меня снова отправят к нему. Вы сможете меня защитить?
      Он улыбнулся:
      – Смогу. И с удовольствием это сделаю.
      – Мистер Грейнджер, вы шутите! – изумилась Рейчел.
      Лукас пожал плечами, нисколько не смущаясь. Вряд ли у него хватит денег на взятки, но он смог бы заставить подонка помучиться.
      – Нет, не шучу, – ответил Лукас.
      Она прикрыла глаза.
      – Постараюсь забыть о том, что вы говорили. Ваши методы кажутся мне не вполне законными.
      Губы Лукаса тронула едва заметная улыбка.
      Рейчел посмотрела на него так, как может смотреть женщина на мужчину, которого находит привлекательным.
      – Мне необходимо выйти замуж, и побыстрее, – сказала Рейчел.
      Выйти замуж? Лукас знал, что это когда-нибудь произойдет. Но после того как он нес ее на руках, ощутил ее нежное тело и вдохнул ее сладкий запах, эти слова причинили ему боль.
      – У нас нет времени на долгую тяжбу с Коллинзом здесь, в Омахе. Главное, немедленно отрезать его от всех денежных средств, особенно от тех, которые он получал как мой опекун.
      Лукас насторожился:
      – Почему немедленно?
      – Он собирается заманить в ловушку Уильяма Донована в копях «Синяя птица» и убить его.
      – Убить Донована? Ах он, уб… жабий потрох!
      Рейчел энергично кивнула.
      – Но если он перестанет быть моим опекуном…
      Мысль Лукаса лихорадочно работала, он обдумывал услышанное, но не мог сосредоточиться, так действовала на него эта женщина.
      – Тогда он не сможет от вашего имени отдавать приказы людям с копей «Синяя птица».
      Расхаживая по вагону, Рейчел оказалась всего в половине шага от Лукаса. Тихо ахнув, она повернулась, зашуршав платьем. Не смотрела ли она на него слишком долго через плечо? Но если и смотрела, то не так, как женщина, которая умеет флиртовать.
      – Да. Элиас купил копи несколько лет назад у старого друга, которому срочно понадобились деньги. А еще он продал долю Доновану – это была часть более крупной сделки.
      – Значит, Хамфрис, управляющий шахтой, отчитывался перед Бостоном!
      Рейчел опустилась на кушетку.
      – Совершенно верно. Поэтому мне необходимо сообщить лично ему о том, что я вышла замуж, чтобы он перестал помогать Коллинзу.
      – Нет! – воскликнул Лукас. – Вы не должны даже приближаться к «Синей птице», если речь идет о покушении на убийство.
      Она высокомерно выгнула бровь и стала больше похожа на ту женщину, которую он знал – которой нравилось бередить его ум, а не мужской интерес.
      Лукас расслабился, готовясь к увлекательному спору.
      – Мистер Грейнджер, необходимо спасти жизнь невинного человека. Это гораздо важнее, чем из мнимого благородства не подвергать женщину опасности. Как только мистер Хамфрис поймет, что я снова замужем, он перестанет помогать мистеру Коллинзу, что, собственно, и требуется.
      Чтобы управляющий копями в Неваде превратился в покорную овцу, повинуясь движению ее пальчика? Ужаснувшись ее оптимизму, Лукас хотел возразить, но Рейчел продолжала:
      – Помогите мне найти мужа. Чем быстрее, тем лучше, пока мистер Коллинз не обратился в суд, чтобы вернуть меня под свою опеку.
      Лукас нахмурился.
      Рейчел Дэвис – и какой-то мужчина в ее постели? Кто-то, кто будет благороден, вежлив и уважителен даже в спальне.
      Он глухо зарычал и начал расхаживать по ковру.
      Он ни за что этого не допустит! Раз уж она готова заключить брак по расчету, Лукас сам на ней женится.
      Лукас судорожно вздохнул.
      Миссис Дэвис права: лучшим способом спасти жизнь Доновану, принимая во внимание коварство Коллинза, было бы ее замужество. Лукас перед Донованом в неоплатном долгу. Донован помог ему отомстить за Эмброуз. Целой жизни не хватит, чтобы возместить этот долг. Женитьба на Рейчел сравняет счет.
      Перевешивает ли его старая клятва никогда не жениться возможность спасти жизнь Доновану?
      Лукас поморщился. Нет.
      Боже правый, а вдруг она опустошит его, как это сделала Эмброуз…
      Но Рейчел его друг. Она не ищет любви, а только защиты и тепла. На этой основе они могли бы построить надежные отношения.
      Но если он женится на ней, появится необходимость заводить детей. Впервые в жизни ему придется надеяться на то, что его семя даст плод. У них родится ребенок, красивый, умный, полный жизни. У Лукаса будет настоящая семья – исполнится его давняя мечта.
      Лукас улыбнулся.
      Но тут на него нахлынули страшные воспоминания, кошмар, который преследует его всю жизнь: черные волосы и синяя юбка, качающиеся на волнах.
      Он попытался прогнать видение, но тщетно.
      Лукас снова повернулся к Рейчел Дэвис, оценивая ее в качестве жены. Она выглядела дьявольски притягательно.
      – Сегодня вечером? – уточнил он, изумляясь тому, с какой стремительностью некоторые видения затопили его разум и разожгли кровь.
      Она была такой утонченной, что больше походила на богиню мудрости, чем на Венеру.
      Рейчел кивнула и посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц.
      – Если можно. Разумеется, я выйду только за порядочного человека.
      – Само собой. – Мысль его лихорадочно работала. – Дайте мне еще немного времени подумать.
      Он клялся, что не женится, если не будет уверен в том, что его непреодолимые плотские желания не вынудят его нарушить супружеские обеты. Оба его родителя, все братья и сестры его отца, оба его деда и одна бабка постоянно нарушали супружескую верность и не скрывали этого. Лукасу тогда не исполнилось и двенадцати. Повзрослев, он готов был наслаждаться чувственными удовольствиями, но не ценой потери чести.
      Если он женится на Рейчел Дэвис, ему придется блюсти брачные обеты и до конца дней своих быть верным ей одной. Близость с ней сулит ни с чем не сравнимое наслаждение. Он будет ласкать ее дивные груди, покрывать поцелуями ее тело.
      А главное, он спасет ее от Коллинза. Этот негодяй обладает в Бостоне реальным весом благодаря вековой истории своей семьи и их судовой компании, однако ему будет непросто выстоять против Грейнджеров.
      Семейство Лукаса придет в ярость, узнав, что он женится на девушке низкого происхождения, пусть даже обладательнице большого состояния.
      Его семья видела в нем только производителя потомства. Что ж, женившись на миссис Дэвис, он будет производить потомство для своих целей и целей Донована, а не для них. Великолепно!
      – Вы выйдете за меня замуж, миссис Дэвис? – решительно спросил он. – Сегодня же. Уверен, что смогу разыскать пастора в этом городе.
      Рейчел уронила сандвич, чуть было не перевернув чашку.
      – За вас? Никого другого нет?
      Она весьма умело поставила его на место.
      – В ближайшие несколько часов я не могу никого найти.
      Рейчел густо покраснела и промокнула стол салфеткой.
      – Прошу прощения, если я вас оскорбила, но мне казалось, что вы ярый противник брака. Почему вдруг на мне? Почему сейчас?
      – Ситуация, в которую вы попали, заставила меня пересмотреть мои взгляды на женитьбу.
      Она стиснула зубы.
      – Давайте сохраним дружеские отношения.
      Какого дьявола она артачится?
      – Коллинз появится здесь в ближайшие часы.
      – Нет! – Она с видимым усилием взяла себя в руки и перевела разговор в более разумное русло, продолжая тщательно следить за выражением своего лица: – Вы ничего не сказали мне о своих побуждениях.
      Проклятие! Почему она заставляет его думать и говорить о вещах, которых ему хотелось бы избежать?
      Он привел ей свои аргументы, хоть и не все. Она не вертихвостка, готовая поверить в надуманные сантименты.
      – Я здесь, я ваш друг. У меня есть деньги и семейные связи, чтобы справиться с Коллинзом. Ваш муж был моим первым командиром, а Донован спас мне жизнь. Если у вас нет на примете кого-нибудь другого… – Он сделал паузу, но Рейчел промолчала. Ее лицо оставалось непроницаемым. – Я предлагаю себя вам в качестве наиболее подходящего кандидата, который имеется здесь и сейчас.
      Рейчел перевела на него взгляд: она была явно изумлена. Ему отчаянно хотелось убедить ее – этот блестящий ум, соединенный со страстным сердцем, все то, что так долго могло сохранять жизнь Элиасу.
      – Я клянусь сделать все, чтобы вы и наши дети были спокойны и счастливы. И еще – оберегать вашу матушку и сестру, где бы они ни находились.
      Бог да поможет ему: он говорил это совершенно искренне!
      Она протянула руку через столик и вложила свои пальцы в его руку. На ресницах у нее дрожала слезинка. Ее ногти на секунду впились ему в ладонь, и легкая боль вернула его к жизни.
      – Спасибо вам… Лукас. Для меня будет честью стать вашей женой, и я молюсь, чтобы наш брак оказался удачным.
      Он поднял ее левую руку и поцеловал тот палец, на который будет надето его кольцо, гоня прочь свои страхи.
 
      Коллинз стремительно взбежал по ступеням в тамбур и ворвался в пульмановский вагон. Холлоуэй следовал за ним по пятам. Когда-то элегантный, салон теперь выглядел отвратительно: в ковер втоптали цветы и кофейную гущу, чашки и тарелки завалились на чайник, стоявший на буфете, отбитое донышко великолепного хрустального графина выглядывало из-под кресла. Он не обратил на все это никакого внимания, как и на наемную прислугу, которая отчаянно суетилась и металась с горячей водой и чистыми тряпицами под недоверчивыми взглядами его матросов.
      – Где он? Где мой мальчик? – Альберт Коллинз не узнал собственного голоса.
      Его люди отступили назад, освобождая проход к кушетке.
      Мейтленд лежал, вытянувшись во всю длину, голова у него была обернута окровавленным полотенцем. Лица не видно было, он не шевелился. Он был залит кровью по самые плечи, руки тоже были в крови, словно он до последнего сражался с тем, кто на него напал. От него разило ромом.
      Коллинз по-звериному взвыл. Боже правый, если Мейтленд умрет, его миру придет конец. Мейтленд был для него всем с того дня, когда родился, а его мать умерла. Все надежды на будущее Альберт Коллинз возлагал на сына.
      Холлоуэй содрогнулся, но не издал ни звука.
      Приготовившись к худшему, Коллинз потянулся к импровизированной повязке и приподнял ее. Он судорожно сглотнул, но не дрогнул. Ему приходилось вести корабли по кишащим пиратами южным морям и не раз вступать в драки в портах чужих стран. Он хорошо знал, что такое раны лица. Но эта?
      Мейтленд получил удар – почти резаную рану – у левого глаза. У него была порвана кожа до самой кости. Кровь запеклась и прилипла к ресницам. Рана была длинной и неровной, так что шрам будет ужасным.
      Рейчел Дэвис наверняка обдумала все заранее и обманула Мейтленда, иначе не смогла бы нанести ему такую рану.
      Будет чудом, если Мейтленд не ослепнет на один глаз. Возможно, левая сторона его лица будет постоянно опускаться вниз, кожа обвисать без поддерживающих ее мышц. Возможно, ему трудно будет есть, говорить или…
      Он может умереть от заражения крови.
      Проклятие! Рейчел Дэвис надо уничтожить, она заслужила это.
      Коллинз бережно вернул полотенце на место и едва слышно чертыхнулся, когда Мейтленд дернулся.
      Он бросил через плечо:
      – В отеле «Коззенз» остановился военный хирург. Доставьте его сюда.
      – Да, сэр!
      Холлоуэй сделал знак одному из своих людей, который поспешно двинулся к выходу.
      – Искупайте его в ледяной ванне, прежде чем впустить сюда. Он должен быть трезв, как стеклышко. Отмойте его до пояса карболовым мылом, как это делают высокомерные хирурги-французы.
      Матрос изумленно открыл рот, но тут же закрыл его. У него хватило ума не задавать никаких вопросов. Бросив быстрый взгляд на Холлоуэя, который ответил отрывистым кивком, матрос исчез.
      Не все ли равно ему, Альберту Коллинзу из Бостона, какой будет хирург, военный или гражданский, когда речь идет о жизни Мейтленда!
      – Холлоуэй.
      – Да, сэр?
      – Где сейчас миссис Дэвис?
      Остальные матросы замерли. Холлоуэй, надо отдать ему должное, не раздумывая ответил:
      – Миссис Дэвис, сэр, в настоящее время находится с мистером Лукасом Грейнджером в личном пульмановском вагоне Грейнджеров.
      Коллинз выпрямился, отдернув руку от Мейтленда.
      – Какого дьявола? С Грейнджером?
      Мейтленд застонал.
      – Тише, сын, тише. Все будет хорошо.
      «Особенно когда я смогу захватить эту адову шлюху!»
      – Я оставил двоих людей наблюдать за вагоном Грейнджера. Они не смогут уйти так, чтобы я об этом не узнал, – заверил его Холлоуэй.
      – Превосходно.
      С каким наслаждением он будет смотреть, как Рейчел Дэвис медленно и мучительно умирает, после того как эта злобная сучка ощенится.

      – Вы уверены, что желаете выйти замуж за мистера Грейнджера? – негромко спросил преподобный Андерсон. – Если нет, то мы с женой охотно оставим вас у себя, пока не сможем препроводить вас к вашим близким.
      Преподобный с женой, оба добродушные и очень наблюдательные, служили вечерню в своем небольшом храме, когда Рейчел и Грейнджер явились туда в поисках священника. Немногочисленные прихожане – простые труженики – были рады присутствовать на свадьбе. Ее дед чувствовал бы себя непринужденно в этом храме и среди его прихожан, в обстановке, которая так разительно отличалась от огромного собора и высокомерных гостей, когда она выходила замуж за Элиаса.
      Миссис Андерсон увела Рейчел в дом священника, чтобы привести ее в порядок. К счастью, Брейден, стюард Лукаса, уже совершил настоящее чудо, отчисти в ее платье от грязи и пятен крови. Лукас дожидался ее за дверью, готовый произнести слова обета.
      Она вот-вот должна была войти в семью записных прелюбодеев. Рейчел знала от Элиаса, что Лукас обычно держал при себе любовницу, чтобы удовлетворять свою похоть – даже в военных поселениях, где это непросто было устроить.
      Лукас – ее друг, но он был последним, кого Рейчел выбрала бы в мужья. Где гарантия, что он не станет вести себя так, как его родственники?
      Однако у нее не было выбора. Коллинз может появиться в любую минуту с решением суда и уволочь ее к себе. Она должна выйти замуж немедленно, если хочет спасти мистера Донована. Лукас – единственный мужчина, который оказался рядом и которого Коллинз не способен будет раздавить.
      Она бы чувствовала себя гораздо увереннее, если бы смогла поговорить с матерью. Но это было невозможно.
      Рейчел не верила, что Лукас с ней до конца откровенен. Но как она может им объяснить, что до смерти боится встречи с законным опекуном.
      – Спасибо вам, ваше преподобие, но я действительно хочу выйти замуж за мистера Грейнджера.
      Миссис Андерсон взглянула на мужа:
      – Вы еще не закончили с формальностями, милый. Разве по его взгляду не видно, что он женится на ней не для того, чтобы заполучить женщину, которая будет ему готовить и убирать дом?
      С губ Рейчел сорвался звонкий смешок. Преподобный Андерсон секунду вглядывался в ее лицо, а потом одобрительно кивнул:
      – Да, вы очень подходите друг другу. Я ни за что не стал бы связывать узами брака женщину, которую к этому принуждают. Но всегда с неохотой даю церковное благословение союзу исключительно по расчету. Однако это не ваш случай, раз вы улыбаетесь при мысли о браке.
      – Я иду к роялю, дорогая, – решительно объявила миссис Андерсон. – Когда услышите, что я заиграла «Иисусе, радость желанная», войдете.
      – Спасибо вам, миссис Андерсон.
      Пусть она не знает истинных побуждений Лукаса, пусть боится будущего – но брак с ним убережет ее от власти Коллинза и поможет спасти жизнь мистеру Доновану. Этого ей должно быть достаточно – пусть даже ее сердце неожиданно пропускает удар всякий раз, когда Лукас к ней прикасается.
      Миниатюрная женщина с озорными искрами в глазах, окруженных множеством морщинок, приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать ее в щеку.
      – Вы прекрасная пара, дитя мое, – тихо проговорила она. – Он будет вас оберегать, а вы научите его смеяться.
      Рейчел изумленно моргнула, но не успела ответить: миссис Андерсон исчезла, тихонько закрыв за собой дверь. Священник посмотрел на Рейчел:
      – Если передумаете…
      Она покачала головой.
      Он закрыл тему, прищелкнув пальцами, и продолжил:
      – Тогда мне надо позаботиться о том, чтобы ваш нетерпеливый жених не разнес храм, чтобы посмотреть, что за преграда стоит между ним и вашей свадьбой.
      Рейчел кивнула. У нее перехватило дыхание. Их забота о незнакомке превратила обряд в настоящую свадьбу, чего Рейчел не ожидала.
      Через минуту они услышали звуки рояля. Миссис Андерсон играла мелодии из произведений Баха. Войдя в церковь, Рейчел слегка дрожала.
      Лукас повернулся, вглядываясь в ее лицо.
      Рейчел секунду медлила, в последний раз оценивая его как свободная женщина. Женщина, которой предстоит делить с ним постель этой ночью и до конца ее дней.
      Его иссиня-черные волосы блестели в свете газовых ламп, ложась волнами, в которые ей хотелось зарыться пальцами. Вопреки мужской моде его подбородок был чисто выбрит, откровенно дразня окружающих своей силой и презрением к общепринятым правилам. А его губы, которые до этого он так плотно сжимал, немного смягчились и стали почти открыто чувственными – и невероятно притягательными.
      – Рейчел? – Его прекрасный низкий голос был таким же влекущим, как страстное прикосновение.
      Она подняла руку, чтобы проследить пальцами линию его губ и погладить его высокие скулы…
      На церковной скамье кто-то пошевелился, и скамья заскрипела.
      Рейчел решительно взяла Лукаса под руку.
      Вряд ли Рейчел собиралась прикасаться к лицу жениха прилюдно и уж тем более гладить его.
      Губы Лукаса тронула очень мужская улыбка, улыбка предвкушения, но он не проронил ни слова.
      Так улыбался Элиас, когда хорошо себя чувствовал и с нетерпением ждал наступления ночи. Рейчел вспыхнула при этом воспоминании и отвела взгляд от Лукаса.
      Он потрепал ее по руке. Миссис Андерсон продолжала играть на рояле. Лукас шагнул вперед, Рейчел последовала за ним к алтарю.
      Дорога к алтарю показалась ей слишком короткой, от его прикосновения сердце у нее учащенно забилось.
      В церкви яблоку негде было упасть. К прихожанам присоединились люди «Донована и сыновей», которые пришли с ней и Лукасом. Рейчел сожалела о том, что в этот момент рядом с ней нет матушки и сестры. Они разделили бы с ней ее радость.
      Она старалась не думать о людях, поставленных на страже у церкви на тот случай, если люди Коллинза вернутся с подкреплением.
      Она сделает все, чтобы их брак с Лукасом стал счастливым.
      – Возлюбленные дети мои, – начал преподобный Андерсон.
      Рейчел затаив дыхание слушала каждое произнесенное им слово, в то же время не сводя глаз с Лукаса, ее мужа. С этим мужчиной она связала себя до конца своей жизни. С ним надеется сегодня же зачать ребенка.
      «Отец наш небесный, смилуйся над нами»…
      Она произнесла слова обета твердо и четко:
      – Я, Рейчел, беру тебя, Лукаса, в мужья…
      Его взгляд был сосредоточен на ней и полон решимости.
      Лукас надел ей на палец кольцо, которое пришлось ей идеально впору. Рейчел сморгнула слезинку и мысленно поклялась стать Лукасу хорошей спутницей жизни. Ее тронуло до глубины души, что на пальце Лукаса она тоже увидела обручальное кольцо. Мужчины редко носили обручальные кольца.
      – Поцелуйте новобрачную, мистер Грейнджер, – объявил преподобный Андерсон.
      Лукас поцеловал ее в губы, чуть придерживая рукой за локоть. Сначала этот поцелуй был благопристойным приветствием, и она ответила на него столь же сдержанно. Но этого ей показалось мало для мужчины, который ее спас. Она положила свободную руку ему на плечо и чуть приоткрыла губы, демонстрируя свою готовность стать его женой в подлинном смысле этого слова. Его язык тут же скользнул по ее губам – чувственно и дразняще.
      Рейчел вздохнула. Она запрокинула голову, подставив губы его губам, и погладили его предплечье. Жар волной разлился по ее телу.
      Язык Лукаса проник ей в рот для продолжения игры.
      Раздался приветственный возглас.
      Лукас быстро вскинул голову. Рейчел поразила реакция присутствующих и ее желание, игнорируя посторонних, целовать мужа.
      Она надеялась, что причины, побудившие Лукаса на ней жениться, достойны того, чтобы за них сражаться: лишь тогда их союз выдержит любые испытания.
 
      Уильям Донован, приноравливаясь к сильной качке «Астории», с удовольствием слушал, как Картер хвалит своего десятилетнего сына. Каким-то образом следующее поколение Картеров обещало стать выше, сильнее и сообразительнее любых других молодых джентльменов, которые в настоящий момент создавали проблемы своим учителям в Сан-Франциско.
      Даже здесь, позади надстройки «Астории», резкий северный ветер грозил сорвать с него котелок и швырнуть в океан. Несомненно, это было глупо, но он не мог не прислушиваться, не поднимается ли наверх кто-либо из пассажиров.
      Солнце близилось к закату, и никто из находившихся на борту не мог рассмотреть, насколько близко они подошли к устью реки Колумбия, где в зимнее время бушевали штормы и высота волн достигала шести метров. Уильям молил Бога, чтобы шторм не усилился и чтобы его возлюбленная, но слишком самостоятельная супруга не вздумала выходить из каюты помогать остальным. Виола чувствовала себя совершенно уверенно при любой погоде. Но всякий раз, когда Уильям видел, как она спускается по трапу или пересекает палубу и при этом даже не думает держаться за фалы, его сердце замирало, и он возносил мольбу Деве Марии.
      В такой бурный вечер только горстка пассажиров стояла в этом небольшом укрытии. Некоторые пытались оценить силу шторма по белой пене брызг, срывавшихся с гребней волн. Другие пытались курить трубки или сигары, что весьма непросто на таком ветру.
      «Астория» зарылась носом в волну, бросив одного из пассажиров на сторону укрытия.
      Уильям схватил мужчину за руку, не дав ему упасть на палубу.
      «Астория» резко выправилась. Насмерть перепуганный мужчина обрел равновесие, ухватившись рукой за фал. Он что-то пробормотал и вырвался от Уильяма, после чего стремительно бросился к двери, которая вела внутрь.
      Уильям проводил его взглядом, подумав, что тот вряд ли снова появится на палубе до. полного штиля, который в это время года не бывает. Вернувшись на свое прежнее место и снова схватившись за фал, Уильям извинился перед Картером и возобновил прерванный с ним разговор.
      Уильям не переставал тревожиться за жену. Охранять Виолу было бы легче, если бы Дженкинс, его новый телеграфист, смог подменять его, вместо того чтобы засесть у себя в каюте – якобы из-за морской болезни, а не из-за виски.
      Ну что это он кудахчет, словно наседка над цыпленком! Виола обещала ему не уходить от других женщин – наверное, чтобы можно было играть с детьми.
      «Астория» на мгновение замерла на гребне очередной волны, а потом ринулась вниз. Вода рванулась на палубу, но тут же схлынула.
      Где-то дерево хлопнуло по дереву, и завибрировала вся палуба.
      Уильям стремительно повернулся и выглянул из ниши, прикрыв глаза рукой от брызг, которые летели от носа корабля. Все пространство палубы пересекали спасательные фалы. Однако мощные волны вполне способны были перебросить кого-то через веревки или сбить с ног и утащить за борт, тем более что часть фальшборта была разрушена.
      Крепкий десятилетний парнишка бежал к носу, подныривая под веревки. Его пыталась догнать худенькая женщина в плаще. Парнишку Уильям не знал, но дама…
      Уильям пришел в неописуемый ужас. Картер отшвырнул сигару.
      – Отец! – закричал парнишка и замахал им рукой.
      – Боже правый, это мой сын! – воскликнул Картер и выскочил из ниши, бросившись к сыну.
      Ветер сорвал капюшон с головы женщины, открыв светлые локоны. Виола, жена Уильяма, оказалась единственной, кто смог проворно побежать за постреленком Картера, который ускользнул, чтобы найти отца. Очередная волна начала подниматься за их спинами.
      Время остановилось. Уильяма словно парализовало. Деловые соглашения, сама жизнь – ничего не имело значения. Ему нужно добраться до женщины раньше, чем следующая волна обрушится на палубу.
      Мотор «Астории» пронзительно взвыл. Судно покачнулось, понеслось вниз, накренилось. Мальчишка пошатнулся и налетел на Виолу.
      Обожаемая жена Уильяма поскользнулась на мокрой палубе и упала. Парнишка с воплем отлетел в противоположную сторону.
      Уильям издал боевой клич, древний клич ирландцев, созданный для иного океана, и перемахнул через веревки. Подтягиваться вдоль них, как это делали матросы, бросившиеся им на выручку, было бы слишком долго. Картер бежал по диагонали туда, куда крен судна должен был отбросить его сына.
      Вода поднялась за бортом, наливаясь призрачным серебром, и взметнулась к небу.
      Виола скользила к фальшборту. Она была настолько худой, что пролетела бы между двумя перекладинами, если бы волна выбила еще одну планку. Но, благодарение Богу, страх ее не парализовал. Ей удалось ухватиться за один из фалов, мимо которых она летела.
      Виола резко остановилась, и ноги оказались направленными прямо к борту.
      «Астория» попала одновременно в килевую и бортовую качку. Виола не смогла удержаться на месте. Она начала соскальзывать, все ближе и ближе к кипящим водам Тихого океана. К водовороту, образованному водами Колумбии.
      Уильям перепрыгнул через канат и поймал ее одной рукой. С замирающим сердцем перекинул вторую руку через фал и прижал Виолу к груди. Если океан хочет заполучить одного из них, ему придется забрать обоих.
      Волна обрушилась на палубу яростным потоком соленой воды, затапливая его легкие, проникая сквозь одежду и даже кожу, отскакивая от настила. Это могло продолжаться пять минут, а могло – пять часов. Уильям знал одно: Виола – его обожаемая королева фей – часть его самого.
      Мотор «Астории» застонал, винт с трудом провернул кипящую воду. Судно начало медленно карабкаться на очередную волну, а вода отступила.
      Уильям хрипло вздохнул и посмотрел на Виолу: жива ли она.
      Тонкие пальцы прикоснулись к его лицу, чуть дрожа. Он поцеловал их, давая ей знак, что тоже жив.
      Сильные руки оторвали их от фалов.
      – Сюда, сэр! Нам надо отвести вас с палубы до следующей волны.
      Мистер Картер уже повел сына вниз.
      Уильям бережно поднял Виолу на ноги и направился к каюте. Он крепко обнимал ее, стараясь защитить от ветра. Уильям поклялся себе не спускать с нее глаз до конца плавания.
 
      Рейчел шла по коридору гостиницы рядом с Лукасом.
      Ее затянутая в перчатку рука лежала на сгибе его локтя. Надо было завести светский разговор или сказать нечто обольстительное, что говорили Лукасу другие женщины, чтобы отвлечься от того, что должно вскоре произойти: их брак с Лукасом Грейнджером должен стать реальностью! Однако Рейчел ничего не приходило в голову.
      Рейчел, как ни старалась, не могла увидеть в Лукасе ничего, что было бы присуще ему одному и чего она не заметила бы в его слуге или в преподобном Андерсоне.
      Тогда почему пульс ее учащался со скоростью океанской волны, готовой захлестнуть ее и увлечь за собой? Почему груди набухали при каждом вздохе, когда она ощущала запах его тела? Почему ее взгляд то и дело возвращался к его губам, словно моля о поцелуе?
      До чего же глупо она себя ведет! Рейчел так остро ощущала его рядом с собой – его сильную руку под ее пальцами, его ногу, касающуюся ее юбки и шевелящую оборку, когда они шли рядом, – словно они лежали рядом на кровати.
      Они заключили брак по расчету. Лукас будет любезен с ней на их супружеской постели, как подобает джентльмену и ее другу. Она должна молиться о нежности и не надеяться на страсть.
      Но мысли Рейчел порхали, подобно вспугнутым канарейкам. Лукас нисколько не похож на инвалида Элиаса, и вскоре Рейчел в этом убедится. Ждать осталось недолго.
      Воображение рисовало ей соблазнительные картины. Припухшие от поцелуев губы Лукаса, его тяжелевшие в страстном предвкушении веки…
      Ничего подобного Рейчел не испытывала в постели с Элиасом. Рейчел взяла себя в руки и прогнала прочь соблазнительные фантазии.
      – Рейчел, милая моя.
      Его низкий голос был негромким и волнующим. Рейчел вопросительно посмотрела на него.
      – Ты уверена, что хочешь завершить все это ночью? Мы могли бы подождать.
      Она покраснела и покачала головой.
      – Что же, если ты совершенно уверена…
      Он провел пальцем по ее щеке, затем по шее. Рейчел инстинктивно повернула голову так, чтобы полнее ощутить его почти невесомое прикосновение. Захлестнувшая ее горячая волна достигла лона, заставив Рейчел тихо ахнуть.
      Лукас обвел пальцем ее губы, задерживаясь на каждом изгибе.
      Рейчел едва держалась на ногах. Неужели он пытается создать видимость романтической брачной ночи?
      – Лукас, нас могут увидеть! – прошептала она, осознавая, что они стоят в длинном коридоре со множеством дверей.
      – Кому какое дело? Мы женаты.
      Рейчел изумленно посмотрела на него.
      Но не успела она опомниться, как Лукас подхватил ее на руки, тихонько рассмеялся и нежно провел языком по ее губам.
      Рейчел начала было возражать, но Лукас продолжал дразнить ее губы и язык.
      Рейчел едва слышно застонала, обвила его шею и приоткрыла губы ему навстречу.
      Лукас прошел в гостиничный номер и ногой закрыл за ними дверь. Его язык проник глубже в ее рот, приглашая ее язык вступить в игру. Одновременно он медленно спускал ее вдоль своего тела, пока ее ступни не коснулись пола.
      Лукас повернул ее так, чтобы Рейчел могла увидеть всю комнату, и глазам ее предстало фантастическое зрелище.
      Саше были разбросаны повсюду, наполняя номер густым ароматом летних роз. Высокие свечи стояли на всех поверхностях, готовые заменить резкий свет газовых ламп более мягким сиянием. На серебряном подносе стояла какая-то еда, а в ведерке со льдом – бутылка шампанского.
      Рейчел глазам своим не верила.
      – Когда ты все это успел?
      – Ведь это же наша свадьба, Рейчел. Ты не забыла? Я надеялся, что тебя порадует нечто большее, чем просто визит к регистратору. Я дал Митчеллу список всего необходимого, включая церковь и кольца, и он сделал все, о чем я его просил.
      – Непременно поблагодарю его. – Она повернулась к Лукасу. – Ты подарил мне настоящую свадьбу. Спасибо.
      Рейчел встала на цыпочки, чтобы поцеловать Лукаса в щеку, но он перехватил ее губы, и от его поцелуя у нее закружилась голова.
      Когда она снова перевела дыхание, то уже сидела на постели, а Лукас зажигал свечи, предварительно выключив газ. Теплое сияние превратило комнату в волшебный дворец.
      Лукас открыл шампанское и вернулся к ней, неся два бокала. Она взяла один, робко продев под его руку свою. Хорошо, что чувственное влечение сделает их первую ночь менее сложной и, надо надеяться, их дальнейшую супружескую жизнь тоже. Может быть, некоторое время он не будет ей изменять.
      – За нашу новую семью! – сказал Лукас и выпил шампанское.
      Рейчел тоже осушила свой бокал.
      – Лукас…
      Его глаза на близком расстоянии оказались не столько синими, сколько зелеными.
      Он провел краем своего бокала по ее губам. Ее ресницы опустились, а рот приоткрылся, принимая ласку.
      – Да, Рейчел? – выдохнул он у ее щеки.
      – Можно мне выпить еще шампанского?
      Он не сводил глаз с ее губ.
      – Если ты снова меня поцелуешь.
      Все ее тело вибрировало от желания.
      Прядь волос упала ему на лоб, Рейчел захотелось отбросить ее. Полуулыбка играла на его губах, смягчив строгие черты настолько, что на щеке обозначилась ямочка.
      Набравшись храбрости, она запустила руку в его роскошные волосы и поцеловала его. Ее кровь кипела, словно игристое вино. Пальцы гладили его кожу, шелк его волос падал ей на запястье.
      Он прошептал ей на ухо, согревая дыханием ее щеку:
      – Пора начать наш тайный пир. Чего ты хочешь? Устриц? Сыру? Шоколада? – Его взгляд из-под полуопущенных век был обжигающим. – Или можно еще раз попробовать мою жену?
      Она моргнула от неожиданности и провела языком по губам. Они никогда не обсуждали то, что ему нравится делать в спальне.
      – Лукас, наверное, нам надо немного поговорить…
      Он недоверчиво выгнул бровь:
      – Поговорить? Сейчас? Вместо того чтобы… – Он не договорил, и его губы снова овладели ее губами, а в следующий момент ее язык вступил в страстный поединок с его языком. Ритм его поцелуя бился в ее теле, унося все посторонние ощущения. Ее сердце начало биться в такт этому ровному и медленному пульсу. Где-то в самой глубине ее тела возник мягкий, яркий огонь, который волшебным образом был связан с его губами и ее грудью.
      Он оторвался от ее губ, заставив ее протестующе застонать, и стал покрывать поцелуями ее лицо, нежно прикусив кончик носа.
      – Ты страстная женщина, миссис Грейнджер, и невероятно сладкая. Я хочу попробовать каждый твой дюйм.
      На этот раз его поцелуй был более властным, а его язык агрессивно ворвался глубоко в ее рот.
      Рейчел прижалась к нему всем телом, забыв обо всем на свете.
      Когда он прервал поцелуй, ее веки отяжелели. Рейчел прикрыла глаза, а когда подняла веки, обнаружила, что на Лукасе нет ни фрака, ни жилета. Она не заметила, как он их снял. Теперь он был в одной сорочке, и Рейчел затрепетала. На шее у него пульсировала жилка. Рейчел представила себе, что в этом же ритме он скоро начнет двигаться в ней.
      Лукас стянул с нее перчатки и стал целовать ее пальцы, медленно посасывая каждый по очереди. Рейчел содрогнулась. Ее была дрожь, и она едва держалась на ногах. Что с ней будет, если Лукас станет ласкать ее более интимные места?
      – Лукас, что ты хочешь, чтобы я сделала для тебя?
      – Для меня, Рейчел? – Он приложил ладонь к своим панталонам, его жезл был в полной боевой готовности. – Наслаждайся, дорогая моя.
      – Но я должна…
      Он поцеловал по очереди обе ее ладони.
      – Извиваться от страсти на кровати?
      – Ох, Лукас…
      Она закрыла глаза, воображение нарисовало ей такие картины, от которых тело ее плавилось от желания.
      Лукас рассмеялся. Его смех был похож на рычание льва. Рейчел содрогнулась, и ее бедра непроизвольно подались навстречу ему.
      – Рейчел, перед тобой не устоял бы даже архангел! – проговорил Лукас, блестя глазами.
      Хрипло дыша, он бросил ее накидку на стул и быстро расстегнул жакет. Он целовал и лизал каждую частицу ее обнаженного тела. К тому моменту, когда обнажились ее плечи, она уже извивалась под ним, бесстыдно моля о большем.
      Вскоре Рейчел перешагнула через упавшие юбки. Турнюр и нижняя юбка исчезли еще быстрее, потому что Лукас обнаружил волшебные местечки у нее на шее, где одного-единственного поцелуя – или нежного укуса! – было достаточно для того, чтобы заставить ее запрокинуть голову и стонать от сладкой муки, отчаянно моля о новом пьянящем прикосновении его губ.
      Рейчел извивалась в объятиях мужа, терлась ноющими грудями о его грудь, а пламя страсти, бушующей в ней, разгоралось все ярче и ярче.
      Лукас опрокинул ее на кровать. Рейчел упала, раздвинув ноги.
      Глаза Лукаса сверкали и при свете свечей казались совершенно зелеными.
      Жемчужина ее набухала и напрягалась.
      Лукас пальцем нащупал ее жемчужину и стал поглаживать.
      Рейчел ахнула, лихорадочно мечась на подушках, забыв о прическе. Она подавалась навстречу его пальцу, искала знакомого наслаждения от прикосновения мужчины. Элиас так хорошо умел доставлять ей наслаждение таким способом.
      Лукас хрипло засмеялся и снова стал водить пальцем вокруг ее лона, затем скользнул внутрь. Рейчел со стоном выгнулась.
      Лукас раздвинул ей ноги, склонился над ней и в следующее мгновение стал ласкать языком жемчужину. Рейчел вскрикнула и приподнялась навстречу ему.
      Его пальцы играли с ее ягодицами и бедрами – но постоянно возвращались к ее лону.
      Лукас разделся, демонстрируя свой жезл, находившийся в полной боевой готовности, а затем ввел еще один палец в ее лоно, и Рейчел замерла, изумляясь тому, как глубоко он проник.
      Она рванулась навстречу Лукасу, когда наконец он приподнял ее бедра и прижал к своей плоти. Его руки подрагивали, дыхание стало хриплым. Рейчел обхватила его руками и ногами и стала двигаться в одном ритме с ним. Лукас входил в нее снова и снова.
      Он просунул руку между их телами и нежно потер ее жемчужину.
      Разрядка наступила мгновенно. Рейчел взлетела на вершину блаженства, за ней последовал Лукас, излив в нее свое семя.
      Лукас прижал ее к своей груди! Его дыхание чуть шевелило ей волосы. Рейчел зевнула, пристроила свои ноги между его ногами и прикрыла глаза.
      В следующий раз она обязательно спросит его, где ему хочется ощутить ее поцелуи. Он так и не ответил на ее вопросы. Вообще не стал говорить о том, как им насладиться друг другом, – просто позаботился о том, чтобы это произошло.
      Рейчел улыбнулась и закрыла глаза. Она хотела поговорить с Лукасом, но не могла вспомнить о чем.
      В следующее мгновение она уже крепко спала.

      Лукас задержался в тени за стенами отеля. Он предпочел бы остаться в постели с Рейчел. Он ушел, пока она мирно спала, а на тот случай, если, проснется в его отсутствие, оставил ей записку, где объяснил, что ушел проверить «Императрицу». Только вряд ли она скоро проснется после треволнений последних часов и их первой брачной ночи.
      К несчастью, чутье подсказывало ему, что он должен оказаться сейчас именно там. Он осмотрелся, прислушался. Было чертовски тихо, как бывает на мирных улицах, а не в ожидании нападения.
      Где, черт подери, Коллинз? Этот ублюдок наверняка строит какие-то планы, чтобы снова захватить Рейчел и наказать ее за то, что поранила Коллинза-младшего. Не дай Бог, если он займется «Императрицей». Вагон, сделанный из дерева, мгновенно вспыхнет, словно костер.
      Лукас вышел на лунный свет, который то и дело исчезал из-за плывущих в небе облаков. Спустя мгновение один из дежурных знаком дал ему понять, что все спокойно, и Лукас побежал к станции, где находилась «Императрица».
      Лукас остановился в квартале от нее, чтобы оценить обстановку. Все выглядело так, как и должно было: ухоженный частный пульмановский вагон, позади него – вокзал с огнями, мерцающими в густом смоге, наползающем от депо, и трущобы всего в нескольких кварталах от сортировочной станции. Сейчас, после полуночи, только в трущобах кипела жизнь.
      Как ни странно, в трущобах было тише, чем обычно в этот час.
      Лукас скользнул в тень и осторожно двинулся вперед.
      Скопление дергающихся факелов, словно огромный зверь, вырвалось из трущоб и понеслось к «Императрице».
      – Давайте, парни! – Это был голос главного громилы Коллинза, Холлоуэя. – Помните: сотня долларов золотом, если доставите мне женщину целой.
      Они не знают, что Рейчел в отеле? Впрочем, Лукасу было известно, что ни один шпион не последовал за ними после свадьбы. Видимо, Коллинз был не в себе, раз не провел разведку «Императрицы» более тщательно.
      Толпа ринулась вперед.
      Лукас вломился в драку, обнажив кинжал. Выпад, взмах, удар – и убит мерзавец, который собирался пырнуть ножом одного из лучших кузнецов «Донована и сыновей». Лукас схватил в одну руку факел упавшего громилы, в другую – кинжал, и началась кровавая схватка.
      Но подонки все прибывали и оттесняли его людей к «Императрице». От факелов шел сильный жар, который слепил ему глаза и обжигал лицо. Этот жар резко контрастировал с ледяным холодом, исходившим от площадки, на которой они дрались. Если хотя бы один из факелов доберется до вагона, он загорится, а тушить пожар будет трудно, потому что вода в бочках замерзла.
      Факел взлетел вверх и, описав огромную дугу, упал всего в шаге от «Императрицы». Брейден и Лоусон, очень заметные в их ливреях, рванулись к нему и залили водой.
      Лукас толкнул одного из громил на того, кто швырнул факел. Оба упали, увлекая за собой своих дружков. Однако им на смену появились новые.
      Проклятие! Сколько людей подкупил Коллинз?
      Позади «Императрицы» раздалось рычание, стремительно переросшее в рев. Отряд рабочих «Юнион Пасифик» – механиков, стрелочников, ремонтников – выбежал оттуда. У всех на плечах были тяжелые инструменты.
      Трущобные крысы затормозили, переминаясь с ноги на ногу.
      Отряд надвинулся на них. Рабочие начали постукивать своими инструментами по мозолистым ладоням, демонстрируя хорошее владение этими смертоносными кусками железа и дерева.
      Трущобные крысы развернулись и сбежали в свои норы, унося с собой своих раненых и преследуемые насмешками победителей.
      Лукас проводил их взглядом и улыбнулся. Война не закончена, но Коллинз хорошенько подумает, прежде чем попытается второй раз напасть на вагон Лукаса.

* * *

      Чуть позже Лукас бесшумно вошел в свой гостиничный номер, придержав задвижку так, чтобы она не издала даже самого тихого щелчка, и тихо замурлыкал при виде того, что его там ожидало.
      Рейчел спокойно спала – и один луч лунного света падал на ее безупречный профиль. Она была обнажена – слава Создателю! – и ее губы чуть припухли, привлекая его внимание к их чувственным линиям. Говоря по правде, Рейчел была воплощением всего, чего он желал от женщины.
      Боже правый, как она целуется! Ему следовало бы понять, что откровенное удовлетворение Дэвиса этим супружеством было вызвано не только умом Рейчел и ее навыками сиделки. Накануне ночью Лукас мог бы часами наслаждаться ее вкусом и прикосновениями. А как ее язык сплетался с его языком в страстном танце! Только вот ее бедра, ритмично качавшиеся под ним, заставили его отвлечься, также как и ее груди.
      Ему не трудно будет зачать с ней ребенка, особенно если учесть то, как полно она наслаждается плотскими утехами.
      Рейчел что-то пробормотала и перекатилась на постели, демонстрируя обнаженное плечо и руку, которые могли бы украсить любой храм в Акрополе Афин. У него пересохло во рту от мучительной потребности целовать и вылизывать каждый сладкий дюйм ее тела.
      Уже через две секунды он бесцеремонно повесил пальто на крючок и нетерпеливо стаскивал с себя сапоги. Скинув подтяжки с плеч, он расстегнул пуговицы на брюках.
      Раздевшись, Лукас медленно провел руками по телу, воспользовавшись маслом с ароматом сандалового дерева, которое Митчелл предусмотрительно для него приготовил. Полузакрыв глаза, он сосредоточился на своих ощущениях, чтобы еще больше возбудиться. Искры наслаждения поднимались ему в пах и растекались по всему телу, ускоряя пульс и дыхание.
      Поток ледяного воздуха ударил ему по ногам, вырвавшись из-под двери. Лукас подскочил, проклиная гостиницы, где невозможно уберечься от сквозняков. Лукас посмотрел на Рейчел. Она лежала спиной к нему.
      Рубашкой он быстро смахнул с волос снег и осторожно лег в кровать. Он устроился так, чтобы видеть ровную ложбинку у нее на спине и ее изящное плечо. Теперь их разделяли считанные дюймы.
      Проклятие, до чего хорошо от нее пахнет! Чисто по-женски, без приторно-сладких духов. Ощущался только легкий оттенок мускуса. Тело покалывало от чувственного напряжения, словно каждый его дюйм, каждый мускул и нерв снова хотели ее. Лукасу стало трудно дышать, а соски напряглись.
      Рейчел что-то пробормотала и прижалась к нему всем телом. Это было бессознательное, уверенное движение любимой жены, а не шлюхи, которая может заработать больше, занимаясь другими делами, а не просто засыпая рядом с мужчиной, и потому редко позволяющая себе нечто подобное.
      Застигнутый врасплох, Лукас застонал от глубочайшего наслаждения. Их тела сдвинулись, настолько тесно, что достаточно было малейшего движения, чтобы он начал получать удовлетворение.
      Лукас закрыл глаза. Их тела идеально подходили друг другу.
      Рейчел снова пошевелилась, но не отодвинулась от него, а потерлась ягодицами о его член.
      У Лукаса перехватило дыхание. Левая рука, которая в это мгновение скользила вперед, чтобы обхватить ее грудь, замерла неподвижно.
      Рейчел снова потерлась о него.
      Лукас тихо ахнул: невероятные потоки наслаждения потекли по его позвоночнику и к его соскам. Ничего из того, что он делал прежде – а он всегда старался вкусить новые плотские удовольствия, когда ему предоставлялась такая возможность, – не казалось ему настолько приятным, как этот результат ее спонтанных движений.
      – Рейчел…
      – Ты не спишь?
      Голос у нее был не сонный.
      Лукас хрипло рассмеялся и обнял ее.
      – Конечно, сплю.
      Он поймал ее грудь левой ладонью и стал пальцем чертить круги по ее нежной коже.
      Она снова повела бедрами и положила голову ему на плечо.
      – Ты был на улице, – заметила Рейчел.
      – Гм.
      Он с наслаждением гладил ее грудь, радуясь тому, что она охотно идет ему навстречу. Одного прикосновения ее ягодиц было бы достаточно, чтобы и святой обезумел. Проклятие! Это было не хуже самой умелой и долгой работы руками, какую он когда-либо знал. Острые уколы желания распространялись по его телу при каждом ее движении.
      Его правая рука лежала у нее на животе, двигаясь все ниже, к ее жемчужине. «Ты ведь не можешь не испытывать хотя бы доли того возбуждения, какое чувствую я»…
      Она вздохнула и расслабилась, поглаживая его левую руку. Он ласково погладил и чуть сжал ее грудь, заставив Рейчел застонать и еще теснее прижаться к нему бедрами.
      – Лукас!
      Отлично. Судя по ее голосу, ей нравится то, что он делает.
      Она снова пошевелилась. Он просунул палец между ее бедрами и начал дразнить жемчужину.
      – Лукас! В этом положении ты кажешься мне даже больше, чем вчера ночью. Неужели все это… ох!.. было тогда во мне, или оно увеличилось в размерах?
      Лукас замер.
      Старая ревность проснулась в нем, обжигая самые глубокие его тайники. Лукас дал ей больше плотского наслаждения, но Дэвису принадлежало ее сердце. Наверное, из-за этого она так долго не соглашалась выйти за него замуж.
      Что ему делать, черт побери?
      Он может запечатлеть себя в ее памяти, ставить на ней клеймо своего обладания всякий раз, как они будут заниматься любовью. Этого должно быть достаточно.
      Его пальцы пошевелили ее потайные складки. Он поцеловал ее в затылок и еще усерднее начал ласкать груди.
      – Да, было, милая моя Рейчел, – промурлыкал он ей на ухо, – и в следующий раз это доставит тебе ничуть не меньшее наслаждение.
      Он прихватил мочку ее уха зубами и пососал.
      Она тихо застонала и выгнула шею.
      Проклятие, до чего она хороша! Рейчел двигалась так легко и непринужденно, словно бегущая по лугу лань.
      Она провела ладонью по его бедру: это была единственная ласка, которую она могла дать ему осознанно. Она попыталась повернуться к нему лицом, но он помешал ей, просунув палец в ее лоно.
      – Нет. Мне так нравится. А тебе?
      Он медленно повернул палец внутри ее, проверяя, насколько она готова. Ее бедра жадно подались вперед, понукаемые его жезлом.
      – Я не вижу твоего лица! – хрипло запротестовала Рейчел, Лукас едва сдерживался. Жезл причинял ему невыносимую боль, требуя удовлетворения желания.
      Не обращая внимания на ее возражения, он просунул в ее лоно второй палец.
      Рейчел со стоном сдалась, так же, видимо, как накануне ночью. Влага потекла по его руке, свидетельствуя о ее готовности и облегчая ему путь.
      – Правильно, умница моя, – приободрил се Лукас.
      – Лукас, пожалуйста!
      У Рейчел перехватило дыхание, когда его третий палец оказался у нее внутри.
      Он приподнял ей ногу, открывая ее для себя, и передвинулся.
      Рейчел попыталась повернуться лицом к нему.
      Его член скользнул по ее спине.
      Рейчел была близка к оргазму.
      Лукас вошел в нее. Прошлой ночью он испытал настоящее наслаждение, поскольку впервые обладал женщиной, не надевая кондом. Он давно об этом мечтал и моментально потерял над собой контроль.
      Рейчел оказалась горячей и влажной. Нежные мышцы обхватывали его жезл, увлекая его все глубже и глубже, лаская его. Лукас запрокинул голову и застонал. Его бедра бились о нее.
      Волны ее оргазма начали стихать, и тогда он снова дотронулся до нее рукой.
      «Не спеши, Лукас. Ты знаешь, как снова унести ее на вершину блаженства».
      Он сжал зубы и постарался справиться с собой – ради них обоих. Он двигался в ней медленно и ритмично, водя свободной рукой по ее жемчужине. От приближающегося оргазма у него потемнело в глазах.
      Тело Рейчел снова запульсировало вокруг его члена, и она поймала его за руку, впившись в нее ногтями.
      Наконец-то! Он стал двигаться быстрее и испытал ни с чем не сравнимое блаженство, когда она стала выкрикивать его имя.
      Он вошел в нее раз, другой, и его семя заполнило ее лоно.
      Когда оба достигли экстаза, он повернул ее лицом к себе.
      – Рейчел, милая, обещаю, что в следующий раз мы будем смотреть друг другу в глаза.
      Она устремила на него затуманенный взгляд.
      – Тиран. Ты ведь не жалеешь, что овладел мной сзади?
      Он попытался спрятать улыбку.
      – А ты жалеешь?
      Она возмущенно фыркнула:
      – Не жалею. Хоть ты и тиран.
      Рейчел задремала, положив голову ему на плечо.
      Тиран! Лукас улыбнулся и крепче прижал ее к себе. Они буквально прилипли друг к другу. Это был не пот. Это было его семя.
      Второй раз в жизни он попытался зачать ребенка – еще одно маленькое существо, которое может погибнуть по его неосторожности…
      Он побледнел. Его сковал леденящий ужас. Он уже готов был отстраниться от Рейчел и потребовать, чтобы она сделала спринцевание.
      За стенами, у них под окном, кто-то засвистел «Милашку Кэтлин». Этот мотив люди «Донована и сыновей» часто использовали как пароль. Поставленные им часовые несли охрану на тот случай, если Коллинз снова попытается напасть на Рейчел. Единственной защитой для нее было рождение ребенка, который унаследует состояние Дэвисов, и Коллинз потеряет опекунские права. Лукас женился на ней и поклялся ее защищать, а для этого у них должен родиться ребенок.
      Лукас положил ладонь ей на живот – возможно, она уже зачала.
      «Клянусь тебе, малыш, что буду защищать твою маму ценой собственной жизни. Я выучил этот урок. И не подведу тебя, чего бы мне это ни стоило».
      Он судорожно сглотнул и заставил себя расслабиться.
 
      Туман накрыл все депо, тяжелый и влажный. Двигатель локомотива терпеливо пыхтел, металл дребезжал и звенел, сообщая о том, что формируется состав. Гудок еще одного локомотива донесся издалека.
      Коллинз ждал у путей. Мейтленд медленно спустился из арендованного ими пульмана, рывком подняв воротник как можно выше, чтобы прикрыть свои повязки.
      Взглянув на него, Коллинз глухо зарычал и провел большим пальцем по кинжалу у себя в кармане. Эту сучку мало убить за то, что она сделала с его единственным сыном. Мейтленд чуть было не остался без глаза.
      Военный хирург тщательно зашил раны, но заявил, что шрам останется на всю жизнь, что из-за инфекции он может ослепнуть и жить ему осталось недолго.
      Сразу же после ухода хирурга Коллинз стал точить кинжал, доставшийся ему от отца и деда. Рейчел Дэвис нужно преподать урок. Он воспользуется этим кинжалом, чтобы изуродовать ее так же, как она изуродовала его сына.
      – А я думал, п-поезд уходит в одиннадцать, – заметил Мейтленд, подходя к отцу.
      Коллинз сжал губы. Мейтленд говорил невнятно из-за швов, которые были так близко от его губ. И от настойки опия, которую хирург использовал» чтобы его обездвижить. «Будь она проклята, проклята, эта сучка!»
      – Главная часть поезда не уходит. Но мы отправляемся с этим грузовым составом, чтобы успеть на рабочий поезд. Это снегоочиститель, который идет перед пассажирским поездом, освобождая путь. Мы сэкономим меньше часа.
      Здоровый глаз Мейтленда сверкнул.
      – Достаточно, чтобы причинить неприятности.
      – Или что-либо похуже, – согласился Коллинз. – Не сомневаюсь, Хамфрис устроит все на «Синей птице» именно так, как нам надо. Донован с самого начала раздражал его своими требованиями точной отчетности.
      Мейтленд кивнул.
      – Т-телеграфируй ему указания с п-поезда, чтобы он знал, что д-делать.
      Сначала ему необходимо разделаться с этим ирландским выскочкой, а не с Рейчел Дэвис, как это ни печально. Крайне обидно, что поспешное нападение на ее убежище в личном вагоне Грейнджеров провалилось и стоило ему слишком большого количества его самых надежных людей – тем более что он узнал, что на самом деле она в тот момент находилась в шикарном частном отеле. Теперь у него не осталось ресурсов, чтобы открыто соперничать с Грейнджером.
      Но у Донована есть возможность отдать его под суд за мошенничество или обрушить на его голову гнев банкиров Калифорнии и их весьма влиятельных союзников. Как бы то ни было, ему необходимо сначала уничтожить его, а потом уже сучку.
      – Ты уверен, что Донован ничего не узнает?
      Похоже, Мейтленд стал чувствовать себя лучше, раз способен принимать во внимание подобные моменты.
      – Этот корабль прибудет в Сан-Франциско только через несколько дней. Но и потом подкупленный мной телеграфист не станет передавать ему обо мне никакой информации. Значит, Донован должен отправиться с корабля прямо на поезд, ни о чем не подозревая.
      – Ты подкупил личного телеграфиста богача, который находится на другом конце страны? Отличная работа, отец!
      Коллинз позволил себе быструю усмешку. Судя по звуку, двигатель паровоза стал работать мощнее.
      – Похоже, наш транспорт готов. Завтрак тоже должны были приготовить. Ну что, уезжаем из этого жалкого городишки, сын мой?
      Мейтленд кивнул.
      – Когда будем возвращаться д-домой, давай поедем морем, как п-подобает Коллинзам, минуя эту клоаку, – сказал он.
      У Коллинза болезненно сжалось сердце. Проклятие! Его сын должен был бы говорить с такой же уверенностью в себе, какая была у него неделю назад, до того, как Рейчел Дэвис его покалечила.
      – Конечно, морем, – согласился Коллинз. – Триумф семьи всегда следует отмечать согласно традициям.
 
      Первые лучи солнца осветили вестибюль, когда Рейчел спустилась туда, опираясь на руку Лукаса. Все с любопытством смотрели на них. Молодые люди приехали в город порознь и поспешно заключили брак.
      Лукас гневно осмотрелся, вид у него был далеко не дружелюбный. Поэтому все перестали смотреть на молодоженов, притворившись, будто никого не интересует эта супружеская пара.
      Рейчел удивленно на него посмотрела. Он раздражен и потому предостерег взглядом людей, чьим единственным преступлением было любопытство? Им грозит опасность? А может быть, у него есть для этого какая-то личная причина?
      Хорошо хоть, что он устроил ей долгую горячую ванну и массаж, так что она способна идти, а не ковылять, словно древняя старуха. Прошло больше года с тех пор, как она спала с Элиасом, но даже и тогда ее страсть не бывала так полно утолена. Если бы Лукас не позаботился о ней с такой нежностью, тщанием и умением, она с трудом волочила бы ноги.
      Темноволосый мужчина открыл перед ними входную дверь. Кожаная куртка красноречивее всяких слов говорила о том, кто он такой.
      – Доброе утро, мэм, Грейнджер, – проговорил Митчелл по-виргински нараспев. Он держался также услужливо, как в тот момент, когда спас их от громил Коллинза. – У крыльца ждет кеб.
      От холода у Рейчел перехватило дыхание. Воздух здесь был гораздо суше, чем в Бостоне с его морскими ветрами. Лукас привлек ее к себе и накрыл ее руки своими. Она была тронута его заботой, а вот примириться с тесной близостью к его пистолетам ей было гораздо труднее.
      В этот ранний час улицы был пустынны. Несколько лавочников подметали тротуары перед своими магазинами или выкладывали образцы товаров. Один-единственный прохожий, явно не в лучшем состоянии, медленно плелся вверх по крутой улице к гостинице.
      Лукас все время был настороже, ведя Рейчел вниз по ступеням крыльца. Она удивлялась его странной реакции на обычную уличную сценку.
      Когда он стал осматривать крыши, Рейчел хотела спросить его, в чем дело, но первым заговорил Митчелл:
      – Наши люди заняли господствующие позиции, но беспокоиться о снайперах нет особой нужды: Коллинз утром уехал.
      Лукас пристально посмотрел на него, но промолчал. Лишь когда они сели в кеб и направились к железнодорожному вокзалу, спросил:
      – Уехал? Но пассажирский поезд уходит только после полудня!
      – Он прицепил свой личный вагон к грузовому составу.
      Рейчел изумилась:
      – Они идут очень медленно и сходят на запасные пути всякий раз, когда надо проехать пассажирскому поезду!
      Митчелл пожал плечами:
      – Мне это тоже показалось странным, потому что ему вряд ли удастся сохранить разрыв достаточно долго.
      – Как долго ему это удастся? – спросил Лукас. Он обнимал Рейчел за плечи и использовал свое тело как амортизатор, оберегая ее от рывков и ударов наемной кареты. – Ты помогал Гиллеспи отправлять грузы через Скалистые горы. Что скажешь?
      – Если принять во внимание расписание поездов и погоду? Один день, если погода не ухудшится.
      – Что позволит ему добраться до Шайенна первым. Или даже до Ларами, – в раздумье проговорил Лукас. – И тогда он сможет успеть на рабочий поезд со снегоочистителем.
      – А мы поедем с главным составом, несколькими милями дальше, – подтвердил Митчелл.
      Наступившее молчание было мрачным.
      – О чем вы говорите? Разве снегоочиститель не прицепляют прямо к пассажирскому поезду? – удивилась Рейчел.
      Лукас посмотрел на нее – и его черты стали намного суровее, чем этим утром в спальне их гостиничного номера.
      – Нет, зимой «Юнион Пасифик» делит свои большие поезда, идущие с востока на запад, на три части. Сначала рабочий поезд со снегоочистителем и теплушкой с людьми, которые будут отгребать снег.
      – А спустя примерно час идет главный состав с пассажирами первого класса. Еще через шесть часов – состав для эмигрантов, – сказал Митчелл.
      Рейчел кивнула, мысленно представляя себе разницу в вагонах. Пассажиры первого класса едут в условиях, которые соответствуют уровню лучших отелей. А вот составы для эмигрантов еще хуже тех перенаселенных нищих трущоб, которые сгорели в Бостоне несколько месяцев назад.
      – Разве этого недостаточно, чтобы проехать при любой погоде?
      – Да, если имеется снегоочиститель и если все три состава идут достаточно близко друг к другу, – подтвердил Лукас.
      – Это нелепо! – воскликнула Рейчел. – Конечно же, снегоочиститель должен быть! Трансконтинентальная железная дорога – это одно из чудес света!
      Лукас рассмеялся и чуть выше натянул на нее бизонью шкуру.
      – Железная дорога не только должна быть рассчитана на капризы погоды: это доходное предприятие группы корыстолюбивых людей, которые не всегда нанимают умных и исполнительных подчиненных.
      – Что ты имеешь в виду?
      – При сильном ветре путь может занести снегом за считанные минуты, так что любой пассажирский поезд вынужден будет остановиться, если даже он находится очень близко к снегоочистителю, – своим протяжным говором сообщил ей Митчелл.
      – Но на весь Вайоминг есть всего один снегоочиститель, – продолжил список опасностей Лукас. – В прошлом году главный управляющий разобрал его почти на всю зиму – просто для того, чтобы посмотреть, как он устроен.
      Рейчел изумленно уставилась на него.
      – Известны случаи, когда рабочие поезда продолжали двигаться на запад, когда их пассажирский состав отстал, и даже не пытались с ним воссоединиться, – добавил он.
      – Боже правый! – прошептала Рейчел. – Мы можем застрять!
      – Это случилось во время очень суровой зимы, когда запасы продуктов таяли на глазах. – Голос Лукаса звучал очень мягко, а широкополая шляпа скрывала от нее выражение его лица. – В это время года путешествовать очень опасно, моя дорогая.
      – В таком случае, джентльмены, нам следует поспешить к нашему поезду, – решительно проговорила Рейчел. – Чтобы ехать с главным составом.
      – Кто сейчас управляющий в Ларами? – обратился Лукас к Митчеллу.
      – Кинкейд. Но после прошлой зимы он взял отпуск на январь и февраль.
      Лукас возмущенно хмыкнул:
      – Вполне в его духе. А как насчет его заместителя?
      – Левенторп всегда готов предоставить любые услуги последнему из тех, кто предложил ему самые крупные деньги, – ответил Митчелл и после паузы добавил: – Но только золотом. Он южанин и не желает иметь дела с банковскими чеками или купюрами.
      – Ты уверен, что он не янки – при таком-то упрямстве? Ну что ж, телеграфируй ему и попробуй договориться с ним, как южанин с южанином.
      – Хорошо.
      – И телеграфируй Малышу в Денвер. Попроси его отправиться в Шайенн и узнать о Коллинзе как можно больше.
      – Думаю, к нему присоединится Лоуэлл, хотя бы для того, чтобы избавиться от скуки.
      Лукас застонал.
      – Ну, у Малыша, наверное, больше шансов удержать Лоуэлла от глупостей, чем у кого бы то ни было, особенно если они будут вдали от цивилизации. Может, они временно присоединятся к рабочим, отгребающим снег, чтобы оказаться на этом рабочем поезде.
      – Я немедленно отправлю каблограмму, сэр.
      Митчелл постучал по крыше кеба. Карета остановилась, и, попрощавшись, Митчелл исчез.
      – Было бы проще, если бы мы могли предупредить самого Донована, – сказал Лукас.
      – А почему мы не можем?
      – Он сейчас плывет из Сиэтла в Сан-Франциско.
      Рейчел досадливо поморщилась.
      – К тому же у нас пока нет доказательств того, что Коллинз совершил что-то незаконное. Так что власти нам помогать не станут.
      – Придется действовать самим, – согласился Лукас. – Но возможно, нет нужды бить непосредственно по Коллинзу.
      – Что ты хочешь сказать?
      – Как твой муж, я могу стать твоим опекуном, не так ли?
      Рейчел расплылась в улыбке. Ох, как хорошо иметь своим союзником Лукаса, который не только блокирует все мошеннические шаги Коллинза, но и, возможно, станет ее главным опекуном! Чего бы она ни дала, чтобы увидеть лицо Коллинза в тот момент, когда он об этом узнает!
      – Конечно, можешь.
      – Тогда я телеграфирую отцу, чтобы он подал иск.
      Лукас собирается приказать отцу обратиться в суд? Рейчел представила себе, как она велит собственному отцу сделать нечто подобное или как батюшка Дэвис покорно повинуется приказам Элиаса.
      – Ты уверен, что он выполнит твою просьбу?
      – Конечно, выполнит, когда поймет, какие деньги сможет получить семья.
      Рейчел нахмурилась. Неужели обогащение, а не любовь может быть единственным побуждением помочь собственному сыну?
      И почему тогда Лукас на ней женился? Судя по его словам, он презирает меркантильные соображения.
      – И нет никаких других доводов, которые ты смог бы упомянуть?
      – Никаких, к которым он прислушался бы.
      По тону Лукаса чувствовалось, что он не желает новых вопросов.
      Рейчел содрогнулась, с ужасом представив себе, сколько раз Лукас должен был пытаться получить отцовское благословение. Однако другого отца у Лукаса нет, и она не станет причинять ему боль. Попытка приказать отцу могла окончиться ссорой, если между отцом и сыном есть хоть какое-то сходство.
      Рейчел видела, что Лукас напрягся, и сказала:
      – Однако положение изменилось, поскольку ты теперь человек женатый, а у твоего отца появилась перспектива стать дедом.
      – К чему ты клонишь? – В тоне Лукаса звучало раздражение.
      Рейчел мысленно молилась о том, чтобы женская дипломатия помогла ей в сложившейся ситуации.
      – Если бы ты попросил его сделать это ради будущего внука, возможно, он согласился бы.
      – Ты просишь меня, чтобы я был дипломатичным ради тебя? – Он был настолько изумлен, что у него даже голос сел. – Ты ведь никогда с ним не встречалась. Он может сильно тебя невзлюбить.
      Она ощетинилась.
      – Он твой отец, Лукас, – возразила Рейчел, – и дед наших будущих детей. Он заслуживает уважения. И наши дети должны относиться к нему с уважением, как к своему дедушке.
      – Боже правый! – Лукас был потрясен. Карета остановилась: Колеса захрустели по гравию, что свидетельствовало о близости вокзала.
      – Хорошо, – неожиданно заявил Лукас. – Я попрошу его вежливо, но сделаю это исключительно в качестве свадебного подарка тебе. Не думаю, что это поможет.
      – Спасибо тебе, милый.
      – Не за что, жена. Вторично я намерен послать такую телеграмму, какую сочту нужным.
      Она нахмурилась, но приняла протянутую им руку и вышла из кеба.
      – Ты можешь ошибиться, – упрямо заявила она ему.
      – Вряд ли. Я всю мою жизнь сражаюсь с ним, – Он ласково провел пальцем по ее щеке. – Не беспокойся о древних драконах вроде него, милая. Я тебя от них уберегу.
      Ей так и не удалось подобрать нужные слова, чтобы заверить его в том, что она нисколько не опасается нападок со стороны его отца, если только он сам, ее муж, будет рядом, чтобы ее защитить.
      Солнце уже поднялось достаточно высоко, чтобы разогнать подкрашенный угольным дымом туман. Остались лишь колеблющиеся ленты и обрывки вместо прежней непроницаемой стены. Вокзал оказался простым одноэтажным деревянным строением, стоявшим на фоне целого моря железнодорожных путей, уходивших на восток и запад, а также на юг, к депо и товарной станции. Депо представляло собой массу рабочих и машин, трудолюбивых и умелых, как пчелы. На севере и западе вверх по склону находились магазины и салуны, окна их верхних этажей смотрели прямо на вокзал и депо.
      Открывшаяся Рейчел картина сейчас выглядела более четко, чем накануне вечером, когда она спасалась, бегством из личного вагона Коллинза, поставленного у самого депо.
      Вагон семьи Грейнджер был таким же приветливо-теплым, как и прошлым вечером. Деревянные стены покрыты лаком и сверкают яркой желтизной, обводы – ослепительно голубые. Над лавровым венком надпись: «Императрица». Название соответствовало его красоте и элегантности. Из кухни доносятся запахи хорошей пищи.
      Перед ступеньками, ведущими в тамбур, стоял мужчина среднего роста и весьма внушительного вида: Брейден, стюард Грейнджеров. Его голубая с золотом ливрея соответствовала цветам «Императрицы». У него была пышная седая шевелюра, аккуратные усики и бородка и пронзительный взгляд голубых глаз, подобающий британскому сержанту (каковым он когда-то и был).
      Рейчел не сомневалась в том, что этот человек безгранично предан семейству Грейнджер и Лукасу, точно так же как слуги семьи Дэвисов были преданы Элиасу.
      Рейчел улыбнулась ему. Она хорошо понимала этого человека в отличие от собственного мужа.
      – Доброе утро, Брейден.
      – Добро пожаловать, миссис Грейнджер, лейтенант Грейнджер. Позвольте принести вам обоим мои самые искренние поздравления. – Он вежливо улыбнулся, и на лице его появилась улыбка, столь же официальная, как и слова поздравления.
      – Спасибо, Брейден, – ответил Лукас. Рейчел тоже поблагодарила его.
      Брейден шагнул в сторону, предоставляя им пройти в «Императрицу» впереди него.
      – Гардероб миссис Грейнджер недавно доставили.
      Рейчел стремительно обернулась, ухватившись за поручень.
      – Гардероб?
      Лукас слегка поклонился, смущенно глядя на нее.
      – Я попросил Митчелла купить у местных портных лучшее, что тут можно найти.
      – То, что доставили, с трудом уместится в сундуке, – добавил Брейден.
      Рейчел поцеловала мужа в щеку:
      – Спасибо, Лукас. Ты очень-очень добр.
      Он напрягся, явно изумленный такой реакцией, но тут же снова расслабился:
      – Не за что, Рейчел.
      Рейчел улыбнулась. Забота Лукаса тронула Рейчел, однако она испытала чувство неловкости.
      Всего в нескольких сотнях футов от них высился громадный железнодорожный мост из чугуна и камня, соединявший Айову и Небраску. По этому мосту ездят поезда, направляющиеся в Неваду и Калифорнию. Под ним несет свои воды покрытая льдом широкая река Миссури.

      Огромный поезд летел на запад сквозь прерии, словно стрела. Железнодорожный путь был уложен настолько хорошо, а «Императрица» настолько хорошо сбалансирована, что из чашки Лукаса не проливалось ни капли кофе. Паровоз прогудел громко и протяжно, и ему ответил другой локомотив. Со свистом и ревом два поезда разминулись. Из труб в небо поднимались клубы дыма, огромные колеса неумолимо грохотали по рельсам в стремительном беге к цели.
      Элегантный пульмановский вагон прицепили к основной части состава, ежедневно ходившего с востока на запад. В этой части находились только вагоны для пассажиров первого класса, а состав с эмигрантами ехал в шести часах позади него. Коллинз и грузовой состав по-прежнему опережали их почти на пять часов.
      Продемонстрировав всю любезность, заложенную его виргинским воспитанием, и вдобавок немалое здравомыслие, Митчелл каким-то образом сумел заполучить в депо «Юнион Пасифик» в Омахе еще один отдельный пульман. Это был деловой вагон, предназначенный преимущественно для мужчин. Его прицепили непосредственно перед «Императрицей», и в нем ехал он сам и еще несколько людей из «Донована и сыновей», которым предстояло охранять Рейчел. Сейчас их было совсем немного, поскольку зимой сезонных рабочих увольняли. Лукас еще раз подумал о том, как было бы хорошо, если бы в Шайенне к ним смогли присоединиться его друзья.
      «Императрица» была устроена так же, как большинство личных пульмановских вагонов. В задней части всю ширину вагона занимала гостиная. Дальше располагалась крохотная комната телеграфиста с рабочим столом и спальной полкой. Размер главного купе был сравним со спальней в жилом доме. В нем находилась огромная кровать, что было неудивительно, поскольку оба родителя Лукаса использовали «Императрицу» для любовных свиданий. В вагоне находилось еще два купе меньшего размера со спальными местами. Одно из них сейчас отвели для багажа Рейчел, там она могла заниматься своим туалетом. Коридор шел вдоль левой стороны вагона, обеспечивая его обитателям максимальную тишину.
      Прекрасная столовая была украшена резными панелями из дорогой древесины, которые отражались в зеркалах. Самое большое из них закрывало проход на кухню, где Лоусон, превосходный повар, уроженец Чарльстона, обучавшийся в Париже, создавал свои шедевры в хитроумно оборудованном, хотя и очень тесном помещении. За кухней находились помещения для обслуживающего персонала.
      Лукаса нисколько не удивило, что Митчелл и остальные люди успели убедить Лоусона в том, что повар «Юнион Пасифик», сопровождавший арендованный пульман, неотесанный невежда, не способный даже размочить сухари. Они питались на «Императрице», правда, не в одно время с Лукасом и Рейчел.
      Рейчел Дэвис – нет, Рейчел Грейнджер подперла подбородок обеими руками, рассматривая шахматную доску, разложенную на столе в гостиной. Ее золотистые глаза под ровной линией бровей приобрели цвет темного янтаря, а каштановые волосы были уложены в косы, что позволяло ей хорошо видеть доску, а ему любоваться изящной линией ее шеи. Рейчел переоделась в простое платье из зеленого кашемира с застежкой на груди, которое подчеркивало ее стройную фигуру.
      Едва глядя на стоявшие перед ним фигуры, Лукас передвинул коня так, как решил еще за несколько ходов до этого; Ему не хотелось выиграть у Рейчел слишком быстро и легко.
      «Императрица» славилась своим аристократическим убранством, превосходной командой обслуживания и разнообразием припасов. Но как правило, на кухне находился запас продуктов на дюжину дней, поскольку обычный переезд через, страну занимал меньше недели. Однако во время суровой зимы многие поезда проходили тысячу миль западнее, но гораздо дольше. Прошлой зимой в лютый мороз один из поездов шел тридцать шесть дней, и пассажиры оказались на грани голодной смерти.
      Лукас приказал Брейдену заполнить свободное купе продуктами. Самыми простыми, просто чтобы не голодать. Ведь не исключено, что Рейчел уже зачала.
      Он еще раз мысленным взором окинул купе, превращенное в кладовую. Не найдется ли еще место для запаса продуктов? Брейден заполнил обе спальные полки, поставил под ними ящики, а также занял половину свободного пространства. Нельзя ли поместить еще один ящик в угол у дальней стены? Или занять все купе? Пожалуй, не стоит. Теперь еды у них хватит месяца на полтора.
      За окнами вагона проносились равнина, покрытая снегом, и редкие, одиноко стоящие деревья. Три фута снегового покрова, который вчерашний буран превратил в заносы толщиной до шести футов и больше. Через каждые десять миль мелькали станции, где размещались несколько десятков солдат, охранявших железную дорогу от индейцев. В буран каждая такая станция была не ближе Чикаго или Нью-Йорка.
      Лукас глотнул ароматного кофе и поставил чашку.
      Бросив взгляд на застежку на платье Рейчел, он прикинул, сколько времени у него уйдет на то, чтобы расстегнуть пуговицы. Но об этом пока надо забыть. Лукас обещал ей, что до обеда они будут играть в шахматы. Если, конечно, она не передумает, на что Лукас надеялся и даже еще раз побрился. Он прикинул, что ему следует делать это три раза в день, если у него есть желание наслаждаться ее нежной кожей и при этом не поцарапать ее пробивающейся щетиной.
      Наверное, ему стоит заказать ее портрет вот в такой, а не в принятой большинством позе. Интимный и не демонстрируемый посторонним портрет для его кабинета. Надо будет в ближайшее время обзавестись постоянным домом, раз уж ему предстоит растить ребенка.
      Рука Рейчел стремительно протянулась к доске, обшитый рюшами рукав чуть спустился, обнажив тонкое запястье. Она передвинула свою белую королеву через всю доску.
      – Шах и мат! – объявила она и, чуть подавшись назад, гордо выпрямилась.
      Что? Лукас воззрился на свои немногочисленные фигуры из эбенового дерева, расставленные по черно-белым клеткам. Ему понадобилось всего несколько секунд, чтобы убедиться в правильности ее выводов. Проклятие! Она атаковала его не хуже, чем генерал Грант при захвате Виксберга, и гораздо быстрее, чем это смогли сделать многие лучшие игроки в частных клубах.
      Он посмеялся над своей самонадеянностью, радуясь, что люди «Донована и сыновей» играют в покер в своем деловом вагоне и не видят его поражения.
      – Поздравляю, Рейчел. – Он протянул ей руку.
      – Спасибо. – Они обменялись принятым в этих случаях рукопожатием. – Но ты очень хороший игрок. Несколько раз ты меня чуть было не загнал в тупик, особенно в начале партии.
      Он чуть скривил губы и снова начал расставлять фигуры. Теперь он будет знать, что, играя с ней, не надо отвлекаться и думать о припасах или о чем-нибудь другом.
      Она налила себе еще чашку кофе и посмотрела в окно. На губах ее играла блаженная улыбка.
      – Ведь это самое прекрасное место на свете, не так ли?
      Лукас окаменел, сжимая в руках две горсти шахматных фигур, и устремил взгляд в окно. Там была все та же заснеженная равнина.
      Он бросил на Рейчел подозрительный взгляд. Уж не решила ли она над ним подшутить? Нет. Казалось, она испытывает почти такое же блаженство, как прошлой ночью в спальне. Он безошибочно распознавал, когда шлюхи изображают подобное чувство. Но у Рейчел не хватало опыта, чтобы притворяться. Значит, она искренне восхищается Небраской, даже в разгар зимы!
      – Когда я стою на железнодорожной платформе, то вижу все на много миль в любую сторону, – мечтательно произнесла она. – И я знаю, что могу поехать куда пожелаю: на север или на юг, на запад или на восток – и буду свободна, как птица. Достаточно просто сесть на поезд или в почтовую карету.
      Лукас воззрился на нее, чувствуя, как у него холодеет кровь. Неужели она не представляет себе, что еще могло бы там ожидать? Совершенно непредсказуемая погода, когда утром может быть лето, а к ночи уже глубокая зима? Если что-то случится с ней или их ребенком…
      Он с трудом откашлялся, справляясь со внезапно вставшим в горле комом..
      – И каким-то образом находить приличную еду на регулярной основе, – пошутил он, имея в виду отвратительную кухню на почтовых станциях.
      Она тихо засмеялась и снова перевела взгляд на него.
      – Верно. В любом случае нам нельзя останавливаться, поскольку мы должны поскорее ехать в Неваду, – согласилась она. – Но все равно здесь гораздо больше простора, чем на тесном Уступе Коллинза. Вот почему каждый раз, когда мы оказываемся на вокзале, мне хочется выйти, широко раскинуть руки и вобрать в себя все, что я вижу. Я делала это всякий раз, когда мы останавливались после Омахи.
      Рейчел снова счастливо улыбнулась ему, отпила немного кофе и опять начала смотреть в окно, что-то тихо напевая.
      Лукас одним глотком опустошил чашку, жалея, что нельзя наполнить ее виски. Проклятие! Неужели она собирается выходить из вагона на каждой стоянке независимо от погоды? Поскольку паровозу постоянно требовалось доливать бак, они останавливались примерно через каждые тридцать пять миль. Неужели ему придется каждый час смотреть, как она любуется стихией? При такой температуре, когда ее нежную ручку приморозит к «Императрице», если она вдруг прикоснется к вагону без перчатки? Нет уж, если от него хоть что-то зависит!
      Но что он может сделать?
      Он мог бы уговорить ее не выходить из вагона.
      Но вряд ли из этого что-то получится. Лукас иронически улыбнулся. Рейчел за словом в карман не полезет. Быть может, из вежливости Рейчел позволит ему побеждать в спорах, которые они будут вести в присутствии посторонних.
      Лукас снова принялся расставлять фигуры, хмуря брови. Он не сможет помешать ей выходить из вагона, ограничивать ее свободу. Только такой негодяй, как Коллинз, мог себе это позволить. Лукас решился бы на это, если бы Рейчел грозила опасность.
      Может быть, ему удастся ее отвлечь.
      Он может постараться как можно дольше удерживать ее в их спальном купе. Слава Богу, она страстная женщина. Не выказывала никакой робости или сдержанности после игр прошлой ночи, так что он мог бы уложить ее в постель и сделать еще несколько попыток зачать ребенка, Если после этого ей все же захочется выйти из вагона, несколько длительных сеансов ласки должны утомить ее, и ей захочется спать.
      Он тихо заворчал, представляя себе ее разнеженное, расслабленное тело, лежащее у него на груди. Ее тонкие пальцы переплетутся с его пальцами… Он поспешно поставил на доску последние фигуры.
      – Миссис Грейнджер? Полагаю, ваш ход – первый.
      Она повернулась к нему, продолжая мягко улыбаться. Его сердце забилось сильнее. Проклятие, до чего она прекрасна! Современная богиня домашнего очага.
      – Лукас, ты впервые назвал меня «миссис Грейнджер»!
      Он отсалютовал ей чашкой, заставив себя не реагировать на волну тепла, которая захлестнула его сердце.
      – И таких приветствий будет еще очень много, миссис Грейнджер.
      Она слегка покраснела и двинула свою пешку вперед.
      Он быстро ответил на этот ход, намереваясь закончить партию как можно быстрее. Это не должно отнять у него слишком много времени, тем более что на этот раз он намерен играть сосредоточенно.
      Спустя полчаса он просчитывал десятый ход в цепочке, которая должна была позволить ему объявить шах королю Рейчел, но скорее всего не дала бы мата, когда пронзительный гудок паровоза объявил о короткой остановке для забора воды.
      Рейчел моментально отодвинулась от стола.
      Он стремительно протянул руку и поймал ее за запястье. Не даст ли это ему шанса заманить ее в купе?
      – А как же игра?
      Она растерянно посмотрела на него:
      – Я…э-э…
      – Ты обещала играть со мной до обеда. Ни словом не обмолвилась о том, что собираешься выходить на платформу во время остановок. Ты уступаешь мне эту партию?
      Она замялась и бросила отчаянный взгляд в сторону окна. Солнце быстро опускалось к горизонту, снег переливался, преломляясь радугами в сосульках, свисавших с веток деревьев.
      В другое время Лукас признал бы, что картина по-настоящему красива, но не сейчас.
      – Ты уступаешь мне партию? – повторил он едва слышно.
      Она снова перевела взгляд на доску, а потом посмотрела на него и кивнула:
      – Да. Ты все равно выиграл бы через двенадцать ходов.
      Через двенадцать? Он сделал вид, будто и сам знал исход партии.
      Паровоз выпустил пар, тормоза заскрипели. Поезд замедлил движение.
      Она протянула руку, и он поднес ее к губам:
      – Милая моя жена.
      Он продлил поцелуй, нежно прикусывая ей кончики и костяшки пальцев.
      Рейчел задрожала и широко распахнула глаза.
      Лукас запечатлел поцелуй на ее ладони и встал, поднимая ее следом за собой.
      Она ухватилась за спинку стула, явно пытаясь успокоиться.
      – Лукас, ты не знаешь, что это за город?
      Бедняжка, когда она поймет, что двоим далеко не всегда нужно вести разговоры? Он принес их пальто из дальней части гостиной.
      – Где-то в районе Гранд-Айленда.
      Он завернул ее в простую накидку в качестве первого слоя теплой одежды.
      – Но это всего лишь подсобный городок, созданный исключительно для того, чтобы давать воду паровозам, – добавил он.
      Рейчел сдвинула брови и взяла у него теплые перчатки, которые он протягивал ей.
      – Города строят специально для этого?
      – Совершенно верно. – Он быстро застегнул на себе пальто и набросил на шею шарф. – Кое-где в Неваде и Юте железная дорога «Сентрал Пасифик» даже строила города и подвозила туда воду, чтобы они заправляли паровозы.
      Рейчел покачала головой:
      – Так это и правда Великая американская пустыня!
      Он поцеловал Рейчел в щеку и завернул ее в теплую мохнатую шубу из бизоньей шкуры.
      Но если ветер коснется какого-то кусочка незащищенной кожи. Надо будет пристально наблюдать за Рейчел, чтобы не обморозилась.
      Густо-коричневый пышный мех окружил лицо Рейчел, мягкие волоски ложились на ее гладкую кожу, и она казалась еще прекраснее.
      Лукас поцеловал ее в щеку.
      – Станцию видно и отсюда, – тихо произнес он. Рейчел тихо хмыкнула и склонила голову набок.
      Ее рука словно сама собой поднялась, чтобы погладить его.
      – Но я не смогу увидеть, как много простора вокруг, так ведь?
      «Черт подери ее логический склад ума!»
      Лукас неохотно согласился, но продолжал целовать ее, пока поезд с грохотом останавливался, пронзительно скрипя чугунными колесами по рельсам.
      Он должен выполнить свое обещание и немедленно вывести, ее на платформу, пусть и с неохотой. Остановка для заливки воды очень короткая, нельзя терять ни минуты – иначе Рейчел ничего не успеет увидеть. Лукас спустился первым, помогая ей сойти вниз по узким обледеневшим ступеням.
      Митчелл и еще один человек из «Донована и сыновей» расхаживали по платформе, настороженно вглядываясь вдаль. Несколько печных труб выпускали дым над маленькими щитовыми домиками. Лукас удивился бы, если бы вдруг оказалось, что население городка превышает пару дюжин.
      Ветер полоснул его по лицу острыми холодными когтями.
      Лукас закутался в шарф, оставив открытым только небольшой участок кожи около глаз: на лоб низко надвинул меховую шапку и посмотрел на Рейчел.
      Она раскинула руки, словно желая обнять все вокруг, и начала медленно поворачиваться на месте. На ее лице был написан восторг. Ветер трепал ее меховую шапку, постепенно сдвигая ее на макушку.
      – Красота! – вздохнула она. – Какая красота!
      У него душа ушла в пятки. Боже милосердный, что он станет делать, если она заболеет пневмонией?
      Он обхватил ее рукой и прижал к груди, поставил прямо перед собой и стал медленно поворачиваться вместе с ней, пока ветер не стал бить ему в спину. Тепло тела… правильно, надо отдать ей тепло его тела: это лучшее лекарство от холода.
      – Чудесно, – согласился он. – Ни с чем не сравнимо.
      Он быстро вернул ее шапку на место, надвинув на узел из кос, защищая ее нежные ушки и пряча ее лицо от смертоносного ветра.
      – Лукас! – запротестовала она, но по ее тону было понятно, что она смущается, а не злится.
      Он остановился, сделав вид, будто флиртует с ней.
      – Разве нельзя вслух восхищаться красотой моей жены?
      – Но нельзя же сравнивать женщину с пейзажем!
      – Почему? Шекспир сказал что-то про летний день и свою любовь. Но ты гораздо более золотая и страстная и гораздо красивее его смуглой леди.
      – Лукас!
      Он готов был биться об заклад, что Рейчел залилась румянцем, хотя и не видел ее лица.
      – Ты чувствуешь ветер, дорогая?
      – Нет, конечно. Ты меня от него заслонил, и я благодарю тебя за это.
      Он понизил голос:
      – Мне это только приятно, особенно если это тебя согревает. Мне нравится представлять тебя пылающей жаром, тающей под твоей одеждой.
      Наступила короткая тишина, которую нарушало лишь бульканье воды, наполнявшей цистерну локомотива. Митчелл и его помощник находились на дальней стороне станционной платформы, и о чем они говорили, не было слышно из-за расстояния и завываний ветра.
      Рейчел тихо ответила:
      – Да, я очень разогрелась, надеюсь, ты тоже. Может быть, когда вернемся в вагон, перед обедом позаботимся о… о комфорте друг для друга.
      – Превосходная мысль.
      Он потерся подбородком о ее макушку. Рейчел еще крепче прижалась к нему, так что ее турнюр начал съезжать в сторону, позволяя ее бедрам приблизиться к Лукасу сквозь несколько слоев теплой одежды.
      В этот момент станционный рабочий закрыл кран, через который подавалась вода.
      – Все по вагонам! – крикнул кондуктор.
      – Идем, дорогая, пора возвращаться на «Императрицу».
      Он поднял ее в тамбур пульмановского вагона, так что ей не пришлось подниматься по ледяным ступенькам, и последовал за ней, В следующую же секунду Митчелл и его напарник вернулись во второй вагон. Здесь Коллинз не устроил им никаких неприятностей – не то чтобы он всерьез их опасался перед Скалистыми горами.
      Паровоз загудел.
      В гостиной «Императрицы» Брейден опускал жалюзи и задергивал шторы.
      Рейчел моргала, глядя на Лукаса. Грудь ее вздымалась, мысли беспорядочно кружились. Ей казалось, что мир вдруг изменился: краски стали ярче, запахи – насыщеннее. Шторы приобрели густой кобальтовый цвет. Здесь не было сажи в отличие от обычных железнодорожных вагонов.
      Паровоз снова загудел, зазвонил колокол. Огромные колеса звякнули и начали вращаться. Их тяжелый ритм медленно отдавался в ее ступнях, распространяясь по костям. Ангелы небесные, он докатился до ее интимных мест!
      Действия, которые когда-то были такими простыми, теперь приобрели новый смысл. Неужели она действительно назначила свидание мужчине? Пусть даже он ей муж? Неужели стюард закрывает окна, чтобы укрыть их от посторонних взглядов?
      – Спасибо вам, Брейден, – проговорила Рейчел, высоко держа голову, хотя дрожала от желания.
      – Рад служить, мэм. Что-то еще желаете?
      Лукас бросил свою шапку, перчатки и пальто на кушетку, молча подошел к ней сзади и стал подталкивать к коридору, положив ладонь ей на талию: его намерения были очевидны.
      Рейчел залилась румянцем.
      – Нет, спасибо, Брейден. Мы вас вызовем, если нам что-то понадобится.
      – Хорошо, мэм.
      На его лице не было улыбки: это было бы совершенно недопустимо – но она почему-то почувствовала, что он полностью их одобряет. Он адресовал им легкий поклон, когда они прошли мимо него.
      Лукас обнял ее за талию и поцеловал в макушку. Ее тело тут же откликнулось на эту ласку. Он вполне может оплодотворить ее в первый же день! Все ее чувства обостряются от одного его прикосновения.
      – Тебе все еще тепло? – прошептал Лукас.
      – Мне жарко. Ведь я очень тепло одета.
      Он тихо засмеялся и открыл дверь их купе.
      – Надо как можно быстрее с этим разобраться. Я не допущу, чтобы моя жена получила тепловой удар.
      Главное купе представляло собой роскошное гнездышко, обставленное в стиле спальни средневекового замка. Резные панели и мебель из красного дерева особенно хорошо смотрелись на фоне восточных ковров. Настенные бра были выполнены в форме факелов: большие вытянутые колпаки и длинные ручки. Единственная лампа, свисавшая с потолка, напоминала лампу Аладдина, средневекового рыцаря-крестоносца, которую он привез в качестве трофея из крестового похода. Двуспальная кровать с балдахином. Даже небольшая печка в углу, позаимствованная от русских железных дорог, была украшена в восточном стиле. В купе оставалось много свободного места, а в нем царила атмосфера неги и комфорта.
      Не знай Рейчел, что «Императрица» – личный пульмановский вагон отца Лукаса, она подумала бы, что это гнездышко для влюбленных.
      Рейчел подошла к кровати и вопросительно посмотрела на Лукаса.
      Лукас снял с нее шубу и отшвырнул в сторону. Шуба оказалась почти у самой печки.
      Она может сгореть, с ужасом подумала Рейчел, но в этот момент почувствовала на себе взгляд Лукаса и забыла обо всем на свете. Жар, которым она поддразнивала его на той маленькой станционной платформе, горячей волной разлился по телу.
      Лукас смотрел на нее так, словно она единственная могла утолить его жажду.
      У Рейчел перехватило дыхание. Она? Темноволосая худышка Рейчел?
      Она провела кончиком языка по внезапно пересохшим губам. Лукас не сводил с нее глаз.
      О Боже! Сгусток страсти внизу живота резко сжался, послав жаркую волну в ее груди.
      Он стал медленно приближаться к ней.
      Рейчел все острее ощущала его запах. Она застыла на месте, не в силах двинуться. Ее бросило в жар.
      Лукас взял ее за руки и стал медленно снимать с них перчатки, целуя каждый палец.
      От этой, казалось бы, простой ласки у Рейчел подогнулись колени, и она задрожала. Горячая волна захлестнула ее.
      – Лукас! – прошептала она. – Разве ты не должен целовать…
      Он оторвался от костяшек ее пальцев.
      – Кончик твоего пальчика, милая? Какая чудесная мысль!
      Он втянул ее палец в рот, нежно прикусывая зубами. Рейчел ощутила, что это сосущее движение распространилось до самого низа ее живота, и застонала.
      – Лукас!
      Его улыбка была полна мужского предвкушения.
      – У тебя еще девять пальцев, Рейчел, – напомнил он ей, – но я не уверен, что уже закончил с первым.
      Он лизнул ее палец, увеличивая его чувствительность, а потом снова его пососал. Рейчел стиснула его плечо так, что побелели костяшки. К тому моменту, когда Лукас снял с нее лиф платья, она уже умоляла его о чем-то большем, нежели поцелуи.
      Он бросил лиф на пол и начал расстегивать на ней юбку. Несколько мгновений спустя нижние юбки последовали вслед за остальной одеждой, лежавшей на полу. На ней остались корсет, сорочка, панталоны, чулки и ботинки.
      Рейчел покраснела и опустила голову.
      – До чего ты прекрасна! – прошептал Лукас. Улыбка расцвела на губах Рейчел.
      – Лукас, милый…
      – Что, дорогая?
      Он избегал ее взгляда. Она взглянула на его оттопырившуюся ширинку. Его жезл, готовый к бою, рвался наружу. Как его заставить снять одежду?
      – На тебе все еще надеты вещи, которые могут оцарапать мне кожу. – Рейчел кокетливо надула губки.
      Лукас вскинул голову:
      – Проклятие! Извини, Рейчел.
      Лукас быстро снял смокинг, стянул сапоги и бросил их в угол рядом с печкой.
      Рейчел поставила ногу на низенькую скамеечку и закрыла глаза, притворившись, будто ей совершенно неинтересно смотреть на него.
      Он зарычал, возясь с рубашкой, на которой было множество пуговиц и узкие манжеты.
      Рейчел погладила собственную грудь.
      – Я сейчас растаю, Лукас, – повторила она те слова, которые говорил ей Лукас, заигрывая с ней.
      Он чертыхнулся и рванул манжету так, что пуговицы отлетели, сбросил подтяжки и стянул рубашку прямо через голову.
      Рейчел впервые увидела его обнаженным по пояс и не могла отвести глаз от этого великолепного самца.
      Она знала, что Лукас очень сильный – ведь он легко нес ее на руках по улицам Омахи. Но сознавала ли она, насколько хорошо он сложен, насколько великолепно его гладкие бугры мускулов сочетаются с четкими линиями костей и сухожилий, создавая образ огромной, едва сдерживаемой мощи? Даже живот у него чуть бугрился, словно и там находились полосы мышц. Голубые вены изгибались под кремовой кожей, словно замысловатый узор, созданный талантливым художником. Он был таким же необузданным и неукротимым, как этот поезд, унося ее куда-то вдаль, к неизвестной цели.
      Лукас тяжело дышал. Его грудь быстро поднималась и опускалась. Он пристально наблюдал за ней. Соски цвета темной меди чуть поблескивали и казались напрягшимися. Доставляет ли ему любовная игра такое же удовольствие, как ей? Он ни разу не говорил о своих предпочтениях.
      Длинная серебристая полоса шла вдоль его левой руки, и с полдюжины неровных округлых шрамов отмечали места пулевых ранений, полученных на службе в своей стране. При свете Лукас был еще привлекательнее, чем в темноте.
      Соски Рейчел затвердели под корсетом.
      Лукас привлек ее к себе.
      – Ты бросаешь меня к себе в постель.
      Она снова провела кончиком языка по губам.
      – Превосходно.
      – Колдунья! – Он повалил Рейчел на кровать, сорвал с себя брюки и присоединился к ней. – Озорница. Ты мое сокровище!
      Он прильнул губами к ее губам, и она ответила на его поцелуй. Его пальцы нашли путь к ее груди и начали гладить и чуть сжимать, все больше и больше возбуждая Рейчел. Его ласки сводили ее с ума. Она задыхалась.
      Лукас не переставал покрывать поцелуями ее тело.
      Северный дьявол, чьи глаза пылали сине-зеленым огнем.
      Ее снедало желание, внутренняя поверхность бедер стала влажной в ожидании его вторжения. Ее интимные складки набухли от притока крови и стали невероятно чувствительными. Рейчел не могла думать ни о чем, кроме потребности ощутить Лукаса как можно полнее.
      Она неистовствовала в своем стремлении достигнуть оргазма, даже оцарапала его. Лукас выкрикнул ее имя и продолжил свои ласки с удвоенной энергией.
      Подушечкой пальца он начал искать ее жемчужину, и Рейчел тотчас же открылась ему. Он играл ее складками, дразнил ее.
      Потом опустился на колени у нее между ног и приподнял ее за ягодицы.
      Рейчел была такой жаркой и влажной, что он без труда вошел в нее, обхватил руками, прижимая к себе, а она перебросила ему за спину ноги.
      Лукас двигался стремительно. Волны желания были слишком сильными, слишком близкими к поверхности, слишком легко передавались от одного к другому, чтобы их можно было сдерживать.
      Рейчел вцепилась ему в плечи, требуя завершения. Он достиг экстаза, выкрикнув ее имя. Рейчел последовала за ним на вершину блаженства.
      Мощные струи его густого, горячего семени наполнили ее лоно.
      – Чёрт побери, какой же я счастливчик! – пробормотал Лукас, набросив на нее легкое вышитое покрывало.
      Рейчел что-то промычала в ответ. Она бы охотно чего-нибудь съела, но не хотелось высвобождаться из его объятий.
      – Мне повезло, что жена день и ночь готова заниматься со мной любовью.
      Рейчел удивленно моргнула и на секунду прекратила попытку намотать волосы у него на груди себе на мизинец.
      Они были друзьями больше пяти лет. Она не знает, почему Лукас решил на ней жениться, но ей удалось заманить его к себе в постель – к их обоюдному удовольствию. И если она родит ему ребенка, то займет прочное место в его жизни.
      Она улыбнулась и разгладила прядку волос.
      – А я – самая счастливая женщина в мире, потому что мой муж готов дарить мне наслаждение.
      Лукас поцеловал ее.
      Паровоз загудел, протяжно и басовито. Огромные чугунные колеса «Императрицы» тихо заскрипели, предупреждая об остановке.
      Лукас ласково прихватил зубами кончик ее носа.
      – Хочешь выйти и пообедать в Гранд-Айленде?
      Рейчел резко вскинула голову и бросила на него возмущенный взгляд:
      – Ты шутишь? После ленча я весь день мечтала о том, каким будет первый обед, приготовленный Лоусоном!
      – Тогда нам следует встать и одеться, – сказал Лукас, но не пошевелился.
      – А Брейден не может подать нам еду сюда?
      Озорная улыбка заиграла на губах у мужа.
      – Конечно, может. Сейчас я ему позвоню.
      Он вытянул руку, но не смог достать до сонетки, не потревожив жену. Рейчел фыркнула, пытаясь изобразить недовольство, но потом захихикала и съехала с мужа на постель.
      Он легонько шлепнул ее по ягодицам, заставив вздрогнуть от неожиданности.
      – Глупенькая! – поддразнил он ее.
      Паровоз еще раз загудел, колеса с визгом остановились.
      Судя по звукам, еще какой-то поезд был совсем близко.
      Оба застыли, прислушиваясь. Рейчел нахмурилась:
      – Судя по всему, он тоже намеревается здесь остановиться, Лукас.
      Лукас нахмурился:
      – Любопытно…
      Рейчел наблюдала за ним с растущей тревогой.
      – Что ты имеешь в виду?
      Складки пролегли у его губ.
      Снова загудел второй паровоз, сигнализируя об остановке.
      Колеса второго поезда завизжали.
      Лукас отбросил покрывало и встал.
      Складки у его губ побелели, на щеке забилась жилка.
      – Судя по звуку, это «Болдуин» с пенсильванской железной дороги. Такие паровозы ставят на частные поезда.
      Он налил в тазик воды из большого кувшина, стоявшего на печке, и принялся обтираться.
      – На частные поезда? – переспросила Рейчел, садясь. – И кто это, по-твоему?
      – Мой отец. – Он увидел ее лицо в зеркале и стремительно повернулся к ней. – Я не стыжусь тебя, дорогая! Никогда-никогда так не думай!
      Рейчел улыбнулась ему.
      Колеса второго поезда громко завизжали: судя по всему, он останавливался на путях рядом с «Императрицей».
      Лукас ударил ладонью по деревянной обшивке. На его лице снова отразились настороженность и ярость.
      – Проклятие! Лучше бы это был кто-то другой.
      Брейден достал для них обоих вечернюю одежду. Рейчел сочла неуместным надевать в поезде парижское вечернее платье.
      Лукас надел фрак, где-то нашел жемчужные запонки и элегантную бриллиантовую булавку для галстука, которые прекрасно сочетались с черным фраком, безупречно-белой рубашкой и графитово-серыми брюками. Это была одежда, которую мужчине подобало надевать в оперу или на прием в Белом доме, но никак не для уютного вечера в кругу семьи.
      Рейчел была в полном недоумении, но вопросов не задавала. Элиас ничего не рассказывал ей об отношениях Лукаса с его близкими, хотя знал об их высоком светском и финансовом статусе. Лукас тоже не касался этой темы, и Рейчел не любопытствовала.
      Нетерпеливый окрик донесся с улицы, едва только он успел одеться. Женский голос вызывал Брейдена.
      У Лукаса задергалась щека.
      – Проклятие!
      – Кто? – прошептала она.
      – Мать. – В голосе Лукаса звучала нескрываемая ярость.
      Он наклонился и нежно поцеловал Рейчел в лоб.
      – Подожди меня здесь, дорогая. Тебе совершенно не обязательно терпеть ее злобные выпады.
      Злобные выпады? Потрясенная, Рейчел не проронила ни слова. Да и что она могла сказать?
      Лукас прошагал из спальни с видом офицера-кавалериста, идущего в бой.
      Рейчел поспешно слезла с кровати. Черта с два – выражаясь словами Элиаса – она оставит мужа одного, без поддержки, если там разразится скандал. Но если он считает, что для этого необходимы жемчужные запонки и бриллиантовая булавка, то ей понадобится нечто большее, чем ее простое вечернее платье. К счастью, ей удалось вывезти с собой из Бостона несколько самых роскошных ювелирных украшений из тех, что ей дарил Элиас.
      Что еще ей понадобится?
      Она осмотрела себя в зеркале.
      Ее прическа и корсет пережили ласки Лукаса – более или менее. Конечно, ей надо вымыться.
      Она выглядела именно той, кем была: как только что вышедшая замуж женщина, которая не сомневается в любви мужа. Это станет доспехами, в которых вполне можно вступить в любое сражение с другой женщиной – даже с его матерью.
      Она дернула сонетку, надеясь, что Лоусон и, может быть, кто-то из проводников «Юнион Пасифик» из соседнего вагона помогают Брейдену справиться с внезапно возникшими проблемами. Ей необходим талант Брейдена, чтобы достаточно быстро оказаться в гостиной.
 
      Лукас встретил родителей в гостиной. Он молился, чтобы у Рейчел хватило здравого смысла остаться в купе, подальше от театра военных действий. Любая сцена, даже самая неприятная, будет того стоить, если Рейчел останется в неведении.
      К своему удивлению, он чувствовал себя в обществе матери более спокойно, чем обычно.
      В отличие от внушительной фигуры его отца Аурелия Грейнджер была ростом чуть ниже среднего и сохранила изящную фигуру молодой женщины. Ее когда-то светло-русые волосы незаметно стали серебряными, но классические черты лица и прозрачная кожа позволяли ей выглядеть вдвое моложе. Она всегда носила либо глубокий траур, либо полутраур – в зависимости от обстоятельств, но ее платья были неизменно сшиты по последней парижской моде. Отец Лукаса обладал огромным влиянием в советах железных дорог и банков восточного побережья, но одного слова матери было достаточно, чтобы заставить дрожа ъ всех представителей самых высоких кругов восточной аристократии.
      На ней было вечернее платье, сшитое в Париже, на этот раз – в глубоком траурном цвете, а к нему был надет полный комплект бриллиантов, которые его сестра называла гарнитуром вдовствующей дамы. Ей явно хотелось добиться максимального сочувствия во время этого разговора и, наверное, заставить его испытывать чувство вины.
      – Добро пожаловать на поезд, матушка. Хотите чего-нибудь выпить? – Он решил не приглашать их разделить с ним трапезу, если его к этому не принудят. – Кофе, чаю или вина?
      Ти-Эл чуть передвинулся, что было для него весьма необычно. Мать, однако, продолжала действовать, не обращая внимания ни на что – как всегда. Она стала главой семейства Грейнджер в день, когда вышла замуж за Ти-Эла, почти тридцать пять лет назад, и привыкла повелевать окружающими.
      – Разумеется, вина.
      Лукас посмотрел на стюарда «Юнион Пасифик». Тот кивнул и ушел. Лицо его было непроницаемым. Куда, к дьяволу, подевался Брейден? Наверное, помогает Лоусону на кухне, чтобы удовлетворить все пожелания высоких гостей.
      – Прошу вас, садитесь, – пригласил Лукас. Мать расправила многие ярды пышных черных оборок и складок и уселась на центральной кушетке, позаботившись о том, чтобы юбки и шлейф легли как можно внушительнее. «Преклонитесь перед королевой!» – так ее дети всегда называли это движение.
      Какую сокрушительную тираду она подготовила на этот раз? Казалось, отец высказал в Чикаго все, что возможно.
      Ти-Эл устроился рядом с ней, положив руку на спинку кушетки: идеальная позиция для того, чтобы поддержать любое ее требование.
      Лукас повернулся лицом к ним, также положив руку на резную спинку кушетки. Проклятие! Он выглядит так, словно нашкодивший школьник в ожидании порки.
      В «Императрице» воцарилась тишина. Из-за ее стен доносился шум нескольких сотен людей, спешащих поесть за те несколько минут, которые поезд проведет на станции.
      Лукас стиснул зубы, но все-таки начал разговор, как и требовало его положение хозяина, принимающего гостей:
      – Надеюсь, поездка была приятной.
      – В первый день дул сильный ветер, – сказал отец, чтобы из вежливости поддержать разговор. В конце концов, он один из крупнейших банкиров страны и за свою жизнь провел немало трудных переговоров.
      Но мать прервала его:
      – Мы здесь не для того, чтобы обсуждать погоду, мы все это прекрасно понимаем. Есть более важные проблемы, которые следует обсудить.
      Матушка в своем репертуаре, подумал Лукас. Выгнул бровь и стал ждать продолжения.
      Она одарила его презрительным взглядом.
      – Насколько я понимаю, ты отказался жениться на девице Толлмейдж.
      Лукас напрягся. Проклятие! Когда наконец она смирится с тем, что не вправе заставлять его жениться?
      – Твой долг дать семье Грейнджер новую дочь по имени Марта, – продолжала мать.
      Сколько сотен… тысяч?.. Однажды Лукас уже слышал это требование о расплате. С тех пор он повзрослел, стал посещать балы и был представлен респектабельным семьям как выгодный жених. Но мать ничего не желает слышать! Важнее всего для, нее вернуть потерянного ребенка.
      Лукас с трудом сдерживался, чтобы не наброситься на нее. Он постарается вести себя, как подобает взрослому мужчине, пусть даже его мать считает, что может обращаться с ним, как ей заблагорассудится, поскольку Лукас запасной сын при наследнике-Томе, рожденный по семейной необходимости, а не из любви.
      – Нет, я никак не могу этого понять, – уклончиво ответил он. – Другая женщина по имени Марта будет все-таки другой женщиной, а не сестрой, которая у меня когда-то была.
      – Она будет мне дочерью. Я буду ходить с ней за покупками и обсуждать последние сплетни, доверять, как доверяют только дочери. В отличие от Гортензии, которая вечно ноет и не желает никого слушать.
      Лукаса била дрожь. Он понял, что такое семья. Рядом с Рейчел, милой, доброй, заботливой, готовой отдать всю себя любимому человеку.
      – Если вам нужна дочь, удочерите кого-нибудь. Вы финансируете множество сиротских домов. Уверен, в одном из них вам помогут.
      Лукас наблюдал за матерью: они впервые откровенно говорили на эту тему.
      – Именно ты был причиной трагедии и потому должен найти решение.
      – Это произошло двадцать лет назад, – негромко сказал он. – Все мы изменились за это время. Я не женюсь для того лишь, чтобы ввести в семью женщину по имени Марта.
      Его мать раздулась, напоминая кобру, готовую нанести удар.
      – Добрый вечер, милый!
      Лукас резко повернулся и, увидев Рейчел, был потрясен. У него за спиной тихо присвистнул отец, который всегда был ценителем женской красоты.
      Лукас увел к себе нежно любимую, но просто одетую жену, а сейчас перед ним была ослепительно красивая светская дама в роскошном вечернем платье, с рубинами и бриллиантами, сверкающими на шее и в мочках ушей. Только ее сложно уложенные косы сохранились от начала дня, но и они были украшены сверкающими драгоценными камнями. Королева могла бы с гордостью назвать ее подругой.
      Вела она себя так, словно не слышала разговора Лукаса с его матерью.
      – Моя дорогая Рейчел!
      Лукас быстро подошел к ней, поцеловал в щеку и повел дальше, держа под локоток, накрыв ее руку своей ладонью.
      Рейчел хотелось сказать ему, что не ей, а ему нужна защита, но удовлетворилась тем, что ласково похлопала его по руке.
      – Отец, матушка! Позвольте представить вас моей жене, Рейчел.
      – Твоей жене!
      Его мать вскочила с кушетки, походя на злобного пса, у которого отняли кость.
      – Рейчел, мои родители – Томас и Аурелия.
      Рейчел присела в книксене перед свекровью.
      – Миссис Грейнджер, мистер Грейнджер.
      Итак, вот он – кошмар Лукаса. Сейчас лицо Аурелии Грейнджер было искажено гримасой злобы.
      Мистер Грейнджер сжал руку жены, заставив ее застыть на месте.
      – Не может быть! – запротестовала миссис Грейнджер. – Ты не был женат три дня назад.
      – Нет. Мы поженились вчера. – Лукас выпятил подбородок.
      – Ты немедленно аннулируешь брак! – отрезал Ти-Эл. – Если бы я поверил отправленной тобой телеграмме, а не счел ее чушью, то велел бы тебе это сделать.
      Рейчел уже поняла, что представляет собой Аурелия, однако рассчитывала на здравый смысл.
      – Вам придется найти другой способ заполучить деньги Толлмейджа! – огрызнулся Лукас. – Кроме того, дети Рейчел унаследуют Фонд Дэвисов. С учетом того, что смогу обеспечить я, ветвь семьи Грейнджер, обосновавшаяся в Сан-Франциско, не будет ни в чем нуждаться.
      Отец Лукаса хотел, чтобы сын женился ради денег? Но что еще хуже, он, видимо, считает Лукаса безмозглым мальчишкой.
      – Ветвь из Сан-Франциско? – переспросил Ти-Эл с нескрываемым изумлением.
      – Да. Я никогда больше не буду жить в Филадельфии.
      – Это твой дом!
      – Он давно перестал быть моим, – заявил Лукас.
      – А как насчет визитов?
      – Редкие, и только ради Тома.
      Лукас не стеснялся в выражениях.
      Тем временем Аурелия Грейнджер внимательно изучала Рейчел.
      – Рейчел Дэвис?
      – Да, мэм.
      Рейчел настороженно выжидала, но внешне оставалась спокойной. Ей уже приходилось сталкиваться с самыми высокомерными представителями высших слоев бостонского общества. Однако ей не хотелось оскорблять мать Лукаса в его присутствии. Ти-Эл с шипением выпустил воздух сквозь сжатые зубы.
      – Дочка книготорговца. Боже правый, Лукас, неужели ты не мог…
      – Если вы оскорбите мою жену, сэр, я с величайшим наслаждением выброшу вас с поезда, когда мы окажемся на полпути между станциями. Думаю, комментарии излишни.
      Мужчины смерили друг друга взглядами, словно стояли на помосте для боксерских поединков.
      – Ты знаешь, за кого вышла замуж, девица? – спросила Аурелия.
      Рейчел повернулась к ней:
      – Мэм?
      – За убийцу!
      Рейчел тряхнула головой. Боже милосердный, ее муж не шутил, когда говорил о ее злобе.
      – Только не Лукас!
      Он сделал движение, и она сжала его руку.
      – Двадцать лет я оплакиваю то, что он совершил. – Голос Аурелии понизился и превратился в скорбный плач, который сделал бы честь королю Лиру. – Посмотри на меня, я все еще в трауре! А он наслаждается жизнью.
      Рейчел попыталась разрядить атмосферу, назвав некоторые бесспорные факты и постаравшись облечь их в дипломатическую форму.
      – Двадцать лет назад, мэм, Лукас был ребенком семи или восьми лет. Ничто из того, что он мог сделать…
      – Он убил свою сестру, Марту.
      Аурелия Грейнджер отколола от платья траурную брошь и сунула ее под нос Рейчел.
      Рейчел с большим удовольствием взяла бы в руку скорпиона.
      – Она носила имя моей матери и была сущим ангелочком, посланным нам с небес, – тихо проговорила свекровь, доставая черный носовой платок, отделанный кружевами. – Она утонула из-за него.
      – Она была постреленком, который никого не слушался! – взорвался Лукас. – Была уволена очередная гувернантка. А Марта этим хвасталась!
      – Лукас! – прорычал отец.
      Лукас повернулся к нему:
      – Пусть все знают! Хватит молчать! Марте было восемь лет, однако за последний год у нее сменилось четыре гувернантки!
      Рейчел вздрогнула, брошь едва не выпала у нее из рук. Она сама много раз со всех ног бежала за Мерси, так что могла живо представить себе, в какие переделки попадала Марта.
      – Лукас, ты напоминаешь мне о том ужасном дне…
      – Я сказал неправду?
      Мать возмущенно посмотрела на него, но спорить не стала.
      – Вы оставили ее у озера со мной, потому что никто не мог справиться с ней, да никто и не соглашался. Мне было всего семь, и я не мог отказаться. Не представлял себе, чем это может кончиться.
      Ти-Эл ахнул.
      Рейчел перевела взгляд на него и заметила, как сильно он побледнел.
      – Матушка собиралась уйти всего на несколько минут, чтобы выпить чаю с миссис Уилсон. Том был на рыбалке, Гортензия играла в крокет со своими школьными подругами. Матушка знала, что Марта обязательно пройдет по тому упавшему бревну – она всегда делала то, что ей запрещали! – бросил Лукас матери.
      – Ничего подобного! – огрызнулась Аурелия.
      – Тем утром бревно было мокрым, под ним текла река, и юбки Марты утащили ее на дно, – гневно продолжал Лукас. – Ее гувернантка постоянно твердила ей: «Будьте осторожны, в другой раз вы поскользнетесь и утонете». Так и случилось. Но будь я проклят, если до конца жизни буду нести груз этой вины! Это было бы несправедливо. Повторяю: я был тогда семилетним ребенком.
      – Господи! Я не знал всех подробностей! – прошептал Ти-Эл.
      Рейчел взглянула на брошь, которую держала в руке, и опустила глаза на миниатюру. На нее смотрело улыбающееся личико маленькой озорницы, которая никого не слушалась, ничего не боялась и делала все по-своему. Ангелочком она не была, как утверждала мать Лукаса.
      Слезы навернулись Рейчел на глаза. Девочка была очень похожа на Лукаса.
      – Ты ошибаешься! – воскликнула Аурелия. – Ошибаешься!
      Черты Лукаса казались высеченными из гранита, ясно говоря о том, что никакого компромисса в этом вопросе быть не может. Глубокие складки пролегли от крыльев его носа к губам, и кожа вдоль них побелела. Взгляд его был ледяным.
      – Возможно. Но я не подведу моих детей, как ты подвела Марту. Буду беречь и защищать их, чего бы это мне ни стоило. Смерть Марты меня этому научила.

      Восход наступил всего несколько часов назад, и воздух был обжигающе-холодным, каким бывает в разгар суровой зимы на высоте более семи тысяч футов над уровнем моря. Ветер пах полынью, приправленной снегом и льдом далеких гор.
      Писатели называли эти места лучшими пастбищами на этой части континента: это был край плоских, открытых равнин, богатых резвыми антилопами. Однако эти места находились всего в ста пятидесяти милях от перевала континентального раздела и жестоких гор Юты. Коллинз подозревал, что тяжелые тучи, нависшие над горами, предвещают снегопад, который начнется в ближайшие часы.
      Вокруг него облака пара и искр поднимались от огромного деревянного цеха и депо. Рабочие колотили тяжелыми молотами, трудясь над громадными локомотивами и сопровождающими их устройствами, которые предназначались для того, чтобы благополучно доставлять пассажирские поезда из Юты в Небраску и обратно. По одну сторону депо стоял огромный дровяной склад, по другую, тоже огромный, склад угля.
      Десятки рабочих, ехавших на рабочем поезде для того, чтобы отгребать снег, набились в здание вокзала, думая лишь о том, чтобы поесть горячей еды, приготовленной по их вкусу, но отнюдь не о бюджете «Юнион Пасифик». Двое из них, представляющих собой полную противоположность друг другу – полукровка, жилистый и обветренный годами, и неотесанный юнец, – вышли из теплушки рабочего поезда последними. Они предпочли проглотить свою скудную трапезу, стоя на солнце у дровяного склада, а не с остальными рабочими и с подветренной стороны от офиса начальника станции.
      Коллинз взбежал по ступеням офиса и сердечно пожал руку Левенторпу, помощнику управляющего «Юнион Пасифик» в Ларами.
      – Рад видеть вас спустя столько лет, дорогой Александр! – воскликнул он с искренней радостью. – Надеюсь, в этом году ваш отец не слишком сильно страдает от люмбаго.
      Щегольски одетый мужчина расплылся в улыбке:
      – После горячих ванн, которые вы порекомендовали, у него прекратились боли. Он ездил лечиться на север, к янки.
      Коллинз хлопнул его по плечу, и они рассмеялись. Семейство Левенторп из Саванны всегда забавляло то, что одним из самых выгодных деловых партнеров для них стала судоперевозочная компания Коллинза с севера. Коллинз помог их третьему сыну поступить в колледж янки, где тот достаточно хорошо усвоил математику, чтобы получать превосходные должности на железной дороге. Оба семейства продолжали поддерживать дружеские отношения, хотя в последние несколько лет совместных дел у них практически не было из-за разрухи, явившейся следствием Гражданской войны.
      Мейтленд медленно подошел и встал рядом с отцом. Его лицо распухло, он почти не мог говорить, а ел только хлеб, размоченный в молоке. Его голова была закутана не столько шарфами, сколько бинтами. Он страдал от мучительной боли, но отказывался принимать опий, утверждая, что он притупляет разум.
      – Александр, позвольте представить вам моего сына Мейтленда.
      Мейтленд слегка поклонился и что-то пробормотал.
      Левенторп ужаснулся, глядя на Мейтленда, но виду не подал.
      В сердце Коллинза затеплилась надежда. С Божьей помощью, если он умело сыграет на желании Левенторпа отомстить за Мейтленда, у него появится союзник.
      – Рад нашей встрече, Мейтленд, – проговорил Левенторп. – Мой отец будет рад узнать, что я познакомился со следующим поколением Коллинзов.
      Мейтленд снова поклонился, на этот раз ниже.
      Коллинз сжал губы. Его мальчик при людях всегда вел себя просто безупречно. Будь проклята эта сучка, лишившая его возможности стать популярной фигурой в обществе!
      – Чем могу быть вам полезен, Коллинз? Признаться, не ожидал увидеть вас здесь, так далеко от океана.
      – Как я сообщил в телеграмме, мы едем в Неваду по делам, – непринужденно начал Коллинз. – Дело срочное, поэтому нам надо остаться с рабочим поездом, и при всем желании мы не сможем здесь задержаться. Прошу вас передать мои искренние сожаления вашей жене.
      Левенторп кивнул:
      – Ей тоже будет жаль, что она не повидалась с вами.
      – Принимая во внимание время года и суровую погоду, я надеялся, что вы покажете нам ваше оборудование и приготовления, которые обеспечили бы нам безопасный проезд через высокие горы.
      – С удовольствием. – Левенторп повернулся спиной к зданию вокзала и направился к депо. – Но если вы едете с рабочим поездом, у нас будет всего несколько минут. Что вас интересует больше всего?
      Коллинз почти почувствовал, как рукоять кинжала ложится ему в ладонь. Теперь он должен позаботиться, чтобы сучка поплатилась!
      – Насколько я понимаю, у вас есть еще один снегоуборщик, который стоит здесь, чтобы обеспечить безопасность пассажирских поездов.
      Левенторп чуть нахмурил брови:
      – Совершенно верно.
      – По сути, это дублирующее устройство, которое может ехать непосредственно с одним из пассажирских составов?
      – Да, либо заменить снегоочиститель рабочего поезда, если он получит повреждения.
      – Превосходно, превосходно. Счастлив слышать, что в «Юнион Пасифик» все так хорошо организовано.
      Он остановился в нескольких шагах от депо, возле дровяного склада. Надвинув шапки на лицо, полукровка и его юный друг дремали на солнышке, привалившись к стене, и на таком расстоянии не могли бы услышать их разговора.
      Молодой Левенторп пристально смотрел на Коллинза. Конечно, тот не мог не знать, как часто работу «Юнион Пасифик» сравнивали с «Сентрал Пасифик», и всегда не в пользу первой из них, особенно после прошлой зимы.
      – О чем вы думаете?
      Коллинз посмотрел ему в глаза, маска добродушия с его лица исчезла.
      – Осмотрительный человек позаботился бы, чтобы снегоочиститель постоянно находился в самом лучшем состоянии, это гарантировало бы безопасный проезд пассажирам, не так ли?
      Левенторп отрывисто кивнул.
      – Любопытное совпадение: личность, ответственная за… гм… проблемы моего сына с речью, едет составом, который следует непосредственно за этим рабочим поездом, – сообщил Коллинз.
      Левенторп прищурился:
      – Черт подери!
      – Дьявол, да, – согласился Мейтленд, которому каким-то образом удалось выговорить это достаточно внятно.
      Левенторп сцепил руки за спиной и повернулся, устремив взгляд в сторону востока – и поезда, который интересовал Коллинза. Он пошел вдоль путей, время от времени останавливаясь, чтобы посмотреть в сторону мастерской.
      Коллинз сдержал свое нетерпение, наблюдая за прекрасно одетым мужчиной, у которого может получиться сильно задержать эту подлую сучку.
      Левенторп снова повернулся к ним. Его лицо с великолепными бакенбардами было совершенно бесстрастным.
      – Вы совершенно правы: со снегоочистителем следует обращаться чрезвычайно осторожно. Зима была долгой и суровой, так что снегоочиститель необходимо отремонтировать немедленно, на что уйдет не меньше недели. А во время ремонта он не сможет ехать с пассажирскими поездами.
      Коллинз кивнул.
      – Отличная работа, сэр, отличная. Ваш дед гордился бы вами: вы демонстрируете заботу о человеческих жизнях, а также об имуществе ваших нанимателей.
      Они обменялись улыбками.
      Рабочий поезд загудел, сигналя об отправке. Десятки мужчин выбежали с вокзала и бросились к вагону. Полукровка и его юный друг вернулись к рабочему поезду, натягивая шарфы так, чтобы их лица оказались в тепле и стали невидимы.
 
      Рейчел подняла голову и попыталась посмотреть поверх его груди на часы.
      – Кажется, мы должны скоро прибыть в Шайенн?
      Он даже не пошевелился.
      – Минут через пять.
      Она изумленно пискнула и попыталась сесть в постели.
      – Но мы же сможем увидеть оттуда Скалистые горы!
      Лукас зевнул.
      – Всего одну гору, даже не гряду.
      Рейчел приподнялась на локте и посмотрела ему в лицо.
      – Она должна быть покрыта снегом.
      – Скорее всего. Но прерии тоже под снегом.
      – А леса там есть?
      – В Черных горах, расположенных впереди на востоке, есть хвойные леса.
      – Мы можем посмотреть на них. А есть там какие-нибудь животные, кроме луговых собачек?
      Лукас пожал плечами:
      – Антилопы, из которых получаются вкусные отбивные. Но лично я предпочел бы смотреть на мою жену.
      Он властно и в то же время игриво погладил ее по ягодицам.
      Рейчел изумленно уставилась на него и с трудом удержалась, чтобы не спросить: «Даже после прошлой ночи и нынешнего утра?»
      Поговорив с Лукасом, Аурелия Грейнджер закатила истерику, и отец поспешно увел ее из «Императрицы». Лукас схватил Рейчел в объятия и прижал к себе так крепко, что чуть не раздавил, а потом унес к ним в купе.
      С тех пор они оттуда не выходили.
      Они провели остаток вечера в постели, занимались любовью, дремали, наслаждались чудесными блюдами Лоусона. О встрече с родителями Лукас не обмолвился ни словом.
      У Рейчел сердце разрывалось от жалости к нему. Как, должно быть, он страдал, виня себя в гибели сестры, пока не осознал, что не в силах был ее предотвратить. Он вырос, став тем сильным мужчиной, которого она видит, – и все это время его постоянно терзали обвинения матери и требования отца. Рейчел недоумевала, почему они ни единого раза не захотели просто оставить его в покое, предоставив ему самому решать, что делать. Но Рейчел была почти уверена в том, что родители Лукаса никогда его не слушали, только читали ему нотации или отдавали приказы.
      У нее не хватило духа задавать ему вопросы: она могла только разрешить ему делать все, что ему захочется, – и давать ему все, о чем он попросит.
      Он бросил на неё вопросительный взгляд:
      – Тебе действительно хочется одеться, миссис Грейнджер? Натягивать на себя всю эту одежду и выходить на мороз?
      Она колебалась.
      – А что можешь предложить ты? – осторожно осведомилась Рейчел.
      Лукас провел пальцем по ее груди.
      – Что ты можешь предложить? – повторила она с дрожью в голосе.
      – Чтобы мы сыграли сейчас в одну игру.
      – В игру?
      – Рейчел, милая, поскольку ты собираешься подробно расспрашивать меня об окружающей нас местности, я хотел бы получить награду за то, что отвечаю на такое количество вопросов.
      – И что бы ты хотел получить?
      – Я тебя свяжу – очень бережно, чтобы, тебе не было больно. Буду делать с тобой все, что пожелаю, и отвечать на твои вопросы. Не возражаешь?
      Подумав, Рейчел энергично покачала головой:
      – Не возражаю. Уверена, ты не сделаешь мне ничего плохого.
      – Спасибо за доверие.
      Она улыбнулась ему и снова задумалась, Имеет ли эта глупая игра в спальне какое-то отношение к приказам и повиновению? Учитывая, что он рос, окруженный недоверием, не хочет ли он получить доказательство того, что она ему доверяет? Рейчел безгранично верила ему и готова была это доказать.
      Она улыбнулась ему:
      – Я согласна, дорогой.
      – Следующая станция после Шайенна будет Хэйзард, потом Отто и Гранит-Кэньон, примерно в двадцати милях, – деловито сообщил Лукас. – Встань, милая.
      Рейчел встала.
      – Умница, – прошептал он и поцеловал уголок ее губ. – Не забывай задавать вопросы.
      Вопросы? О да! Для того чтобы показать Лукасу, как ведут себя цивилизованные люди – например, разговаривают в спальне.
      – А как выглядят места у Гранит… э-э… Гранит-Кэньона?
      – Мы к этому моменту уже поднимемся на шестьсот футов, причем с большой скоростью. Снегопады там такие сильные, что местные жители складывают снежные ограды из снежных блоков, как из прочных бревен.
      Тут явно было что-то тревожное, но у нее не хватило энергии, чтобы выяснить, что именно.
      – А теперь ляг на середину кровати, пожалуйста.
      Его тихий приказ вызвал в ней шквал желания, Рейчел с готовностью подчинилась ему.
      Лукас достал мягкий кашемировый шарф и обмотал им запястья Рейчел. Он привязал ее к центру спинки кровати, закрепив на сильно изогнутой детали резьбы. Рейчел могла бы легко освободиться. Однако ей казалось совершенно нелепым думать о способе освобождения, когда она могла наблюдать за огнем, разгоравшимся в глазах Лукаса.
      Рейчел пристально наблюдала за ним. Его мужественная красота воспламеняла ее. Глухой рокот колес разносился по их спальне.
      Поезда… путешествия. Она уже какое-то время не задавала никаких вопросов. Делать это станет гораздо труднее после того, как он снова прикоснется к ней, особенно если это сделают его умелые губы.
      Рейчел закрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями.
      Она потерла ногу о ногу, ее бедра начали ерзать по вышитому хлопчатому покрывалу.
      – А Гранит-Кэньон – самая высокая точка железной дороги? – спросила она с дрожью в голосе.
      – Нет. Через тринадцать миль следует Шерман – самая высокая точка среди всех железных дорог мира.
      Он обхватил губами один из ее сосков прямо через рубашку и втянул его в рот.
      Рейчел резко дернулась навстречу ему, выкрикнув его имя.
      Он бережно покатал ее сосок во рту, потом лизнул.
      Рейчел застонала и начала извиваться под ним. Ей было не до вопросов.
      Ловкие пальцы Лукаса занялись тем временем другой грудью.
      Он ласкал ее языком, зубами и пальцами, заставляя искры желания разбегаться у нее по телу.
      Рейчел плохо соображала.
      Она не могла бы сказать, зачем дышит: ведь ее легкие существовали только для того, чтобы приподнимать ее груди ближе к его губам для новых прикосновений. Ее кожа пылала, потрескивая от мучительного томления, а внутри собиралось озерцо жидкого огня. Влага выступила у нее на бедрах.
      Лукас прошептал ее имя, слегка коснувшись губами ее шеи.
      Она приподнялась под ним, умоляя о новых прикосновениях, об утолении невероятно обострившегося желания.
      Ее тело напряглось, жарко пульсируя от грудей до низа живота. Соски затвердели.
      Рука Лукаса скользнула вверх по ее бедру и приласкала складки.
      Блаженство было мучительно близким.
      – Лукас, пожалуйста, сейчас, ну пожалуйста…
      Он приподнял ее ногу и вошел в нее, ловко повернув бедра. Складки ее тайника, дивно зажатые между его жезлом и ее ногой, доставили ей наслаждение.
      – Лукас, да!..
      Он повернул ее лицом к себе, хотя она все еще была привязана к кровати, и начал двигаться в ней – медленно и размеренно. Лицо его было напряжено от желания.
      Он был такой большой и такой восхитительный! Очередная горячая волна разлилась по ее телу.
      Он ее муж, он станет отцом ее детей. Она даст ему все, что он пожелает. Она извивалась под ним, отчаянно стремясь к экстазу, требуя его семени.
      Его жезл снова вошел в нее – бархатисто-нежный, обжигающе жаркий, гранитно-твердый. Ее жемчужину атаковало бесчисленное множество ощущений.
      – Лукас!
      Он двигался медленно, растягивая до невероятности движение внутрь и выходя до конца, чтобы тут же возвратиться обратно.
      Ее дыхание совпадало с каждым его движением, сердце билось в такт его сердцу, бедра двигались в одном ритме.
      Он вошел в нее еще глубже и дотронулся до жемчужины.
      Рейчел сорвалась в вихрь экстаза, закружившись в тонкой паутине ослепительного света. Ее тело сжалось вокруг его плоти, ритмично пульсируя и вбирая его глубже.
      Он зарычал и взорвался, излив в ее лоно горячее семя.
      Когда все закончилось, он освободил ее руки от шарфа одним ловким движением и прижал к себе.
      Рейчел положила голову ему на плечо и с трудом сдержала вздох. Ласки Лукаса – ласки мужчины, решившего никогда не открывать свое сердце. Ах, если бы это было не так!

* * *

      Где-то должен был царить свет – яркий и солнечный, каким ему положено быть в полдень. Но не здесь, высоко в Черных горах, где снег шел с тех пор, как они выехали из Шайенна. Рейчел уже не могла видеть открытые равнины, протянувшиеся во всех направлениях, тем более когда поезд двигался среди бесконечных деревянных противоснежных ограждений. Казалось, они едут по крытому мосту, откуда лишь изредка удавалось мельком увидеть внешний мир. Черные сугробы нагромождались внутри и вне оград, пропитанные паровозной сажей. Даже обычные звуки поезда внутри казались приглушенными, так что звонкий стук колес по рельсам превратился в глухой рокот, а гудок напоминал свист ветра, а не громкий и переливистый вой. К тому же поезд трясло гораздо сильнее, чем на плоских прериях.
      Даже заключение на Уступе Коллинза давалось ей легче. Там достаточно было посмотреть в окно, чтобы увидеть просторы Атлантического океана. Здесь мир был ограничен несколькими футами за стенами «Императрицы», в какую бы сторону она ни посмотрела, и становился все теснее, по мере того как снег скапливался рядом с путями внутри ограждения.
      Шли разговоры о еще более сильных снегопадах в горах Юты, которые ждали их впереди, – достаточно сильных, чтобы замедлить движение составов, шедших накануне.
      Лукас перешел в пульмановский вагон «Юнион Пасифик», сказав что-то насчет необходимости проверить все огнестрельное оружие. Хотя Элиас однажды показал Рейчел, как пользоваться его кавалерийским револьвером, у нее не было желания находиться в одной гостиной с мужчинами, решившими поиграть револьверами, кинжалами и винтовками.
      Сейчас она уже почти жалела об этом и готова была отправиться к ним, если бы из-за погоды не было так трудно переходить из вагона в вагон.
      Рейчел забарабанила пальцами по столу гостиной, глядя, как тусклый свет мелькает сквозь бревна ограды. Она непременно выйдет на улицу на следующей остановке для дозаправки водой, что бы Лукас ни говорил об опасности подхватить легочную лихорадку.
      В «Императрице» нашлась небольшая библиотека, книги подбирались по красоте обложек, а не по литературным достоинствам. Возможно, если она займется чтением, ей удастся ускользнуть в объятия Морфея и перестать думать о снежных стенах, смыкавшихся вокруг нее.
 
       Стены погреба оказались холодными как лед, темными и прочными, словно нутро бурана. Даже пол под нею был твердым, а потолок нависал над головой.
       Рейчел вытянула перед собой руки, отчаянно пытаясь отыскать выход. Позади нее, слева или справа… Где-нибудь.
       Мейтленд перебросил факел из одной руки в другую, и шипящее пламя отразилось в его налившихся кровью глазах.
      –  Ну же, беги! Ты же знаешь, как мне нравится, когда девицы бегут.
       Она отшатнулась к стене, не сомневаясь в том, что существует другая возможность. И мгновенно влага проникла сквозь ее платье, коснувшись кожи.
       Она вздрогнула.
       Мейтленд захохотал и по широкой дуге повел факел к ней.
       Рейчел закричала…
 
      – Рейчел, милая! Дорогая, проснись, пожалуйста! Лукас осторожно тряс ее плечо. При свете одной неяркой лампы стало понятно, что они находятся в их купе, на кровати.
      Рейчел приникла к нему.
      Он удивленно хмыкнул, обнял ее и, укутав покрывалом, похлопал по спине.
      Она тихо всхлипнула от облегчения и прижалась к нему теснее, шмыгая носом.
      Слава Богу, его первым инстинктивным движением была нежность. Возможно, в качестве компенсации за его мучительное детство.
      – Ты плачешь? – с ужасом спросил он.
      Рейчел судорожно сглотнула:
      – К-конечно, н-нет.
      – Вот и хорошо. – Непохоже было, чтобы он ей поверил. Он отклонился от кровати, и она яростно в него вцепилась. – Успокойся, моя хорошая, успокойся. Я здесь, я тебя не оставлю.
      Он погладил ее по голове – и она попыталась послушаться. Но холод погреба слишком глубоко проник в ее кости: только тепло его тела могло ее защитить.
      Лукас снова устроился на кровати.
      – Держи. – Он вложил ей в руку носовой платок.
      – Ох…
      Она вздохнула – и на сердце у нее стало тепло. Он просто заботился о ней – как обычно. Она радостно шмыгнула носом, высморкалась, а потом снова тесно прижалась к нему.
      Ее мужчина.
      Лукас посмотрел на жену. Непохоже было, чтобы она собиралась снова заснуть после этого столь неприятного кошмара. И что, черт подери, ему теперь делать?
      Он мог бы найти советчика по любым другим вопросам. Но супружеские проблемы? Даже если бы он был склонен обсуждать такие вопросы, единственный человек, примеру которого он мог бы последовать, находился за тысячи миль отсюда.
      – Ты не хочешь попытаться еще поспать? – осторожно спросил он.
      Она уткнулась ему в грудь, словно ее подбросило пружинами.
      – Ух!
      – Нет!
      Их возгласы прозвучали одновременно.
      – Хорошо, дорогая. Не хочешь – не надо.
      И что теперь? Вести беседу в спальне? Придется. Не заниматься же с ней любовью, когда она так напугана.
      – Хочешь поговорить? Или просто будем обнимать друг друга?
      Рейчел тихо ахнула. Лукас нахмурился.
      – Может, и то и другое? – робко спросила она. Лукас моргнул, совершенно не понимая, как можно совместить несовместимое.
      – Э-э… хорошо. Что бы ты хотела обсудить?
      Она чуть передвинулась, положив голову ему на плечо. Ее коса соскользнула с его руки, щекоча ему ребра и бедро.
      Он наблюдал за ней завороженно и встревоженно, прекрасно сознавая, что его судят по каким-то совершенно незнакомым ему меркам.
      Она приподняла голову, с надеждой глядя ему в глаза:
      – Что-нибудь простое. Может, то, как мистер Донован спас тебе жизнь?
      У него отвисла челюсть. Она хочет услышать эту историю? Лучше было бы начать с наиболее пристойных вещей.
      – Я познакомился с Уильямом Донованом семь лет назад, в Канзасе, в первую зиму после войны. Он владелец фирмы «Донован и сыновья», одной из самых крупных грузоперевозящих компаний Запада.
      Почему-то эти простые фразы вызвали у Рейчел широкую улыбку.
      – Продолжай! – попросила она, переплетя пальцы с пальцами Лукаса.
      – «Донован и сыновья» специализируются на доставке опасных грузов в опасные места, а в те годы трудно было найти место опаснее Канзаса. Часто бывало так, что доставленные его людьми пули и фасоль решали для нас вопрос жизни и смерти.
      – Весьма достойно!
      Теперь история становилась более сложной. Он замялся.
      – И?..
      – Мы не раз встречались с ним, проводя время в… э-э… веселых кварталах.
      Она наклонила голову.
      – Он был женат?
      – Нет, в то время не был.
      – Тогда почему тебе не хочется рассказывать о том, как вы проводили время. Разве ты не это имел в виду?
      Лукас продолжил рассказ, чтобы Рейчел не успела более подробно расспросить его о том, чем они занимались.
      – Правильно. Нам обоим приятно было проводить время с ночными бабочками. – Лукас вдруг замолчал. Рейчел коснулась его плеча, побуждая продолжать. Он снова заговорил: – В то время я содержал любовницу.
      – Ты был к ней привязан? – тихо спросила Рейчел.
      Он ответил без всякого выражения:
      – Я думал, что люблю ее.
      – Ой! Извини.
      Он молча кивнул.
      – Мои враги ее убили.
      – Мне очень жаль, Лукас.
      Лукас сжал ее руку. Всего два человека за все это время выразили ему сочувствие в связи со смертью Эмброуз: Донован, а теперь его жена.
      – Я знал, кто ее убил, но не было никаких доказательств; чтобы подать на этих людей в суд. Я мог сам пристрелить их, как псов.
      – И самому стать убийцей, – кивнула Рейчел.
      Лукас криво улыбнулся. Им двигали отнюдь не такие благородные побуждения, но он не стал в этом признаваться.
      – Я решил вызвать их на поединок, зная, что они примут вызов, поскольку получили воспитание в Южной Каролине.
      – Для этого тебе нужен был секундант. Донован?
      Какая же она умница!
      – Совершенно верно. Никто не стал бы мне помогать, учитывая причину дуэли и то, что я собирался драться с негодяями. Во время дуэли мои враги нарушили правила, и Донован спас мне жизнь. Поединок был тяжелый.
      – Я перед Донованом в неоплатном долгу, – сказала Рейчел. – Если бы не он, мы не были бы сейчас вместе. Ты сказал, что тогда Донован не был женат. А сейчас?
      Лукас тихо рассмеялся ее романтическому интересу.
      – Сейчас женат. Тебе наверняка понравится Виола Линдси Донован. Уильям и Виола влюблены друг в друга и никогда не расстаются.
      – Они твои близкие друзья?
      Лукас кивнул:
      – Да. Хотя я их не понимаю.
      – Буду рада с ними познакомиться.
      Рейчел прижалась к нему, не выказывая желания продолжить этот разговор.
      Казалось, Лукасу следовало бы этому радоваться, но он подозревал, что упустил нечто важное для женщины.
 
      Ти-Эл вошел в гостиничный номер супруги и кивнул се горничной. Будучи девицей сообразительной, Мадлен присела в книксене и немедленно удалилась, хотя прошло уже много лет с тех пор, как Ти-Эл заходил в комнаты жены после пяти вечера.
      Аурелия быстро повернулась в кресле. На ней было одеяние из шелка и кружев, выгодно подчеркивавшее ее все еще стройную фигуру.
      – О чем вы думаете, Ти-Эл? Она расчесывала мне волосы!
      Ти-Эл продемонстрировал пару бланков для каблограмм, исписанных женской рукой.
      – Узнаете это?
      Она секунду с недоумением смотрела на него, а потом на ее лице отразился ужас. Она попыталась прикинуться невинной овечкой, но было уже поздно.
      – Я сразу понял, что это дело ваших рук, сударыня.
      Она быстро поднялась с кресла.
      – Я не писала эти каблограммы!
      – Не лгите, Аурелия. Неужели вы думаете, что я могу не узнать ваш почерк?
      Она заколебалась. Он едва сдержал смех, видя, что она пытается извлечь из сложившейся ситуации выгоду.
      Пора напомнить ей основные правила.
      – Вспомните, Аурелия, все семейные разногласия решаются приватно. Вас об этом предупреждали. Если вы вынесете их за стены нашего дома, в газету, что вы попытались сделать в данном случае, остаток вашей жизни пройдет вне круга семьи. В особняке в Уилмингтоне.
      – В Уилмингтоне! – Она не могла бы ужаснуться сильнее, если бы он сказал «в Стамбуле».
      Он выжидал, не напоминая ей о достоинствах этого города – например, о его близости к Филадельфии и к ее якобы обожаемым внукам.
      Она надулась и начала мерить шагами комнату.
      Хорошо, что она не попыталась использовать против него свои знаменитые синие глаза. Эта ее уловка не действовала уже несколько десятков лет, с тех пор как он понял, что его роль в ее жизни сводится к его чековой книжке и влиянию в свете, что она никогда не питала к нему никаких чувств.
      Но будь он проклят, если допустит, чтобы те, кого он любит, страдали из-за ее упрямства. Пусть он никогда не показывал это Лукасу, но теперь все изменится, если он хочет снова видеть своего второго сына.
      Догадайся он о том, что на самом деле случилось перед гибелью Марты, вел бы себя совершенно иначе. Не сосредоточил бы все свои силы на том, чтобы не допустить повторения чего-либо подобного, не пытался бы превратить Лукаса в идеального сына, который всегда жил бы там, где отец может за ним присматривать. Нет, он бы понял, что Лукас – копия дядюшки Барнабсу и что ему судьбой предназначено самому прокладывать себе дорогу в жизни и что он прекрасно с этим справляется.
      Да поможет ему Бог, время еще не упущено. Он уже начал свою кампанию завоевания доверия Лукаса, отправив своих лучших адвокатов осаждать этих лицемерных мерзавцев, управляющих Фондом Дэвиса.
      Аурелия остановилась и повернулась к нему.
      – Хорошо, – проговорила она обиженно, – я не стану больше обсуждать свадьбу, супружескую жизнь или жену моего сына в каких бы то ни было газетах.
      – Рад, что вы наконец одумались, – проговорил Ти-Эл.
      Она остановила на нем взгляд, полный ненависти.
      – Теперь вы уйдете?
      – Нет. Вы никогда не станете вмешиваться в жизнь Лукаса. Никогда! И ни при каких обстоятельствах.
      Она уставилась на Ти-Эла не веря своим ушам:
      – Хотите сказать, что одобряете его женитьбу на этой… этой служанке?
      – Жена Лукаса – добропорядочная женщина, вращалась в лучших кругах Бостона. Она принесла гораздо большее приданое, чем давали за девицей Толлмейдж, и, судя по всему, станет прекрасной матерью нашим внукам. Не вижу никаких причин отвергать ее. Больше того, сделаю все, чтобы. Лукас, получил место главного опекуна в. Фонде Дэвйса.
      – Вы сошли с ума!
      – И что важнее всего, Лукас – взрослый, мужчина, и она его избранница. Я пытался быть ему хорошим отцом, добиваясь, чтобы он пошел по моим стопам. Но он нашел свой собственный путь. И преуспел в жизни. Надо пожелать ему удачи.
      – Он убийца и неудачник! – Аурелия перешла на визг.
      – Лукас был ребенком, когда ему велели присмотреть за Мартой. Он ни в чем не виноват. Виноват тот, кто дал ему такое поручение.
      – Ти-Эл!
      Она попыталась броситься на него, но он с яростью ее отшвырнул.
      Ти-Элу давно хотелось свернуть ей шею. Но впервые он всерьез задумался о том, куда денет ее труп. Он обуздал свою ярость и уже в который раз пожалел о том, что имел глупость жениться на девушке, совершенно не зная ее, прельстившись ее красотой и высоким происхождением.
      – Позвольте мне выразиться предельно ясно, Аурелия. Вы больше не будете делать попыток ввести в наш дом новую дочь, заставив одного из сыновей жениться на девушке по имени Марта. Давайте обсудим вопрос удочерения.
      По щекам Аурелии бежали слезы. Она извлекла из рукава носовой платок и высморкалась.
      – Нет, это должно быть по крови. Марта была моей любимицей, моей гордостью. Глядя на нее, все считали меня идеальной матерью.
      Может, она и правда считала, что важна только кровь, но Лукас заставил его понять: сын сам выбирает себе жену и создает семью. Если Ти-Эл хочет в нее войти, ему придется заслужить это право.
      – Тогда этого не произойдет, потому что я не допущу, чтобы жизнь нашего… моего, если вы желаете отказаться от всякого родства с ним… сына была разрушена ради попытки изменить то, чего уже не вернешь.
      Ее плечи ссутулились, лицо закрыто огромным куском кружева и шелка, а все тело сотрясали мощные рыдания. Похоже, что ее гнев более неподделен, чем ей хотелось бы признать. Он не видел, чтобы она так сильно плакала с того момента, когда он заставил ее ограничить траты определенной суммой.
      – Вы поняли, Аурелия? – повторил он. Молчаливые соглашения с ней не работали.
      – Да. – Голос ее прозвучал приглушенно, но достаточно ясно.
      Он повернулся, чтобы уйти.
      – Хотелось бы знать, как вы намерены поступить? – спросила она.
      Он повернулся, уже взявшись за ручку двери. Неужели ее интересует что-то непосредственно не связанное с ней самой?
      – Я не хочу терять сына, а поэтому намерен всячески поддерживать его во всех его начинаниях. Сейчас ему нужен снегоуборщик, но они ценятся на вес золота. Если смогу, отправлю ему это устройство, и если угодно Господу, оно прибудет достаточно быстро.

      Рейчел и Лукас стояли у одного из окон гостиной и смотрели, как поезд подходит к крупному военному форту. Снегопад стал гораздо слабее, так что они смогли хорошо разглядеть широкие равнины Ларами, где вездесущая полынь под толстым покровом снега превратилась в холмики.
      Лукас не служил в этих местах, когда находился в армии, но ему случалось здесь проезжать. Интересно, вместе со своей любовницей? Смеялась ли она, кокетничала ли с ним? Был ли он в нее влюблен?
      Если он был влюблен в свою содержанку, Рейчел не стоит слишком беспокоиться о его дальнейшей верности. Защититься от влюбленности легче, чем от частых приступов неудержимой похоти по отношению к любой хорошенькой женщине.
      – Хорошо, что мы почти у Ларами. – Лукас начал застегивать сюртук. – Можно будет выяснить, как обстоят дела со снегоуборщиком.
      Рейчел была рада вернуться к реальной жизни.
      – Митчеллу ничего не удалось выяснить?
      – Ничего. А это значит, что-то держит Левенторпа крепче серых волков Ли, потому что они вместе с Митчеллом служили в армии Северной Виргинии. Только кровное родство или нечто подобное могло бы объяснить его столь упорное противодействие.
      Рейчел поморщилась:
      – Выходит, у нас почти нет надежды его переубедить.
      – Практически никакой. Мы уже пробовали использовать деньги, шантажировать его тоже нельзя.
      Паровоз оглушительно загудел. Колеса стали вращаться в противоположном направлении и медленно остановились. Лукас бросил взгляд на платформу и слегка нахмурился:
      – Разведчики уже вернулись.
      – Мне следует радоваться? – осторожно поинтересовалась Рейчел.
      Он посмотрел на нее чуть иронично.
      – Всегда лучше начинать кампанию, располагая информацией о противнике, какой бы неприятной она ни была.
      Рейчел медленно кивнула, снова вспомнив о том, как хорошо удавалась Лукасу роль командира-кавалериста. Помимо решимости и хитроумия, он был достаточно гибок, чтобы изменяться тогда, когда это было необходимо. Он был поистине смертельно опасным противником.
      – Подожди здесь, Рейчел, я их сейчас приведу.
      В следующее мгновение он исчез, не дав ей возможности возразить, что она может набросить шубу и пойти с ним.
      Минутой позже Лукас вернулся с двумя темноволосыми мужчинами в грубой, сильно поношенной одежде.
      Один был высокий, крепкого сложения, плечи чуть не задели дверной проем. Резкие черты лица и черные глаза выдавали в нем индейца, но светлая кожа говорила о том, что он полукровка.
      Второй был угловатым молодым человеком с умными серо-голубыми глазами и иссиня-черными волосами, упавшими налицо, когда он снял шапку. Он двигался среди прекрасной мебели и хрусталя «Императрицы» с ловкостью, неожиданной для его юношеской долговязости. Ему предстояло в будущем стать весьма привлекательным, но не красавчиком.
      Оба внушали доверие, хотя Рейчел сомневалась в том, что они хорошо смотрелись бы в бальном зале.
      Лукас представил их Рейчел. Великана-полукровку звали Малыш, а молодого человека – Лоуэлл.
      Оба замерзли, устали и наверняка хотели есть. Но обладали, как ни странно, превосходными манерами.
      Митчелл и еще один человек из «Донована и сыновей» присоединились к ним, обменявшись негромкими мужскими приветствиями.
      Рейчел посмотрела на Брейдена, молча отдав стюарду приказ. Тот кивнул и исчез.
      – Вам удалось устроиться на рабочий поезд? – спросил Лукас и стал в нетерпении ходить у прохода.
      – Без особого труда, – ответил Малыш.
      – Мало кому хотелось, – добавил Лоуэлл. – Они платят всего полтора доллара в день, а потом вычитают доллар за жилье и еду. Они не удивились, когда мы уволились.
      Рейчел ушам своим не поверила.
      – Что за нелепость! За эту плату никто не захочет сгребать снег на такой высоте.
      – Нам надо удвоить эту сумму, чтобы набрать собственную команду, – сказал Митчелл, глядя на Лукаса.
      – Если будет, кого нанять, – усомнилсяЛукас. – В горах Вайоминга и Юты мало людей, особенно в это время года. Придется воспользоваться обычной практикой и поощрить добровольцев из числа пассажиров.
      – Может, они и согласятся, хотя бы для того, чтобы поскорее попасть в Сан-Франциско.
      Шутка Митчелла была встречена раскатами мужского смеха.
      Вернувшийся Брейден принялся подавать кофе и сандвичи. Лоуэлл с жадностью набросился на еду.
      Рейчел встревоженно посмотрела на Малыша. Он безмолвно наблюдал за остальными, словно отец, разрешающий детям спорить, отлично понимая, что проблема не в этом.
      – А как насчет снегоуборщика? – обратился Лукас к немолодому разведчику.
      – Тот, который идет с рабочим поездом, в полном порядке, – проговорил Малыш.
      – Ну? – поторопил его Лукас.
      – Запасной, тот, что в Ларами, разобрали для проверки, и сейчас он бездействует.
      – Что? – Митчелл вскочил на ноги.
      У Рейчел оборвалось сердце. Если это действительно так, значит, с каждым поворотом колес «Императрицы» они приближаются к крутому подъему и наверняка застрянут.
      – Оказывается, – продолжал Лоуэлл, – Коллинз и главный начальник в Ларами – старые друзья, почти родственники. Коллинз уговорил Левенторпа сделать вид, будто он очень встревожен и не хочет повторения того, что случилось в прошлом году. И теперь неизвестно, когда снегоуборщик заработает.
      – А что, если мы заставим Левенторпа передумать?
      Малыш покачал головой:
      – Бесполезно. Собирать его придется дня два. Не меньше.
      – А к тому времени Коллинз успеет уехать.
      Кто-то тихо выругался. Рейчел промолчала.
      – Может, с нами пойдет дрезина для чистки рельсов? – неуверенно произнес Митчелл.
      Лукас нетерпеливо передернул плечами, отметая такую возможность.
      – Она просто соскребает снег и лед с рельсов и отбрасывает их в сторону. Ей не справиться с шестью дюймами снега, ветер будет наносить их обратно. Людям все равно придется вручную разгребать стрелки и тупики.
      – Между Ларами и Огденом четыреста пятьдесят девять миль, на вершинах Скалистых гор обещают сильный снегопад, – добавил Лоуэлл.
      – Нам остается только молиться, – проговорила Рейчел.
      Лукас изумленно посмотрел на нее и заулыбался, но не очень добродушно:
      – Прекрасная идея, дорогая. Давай обратимся за помощью к Всевышнему. Помолимся, чтобы наши враги потерпели поражение и чтобы Господь расчистил перед нами путь.
 
      Рейчел пробиралась по неровной тропе, пытаясь увернуться от комьев снега, которые мужчины перебрасывали лопатами прямо через голову. Она закуталась в мужскую одежду и теперь напоминала пингвина. Если учесть количество людей, которые трудились, чтобы поезд мог продолжить движение, любому, кто прошел бы рядом с локомотивами, необходимо было соблюдать осторожность. Два дня назад три дюжины рабочих пришли из ближайших поселков, привлеченные обещанными Лукасом высокими заработками.
      Мужские ноги утоптали неровную тропу так сильно, что она стала твердой, как мрамор. Не исключено, что к вечеру Она превратится в настоящий каток и кто-нибудь сломает себе руку, ногу или еще что-нибудь. Снег доходил Рейчел почти до пояса, обманчиво пушистый, но не спасавший от мороза. Однако он не помешал ей разглядеть мужчину, чьи движения оставались грациозными и собранными, словно у леопарда, даже после двух дней ходьбы и расчистки снега на железнодорожном пути Вайоминга. Лукас был прекрасен даже в теплой одежде. Работал собранно и энергично, не делая ни одного лишнего движения. Никто из мужчин не мог с ним сравниться. Рейчел залюбовалась им. Потому она и оказалась здесь, несмотря на ужасную погоду, когда остальные женщины сидели в тепле, у печек.
      Рейчел пробралась ближе к Лукасу и стянула шерстяной шарф с лица.
      – Не хочешь чаю, Лукас? – крикнула Рейчел.
      Лукас стремительно повернулся:
      – Рейчел? Что ты здесь делаешь? Я же просил тебя не выходить из вагона.
      Она пожала плечами и начала копаться в своей многослойной одежде, добираясь до фляжки с чаем, спрятанной под шубой.
      – Все либо работают, либо выбились из сил, либо больны.
      Лукас бросил на нее гневный взгляд, но отчитывать при посторонних не стал.
      Погода испортилась сразу же после того, как они отъехали от Ларами.
      Прошлой ночью поезд стоял несколько часов. В такую погоду никто не мог работать.
      Ветер вонзал свои острые когти в горло, мешая дышать.
      За неимением снегоуборщика приходилось расчищать пути вручную. Лопата за лопатой усталые мужчины вырубали куски снега, превратившегося в лед, и отбрасывали их. Это был непосильный труд, и люди буквально валились с ног…
      Потребовалось два дня, чтобы поезд проделал расстояние, которое обычно проходил за шесть часов. Рейчел старалась не думать о том, сколько времени они будут добираться до места, где им окажут помощь.
      Хорошо, что в их составе нашлись люди, предотвратившие начавшуюся панику. И первым среди них, конечно же, был Лукас.
      Лукас с силой воткнул лопату в снег и навалился на нее.
      – Ты принесла чай для всех?
      – Конечно.
      Она протянула ему фляжку.
      Он запрокинул голову и начал пить. На его шее бугрились мышцы.
      У нее моментально пересохло во рту от острого желания ощутить вкус его губ. Она издала тихий стон, но тут же взяла себя в руки. Сейчас не время и не место предаваться похоти.
      Остановленный большим сугробом снега, поезд пыхтел перед перевалом континентального раздела – длинным, пологим туннелем, прорытым рекой Грин-Ривер, сейчас скованной льдом. Три локомотива, по-прежнему тащившие только главный состав, выбрасывали клубы дыма в потемневшее мрачное небо – близился вечер. Позади них, на востоке, железнодорожные пути проходили через мост и исчезали за крутым обрывом. Вокруг высились горные кряжи, похожие на монументы забытых богов: на севере – крутые торы Семинол, на западе – уступы гряды Суитуотер, дальше к западу – хребет Уинд-Ривер, далеко на юге – пологие горы Уинта.
      Тяжелые темные тучи нависали над горами к северо-западу, скатываясь вниз, чтобы заполнить долины и покрыть вершины. Они были настолько плотными и низкими, что заходящее солнце едва окрашивало края.
      Лукас вернул фляжку Рейчел:
      – Спасибо.
      – Как ты думаешь, скоро начнется буран?
      Он посмотрел в ту сторону и пожал плечами:
      – Малыш говорит, что меньше чем через два часа направление ветра изменится и разыграется настоящая вьюга, с сильным ветром и футом свежего снега, а то и больше.
      Они и сейчас еле продвигались вперед, а ведь на путях снега было не больше нескольких дюймов!
      – Мы застрянем.
      – С нами ничего не случится. У нас большие запасы, и за нами придет поезд железной дороги.
      Она содрогнулась, вспоминая сотни ужасающих историй о людях, которые сбивались с пути и терялись на Великих равнинах во время буранов. Но у нее хотя бы был Лукас, который сможет о ней позаботиться. Самой большой опасностью, наверное, будет задержка с приездом в Огден.
      – Не сомневаюсь, что ты прав. Но как же мистер Донован? Мы успеем его предупредить?
      Лукас сжал губы и резким рывком сдвинул свой шарф выше. Его уверенность сменилась гневной решимостью.
      – На мои телеграммы из Сан-Франциско ответ не пришел. Наверное, Донован еще не приплыл.
      – О Боже!
      Рельсы уходили на восток, черные на фоне серебристого снега. Они переливались под темнеющим небом, и их чистоту не нарушал ни один состав. Особенно тот, в котором ехали более бедные пассажиры.
      – Как ты думаешь, насколько далеко состав с иммигрантами?
      Он побарабанил пальцами по черенку лопаты.
      – Не знаю. Мы слышали его гудок, а может, нам показалось. Надеюсь, они близко.
      – Почему ты так думаешь?
      – Потому что мы им нужны! У них нет еды, а у нас ее много. Мы сможем с ними поделиться.
      – У них может начаться голод!
      Лукас кивнул.
      – А если они до нас не доберутся?
      – Они будут ехать очень быстро, пытаясь нас догнать, мы повесим фонари на тормозном вагоне. Надо надеяться, они не врежутся в нас и не сбросят с рельсов.
      – Если такое случится, оба поезда могут погибнуть, – прошептала Рейчел.
      Лукас кивнул и натянул шапку так, чтобы Рейчел не видела выражение его лица. Лукасу все труднее было делать вид, будто им не грозит опасность. Но обмануть Рейчел было трудно. Она все понимала.
      Ощутив дуновение северо-западного ветра, Рейчел замерла. Она судорожно вздохнула, и глоток обжигающе-холодного воздуха проник ей в горло и легкие.
      Буран стремительно приближался.
      – Ветер переменился, – прошептала Рейчел.
      – Да! – Он произнес это с тихой злостью. – Раздай остальной чай как можно быстрее и возвращайся в вагон. Вьюга может начаться с минуты на минуту.
      – Конечно.
      Рейчел с трудом перевела дыхание и повернулась к Малышу.
      «Боже милосердный, пожалуйста, помоги иммигрантам пережить это…»
      Она успела сделать всего пару шагов, когда со стороны реки донесся гудок. Сердце Рейчел переполнилось радостью, и она подняла голову.
      В отдалении поезд медленно выползал из-за подъема и выходил на мост, двигаясь по дороге, которую они с таким огромным трудом проложили.
      Состав иммигрантов наконец прибыл.
      Лукас подбросил шапку в воздух и закричал:
      – Ура!
      Гудок паровоза эхом разнесся по горам, зазвонил колокол. Мужчины радостно закричали.
      Злобный ветер обрушил слепящие заряды снега прямо на крутой подъем перед их поездом.
 
      Коллинз запрыгнул в свой пульмановский вагон и быстро прошел в гостиную. Спал ли у Мейтленда жар? Встал ли он с постели?
      Мейтленд повернулся к нему. Он стоял у буфета, наливал себе вино.
      – Наша ловушка для этих свиней готова, отец?
      Коллинз на секунду закрыл глаза, ощутив огромное облегчение. Мейтленд не только встал на ноги – язык у него снова стал таким же острым, как раньше. Слава Богу, он постепенно оправлялся после нападения той сучки.
      Их поезд тронулся с резким стуком. Рабочий поезд был неказистый, что особенно бросалось в глаза, когда он отходил от железнодорожных станций. Однако на этой короткой остановке высоко в горах Юты у него хватило времени на то, чтобы получить свои телеграммы.
      – Да, все идет хорошо. Хамфрис сообщил, что готов сделать все от него зависящее, чтобы помочь мне как настоящему и законному владельцу «Синей птицы».
      Мейтленд радостно захихикал и вручил отцу рюмку с вином.
      – Прекрасно сказано!
      – В самом деле? – обрадовался Коллинз. – Наверное, мы можем захотеть дать ему премию за столь элегантную фразу.
      Бровь на здоровой половине лица Мейтленда поползла вверх, заставив кожу дернуться и потянуть повязку. Будь проклята эта сучка: забинтованное лицо еще хуже, чем эти безобразные складки.
      – «Можем захотеть», насколько я понимаю, на самом деле означает «не захотим».
      Коллинз расхохотался, запоминая гримасу сына как нечто такое, за что тоже надо будет отомстить.
      – Но «можем захотеть» чудесно звучит!
      Они какое-то время дружно смеялись, не обращая внимания на ветер, сотрясавший их вагон, и сквозняки, проскользнувшие над коврами. За опущенными шторами мир превратился в кипяще-белую вьюгу. Паровоз загудел, и поезд медленно двинулся дальше на запад.
      – А еще Донован завтра должен сойти на берег в Сан-Франциско. Дженкинс, его новый телеграфист и наш добрый друг, докладывает, что он все еще не имеет понятия о проблемах мистера Грейнджера. Донован собирается приехать в «Синюю птицу» в намеченное время.
      – Отличная работа, сэр! Дичь скачет прямо к ловушке. Благодаря телеграфистам мы знаем также, что Грейнджера и сучку завалило снегом, так что они не смогут помочь Доновану и вынуждены будут ждать, пока мы их уничтожим. Скоро мы вернемся в Бостон и снова займем привычное для нас место среди самых влиятельных людей.
      Коллинз картинно поклонился в ответ на похвалы сына. Все его враги должны были вот-вот погибнуть – и жизнь определенно налаживалась.
 
      Дверь тамбура со скрипом открылась, впустив порыв морозного ветра, а следом за ним – Лукаса. Он был закутан в свою бизонью шубу, а шапку надвинул на самые уши. И он был настолько покрыт льдом и снегом, что почти весь был белым.
      Он был жив, а не замерз до смерти и не потерялся в буране. Слава Богу.
      Секунду Рейчел едва могла пошевелиться: сердце ее болезненно сжалось, она едва не задохнулась.
      Проглотив слезы облегчения, она поднялась с кушетки, чтобы помочь ему. Полы ее бархатного халата колебались вокруг лодыжек. Ветер колотил по «Императрице», словно злясь на то, что ему не удалось заполучить Лукаса. Их вагон сотрясался.
      Хэнском, кондуктор «Юнион Пасифик», по секрету признался ей, что лишь благодаря деньгам и запасам продуктов Лукаса пассажиры обоих поездов все еще живы. Второй обузой стали для них рабочие, которые разгребали снег, – их распределили по двум составам, которые и без того были полностью загружены. После двух дней заточения в вагонах настроение у всех было близкое к панике. Однако полдюжины людей «Донована и сыновей», ехавших в их составе, сотрудничали с экипажем «Юнион Пасифик», пресекая любую попытку нарушить спокойствие.
      Однако управлять всем этим мог только Лукас, Он переходил из состава в состав и заботился о комфорте окружающих, проверяя в каком они состоянии.
      Лукас швырнул шапку на стол и стал разматывать шарф. Каждое движение сопровождалось громким треском раскалывающегося льда. Кожа у него на лице туго натянулась.
      Сине-зеленые глаза блестели при свете единственной лампы. Эти глаза всегда притягивали ее. Ее северный дьявол!
      – Тебе следовало бы спать.
      Не желая открыто признаваться во всей глубине своего непреодолимого влечения к нему, она заставила себя пожать плечами и взяла со стола его перчатки. Благие небеса! Они затвердели от мороза!
      – Я отпустила Брейдена и Лоусона, чтобы они хорошенько выспались.
      Рейчел пристроила перчатки над тазиком, чтобы они оттаяли, и собиралась сделать с его шарфом то же самое.
      – Ты столкнулся с какими-то проблемами у игроков в покер?
      – На этот раз нет, благодарение Богу.
      Лукас смахнул снег с волос и энергично встряхнулся. Капли ледяной воды разлетелись во все стороны, с его бизоньей шубы посыпались на ковер хрустальные бусинки.
      Рейчел обеспокоенно смотрела на него. Он возвращался по бурану, а не через поезд, и мог получить обморожение. Нет ли белых пятен у него на скулах, кончике носа и кончиках пальцев?
      – Погода ужасная? – спросила Рейчел, шагнув к Лукасу.
      Обморожения не было, только обледеневшая одежда и едва уловимый аромат сандалового дерева, исходивший от его влажных волос.
      Лукас пожал плечами и начал расстегивать сюртук.
      – А чего ждать после трех дней сильнейшего бурана? Что на берегу Грин-Ривер вдруг появится тропический пляж?
      Рейчел рассмеялась и придвинулась ближе. Его пальцы окоченели и двигались с большим трудом.
      – Давай я тебе помогу.
      Он отвел руки:
      – Спасибо.
      С пуговицами она справлялась не лучше, чем он сам, потому что слишком остро ощущала его близость.
      Лукас наблюдал за ней, глаза его горели.
      Рейчел судорожно сглотнула и справилась с последней пуговицей.
      – Хочешь кофе или…
      – Чего-то теплого и сладкого? – договорил он, обняв ее за талию.
      Рейчел положила голову ему на плечо. Лукас так измучен. Обычно в любовных играх он сам задает тон. Не взять ли ей сейчас инициативу в свои руки?
      Рейчел положила руку ему на пояс. Вторая ее рука начала мягко гладить его по ноге, в опасной близости от бедра.
      Лукас застыл, резко выгнув бровь. Он замер и слегка вздрогнул, когда его брюки натянулись в паху и на бедрах – буквально под ее пальцами.
      – Рейчел, что ты делаешь?
      Она улыбнулась ему, довольная такой реакцией на самую крошечку соблазна.
      – А может, что-нибудь быстрое и гладкое? – предложила она, придвигая пальцы ближе к его ширинке.
      Он уже стал поразительно большим и жарким, словно прут железа с прокатного стана. Небольшое влажное пятнышко возникло у него на брюках – и в ответ жаром заполыхало ее лоно.
      Она стала водить двумя пальцами вдоль его жезла.
      Он дернулся и произнес что-то на незнакомом языке, возможно, на одном из наречий индейцев. Сейчас это не имело никакого значения.
      Она продолжала поглаживать его жезл ладонью.
      Лукас вспотел – лицо его пылало, словно он бросал уголь в ревущую топку, а не брел по сугробам на вершине Скалистых гор.
      – Рейчел, опомнись!
      Рейчел продолжала его ласкать.
      Он что-то произнес по-английски и застонал, когда ее пальцы ласково обхватили его снизу. Он тихо выругался на незнакомом языке, но не попытался отстраниться.
      – Можно мне смотреть на тебя, Лукас? – нежно спросила Рейчел. – Но прежде разденься.
      Она ласкала его очень осторожно, водя пальцами по шву на его брюках и наслаждаясь слабостью в собственных ногах. Ее грудь набухла, соски вжимались в корсет.
      Лукас хрипло выдохнул, его жезл напрягся еще сильнее.
      – Не здесь, Рейчел. Что, если нас кто-нибудь увидит?
      Рейчел подвинулась так, чтобы стоять лицом к нему. Теперь она могла использовать обе руки, чтобы наслаждаться им. Если она расстегнет ему жилет и рубашку… До чего же он красив!
      Ее пальцы дрожали, когда он схватил ее за запястье, но он не отдернул руки.
      – Хэнском сейчас в вагоне-люкс, не так ли?
      – Так, – подтвердил Лукас. Голос его сел. – Рейчел, это была не моя инициатива…
      – Ну конечно, не твоя. – Ее голос стал звучать очень глухо, что было неудивительно, потому что сердце ее билось очень часто. – А это действительно нужно было?
      Единственным ответом стал его негромкий смех. Его руки легли ей на плечи и начали их массировать.
      – Брейден и Лоусон у себя в купе. А кто еще может нас увидеть? – Охваченная желанием, Рейчел уже плохо соображала.
      Она стянула с Лукаса рубашку и залюбовалась его обнаженным торсом.
      Рейчел положила ладонь на его живот, и жезл Лукаса приподнялся.
      Рейчел завела руки ему за спину и погладила его по сильным, упругим ягодицам.
      – Проклятие, Рейчел, быстрее!
      Лукас привлек ее к себе.
      У Рейчел участилось дыхание. Она попыталась коснуться бедрами его жезла, скрытого под ширинкой.
      – Рейчел, – прорычал он, – какого черта ты ждешь?
      Изумленная, но ободренная его нетерпением, Рейчел покрыла поцелуями его грудь. Высвободившись из его рук, Рейчел опустилась перед ним на колени.
      Ее тело пылало, словно охваченное пламенем.
      Она просунула пальцы в ширинку и стала ласкать его жезл, затем спустила брюки, чтобы полюбоваться его великолепием. Темно-пурпурная головка набухла и поднялась чуть ли не до живота.
      Дыхание Лукаса участилось, кулаки судорожно сжимались.
      – Рейчел, ради всего святого, сделай что-нибудь!
      Рейчел провела языком по кончику жезла, и бедра Лукаса рванулись ей навстречу.
      Язык Рейчел поистине творил чудеса, возбуждая Лукаса все сильнее и сильнее.
      – Милая! Ты сводишь меня с ума!
      Лаская друг друга, Рейчел и Лукас одновременно взлетели на вершину блаженства, а когда спустились с нее, какое-то время лежали в объятиях друг друга, пока их не сморил сон.

      Высокогорная долина являла собой прекрасное зрелище, способное вдохновить художника. Небо было кристально чистым, лишь изредка проплывали легкие облака, прилетевшие с далеких вершин. Замерзшая река изящно изгибалась по дну долины, обрамленная высокими уступами и пересеченная изящной аркой моста. Воздух стал теплее, снег и лед постепенно таяли.
      Два поезда терпеливо ждали. Из паровозных труб поднимались тонкие струйки черного дыма. Десятки мужчин отгребали снег от обледеневшего сугроба, высившегося перед огромным локомотивом. Веера снега ритмично взлетали над головами работающих. Несколько мужчин ушли с ружьями на плечах, чтобы охотиться на антилоп и кроликов, в надежде внести разнообразие в рацион своих спутников.
      Дети играли неподалеку в тополиной рощице под присмотром матерей.
      Рейчел подняла воротник бизоньей шубы. На улице у нее хотя бы была иллюзия солнца и тепла.
      – Может, мне пойти к тополям поиграть с детьми? – обратилась она к Лукасу.
      Они стояли на задней площадке «Императрицы», заняв прекрасную позицию для обзора.
      Рейчел бросила на него взгляд из-под ресниц.
      – Уверена, их матери были бы рады моей помощи после того, как им пришлось так долго сидеть с ними взаперти. Обещаю не заходить далеко в рощу, чтобы меня видно было от поезда.
      – Рейчел, ты прекрасно знаешь, все вышли наружу просто потому, что это единственный способ согреться. Еды у нас достаточно, а уголь на исходе. Нельзя допустить, чтобы вагоны-люкс замерзли, но паровозам может не хватить топлива, чтобы добраться до следующей станции.
      – Тогда разреши мне выйти на солнце. – Она умоляюще положила руку ему на плечо. – Ты мог бы использовать личные запасы угля в «Императрице» для печек в семейном вагоне иммигрантов, где едут дети.
      «Просто позволь мне раскинуть руки на открытом воздухе, Лукас… Я три дня провела в этой деревянной тюрьме, где вой ветра напоминал мне про Уступ Коллинз».
      Лукас покачал головой, уговорить его было невозможно.
      – Нет. Помнишь женщину, которая сломала ногу? Она провалилась сквозь корку наста и попала ногой между корнями и валунами, которые прятались под снегом? Я не хочу, чтобы у тебя был выкидыш.
      Неужели он считает ее неуклюжей дурой? А что до выкидыша, то эта чушь вообще не заслуживала обсуждения.
      Ее нервы были уже натянуты до предела, и потому привычная дипломатичность ей изменила.
      – В отличие от нее я совершенно трезвая, Лукас. И я обещаю, что буду осторожна.
      – Нет. Мы пойдем прогуляться вечером после ужина.
      В темноте, подумала Рейчел, когда ничего не видно и дует ледяной ветер. Рейчел попыталась сделать вид, будто в восторге от такой перспективы, но не смогла.
      Лукас неправильно истолковал разочарование, отразившееся на ее лице.
      – Ты не почувствуешь вони от состава иммигрантов.
      – О чем ты?
      Лукас пожал плечами.
      – Их вагоны имеют по одному туалету с каждого конца, хотя на каждой полке едут по двое взрослых. Они рассчитаны только на минимальные перегоны.
      Рейчел удивленно уставилась на него, задавать вопросов не стала. Лукас продолжил:
      – Я попросил Брейдена составить рабочую команду, чтобы произвести уборку. Везде. Начиная с семейного вагона. Иначе может разразиться эпидемия.
      Рейчел мгновенно приняла решение, но не успела открыть рот, как Лукас снова заговорил. Голос его зазвучал резче обычного.
      – Ты даже не приблизишься к тому поезду, поняла?
      Она напряглась, изумленная столь бесцеремонным обращением.
      – Это почему же?
      Его лицо стало непроницаемым.
      – Я не допущу, чтобы ты рисковала своей жизнью или жизнью ребенка.
      – Я не беременна.
      – Откуда ты знаешь?
      Она открыла рот, готовясь с ним спорить. У нее прекрасное здоровье, а срок ее беременности, если она вообще существует, составляет меньше недели. Мытье полов не может нанести ущерб ее здоровью – при условии, что она не будет переутомляться.
      К ним приближался Митчелл, он бежал по расчищенной дорожке, растеряв свой привычный лоск.
      – Среди рабочих, которые стояли довольно далеко от паровоза, началась драка. Вроде бы вчера жители штата Миссисипи жульничали, играя против техасцев в фараон.
      Лукас выругался и выплеснул остатки кофе в снег. Он крепко поцеловал ее и сказал:
      – Оставайся в вагоне и в тепле, жена.
      Спустя мгновение он исчез вместе с Митчеллом.
      Внутри и в тепле. Неужели он не понимает, что это напоминает ей тюрьму Коллинза?
      Если она пойдет в поезд к иммигрантам, то останется в вагоне и в тепле.
      Рейчел взяла чашки из-под кофе и вернулась в «Императрицу».
      – Брейден?
      Он мгновенно повернулся к ней и вытянулся в струнку, держа в руках поднос с грязной посудой, оставшейся после завтрака.
      – Да, мэм? – Он слегка поклонился.
      Даже по прошествии стольких лет после службы в британской армии он оставался настоящим военным и был пугающе бдителен. О чем она может беспокоиться, если он станет ее сопровождать – а ведь он непременно пойдет с ней в состав для иммигрантов!
      – Как идут ваши приготовления бригады для уборки?
      Он встревоженно посмотрел на нее:
      – В состав для иммигрантов?
      – Конечно. У вас достаточно материалов? Как насчет персонала?
      Взгляд его мгновенно стал непроницаемым.
      – Материалов у нас более чем достаточно, мэм, но вот количество работников ограничено.
      «Ограничено». Странная формулировка.
      – Почему?
      – Были приглашены добровольцы, мэм, но никто не согласился.
      Никто? Три переполненных грязных железнодорожных вагона – и никто, кроме измученных пассажиров, не пожелал помочь ему с уборкой? Работа, конечно, грязная, но Рейчел случалось видеть, как находились добровольцы и для более ужасной работы.
      – Погода хорошая, и есть немало других дел, – уклончиво произнес он.
      – Вы не знаете, никто не заболел в вагонах для иммигрантов?
      Он ничем не выдал своего удивления. Видимо, научился этой непроницаемости, когда объяснял новобранцам, как проводятся ночные вылазки на северозападной границе Индии.
      – Жар, простуда, чего и следовало ожидать при такой погоде.
      Рейчел насторожилась:
      – Значит, есть больные?
      – У пятилетнего мальчика болит горло, насморк, кашель, жар…
      – И?..
      У Брейдена задергалась щека.
      – И сыпь.
      У Рейчел по спине побежали мурашки.
      – Корь? – выдохнула она.
      – Пока неизвестно.
      Если у мальчика корь, придется изолировать каждого второго ребенка в составе и каждого взрослого, не болевшего корью. Особенно это опасно для беременных женщин. Боже правый, ведь эта болезнь способна убивать и убивать…
      Рейчел содрогнулась.
      – Возможно, это не корь, – решительно заявила она. – Мало ли от чего бывает сыпь.
      – Да, мэм.
      Судя по тону Брейдена, его это не убедило.
      Но если это корь и вспыхнет эпидемия, погибнут десятки людей.
      Рейчел стала думать, как помочь заболевшему малышу.
      – Его перевели в отдельное помещение? Конечно, нам надо удобно его устроить. Необходимо все очистить карболовым мылом, если это возможно.
      Он нахмурился – и лицо его начало медленно бледнеть.
      – Вы думаете пойти туда сами?
      – А кто еще захочет, если будут считать, что у него корь? – просто спросила Рейчел.
      Он явно ужаснулся еще больше.
      – Миссис Грейнджер, вы должны заботиться о себе.
      Она улыбнулась ему:
      – Брейден, не волнуйтесь, пожалуйста. Я совершенно уверена, что у меня была корь. Если говорить честно, то я обучала мальчиков, которые вскоре заболели, но не заразилась. Так что для меня опасности нет. Но если вы не хотите идти…
      Он расправил плечи и вытянулся по стойке «смирно»:
      – Мэм!
      Она выгнула бровь:
      – Вы клянетесь могилой вашей матушки, что у вас была корь?
      – Я клянусь могилами моей матушки и бабушки, что у меня была корь, мэм.
      – Значит, договорились, – решительно заявила она. – Мы пойдем в состав для иммигрантов и позаботимся о том, чтобы ребенку был обеспечен необходимый уход.
      – Да, мэм.
      Она притворилась, будто не слышала его тихой молитвы о том, чтобы мастер Лукас не слишком разгневался, видимо, потому, что сама молилась о том же.
      Когда Рейчел вышла из вагона, было уже поздно, все находились в вагонах, не считая команды с лопатами, которая продолжала расчищать дорогу перед паровозом. Предзакатное солнце отбрасывало на снег лиловые и серые тени. Воздух был ледяным, но чистым.
      В вагоне все буквально заросло грязью. Неудивительно, что мальчик заболел! Они вымыли его, а проводник нашел для него и его матери чистый угол в багажном вагоне.
      Закончив мыть туалет, Рейчел собиралась вернуться в «Императрицу» и сжечь всю одежду, которая на ней была. Она плотнее закуталась в служившее ей плащом одеяло и поспешно зашагала вперед. Хорошо, что у нее хватило ума не взять с собой свою драгоценную бизонью шубу.
      – Рейчел.
      Низкий хриплый голос заставил ее вздрогнуть. Она стремительно обернулась.
      – Лукас?
      Он стоял позади нее, широко расставив ноги.
      О Боже правый! У Рейчел заледенела вся кожа. На секунду ее пальцы сжали край одеяла, но она тут же решительно заставила себя ослабить хватку.
      – Что, к дьяволу, ты тут вытворяла?
      Она встревоженно посмотрела на него: она ведь ничего плохого не делала! Отмывала туалет. Его голос стал мягким – слишком мягким.
      – Как ты посмела не послушаться меня и рисковать нашим ребенком?!
      Рисковать? О чем он говорит? Она попыталась достучаться до него с помощью логики, прибегнув к приему, который использовала все эти годы в переписке с ним.
      – Никакой опасности нет. Я уже болела корью.
      Он схватил ее за руку:
      – Ты уверена, что у мальчика корь? И что ты уже переболела? И что твой иммунитет защитит моего ребенка?
      Она изумленно уставилась на него:
      – Твои доводы абсурдны! Я следовала рекомендациям лучших врачей Бостона, а ты задаешь такие вопросы, которые постыдился бы задать даже деревенский лекарь.
      – Но может умереть мой ребенок! И какой бы малой ни была эта вероятность, возможная цена громадна. Неужели тебе настолько дорого дитя чужой женщины, что ты не желаешь думать о своем собственном?
      Она содрогнулась, вспоминая страшные рассказы о выкидышах и уродливых зародышах, если беременная заболевала корью.
      Она взяла себя в руки.
      – Вероятность этого очень мала в сравнении с болезнью мальчика. Вокруг не нашлось людей, которые помогли бы его родным. Ты хотел бы, чтобы твой ребенок остался без ухода?
      – Мой ребенок не останется без ухода!
      Глаза Лукаса сверкали, словно у разъяренного тигра. Он сильнее сжал ее руку.
      У нее перехватило дыхание. Она выпрямилась и обожгла его взглядом.
      Молчание затянулось: ни один из них не собирался уступать.
      Низкий гудок донесся к ним из лежащей внизу долины. Потом еще один и еще.
      Кто-то закричал. Их паровозы начали сигналить, загудев протяжно и громко. Эхо разнеслось по всей долине.
      Лукас прислушался.
      – Откуда он доносится? – с надеждой спросила Рейчел.
      – С востока? – пробормотал Лукас. – Но там снегоочистителей нет, и ничто другое не могло добраться до нас настолько быстро.
      Он повернулся в ту сторону, и на его лице отразилась надежда. Рейчел проследила за направлением его взгляда.
      Массивный состав медленно приближался. Огромный дробильный снегоочиститель ехал впереди, его толкали три локомотива в сцепке. Сам снегоочиститель формой походил на морской таран: окованный сталью нос, тяжелые бревна и мостик для штурмана, который управлял его работой. Впереди него горы снега вскипали и раздвигались, словно океанские волны перед лайнером.
      Следом за ним двигались два мощных грузовых паровоза, тоже в сцепке, которые тащили еще один небольшой состав. В нем оказалось достаточно вагонов, чтобы разместить двести человек, несколько вагонов с кухнями и провизией, вагон угля, цистерна для воды и тормозной вагон. Мужчины высовывались из окон и шли вдоль состава, размахивая шапками и выкрикивая приветствия.
      При виде этого зрелища у Рейчел перехватило дыхание.
      – Слава Богу, мы спасены! – прошептала она.
      – Как, черт подери, Ти-Эл смог такое сделать? – спросил Лукас.
      Она посмотрела на него:
      – Ти-Эл? Твой отец? А какое он имеет к этому отношение?
      – Посмотри на паровоз, который идет за снегоочистителем. С какой он железной дороги? – Лукас сосредоточил внимание на громадном снегоочистителе.
      Рейчел прищурилась:
      – Пенсильвания?
      Невозможно! Какой огромной властью надо обладать, чтобы заставить эту превосходную железную дорогу немедленно отправить свое самое ценное устройство через половину континента. И все же…
      Рейчел снова посмотрела на состав:
      – Пенсильванская железная дорога отправила снегоочиститель в Вайоминг?
      – Выходит, что так. Теперь я перед ним в неоплатном долгу, черт подери!
      – Может, это подарок.
      Лукас покачал головой.
      – Как ему удалось убедить «Юнион Пасифик» пустить его на свои пути?
      – Видимо, он имеет на них огромное влияние или дал крупную взятку, – согласилась Рейчел. – Возможно, что-то, что связано с этими слушаниями в Вашингтоне?
      – Каким образом дирекция «Юнион Пасифик» могла быть связана со скандалом «Креди мобилье»?
      – Но Элиас говорил, что твой отец держался в стороне от людей «Юнион Пасифик».
      – Да. Но эти слушания способны утопить железную дорогу и немалую часть конгресса. Возможно, даже администрацию. «Юнион Пасифик» потребуются союзники.
      – Вполне возможно, – проговорила Рейчел.
      – Не исключено, – согласился Лукас и очень осторожно взял ее за руку, грязную после уборки.
      Это не ускользнуло от Рейчел, и она поморщилась, Если бы понадобилось, она снова поступила бы точно так же. Если она единственная, кто может помочь ребенку, она это сделает.
 
      Мейтленд с облегчением вздохнул:
      – Слава Богу, мы наконец выехали из этих проклятых гор!
      Коллинз ему улыбнулся. Настроение сына улучшалось с каждым днем, он шел на поправку. У него даже хватило энергии провести вечер с простолюдинами Огдена, насладившись кровавой дракой и дешевой шлюхой, которой Коллинз позже заплатил золотом. Он отдал бы вдвое больше, лишь бы видеть сына снова жизнерадостным.
      – Всего пара дней в Неваде, а потом снова горы, – напомнил он ему.
      Мейтленд пожал плечами:
      – Но там будут наши копи и наши друзья. После того как мы разберемся с Донованом, в нашем распоряжении будут их богатства, которые можно будет использовать против сучки. И если нам улыбнется удача…
      Неужели к Мейтленду вернулось его хитроумие?
      – То что?
      – Этот ее муженек отправится за нами, и тогда мы его тоже убьем.
      «Наконец-то ты это понял…»
      – Превосходная идея, сын. Но сначала нам нужно заполучить сучку. Иначе его семья через нее все приберет к рукам, заявив, будто убитая горем жена ждет его ребенка.
      Мейтленд нахмурился:
      – Жаль. Я надеялся сразу же ее убить. Но если нельзя, мы ее украдем.
      – И тогда ей придется покориться тебе, – проговорил Коллинз.
      Улыбка его сына была неподдельной: она тронула его глаза и губы. Коллинз не потерпел бы, чтобы ее адресовали его покойной жене, но для сучки она была в самый раз.
      – Уж этого я добьюсь. Сразу же. – Мейтленд поднял бокал шампанского. – За «Синюю птицу», отец!
      – За «Синюю птицу»!
      Они осушили бокалы.
 
      Во что еще ввязалась Рейчел? Неужели нашла новый объект благотворительности, что может стоить ей жизни?
      Лукас прыгнул обратно в «Императрицу» и обвел взглядом гостиную. Выглянул в окно, но нигде не увидел Рейчел. Черт подери, он весь поезд перевернет вверх дном, чтобы ее найти!
      Он слишком долго болтал с кондуктором поезда, начальником участка «Юнион Пасифик» и кондуктором Пенсильванской железной дороги, обсуждая вопрос о том, как лучше использовать бригаду по уборке снега, которую он нанял. Что до него, то пусть бы их заставили рыть ход до самого Китая, только бы он смог добраться до Рейчел на пять минут раньше.
      Когда он ее разыщет, либо свернет ей ее прелестную шейку, либо заласкает до полусмерти, чтобы она поняла, кому принадлежит и чьи приказы обязана исполнять.
      Брейден в этот момент регулировал приток газа в одной из ламп. Остальные уже наполняли комнату теплым золотистым светом.
      – Добрый вечер, сэр. Желаете отобедать? Лоусон оставил вам прекрасную отбивную из антилопы, – сказал Брейден.
      Лукас отмахнулся от этого предложения.
      – Миссис Грейнджер уже пообедала?
      – Да, сэр, и ушла в главную спальню.
      – Спасибо.
      Лукас громко постучал в дверь и вошел.
      – Брейден? У вас ко мне какое дело? – Рейчел выглянула из ванной. – А, это ты.
      Тон у Рейчел был недовольный. Выглядела она соблазнительно. На ней был цветастый шелковый пеньюар, облегавший ее влажное тело. Каштановые кудри свободно прихвачены на макушке, несколько прядей выбились, привлекая взгляд к изящной шее и алебастровой коже. Щеки разрумянились, и пахло от нее чудесно.
      Одним быстрым движением Лукас поймал ее за запястье и втянул в спальню. Спустя секунду завладел вторым ее запястьем, замкнув вместе с первым пальцами одной руки. Он отбросил ее к стене, притиснув к деревянной панели.
      – Да, это я, твой муж.
      Он просунул ногу между ее ногами, распахнув шелковый пеньюар, надетый на голое тело. Его жезл напрягся.
      Она изумленно ахнула:
      – Лукас!
      – Я рад, что ты помнишь, кто я такой. – Он нежно погладил ее щеку костяшками пальцев. – Ты должна знать, кто отдает тебе приказы, чтобы их выполнять.
      Рейчел нахмурилась, явно не собираясь сдаваться, однако в том положении, в каком она оказалась, спорить было невозможно.
      – Уверен, еще через несколько мгновений ты припомнишь кое-какие вещи, которыми занимаются е мужем, – ласково проговорил он и начал покусывать и лизать чувствительные точки у нее на запястье.
      Она ахнула и чуть обмякла, но в следующую секунду снова гордо выпрямилась:
      – Что за абсурд!
      – Или вот этим…
      Он отвел ее руки в стороны, открывая ее дивную шею для поцелуев и дразнящих покусываний.
      Рейчел застонала и стала извиваться, не в силах устоять перед его ласками.
      Его жезл дрогнул под брюками, увеличиваясь в размере, и стал горячим, наполняясь семенем.
      – Или вот этим.
      Неожиданно он отпустил ее запястья и поймал за бедра, приподняв по стене так, чтобы его ноющий член прижимался к ее животу.
      Ее янтарные глаза моргнули и изумленно округлились.
      – Лукас?
      Стиснув зубы и борясь с желанием рвануть – и испортить один из ее немногочисленных предметов одежды, – Лукас развязал пояс ее пеньюара. Скользкий шелк распахнулся, обнажая ее тело. У нее была безупречная грудь – упругая и достаточно большая, чтобы наполнить мужскую ладонь, но не настолько пышная, чтобы отвлечь внимание от изящных линий ее талии и восхитительных сосков.
      Он скользнул по ней жадным взглядом.
      – Ты прекрасна!
      Ее соски моментально напряглись и приподнялись, требуя внимания.
      Он рассмеялся, а она покраснела.
      – Лукас, пожалуйста!
      – Вот именно.
      Он втянул в рот один сосок и стал его смаковать.
      – Я говорила не об этом! – слабо запротестовала она, продолжая тереться о него.
      Лукас выгнул бровь, не желая потакать девической стыдливости.
      – Ты моя жена, Рейчел. Хочешь сказать, что не получаешь удовольствия?
      Его большой палец медленно тер ее сосок. Она начала задыхаться и закрыла глаза.
      Он медленно провел губами вдоль ее шеи. Дьявол забери все на свете, пусть только его тело не торопится и даст ему возможность преподать ей кое-какие уроки, а не просто наброситься на нее.
      – Рейчел?
      – Делай со мной что хочешь, Лукас, только давай ляжем.
      – Дьявол, нет!
      Он начал возиться с ширинкой. Инстинкт и долгий опыт помогли ему справиться с желанием и слишком плотной тканью и освободить свой жезл. Он вырвался на волю, обжигающе-горячий, влажный от собственных соков, и ткнулся в атласную кожу ее живота.
      Лукас приподнял ее бедра.
      – Обхвати меня ногами за пояс, Рейчел.
      Ее горячее влажное тело сводило его с ума.
      – Проклятие, Рейчел, сделай это!
      Она подчинилась, надежно устроившись для долгой скачки.
      Он прижал Рейчел к идеально отполированной стене, отделявшей спальню от коридора, и рванулся вперед, погружаясь в ее лоно. Рейчел вскрикнула и вцепилась ему в плечи, ее лоно гостеприимно принимало его.
      Лукасом двигал инстинкт, а отнюдь не разум и даже не потребности тела. Он не мог бы сказать, сколько раз Рейчел достигла оргазма.
      Но она оставалась жаркой и страстной, задыхаясь и повторяя его имя.
      Лукас прикусил плечо Рейчел в самом чувствительном месте – и она сорвалась в пропасть наслаждения, последний раз выкрикнув его имя.
      Лукас торжествующе взревел и взорвался, наполняя ее своим семенем, связывая с ней все надежды на будущее.
      Рейчел тут же провалилась в сон, и Лукас бережно уложил ее в постель. Она не сделала ни малейшей попытки продолжить разговор.
      Мысль о том, что на этот раз Рейчел действительно зачала и что он связал себя с женщиной, готовой рисковать, была пугающей.
      Пугало также то, что он снова начал влюбляться, на этот раз в женщину, чье сердце принадлежало другому мужчине.
      По прошествии двух дней Лукас готов был поклясться, что любить Рейчел в течение дней и ночей может быть чрезвычайно приятно для обоих, но это не заставит Рейчел хоть на дюйм отступиться от своих принципов по любому вопросу. И если даже она не станет возражать, предпочтет отмалчиваться, как сейчас, когда они ехали вниз по одному из последних каньонов перед Огденом.
      Солнечный луч упал на Рейчел, которая спала на одном из сделанных на заказ кресел-шезлонгов. Он скользнул по ее каштановым волосам и исчез.
      Прекрасный пульмановский вагон трясся, стучал и вибрировал в такт громкому стуку колес. Поезд мчался вниз по узкому ущелью, накреняясь на каждом крутом повороте настолько сильно, что казалось, будто он сейчас коснется деревьев, растущих на противоположном обрыве. Иногда он притормаживал, готовясь к более долгому и спокойному пути по ровной части серпантина – до следующего крутого поворота. Перед пассажирами открывались прекрасные виды на кипящую ледяную воду внизу и фантастические пики и скалы за ней.
      Лукас расхаживал вдоль гостиной, не замечая величественных картин, которые видел уже десятки раз. Он обдумывал решение, которое должен был принять немедленно, еще до Огдена, до которого оставалось несколько часов пути.
      Они с Рейчел ни разу не говорили о своей ссоре по поводу поступка Рейчел, отправившейся на иммигрантский поезд вопреки его запрету. Он не извинился за то, что выругал ее. Она вела себя отвратительно, подвергая опасности их будущего ребенка из-за контакта с больным корью. Ради их малыша он не допустит, чтобы Рейчел рисковала собой.
      Он содрогнулся, вспомнив, какой в последний раз видел Марту: невероятно спокойное лицо, под нежной прозрачной кожей громадные багровые синяки.
      В Огдене им предстояло пересесть на поезд, направлявшийся в Неваду. Затем два дня пути по ужасному пустынному бездорожью для того, чтобы попасть на копи «Синяя птица» и наконец схлестнуться с Коллинзом. Если на то будет воля Божья, к этому моменту Донован уже ответит ему на его телеграммы. А если нет, ему придется справляться с Коллинзом одному.
      Рейчел уверена в том, что если переговорит с Хамфрисом, управляющим «Синей птицы», он подчинится ее приказу и не тронет Донована. Но где гарантия, что подручный Коллинза окажется таким порядочным? Стоит ли рисковать жизнью Рейчел?
      Что, если Мейтленд Коллинз надругается над Рейчел и убьет ее, как Эмброуз?
      Лукаса прошиб холодный пот, а желудок свела судорога. Он с силой ударил кулаком по ладони.
      Лукас этого не допустит. Он поклялся защищать Рейчел.
      Ему придется оставить ее в Огдене, пусть даже для этого придется применить силу, что она наверняка сочтет предательством, ведь Коллинз тоже держал ее в плену. Рейчел даже обсуждать этого не захочет, для нее это вопрос чести.
      Он замер, глядя на скалы – такие же гранитно-жесткие и корявые, как альтернативы, которые у него были, и такие же холодно-безрадостные, как его будущее.
      Сейчас не время думать о теплом, уютном доме. Не время расслабляться. И он спасет жену и ребенка любой ценой.

      Рейчел закрыла глаза и запрокинула голову, нежась на солнце, словно ящерица. В Огдене, к счастью, погода была солнечной, хотя очень ветреной и холодной. Но тут были ярко-зеленые деревья и горы, увенчанные снежными шапками. Здесь было много такого, чем можно наслаждаться, приходя в себя после очередного обладания Лукаса и готовясь к следующему.
      Она улыбнулась кое-каким особенно сладким воспоминаниям и твердо приказала себе сохранять непроницаемое выражение лица, а потом устроилась на скамье в просторном здании железнодорожного вокзала Огдена.
      «Императрицу» отцепили от поезда «Юнион Пасифик» и перетащили к ожидающему составу «Сентрал Пасифик». Операция сопровождалась множеством коротких частых гудков, звоном колокола и стуком колес.
      Когда они приехали, Лукаса приветствовали рослые, крепкие работники «Донована и сыновей». Он познакомил с ними Рейчел, а потом усадил ее на скамью. Ее охраняли люди «Донована и сыновей» из Юты, а Лукас продолжал разговаривать с остальными.
      Она чуть нахмурилась, внимательно наблюдая за мужем.
      Выражение его лица было очень суровым. Неужели они сказали нечто такое, что его разгневало?
      Но нет, Лукаса встревожило что-то еще до Огдена. Его старые друзья – Малыш, Лоуэлл и Митчелл – о чем-то жарко спорили с Лукасом.
      Поразмыслив, Рейчел пришла к выводу, что ее вины здесь нет. Да, в Вайоминге они поссорились из-за того, что она пошла убирать в поезде для иммигрантов. Но оба больше не заговаривали об этом. Рейчел не раскаивалась в том, что в Вайоминге поступила так, как того требует христианское милосердие.
      – Рейчел, пройди со мной, пожалуйста.
      Лукас остановился перед ней.
      Рейчел приставила ладонь козырьком к глазам и, щурясь, посмотрела на него.
      – Мы приглашены на ленч к моему старому другу Тэйлору в помещении «Донована и сыновей».
      Что-то в его голосе насторожило Рейчел. Его голос стал резче.
      – Рейчел?
      Она видела, что Лукас настроен решительно.
      Почему, собственно, не пойти? Пообедать в обществе, а не в вагоне весьма приятно.
      Она протянула ему руку. Он взял ее и помог ей встать. В следующую секунду ее пальцы лежали на его локте и были прикрыты другой его рукой.
      На душе у Рейчел стало тревожно. Никого, из мужчин с ними не было. Лоуэлл и Митчелл повернулись к ним спиной и смотрели на «Императрицу».
      – Ты давно знаком с управляющим станцией? – осторожно осведомилась она.
      – Почти десять лет. Мы с Тэйлором вместе служили в армии. Я помог ему получить место в компании Донована.
      Значит, это человек, который многим обязан Лукасу и который готов ответить ему тем же.
      Конечно же, ей холодно только из-за ветра, срывающегося с заснеженных вершин!..
      Как только они дошли до нужной улицы, Тэйлор вышел им навстречу. Обветренный, коренастый мужчина выглядел честным человеком.
      Рейчел шла по тротуару между двумя мужчинами – и у нее в животе холодело быстрее, чем на зимних вершинах. Она пыталась уговорить себя, что ей вовсе не обязательно просчитывать пути бегства. Ведь Лукас поклялся защищать ее ценой своей жизни!
      Большое помещение компании «Донован и сыновья» оказалось всего в нескольких кварталах. Оно было похоже на крепость из-за толстых каменных стен, узких окон и окованных железом дверей. Мимо них непрерывным потоком быстро двигались мужчины, повозки, лошади и мулы, нагруженные тюками и ящиками.
      Лукас привлек ее к себе, подальше от громадной телеги, тяжело груженной бочками и запряженной восемью мулами.
      Тэйлор повысил голос, чтобы быть услышанным по другую сторону двери:
      – Я отнесу телеграммы в офис, чтобы их отправили.
      Лукас кивнул в знак благодарности, не пытаясь перекричать шум, и повел Рейчел подлинному внутреннему коридору, идущему от большого внутреннего двора в глубину здания. Здесь от центрального квадрата отходил небольшой закуток: две его стороны составлял коридор, а еще две – конюшни для частных лошадей. Несколько коз лениво жевали сено. Через окна конюшни она могла разглядеть рабочие помещения «Сентрал Пасифик».
      Охранник стоял там, где закуток открывался на центральный двор, – с этого места он мог следить за конюшнями и за главным складом, расположенным чуть дальше.
      Это было хорошо защищенное, тихое место.
      У нее вдруг учащенно забилось сердце.
      Лукас открыл дверь в углу закутка и провел ее внутрь.
      Это были небольшие жилые апартаменты. Здесь стояла кровать, комод, стол и кресло, а также висела вышивка со словами «Отче наш». С потолка свисала масляная лампа. Туалет и небольшая сидячая ванна находились в крохотной комнатушке рядом. Все сверкало чистотой.
      Единственное окно выходило на загон для коз.
      Помещение было вдвое меньше комнат на Уступе Коллинз.
      – Что это за место, Лукас?
      – Я хочу тебя здесь оставить, Рейчел, на время моего отсутствия. – Его аквамариновые глаза холодно блестели, словно высокогорные ледники. – Дорогая моя, прошу тебя, поживи здесь, пока я съезжу в Неваду. Ты для меня дороже жизни, и я поклялся тебя оберегать.
      – А если я откажусь?
      Он сжал зубы.
      – Не упрямься!
      Она всмотрелась в его лицо. Неужели перед ней тот мужчина, которому она доверяла. Неужели Лукас предал ее?
      – Нет! Ты не можешь запереть меня здесь!
      Складки у его губ стали глубже.
      – Здесь ты будешь в безопасности. Коллинз не сможет тебя похитить. Тэйлор выставит охрану. Жена Тэйлора будет жить с тобой в конторе.
      У Рейчел перехватило дыхание.
      – Но… как же «Синяя птица»? Я же нужна тебе, чтобы говорить с Хамфрисом!
      – Неужели ты серьезно считаешь, будто человек, который в течение года был в сговоре с Коллинзом, изменит свои планы, как только ты придешь к нему в контору? Я не могу взять тебя с собой туда, где Коллинз будет тебя разыскивать!
      Рейчел содрогнулась и вскрикнула. Его логика была такой же непреклонной, как и его взгляд. Слезы подступили к ее глазам, но она яростно их сморгнула. Она медленно повернулась на месте, разглядывая тесное жилище. Ее юбка шуршала по полу.
      – Как ты можешь требовать, чтобы я провела здесь хоть какое-то время? Я здесь умру, Лукас!
      – Ты можешь выходить из дома при условии, что будешь оставаться на территории станции.
      – Когда меня держал взаперти Коллинз, я хотя бы могла видеть океан и дальний горизонт! – возмущенно бросила она ему.
      – Ты от него сбежала. Какой-нибудь негодяй мог бы похитить тебя, если бы узнал, где ты находишься. Я не хочу рисковать твоей жизнью.
      Она схватила его за лацканы грубого пальто.
      – Лукас, вся жизнь состоит из опасностей! Я готова рисковать.
      Он отвел ее руки.
      – А я не готов.
      Боже правый, почему он не желает ее понять? Она отступила на шаг, наткнулась на кресло и снова повернулась к нему:
      – Ведь ты сделал бы то же самое, если бы через год началась эпидемия холеры или кори, когда все уже закончилось и опасность со стороны Коллинза миновала?
      Лукас замялся, но по выражению его лица был с ней согласен.
      Ей хотелось запустить в него чем-нибудь тяжелым.
      – Лукас, если ты намерен прятать меня при приближении любой опасности, я не смогу свободно дышать. Я не могу так жить, ни одна женщина не смогла бы.
      – Ты же знаешь, я делаю все, что в моих силах.
      Она закусила губу. Сердце ее болезненно сжалось.
      Лукас доказал, что он настоящий северный дьявол, но он не оправдал ее надежд.
      – Лукас, если ты это сделаешь, я никогда больше не смогу тебе доверять.
      – Знаю. Но твоя жизнь мне дороже, чем твое отношение ко мне.
      Забыв о гордости, Рейчел упала на колени, Слезы затуманили ей глаза.
      – Лукас, умоляю тебя…
      Он издал короткий хриплый стон.
      – Рейчел, просто постарайся понять и простить меня.
      В следующую секунду он исчез – и дверь за ним громко захлопнулась.
      Рейчел воззрилась на нее – этот звук пронзил ее, словно ее собственная мука.
      Катулл сказал об этом удивительно верно:
 
Любовь и ненависть кипят в душе моей.
Быть может: «Почему?» – ты спросишь. Я не знаю,
Но силу этих двух страстей
В себе я чувствую и сердцем всем страдаю.
 
      Рейчел свернулась клубочком на полу и зарыдала. Она не знала, как долго плакала.
      Когда слезы иссякли, Рейчел судорожно вздохнула и, подняв глаза, увидела свое отражение в зеркале. На нее смотрела сломленная женщина.
      Она возмущенно посмотрела на собственное отражение. Черта с два.
      – Черта с два! – произнесла она. И повторила: – Черта с два!
      Лукас считает ее настолько беспомощной, что решил запереть в клетку, словно канарейку. Она докажет ему, что он ошибается. Сбежит отсюда и доберется до «Синей птицы», чтобы расстроить планы мерзких мошенников.
      Прежде всего, надо забыть о том, что она «сломленная» женщина.
      Рейчел обрадовалась, обнаружив в комоде несколько чистых носовых платков, высморкала нос, вымыла лицо. Никто к ней не заходил.
      Она проверила свою наличность, наученная горьким опытом жизни на Уступе Коллинз. На столе стояли сандвичи и фрукты, их можно, было захватить с собой. Еще у нее осталось золото и драгоценные камни, зашитые в корсет, она так и не избавилась от привычки носить их с собой. Обменивать драгоценный камень на железнодорожный билет не очень ловко, но вполне реально.
      Рейчел сложила еду в корзинку, в которой, видимо, ее принесли, разрезала стежки на корсете, где прятала один из небольших рубинов, бросила его в корзинку.
      Что ж, пора бежать.
      Рейчел на цыпочках прошла к двери. Постояв несколько минут и прислушавшись, приоткрыла дверь и выглянула.
      Никого.
      Видимо, им не пришло в голову, что она решится на побег. К ней даже не приставили охрану.
      Рейчел выскользнула наружу, пробежала по коридору и осторожно выглянула из закутка. Охранник наблюдал за тем, как в центре двора разворачивают фургон, запряженный большим количеством мулов. Если она сбежит прямо сейчас, то у нее будет шанс добраться до конюшен незамеченной.
      Рейчел прошептала молитву, подобрала подол, подхватила корзинку и не оглядываясь быстро пошла по коридору. Что может сделать охранник, если заметит ее, чего еще не сделал Лукас. Пристрелить? Рейчел сочла бы это милосердием.
      Она вбежала в конюшню, двери которой выходили на служебные помещения «Сентрал Пасифик» и железнодорожный вокзал, и прислонилась к стене, обливаясь потом. Лошади, высунув морды из стойл, с любопытством ее разглядывали.
      Рейчел прислушалась, сердце у нее бешено стучало.
      Ей необходимо добраться до железнодорожного вокзала. Предупредить Уильяма Донована об опасности.
      Она ни за что не будет жить с Лукасом Грейнджером.
 
      Лукас ухватился за причудливо украшенную бронзовую полку для багажа и устремил взгляд в окно на равнодушные груды камней, называемые холмами. Если он очень постарается, то сможет убедить себя в том, что подсчитывает, сколько людей и какое вооружение понадобятся для нападения на «Синюю птицу». И возможно, в этом ему поможет суровая местность.
      Видит Бог, Большое Соленое озеро – это достаточно неприятное зрелище. На его берегу скапливается столько высохшей соли, что она становится похожа на снежные заносы. Но даже недавние бураны не уменьшили содержания щелочи в воздухе, который раздирал людям легкие, – эти места получили название Великая американская пустыня.
      Внутренний голос шептал ему, что, если бы Рейчел была здесь, он играл бы с ней в шахматы, или смеялся, или резвился в постели…
      Он лягнул ни в чем не повинный стул, оказавшийся рядом, и резко повернулся. Он обменял ее любовь на ее безопасность и должен позаботиться о том, чтобы эту безопасность гарантировать.
      Поезд со скрежетом затормозил у полустанка «Мыс», так что новая порция щелочи заклубилась над «Императрицей», прилетев с Большого Соленого озера, находившегося всего в нескольких сотнях футов.
      Лукас спрыгнул на платформу, говоря себе, что делает это из-за сентиментальности. В конце концов, именно здесь встречались две железные дороги, соединяя континент. Щелочная пыль моментально обожгла ему легкие.
      Как ни странно, поезд задержался на Мысу. Больше того, машинист перевел паровоз на выжидающий режим, так что двигатель шумел едва слышно. Кондуктор не стал давать никаких объяснений, сказав только, что это дело железной дороги. Говорили, что на поезд должен сесть какой-то гость компании, и теперь целый состав вынужден был дожидаться его приезда.
      Лукас с наслаждением проклял всех предков эгоистичного и высокомерного незнакомца. Гораздо легче было думать о нем, а не о будущем без Рейчел или с холодной как лед Рейчел, сидящей за столом напротив него.
      Наконец с востока подошел еще один локомотив, двигавшийся на большой скорости. Кондуктор стал поспешно загонять пассажиров в вагоны, тех немногих, кто не побоялся леденящего ветра, несущего жгучую пыль.
      Лукас задержался на платформе, не сомневаясь в том, что успеет зайти в «Императрицу» за считанные секунды, как только удовлетворит свое любопытство. Он инстинктивно чувствовал, что это очень важно, хотя не мог бы сказать почему.
      Их паровоз начал разводить пары, готовясь мчаться дальше.
      Новый локомотив тормозил, возвестив о своем прибытии гудком и звоном колокола. Кондуктор помог высадиться стройной даме с каштановыми волосами и гордой осанкой королевы.
      «Рейчел? Здесь? Невозможно».
      Его сердце пропустило удар.
      «Боже правый, это была она».
      Его сердце стремительно возобновило биение.
      «Как, к дьяволу, он теперь сможет обеспечить ее безопасность? И как сумеет уберечь свое сердце?»
      Она прошествовала по платформе, неся в руке маленькую корзинку, и остановилась прямо перед ним.
      Лукас инстинктивно выпрямился во весь рост и посмотрел на нее сверху вниз.
      – Как, к дьяволу, ты сюда попала? – спросил он.
      – Сказала управляющему участком, что мы с мужем совершали свадебное путешествие, во время его деловой поездки. Он оставил меня в Огдене отдыхать, но уже через час я затосковала. Увидев, что я плачу, управляющий мне поверил и предоставил в мое распоряжение инспекционный поезд, чтобы я смогла к тебе присоединиться.
      Ее возмущенный взгляд пронзил его насквозь, такому выражению лица позавидовал бы сам генерал Шерман.
      – Я еду на копи «Синяя птица», – объявила она. – Если ты попробуешь мне помешать, найду другой путь.
      Отсюда до «Синей птицы» не было ни одного места, где бы он мог ее оставить. Он мог бы отвезти ее обратно в Огден, но это даст Коллинзу еще больший запас времени для того, чтобы подстроить гибель Донована. Ему придется взять Рейчел с собой и спрятать под охраной тех дополнительных людей из «Донована и сыновей», которых он привез из Огдена.
      – Понятно. Пошли.
      Он взялся рукой за поручень вагона. Она осталась на платформе.
      – Все по вагонам! – крикнул кондуктор. Паровоз загудел, возвещая о скором отъезде. Лукас выгнул бровь:
      – И?
      – У нас будут отдельные постели, даже если мне придется спать в гостиной.
      Лукас напрягся, глубоко уязвлённый ее словами. Почему-то он продолжал считать, что они смогут построить совместное будущее благодаря общему энтузиазму в спальне.
      – Отдельные постели? Почему?
      Взгляд ее золотистых глаз был ледяным.
      – Потому что ты не джентльмен и не ценишь жену.
      Она ставит его настолько низко? За то, что он сделал все, что мог, чтобы защитить ее? Получить рану в живот было бы не так больно, как услышать столь незаслуженный упрек.
      На секунду мир стал тускло-серым.
      Ее поезд пронзительно загудел, возвещая о своем отбытии. Звеня колоколом, он застучал колесами и дал задний ход: сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Их кондуктор спешил к ним, глядя на часы.
      – Все по вагонам!
      Лукас гордо выпрямился, приняв решение не показывать ей, какую боль она ему причинила.
      – Поступай как знаешь. Удерживать я тебя не намерен.
 
      Уильям Донован шагал к своему особняку в Сан-Франциско, держа жену за руку. Авраам и Сара Чанг, их слуга и его жена, вышли их встречать. Уильям тут же отправил их делать покупки в китайском квартале. Это будет первый китайский Новый год Виолы, который она встретит в своем собственном доме. Праздник должен удаться на славу.
      Дом был небольшим. Уильям владел им уже много лет. Его следовало сменить на более просторный, чтобы растить в нем будущих детей. Однако у этого дома были свои преимущества: он стоял в центре города, на первом этаже находилась его контора, и его телеграфист Дженкинс держал Уильяма в курсе всех дел, сообщая ему информацию о его предприятиях.
      Сейчас там было необычно тихо: только редкие постукивания, доносившиеся из-за закрытой двери, свидетельствовали об усердии Дженкинса. Сейчас у Дженкинса был короткий дневной перерыв.
      Не то чтобы Уильям в этот момент обращал особое внимание на дела «Донована и сыновей»: жена не сводила с него своих огромных темно-синих глаз, ее изящные пальчики медленно двигались вверх по его руке. Ветер, завывавший на улице, украсил ее щеки румянцем, подчеркнув сладкую чувственность губ, которые доводили его до экстаза. Святые угодники! Ни один мужчина не остался бы равнодушным к такой женщине.
      – Жаль, что нет вестей о Лукасе Грейнджере. Он обещал прислать мне каблограмму, но не прислал. Не знаю, что и думать.
      Уильям кивнул. Ощущение безоблачного счастья сменилось беспокойством. Лукасу не свойственно нарушать данное обещание. Когда он вышел в отставку, армия потеряла будущего генерала. Видимо, с ним что-то случилось.
      – Зато, – тихо проговорила Виола, – это дает нам больше времени, чтобы…
      Он тотчас же переключил внимание на центр его вселенной.
      – Чтобы отточить технику нашу супружеского блаженства? – предположил он.
      Она изумленно ахнула, а потом рассмеялась и шутливо ударила его по щеке.
      – Ты настоящий ирландский дьявол, тебя нельзя выпускать на люди! Тебе повезло, что я тебя обожаю.
      Она потянулась к нему, чтобы поцеловать. Он обнял ее за талию и привлек к себе.
      – Мы могли бы подняться наверх.
      – Тогда ты опоздаешь на встречу с Хантингтоном, – напомнила она ему.
      – Пожалуй, ты права. Надо переговорить с этим глупцом, у него только и забот что о железной дороге. Имей он такую жену, как ты, давно забыл бы о железной дороге. Встречусь с ним, а потом будем с тобой наслаждаться. – Уильям нежно погладил ее щеку. – Как ты хочешь провести эти минуты, милая?
      Виола открыла глаза, полные страсти. Его королева фей подарила ему, ирландскому парню, свою любовь.
      Виола разжала руки, обвившие его шею, и поправила ему лацкан. Ее пальцы дольше необходимого задержались там, гладя ему грудь.
      – Мы могли бы выбрать имена нашим детям, – промолвила Виола.
      Уильям вопросительно выгнул бровь. Выбирать имена детям, которые еще не зачаты?
      – Ну и как бы ты их назвала? Я бы их назвал в честь наших родных и друзей.
      Виола нахмурилась. Уильям с трудом сдержался, чтобы не схватить ее и не разгладить морщинки поцелуями.
      – А чье имя носишь ты? По-моему, оно нетипично для ирландца-католика.
      Уильям презрительно фыркнул:
      – Еще бы! Ведь это имя короля-протестанта, который нанес поражение и отправил в изгнание последнего католического короля! А меня назвали в честь компаньона моего деда во время восстания девяносто седьмого года, который несколько раз спас ему жизнь. В моей семье считали, что для них важнее то, что он был патриотом Ирландии, а не то, что он был протестантом.
      – А тебе не хочется, чтобы твой сын носил твое имя?
      Донован пожал плечами.
      – Только не первенца. Его можно назвать Джозефом в честь моего отца или Джеральдом – в честь деда. Или Морганом, в честь моего лучшего друга.
      Виола округлила глаза:
      – Так ведь это не английские имена!
      – Главное, чтобы имя было выбрано с любовью, – проговорил Уильям, желая узнать ее мнение.
      В ее семье детям давали шекспировские имена, предпочтительно такие, которые встречаются в знаменитых литературных произведениях, или те, что носили их предки.
      – А как насчет чего-то ирландского? – Она возмущенно топнула ножкой. – Что-то, что напомнило бы твоему сыну, что он – Донован, чья семья родом из графства Корк, а не просто еще один мальчишка, родившийся в Северной Америке?
      Неужели она имеет в виду одно из самых распространенных имен – Патрик или Майкл?
      – И что ты можешь предложить?
      – Для начала – Брайен. В честь Брайена Бору, верховного короля, победившего викингов. Или Брендан – в честь святого Брендана-мореплавателя. Оно будет очень подходящим, если твой сын унаследует твою страсть к бродяжничеству, – ехидно добавила она.
      Он громко расхохотался, выдавив из себя между приступами смеха:
      – Или Доналом в честь двух великих регентов Средневековья!
      – Или Руарком, или…
      – Ты называешь слишком много имен! Давай не растеряем их в этом нашем соперничестве.
      Он открыл дверь конторы, заглянул внутрь и убедился, что Дженкинс все еще отсутствует. Комната была небольшой: в ней только и хватало места для большого письменного стола, вместительного вращающегося кресла и простого стула. А еще там стоял маленький стол. Как и вся остальная мебель в доме, они были превосходного качества. Узкая койка, типичная для комнаты телеграфиста, но обычно отсутствующая в других конторах, была придвинута к стене за дверью.
      В помещении было много окон – они выходили на обе стороны юго-западного угла дома, – и сейчас в них врывался приятный ветерок.
      Уильям сел за большой стол с бесконечными ячейками и ворохом бумаг. Где тут пачка пустых бланков? В ней уже почти ничего не осталось. Проклятие, о чем думает этот тип? Он злоупотребляет алкоголем. Уильям однажды уже сделал ему выговор.
      Он вручил Виоле пачку бланков и карандаш:
      – Ну, записывай.
      – Все?
      – Конечно. Надо оберегать интересы наших будущих отпрысков! – торжественно проговорил он.
      Виола хмыкнула:
      – Ну тогда и ты записывай.
      – Разумеется.
      Он окинул стол взглядом, но еще одной пачки бланков не увидел. Ну что ж, можно воспользоваться и обратной стороной старых каблограмм.
      – Генри, в честь твоего брата. Или Ричард, в честь твоего отца.
      – Очень сентиментальный выбор! – одобрительно отозвалась она. – Но ты не упоминал о дочерях.
      – И ты тоже.
      – Может, Бриджет. А что, Дженкинс всегда ест за рабочим столом? И всегда по-свински?
      Она подняла желтый бланк – написанный карандашом текст был покрыт пятнами жира.
      Уильям нахмурился, вытирая пальцы носовым платком, ему тоже попались такие бланки. Он вытащил пачку телеграмм из ячейки с отметкой «разн.», то есть «разное», решив, что их скорее всего должны были игнорировать.
      – Телеграфисты обычно преданны работе и не покидают своего поста ни днем, ни ночью, – заметил он, передавая ей свой носовой платок. – Но все каблограммы, которые он давал мне, были безупречно чистыми.
      Виола фыркнула:
      – Тебе следует с ним переговорить. Такая неряшливость легко привлечет самых гадких паразитов.
      Уильям рассеянно кивнул – у него по спине побежали мурашки. Он держал в руке телеграмму, отправленную Грейнджером из Омахи меньше недели назад.
      Виола сразу заметила, как изменилось настроение мужа.
      – Что это, Уильям?
      Она перегнулась через его плечо и прочла сообщение: «Коллинз и Хамфрис замыслили на «Синей птице» предательство».
      Почему ему не сообщили? Тут не обошлось без Дженкинса. Возможно, его подкупили.
      Уильяма охватила ярость.
      – Какой же он вонючий подонок! – вскричала Виола.
      Тихие шаги раздались за ближайшим окном. Ветер пошевелил бумаги в мусорной корзине.
      Уильям молча прикоснулся к локтю Виолы. Та едва заметно кивнула. Благодарение Богу, она была близко от двери и могла убежать. Если с ней что-то случится…
      Хорошо, что кинжал при нем. В Сан-Франциско джентльмены не носят оружия. Не принято. Поэтому Уильям носил его тайком.
      Большой камень влетел в южное окно. В следующую секунду еще один разбил западное.
      Уильям нырнул под письменный стол, утащив Виолу с собой и прикрыв ее своим телом.
      Раздался выстрел, следом еще один. Они раскололи стену как раз в том месте, где находилась бы его голова, останься он сидеть в рабочем кресле.
      Наступила тишина, которую нарушало лишь неравномерное пощелкивание телеграфного аппарата.
      Его нож был наготове, чтобы немедленно пустить его в ход, если этот трус все-таки покажется.
      – Тебе это с рук не сойдет, Дженкинс! – крикнул Уильям, прикинув расстояние до двери. Если только ему удастся отвлечь ублюдка на какое-то время, достаточное для того, чтобы Виола оказалась в безопасности…
      В ответ Уильям услышал хриплый смех.
      Дженкинс стоял у западной стены дома. Возможно, если он следит за этим окном…
      Он взглянул на Виолу, спрашивая ее позволения. Крепко сжав губы, она едва заметно кивнула.
      Он приложил пальцы сначала к своим губам, потом – к ее. Она одарила его беглой, но искренней улыбкой и перекрестилась. Он извлек из-под рубашки крестик, поцеловал его и бесшумно выкатился из-под стола, готовясь начать охоту за убийцей.
      – Зачем ты это делаешь? – громко спросил он.
      Дженкинс с горечью рассмеялся:
      – Ты так и не узнал меня, верно, Донован? – Кажется, он перешел к южному окну? На этой стороне сада звуки были приглушенными. – Ты купил дело моего отца, оставил его ни с чем, он запил с горя и утонул по дороге из салуна домой. Я здесь, чтобы отомстить тебе!
      – Джонсон из «Перевозок Хангтауна»? Ты изменил имя?
      Уильям попытался вспомнить события прошлого.
      – Изменил. Взял фамилию отчима, когда мать вышла замуж вторично. Фамилию этого негодяя, чтобы ты не смог меня узнать!
      Уильям кивнул, вспомнив болтливого мужчину с вечно ноющей женой.
      – Джонсон согласился на честную сделку. Иначе откуда бы он взял деньги, чтобы пять лет болтаться по салунам, не проработав ни дня?
      – Ты называешь моего отца ничтожеством?
      Несколько выстрелов раскололи штукатурку над письменным столом. Уильям мысленно обругал себя за болтливость: язык без костей.
      Жильцы соседних домов подняли наконец тревогу. Но чтобы организовать команду разведчиков, нужно время, а Дженкинс может ускользнуть.
      – Прошу тебя как мужчина мужчину – отпусти мою жену. Она тут ни при чем.
      Уильям занял позицию между двух окон, держа наготове смертоносный кинжал.
      Поколебавшись, Дженкинс ответил:
      – Хорошо.
      Уильям посмотрел на любимую и кивнул в сторону двери. По лицу Виолы текли слезы, не проронив ни слова, она выскользнула из комнаты.
      На дорожке под окном захрустел гравий.
      Уильям продолжал выжидать. Дыхание его было спокойным, пульс бился ровно, как всегда бывало во время боя.
      Голова Дженкинса возникла в западном окне – темный силуэт на фоне заходящего солнца. Он наставил на Уильяма тяжелый армейский «кольт».
      – Будь ты проклят, Донован! За свою подлость ты поплатишься жизнью, и твой род прекратится.
      Уильям метнул свой верный кинжал. Он вонзился Дженкинсу в горло.
      Предатель рухнул, умерев раньше, чем его голова ударилась о мощеную дорожку.
      Из сада донесся звук быстрых шагов. Уильям мгновенно повернулся, потянувшись за оружием, спрятанным рядом с причинным местом.
      Шаги замедлились и стали приближаться осторожнее. Их звук почти не был слышен за шумом, который подняли соседи, призывая полицию.
      Уильям покачал головой. Ах уж эта неискушенность законопослушных граждан!..
      – Виола, – окликнул он жену, – можешь войти. – Он выпрыгнул из окна на садовую дорожку.
      Виола вышла из-за угла с дробовиком в руке. Она остановилась и хмуро посмотрела на валяющийся труп.
      – Ты его убил? – разочарованно произнесла она. – А я хотела передать его полиции, а потом смотреть, как его повесят.
      – Но ты забыла, что он в тебя стрелял!
      Уильям невесело улыбнулся и накрыл тело предателя. Его жена была готова на любую жестокость, если тем, кого она любила, грозила опасность.
      Виола фыркнула, но не стала протестовать, когда он обнял ее за талию. В следующую секунду она прильнула к нему. Будь проклят этот жалкий предатель, который так ее напугал!
      – Я чуть не умерла от страха, когда увидела тебя под столом среди осколков и поняла, что он стоит за окном, – призналась Виола.
      Уильям прижат ее к себе.
      – Я тоже, любимая.
      Соседи спешили к их дому.
      – Надо сегодня же отправиться в «Синюю птицу», – заметила Виола.
      У Уильяма сердце пропустило один удар – и он напряженно застыл.
      – Нам?
      – Конечно. Тебе, мне и еще всем твоим лучшим людям, какие только найдутся. – Она совершенно правильно поняла его полное ужаса молчание. – И не говори мне никаких глупостей насчет того, чтобы оставить меня в Сан-Франциско. Я просто отправлюсь за тобой следующим же поездом.
      – Я тебя запру.
      – Только попробуй.
      Он попытается уговорить ее изменить решение по дороге, хотя вряд ли у него это получится. Миссурийский мул более рассудителен и послушен, чем Виола.
      – По крайней мере до Рино, конечно, – деловито добавила она. – Вряд ли ты разрешишь мне сражаться рядом с тобой. – Чтобы надеяться на это, надо быть оптимисткой.
      Уильям тихо хмыкнул. Он неправильно понял Виолу. Просто она не хотела с ним расставаться. Впрочем, как и он с ней. Виола прекрасно понимала, что не должна отправляться туда, где будет только помехой. Он постарался, чтобы его согласие прозвучало как можно любезнее:
      – Я буду рад быть с тобой вместе в Неваде, Виола.
      Она теснее прижалась к нему с тихим вздохом облегчения. В этот момент появились соседи.

      Рейчел шла по тротуару, пытаясь изобразить интерес к замерзшим видам Рино. Позади нее шагали два охранника, Питер и Пол Хокинс, служащие «Донована и сыновей» из Огдена, молчаливые братья, которые следили за каждым ее движением всякий раз, как она покидала «Императрицу».
      Горы Сьерра-Невады поднимались на востоке поразительно высоко, и их вершины слепили глаза. Ниже ледяных вершин их крутые склоны, низкие гребни у их подножий и даже крошечные холмики полыни – все исчезало под толстым покровом снега и льда.
      По словам разговорчивого начальника станции «Сентрал Пасифик», бураны в этом году налетали с севера чаще обычного и прошлогодний снег не успевал полностью растаять. Вместо обычной холодной слякоти жителям Рино приходилось пробираться по полудюжине футов плотного промерзшего снега. В Вирджиния-Сити, на высоте более шести тысяч футов, шахтерам, по слухам, приходилось прорывать в снегу туннели, чтобы переходить из одного здания в другое: условия там были гораздо суровее.
      Рейчел чуть пожала плечами и пошла дальше, отворачиваясь от солнца, отражавшегося от покрытой льдом реки Траки. Какими бы тесными и холодными ни были эти снежные сооружения, они не могут оказаться хуже атмосферы, царившей в «Императрице» с тех пор, как она вернулась к Лукасу. В первый день она хотя бы могла утешаться мыслью о том, что ему понадобится ее помощь для того, чтобы спасти Уильяма Донована. Но вчера они получили от Донована телеграмму, сообщавшую о предательстве его телеграфиста. Теперь Донован мчался в Рино на встречу с Лукасом, чтобы вместе с ним противостоять козням Хамфриса и Коллинза.
      А что будет потом? Ну… Она спряталась за непроницаемой оболочкой холодной вежливости – и эта оболочка стала намного жестче и толще той, которую она носила после смерти Элиаса. Ее глаза и уши – и даже ее кожа – словно отделились от ее мозга. Она ела, потому что перед ней ставили еду. Игнорировала разговоры о том, как будет уничтожен Хамфрис, – они ничего для нее не значили.
      Даже когда Лукас спросил у нее, что бы она желала сделать с Коллинзом, Рейчел, пожав плечами, сказала, чтобы он делал то, что сочтет нужным. Все равно он поступит именно так.
      Рейчел по-прежнему считала, что Лукас предал ее. Вспыхнувшая в его глазах боль погасла, и лицо снова стало непроницаемым. Лукас отвесил ей поклон и отвернулся.
      Лукас теперь спал на койке в конторе. Все делали вид, будто ничего не заметили.
      Рейчел приостановилась, чтобы плотнее закутаться в бизонью шубу. Ветер с воем налетал с гор. Старожилы говорили, что еще до заката начнется буран.
      Звонили колокола – где-то рядом со станцией.
      – Мэм?
      Рейчел удивленно обернулась. Сопровождающие никогда не жаловались на то, что во время остановок она довольно далеко уходила от станции, лишь изредка прибегая к помощи еще кого-нибудь, чтобы наблюдать за ней – хоть издалека.
      Пол Хокинс огляделся, зорко всматриваясь в тени. Они стояли на узком тротуаре на улочке, отходившей в сторону рядом с универсальным магазином. Она была очень сумрачная – почти заслуживала именования переулка, – но совершенно респектабельная. Вокруг больше никого не было видно – возможно, из-за того, что у всех хватало здравого смысла не выходить из дома в такую погоду.
      Оба ее охранника были жилистыми и обветренными, темноволосыми и темноглазыми жителями Запада, которые держали оружие наготове. Питер, брат Пола, был чуть выше и немного разговорчивее.
      – Миссис Грейнджер, не повернуть ли нам обратно к «Императрице»?
      Рейчел нахмурилась. Ее прогулка длилась не больше четверти часа.
      – Хорошо. – Она печально улыбнулась ему: – Извините, я потеряла счет времени.
      – Ничего страшного, мэм.
      Огромный нож вонзился в шею Пола сзади. Он захрипел и упал.
      Серебряное пятно пронеслось мимо ее головы прямо в шею Питера. Нож застрял в ней, быстро вибрируя.
      Его глаза расширились, но вместо того чтобы попытаться извлечь нож из раны и спасти свою жизнь, он потянулся за револьвером.
      Рейчел замерла.
      Дыхание Питера было влажным и кровавым, но ему каким-то образом удалось поднять «кольт», не снимая кобуры.
      Где-то пронзительно закричала женщина.
      Питер выстрелил, и черный дым заклубился вокруг его трясущейся руки. Его пальто обагрилось кровью. Он выстрелил еще раз и рухнул на колени.
      Мейтленд Коллинз вышел из-за его спины.
      – Ублюдок! Ты стоил нам одного… нет, двух наших людей!
      Рейчел слышала крики, они доносились издалека, Кто-то попытался ее схватить, но она ударила его локтем и бросилась бежать.
      Мейтленд выстрелил Питеру в голову. Тот рухнул на своего брата – в смерти они были так же похожи, как при жизни.
      Рейчел ахнула, залившись слезами.
      Кто-то сгреб ее, прижал ко рту смоченную хлороформом марлю и взвалил на плечо.
      Она пыталась вырваться, но мешали тяжелые юбки. Не прошло и нескольких секунд, как Рейчел уснула.

* * *

      Столовая «Императрицы», сияла, освещенная люстрой и бра, свет отражался в зеркалах, и казалось, что комната охвачена пламенем. Вооруженные мужчины стояли вдоль стен и занимали все места за столом – за исключением одного, на котором восседала элегантная дама. Брейден наблюдал за всем происходящим от дверей – настоящий старый сержант и готовый к услугам стюард, а позади него стоял Лукас. Никто ничего не говорил: слова были не нужны.
      Вдалеке прозвучал гудок – долгий и одинокий, – и кондуктор объявил об отправлении поезда в Калифорнию. Колеса звякнули и начали вращаться, встряхивая «Императрицу». Ветер стучал в окна вагона, словно торопясь отправить его в дорогу, завывая все громче и громче. Относительное потепление последних нескольких дней заканчивалось.
      Лукас молча помолился о том, чтобы Рейчел не оказалась где-то во власти стихии. Конечно, Коллинзу необходимо убить Лукаса и сделать Рейчел вдовой, лишь тогда ему достанется состояние Дэвиса.
      Он откашлялся и завершил свой отчет самыми дурными новостями. В конце концов, это был его долг.
      – Питер и Пол Хокинс погибли, хотя и взяли с собой двоих нападавших.
      – Да упокоит Господь их души, – проговорила миссис Донован и перекрестилась.
      Донован чуть сжал ей руку, а потом повторил ее тихую молитву.
      – Аминь, – разнеслось по столовой.
      – «Донован и сыновья», конечно, позаботятся об их семьях, – добавил Донован.
      Лукас кивнул, слыша публичное подтверждение о назначении почетной, но дающейся нелегко пенсии корпорации.
      – Но из-за пожара в депо, – заключил он, – не нашлось локомотивов, чтобы преследовать похитителей.
      – Ах, они!.. – Виола Донован вскочила на ноги.
      Муж потрепал ее по руке:
      – Миссис Донован, мы собрались здесь для того, чтобы решить, как их уничтожить. Нам не нужны их дополнительные характеристики.
      В его речи появился ирландский акцент. Лукас слабо улыбнулся: не позавидуешь похитителям Рейчел.
      Виола фыркнула и села, резким движением отбросив свой шлейф.
      – Вооруженный отряд отправился верхом сразу же, но им ничего не удалось обнаружить, – добавил Митчелл.
      – Телеграфисты передали сообщение по всей железнодорожной линии. От них тоже ничего не поступало, – сказал Лоуэлл.
      – И каково твое мнение? Ты единственный, кто видел миссис Грейнджер. Попытайся угадать, где они могли ее спрятать.
      Лоуэлл выпрямился, вид у него был смущенный, но мужчина, стоявший рядом с ним, подтолкнул его вперед.
      – Миссис Грейнджер – женщина стройная и очень сильная, – проговорил он, осторожно подбирая слова. – Есть дюжина мест, где они могли сойти с поезда и спрятать ее на первых же десяти милях. Еще больше укрытий на пути к «Синей птице». В этих местах легко затеряться, особенно при таком ветре – он моментально заметает следы.
      Лукас продолжил:
      – Шериф нашел марлю, которую они использовали, чтобы ее усыпить. Судя по запаху, на нее вылили целый пузырек хлороформа.
      Миссис Донован округлила глаза:
      – Ох, бедная леди!
      Мужчины невольно схватились за револьверы.
      Сердце Лукаса болезненно сжалось, когда он услышал выстрелы. Его милая Рейчел, одурманенная или усыпленная снадобьем, от которого подчас умирают, потому что останавливается сердце.
      Донован поднялся на ноги:
      – Пора действовать, парни. Мы знаем, где и когда должен появиться один из этих негодяев. Готов биться об заклад, мы развяжем ему язык. Что скажете?
      Послышались возгласы одобрения.
      – Я буду рад помочь, – раздался в наступившей тишине голос Малыша.
      Лукас с изумлением уставился на него. Он догадывался, что его старый друг может заставить заговорить даже самых стойких. Лоуэлл и Митчелл ушам своим не поверили.
      Губы Донована растянулись в мрачной улыбке.
      – Спасибо, дружище.
      Донован развернул карту и положил на стол, чтобы все могли ее видеть. Виола принялась закреплять ее края солонками и другими: столовыми принадлежностями, Лукас ей помотал.
      – На карте обозначен путь из Рино в Вирджиния-Сити по железной дороге. Изображено также расположение крупнейших горных разработок, и указаны самые высокие горы.
      Лукас посмотрел на карту, разыскивая «Синюю птицу». О, вот и она – к югу от Вирджиния-Сити и Голд-Хилл.
      Донован провел пальцем вдоль жирной черной линии.
      – Железная дорога имеет здесь форму рыболовного крючка. Рино находится у кольца, Карсон-Сити – на изгибе, а Вирджиния-Сити – на острие. На участке дороги от реки Карсон до Вирджиния-Сити дух захватывает.
      – В буквальном смысле этого слова, – добавил Лоуэлл.
      – Хамфрис, управляющий «Синей птицы», ждет меня сегодня во время ленча. Вряд ли он догадывается, что мне стали известны все его планы, хотя он уверен, что я подозреваю его в том, что он меня обворовывает, – продолжил Донован.
      – И миссис Грейнджер, – добавил: Лукас. – Поэтому мы и здесь. Ей посчастливилось оказаться компаньонкой Донована.
      Митчелл приложил пальцы к карте, измеряя расстояния.
      – Как вы думаете, она окажется на «Синей птице»?
      – Хамфрис – ловкий мошенник. Его не сразу заподозрили в воровстве, – с горечью ответил Донован. – Он не настолько глуп, чтобы участвовать в похищении белой женщины. Это дело рук Коллинза, его сообщника.
      – Который уже пытался отбить ее в Омахе, помнишь, Митчелл?
      Лоуэлл внезапно насторожился:
      – Это он вывел из строя снегоочиститель в Ларами?
      – Совершенно верно.
      Лоуэлл хлопнул себя по колену.
      – За одно это его следовало бы убить. Из-за него едва не погибли пассажиры двух составов!
      Раздались возмущенные возгласы.
      – Так что нам нужно захватить их обоих, а заодно Мейтленда, сыночка Коллинза, который изнасиловал не одну женщину, – заключил Лукас.
      Виола Донован искоса посмотрела на Лукаса. Он бесстрастно встретил ее взгляд. Лукас с наслаждением вспорол бы брюхо Мейтленду Коллинзу уже за одно то, что этот ублюдок напал на Рейчел.
      – Но как мы сможем позвать всех на вечеринку? – благодушно спросил Донован.
      Его слова были встречены смехом.
      Лукас да и все остальные насторожились. Он никогда не бывал в Вирджиния-Сити и полностью полагался на Донована.
      – Рино и Карсон-Сити стоят на одной линии, которую можно провести с севера на юг, но железная дорога начинается не из-за гор. Она резко поворачивает на восток в Стимботе, откуда по высокогорной ветке Гейджер можно попасть через перевал в Вирджиния-Сити.
      «Через высокогорный перевал по таким дорогам и в буран?»
      У Лукаса волосы встали дыбом.
      – Одна группа поедет по железной дороге, вторая верхом? – спросил он.
      Лицо Донована оставалось бесстрастным.
      – Совершенно верно.
      – Дорога Гейджер – очень крутая, сэр, и славится своими ветрами и снегопадами. А сегодня на ней скорее всего будет еще хуже, чем обычно.
      Лукас сжал губы.
      – Именно поэтому Хамфрис не будет ждать гостей с этой стороны.
      Донован адресовал ему ехидную улыбку:
      – Именно поэтому. Но людей будет немного – ровно столько, чтобы занять гору Дэвидсона над «Синей птицей». Эта копь расположена очень высоко, потому и получила такое название.
      – Снайперы, – понял Митчелл. – Я еду.
      – Да. Вы сможете увидеть тех людей, которые будут уходить с «Синей птицы» и занимать укрытия вокруг нее. Однако вы можете сломать шею на первой же миле дороги через перевал Гейджер, – предостерег всех Донован.
      – Я поеду, – заявил Лукас.
      – И я, – сказал Малыш.
      Они с улыбкой переглянулись, вспомнив армейские времена.
      – И я, – добавил Лоуэлл. – Вам понадобится проводник, который уже бывал на этой дороге.
      Нашлись еще добровольцы, но Донован сказал:
      – Хватит! Четыре человека в качестве стрелков. Остальные отправятся со мной в контору «Синей птицы», на толчею, где у Хамфриса будет большинство его людей. Мы не станем сразу раскрывать все свои карты, так что вы тоже сможете поразвлечься.
      Кто-то рассмеялся – чересчур радостно.
      Легкая улыбка тронула уголки губ миссис Донован, хотя она продолжала крепко держаться за руку мужа.
      – Еще вопросы есть?
      – Как вы туда попадете, если это высоко в горах? – спросил Лукас, оценивая местность, расстояния и погоду.
      – Там есть частная железнодорожная ветка, которая идет от главных путей до толчеи. Она обслуживает «Синюю птицу» и ее заброшенные соседние копи на юге, «Золотую каплю», вот здесь. – Донован ткнул пальцем в карту.
      Лукас встретился глазами со своим старым другом – в эту секунду они поняли друг друга без слов. Заброшенные копи – прекрасное убежище для злодеев.
      – Я дам тебе копию этой карты.
      – Спасибо.
      Донован обвел взглядом собравшихся.
      – Поешьте и постарайтесь поспать. Стрелки отправятся через четверть часа.
      Лукас поднялся из-за стола, радуясь возможности действовать. Это поможет ему забыть об ужасе, который леденил кровь всякий раз, как он вспоминал о Рейчел. Боже правый, какая это была мука: смотреть, как поезд похитителей исчезает вдали, пока депо горит, унося с собой все надежды…
      – Нам надо выехать немедленно, чтобы встретить вас там. Начальник депо обещал нам локомотив из Карсон-Сити, но нам еще нужно найти коней.
      – Я захватил с собой нескольких из Калифорнии.
      – Из тех, что ты разводишь?
      Виола Донован рассмеялась – ее мелодичный смех разнесся по вагону. Она нежно обняла мужа, не желая расставаться с ним ни на минуту.
      – Разве он признает других?
      – Для такого дела – нет, – проговорил Донован. – У нас есть станция в Вирджиния-Сити, так что вы сможете их там обменять, если будет время и возникнет надобность.
      – Спасибо.
      Они пожали друг другу руки – безмолвно, но с неподдельным чувством. У этого плана была вероятность успешного завершения, не слишком высокая, но была.
 
      Рейчел спрятала лицо в ладони, молясь, чтобы головная боль утихла. Коллинз не потрудился связать ее, решив, что последствия применения хлороформа надолго выведут ее из строя.
      Хорошо, что здесь темно. Яркий свет лишь усилил бы головную боль. А в темноте она могла размышлять о случившемся, вспоминая подробности.
      Рейчел стоило немалых усилий справиться с приступом тошноты. Она не должна сдаваться. Должна бороться. Как Питер. Она в неоплатном долгу перед ним и его братом. И видит Бог, она обязана сделать это ради Лукаса.
      Она находилась в крошечной пыльной комнатке, где было очень холодно, но не так, как снаружи. Тепло поднималось от пола – и можно было ощутить слабый сквозняк. Где-то мужчины говорили о том, чтобы развести пары. Возможно, это была команда паровоза, та, которая привезла ее сюда.
      Злодеи.
      Новый приступ головокружения накрыл ее, но на этот раз он был менее сильным. Она справилась с недомоганием и продолжила всё осматривать и запоминать. Когда она отсюда сбежит, ее дорогой Лукас захочет узнать, где именно ее держали, чтобы призвать этих зверей к ответу.
      Он оказался прав, а она ошиблась. Это была роковая ошибка. Из-за ее высокомерия погибли люди. Она считала, что разумный разговор может решить дело.
      Какая же она дура!
      Лукас оказался прав. Разозлившись на него, Рейчел пренебрежительно отнеслась к его предостережениям. Злодеи воспользовались этим и убили невинных людей и похитили ее.
      Рейчел содрогнулась, сжалась в комочек, обхватив руками колени, и со стонами стала раскачиваться. Милостивый Боже, будет справедливо, если всю оставшуюся жизнь ей придется видеть во сне двух братьев Хокинс, лежавших на тротуаре в луже крови.
      Ревность к погибшей любовнице Лукаса и к тем, которые у него могут появиться, покажется ей сущим пустяком. Как бы ей хотелось, чтобы Лукас был рядом, прижал к себе и сказал, что ее кошмары ничего не значат, а потом поцелуями прогнал бы боль.
      Она любит его. Пусть он заносчив и неуступчив, но он единственный мужчина, рядом с которым ее сердце начинало петь. Если он исчезнет из ее жизни, она станет бесконечно одинокой, пусть даже за деньги старика Дэвиса сможет купить себе любого мужчину.
      Но сможет ли она жить с мужчиной, который будет держать ее в клетке, ограничив ее свободу?
      Всячески ее оберегать от малейшего дуновения ветерка? Предоставит ли он ей возможность нормально жить, если будет уверен, что она останется с ним в отличие от Эмброуз или его озорной сестры?
      Сможет ли она с ним остаться, независимо от того, выпустит ли он ее из клетки?
 
      Иисусе милостивый! Как же здесь холодно, как дует ветер! Сам сатана не смог бы надуть ураган большей силы. Лукас ссутулил плечи, мысленно благодаря бизона, подарившего ему эту шубу. У него была лучшая экипировка в мире – бизонья шуба, меховая шапка, валяные сапоги, толстые варежки, – и все равно он замерз, поднимаясь по перевалу Гейджер. Казалось, что буран обладает способностью проникать в каждую щелку и прореху. Не надень он на себя несколько слоев одежды, как много лет назад его научил делать Малыш, он свалился бы с лошади.
      И благодарение Богу за коневодческий талант Донована. Для черного мерина, в котором смешалась кровь нескольких пород, придав ему выносливость, быстроту и способность везти немалый груз, езда по этой кошмарной дороге была не чем иным, как приятной пробежкой по парку. Он уверенно держался на ногах и даже не шарахнулся, когда над ними сломалась ветка дерева. Во время службы в кавалерии Лукас с радостью отдал бы за такого коня тысячу долларов.
      Их маленький отряд был единственным на этой дороге за последнюю пару миль.
      Лоуэлл поднял руку, и Лукас придержал коня, остановившись рядом с ним.
      – В чем дело?
      Лоуэлл стянул со рта шарф.
      – Можно проверить здесь нашу экипировку перед спуском?
      Его обычно озорное лицо было совершенно серьезным.
      Лукас кивнул:
      – Хорошая мысль. И дадим коням несколько минут передышки.
      Лукас спешился и осмотрел своего мерина, внимательно проверив ремни и пряжки. Хотя вся упряжь была взята из личной конюшни Донована, в данной поездке был недопустим даже маленький риск. Он дал своему коню немного воды, которая хранилась в специально изолированной фляге.
      Лукас старался не думать о том, как пусто стало в «Императрице» без Рейчел. Оставаться в частном пульмановском вагоне, где они с Рейчел были так счастливы, было настоящей мукой. Он вспомнил, как красиво Рейчел обыграла его в шахматы и как обворожительно покраснела, когда он стал с ней флиртовать. Как она стонала, когда он целовал ее нежную грудь. А когда она пять раз взлетела на вершину блаженства в течение одной ночи?
      Но та же маленькая деревянная коробка, обитая бархатом и шелком, украшенная резьбой из дорогого дерева и лучшим хрусталем, вызывала воспоминания о ее холодности в эти последние два дня. Стоило ему заговорить с ней, она смотрела на него так, словно он собирался сказать ей, что собирается снова запереть ее. Она вела с ним светские разговоры, словно на королевском приеме, но без намека на былое дружелюбие.
      Лукас обманул ее доверие.
      Если бы он исполнял свой долг, а не содрогался из-за того, насколько сильно она его ненавидит, она находилась бы под более хорошей охраной и ее не похитил и бы.
      Он подвел ее, как когда-то подвел Эмброуз. Если она погибнет так, как погибла Эмброуз…
      К нему подошел Малыш.
      – В молодости, – тихо заговорил Малыш, – я любил жену. Очень любил. – Взгляд Малыша был устремлен в пространство, а морщины на его лице были похожи на глубокие каньоны Сьерра-Невады. – Мы страстно любили друг друга, но не обходилось без ссор.
      Лукас слушал затаив дыхание.
      – И как-то после ссоры я отправился охотиться в горы. И пока меня не было, другое племя напало на нас и похитило мою жену – вместе с другими. Я поехал следом, как только вернулся, но опоздал. Она получила рану во время нападения и, поскользнувшись, упала со скалы по пути в их лагерь. Она погибла мгновенно, но чувство вины меня до сих пор не покидает. – Он посмотрел на Лукаса. На щеках его блестели слезы. – Я больше не вернулся к моему племени и к жизни, которую вели мы с женой. Присоединился к племени моей матери и стал одним из его воинов, иногда спасаясь от этих воспоминаний в огненной воде. Прошу тебя, не повторяй ошибку, которую совершил когда-то я. – Сказав это, он ушел.
      Лукас медленно выдохнул.
      Он был готов на все, только бы она вернулась к нему. Пусть над ней надругались, ему наплевать, но он жестоко отомстит ублюдкам. Главное, чтобы она осталась жива и не ушла из его жизни.
      Гордость не позволяла ему признать собственные ошибки. Возможно, Рейчел осталась бы в Огдене, попроси он ее об этом заранее.
      Но прежде всего он должен дать ей свободу, чтобы она жила так, как ей хочется, отправлялась туда, куда пожелает, и рисковала, если сочтет нужным. И да поможет ему Бог.
      Это единственный способ сохранить брак с Рейчел.
      Лукас протяжно выдохнул. Ветер моментально унес пар его дыхания, сменив его несколькими крупными снежинками.
      Уже начался снег? Хотя дорога и была расчищена, местами она оставалась обледеневшей. Если начнется снегопад, заметет все опасные места на дороге.
      Малыш подъехал к нему:
      – Готов?
      Лукас кивнул и сел в седло. Он подобран поводья и двинулся вперед. Остальные последовали за ним.
      Они добрались до высшей точки дороги – и случайный порыв ветра налетел на них. Они инстинктивно приостановились – и тучи на секунду разошлись, открыв Лукасу вид на спуск Гейджер. Невероятно крутая, несмотря на множество изгибов серпантина, дорога заставила бы любого возчика беспрерывно сыпать проклятиями. С одной стороны она граничила с горой, с другой – с обрывом, который несколькими сотнями футов ниже заканчивался острыми камнями.
      Проклятие! Дорога оказалась опаснее, чем можно было себе представить. Если он останется жив, Бог свидетель, он сделает все, чтобы Рейчел поверила в его любовь.
      Он усмехнулся при мысли о собственной глупости. Он допустил, чтобы его собственные страхи загнали его в угол и лишили любимой женщины.
      Жизнь коротка и стоит любого риска, как неоднократно повторял ему его первый сержант. Иногда бывает так, что единственный путь вперед – это движение прямо, если стоять на месте бесполезно.
      Лукас дал шенкеля своему массивному вороному, доверившись текущей в его жилах крови горных лошадей, и вдруг ощутил радость битвы.
      Мерин прижал уши и опустил хвост, недвусмысленно давая понять, насколько низкого он мнения о всаднике, который выбирает такие дороги.
      Лукас пригнулся в седле, как делал это не раз во время долгих верховых патрульных поездок, надвинул шапку на уши и начал молиться.
      Вороной тряхнул головой и, зазвенев удилами, шагнул на спуск Гейджер и начал осторожно выбирать путь по плотному изрытому льду.

      Огромный луч прожектора скользнул по толчее копей «Синяя птица», неестественно яркий в этом редком снегопаде, и исчез, скрывшись за складкой горы. Они находились на четвертом этаже фабрики, достаточно высоко, чтобы резкий грохот от дробящейся породы не мешал разговору. Это было прекрасное деревянное здание, достаточно прочное, чтобы выдержать долгие годы вибрации, производимой дюжиной огромных дробилок, размалывавших камни внизу.
      Глядя на роскошную обстановку кабинета и бриллиантовые украшения Хамфриса, Коллинз уверился в том, что отчеты «Синей птицы» подправлялись еще сильнее, чем он подозревал. Бельгийский ковер он еще мог бы как-то извинить, но сколько же пришлось потратить на то, чтобы купить и доставить сюда это огромное окно высотой в семь футов? Однако этот разговор можно отложить. Прежде всего, надо разобраться с Донованом и Грейнджером.
      Коллинз подался вперед, чтобы еще раз увидеть состав.
      – Донован приехал вовремя.
      – Видимо, поставил кого-нибудь следить за часами; чтобы не ошибиться, – презрительно хохотнул Мейтленд.
      – Он входит в число самых хитрых дельцов своего поколения. Не делайте ошибки, недооценивая его. – Хамфрис, на удивление щеголеватый для своей комплекции, повернулся к своим собеседникам. – У него в рукаве наверняка найдется хотя бы один козырь.
      – Но у нас есть самая крупная карта – Рейчел Дэвис, – напомнил Коллинз.
      – Верно. Только нам надо убить Грейнджера, чтобы его родня не подняла шума. После того как мы здесь закончим, отправимся на копи «Золотая капля», пока люди Донована не собрались с силами, чтобы нам отомстить.
      – А когда я смогу поучить эту сучку вежливости? – спросил Мейтленд.
      Коллинз предостерегающе посмотрел на сына:
      – Все в свое время. Сейчас нам предстоит бой с Донованом.
      Мейтленд мило улыбнулся и развел руками. Красная полоса шрама раскалывала лицо, превратив в отвратительную демоническую маску.
      – Конечно, отец. Месть – это блюдо, которое надо подавать холодным. Даже ледяным.
 
      Рейчел осторожно приподняла голову. Отлично, у нее открыты оба глаза, спина выпрямилась, голова почти не кружится. И гораздо меньше болит.
      Лицо онемело от холода, и она начала медленно раскачиваться, засунув руки в рукавицах под мышки.
      Ни один из Коллинзов не заходил к ней с того момента, как ее сюда привезли.
      К счастью, ей оставили бизонью шубу и все остальное, что было на ней в момент похищения. Милый Брейден заставил ее спрятать рукавицы во внутренний карман шубы.
      Убедившись в том, что движение не причинит ей сильной боли, Рейчел уперлась спиной в стену и медленно поднялась на ноги.
      У нее снова закружилась голова в тот момент, когда она начала выпрямлять ноги. Рейчел напряглась, но тут же заставила себя расслабиться и дышать ровно и медленно, как ее научил Элиас. Он прожил дольше, чем можно было ожидать, благодаря тому, что научился справляться с болью гораздо лучше, чем доктора с их лекарствами. Головокружение прошло, пульс перестал частить.
      Рейчел судорожно сглотнула и огляделась.
      Никто не заглядывал к ней с того момента, как ее сюда привезли. Команда локомотива громко обсуждала возможности доплаты с учетом большой загруженности, которую принесла эта зима.
      Рейчел не собиралась выходить в эту единственную дверь.
      В самой комнате не оказалось никакой мебели – только несколько ящиков с инструментами. Одно из приспособлений напоминало гаечный ключ. Она смогла поднять его только обеими руками. Боже правый, похоже, он был предназначен для того, чтобы поворачивать какие-то тугие клапаны на горнодобывающем оборудовании.
      Рейчел вынуждена была привалиться к стене, чтобы махнуть им. Этим приспособлением можно выбить окно и вылезти на крышу. Но сначала она вырежет на стекле крест траурной бриллиантовой брошью, чтобы не очень шуметь.
      Из двух слуховых окон был видно, что приближается буран: сильный ветер нес сосновые иглы и шишки. Временами стекло заволакивало белой пеленой. Но снегопад еще не начался. В горах погода может оказаться еще хуже.
      С этой стороны она слышала только слабый гул непрекращающейся работы мощных машин. Может, это толчея?
      Рейчел придвинулась к окну и стала обдумывать свои возможности. Она находилась на высоте трех этажей, а крыша только на первом этаже, над крыльцом. Однако снег собрался большим сугробом у деревянной стены здания. Его край был резко обрезан – почти превращен в стену – рядом с дверью фабрики. Прямо за ним зияло темное отверстие туннеля, из-за снега его невозможно было разглядеть.
      Если она войдет в туннель, то не будет знать, куда он ведет – к друзьям или врагам. В любом случае она не будет этого знать, каким бы путем ни пошла. Но в туннеле она хотя бы сможет укрыться от стихии. Можно попытаться выйти через дверь и поискать какой-нибудь другой выход. Удастся ли ей открыть дверь гаечным ключом? Рейчел постучала по двери.
      Она оказалась слишком массивной. Может, открутить петли, как это делал плотник в Англези-Холле, когда ремонтировал двери.
      Нет, надо выпрыгнуть в окно, съехать по крыше, пройти по туннелю и молиться.
      Настало время отстегнуть брошь и процарапать стекло, повторяя одну из детских шалостей Элиаса. Рейчел ударила гаечным ключом по стеклу. Оно мгновенно раскололось огромной звездой, и осколки посыпались наружу, где ветер закрутил их, словно заблудшие души. Рейчел провела гаечным ключом по раме, чтобы сровнять острые края.
      Ветер швырнул ей в лицо комья снега. Она по-ребячьи показала ему язык и подтащила к окну один из ящиков. Чего бы это ей ни стоило, она сбежит и вернется к Лукасу. А в один прекрасный день встретится с матушкой и Мерси.
      Передвигая ящик, она обнаружила в нем огнестрельное оружие, винтовки и дробовики, а также амуницию.
      Рейчел опустилась на корточки. Мысль ее лихорадочно работала.
      Стрелять она научилась много лет назад, главным образом для того, чтобы отгонять хищников от курятника, когда старик Дэвис посещал свой загородный дом. Он приезжал налегке, так что каждому слуге приходилось работать за двоих, а то и за троих. Элиас забавлялся тем, что заставлял Рейчел тренироваться в стрельбе, однако похвастаться своими успехами она не могла.
      Сможет ли она убить человека?
      Мейтленд хладнокровно убил Питера и Пола Хокинс. В этих глухих местах ей, возможно, придется защищаться.
      Рейчел сорвала крышки с двух упаковок.
      Оружие было готово к мгновенному применению, без толстого слоя смазки, необходимого для длительного хранения. К ее радости, там оказался дробовик Гринера – лучший из лучших. С этой моделью она была хорошо знакома.
      Забросив дробовик себе за спину, Рейчел подобрала юбки и забралась на придвинутый к окну ящик. Хорошо, что на ней было простое прогулочное платье, без всяких оборок.
      Рейчел вылезла в окно, встала, держась за оконную раму.
      Она тяжело упала на крышу и скользнула вниз, снова упала прямо в сугроб и, как могла быстро, выбралась из него.
      Рейчел бросилась прямо в туннель, прислонилась к стене и прислушалась.
      В фабричном здании, откуда она только что выбралась, никто не поднял тревоги. Где-то поблизости разворачивался паровоз, готовясь к отправлению. Видимо, он ждал Коллинза и его сына.
      За туннелем и площадкой перед самыми копями лежал снег глубиной в рост высокого мужчины – этот покров был таким глубоким, что она не смогла бы идти по нему без снегоступов.
      Единственный путь, который был для нее открыт, – это прямо по туннелю. В его глубине слабо мерцал свет, возможно, благодаря тому, что последние лучи солнца проникали сквозь снег. Однако они были недостаточно яркими, чтобы устранить его сходство с подвалом на Уступе Коллинз.
      Рейчел судорожно сглотнула, взяла дробовик на изготовку, стиснув зубы, повернулась спиной к копям и двинулась вперед.

* * *

      Малыш следовал за Лукасом. Ни унции снега не упало со склона горы.
      Хотя этот проклятый путь был по-своему волнующим и разбудил в Лукасе те чувства, которые давно хотелось забыть, он занял намного больше времени, чем ему хотелось бы. Они оставили коней несколькими милями севернее, у одного из дружкой Лоуэлла, который встретил их радостной улыбкой и снабдил четырьмя парами отличных снегоступов, благодаря которым они быстро и бесшумно проделали последний этап пути.
      Лукас и Малыш оказались над «Синей птицей» на тридцать минут позже, чем планировалось. Донован должен был появиться с минуты на минуту. Если у Хамфриса есть снайперы, они уже расставлены по местам и готовы убить Донована.
      Они заняли позицию на горе Дэвидсона – без прикрытия на совершенно голом склоне, так что одно неверное движение могло их выдать или вызвать лавину. В десяти шагах от них Лоуэлл спрятался за валуном, осматривая местность. Двадцатью футами дальше Митчелл бесшумно прикончил единственного часового Хамфриса и теперь оттаскивал его куда-то, где он останется невидимым до тех пор, пока не наладится погода.
      Ветер дул с такой силой, что заметал следы всего за несколько минут. Снег коварно заползал Лукасу за ворот и под рукава. Однако ему было достаточно тепло благодаря шерстяному вязаному шлему, защищавшему лицо, а также варежкам, надетым на перчатки. Во время службы в армии ему случалось замерзать гораздо сильнее. Он радовался тому, что в Колорадо несколько раз выбирался с Малышом на охоту, так что воспользовался снегоступами не в первый раз за эту зиму. В противном случае у него сейчас все мышцы ног болели бы, поскольку снегоступы достаточно тяжелые и при ходьбе приходится широко расставлять ноги. Зато двигаться в них можно, не производя ни малейшего шума, что очень важно, когда преследуешь противника.
      Малыш указал на яркий свет внизу, который сопровождался громыханием.
      Лукас кивнул. Это были копи «Синяя птица», поезд Донована шарил фарами по местности. Он вдруг резко повернул влево от Лукаса, на север, яркий луч померк, потом снова появился, устремившись к «Синей птице». Частная ветка, идущая от основного пути к «Синей птице» и «Золотой капле», имела форму рогатки, в месте раздвоения, ближе к главному пути, находилось глубокое ущелье. Даже по меркам горных железных дорог путь был на редкость извилистым. Машинисту стоило огромных усилий удержать паровоз на рельсах.
      Лукас сдвинул брови, прослеживая взглядом рельсы, уходившие на юг. Ему показалось или он действительно увидел искры, взлетающие к небу, ближе к «Золотой капле»? И свет, падающий из окна?
      Да! Там стоит поезд, спрятанный южнее «Золотой капли». Только с позиции Лукаса, высоко на склоне горы, его можно было разглядеть. На этом поезде Коллинз и Хамфрис рассчитывают сбежать, после того как убьют Донована.
      Ледяной порыв ветра налетел на них с Малышом, закручивая вокруг них снег. Он стер его с лица и успел уловить быстрое движение: красные и черные клетки на фоне темных камней. Мужчина снова пошевелился – и стала видна винтовка, нацеленная на железнодорожные пути, идущие к «Синей птице».
      Лукас встретился взглядом с Малышом. Хамфрис выставил как минимум одного снайпера.
      Потом они увидели второго. Сколько же их здесь?
      Снайперов необходимо снять немедленно, пусть даже они при этом себя обнаружат и вызовут ответную атаку.
      Лукас осмотрелся. Лоуэлл на позиции и готов застрелить тех, кто появится со стороны «Синей птицы». Митчелл исчез в своем укрытии чуть выше на склоне, готовясь прикрывать их всех.
      Лукас снова перевел взгляд на «Синюю птицу», приготовившись к атаке.
      Высокий стройный мужчина выскользнул за дверь с южной стороны. На нем была роскошная меховая шуба, которой гордился бы даже русский аристократ.
      Мейтленд Коллинз? Что задумал этот дьявол?
      Лукас настороженно огляделся и скрылся в снежном туннеле. Скорее всего он запер Рейчел в «Золотой капле», соседней копи на юге, будь он проклят!
      Лукас готов был разорвать этого самодовольно ухмыляющегося ублюдка на тысячу кусочков. Он скрипнул зубами и попытался справиться с собой. Если он побежит за Мейтлендом, снайперы Хамфриса попрячутся, чтобы потом выскочить и убить Донована. Лукас должен выполнить свой долг и сделать то, что ему поручено, а не то, что велит ему сердце.
      Прожектор паровоза снова ярко высветил окрестности.
      Первый снайпер занял позицию, готовясь стрелять по небольшой станции у «Синей птицы». Второй находился на том месте, куда вот вот прибудет Донован.
      Лукас и Малыш прицелились.
      Гудок паровоза эхом отразился от склонов.
      Ветер внезапно стих, словно благословляя сделанный Лукасом выбор.
      Один за другим прогремели два выстрела.
      Снайперы упали на валуны, окрасившиеся их кровью.
      Поезд Донована подошел к копям. Зазвонил колокол, завизжали тормоза.
      Лукас напряженно ждал, когда наконец можно будет отправиться за Мейтлендом.
      Уильям вышел из своего личного вагона. Последние отголоски гудка замерли в горной долине. Он высоко держал голову, дожидаясь новых выстрелов после тех двух, которые успел расслышать. Его сердце билось ровно.
      Грейнджер снял двух снайперов. Ждет ли его предательство на самих копях? Уильям презрительно скривил губы. Скорее всего.
      Надо поскорее покончить с этим делом. Он обещал Виоле вернуться к вечеру. Он в первый, и если это будет хоть как-то зависеть от него самого, то и в последний раз расстался с ней для того, чтобы вести бой.
      Он неспешно зашагал вперед – предельно щеголеватый в своем прекрасном костюме, сшитом на заказ у лучших лондонских портных, которым он обзавелся меньше года назад во время своего свадебного путешествия.
      Хамфрис протянул ему руку, расплывшись в улыбке. Иисусе сладчайший, откуда этот мерзавец взял деньги на соболью шубу? «Синяя птица» в свои лучшие годы не приносила столько денег, особенно управляющему.
      Уильям пожал предателю руку:
      – Рад вас видеть Хамфрис.
      Уильям демонстративно не стал представлять двух мужчин, приехавших вместе с ним. И не упомянул о тех, кто находился в его личном вагоне, а также в багажном.
      – Давненько мы не виделись, – согласился Хамфрис. – Донован, это Альберт Коллинз, главный директор опекунского совета Фонда Дэвиса.
      Уильям постарался быть предельно вежливым и радушно приветствовал Коллинза. Если бы ему пришлось выбирать, к кому повернуться спиной: к Коллинзу или Хамфрису, – он выбрал бы Хамфриса, хотя несколько минут раньше не сделал бы такого выбора. Однако Коллинз оказался смертельно опасным. Нечто гневное и темное металось у него в глубине глаз, не имевшее ни малейшего отношения к самому Уильяму. После первого обмена приветствиями Коллинз замолчал, предоставив Хамфрису вести разговор, хотя Уильям готов был поспорить на свою месячную прибыль, что высокомерие Коллинза не имело границ. Он презирал всех и вся. Взгляд Коллинза время от времени устремлялся на юг. Он игнорировал предложения Хамфриса относительно горячительных напитков у него в кабинете.
      Волосы на голове Уильяма встали дыбом. Грейнджер мог оставить свой пост на склоне, как только устранит всех снайперов Хамфриса.
      Но что еще, черт подери, тут происходит?

* * *

      Рейчел шла по туннелю, стараясь ступать как можно тише. Воздух был холодным и обжигал ее всякий раз, как она приближалась к стене туннеля. Она предполагала, что над ней находится несколько футов снега, который чуть мерцал, пропускал в туннель свет.
      Внутри стояла такая тишина, что, казалось, само время остановилось. Каждый звук многократно усиливался, даже шорох ее подола, задевавшего стены. В конце концов она решила идти по самому центру туннеля, где можно двигаться почти бесшумно.
      На полу туннеля, покрытого снегом, сохранились отпечатки следов всех, кто здесь проходил. Видимо, люди Хамфриса не один месяц перетаскивали с «Золотой капли» что-то тяжелое. Неужели те копи до сих пор что-то производят? Но Рейчел нет до этого никакого дела. Она все еще находится в непосредственной близости от «Золотой капли».
      Шаги громко разнеслись по снежному туннелю, тяжело и быстро приближаясь со стороны «Синей птицы». Идущий что-то насвистывал. Мейтленд!
      Рейчел напряглась – и по ее коже побежали мурашки.
      Еще две пары ног приближались к ней – но с другой стороны.
      Боже правый, она оказалась в ловушке!
      Мейтленд вышел из-за поворота снежного туннеля и остановился. Он радостно улыбнулся, и ярко-красная линия стянула ему щеку. Его глаза сверкали в неестественном голубоватом свете над дулом «кольта», который он держал в руке, твердо наставив на нее.
      – Добрый вечер, миссис Дэвис.
      Рейчел гордо выпрямилась.
      – Миссис Грейнджер, – поправила она его, смерив презрительным взглядом.
      Он усмехнулся, и лицо его превратилось в уродливую маску.
      – Будущая миссис Коллинз.
      Как бы он теперь ни выглядел, он это заслужил за то, как вел себя с ней самой, с ее сестрой, со всеми горничными. Не говоря уже о том, что он убил братьев Хокинс…
      Он неспешно шагал к ней, продолжая держать пистолет. Двое других мужчин перешли на бег.
      Она положила дробовик себе на плечо.
      – Он заряжен.
      Мейтленд расхохотался:
      – Ты не сможешь, глядя человеку в глаза, убить его.
      У Рейчел задрожала рука. Благие небеса, неужели он прав?
      – Я видела, как вы убили Питера Хокинса и оставили его тонуть в его собственной крови.
      Эта сцена еще много лет будет преследовать ее в кошмарных снах.
      Он отмахнулся от ее обвинения:
      – Ты у меня в долгу за мое лицо. Знаешь, скольких женщин меня лишит этот шрам?
      Спасительная волна гнева помогла Рейчел овладеть собой.
      – Убийца! – прошептала она. Он насмешливо закатил глаза:
 
      – А мне наплевать! Но если ты поваляешься у меня в ногах, я разрешу тебе прожить полгода после рождения ребенка.
      Рейчел вскинула ружье и выстрелила из обоих стволов в свод над головой Мейтленда. Он раскололся на тысячи кусков, осыпая его ледяными осколками, закружившимися вокруг него в причудливом танце.
      На секунду туннель залил яркий свет. Мейтленд стоял, потрясение глядя на нее. Рот у него открылся, глаза округлились от ужаса.
      Рейчел инстинктивно попятилась.
      Не успел, он сделать и шага, как океан снега хлынул на него, погребая сначала до колен, потом до плеч и, наконец, накрыв с головой. Его выстрел прошел далеко от нее, в небо, и его звук заглушил гром сходящей лавины. Она погубила его, как он погубил Питера и Пола Хокинс.
      Теперь ему предстояло ответить за свои злодеяния перед Богом.
      Шаги резко остановились у нее за спиной.
      Она стремительно обернулась, лихорадочно пытаясь извлечь из кармана заряды. Помоги ей небо, ружье надо перезарядить…
      Двое мужчин злобно смотрели на нее. Оба наставляли на нее свои «кольты». Один из них сплюнул струю табачного сока на белоснежную стену.
      – Убьем ее сейчас или доставим боссу?
      – Сейчас. Она явно опасна.
      Краска стремительно сбежала с ее лица, но она не опустила голову.
      Два ружейных выстрела прогремели почти без паузы где-то у нее над головой. Оба охранника упали лицом вперед с дырками во лбу.
      Рейчел охнула, стремительно обернулась и снова зарядила ружье. Ее била дрожь. Это Запад, а не Бостон. Она должна быть сильной, если собирается жить здесь с Лукасом.
      И тут, словно материализовавшись из ее мыслей, появился ее любимый муж.
      – Рейчел! Я чуть не умер, когда передо мной разверзлась земля и я увидел тебя.
      Он спрыгнул в туннель и обхватил ее обеими руками.
      Она прижалась к нему, все еще не в силах унять дрожь.
      – Я думала, что никогда больше не увижу тебя.
      Он поцеловал ее в макушку.
      – Сейчас отведу тебя в безопасное место.
      – Да, конечно.
      Она подхватила дробовик. Он выгнул бровь:
      – Никаких возражений?
      У нее на глаза навернулись слезы.
      – Никаких. Ты был прав, что оберегал меня. Я жестоко поплатилась за свое упрямство.
      Его губы изогнулись в кривой улыбке.
      – Ты очень великодушна. Но мы поговорим позже. Пойдем. Я посажу тебя на поезд.
 
      Уильям вошел в помещение толчеи. Если бы он сам выбирал на серебряных копях подходящее место для своих черных дел, то он выбрал бы именно это.
      Огромное здание представляло собой единственное большое помещение высотой в сорок футов, с полом, который был не хуже, чем во многих бальных залах. С полдюжины квадратных отверстий в полу позволяли громадным столбам дыма подниматься к потолку, напоминая джиннов из сказки об Аладдине.
      Огромные дробилки стояли на высоком помосте. Установки имели высоту больше человеческого роста и могли превратить самую прочную породу в куски размером с кулак. На другом помосте стоял ряд из полутонных толчеи, которые размельчали эти куски в мелкую пасту, смешивая породу с водой. И наконец, шли сотрясательные шлюзы и амальгамирующие котлы с их смертоносной жидкой ртутью и другими веществами, отстойники и бойлеры. Каждое устройство стояло на отдельном помосте и играло собственную роль в отделении руды от пустой породы.
      Вторым важнейшим ресурсом «Синей птицы» – после серебряной руды – был источник воды, который позволял производить все эти операции на месте в отличие от других копей, которым приходилось перевозить добытую руду к реке Карсон.
      Ни помосты, ни соединявшие их лестницы не имели никаких ограждений. Здесь, на обогатительной фабрике, как и в туннелях и шахтах внутри горы, дьявол забирал замешкавшихся.
      Дневная смена закончилась вскоре после приезда Уильяма, а следующая еще не началась.
      Уильям, Хамфрис и Коллинз сначала осмотрели одну из подъемных шахт. Они все еще стояли возле отверстия для выпуска пара. Такое отверстие было в каждой шахте. Коллинз ходил с Хамфрисом и Уильямом, но держался особняком, а вскоре покинул помещение. Через минуту-другую за ним последовал мужчина атлетического сложения с оторванной мочкой уха.
      «Да пребудет с Грейнджером благословение Пресвятой Девы Марии: ему нужны были бы глаза на затылке, чтобы справиться с этим дьяволом!»
      – Вот образец новой руды, о которой я вам говорил, – заявил Хамфрис, вручив Уильяму кусок породы, который кто-то из его людей принес от толчеи. – Что вы скажете про эту толстую полосу синей породы, которая через нее идет?
      Уильям иронично приподнял бровь и внимательное посмотрел на камень. В отличие от золота, которое легко мог увидеть даже неопытный человек, ни цвет, ни ширина породы не говорили о том, какое количество серебра содержится в руде.
      Цвет серебряной руды обычно соответствовал ее происхождению. Серебряная руда Комстока была синей и более мягкой, чем руда из других областей.
      Но в этом куске было больше золотых прожилок, а серебряные полосы были плотнее. Эта руда была похожа на богатую руду из Аризоны, а не на ту, что добывали в Неваде.
      – Гм… Очень любопытно, – произнес Уильям. Двое его людей насторожились. Один приблизился к двери. Второй стал подниматься наверх.
      Хамфриса удивило замечание Уильяма.
      – Вам нравится?
      – Я никогда не видел здесь ничего подобного, – искренне признался Уильям.
      Один работник из «Донована и сыновей», жестом показав, что хочет облегчиться, выскользнул за дверь. Второй прижался спиной к стене, заняв идеальную позицию для того, чтобы просматривать все помещение.
      – Что вы решили с ней делать?
      – Отправить в преисподнюю!
      Хамфрис схватил Уильяма за пояс и толкнул, пытаясь сбросить его в пятифутовое отверстие, за которым начиналась шахта глубиной в тысячу футов. Двигаясь с быстротой молнии, Уильям зацепил его ногой за лодыжку и резко дернул. Хамфрис потерял равновесие и упал на пол. Они откатились от отверстия, и между ними завязалась драка. Они боролись, как опытные борцы, каковыми и были на самом деле.
      Уголком глаза Уильям успел заметить, что несколько людей Хамфриса, которые только что мирно налаживали оборудование и спокойно демонстрировали куски руды, бросились к работнику из «Донована и сыновей», вставшему у стены. Там завязалась еще одна драка. Люди Хамфриса окружили сражавшихся, делая ставки на то, кто станет победителем.
      Дверь распахнулась, и в помещение ворвалась группа людей с громкими криками «Донован! Донован!».
      Началась общая потасовка, проходившая среди громадных котлов, между помостами и на переходах между ними. Ее участники пользовались всеми возможными укрытиями и разницей в высоте, пуская в ход ножи, кулаки и ноги. Прогремело несколько выстрелов, но обе стороны опасались пользоваться огнестрельным оружием рядом с многочисленными союзниками и емкостями с ртутью.
      Уильяму некогда было наблюдать за ними: он оказался в центре одной из лучших драк за всю свою жизнь, когда можно было прибегать к недозволенным приемам. Драка подходила к концу. Уильям тяжело дышал и обливался кровью, кружа по краю отверстия с кинжалом в руке, доставшимся ему от отца.
      Хамфрис сделал ложный выпад, Уильям ответил тем же, не позволяя обманом увлечь себя в пропасть.
      Хамфрис устал, его реакция замедлилась. Уильям парировал очередной удар, вывернул противнику запястье, а потом выпустил его и отошел от отверстия.
      Хамфрис подался назад и потерял равновесие.
      Уильям спокойно наблюдал за ним. Потребуется немало времени и значительная денежная сумма, чтобы восстановить безопасность работ на «Синей птице»: он это понял по тому, что успел увидеть в подъемной шахте и в других местах разработок.
      Хамфрис с криком рухнул вниз, получив сильный ожог паром еще до того, как провалился в отверстие.
      Уильям перекрестился. Он поставит свечку и закажет мессу о душе покойного при первой же возможности. Обидно, что жадность сгубила такого прекрасного инженера.
      Потасовка начала стихать. Люди Хамфриса или сдавались, или были убиты. Мертвых укладывали в углу.
      Малыш, друг Грейнджера, подтащил еще один труп и аккуратно положил рядом с остальными. Это оказался тот тип с рваной мочкой, который выходил из цеха следом за Коллинзом.
      Митчелл мылся у источника. Уильям хорошо знал этого уроженца Виргинии. Он выглядел гораздо лучше остальных, хотя наверняка сражался без передышки.
      Лоуэлл спустился из-под потолка, где, похоже, победил кого-то на балке шириной в четыре шага, которая проходила вдоль всего помещения.
      Уильям покачал головой и невесело рассмеялся. Иисус, Мария и Иосиф! Неужели этот паренек никогда не повзрослеет? Что же, это даже хорошо.
      С улицы донесся пронзительный крик.
      Грейнджер? Коллинз? Уильям не мог определить, чей это голос. Кровь у него в жилах заледенела.

      Лукас отнесся к пугающим отголоскам как к неуместному разговору за обеденным столом.
      – Джентльмены, разрешите мне, пожалуйста, прояснить кое-какие факты.
      Лукас улыбнулся команде паровоза, демонстративно держа винтовку прямо перед собой.
      Они смотрели на него из кабины, явно считая опасной помехой.
      – И какие же? – проворчал машинист.
      – Будучи людьми осмотрительными, вы услышали выстрелы и решили сразу же уехать.
      Двое из команды кивнули.
      – Но я подозреваю, что перед этим вы привезли сюда мою жену, которую похитили.
      Голос Лукаса звучал опасно мягко.
      – Не было этого! – крикнули мужчины.
      Рейчел вышла из-за сарая и подошла к Лукасу, стараясь не поскользнуться. Ветер грозил сбить ее с ног и хлестал по лицу. Начался сильный снегопад.
      – Вы? Это ваша жена?
      Они притворились изумленными.
      – Вы читали телеграммы, – напомнил им Лукас. В голосе его прозвучал металл. – Вы знали о том, что похищена женщина.
      Наступило неловкое молчание.
      – Чего вы хотите? – спросил машинист.
      – Чтобы вы отвезли меня и мою жену в Вирджиния-Сити. Тогда я забуду о том, что вы сделали.
      – Нас наняли…
      – Немедленно, иначе я поступлю так, как считаю нужным.
      – Ладно. Садитесь в частный вагон, который к нам подцепили, – сказал машинист.
      Лукас наклонил голову.
      – Благодарю вас, – произнес он с сарказмом.
      Он помог Рейчел подняться в небольшой вагон-люкс, элегантно обставленный, с большим количеством меди, включая медные плевательницы у каждого сиденья.
      Поезд тронулся с места уже через секунду, и Рейчел рухнула в ближайшее кресло. Раздался гудок паровоза, потом звон колокола.
      Лукас ухватился за спинку сиденья, а потом сел напротив Рейчел.
      Рейчел положила ружье на кушетку, Лукас последовал ее примеру, а «кольт» держал при себе.
      – В Вирджиния-Сити?
      Лукас пожал плечами, пряча шапку и варежки в шубу, но шубы снимать не стал, как и Рейчел. В вагоне было довольно прохладно.
      – До города всего несколько миль, ты останешься там со служащими «Донована и сыновей», а я вернусь, чтобы помочь Доновану.
      Рейчел кивнула. Она твердо решила не задавать Лукасу никаких вопросов. Чтобы, не дай Бог, не посадил ее в очередную тюремную камеру, где она будет в безопасности.
      Колеса поезда издали какой-то странный звук, поезд накренился и ускорил ход, вместо того чтобы его замедлить. Кто-то пробежал по крыше вагона.
      – Тормозной кондуктор? – спросила Рейчел. Лукас кивнул, но лицо его принято жесткое выражение.
      Поезд сделал очередной поворот и немного сбавил скорость. Однако колеса по-прежнему не вращались как положено, а скользили, словно полозья саней. Тормоза как-то действовали, а вот колеса на обледеневших рельсах, идущих под большим наклоном, отказали из-за снегопада.
      Вдалеке прозвучал громкий гудок, долгий и басовитый. Затем раздался звон колокола.
      Если поезд сможет остановиться перед стрелкой, они будут в безопасности.
      Рейчел коснулась пальцев Лукаса.
      В этот момент задняя дверь вагона распахнулась, появился Коллинз и наставил на них «кольт».
      – Ты! – Он плюнул в сторону Рейчел. – Ты убила моего мальчика!
      Лукас потянулся к винтовке, но тут же опустил руку.
      У Рейчел перехватило дыхание. Лукас ни за что не станет подвергать ее риску.
      «О Боже!»
      Впереди завизжали тормоза, но поезд все равно скользнул за следующий поворот, набирая скорость. Конечно же, тормоза в ближайшее время сработают, спасая их от столкновения с большим составом. Или, что еще страшнее, от схода с рельсов…
      – Вы оба умрете, – заявил им Коллинз.
      – А как же состояние Дэвисов? – спросила Рейчел.
      Она готова была бы выйти даже за дьявола, лишь бы спасти Лукаса.
      Коллинз покачал головой. По его щекам медленно ползли слезы.
      – Мне теперь ничего не нужно, только отправить вас обоих в ад за то, что вы погубили моего мальчика. Вы умрете медленной мучительной смертью.
      Только не сейчас, когда у нее появилась возможность сказать Лукасу, как сильно она его любит… Коллинз бросил Рейчел кусок толстой веревки.
      – Привяжи его к подлокотникам и ножкам его кресла.
      Рейчел подобрала веревку и опустилась на корточки перед Лукасом, спиной к Коллинзу. Их глаза встретились. В его взгляде Рейчел прочла бессильную ярость!
      Она ободряюще ему улыбнулась и многозначительно посмотрела на ковер рядом с его креслом.
      Глаза его округлились – и в них отразилась мука.
      Рейчел дала ему понять, что собирается атаковать Коллинза и что ему придется сидеть неподвижно.
      Она выжидала. Если Лукас шевельнется, ее план не сработает. И тогда у них почти не останется шансов спастись.
      – Какого дьявола ты ждешь? – завопил Коллинз, подходя ближе.
      Действительно, какого дьявола?
      Рейчел наклонилась в проход. Подол ее юбок скрыл от Коллинза ее действия. Одной рукой она взяла за ручку плевательницу, оказавшуюся полной (благодарение небесам за ленивых уборщиков!), стремительно повернулась, бросив ее в лицо Коллинзу.
      Он отшатнулся, прикрывая руками лицо, и грязно выругался.
      Рейчел упала ничком, чтобы не мешать Лукасу.
      Он вскочил с кресла и бросился на Коллинза, не обращая внимания на его «кольт». Видимо, хотел заслонить ее от случайного выстрела. Обоим удалось обнажить кинжалы, но оба слишком быстро их лишились. Голые руки оказались гораздо эффективнее, поскольку им одновременно нужно было сохранять равновесие.
      Они дрались друг с другом, словно львы, терзая и пытаясь порвать друг друга. Катались по полу, а поезд тем временем ускорял ход. Все плевательницы были опрокинуты, их содержание валялось на полу.
      Рейчел с трудом приподнялась и отползла подальше, стараясь не мешать Лукасу. Она оказалась рядом с задней дверью и оружием, но не могла бы выстрелить в Коллинза, поскольку опасалась задеть Лукаса.
      Прожектор большого состава все приближался, становясь все ярче. Его луч все чаще попадал в вагон. Его долгий басовитый гудок раздавался снова и снова.
      Паровоз ответил гудком. Задняя дверь вагона хлопала. Тормоза взвизгивали снова и снова и наконец испустили последний мучительный вопль. Тормозной кондуктор предупреждающе крикнул и прыгнул. Его голос смолк в отдалении. Поезд несся с бешеной скоростью. Члены команды что-то прокричали и тоже спрыгнули с поезда.
      Им не удалось остановить поезд. Теперь он либо сойдет с рельсов, либо столкнется с большим составом, который шел вниз по склону и не мог быстро затормозить.
      Прожектор большого состава осветил частный вагон.
      Лукасу удалось сильно ударить Коллинза кулаком, тот отшатнулся.
      – Прыгай, Рейчел! Прыгай немедленно!
      Рейчел судорожно сглотнула и прыгнула. Он никогда ни о чем ее не просил, кроме безусловного повиновения. И как бы дорого ей это ни стоило, она сделала ему этот подарок.
      Сделала именно то, что он приказал! На мгновение Лукас испытал потрясение и огромную радость.
      Ощутив невероятный прилив сил, Лукас ударил ублюдка в живот.
      Коллинз зашатался и снова упал на кушетку.
      Лукас нырнул в проход по направлению к задней двери, ухватился за дверную раму и поднялся на ноги, всего в нескольких дюймах от открытого пространства и Рейчел.
      Поезд стремительно повернул, ускоряя ход.
      Лукас оглянулся на Коллинза, оставшегося в дальнем конце вагона.
      Негодяй смотрел на него. Его лицо было покрыто ссадинами и кровью, в глазах поселилась смерть. Он двинулся к Лукасу, скрючив пальцы, словно когти. Лукас шагнул на площадку и прыгнул в неизвестность. Это был его единственный шанс остаться в живых.
      Он кубарем покатился по снегу. И остановился в огромном замерзшем сугробе. Сложив ладони у рта он стал огребать снег.
      Темнота наконец отступила, и ледяной ветер сдул с него остатки снега. Лукас выкарабкался из сугроба.
      Ему удалось упасть на последний участок относительно ровной поверхности, после которого начинался глубокий узкий каньон.
      Большой состав снова протяжно загудел, почти оглушая его. Огромные колеса заскрежетали, рассыпая искры по белым откосам.
      Маленький поезд не обратил внимания на предостережение. Выбрасывая горящие угольки из трубы, он словно спешил попасть в ад. В проеме вагона стоял Коллинз во весь рост, высоко подняв голову.
      Железнодорожное полотно пошло вниз и в сторону: тут начинался спуск к главному пути и краю ущелья. Паровоз рванулся вперед, словно радуясь вызову, и сошел с рельсов.
      Он рухнул в каньон, увлекая за собой тендер и вагон-люкс. Металл рвался и вопил, словно живой. Поезд ударялся обо все уступы, а потом ударился о дно ущелья с грохотом, который едва не сшиб Лукаса с ног. Из каньона вырвались клубы черного дыма со всполохами багрового пламени.
      Лукас осторожно приблизился к краю обрыва и посмотрел вниз. Ущелье превратилось в огненный котел, заполненный искореженным пылающим металлом. Выжить там было бы просто немыслимо.
      – Лукас! – Рейчел бежала к нему, спотыкаясь и увязая в сугробах.
      Он бросился ей навстречу и обнял, отводя от края каньона. Слава Создателю, она жива! Он заключил Рейчел в объятия, и ее волосы щекотали ему шею.
      Команда грузового поезда наконец добралась до них, возмущаясь безумцем, рухнувшим в пропасть вместе с потерявшим управление поездом.
 
      Лукас опустился в громадную ванну «Императрицы», смывая с себя грязь и вонь и избавляясь от боли после тяжелой поездки и прыжка на склон. Теплая вода действовала благотворно. Все хорошо, что хорошо кончается.
      После его возвращения с «Синей птицы» вместе с Рейчел и Донованом прошло меньше часа. Ирландец едва дождался, чтобы поезд затормозил, и побежал к жене. Виола бросилась к нему и прижалась всем телом, не обращая внимания на то, что они здесь не одни, и не замечая жестокого мороза. Они отправились на «Императрицу». Виола выбрала себе небольшую ванную рядом с дополнительными купе, заявив, что мужу понадобится самая просторная.
      Время близилось к полуночи, и в депо Рино стояла необычная тишина. Даже гудки и колокола проезжающих поездов звучали дружелюбно. Вдалеке тяжело прогрохотал тяжелый состав, заставивший «Императрицу» завибрировать.
      Как и остальные помещения вагона, ванная являла собой экзотическую фантазию в стиле русской бани. Кафельные плитки с узором из птиц, животных и растений покрывали пол и стены. Стены примерно на высоту плеча. Выше стены и потолок были обиты красным дамастом. На полу лежали мягкие коврики ручной работы. В углу стояла красно-белая печурка, и было тепло.
      Лукас заложил руки за голову, продумывая, как можно было бы уговорить Рейчел остаться с ним. Конечно же, ей захочется поехать в знаменитую Йосемитскую долину. А когда они там окажутся, он сможет поговорить с ней или соблазнить ее…
      Ручка двери щелкнула, поворачиваясь.
      Лукас поднял бровь. Неужели Рейчел отправила к нему Брейдена с одеждой?
      Дверь распахнулась, и в ванную заглянула Рейчел. Черный шелковый халат, перетянутый на талии поясом, подчеркивал изящество ее фигуры, а черный цвет – нежность ее кожи. Ее каштановые волосы были небрежно сколоты на макушке, несколько лот конов падали ей на шею. Он мог поклясться, что халат надет на голове тело.
      У Лукаса дух захватило. Его жезл пришел в полную боевую готовность.
      – Можно, я к тебе присоединюсь? – нерешительно спросила Рейчел.
      – Разумеется.
      Он хотел сесть, но подумал о том, что она увидит его реакцию на нее, и раздумал. Но в следующий момент решил, что ему наплевать на все правила.
      Лукас оперся о край ванны и улыбнулся. Все будет гораздо проще, если он сможет начать с того, что ее соблазнит.
      Она придвинула к ванне табуретку и села рядом с ним.
      – Еще шампанского, чтобы отпраздновать победу? Или ты предпочел бы что-то другое?
      – Конечно, шампанского.
      Они чокнулись и осушили бокалы. Ее взгляд из-под полуопущенных век был глубоко чувственным.
      Но когда он протянул руку, чтобы поставить бокал на поднос, Рейчел поймала его за запястье. Он вопросительно посмотрел на нее.
      Ее изящные пальцы заметно дрожали, когда она прикоснулась к длинной ссадине у него на руке – он ушибся, когда упал на склон.
      – Ты был прав, уговаривая меня остаться в Огдене.
      – Но мне следовало все тебе объяснить.
      Она пожала плечами, отметая это признание.
      – Я не стала бы слушать, еще неизвестно, кто из нас упрямее.
      Лукас едва сдержал смех. Рейчел права.
      – Мне следовало с самого начала довериться тебе. И тогда не погибли бы братья Хокинс.
      Ее золотистые глаза стали влажными.
      – Проклятие, Рейчел! Ты не можешь винить себя во всем!
      У него болезненно сжалось сердце. Он поставил бокал на пол и заключил ее в объятия, даже не сняв с нее халата.
      Рейчел ахнула, едва успев сбросить тапочки.
      – Лукас! – не очень решительно запротестовала она.
      Он провел пальцем по ее щеке.
      – Дорогая моя, Коллинз и Мейтленд, коварные негодяи, решили похитить тебя. Паровозное депо в Рино они сожгли для того, чтобы их невозможно было преследовать. Донован помог с ними справиться.
      – Ты действительно так считаешь?
      Лукас решительно кивнул:
      – Я в этом совершенно уверен. В смерти братьев Хокинс виновата не только ты.
      Рейчел шмыгнула носом и положила голову ему на плечо.
      – Спасибо тебе. Но я хотя бы смогла за них отомстить.
      – И сделала это очень красиво, – ласково проговорил Лукас.
      – Столько потерь! – прошептала Рейчел. – А ведь все началось после смерти Элиаса.
      – Я знаю, ты вышла за Дэвиса по любви…
      Рейчел резко выпрямилась и изумленно уставилась на него:
      – По любви? Боже правый, да нет!
      – Но он вел себя так, будто это был брак по любви! – запротестовал Лукас. – Иначе зачем ему было на тебе жениться?
      Рейчел пожала плечами, пытаясь найти нужные слова, чтобы все объяснить.
      – Я ухаживала за Элиасом после его возвращения с войны. Он привязался ко мне.
      – А ты? – спросил Лукас.
      Неужели она не любила Дэвиса? Надежда умирает последней!
      Рейчел покачала головой:
      – Нет. Я питала к нему чисто дружеские чувства. А потом он сделал мне предложение. – Она немного поколебалась, но продолжила: – Наши отцы убедили меня, что я единственная женщина, на которой он мог бы жениться. Все знали, что жить ему осталось недолго. Отцу Элиаса хотелось уберечь семейное достояние: банковские счета, конюшни, ценные книги. А мой отец… Он убедил меня, что слуги семьи Дэвис, среди которых я росла, мои друзья и родные, будут в безопасности, если я стану женой и наследницей Элиаса.
      – Ты ему поверила.
      Рейчел кивнула:
      – Отец был прав. В противном случае опекуны выгнали бы их через неделю после похорон Элиаса. А Элиасу со мной было хорошо. Если бы я ушла, а его здоровье ухудшилось бы, я бы никогда себе этого не простила. Я нисколько не жалею, что посвятила ему несколько лет жизни. Это принесло мне радость.
      Лукасу показалось, что он стал на фут выше ростом, хотя по-прежнему оставался в ванне. Он тряхнул головой.
      – Я люблю тебя, Рейчел.
      Ее глаза засияли.
      – Я давно это знаю. – Рейчел ласково провела рукой по его щеке.
      – Ты смысл моей жизни, дорогая. Бог свидетель, я буду обожать наших детей. Ты сможешь ездить, куда пожелаешь. Я не стану ограничивать твою свободу. Если захочешь рисковать – рискуй. Я буду советоваться с тобой по всем вопросам.
      Рейчел просияла.
      – Клянусь, что буду обожать тебя. И я никогда ничего не сделаю без твоего ведома.
      Он обхватил ее лицо ладонями.
      – Моя возлюбленная жена!
      У Рейчел на ресницах блеснули слезы.
      – Я постараюсь сделать тебя счастливым. Хочу, чтобы наши дети росли здесь, а не в Бостоне, где главное для человека – это его происхождение.
      – Слава Богу! Я поселился бы в Бостоне ради тебя, но предпочту обустроить нашу жизнь здесь.
      Рейчел счастливо рассмеялась:
      – Мой милый северный дьявол, неужели я стала бы просить тебя жить где-то, кроме твоего любимого Запада? Только обещай мне каждый вечер возвращаться ко мне и к нашим детям.
      – Обещаю.
      Лукас постарался, чтобы их поцелуй был нежным, проведя языком по ее губам в знак того, что скрепляет их новый обет.
      Рейчел тихо застонала и подалась к нему, прижимая ладони к его плечам. Его язык дразняще скользнул по ее губам, и она вздохнула.
      – Не попробовать ли нам сегодня зачать ребенка, Лукас?
      Он нахмурился:
      – Разве мы не пробовали?
      Она провела языком по его губам. В этот момент Рейчел была поистине обворожительна. Если бы Лукас мог дотянуться до небес, он достал бы для Рейчел луну.
      – Можно попробовать еще раз, милая.
      Лукас снова поцеловал ее, уже более настойчиво. Затем еще и еще.
      Какое счастье сознавать, что они смогут ласкать друг друга и завтра, и послезавтра, и все оставшуюся жизнь.
      Лукас застонал от охватившего его желания и стянул халат с ее плеч, чтобы покрыть их поцелуями.
      Вода плескалась в ванне, грозя перехлестнуть через край.
      Рейчел запрокинула голову и рассмеялась. Лукас тоже рассмеялся и снял с нее халат.
      Рейчел так неистово ласкала его, что он едва не достиг оргазма.
      Любовные игры весьма соблазнительны, но они должны зачать ребенка.
      Лукас взял ее за бедра и заставил опуститься на колени, а сам сел, скрестив ноги и выплеснув на пол новую порцию воды.
      Затем он поднял ее выше, подсунул руки ей под бедра и привлек к себе, заставив оседлать свои бедра. Ее ноги обвили его бедра, и вода взметнулась к самому потолку.
      Рейчел застонала:
      – Да, Лукас, пожалуйста!
      Медленно, очень медленно Лукас вошел в нее.
      Рейчел снова застонала, когда он стал ласкать ее жемчужину.
      Рейчел выгнулась – впилась пальцами ему в плечи и со стоном взлетела на вершину блаженства.
      Лукас последовал за ней, излив в ее лоно свое горячее семя. В этот момент мир вспыхнул и стал таким же золотым, как глаза любимой.
 
       Сан-Франциско, канун Рождества 1873 года
      За окнами дул сильный ветер, дождь барабанил в окна нового элегантного особняка. В просторной кухне собрались человек двенадцать. Пахло патокой и сахаром. На огромном столе стояли квадратные миски. Некоторые были наполнены вкуснейшей тянучкой, которая в ярком свете газовых ламп напоминала золотую канитель.
      Лоусон и Брейден надели на себя когда-то белоснежные фартуки, на которых теперь были многочисленные следы муки, масла и патоки. Лоусон стоял у плиты, внимательно следя за кипящей на огне тянучкой, которую он все время помешивал. Брейден то и дело приносил новые блюда.
      Ти-Эл Грейнджер – отец Лукаса – и Порция Таунсенд – племянница Виолы Донован – строили пряничный домик на небольшом столике рядом с дверью в буфетную. Ти-Эл Грейнджер приехал еще днем, нагруженный подарками в пестрых обертках.
      Сначала он робел, но вскоре освоился. Он и его сын Лукас обменивались взглядами, полными подлинного понимания и приязни, молчаливо радуясь тому, что Порция, эта прелестная юная девушка, выглядит не такой печальной.
      Порция с искренней улыбкой осваивала незнакомую ей работу. Два месяца назад она неожиданно приехала из Нью-Йорка. Такая же светловолосая и голубоглазая, как Виола, она со временем должна была стать красавицей, способной покорить любого мужчину. Сейчас ее лицо было разукрашено полосками красной, зеленой и синей глазури.
      В центре внимания были мать и сестра Рейчел.
      Матушка растягивала ириски со своим лос-анджелесским владельцем ранчо, а ее адвокат из Сан-Франциско заплетал тянучку в матушкины инициалы. Рейчел не могла угадать, который из джентльменов имеет преимущество в этой борьбе за расположение ее матушки.
      Мерси привлекала внимание троих мужчин из «Донована и сыновей». Один растягивал с ней тянучки, второй бросился искать сливочное масло, чтобы помазать маленький ожог на ее пальчике, а третий растягивал ириски, используя большой крюк в стене и картинно демонстрируя при этом свою силу. Он налегал на сладкие ленты, чтобы выгодно напрягать мышцы рук и плеч.
      Зазвенел дверной колокольчик, и Брейден пошел открывать дверь.
      Рейчел и Лукас. Они стояли в дверях столовой, что давало им возможность обмениваться негромкими замечаниями.
      – Миллер всегда так открыто собой гордится?
      – Если послушать Ивенса – нет.
      Лукас бережно переложил их новорожденного сына на другую руку и привлек к себе Рейчел. Его аквамариновые глаза сияли радостью. Он так бережно относился к ней во время ее беременности. Даже отыскал для нее Общество любителей классической литературы, в котором она смогла продолжить свои занятия.
      – Может, он скоро перестанет.
      Уильям Донован весело рассмеялся. Его шестинедельный сынишка крепко спал у него на руках.
      – Боюсь, что нет. По правде говоря, ваша сестра завоевала сердца многих служащих «Донована и сыновей».
      – Точно так же, как и ее старшая сестра, – самодовольно заметил Лукас.
      Рейчел еще теснее прижалась к нему и посмотрела на часы, прикидывая, сколько времени должно пройти, прежде чем они смогут вместе подняться наверх.
      Входная дверь громко хлопнула, и Брейден тепло приветствовал пришедших.
      В дверях появились Малыш и Лоуэлл. Малыш был, как всегда, немногословен, но улыбка зажглась в глубине его глаз при виде его крестника – сына Лукаса.
      Волосы Лоуэлла были еще чуть влажными, лицо обветрилось от непогоды. Прядь темных волос упала ему на лоб, сделав еще заметнее ясные серо-голубые глаза. Он явился прямо после доставки груза к северным золотым копям, зашел домой только помыться. Это было видно по его одежде: его поджарая фигура была облачена в чистый, но отнюдь не элегантный костюм, какой и полагается носить молодому человеку вне города.
      Порция посмотрела на Лоуэлла как женщина, а не как ребенок. По спине у Рейчел побежали мурашки.
      Лукас крепче прижал ее к себе и шагнул вперед, держа на руках их сына, Рейчел последовала за ним. Сейчас Рождество, с ней рядом ее обожаемый северный дьявол. О лучшем подарке судьбы она и мечтать не могла.