Парень подстроил все так, чтобы «Красотка» взорвалась при образовании первой же порции избыточного пара, убив всех находящихся на борту.

Спокойствие Розалинды восхитило Хэла. В мыслях он уже раздумывал, какую учинить над Харрисоном расправу: вспороть ему брюхо или бросить живым в топку и закрыть заслонку?

– Да, кроме него, никто из кочегаров не носил кепку, – согласился Нортон.

– Но его уже нет. Менее часа назад он перелез через борт и поплыл к ближайшему острову. Натянул нам нос! – Сэмпсон выругался с неожиданной злостью.

– Вы думаете, он сделал это ради забавы? – спросил Брейди, в чью смену работал Харрисон.

Уильям покачал головой.

– Когда мы обыскивали постель Харрисона, я нашел в его одеялах золотую монету в пять долларов.

Брейди присвистнул.

– Кому могло понадобиться поубивать всех на судне? – поинтересовалась Розалинда охрипшим голосом.

– Или же убить одного конкретного человека, не заботясь, что при этом могут пострадать и другие, – предположил Уильям. По его глазам Хэл понял, что зять хочет с ним потом поговорить с глазу на глаз.

– Пассажиры не должны об этом знать, – медленно произнес Сэмпсон.

Хэл стиснул зубы и кивнул. Он надеялся, что злоумышленник, посягнувший на жизнь Уильяма, не собирался погубить «Красотку» только из-за того, что тот находился на ее борту; но если кто-то вздумал причинить зло мужу Виолы, то он приложит все силы, чтобы расправиться с этим человеком, чего бы ему это ни стоило.

– Я пришвартую «Красотку» в районе фермы Маклерндона, – предложил Белькур из-за плеча Розалинды. – И мы сможем проверить, все ли на судне в порядке.

На лицах присутствующих отразилось удивление, однако Хэл и Нортон ответили согласием.

– Хорошая идея, – произнес Хэл.

– Мы можем перенести груз на берег, – подхватил мысль Сэмпсон.

Хэл кивнул:

– И получим шанс осмотреть его.

Сказано – сделано. Белькур взялся за штурвал и, умышленно сойдя с фарватера, посадил «Красотку чероки» на мель на песчаной банке под крутым склоном, а Роланд проворно высадил пассажиров на берег, чтобы они могли полюбоваться пейзажем или поудить рыбу, а заодно приказал официантам накрыть шикарный обед на свежем воздухе.

Последующие четыре часа Белькур и Сэмпсон делали вид, что пытаются снять судно с мели, в то время как сами тщательно обыскивали на борту все закоулки. Перепуганная команда трудилась вместе с ними не покладая рук. К счастью, других признаков саботажа обнаружено не было и к тому времени, когда пассажиры начали потихоньку возвращаться на борт, обыск завершился. «Красотка» вновь стала первоклассным транспортным средством, а не местом, где чуть было не совершилось убийство. «Спартанец», который они почти нагнали утром, давно уже скрылся из виду.

После ужина официанты убрали столы и подготовили большой салон для танцев. Дездемона приосанилась и, обмахиваясь веером, обвела взглядом доступных мужчин.

Оркестр начал настраиваться, и Виола пробежала пальцами по рукаву Уильяма, а он улыбнулся с видом человека, который знает, что скоро получит удовольствие.

– Не хотите потанцевать со мной, добрый сэр? – тихо спросила она; ее глаза сверкали многозначительным обещанием.

Уильям поцеловал ее руку.

– Буду бесконечно счастлив, дорогая леди. Казалось, они вот-вот бросятся друг к другу в объятия прямо на глазах у всех присутствующих, и Хэл молча выругался.

– Прости, Виола, у меня на мостике остались кое-какие дела.

– Разумеется, дорогой братец. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, милая сестрица и брат. – Хэл похлопал Уильяма по руке, собираясь уходить.

– Спокойной ночи, Хэл. А теперь, – Уильям сменил интонацию, – сердце мое, ты где предпочитаешь танцевать: в большом салоне или…

Хэл обратился в бегство. «Красотка чероки» стояла на причале, но, насколько он знал Белькура, тот будет теперь развлекать Розалинду рассказами своей матери индианки о звездах, тогда как ему хотелось поздравить ее с чудесной выдержкой, проявленной во время чертова завтрака с родителями.

Как он и ожидал, Розалинда с Белькуром расположились на навесной палубе перед гюйс-штоком. Ночь стояла темная, если не считать разноцветного свечения стеклянных люков в потолке большого салона. Розалинда, как всегда, почтительно внимала Белькуру и наблюдала за звездами. На реку она смотрела, лишь когда несла дежурство в качестве ученика штурмана.

Только голос Белькура и доносившаяся снизу музыка нарушали тишину ночи. Сэмпсон усилил ночные посты и вооружил караульных; после утренней тревоги они патрулировали по главной палубе с суровой бдительностью. С такой же бдительностью они будут нести караул и потом, несколько недель спустя, когда пароход окажется на индейской территории.

Бросив мимолетный взгляд на Хэла, Белькур продолжил свой рассказ. Нос Хэла уловил запах мыла с легким ароматом лимона – характерный запах Розалинды. Ощутив в паху прилив крови, он замер и велел своему молодцу угомониться, но его команда осталась без внимания. Тогда Хэл начал рисовать в памяти низовья Миссисипи вблизи Виксберга, стараясь представить, как выглядит эта местность в темноте. Свет на судне был притушен, включая даже трубку помощника капитана, чтобы Хэл мог видеть ориентиры на местности как различные оттенки черного цвета по сравнению с бледным сиянием реки. В результате его своевольная плоть успокоилась, обмякла и заняла привычное место.

Белькур эффектно закончил свой рассказ:

– Итак, теперь нам известно, что следует относиться к Койоту, хитрецу, с опаской.

– Действительно, сэр. Я запомню, – послушно сказала Розалинда. – Добрый вечер, Линдсей.

– Добрый вечер, Карстерс. Белькур, ты удовлетворен исходом сегодняшнего дня?

Белькур пожал плечами. Типично галльское движение было едва заметно в золотистом свете.

– Сегодня да, но кто знает, что принесет нам завтра?

– Ты думаешь… – Хэл осекся. Он доверял Белькуру свою жизнь и не хотел обсуждать возможность новой атаки при посторонних.

Линия рта Белькура затвердела, но голос оставался ровным:

– Слишком позднее время, чтобы думать. Доброй ночи.

– Доброй ночи, Белькур, – отозвался Хэл и повернулся к реке, чувствуя каждой клеточкой своего существа присутствие женщины за спиной. Розалинда была так близко, что он мог до нее дотронуться, а ее запах дразнил его воображение.

Под ними на бойлерной палубе мужчины делали ставки в никогда не прекращающейся игре в покер; из большого салона доносились звуки разухабистой польки, но ни одно из собраний его не манило, когда совсем близко в темноте стояла Розалинда. Может, они поиграют в свою игру, затрагивающую плотские ощущения.

– Как насчет игры в карты вдвоем, Карстерс?

– Не откажусь, сэр. – В ее голосе ясно прозвучали нотки энтузиазма. Похоже, его маленький игрок готов принять участие в любой предложенной игре.

– Тогда пошли в каюту.

Розалинда, слегка пританцовывая, последовала за ним в сопровождении Цицерона.

В каюте пес тотчас вскочил на койку, покрутился и зевнул. Словно подавая пример хозяевам, он свернулся калачиком и закрыл глаза.

Розалинда хмыкнула:

– Боюсь, что мы снова его разочаруем. Какую карточную игру вы предпочтете? Может, вист?

– Покер, разумеется. Пятикарточный дро, полагаю. – Хэл порылся в своем морском сундучке.

Розалинда изогнула бровь.

– Очень хорошо. Для двух игроков лучше не бывает. Какова минимальная ставка?

– Сыграем на раздевание, – объявил Хэл и бросил колоду карт на постель, зажимая в ладони кондом. Он спрячет его под подушку, когда она не будет смотреть.

– Раздевание? – Розалинда бросила виноватый взгляд на дверь, из-за которой доносились громкие звуки польки. – Ничего не получится, – сказала она рассудительно. – Мы не сможем играть в покер голыми.

Хэл усмехнулся. Он надеялся, что их нагие тела будут отвлекать от игры ее проницательный ум.

– Каждый предмет одежды будет стоить одну фишку. На кон можно ставить один, два, три и более предметов одежды, как бы ты ставила обычные фишки, но их придется снимать и класть в банк.

Розалинда капризно сложила губы, потом кивнула:

– Отлично. А победитель партии вновь облачится в ту одежду, которую выиграет.

Яркий образ нагой Розалинды с картами в руках вмиг поблек, и Хэл скрипнул зубами.

– Чушь! – выпалил он. – Одеваться снова нельзя. Можно делать ставки лишь теми предметами одежды, которые еще на теле. Победителем будет тот, на ком останется последний лоскут.

– Такты хочешь увидеть меня голой? – прошептала Розалинда.

Хэл пожал плечами:

– Боишься проиграть? Конечно, если ты предпочитаешь сыграть во что-то попроще – крибидж, например, или пинокль…

У Розалинды перехватило горло.

– Я не боюсь и буду играть, я выиграю в любой игре из названных тобой.

Хэл поклонился.

– Очень хорошо. Значит, стрит-покер. Можешь раздавать карты.

– Как скажешь. – Розалинда села на кровать. – Сколько карт можно менять?

– Пять пойдет? Нет нужды беречь их для других игроков.

Розалинда кивнула и начала тасовать колоду. Раздав каждому по пять карт, она уставилась на свои с пристрастием профессионала. У Хэла в руке было две четверки, что давало ему твердую основу для начала.

– Ставлю две фишки – часы и цепочку от часов. Плюс мой «кольт» с кобурой в качестве еще одной фишки. – Хэл аккуратно сложил все это на раскладушку рядом с Цицероном, и пес, оглядев вещи, вопросительно уставился на хозяина.

– Три? Очень хорошо. Ставлю часы, часовую цепочку и булавку для галстука. – Розалинда тоже сложила свою ставку рядом с Цицероном. – Сколько карт тебе нужно?

– Три.

Розалинда сдала ему нужное количество и взяла две себе. В новом приобретении ничего полезного не оказалось. Все же его цель состояла не в приобретении одежды, а в том, чтобы пробудить в Розалинде похоть.

– Сюртук и пояс для оружия.

Хэл встал и медленно снял сюртук. Розалинда, глядя на него, сглотнула. Его молодец воспринял это как добрый знак. С такой же медлительностью он снял с себя оружейный пояс, давая ей время представить, что ждет ее за ширинкой.

– Ага. Два моих «кольта» в придачу плюс галстук, чтобы подзадорить.

Хэл притворился, что рассматривает карты.

– Мой жилет.

Сняв жилет, Хэл подумал, что дальше не стоит повышать ставку. Женский аппетит лучше разгорается, когда дамы представляют будущее, а не видят его. Заметив, какими глазами Розалинда смотрит на его грудь, он пришел к выводу, что выбрал правильную тактику.

Она выложила свои карты.

– Пара семерок.

– Они бьют мои четверки, – довольно заметил Хэл.

Он перетасовал карты и сдал. Четыре карты могли положить начало стриту из валетов. Его обдала теплая волна предвкушения.

– Полагаю, твой черед делать ставку, если не хочешь сложиться.

Сверкнув глазами, она встала.

– Сюртук и воротник.

Быстро сняв сюртук, Розалинда уронила его на раскладушку по другую сторону от Цицерона. С воротником пришлось повозиться: он никак не хотел отделяться от мягкой горловины, – но в конце концов Розалинда с ним справилась. Раздеваясь, она ни разу не взглянула на Хэла.

– Сапоги – за две фишки, согласна? Стрельнув в него глазами, она порывисто кивнула. Раздеваясь, Хэл вальяжно согнулся, стянул сапоги и оставил их рядом со своим сюртуком.

– Сколько карт? – спросил он бархатным голосом, стараясь усилить атмосферу сладострастия.

– Три, пожалуйста.

К его радости, единственная карта, которую он взял себе, завершала стрит. Теперь Хэл умиротворенно ждал следующего хода.

– Мои сапоги и носки за две, – спокойно сделала Розалинда свою ставку.

Хэла терзало нетерпение.

– Мои носки плюс подвязки – как две. – Он поднял ставку на одну фишку, торопливо добавив: – Плюс моя рубашка.

Глаза Розалинды стали большими как плошки. Она нервно облизнула губы. Господи, какая же она соблазнительная! У Хэла сжалось сердце и болезненно затвердело в паху.

– Мой жилет.

Ее голос прозвучал сдавленным хрипом. Когда она сняла жилет, сквозь тонкое полотно рубашки стала просвечивать ее грудь с торчащими сосками, и Розалинда густо покраснела, избегая смотреть на Хэла.

– Святые небеса, какая ты красивая, – прошептал он. Розалинда вскинула голову.

– Что?

– Ты красивая, – повторил Хэл. – Разве ты этого не знала?

Она покачала головой, продолжая неподвижно смотреть на него.

– Боже правый, взгляни на себя в зеркало. Высокая, с идеальными формами, а рот способен свести с ума любого мужчину…

– Это ты про меня?

Хэл кивнул. Как может она не понимать этого? Неужели ее жених-кретин не дал ей почувствовать, сколь она неотразима?

– Знаешь, с тобой одно удовольствием разговаривать, – сказал он нетерпеливо.

Розалинда пожала плечами.

– Мужчины обычно не считают ум привлекательным. Вернее, не находят мозги и упаковку интересными в одно и тоже время.

– Не хочешь ли ты сказать, что мужчины либо таращили на тебя глаза, либо разговаривали с тобой, но никогда не делали то и другое одновременно?

Розалинда изогнула губы.

– Точно. Все, кроме Дэвида Резерфорда, который сбежал при первых признаках трудностей.

– Болван. А что касается остальных мужчин, можешь смело выбросить их из памяти, – резко заметил Хэл, отчаянно желая расквасить носы нескольким благовоспитанным ньюйоркцам. – Отныне тебе следует знать, что ты поразительная женщина. У тебя тело Венеры, ум Афины и храбрость Дианы. Как может хоть один мужчина устоять против этого?

– Ты серьезно?

Он покачал головой, стараясь найти способ убедить ее.

– Подразни меня своим телом, и увидишь, как хорошо я играю.

Розалинда склонила голову, Хэл в ожидании затаил дыхание. Оркестр за дверью заиграл медленный вальс, но для него музыка служила лишь средством скрыть то, что происходило в каюте.

– Моя рубашка.

Хриплый шепот Розалинды пронзил его тело, и Хэл на мгновение закрыл глаза. Ему было трудно дышать, словно он долго бежал. В штанах вдруг стало тесно, но все это не имело никакого значения.

Розалинда спустила с плеча одну лямку подтяжек, и он вздрогнул, но тут же взял себя в руки. Вторая лямка сползла вниз, и она вытащила рубашку из брюк.

Из горла Хэла вырвался стон, и Розалинда, улыбнувшись, медленно расстегнула первую пуговицу. У Хэла застучало в висках. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем вторая пуговица вышла из петли. С каждой последующей пуговицей длинные пальцы Розалинды двигались все медленнее, и Хэл с трудом сохранял самообладание. Теперь он вряд ли смог бы назвать свои карты, даже если бы от этого зависела его жизнь.

Наконец Розалинда стащила с себя рубаху; ее полные груди поднялись и опустились, спелые и готовые. Темные соски ярко выделялись на фоне полотна. Понравится л и ей, если он завладеет ею сзади, чтобы подержать в руках эти пышные сферы?

Хэл застонал. Сможет ли он выдержать еще один круг торгов?

– Ты сказал мне правду, – прошептала она, изучая его лицо.

Хэл фыркнул:

– Кто бы сомневался! Посмотри на меня.

Розалинда опустила взгляд, от чего его плоть затвердела еще больше, превратившись в настоящее орудие пытки.

– Увеличиваю ставку. – Хэл встал и снял брюки. Двумя секундами позже на Цицерона полетело его нижнее белье и он, повернувшись к Розалинде, положил руки ей на бедра, демонстрируя свою боевую готовность.

– О да, – прошептала она. – Ты великолепен и очень-очень правдив. А теперь присядь и позволь мне играть.

Хэл задумался, какой черт дернул его за веревочку, подставив такую форму пытки. Он сел, широко расставив ноги, чтобы снять напряжение в паху.

– Отвечаю, – твердо сказала Розалинда и сняла брюки, потом подштанники. Теперь на ней была одна нижняя рубашка, прикрывшая бедра; под тонким хлопком были видны набрякшая грудь, темные круги сосков, едва приметный след росы на внутренней поверхности бедра…

Хэл чувствовал дразнящий запах ее мускуса, и у него перехватило дыхание. Его плоть изнывала от нетерпения скорее ощутить ее вкус, на кончике выступила капля.

Нетвердой рукой она раскрыла свои карты.

– Три десятки.

– Стрит из валетов.

– Ты выиграл.

Розалинда смахнула каплю пальцем и поднесла к губам. Закрыв глаза, она простонала:

– Соленая и вкусная.

– Откинься на кровать! – прорычал он хрипло.

Она тотчас исполнила то, что он просил, наблюдая за ним из-под ресниц.

– А теперь раздвинь ноги, чтобы я мог увидеть выигрыш.

Она покраснела, но подчинилась. Хэл подошел к ней и легонько погладил внутреннюю поверхность ее бедер. Ее пронзила дрожь, когда он пробежал пальцами по тонким голубым жилкам, и он деликатно ввел в ее складки один палец, потом второй и пощекотал.

Розалинда застонала и изогнулась, уронив назад голову; ее глаза закрылись. В этом положении ее грудь поднялась к нему навстречу, как языческая жертва.

– Красивая, – пробормотал он, пробуя подношение. Нежно лизнув один сосок, Хэл обвел его языком, потом потискал зубами и пососал… Из его горла вырвался стон, и он стал жадно терзать ее плоть, а она билась под ним как дикая кошка.

Когда Хэл переключил внимание на вторую грудь, Розалинда выкрикнула его имя и он взял обе груди в ладони, чтобы осыпать ласками одновременно.

Обвив рукой за шею, Розалинда притянула его к себе, и Хэл, одобрительно зарычав, поднялся вверх, чтобы прильнуть к ее рту. Он целовал ее с самозабвением, в то время как его эспаньолка щекотала ей подбородок, а жесткая поросль на груди дразнила соски, пока она окончательно не потеряла голову. Тогда Розалинда зарылась пальцами в его волосы и обхватила ногами бедра. Открытая, она соблазняла его своими складками, лишая возможности трезво мыслить.

Дальше его поступками управлял инстинкт и многолетние привычки. Не выпуская Розалинду из своих объятий, Хэл каким-то образом отыскал кондом и надел его. Стиснув руками ее бедра, он с легкостью завладел ею и застонал, чувствуя по непреодолимой пульсации приближение оргазма.

– О Хэл! – Розалинда шевельнулась под ним, и он погрузился на всю глубину. – Хэл, – повторила она, не скрывая удовлетворения, и прижалась к нему всем телом.

Здравомыслие уступило место инстинкту, более древнему, чем Миссури. Он зарычал и накинулся на нее как обезумевший зверь, стремящийся покрыть самку. Комната наполнилась влажными шлепками их разогретых тел, бьющихся друг о друга, отдающих и берущих по очереди, в то время как музыка за дверью делалась все громче и громче.

Розалинда разодрала ему ногтями спину. Прижавшись лицом к ее волосам, Хэл всхлипнул, и по его телу прошла дрожь конвульсий. Она тоже взлетела на гребне экстаза, выкрикивая его имя.

Вальс закончился громким разухабистым аккордом. Пассажиры засмеялись и захлопали в ладоши, потом начали переговариваться. В тот же миг Хэл вздрогнул и перевернулся, увлекая Розалинду за собой.

– Ты выиграл, – прошептала она.

– Нет, ты. На тебе осталось еще кое-что из одежды. Так что банк – твой.

Розалинда поцеловала его в плечо.

– Похоже, нам придется играть в эту игру снова и снова, пока мы не достигнем завершения.

Хэл застонал.

– Едва ли проживем так долго. Розалинда хмыкнула и прижалась к его боку.

– Проживем, – сказала она уверенно. – У нас много времени.

У него остановилось сердце. Сколько времени они пробудут вместе? Эта игра надоест им до того, как они придут в Форт-Бентон, где она сойдет с «Красотки чероки», и тогда… Он не мог, не смел думать, что они и потом могут оставаться вместе.

– Идиот, – пробурчал Ник, возвращаясь с Дженкинсом с наступлением темноты на «Спартанец». – Трудно поверить, что лучше Харрисона никого не нашлось.

Дженкинс разумно хранил молчание.

– А потом вернуться к нам и требовать – требовать! – еще больше денег для завершения работы. – Ник ударил рядом стоявшую иву своей тростью-шпагой, потом улыбнулся. – По крайней мере он хоть в чем-то оказался полезным. Скальпировать людей раньше мне не приходилось.

– Безмозглый дурак, – согласился Дженкинс. – Но у другого парня получится.

– Если нет, тогда мы бросим жребий, кому снимать скальп со второго. – Гораздо приятнее убивать Донована и Линдсея, если каждый будет знать, кого винить в своей гибели.

– Несомненно.

Дженкинс поклонился, и оба негодяя довольно улыбнулись друг другу.