12

– Это, правда, твой первый раз? – спросил Уилл, прикуривая сигаретку.

Ее тело казалось теперь еще более красивым, после того, как он видел ее в судорогах столь душесотрясающего оргазма. Сейчас в ней было какое-то усталое спокойствие, ощущение бесконечной расслабленности, которая как будто заставляла ее светиться изнутри. Он поглядел на простыни и увидел кровавые пятна, отметившие то место, где они катались, запутываясь в простынях. Так, значит, это действительно было у нее впервые.

Они снова обнялись.

– Да, – сказала Бернадетта. – Да, правда, первый. Я хочу сказать, я когда-то была замужем, но ничего не вышло. Он просто утверждал, что я фригидна, и пользовался этим как предлогом, чтобы спать с кем и попадя. Мы ни разу не занимались любовью, – она нежно поцеловала Уилла. – Но ожидание того стоило.

Вернувшись на Уэлл-стрит, Трина открыла дверь сквота. В доме было пусто и тихо. Никаких признаков жизни. Внезапно дом показался ей каким-то мертвым. Какие бы рисунки и граффити не заполняли его стены, Сквот – ничто без живущих в нем людей. Тут Трина улыбнулась, вспомнив тот факт, что на деле они делят кров со множеством разумных существ.

Ей вспомнилось, как однажды в ее старом сквоте на Лидс один из ребят на рассвете возбужденно вбежал в ее комнату. Возвращаясь с буйной вечеринки, компания решила срезать путь через какие-то участки и наткнулась на целую плантацию опиумного мака, головки которого беспечно покачивались на раннем утреннем ветерке. Они собрали сколько могли, а теперь задействовали все имеющиеся в сквоте кастрюли и сковородки, чтобы выварить головки и солому и извлечь опиум. Весь дом тогда был заполнен странным и каким-то паровым, овощным запахом, но несколько часов спустя приятель преподнес ей большой шар маслянистого коричневого вещества похожего на смолу.

Еще несколько недель после того, смолу добавляли в табак на самокрутки, когда бы ни подкуривались. Опиум был неочищенным, но крепким, и Трина снова рассмеялась, вспомнив, до чего они тогда себя довели. Одного косяка, похоже, хватало на то, чтобы все разлеглись на полу, закинув руки за голову и не будучи в силах пошевелиться. Тогда они словно становились частью мебели или что-то вроде того, поскольку на свет появлялись всякие мыши и тараканы, и жучки, и вся эта живность начинала кружить по дому, совершенно не замечая присутствия человека.

Трине подумалось, что вот где ошибается дурацкий проекты вроде БАРСУЧЬЕЙ ВАХТЫ. Совсем не надо ехать куда-либо, чтобы понаблюдать за дикой природой. Все что нужно, это покурить доброго опиума, и дикая природа сама придет к тебе. Если бы орнитологи это знали, спрос на опиаты возрос бы стократно. А слоган бы гласил: «Опиум – друг непоседы».

Поднявшись на второй этаж, она включила в колонку старую побитую «Peavey TNT». Сама комната как будто заскрипела, и динамик начал издавать все нарастающий низкий гул. Пройдясь по комнате, Трина сняла с каминной полки свою жестянку табака. Открыв ее, она вынула бумажки, половину пятки и небольшой мешочек с травой. Свернув аккуратный трехслойный косяк, она запалила его, задула язычок пламени, на мгновение вспыхнувший на конце, и глубоко втянула в легкие крепкий дым.

Отложив ненадолго косяк, она накинула на плечо ремень бас-гитары, потом взяла аккорд. Комната вокруг завибрировала на низкой ноте, задребезжали двери и оконные стекла. Подобрав коск, Трина снова глубоко затянулась, потом слегка прибавила громкости в колонке. С косяком в зубах, она начала играть басовые риффы к «Рэттэ кут боттл» «Лайон Юф»

Низкий клокочущий ритм пробудил Брайди, спавшую в кухонном кресле внизу. Трина увидела, как черный нос толкает, чтобы раскрыть, дверь, и перестала играть.

– Привет, Брайди!

Опустившись на дно колено, она протянула руки, приветствуя собаку. Помахивая хвостом, Брайди медленно подошла к девушке и лизнула Трину в лицо.

Потом Трина встала и, запалив снова косяк, продолжила играть. Брайди свернулась у ее ног и опять заснула, как будто ей и дела не было до невероятного шума, какой издавала ее двуногая подруга.

Пройдоха потер ноющие ребра, поморщившись от собственного прикосновения. Он провел в камере уже пару часов. И лицо у него тоже болело. Один глаз был залит кровью и настолько распух, что Пройдоха вообще им ничего больше не видел. В самый пик демонстрации он стоял посреди баррикады, болтая со старой приятельницей по имени Джейни. Пару лет назад Пройдоха жил вместе с ней в одном и том же сквоте, а с тех пор она начала встречаться с одним парнем, с которым он когда-то дружил, бывшим пушером по прозвищу Паук. Встретив Джейни, Паук разве что не на том самом месте бросил толкать колеса. Теперь он чинил машины у железнодорожного моста возле Лондонских полей. Джейни была в каком-то слишком уж солнечном настроении, и когда Пройдоха высказался по поводу ее веселости, она призналась, что только что узнала, что беременна.

– Сколько? – поинтересовался Пройдоха.

– Около двенадцати недель, – просияла Джейни.

– Слушай, здорово, – в свою очередь просиял Пройдоха и заключил Джейни в объятия.

– И можешь мне поверить, из Паука выйдет отличный папа.

– Я так за тебя счастлив!

Тут появилась полиция. Ворвавшись в толпу, полицейские почти сразу же вогнали клин между основной частью демонстрантов и теми, кто стояли возле импровизированных вышек. Через пять минут неформалы уже были более или мене окружены. Однако им не хотелось покидать вышки. Не потому, что те обладали истинной ценностью, – в конце концов, шесты – то были украдены, – но потому, что они стали фокусом в стратегии полицейских. Как только вышки растащат, конным полицейским, которые как раз направлялись сюда из конюшен в Боу, достаточно будет двух атак, чтобы без труда разогнать толпу. Но если она пойдут в наступление, когда вышки будут еще стоять, останется вполне реальный шанс, что кого-то могут убить. Так что для того, чтобы как можно дольше удерживать блокаду, вышки надо было защищать.

Волна за волной полицейских кулаками и дубинками пробивали себе дорогу туда, где стояли Джейни и Пройдоха. И каждая атака слегка уменьшала число зеленых, между этой парочкой и полицией. Людей избивали, а потом пинками гнали или даже волокли по земле к ожидающим фургонам, по дороге башмаки ухали по почками и в промежности. Пройдоху уже начинали мучить дурные предчувствия, а бобби подбирались все ближе и ближе.

Внезапно преисполненный ненависти бобби оторвался от своих товарищей и сапогом врезал в лицо уже и без того потерявшего сознания неформала, а потом, яростно размахивая дубинкой, он повернулся к Джейни.

– Шлюшка чокнутая, – заорал он, поднимая руку, чтобы опустить дубинку ей на голову.

Джейни попыталась убраться с дороги, но не могла пошевелиться из-за толкотни вокруг. Вот дубинка опустилась, и Джейни упала на мостовую.

Все остальное проходило будто в замедленной съемке. Полицейский схватил Джейни за волосы, дернув ее голову вверх. Пройдоха видел, что она потеряла сознание, видел он и то, что по ее обесцвеченным волосам стекает кровь. Завопив полицейскому, чтобы он остановился, перестал, Пройдоха оглянулся в поисках хоть какого-нибудь оружия, чего-нибудь, чем можно было бы остановить это бессмысленное избиение.

– Дрянь паскудная!

Все еще держа Джейни за волосы, с перекошенным от ненависти лицом бобби нацелил начищенный сапог в живот девушки.

Рука Пройдохи нащупала отошедший от остальных и слабо закрепленный арматурный прут, и, подхватив его, он махнул им в строну полицейского. Прежде чем сапог успел опуститься, прут со всего маху ударил бобби в лицо. Бобби сложился с тошнотворным «ух», и по его искалеченному ударом лицу потекла кров. Уронив стальной прут, Пройдоха схватил Джейни за руки, поспешно оттаскивая ее от поверженного бобби. Впереди у обочины дороги он увидел машину скорой помощи и попытался двинуть туда. Когда он подошел поближе, он закричал санитарам, и одна из них женщина, поспешила ему на помощь.

– Увезите ее отсюда, черт побери. Она беременна!

Вот и все, что он успел сказать, прежде чем на него набросились еще трое полицейских. Когда на него дождем сыпались удары кулаков и ботинок, он успел разглядеть, как Джейни помогают забраться в машину скорой. Потом он закрыл глаза и стал ждать, когда закончится избиение и начнется боль.

Шэрон не знала, как им это удалось, но им с Жонглером удалось выбраться из основной потасовки. Жонглеру всегда так везло. Он проскользнул меж массированных рядов полиции Ретрополиса и сделал ноги туда, где она стояла у конторы сортировочной. Они поспешно обнялись, но потом, сообразив, что все равно ничем никому не могут помочь, повернулись и дали деру. Они бежали, не останавливаясь, пока не ввалились в двери паба Замогильного Мориса.

Тут они просто упали на скамейку в одной из грязных кабинок, тянувшихся вдоль боковой стены паба. Некоторое время оба молчали, собираясь с мыслями и переводя дух.

Кашлянул, прочищая горло, бармен. Жонглер встал и подошел к бару. Вытащив двадцатку, он заказал пару пинт «Большого» и получил на сдачу горстку мелочи для автомата сигарет.

С куревом в одной руке и выпивкой в другой, они какое-то время сидели молча.

– Так, значит, ты получил свою подачку от государства? – спросила Шэрон.

Жонглер только рассмеялся.

Уилл проснулся в предрассветных сумерках и с мгновение лежал, напрягая память и пытаясь сообразить, где же он находится. Учитывая жизнь в сквоте и тюрьму, слишком уж много времени прошло с тех пор, как он последний раз спал в комнате, где на окнах были занавески. Потом почувствовав тепло свернувшегося подле него тела, он расслабился.

Он едва верил, что лежит в одной постели с Бернадеттой. В воображении его прокручивались их предыдущие встречи. Внезапный порыв ветра, открывший столь многое, пока она ждала, когда раскроются двери и можно будет войти поезд. Их неожиданное столкновение в Департаменте социального обеспечения. А потом случайная встреча посреди жестокостей и насилия у баррикад сегодня утром. Наконец он вспомнил, как они занимались любовью. Нежно погладив ее плечо, он осторожно поцеловал Бернадетту.

Бернадетта обернулась к нему.

– Привет, – сонно пробормотала она.

– Привет.

Опустив руку, Бернадетта погладила уиллов хуй.

– И ты тоже здравствуй, – тут она снова поглядела на Уилла. – Мне снился твой роскошный татуированный член, – сказала она. – Больно это было? Я хочу сказать, больно было, когда накалывали татуировки?

– Это не совсем татуировки, – признался Уилл.

Потом он пересказал ей историю своего столкновения с таинственной девушкой в пустом пабе. Как все ее тело покрывали похожие татуировки, которые начали словно светиться изнутри, когда они занялись любовью. Как потом все взорвалось вспышкой яркой зелени, после которой перед глазами у него плыли красные знаки. А потом оказалось, что те же знаки запечатлены на коже его прибора. Он рассказал, как девушка невесть куда исчезла и как он нашел ее собаку, на ошейнике которой висела такая же загадочная кельтская с виду подвеска, какая была на шее девушки.

– Я поначалу думал, это кислотный трип или что-то вроде того, но эти орнаменты на моем члене как бы доказательство того, что все случилось на самом деле, ведь так?

– Ну, как бы то ни было, это невероятно сексуально, – сказала Бернадетта опускаясь на него, проводя языком по рунным орнаментам на его теперь пульсирующем хуе.

Затем, став на четвереньки, она взяла его в рот.

Уилл нежно погладил ее ляжки, провел руками по волосам пизды. Она уже была горячей и влажной. Внезапно Бернадетта резко воздохнула, воскликнула:

– Ох!

– Извини!

– Просто у меня там все немного болит. Потеря невинности и все такое, – сказала она, и голос ее звучал лишь наполовину иронично.

Оба они рассмеялись. Смочив пальцы в ее соке, Уилл принялся гладить ее соски, в ту время как она сосала его член. Погладив ее по ляжкам, он запустил пальцы ей в анус.

– Мммм…, – пробормотала Бернадетта, не выпуская его хуй. Потом, подняв на секунду голову, сказала: – Ммм, это и впрямь сексуально. Подожди.

Не глядя, она открыла ящик тумбочки и нашарила в нем флакон детского масла. Этим маслом она иногда пользовалась, когда мастурбировала с вибратором. Она протянула Уиллу флакон, и он щедро обмазал маслом ее анус, прежде чем снова запустить в него пальцы.

– Я хочу снова почувствовать тебя в себе, – Бернадетта снова оторвалась ненадолго от его прибора. – Моя мохнатка слишком натерта.

Став на колени, Уилл передвинулся так, чтобы оказаться позади нее. Просунув руку между ногами, Бернадетта начала слегка поглаживать свою пизду, ее пальцы едва касались его шаров, потом пару раз толкнули их. Взяв член в руку, Уилл потер им о ее зад, наслаждаясь шелковистой гладкостью детского масла. Конец его хуя был твердим и блестящим, как голыш на морском побережье, выглаженный бесчисленными веками приливов, Уилл пристроился над Бернадеттой и осторожно ввел член в ее анус, чувствуя, как тот раскрывается, чтобы принять его. Когда его хуй вошел глубже, Уилл почувствовал ее крепкую хватку, услышал ее стоны наслаждения. Пальцы Бернадетты залетали в обезумелом танце, когда удары Уилла стали становиться все глубже и чаще. Комната расплылась во вращающиеся по безумной спирали дробные папоротники, и любовники разом вскрикнули, когда природа забрала их обоих.

13

Это Бернадетта вспомнила о плотном коричневом конверте, какой отдала им, помогая сбежать, незнакомка в такси. Уилл вслух и в пустоту спросил, кто или что собственно такое эта баба. Он снова увидел ее мысленным взором: вот она вытаскивает какое-то удостоверение и отдает, будто гавкает, приказы полицейским. Может она сама какой-то чин в полиции или что-то вроде того? Может, агент службы безопасности? Кем бы она ни была, она спасла их от ареста и, уж точно, от неминуемого избиения.

Уилл снова оделся, а Бернадетта просто набросила шелковый халат, после чего они вдвоем отправились посмотреть, что за подарок они получили от незнакомки. Уилл разорвал конверт, из которого тут же вылетели несколько крупных глянцевых черно-белых фотографий. Первым его впечатлением было, что фотографии предназначались для какого-то специализированного порнографического журнала «Исполнительный альманах корпофила» или что-то вроде того. На фотографиях фигурировал менеджер в дорогом костюме, – вроде как директор компании, – поедающий кучку дымящихся какашек. На другом снимке толстая уборщица как будто вставляла ручку щетки в его зад.

В полном потрясении Уилл перебирал фотки.

– Не врубаюсь, – простонал он. – Она что, думала эта дрянь нас заведет или что?

Он перебросил фотографии через стол Бернадетте. Та же только рассмеялась.

– Грязный старый пердун! Кто бы мог подумать, что он таким увлекается!

– Что? – воскликнул Уилл. – Так ты его знаешь?

– Не лично, разумеется. И очень этому рада. Но я его сразу узнала. Это никто иной, как сэр Маркус Фаркус, исполнительный директор и президент, и вообще самый главный в «АВТОТРАССЫ 4 ЮНАЙТЕД» Смотри, на стене за ним даже виден логотип «АВТОТРАССЫ 4 ЮНАЙТЕД» – она подала Уиллу нужную фотографию.

– Да! Черт побери! Ты права.

– Кажется, я догадываюсь, зачем она отдала нам этот конверт.

– Ага. Если эти фотки попадут в прессу, это раз и навсегда прикончит Фаркуса. С проектом строительства автотрассы токже будет покончено.

– У меня есть пара знакомых среди журналистов. Полагаю, я смогу кое-что из этого им передать…

– Во-во, – воскликнул Уилл. – А мне кажется, я чувствую надвигающуюся акцию с расклейкой плакатов.

– А теперь, – разумно сказала Бернадетта, убирая снимки назад в конверт. – Если эта гадость не отбила тебе аппетит, думаю, нам стоит поесть.

Встав, она начала рыться в холодильнике. Очень скоро на столе появились хлеб, сыр, фрукты и бутылка вина. Все мысли о противных привычках Фаркуса были изгнаны подальше, и любовники с жаром принялись за еду.

Отставляя пустую тарелку, Уилл добил остатки вина.

– Ну, теперь, наверное, мне надо вернуться в сквот посмотреть, как там Брайди.

Бернадетта внезапно подняла на него озадаченный взгляд.

– Кто такая Брайди?

– Собака. Ну, знаешь, собака девчонки. Татуированной девчонки. Разве я не рассказывал тебе, что нашел ее собаку и вроде как взял ее себе?

– Да, ты рассказал. Так кто такая Брайди?

– Это имя собаки. Трина его придумала.

Бернадетта слегка побледнела.

– Что-то не так?

– Нет-нет. Почему-то это кажется очень уж знакомым, вот и все. Может, мне стоит почитать кое-что сегодня вечером. Попытаться освежить память… Все эти полузабытые факты… не знаю.

– Ты не против, если я оставлю фотографии здесь у тебя? – спросил Уилл. – Я возьму один снимок для плаката. Просто мне кажется, здесь они будут в большей безопасности.

– Разумеется, оставляй.

Уилл снова пролистал фотографии. Он выбрал ту, на которой была изображена со спины женщина, враскрячку сидящая на столе и срущая, в то время как Фракус, с мокрыми налипшими на лоб волосами, глядел на ее экскременты жадно и с каким-то даже безумным видом. Логотип «АВТОТРАССЫ 4 ЮНАЙТЕД» был ясно виден на стене позади него. Уилл свернул снимок в трубочку и заткнул в карман на штанине.

– Еще увидимся.

– Очень на это надеюсь, – отозвался Уилл. – Сегодня это было прекрасно.

Ему не хотелось уходить. Ему хотелось продолжать заниматься любовью с Бернадеттой, и он знал, что ей хочется того же. Он развязал на ней халат и осторожно провел кончиками пальцев ее груди. Потом наклонился поцеловать быстро твердеющие соски. Бернадетта схватила его член, слегка сжала через гимнастерку. Они поцеловались глубоко и долго, потом Уилл повернулся и быстро пошел к парадной двери. Сделав глубокий вдох, он захлопнул ее за собой, потом зашагал в сторону Лондонских полей и Уэлл-стрит за ними.

Через десять минут он уже поднимался по парадной лестнице сквота. Еще с улицы он услышал тяжелый рокот гитары Трины, и испытал чувство невероятного облечения: слава всем богам, она тоже выбралась с баррикады целой и невредимой. Повернув ключ в замке, он через ступеньку побежал по лестнице. Когда он открыл дверь в ее комнату, то буквально ударился о стену дыма ганджи и шума.

Трина стояла посреди комнаты спиной к нему, играла совершенно потрясный басовый рифф, а Брайди преспокойно спала у ее ног. Услышав шум открываемой двери, Брайди навострила уши и подняла голову. Завидев Уилла, она вскочила на ноги и побежала к нему, отчаянно виляя хвостом.

– Здравствуй Брайди. Здравствуй девочка, – Уилл тепло обнял тварь земную.

Трина перестала играть. Они поцеловались, постояли не разжимая рук.

– Ну, хотя бы с нами двоими все в порядке.

– Ага. Но об остальных пока никаких известий.

– Я рад, что ты в порядке, Трина.

– Я тоже.

Потом, когда они отступили друг от друга, Трина подкрутила контроль на бас-гитаре и снова принялась играть. Уилл поймал ее взгляд, и они улыбнулись друг другу. Он сложил ладони, изображая букву «Ч» и беззвучно вопросил «Чай?»

Все еще улыбаясь, Трина кивнула.

Уилл спустился вниз на кухню, и Брайди последовала за ним, клацая когтями по голым ступенькам деревянной лестницы. Взяв с подоконника пинту молока, Уилл открыл пакет и принюхался: еще не скисло. Он налил воды в чайник, быстро ополоснул две кружки, налил молока и бросил пакетики с заваркой.

Когда начал закипать чайник, Уилл услышал шаги у входной двери. На мгновение он напрягся, но потом расслабился, услышав, как в замке поворачивается замок и как из коридора доносятся голоса Шэрон и Жонглера. Вскоре оба они вошли в кухню.

– Рад, что вы оба вернулись, – Уилл обнял друзей. – Я как раз завариваю чай. Хотите?

– Конечно. А я пока сверну косяк, – сказал Жонглер, доставая из кармана рубашки пакетик с травой.

Уилл кивнул головой на гитарный грохот, доносившийся сверху.

– Трина вернулась еще до меня, а теперь и вы двое. Так что осталось дождаться троих. Есть какие-нибудь вести о Пройдохе, Джиме и Лиз?

– Пока нет, – мрачно отозвался Жонглер. – Крутая вышла переделка, что скажешь?

– Да уж. Придурки из полиции снова ведь нас поджидали, так?

Когда Жонглер задувал огонек, на мгновение вспыхнувший на конце косяка, Уилл внезапно вспомнил про фотографию, которая, свернутая в трубочку, дожидалась своего часа у него в кармане. – Подождите-ка. Я только отнесу Трине ее чай. У меня есть для вас кое-что. Сейчас вернусь.

Он побежал наверх с кружкой чая.

– Шэрон и Жонглер вернулись! – прокричал он, ставя кружку на пол.

– О! Спасибо чертям за это! – отозвалась Трина. – Я скоро спущусь.

Вернувшись на кухню, Уилл вынул из кармана фотографию и расправил ее на столе. Жонглер выдохнул огромное облако дыма и протянул косяк Уиллу.

– Козел вонючий! – воскликнула Шэрон.

– Это сэр Маркус Фаркус, – объяснил Уилл. – Председатель совета директоров «АВТОТРАССЫ 4 ЮНАЙТЕД».

– Да уж, это я вижу. Где, черт побери, ты это раздобыл? – поинтересовался Жонглер.

Уилл пересказал им события сегодняшнего утра, закончив рассказом о таинственной незнакомке, отдавшей им свое такси и фотографии.

– Интересно, она-то с этого что поимеет? – спросил Жонглер.

– И я все о том же думаю, – признался Уилл. – Я хочу сказать, если она что-то вроде полицейского, то почему она отдает нам такой жареный материал.

– Может, они хотят избавиться от Фаркуса? – внесла свою лепту Шэрон.

– Шэрон права, такое вполне возможно, – согласился Жонглер. – Если это предать огласке, это уж точно уберет его с дороги.

– Ага. Насколько я понимаю, мы можем использовать это в свою пользу. Это может остановить на время дорожные работы. Даст нам немного времени подумать.

– Правильно Уилл говорит, – рассмеялась Шэрон. – Я хочу сказать, если расклеить плакаты с такой фоткой по всему городу, никто не захочет поддерживать ни Фаркуса, ни «АВТОТРАССЫ 4 ЮНАЙТЕД». Такое может повредить кому угодно. Дерьмо к рукам липнет, если вы понимаете о чем я.

– Оно уж конечно прилипло к его воротнику, – рассмеялся Уилл, предавая косяк Шэрон.

– Если Джез еще не распрощался со своим Маком, плакат можно свалять за пару часов. А потом можно сделать копии и раздать их ребятам по всему городу. Так что через пару дней они будут повсюду.

С большим дымящимся косяком в руке в кухню спустилась Трина. Косяк Трина передала Уиллу, который глубоко и сильно затянулся, прежде чем показать ей снимок и объяснить, что они придумали. Следующий час или около того они провели, сворачивая один за другим косяки, пока Жонглер, Шэрон, Трина и Уилл не были все уже основательно и к чертям укурены.

Трина поставила старую кассету «Дэд Кэн Дэнс» на побитую мыльницу, и нео-кельтские ритмы всех немного взбодрили. Потом на какое-то время они начисто забыли о баррикаде и своих отсутствующих друзьях – все были слишком рады, что они в безопасности и что каждый счастлив обществу других.

В пропуске между песнями они услышали, как в замке входной двери снова поворачивается ключ. Все побросали свои дела, и в кухне повисло невыносимое молчание. С лестницы слышался шум шагов нескольких пар ног. Наконец, – казалось, прошло целых сто лет, – дверь открылась, и на пороге возникли Джим и Лиз. Лиз всхлипывала.

– В чем дело, Лиз? – Уилл вскочил на ноги.

– Они забрали Пройдоху, – сказал Джим, когда Лиз не выдержала и разрыдалась на плече Уилла. – Джейни беременна, а какой-то бобби собирался врезать ей сапогом, так что Пройдоха сам врезал ему и дотащил ее до скорой. Потом на него набросились остальные бобби и утащили его.

– А что с Джейни? – спросила Шэрон.

– С ней все в порядке, немного взвинчена, вот и все. Ее оставят в больнице еще на пару дней. Мы только что встретили Паука, он возвращался с Хомертон, так что он рассказал нам о случившемся.

Никому из друзей не хотелось больше праздновать. У всех из головы не шел Пройдоха, томящийся теперь наверное где-нибудь в камере, скорее всего основательно побитый. Некоторое время спустя все просто разошлись.

Уилл и Трина отправились наверх в постель. Они не занимались любовью, просто некоторое время лежали молча, обнимая друг друга. Потом устроившись поудобнее, оба заснули.

14

На следующее утро всех в сквоте ни свет ни заря разбудил звук заработавшего тяжелого механизма. Выглянув в окно. Уилл увидел, что землечерпалки и выравниватели работают почти у самого заграждения. Хотя это была суббота, вся стройка копошилась и суетилась даже больше обычного. Быть может, они спешат нагнать упущенное время? Уилл решил, что если работы пойдут с такой скоростью, пройдет всего лишь пару дней, и полиция устроит набег на сквоты, чтобы очистить их перед сносом: на всю операцию от начала до конца может уйти меньше, чем один день – Лейтон достаточное тому доказательство.

Уилл поглядел на Трину, которая как раз садилась в постели. От вида ее роскошного тела ему больше всего захотелось забраться назад в постель и заняться любовью.

– Хотелось бы мне, чтобы мы могли просто остаться в постели, Трина. – сказал он. – Но, судя по тому, что происходит снаружи, похоже, нас ожидает беспокойное утро.

Они спустились вниз на кухню. Все остальные уже встали. Завтрак ели наспех, все были только рады заняться насущными делами. В сквоте повисло ощущение настоящей спешки, и Уилл понимал, что такое происходит сейчас во всех сквотах на передовой. Все нынче готовятся привести в исполнения свои давно выношенные планы.

Быстро распределили дела. Лиз и Джиму поручили отнести фотографию Джезу и к ленчу вернуться с уже готовым плакатом. Жонглер попытается выяснить, где содержат Пройдоху. Шэрон станет раздавать плакаты пассажирам, как только плакаты будут готовы, а Уилл вернется к Бернадетте и отправит в газеты оставшиеся у нее фотографии. Тем временем Трина обойдет все остальные сквоты на передовой и удостовериться, что повсюду готовятся к грядущему сражению, цель которого попытаться избежать неизбежного выселения.

Уилл, Трина и Брайди вышли из дому вместе.

– Она милая?

– Кто?

– Бернадетта.

– Пожалуй, да.

– Она хороша в постели?

– Ну, не знаю, поверишь ли ты мне, но до вчерашнего дня она была девственницей, – Уилл внезапно сообразил, что Трина, возможно, расстроена. – Ты не в обиде, что я с ней переспал?

– Да все круто, Уилл. Ты же не моя собственность.

Они тепло обнялись, потом поцеловались.

– Удачи.

– Думаю, она нам понадобится, Трина. Пойдем, Брайди.

На Лондонских полях ветер шелестел в листве. Уилл любил звуки летнего ветра, когда нежный шепот миллионов листьев смягчает зимний вой. На его взгляд, это и был звук самого Лета. Это был звук, который словно умиротворял саму его душу. Брайди бегала кругами, радуясь возможности размять ноги.