К.Уайт
      Черный кулатанг
      Стоял крепкий мороз, а тут еще ветер словно острая бритва. В лесу то и дело трещали деревья. Серо-голубое небо напоминало собой закаленную сталь; даже солнце отдавало холодом, словно бесцветный ледяной круг на небе. Сухой снег под полозьями саней точно жаловался на насилие своим звенящим скрипом. Лисья шкурка, обрамлявшая кулатанг* идущего за санями Беркхеда, была покрыта вся белым инеем. Человек дошел, очевидно, до крайних пределов усталости; его голова опустилась на грудь, губы потрескались и почернели от холода, рамы плетеных канадских лыж шумно ударялись о снег, так как Беркхед все время спотыкался. Собаки были изнурены не меньше своего хозяина, но продолжали еще идти по едва видневшемуся среди кустов следу. Морды у них побелели от холода, и время от времени они жадно глотали снежные комья. У этих огромных и свирепых лохмачей из-под приподнятых губ всегда раздавалось рычание; четко выделялась их широкая выносливая грудь, а мордой и ушами они походили на волков. Они были измучены, голодны и обозлены, но у них была та особая, упрямая гордость, которая часто развивается в упряжке хороших собак: они будут тянуть до тех пор, пока хозяин не прикажет остановиться, или они сами не упадут с надорванным от натуги сердцем. Беркхед с явной жалостью смотрел на трудолюбивых животных. Смотрел тусклыми и безжизненными от натуги глазами, которые утратили теперь свою обычную ясность и остроту. - Еще часочек и мы остановимся, лохмачи! - прохрипел он. - Подтянитесь-ка, пока мы не осилим этого следа. Собаки навострили уши при звуке его голоса, а Стрейк, вожак, оглянулся испытующе через плечо. Беркхед улыбнулся с явной болью, которую вызвали стянувшиеся и потрескавшиеся от холода губы. - Нет, старик, еще рано! - сказал человек, с трудом выдавливая из себя смех. - Вот часиком позднее... Звук выстрела разорвал окружающую тишину с треском, похожим на удар молнии. В тот же миг у Беркхеда оторвалась часть окутывавшей его голову лисицы и он понял, что был всего на волосок от смерти. Его высокая и стройная фигура выпрямилась словно пружина, и он быстро огляделся. В нескольких ярдах от него лежало поваленное дерево, обещавшее надежное убежище своими толстыми и поднятыми вверх корнями. Яростно щелкнув черным, похожим на змею, бичом, он отдал приказ собакам. Те мгновенно свернули со следа, по которому до сих пор шли, и побежали за Беркхедом, спешившим прямо к спасительным корням. Возможно, что не прошло и пяти секунд после неожиданного выстрела, как Беркхед уже влезал в яму между корнями, а собаки сгрудились около него, возбужденно лаяли, рычали и своим дыханием, словно паром, наполняли чистый, морозный воздух. - Чуть сам не попался! - пронеслось в голове Беркхеда, внимательно осматривающего молчаливые кустарники, чтобы открыть спрятавшегося стрелка. - Я шел по его обратному следу, и он подстерегал меня. Охотник чуть сам не превратился в добычу! Вот уж не думал, что у этого Пита так хорошо варит котелок. Он зорко всматривался в кустарник, но видел только отбрасываемые им на белый снег длинные, темные тени. Чуточку забывшись, выставил голову, и тотчас же наступившая было тишина была вновь потревожена ружейным выстрелом. У находившегося рядом с ним корня появилась серебристая белая ложбинка; что-то ударило ему в губы, откуда струйкой потекла горячая, соленая кровь. Стражник мрачно усмехнулся и плевком окрасил белый снег. - Третий выстрел может быть и последним, Пит! - пробормотал он, задумчиво глядя на свою винтовку, которую держал в руках. Он окончил осмотр с большой осторожностью и убедился в срочной необходимости установить то место, где засел его враг. Ведь корни и ствол упавшего дерева служили для него безопасным убежищем лишь до тех пор, пока стрелок не зайдет лесом ему в тыл. Пит Джессуп, раз уже обагривший свои руки кровью, не остановится и перед вторым убийством, чтобы спасти свою шкуру. Зоркие, ищущие глаза вдруг остановились. Беркхед уловил что-то движущееся за маленьким, запорошенным снегом кустом. Стражник протер стекла своего бинокля и тщательно установил его на место. Маленький куст, под магическим влиянием сильного полевого бинокля очутился сразу так близко, что казалось - рукой его схватишь. - О, черт возьми, вот так история! - пробормотал Беркхед в явном изумлении. В стекла он ясно увидел, что двигалось за маленьким кустом. Ему бросились в глаза свободно опущенные коны котикового кулатанга, а также ствол маленькой винтовки, которая уже дважды покушалась на его жизнь. Когда же ему удалось наконец разглядеть и лицо сидевшего в засаде стрелка, то он не мог удержаться от удивленного возгласа. Стрелок был не Пит Джессуп, а Слим Барпнес, его лучший друг. Беркхед опустил бинокль и сложил у рта обе ладони. - Слим! - закричал он. - Это я, Берк! Какого черта ты обстреливаешь меня? За кустом произошло сразу какое-то быстрое движение, и Слим бегом направился к поваленному дереву, а Беркхед вышел ему навстречу. - Я не задел тебя, Берк? - задыхаясь и совершенно побелев, проговорил Слим, - Я, я... думал, что это был Арт Харриман. - Ну, не мешало бы тебе быть чуть-чуть поосторожнее! - сурово ответил Беркхед. - А что он за особа, твой Харриман? Белое лицо Слима разом превратилось в маску самой бешеной злобы. - Харриман? - медленно выдавил он из себя. - Это человек, в точности похожий на тебя своей фигурой и в таком же черном кулатанге, как у тебя. Говорят, он меховой скупщик. Возможно, но моих мехов он не купил. Он украл их! - Что-о? Слим утвердительно кивнул головой. - Он обчистил мою кладовую с мехами. Мне везло эту зиму, Берк, чертовски везло. Тысячи на три заготовил.. А ты знаешь, как нужны были мне эти деньги: жена хворает с той самой весны, когда у нас родился ребенок. И Харриман украл мой мех. Слим говорил о воре однообразным и мертвым голосом человека, в котором медленный огонь жизни не мог разгореться даже и для проклятий. - Я двинулся по его следу, который потерял два дня назад во время бури. Вот я и кружу с той поры, чтобы найти его. А когда увидел тебя, то подумал, что не только нашел след, но и его самого. - Но ты ведь убил бы его! - сказал протестующе Беркхед. - Да! - согласился Слим все тем же мертвым, усталым голосом. - И именно так покончу с ним, когда встречусь. - Но это убийство, Слим! - резко заявил Беркхед. - Выкинь это из головы. Добудь свои меха, молодца же предоставь мне и об остальном не беспокойся. Карать не твое дело. Слим упрямо покачал головой и взглянул стражнику прямо в глаза. - Он лишил меня не одних только мехов, - сказал он спокойным, тягучим голосом. - Если я не верну их, то ведь это , Берк... Ты понимаешь? Жизнь моей жены зависит от операции, на которую ушли бы мои меха. И он это знал, проклятый! Он остановился у меня, я делил с ним хлеб-соль и, изголодавшись по разговору с каким-нибудь человеком - ты ведь знаешь, каково здесь в молчаливой пустыне - я рассказал ему все. Он знал, что делал, когда брал эти меха, Берк! А потому, как только я увижу его, так немедленно пристрелю, словно вороватую обжору россомаху. В его последних словах явно слышалось непоколебимое решение. Беркхед понял, что произошло с его другом. Постоянное, угнетающее одиночество, тревога за жизнь жены и утрата мехов - все это довело его до некоторого сумасшествия. И на лбу Беркхеда, между густыми бровями, залегла глубокая трещинка. - Ты возбужден, Слим! - проговорил он успокаивающе. - Давай-ка сделаем здесь остановку и поговорим о других вещах. Добрый горячий ужин и несколько дружеских советов могут изменить немного твой взгляд на дело. Скоро уже полночь, а я смертельно измучился за последние сутки. Собаки загнаны, да и я с ними заодно. Что скажешь? - Идет! - коротко ответил Слим и вдвоем они принялись за разбивку лагеря. Когда собаки, в один миг справившись с едой, забились в свои снежные гнезда, оба друга, согретые горячей пищей, уютно расположились у разложенного костра и задымили трубками. - Так вот, Слим! - начал Берк. - Я теперь ловлю птицу, которую тянут за убийство. Ты видел его след. Через день, самое большее через два, я надену на него браслет. А ты отправляйся со мной. Съестного я захватил достаточно и буду рад твоей компании. У нас впереди длинный и трудный путь. А когда поймаем Пита и проводим его куда следует, то вернемся с тобой обратно и займемся вплотную этим Харриманом с его мехами. Мы с ним быстро справимся. Ведь ты знаешь, что я никогда не сбиваюсь со следа и не бросаю его! Ну, что скажешь? - Нет! - ответил спокойно Слим, вынимая свою трубку. - Ах, так! - вскипел Беркхед. - Ты хочешь во что бы то ни стало сам покончить с Харриманом и превратиться в убийцу. А что дальше? Разве ты не понимаешь, Слим, что меня пустят по твоему следу. А мы с тобой старые товарищи, и ты не пойдешь на это. - Пойду! - спокойно ответил Слим, упрямо кивнув головой и смотря в огонь невидящими глазами. Стражник изменил тогда тактику и попытался атаковать Слима с другого фланга. - А как ты узнаешь его след? - спросил он. - Ведь здесь оставлены следы не одним десятком саней. Похоже, что ты будешь охотиться за дикими гусями. - Я узнаю его след! - тускло проговорил Слим. - У него легкие, узкие сани и на одном полозе вырван сзади большой кусок. На снегу остается маленькая рыхлая выемка. Беркхед медленно пожал плечами и впал в отчаяние. - Ложись спать, Слим, и подумай, что я сказал тебе. Утром ты встанешь в другом настроении. А я устал, как собака, и тоже лягу. Слим взглянул на своего друга с хитрым огоньком в глазах. - Ладно! Давай укладываться. Беркхед не смог уснуть сразу, несмотря на всю усталость и даже крайнее истощение. Слим мучил его и не давал успокоиться возбужденному мозгу. Он обязан был преследовать Пита, того убийцу, за которым его отправили. И через день-два он поймает его. Но если он пойдет за ним и оставит Слима, его старинный друг может стать убийцей в глазах закона. И на него, Беркхеда, возложат обязанность доставить человека, которого он любил больше всего на свете. Нет, он просто должен заставить Слима, взять его с собой даже насильно, если понадобится. Да, это выход. Взять его... Заставить силой... Требования истощенного тела наконец взяли свое, и он заснул.
      Проснулся Беркхед при дневном свете. Откинул с радостным чувством край своего тяжелого, сшитого из кроличьих шкурок спального мешка. "Пора, Слим! Поднимайся!" - весело крикнул он и в тот же миг заметил, что место, где спал Слим, было пусто. Ушел! Слим ушел! Беркхед всмотрелся в оставленный им след и убедился, что тот опередил его на несколько часов. Его старый друг освободил его от мучительного раздумья , и все взял в свои руки. Теперь оставалось только одно - идти за Питом. А в это время Слим мог навлечь на себя обвинение в убийстве. Резкие глубокие морщины побежали от еще больше сжавшегося рта Беркхеда. Никогда еще за время своей долгой службы он не жаждал крови, как теперь. Он почувствовал к Питу личную, слепую ненависть, и так погнал собак, как никогда еще не гнал их прежде. Весь день и большую часть ночи он гнался по следу и горячо благодарил судьбу за то, что месяц и ясное небо позволили ему удлинить часы его работы. Он наскоро поел между заходом солнца и восходом луны, остановившись на час, чтобы скудно покормить усталую упряжку. Незадолго перед тем, как начала исчезать луна, крайнее изнеможение заставило его остановиться. Он не разбивал лагеря, не разжигал костра, а просто освободил от упряжи собак, а сам залез в спальный мешок. С восходом солнца он вновь был на ногах, яростно насилуя больные мускулы и загнанных собак, с дикостью, рожденной ненавистью и отчаянием. Ровно в полдень его сердце усиленно забилось: он увидел впереди новый, свежий след, который шел из кустов и вел в ту же самую сторону, куда двигался и сам. А когда подошел поближе и всмотрелся в него, то не удержался от удивленного, резкого возгласа: мягкий снег четко отпечатал на себе следы узких санок, а задний конец одного полоза оставлял за собой зигзагообразные бороздки. - Обе птички разом! - пробормотал он с торжеством. - Это след Харримана, который идет за Питом, а я между ним и Слимом, который стремиться укокошить своего вора. Ну, теперь хоть могу вздохнуть спокойно! В явном возбуждении он спешно двинулся по следу, проложенному двумя упряжками; умятый снег давал возможность собакам стражника развивать хороший бег. Время от времени он останавливался, чтобы исследовать следы, и каждый раз угрюмая усмешка еще глубже залегала у его губ. - Ночью я вас обоих накрою! - пробормотал он себе под нос. Скоро след впереди стал настолько свежим, что Беркхед начал задерживать собак. В критический момент они могли залаять на других собак и тем испортить выгоды его неожиданного появления. Так он прошел еще час и как раз перед первыми сумерками уловил вдали фигуру человека с узкими санками, оставлявшими после себя зигзагообразные бороздки; человек бежал рядом с санями, держа в руке длинный кнут, которым он то и дело подхлестывал своих черных собак. Беркхед осадил собак и подождал, пока человек не исчез за ближайшим поворотом, а затем двинулся дальше с еще большей осторожностью. Когда в следующий момент он на мгновение увидел Харримана, тот спускался с пригорка. Расстояние между ними осталось почти без изменения: стражник опасался приблизиться, ибо Харриман мог обернуться и увидеть своего преследователя. Вдруг что-то снова заставило Беркхеда внезапно остановиться: он заметил какое -то пятно, двигавшееся за огромным валуном, не более, как в пятидесяти ярдах от Харримана. Сначала он подумал было о животном, но затем ясно различил человека со взятой на прицел винтовкой. С того места, где стоял Беркхед, ясно видна была согнувшаяся и притаившаяся фигура, но поднимавшийся на пригорок Харриман совершенно не мог видеть прицеливающегося в него стрелка. Оцепеневший стражник быстро сложил ладони у рта, чтобы крикнуть предостережение, но звук не успел еще вырваться из его горла, как тишину прорезал выстрел, Харриман зашатался и, подняв левую руку с кнутом, повалился ничком на снег. Его собаки остановились и стали оглядываться. Харриман после нескольких судорожных движений спокойно растянулся на снегу. - Да ведь это Пит за валуном! - тихо прошептал Беркхед. - И он сделал ту же ошибку, что и Слим. А тем временем Пит, выждав некоторое время за скрывавшим его валуном, осторожно вышел из засады и, держа винтовку наготове, начал подкрадываться к неподвижно распростертой на снегу фигуре. Беркхед больше не мог оставаться простым зрителем. Он еще дальше забился в кусты и начал медленно продвигаться по целине, каждый раз глубоко погружаясь своими узкими лыжами в мягкий и рыхлый, точно пух, снег; наконец он добрался до намеченного им места в нескольких ярдах от неподвижного тела Харримана. Осторожно раздвинул ветви небольшого куста и увидел Пита, который повернул на спину убитого им человека и нахмурившись смотрел на него, очевидно, осознавая свою роковую ошибку. Затем боязливо взглянул на уходивший вдаль след, а затем снова на мертвое тело. Наконец прислонил винтовку к нагруженным саням Харримана, а сам поволок мертвого в кусты; следы своей работы он прикрыл снегом, который стряхнул с ближайшего от него дерева; окровавленный снег он поглубже затоптал ногами, а сверху насыпал свежего. Затем, быстро и нервно взглянув на проложенный санями путь, схватился за оставленный убитым кнут. В этот момент и показался из-за скрывавшего его куста Беркхед, держа на весу свою тяжелую винтовку со взведенным курком. - Кончено, Пит! - бросил он резко, - Руки вверх и быстро! Пит дико заскулил, схватился за винтовку, но увидел точно направленный на него прицел и передумал. Медленно вытянулся и поднял руки. Он ничего не сказал, но его круглые черные глаза горели, словно у загнанной в угол крысы. Беркхед подошел ближе и левой рукой вынул из кармана наручники. В то же мгновение Пит решил использовать последнюю возможность. Раз браслет очутится на нем, ему не оставалось уже никакой надежды: канадское правосудие не знает промедлений, колебаний и жалости. Стражник инстинктивно выстрелил, но Пита спас его неожиданный прыжок. Прежде, чем Беркхед успел выстрелить вторично, Пит уже бросился на него подобно угодившей в капкан дикой кошке. В обычных условиях Беркхед справился бы с нападавшим легко и быстро, но тут сказались трое суток его безостановочной погони, почти полное отсутствие сна и отдыха: мускулы отказывались работать с обычной быстротой и силой. Противники катались по снегу, боролись, как звери, молча оскалив зубы. Они пускали в ход подбородки, локти , кулаки, колена и зубы; они выпрямлялась, свертывались, извивались, обнимались так, что кости трещали от напряжения. Беркхеду удалось уже приподняться и стать на колени, как вдруг Пит со всего размаху бросился ему головой прямо в живот и оба очутились на земле; в этот именно момент стражник ударился головой о выступавший из снега острый и промерзлый корень. В глазах показался сноп красных и синих лучей и осталось только одно последнее впечатление о черных, горящих торжеством глазах, о злобном оскале белых зубов, а затем все погрузилось в темноту и молчание.
      Когда сознание вернулось к Беркхеду, первое что он остро почувствовал, был холод; затем осознал, что у него связаны руки и ноги. Тогда он открыл глаза. Его точно так же стащили с дороги, завязав ему за спину руки и крепко стянув ремнем ноги. А над ним стоял ухмыляющийся Пит. - На этот раз вы встретились с человеком посильнее вас, не правда ли? сказал он с прерывистым смешком. - Пит не ошибся, решив использовать свой последний шанс, не так ли? Да, вы далеко не страшный боец, м-р стражник! улыбка быстро сошла с его лица, на котором внезапно выступили круглые глаза, пылавшие смертельной злобой и ненавистью. - Так вам захотелось поймать Пита? - зарычал он. - Вы не рассчитывали, что он поймает вас и освободит от неприятной для вас обязанности его преследовать. Вы останетесь лежать здесь и замерзнете, как своим появлением замораживали кровь у многих добрых людей. Так вот, знакомясь поближе со злейшим врагом, прошу вас помнить, что мне-то не будет холодно в вашем собственном кулатанге. Что оставит мороз, то закончат волки. Прошу на этот счет не беспокоится. Беркхед смотрел на него спокойными любопытными глазами и ничего не отвечал. Он видел, как Пит неуклюже повернулся, торжествующе махнул рукой и постепенно исчезал в густеющих сумерках. А тем временем тугие ремни стали промерзать и превращаться в стальные кольца. Руки и ноги начали коченеть. Он поднял с большим усилием голову и начал следить за Питом, который дошел теперь до санок и наматывал на руку длинный кнут. Он хлестнул по вожаку и повернулся, чтобы еще раз взглянуть на Беркхеда. Стражник с трудом подавил в себе острое искушение просить пощады. Устало опрокинулся головой снова на снег. И в тот же миг раздался неожиданный выстрел. Голова Беркхеда быстро поднялась, и в глазах загорелась надежда. Пит спотыкался и шатался, а ему навстречу бежал Слим. - Итак, - сказал сам себе Беркхед каким-то спокойным голосом, - Слим дважды ошибся в своей цели. Эти слова показались ему настолько забавными, что он затрясся от хохота. И он смотрел, как Пит ползал по снегу на том самом месте, где упал Харриман около часа назад. - Слим! - слабо крикнул Беркхед. Слим остановился, быстро взглянул на лежащего у саней человека, а затем бегом пустился через потемки на голос Беркхеда. - Что случилось с тобой? - пробормотал он, увидев стражника. - А я по ошибке убил не того человека, Берк! Я был уверен, что это Харриман. Я шел по его следу несколько минут назад и не мог ошибиться в его санях. Да и надет на нем был черный кулатанг. Но это не Харриман, Берк. Кто же он? - Разрежь эти проклятые путы и разведи костер! - ответил Берк, - Я не думаю, что на этот раз ты ошибся в своей цели. Это был тот человек, за которым гнался я. Он подкараулил и уложил Харримана на этом самом месте полчаса назад. Полагаю, что ты найдешь все свои меха в санях в полной сохранности. - Так меня, значит, не привлекут за убийство? - спросил Слим, медленно растягивая слова. Беркхед перестал на миг оттирать снегом руки и ноги; суровая улыбка пробежала по его лицу. - Полагаю, что все уладится по совокупности обстоятельств, - задумчиво ответил он.
      * Кулатанг - меховая одежда.