Английский клуб - Стюарт Литл

      – Не могу ли я вам помочь? – сочувственным тоном осведомился Стюарт. Человек покачал головой:
      – Нет, положение, по-моему, безнадежно. Видите ли, я школьный инспектор, я отвечаю за школы в нашем городке.
      – Я бы не назвал ваше положение безнадежным, – вставил Стюарт. – Неприятное – да, но не безнадежное.
      – Так вот, – продолжал человек, – я вечно сталкиваюсь неразрешимыми проблемами. Сегодня, на пример, заболела одна учительница, мисс Гендерсон, она преподает в школе номер семь. Мне необходимо подыскать ей замену.
      – А что с ней? – поинтересовался Стюарт.
      – Точно не знаю. Доктор говорит, у нее где-то какие-то камни.
      – Так что же, разве нельзя найти другого учителя?
      – В том-то и дело, что нельзя. Незанятых учителей нет, а все остальные в этом городе невежественные. Уроки начнутся через час.
      – Если вас устроит, я с удовольствием заменю на денек мисс Гендерсон, – любезно предложил Стюарт.
      Инспектор встрепенулся:
      – В самом деле?
      – Безусловно, с большой охотой. – Стюарт открыл дверцу и вышел. Обойдя машину, он достал из багажника чемодан. – Раз уж придется вести урок в школе, пожалуй, лучше снять этот спортивный наряд и облачиться во что-нибудь более подходящее.
      Он взобрался на откос, скрылся за кустами и через несколько минут вернулся в крапчатом шерстяном пиджаке, поношенных полосатых брюках, в галстуке бантом и в очках. Прежний костюм он уложил в чемодан. 
      – А вам удастся заставить их соблюдать дисциплину, как вы думаете? – спросил инспектор.
      – Безусловно, – ответил Стюарт. – Займу их чем-нибудь интересным, и дисциплина будет соблюдаться сама собой. Не беспокойтесь.
      Инспектор поблагодарил его, пожал ему руку, и они разошлись.
      Без четверти девять у школы номер семь собрались школьники. Услыхав, что мисс Гендерсон заболела и ее заменит незнакомый учитель, они пришли в восторг. «Какой-то новый! Новый!» – шепотом передавали они друг другу.
      Весть быстро облетела класс, и вскоре все знали, что им предстоит отдохнуть от мисс Гендерсон по меньшей мере один день, и предвкушали удовольствие познакомиться с абсолютно новым, никому не известным учителем.
      Стюарт подъехал ровно в девять. Лихо поставив машину у дверей школы, он храбро вошел в класс и, заметив прислоненную к столу линейку, забрался по ней, как по канату, перебирая руками. На столе он нашел чернильницу, указку, несколько ручек и карандашей, бутылочку чернил, мел, звонок, две шпильки и небольшую стопку книг. Стюарт проворно вскарабкался на книги и всем телом навалился на кнопку звонка. Звонок зазвенел. Стюарт соскользнул на стол, подошел к краю и провозгласил:
      – Прошу вашего внимания!
      Мальчики и девочки мигом сбежались к столу, им не терпелось разглядеть нового учителя. Они
      были вне себя от радости и тараторили все одновременно. Девчонки хихикали, мальчишки фыркали, глаза у всех горели от возбуждения – еще бы, впервые им попался такой маленький, такой симпатичный и франтоватый учитель.
      – Прошу вашего внимания! – повторил Стюарт. – Как вам известно, мисс Гендерсон заболела и я заменяю ее.
      – А что с ней? – жадно спросил Рой Харт
      – Витаминное расстройство, – ответил Стюарт. – Она принимала витамин Д, когда требовался А Принимала В, когда ей не хватало С, и в конце концов организм ее катастрофически пропитался рибофлавином, тиамином, гидрохлоридом и, более того, пиридоксином, а еще неизвестно, полезен ли он человеку или нет. Пусть это послужит для всех уроком!
      Он так свирепо засверкал глазами, что больше никто не посмел проявлять любопытство.
      – А теперь марш по местам! – приказал Стюарт. Дети послушно потянулись по проходам к своим партам, и в классе сразу наступила тишина.
      Стюарт откашлялся, взялся для солидности за лацканы пиджака и начал:
      – Кто отсутствует?
      – Все тут.
      – Кто опоздал?
      – Никто не опоздал.
      – Отлично! С чего вы обычно начинаете по утрам?
      – С арифметики! – хором закричали дети.
      – К черту арифметику, – распорядился Стюарт. – Обойдемся без нее.
      Школьники в восторге завопили. Весь класс жаждал хотя бы раз обойтись без арифметики.
      – Дальше какой урок?
      – Правописание! – закричали школьники.
      – Имейте в виду, – произнес Стюарт, – неправильно написанное слово – зрелище безобразное. Что может быть достойнее, чем писать без ошибок! Я настойчиво призываю всех обзавестись академическим словарем Вебстера и заглядывать в него в случае малейших сомнений. Так, с правописанием покончено, что дальше?
      Ученики с не меньшим ликованием отнеслись к идее покончить с правописанием. Они радостно перекликивались, переглядывались, пересмеивались, размахивали платками и линейками, а некоторые мальчишки под шумок начали кидаться в девочек шариками из жеваной бумаги. Пришлось Стюарту, чтобы восстановить порядок, снова влезть на стопку книг и налечь на звонок.
      – Что дальше? – повторил он.
      – Письмо!
      – Боже правый, – с отвращением проговорил Стюарт, – разве вы до сих пор не научились писать?
      – Конечно научились! – завопили дети.
      – Ну так и дело с концом, – заключил Стюарт.
      – Следующий урок – общественные науки, – услужливо подсказала Элизабет Гарднер.
      – Общественные науки? Первый раз слышу. А что если нам сегодня не утруждать себя специальными предметами, а просто поговорить о том о сем?
      Как вам нравится такая мысль?
      Дети выжидающе переглянулись.
      – Нельзя ли поговорить про то, как держишь в руке змею, а она вдруг обвивается вокруг запястья? – предложил Артур Гринлоу.
      – Можно, но лучше не стоит, – ответил Стюарт.
      – Не поговорить ли нам о грехе и пороке? – умоляюще произнесла Лидия Лейси.
      – Ни в коем случае. Еще?
      – Может, поговорим про толстую женщину из цирка, у нее еще весь подбородок оброс волосами? – мечтательно попросил Исидор Фейнберг.
      – Нет, – отрезал Стюарт. – Вот что я предлагаю – поговорим о Короле Мира. – Он оглядел класс, ища одобрения на лицах детей.
      – Никакого Короля Мира нет, – запротестовал Гэрри Джеймисон.
      – Какая разница? – настаивал Стюарт. – Нет, так должен быть.
      – Короли устарели, – не сдавался Гэрри.
      – Ну хорошо, тогда о Председателе Мира. В мире творится беспорядок оттого, что в нем нет Председателя. Я бы сам охотно взялся быть им.
      – Вы слишком маленького роста, – возразила Мэри Бендикс.
      – Ну и что? – Стюарт был возмущен. – Причем тут рост? Темперамент и знания – вот что главное. Председатель должен обладать знаниями и разбираться в том, что важно. Многие ли из вас знают, что важно?
      Поднялись руки.
      – Отлично. – Стюарт закинул ногу на ногу и засунул руки в карманы пиджака. – Генри Рекмейер, скажи нам, что ты считаешь важным?
      – Луч солнца в пасмурный день и еще мелодию в музыке.
      – Правильно, – одобрил Стюарт. – Важные вещи. Но одно ты забыл. Мэри Бендикс, что забыл Генри Рекмейер?
      – Мороженое, политое шоколадом, – быстро ответила Мэри.
      – Вот именно, мороженое тоже важная вещь. Так, раз уж на сегодняшнее утро мне приходится быть Председателем Мира, надо выработать законы, иначе получится страшная кутерьма, все начнут метаться туда-сюда, хватать что попало и вообще вести себя неподобающим образом. Если играть в эту игру, то играть по правилам. Кто может предложить хорошие законы для мира?
      Альберт Фернштром поднял руку:
      – Не есть грибов, а то среди них попадаются поганки.
      – Это не закон, – поправил Стюарт, – а просто дружеский совет. Благоразумный совет, Альберт, но все-таки закон – нечто более серьезное. Кто еще придумает закон для мира?
      – Ничего не тырить, – очень серьезно предложил Джон Полдовски.
      – Прекрасно, – одобрил Стюарт. – Отличный закон.
      – Отравлять одних только крыс, – высказался Энтони Брендизи.
      – Не пойдет, – отрезал Стюарт. – Несправедливо по отношению к крысам. Закон должен быть справедлив ко всем.
      Энтони надулся.
      – Но ведь крысы несправедливы к нам, – не сдавался он. – Крысы вредны для людей.
      – Согласен, – сказал Стюарт, – но с крысиной точки зрения вреден яд. Председатель должен рассматривать каждую проблему со всех точек зрения.
      – А у вас не крысиная точка зрения? – спросил Энтони. – Вы немного похожи на крысу.
      – Нет, – отрубил Стюарт, – у меня скорее мышиная, а это совсем не одно и то же. Я охватываю проблему в целом. Мне совершенно ясно, что крысы обездолены. Им никогда не дают выйти на открытое пространство.
      – Крысы не любят открытого пространства, – заявила Агнес Беретска.
      – Это оттого, что стоит им высунуться, как их тут же норовят пришибить. Очень возможно, что крысам понравилось бы открытое пространство, если бы им предоставили свободно им пользоваться. Еще какие-нибудь предложения?
      Агнес Беретска опять подняла руку:
      – Не воевать.
      – Неосуществимо, – возразил Стюарт. – Муж чины любят воевать. Но ты на верном пути, Агнес: уже теплее.
      – Не драться? – робко предложила Агнес.
      Стюарт покачал головой.
      – Ни под каким видом не делать другим гадостей, – предложила Милдред Хоффенштейн.
      – Превосходный закон, – похвалил Стюарт. – Пока я буду Председателем, всякий, кто сделает другому гадость, получит взбучку.
      – Ничего из этого не выйдет, – заметил Герберт Прендергаст. – Некоторые люди такими уж родились. Вот Альберт Фернштром всегда делает мне гадости.
      – Я и не говорю, что обязательно выйдет, – ответил Стюарт, – но закон хороший и стоит его испытать. Попробуем прямо сейчас. Кто-нибудь сделает другому гадость. Ну-ка, Гэрри Джеймисон, сделай гадость Кэтрин Стейблфорд. Погоди, что там у тебя в руке, Кэтрин?
      – Подушечка, начиненная душистыми травами.
      – А на ней написано: «По тебе одной тоскую, для тебя одной цвету»?
      – Да.
      – Ты ее очень любишь?
      – Очень.
      – О'кей. Гэрри, хватай подушечку и беги! Гэрри подбежал к Кэтрин, вырвал у нее подушечку и бросился на свое место. Кэтрин завизжала.
      – А теперь, – неумолимым тоном объявил Стюарт, – держитесь, любезные, ваш Председатель заглянет в свод законов! – Он сделал вид, будто перелистывает книгу. – Вот оно, страница четыреста девяносто два. «Никому не делать гадостей». Страница пятьсот шестьдесят. «Ничего не тырить». Гэрри Джеймисон нарушил два закона сразу. Остановим же Гэрри на этом пути, а то он так погрязнет в гадостях, что знакомые его узнавать перестанут! Скорее!
      Стюарт подбежал к линейке, соскользнул вниз, точно пожарник по шесту, и бросился к Гэрри. Дети, повскакав с мест, помчались по проходам и столпились вокруг преступника. Стюарт грозно потребовал подушечку, и напуганный Гэрри отдал подушечку Кэтрин, хотя и понимал, что это игра.
      – Вот видите, все получилось как нельзя удач нее, – заключил Стюарт. – Выходит, «Не делать гадостей» – отличный закон.
      Он утер лицо платком – уж очень он вспотел, выполняя обязанности Председателя Мира. Он и не воображал, что придется столько бегать, прыгать и соскальзывать.
      Кэтрин очень обрадовалась своей подушечке.
      – Дай-ка на нее поглядеть, – попросил вдруг Стюарт, не в силах преодолеть любопытство.
      Длина подушечки как раз совпадала с его ростом, и Стюарт вдруг подумал, какая из нее вышла бы прекрасная пахучая постель. Ему очень захотелось получить подушечку.
      – Хорошенькая вещица, – проговорил он небрежно, стараясь не показать своим видом, до какой степени она его интересует. – Не желаешь ли ее продать?
      – Ох, нет! – ответила Кэтрин. – Мне ее подарили.
      – Наверное, подарил ее мальчик, с которым ты познакомилась прошлым летом на озере Хопатконг, и теперь она напоминает тебе о нем, – задумчиво пробормотал Стюарт.
      – Да. – Кэтрин покраснела.
      – Ах, – вздохнул Стюарт, – чудесное время лето, правда, Кэтрин?
      – Правда, а прошлое лето было самое расчудесное из всех.
      – Могу себе представить, – заметил Стюарт. – Так ты уверена, что не хочешь расстаться с подушечкой?
      Кэтрин кивнула.
      – Ну что ж, не могу тебя за это осуждать, – спокойно проговорил Стюарт. – Летние каникулы то же относятся к важным вещам. К таким, как солнечный луч...
      – Или мелодия! – подхватила Элизабет Эчисон. Стюарт опять вздохнул.
      – Никогда не забывайте, дети, своих летних каникул, – сказал он. – Ну, мне пора ехать дальше. Приятно было с вами познакомиться. Урок окончен!
      Он быстро зашагал к двери, влез в машину, помахал на прощанье рукой и двинулся в северном направлении. Дети бежали рядом и кричали:
      – До свидания! До свидания!
      Им очень хотелось, чтобы каждый день им давал уроки какой-нибудь новый учитель вместо мисс Гендерсон.
 

Глава XIII Эимс-Кроссинг

      В прелестнейшем из городков, где дома были белые и высокие, а вязы зеленые и еще выше домов, где просторные палисадники радовали глаз, а густо заросшие задние дворы так и манили забраться поглубже в заросли, где улицы полого спускались вниз к речке, а речка безмятежно струилась под мостом, где лужайки перед домами переходили во фруктовые сады, сады в поля, поля в пастбища, а пастбища, взобравшись на гору, исчезали, растворяясь в широком небе, – в этом-то прелестнейшем из городков Стюарт остановился, чтобы выпить газированной воды с соком сассапарили.
      Поставив машину перед лавкой, он вышел на тротуар. Солнце пригревало так весело, что он присел на ступеньки галереи, чтобы не торопясь насладиться чувством, которое возникает, когда очутишься в незнакомом месте в прекрасный день. Городок показался Стюарту самым живописным из всех, какие попадались ему на пути. Стюарт с большим удовольствием остался бы здесь на всю жизнь, если бы не боялся соскучиться без Нью-Йорка и без своих близких и если бы не мечтал найти Маргало.
      Скоро и владелец лавки вышел покурить и уселся рядышком на ступеньках. Он хотел было угостить сигаретой Стюарта, но, разглядев, какой он маленький, отказался от своего намерения.
      – Не найдется ли у вас сассапарили? – спросил Стюарт. – Я изнемогаю от жажды.
      – Конечно, – ответил лавочник, – сколько душе угодно. Есть сассапариль, лимонад, малинад-сливонад, клюквонад, кока-кола, пепси-кола, дипси-кола, пипси-кола, попси-кола. Что пожелаете?
      – Дайте мне, пожалуйста, бутылочку сассапарили, – попросил Стюарт, – и бумажный стаканчик.
      Лавочник ушел и тотчас вернулся с питьем. Он откупорил бутылку, наполнил стаканчик и поставил его на ступеньку как раз под той, на которой сидел
      Стюарт. Тот поднял кепи, лег на живот и несколько раз зачерпнул своим кепи прохладной влаги.
      – Очень освежает, – заметил он. – Что может быть лучше холодного напитка в жаркий день во время путешествия – так бы и пил без конца!
      – Далеко едете? – поинтересовался лавочник.
      – Может статься, что очень далеко. Я ищу птичку, ее зовут Маргало. Вам она не попадалась?
      – Кто ее знает. А какая она с виду?
      – Само совершенство. – Стюарт обтер губы концом рукава. – Изумительная птичка. Ее нельзя не
      заметить.
      – Какого вы роста? – спросил лавочник, приглядываясь к Стюарту.
      – Без обуви? Да.
      – Не меньше пяти с чем-то сантиметров, – ответил Стюарт. – Меня, правда, давно не мерили; возможно, я вытянулся за последнее время.
      – Знаете, – задумчиво сказал лавочник, что-то прикидывая, – вам непременно нужно познакомиться с одной особой в нашем городе.
      – С кем же? – Стюарт зевнул.
      – С Генриеттой Эймс. Она точно такого же роста, как вы, разве чуточку пониже.
      – Как она выглядит? – спросил Стюарт. – Пышный пончик под пятьдесят? 
      – Ничего похожего. Генриетта юная и хорошенькая. Одевается лучше всех девушек в городе. Ей шьют только на заказ.
      – Неужели?
      – Да, Генриетта девушка что надо. Семья Эймсов – люди в нашем городе видные. Один из их предков был перевозчиком во времена Революции. Он любого через реку перевозил, не смотрел, кто с кем воюет, лишь бы платили за провоз. Неплохое сколотил состояние. Да и вообще у Эймсов деньги водятся. Дом у них большой, прислуги много. Генриетта с удовольствием с вами познакомится, могу вас заверить.
      – Вы очень любезны, – ответил Стюарт, – но я сейчас не очень-то склонен к светской жизни. Переезжаю с места на место, нигде не задерживаюсь, только въехал в город – и дальше, сегодня тут, завтра меня уже нет, перекати-поле, блуждающий огонек. Вечно в пути-дороге, вечно ищу Маргало. Порой мне чудится, что она близко, прямо за поворотом. А иногда у меня такое чувство, будто мне никогда ее не найти, никогда не услышать ее голоса. Кстати, мне пора в путь.
      Стюарт расплатился за напиток, попрощался с лавочником и тронулся дальше.
      Но Эймс-Кроссинг по-прежнему казался ему красивейшим городком, и, не доехав до конца главной улицы, Стюарт круто свернул влево, выехал на лесную
      дорогу и выбрал для стоянки укромное местечко на берегу реки. Наплававшись вдоволь, он лег на спину в траву, подложил руки под голову и стал вспоминать разговор с лавочником.
      – Генриетта Эймс, – пробормотал он.
      Наступил вечер, а Стюарт и не думал уезжать. Съев легкий ужин, состоявший из бутерброда с сыром и глотка воды, он лег спать и проспал всю ночь в теплой траве под журчание воды. С раннего утра опять засияло жаркое солнце, и Стюарт окунулся для бодрости. После завтрака он спрятал машину под листом и пошел пешком на почту. На почте, набирая в авторучку чернила, он случайно взглянул на входную дверь – и чуть не упал от неожиданности в чернильницу. В контору вошла девочка ростом около пяти сантиметров и направилась к почтовым ящикам. Одетая по-спортивному, она шла гордо подняв голову. В волосах у нее была воткнута тычинка цветка. Стюарт буквально задрожал от волнения.
      «Наверное, та самая девица», – сказал он себе.
      Спрятавшись за чернильницу, он следил, как она открыла почтовый ящик шириной в полсантиметра и вынула письмо. Лавочник сказал правду: Генриетта была очень хорошенькая. И к тому же единственная девушка, которая не была в тысячу раз выше Стюарта. Он прикинул, что, если пройтись с ней рядом, голова ее придется чуть выше его плеча. Картина эта показалась ему заманчивой. Ему захотелось спуститься со стола на пол и заговорить с ней, но он не решился. Куда подевалась его находчивость! Он скрывался за чернильницей, пока Генриетта не ушла. Удостоверившись, что ее нет, он выбрался на улицу, и, озираясь, побрел к знакомой лавке, надеясь встретить красивую девочку и опасаясь встречи.
      – Не найдется ли у вас почтовой бумаги с вензелями? – спросил он у лавочника. —Что-то я задержался с корреспонденцией.
      Лавочник помог Стюарту залезть на прилавок и дал ему несколько листков писчей бумаги маленького формата с буквой «Л» в углу. Стюарт решительным жестом достал перо, сел, прислонившись спиной к пятицентовому пакету с леденцами, и принялся сочинять письмо Генриетте:
      «Дорогая мисс Эймс, Вам пишет молодой человек умеренного роста. Родом я из Нью-Йорка, но в настоящее время путешествую по делам самого личного свойства. Дорога привела меня в Ваш город. Вчера владелец местной лавки, общительный человек с честным лицом, дал мне самый благоприятный отзыв о Вашей репутации и наружности».
      На этом чернила, не выдержав столь длинных слов и напыщенного слога, кончились, и Стюарт попросил лавочника опустить его вниз головой в бутылку с чернилами, чтобы наполнить перо. После чего продолжал писать:
      «Прошу Вас извинить меня, мисс Эймс, за то, что осмеливаюсь навязываться со знакомством, основываясь на таком маловажном поводе, как наш более или менее одинаковый рост. Но сами знаете, найдется очень немного людей на свете ростом в пять сантиметров, от этого никуда не денешься. Я говорю „пять сантиметров", хотя на самом деле я несколько выше. Единственный мой недостаток в том, что я немного напоминаю мышь. Зато я пропорционально сложен, не по годам мускулист. Буду откровенен: цель моего краткого послания – предложение познакомиться. Вполне сознаю, что Ваши родители могут возражать против неожиданности и прямолинейности такого предложения, равно как и против моей несколько мышиной внешности, поэтому, может, лучше не ставить их ни о чем в известность. Неведение еще никому не вредило. Впрочем, Вам лучше знать характер Ваших родителей, поэтому не буду давать советов, предоставляю Вам поступать по собственному усмотрению.
      Будучи любителем жизни на открытом воздухе, я остановился у реки в привлекательном месте в конце Треси-лейн. Не хотите ли покататься со мной в каноэ? Что вы скажете о завтрашнем дне, ближе к закату, когда мелкие дневные заботы уже позади и река плавно течет под сенью ив? Эти покойные весенние вечера словно созданы на утеху любителям лодочных прогулок. Для меня вода – наслаждение, мисс Эймс, и мое каноэ словно старый испытанный друг».
      Стюарт увлекся и совсем забыл, что никакого каноэ нет.
      «Если Вы принимаете мое приглашение, приходите на берег реки завтра часов в пять. Буду ждать Вас со всем нетерпением, какое только способен обуздать. А теперь заканчиваю мое дерзкое послание и спешу вернуться к своим неотложным делам.
      Искренне Ваш, Стюарт Литл».
      Стюарт вложил письмо в конверт и обратился к лавочнику:
      – Где мне раздобыть каноэ?
      – Да прямо тут. – И лавочник, подойдя к полке с сувенирами, снял маленькое берестяное каноэ с надписью «Летние воспоминания» на борту.
      Стюарт придирчиво осмотрел его:
      – Оно не течет?
      – Славное каноэ. – Лавочник выпрямил ему бок, разгладив его пальцами. – Обойдется в семьдесят пять центов плюс пенни налогу.
      Стюарт расплатился, потом заглянул внутрь и заметил, что весел нет.
      – А как насчет весел? – спросил он как можно более деловитым тоном.
      Продавец порылся среди сувениров, но весел не нашел, перешел к полке с мороженым и вернулся в двумя картонными ложечками, какими едят мороженое на пикниках. – Отлично сойдут за весла, – сказал он.
      Стюарт с отвращением взял ложечки.
      – Возможно, они и сойдут, – заметил он, – но я бы не хотел встретиться с индейцами, имея в качестве оружия только эти штуки.
      Лавочник вынес из лавки каноэ и весла и поставил на тротуар. Ему любопытно было, как дальше поступит миниатюрный гребец. Но Стюарт ни минуты не колебался: вынув из кармана бечевку, он прикрутил весла к банкам, легко взвалил каноэ себе на голову и преспокойно зашагал прочь, будто заправский канадский проводник. Он очень гордился своим умением управляться с лодками и любил покрасоваться.
 

Глава XIV Вечер на реке

      К тому врмени как Стюарт добрался до своего лагеря на реке, он очень устал и взмок. Он спустил на воду кано, но тут его ждало страшное разочарование – каноэ протекало, да еще как! Бересту на корме стягивал шнурок, вода просачивалась сквозь шов, и за неколько секунд лодку наполовину затопило.
      – Прокльтье! – воскликнул Стюарт. – Меня надули! Заплтить семьдесят шесть центов за настоящее индейское каноэ и обнаружить, что оно течет! Проклятье, проклятье! – бормотал он.
      Вычерпавзоду из каноэ, он вытянул его на берег и приступил починке. Он понимал, что не может посадить Гениетту в дырявую лодку, ей это не понравится. Как ни устал Стюарт, но он влез на ель и собрал немножко смолы. Смолой он залепил шов
      Весь вечер Стюарт провозился с лодкой, укладывая балласт, заделывая швы и приводя судно в полную боевую готовность к завтрашнему дню. Он ни о чем думать не мог, кроме свидания с Генриеттой. Вечером он взял топор, свалил одуванчик, и остановил течь. Но каноэ все равно оказалось неисправным суденышком. Не имей Стюарт такого опыта в гребных делах, не миновать бы беды. Даже для сувенирной лодка была чересчур вертлява. Стюарт натаскал с берега к воде камней и загрузил в каноэ балласт, сделав его устойчивым. Теперь оно шло ровно. Стюарт приладил к задней скамье спинку так, чтобы Генриетта могла при желании откинуться и свесить руки в воду. Он даже соорудил подушку на сиденье, обвязав охапку мха носовым платком. Затем он погреб немного, чтобы попрактиковаться. Он досадовал, что весла у него всего лишь картонные ложки, – но что поделаешь? Волновало его теперь одно: заметит ли Генриетта или нет, что весла – жалкие ложечки для мороженого, вскрыл банку ветчины и поужинал ветчиной с одуванчиковым молоком. После ужина он прислонился к папоротнику, взял в рот кусочек смолы и долго сидел так, мечтая и жуя жвачку. Он в мельчайших деталях рисовал себе завтрашнюю прогулку на лодке. Сидя с закрытыми глазами, он представлял, как будет выглядеть
      Генриетта на тропке, ведущей к воде, как спокойно и безмятежно будет струиться в сумерках река, каким изящным будет казаться каноэ, вытянутое на берег. Стюарт пережил в воображении каждый миг этого вечера вдвоем. Вот они подплывают к большому листу кувшинки, и он помогает Генриетте высадиться на лист, чтобы немножко отдохнуть на нем. Стюарт, который заранее позаботился надеть под брюки купальные трусы, ныряет в прохладную речку. Он неутомимо плавает кролем вокруг листа, а Генриетта восхищенно любуется его искусством. Представив себе этот эпизод, Стюарт зажевал быстрее.
      Внезапно он открыл глаза и сел прямо. Он вспомнил про оставленное письмо и испугался: а вдруг оно не дошло? Письмо было крохотное и вполне могло затеряться. Это предположение повергло Стюарта в волнение. Но постепенно мысли его вернулись к реке. Пока он лежал, на другом берегу начал кричать козодой, сгустилась темнота, и Стюарт заснул.
      На другое утро рассвет был хмурый. Стюарту понадобилось съездить в город, чтобы сменить в машине масло. Он спрятал каноэ под большим листом, накрепко привязал его к камню и отправился по делам, размышляя по дороге о Генриетте и мечтая, чтобы погода исправилась. Небо было облачное.
      Из города Стюарт вернулся с головной болью. Оставалось лишь надеяться, что до пяти вечера го-лова пройдет. Он еще никогда не катал девушек на каноэ и теперь нервничал. Всю середину дня он то валялся на земле, то примерял рубашки, то расчесывал усы. Только он надевал свежую рубашку, как выяснялось, что она уже промокла под мышками – Стюарт потел от волнения. Приходилось опять переодеваться. Первую чистую рубашку он надел в два часа, вторую – в три, третью – в четверть пятого. Эта возня заняла большую часть дня. По мере приближения назначенного часа Стюарт нервничал все больше и больше. Он беспрестанно смотрел на часы, поглядывал на тропу, приглаживал волосы, говорил сам с собой и бессмысленно суетился. В воздухе появилась сырость, Стюарт не сомневался, что пойдет дождь. А вдруг дождь начнется как раз, когда появится Генриетта Эймс? Стюарт прямо не представлял, что тогда и делать.
      Наконец настало пять часов. Стюарт услышал шаги. Это была Генриетта. Стюарт поспешно бросился на землю, сел, прислонился к пню и постарался принять непринужденную позу, будто приглашать на свидание девушек для него привычное дело. Он подождал, пока Генриетта не подошла совсем близко, и тогда поднялся.
      – А, привет, – произнес он, стараясь, чтобы голос у него не дрожал.
      – Вы мистер Литл? – спросила Генриетта.
      – Да, я, – ответил Стюарт, – очень мило, что вы пришли.
      – Большое спасибо за приглашение, – ответила Генриетта.
      На ней был белый свитер, твидовая юбка, белые шерстяные носочки и теннисные туфли, на голове цветной платок. В руке, как заметил Стюарт, она держала коробочку с мятными лепешками.
      – Пустяки, мне это одно удовольствие. Жаль только, что неважная погода. По-моему, парит к дождю, как вам кажется?
      Генриетта поглядела на небо и кивнула.
      – Что делать, – заметила она, – пойдет так пойдет.
      – Совершенно справедливо, – подтвердил Стюарт, – пойдет так пойдет. Мое каноэ привязано чуть выше по берегу. Разрешите помочь вам, тропа здесь не очень ровная.
      Стюарт был учтив от природы. Но Генриетта отказалась от помощи, она была девочка ловкая и совсем не собиралась спотыкаться или падать. Стюарт шел впереди, она за ним. Дойдя до того места, где он спрятал каноэ, Стюарт заглянул под листья и вдруг с ужасом увидел, что лодка исчезла...
      Сердце у него упало, он чуть не заплакал.
      – Каноэ нет, – простонал он.
      Он бешено забегал вдоль берега взад-вперед, заглядывая за каждый камешек и под каждую травинку. Генриетта помогала ему, и вскоре они разыскали каноэ – но в каком изуродованном виде! Видно, кто-то играл с ним. К носу была привязана длинная толстая веревка. Балласта как не бывало, подушки тоже, спинка сломалась, из швов вывалилась смола. Вся лодка была заляпана грязью, одно из весел погнуто и перекручено. Рухлядь, и только! Именно так и должно выглядеть всякое берестяное каноэ после того, как с ним поиграют большие мальчишки.
      Стюарт пришел в отчаяние. Он совершенно растерялся. Опустившись на ветку, он закрыл лицо руками и повторял:
      – Вот так история! Ну и история!
      – А что случилось? – спросила Генриетта.
      – Мисс Эймс, – дрожащим голосом произнес Стюарт, – уверяю вас, у меня все было так замечательно устроено – просто замечательно! А теперь...
      Генриетта полагала, что каноэ надо быстро подремонтировать и все-таки покататься. Но Стюарт отверг ее предложение. 
      – Бессмысленно, – с горечью заявил он, – все равно получилось бы не то.
      – А что значит «то»?
      – То, как я представлял себе это вчера. Боюсь, что женщине таких тонкостей не понять. Вы только взгляните на веревку! Узел так крепко завязан, что мне в жизни его не развязать.
      – Ну и что? – удивилась Генриетта. – Пускай волочится за нами по воде.
      Стюарт в отчаянии уставился на нее.
      – Да где вы видели, чтобы индейское каноэ плыло по тихой безлюдной реке и за кормой волочилась длинная веревка?! – вскричал он.
      – Можно притвориться, будто мы ловим рыбу, – предложила Генриетта, она никак не могла взять в толк, зачем так нервничать из-за лодки.
      – Я не хочу притворяться, будто я ловлю рыбу! – воскликнул в отчаянии Стюарт. – Вы на грязь посмотрите! На грязь!
      Он чуть не завизжал. Генриетта присела на ветку рядом с ним и протянула ему мятную лепешку. Но он затряс годовой.
      – Ну ладно, – сказала она, – дождь уже начинается. Пожалуй, я побегу домой, раз вы не хотите меня покатать. Не понимаю, почему надо сидеть тут и киснуть. Пойдемте ко мне, а после обеда мы бы сходили потанцевать в местный клуб. Может, у вас исправилось бы настроение. Хотите?