Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Звёздный врач (Космический госпиталь)

ModernLib.Net / Уайт Джеймс / Звёздный врач (Космический госпиталь) - Чтение (стр. 6)
Автор: Уайт Джеймс
Жанр:

 

 


      Вейнрайт рассмеялся.
      - Я, между прочим, очень надеялся, что на этот вопрос мне ответите вы, доктор. Эта штука напоминает деформированную розу без стебля, по краям лепестков которой растут не то шипы, не то зубы, и еще она жутко большая.
      - Странная форма, - негромко проговорил Конвей, в то время как гогаесканка переключила свое внимание на его руку. - Будучи подвижным обитателем океана, это существо, по идее, должно было иметь плавники, а не конечности, но тут нет никаких признаков обтекаемости и даже осевой симметрии, и...
      Конвей не договорил - ему пришлось ответить на вопрос Коун касательно волосков, росших у него на запястье. Кроме того, он решил еще сильнее воодушевить гоглесканку и предложил ей выполнить несложную хирургическую процедуру. Процедура заключалась в удалении части волосков и взятии тонкой иглой, соединенной со сканером, небольшого количества крови для анализа из капиллярной вены на запястье Конвея. Он заверил Коун в том, что процедура эта для него совершенно безболезненна и не принесет ему никакого вреда даже в том случае, если гоглесканка разместит иглу не слишком точно.
      Конвей объяснил целительнице, что такие процедуры выполняются в Главном Госпитале Сектора каждый день в неисчислимом множестве при обследовании самых разнообразных пациентов. Он рассказал Коун о том, что последующий анализ проб крови позволяет врачам многое понять о состоянии больного, что в большинстве случаев именно результаты анализа крови служат руководством для назначения соответствующего курса лечения.
      Конвей, уговаривая Коун, объяснил ей, что непосредственный контакт с ним при произведении этой процедуры у нее будет минимальным, так как она будет пользоваться сканером, тампоном, ножницами и шприцем. Не забыл он упомянуть и о том, что точно так же будет строиться процедура и в том случае, когда он - с разрешения гоглесканки, разумеется, - возьмет кровь для анализа у нее.
      Пожалуй, Конвей все-таки поторопил события. Коун отшатнулась и начала пятиться и пятилась до тех пор, пока не прислонилась спиной к закрытой двери запасного выхода. Она постояла там некоторое время, шевеля вздыбленной шерстью, вновь ведя непримиримый бой со своими инстинктами, но в конце концов вновь медленно приблизилась к носилкам. Ожидая, когда гоглесканка заговорит, Конвей вернулся взглядом к экрану, на котором мало-помалу возникала удивительная по живости картина.
      Лейтенант вывел на дисплей все сведения о ФОКТ вкупе с данными, собранными им ранее, о доисторической подводной растительности Гоглеска.
      Ископаемые останки, реконструированные компьютером в виде несколько уменьшенных копий современных гоглесканцев, лежали поодиночке и небольшими группами посреди слегка покачивающихся водорослей, освещенные лучами солнца, проникавшими сквозь толщу морской воды, поверхность которой волновала легкая рябь. Вот только громадному, похожему на розу объекту, располагавшемуся в центре экрана, явно недоставало каких-то деталей. Воображение Конвея уже начало дорисовывать эти детали, когда Коун вдруг неожиданно обратилась к нему.
      Гоглесканка по-прежнему не обращала никакого внимания на экран.
      - А если бы этот тест был болезненным, - спросила Коун, - как выглядела бы процедура тогда? Не было ли бы предпочтительно в нынешних обстоятельствах вам произвести эту процедуру самостоятельно?
      "Доверяй, но проверяй - вот у нее какой девиз, у этой Коун", - подумал Конвей, изо всех сил сдерживая смех.
      - Если предполагается, что процедура может оказаться болезненной, ответил он, - тогда берется немного содержимого из одного из флаконов с наклейкой в виде желтых и черных диагональных полосок. Это содержимое вводится иглой в место взятия пробы. Объем содержимого зависит от ожидаемой продолжительности и степени дискомфорта.
      Во флаконе, - продолжал Конвей, - содержится вещество, являющееся обезболивающим для представителей моего вида. Кроме того, оно вызывает расслабление мышц. Но в данном случае в его применении необходимости нет.
      Инструктируя Коун в том, как правильно произвести забор крови для анализа, Конвей пытался внушить гоглесканке, что эту процедуру всегда проще поручить выполнить кому-то другому, а не производить ее самолично. Он не стал упоминать о том, что, если бы хотел взять немного крови для анализа у Коун, для начала ему пришлось бы проверить, согласуется ли препарат во флаконе с черно-желтой этикеткой с метаболизмом ФОКТ, да и не только этот препарат, но и другие средства этого ряда из аптечки, которую Конвей захватил с собой. Если бы какое-то из этих средств оказалось подходящим и если бы у Конвея возникла возможность ввести его гоглесканке, он бы ее не только анестезировал, он бы ее хорошенько транквилизировал и тогда смог бы запросто взять для анализа не только кровь. "Расслабленные мышцы, - думал Конвей, вновь вернувшись взглядом к экрану, - какая это прелесть по сравнению с мышцами, сведенными спазмом!"
      У крупного объекта в центре экрана недоставало симметрии и повторяемости структур, характерной для растений, - гораздо больше он напоминал надорванный и скомканный лист бумаги. Но если догадка Конвея была верна, получалось, что хищник обладал способностью принять такую форму. Конвей невольно поежился.
      Яд гоглесканцев был смертоносен.
      Конвей поспешил изложить Вейнрайту свои соображения.
      - Ну-ка, скажите, как вам такая версия: ископаемые ФОКТ - это те существа, что погибли при первом нападении хищника. Некоторые из них соединены между собой, а это скорее всего указывает на то, что первоначально группа ФОКТ была более многочисленной. Этот групповой организм, состоявший из множества ФОКТ, то ли сам атаковал хищника в ответ, то ли защищался от него с помощью жал. Количество выпущенного яда вызвало у хищника тотальный мышечный спазм, и, умирая, он фактически свернулся узлом. Не мог бы ваш компьютер развязать этот узел?
      Вейнрайт кивнул, и вскоре скрученная, изогнутая фигура в центре экрана начала постепенно разворачиваться, окруженная более бледными слоями изображения. Это единственная разгадка, думал Конвей. Другой просто быть не может. Время от времени он просил Вейнрайта показать изображение костного скелета хищного гиганта с увеличением и всякий раз убеждался, что его предположение верно. Однако размеры хищника были настолько велики, что его изображение то и дело расползалось за края экрана, и Вейнрайту приходилось его уменьшать.
      - Все-таки похоже на птицу, - сказал Вейнрайт. - Части крыла очень хрупки. На самом деле эта тварь как бы представляет собой одно сплошное крыло.
      - Это потому, что в ископаемых останках сохранились только кожа да кости, - пояснил Конвей. - Сухожилия и мягкие ткани, примыкавшие к костной структуре, почти целиком истлели. В тех участках, которые, согласно вашему предположению, являются крылом... Да, теперь и мне кажется, что это птица... Толщину крыла следует увеличить раз в пять-шесть. Но при такой структуре костей крыло должно было быть жестким. Я бы сказал, что оно скорее совершало не маховые движения, а быстро убиралось и вытягивалось и толкало хищника вперед с огромной скоростью. Кстати, на внутреннем крае крыло очень интересно расщеплено. Это напоминает мне турбину древних реактивных самолетов, вот только у этих турбин есть зубы...
      Конвею пришлось прервать изложение своих предположений. Коун осторожно и растерянно водила иглой шприца по тыльной стороне его ладони. Впервые в жизни Конвей понял, что приходится переживать пациенту, попавшему в руки к практиканту.
      - Форма сустава в основании крыла, - продолжал Конвей после того, как гоглесканка наконец нашла нужный кровеносный сосуд, - позволяет предположить, что устья на ведущей поверхности крыла раскрывались и закрывались во время плавания. Хищник пожирал все, что попадалось на его пути, а затем пища проталкивалась по двум пищеварительным каналам в желудок, расположенный вот в этом цилиндрическом расширенном участке средней линии. Кожные покровы на ведущей поверхности крыла были толще и скорее всего были ядонепроницаемыми, а желудок, по всей вероятности, был способен переваривать яд ФОКТ, несмотря на то что при попадании в тело хищника через более мягкие участки кожного покрова яд был смертелен.
      Единственный способ защиты от хищника для ФОКТ, - взволнованно продолжал Конвей, - заключался в том, чтобы встать на пути чудовища единой стеной. Лишь немногие из ФОКТ погибали за то время, пока сгруппированный организм окружал хищника со всех сторон и принимался жалить его до тех пор, пока он не погибал. Подтверждением правильности этого предположения служат неполные ископаемые останки ФОКТ. Но мне даже страшно подумать о том, что переживал групповой организм гоглесканцев, слитый воедино и ментально соединенный с гибнущими сородичами...
      Конвей мысленно содрогнулся, представив всю глубину страданий гоглесканцев. Ведь все они вместе фактически умирали психологически, когда происходила гибель одного из их товарищей. А умирать таким образом им приходилось почти наверняка довольно часто, если нападения хищника носили регулярный характер. Что того хуже - еще до его нападения все ФОКТ знали о том, чем оно им грозит, знали из воспоминаний своих собратьев, уже переживших атаки хищников и уцелевших после них. В разуме ФОКТ хранилась память о страхе и боли психологической смерти.
      Наконец Конвей постиг всю глубину, всю тяжесть расового психоза, которым страдало все население Гоглеска. Каждый по отдельности гоглесканцы ненавидели соединение, страшились его, боялись и избегали любого тесного физического контакта или совместной деятельности, которые могли бы спровоцировать соединение. В подсознании гоглесканцев соединение запечатлелось как переживание памятной боли - боли, преодолеть которую можно было только за счет слепой ярости берсеркеров, которая, в свою очередь, лишала ФОКТ способности обдумывать и контролировать свои действия. Вероятно, страх гоглесканцев перед этим конкретным хищником был настолько всеобъемлющ, что, хотя их давний враг уже либо вымер, либо по-прежнему обитал только в океане, они не могли ни забыть о нем, ни разработать более щадящий для самих себя способ самозащиты.
      А главная беда заключалась в том, что механизм самозащиты у гоглесканцев был настолько гиперчувствительным, что даже после того, как миновали тысячелетия с тех пор, когда он был действительно необходим, этот механизм неизменно включался как в ответ на реальную угрозу, так и на потенциальную и даже мнимую.
      Коун наконец завершила процесс взятия у Конвея крови на анализ. Тыльная сторона его ладони вспухла и стала похожа на подушечку для булавок, но он все-таки наговорил гоглесканке кучу комплиментов на предмет того, как замечательно она выполнила свою первую межвидовую хирургическую процедуру, причем комплименты были вполне искренними. Коун занялась перенесением крови Конвея из шприца в стерильную пробирку, а Конвей вновь посмотрел на экран.
      Теперь изображение хищника окончательно развернулось, и лейтенант уменьшил его, дабы оно не уходило за края экрана. Вейнрайт вдобавок не поленился и ввел в компьютер сведения о предполагаемых окраске, способе передвижения и синхронизированных движениях пасти и зубов хищника. Вот он задвигался посередине экрана - стремительная темно-серая жуткая фигура более восьмидесяти метров в поперечнике, то сжимавшаяся, то расширявшаяся, напоминавшая земного гигантского ската, всасывающего, терзающего и проглатывающего все, что попадалось на его пути.
      Вот он был какой, ночной кошмар гоглесканцев из далекого доисторического прошлого, а фигурки реконструированных ископаемых ФОКТ выглядели рядом с ним всего лишь крошечными цветовыми пятнышками, расположившимся ближе к нижнему краю экрана.
      - Вейнрайт, - торопливо проговорил Конвей, - уберите эту картинку немедленно!
      Но он опоздал. Завершив работу, Коун обернулась к экрану и увидела трехмерное изображение движущегося и кажущегося живым монстра, который прежде обитал только у нее в подсознании. В небольшом помещении клич тревоги прозвучал оглушительно, душераздирающе.
      Конвей проклинал собственную тупость, а пораженная паническим страхом гоглесканка металась по полу всего в нескольких футах от носилок. Покуда на экране демонстрировалось сочетание тонких линий, Коун к нему не проявляла ни малейшего интереса - просто у нее не было опыта, и она не могла оценить ту трехмерную реальность, которую они собой представляли. Но последнее компьютерное творение Вейнрайта оказалось чересчур реалистичным для того, чтобы любой гоглесканец, взглянув на него, не повредился рассудком.
      Косматое тельце ФОКТ устремилось к Конвею, но проскочило мимо. Разноцветная шерсть Коун встала дыбом и дрожала, все четыре жала вытянулись во всю длину, из их кончиков сочился яд, вот только издаваемый гоглесканкой вопль вроде бы стал чуть-чуть потише. Конвей лежал, боясь пошевелиться, повести глазами, а гоглесканка отбежала от него, но вернулась вновь. Снижение уровня громкости клича тревоги означало, что Коун изо всех сил борется с инстинктом, и помочь ей в этой борьбе Конвей мог единственным способом: сохранять полную неподвижность. Краешком глаза он заметил, что гоглесканка остановилась совсем рядом с носилками. Одно из ее жал находилось всего в нескольких дюймах от щеки Конвея. Жесткая, стоявшая торчком шерсть касалась его одежды. Конвей чувствовал легкое дыхание Коун, ощущал еле заметный аромат перечной мяты наверное, он исходил от тела целительницы. Коун вся тряслась - то ли от страха, вызванного картинкой на экране, то ли потому, что готовилась к нападению, - увы, точного ответа Конвей не знал.
      "Если я не буду шевелиться, - в отчаянии уговаривал он себя, - я не буду представлять для нее угрозы". Но он прекрасно знал, что стоит только ему пошевелиться, и гоглесканка ужалит его - инстинктивно, бездумно. Однако в паническом поведении ФОКТ существовал еще один аспект, о котором Конвей забыл.
      ФОКТ слепо атаковали врагов, но всякое существо, не представлявшее для них опасности и нахолившееся в непосредственной близости - как сейчас Конвей, казалось им не недругом, а другом.
      А при таких обстоятельствах друзья соединялись.
      Конвей вдруг почувствовал, как жесткие шерстянки царапают его одежду, пытаются свиться с нитями ткани возле шеи, на плече. Жало все еще находилось в опасной близости от его щеки, но почему-то уже не казалось таким уж угрожающим. Конвей не пошевелился. А потом он увидел - ярко и отчетливо всего-то в паре дюймов от собственных глаз один из тонких длинных стебельков, а через мгновение ощутил, как стебелек, легкий, как перышко, лег поперек его лба.
      Конвей понимал, что гоглесканцы соединяются перед лицом опасности не только физически, но и умственно, но он вовсе не думал, что телепатическое соединение окажется успешнее физического.
      Он ошибся.
      Все началось с глубокого, разлитого покалывания под черепной коробкой. Не будь руки Конвея скованы ремнями, он бы непременно принялся пытаться прочистить уши. Затем на него навалилось смешение звуков, видений и ощущений, ему не принадлежавших. Примерно такие же чувства ему доводилось переживать не раз в госпитале, когда он становился реципиентом инопланетянских мнемограмм, однако тогда чужеродные впечатления носили упорядоченный, систематический характер. А теперь он чувствовал себя так, словно смотрел трехмерное шоу с сенсорным усилением, и при этом режим переключения каналов вышел из строя. Яркие, но хаотичные образы и впечатления становились все более интенсивными. Конвею хотелось закрыть глаза в надежде, что тогда они исчезнут, но он боялся закрыть глаза, боялся даже моргнуть.
      Неожиданно картина видений застыла, чувства обострились, и на несколько секунд Конвей ощутил глубину и боль одиночества и интеллектуального отшельничества взрослого гоглесканца. Разум Коун поразил его широтой познаний и тонкостью. Конвей узнал о том, как она пользовалась своим разумом задолго до того, как на Гоглеск прибыл корабль Корпуса Мониторов и врач-землянин, понял, как страстно гоглесканская целительница сражалась с разрушительным для ее сознания инстинктом, которым ее и ее собратьев наделила эволюция.
      Он был уверен, пребывая в сознании Коун, что ее разум не является сколь-либо исключительным по меркам ФОКТ. Между тем обмен этим высочайшим интеллектом гоглесканцы были вынуждены осуществлять с помощью заторможенной, обезличенной и страдающей неточностями устной речи. Истинное же интеллектуальное общение становилось возможным только в течение краткого промежутка времени после начала слияния, а затем наступало сущее умопомрачение и утрата какого бы то ни было интеллекта. Конвей не мог не восхищаться представительницей народа, столь глубоко погрязшего в болезненном индивидуализме.
      В мыслях, которыми мы обмениваемся, нет огрубления или утраты семантики.
      На слова, возникшие в сознании у Конвея, наложились ощущения удовольствия, благодарности, любопытства.., и надежды.
      Процесс установления ментальной связи между вашими сородичами наверняка задействует область эндокринной системы, десенсибилизирующую все процессы в коре головного мозга - вероятно, с той целью, чтобы уменьшить боль страданий, пережитых в доисторические времена после соединений и в процессе нападения хищника. Но я не гоглесканец, поэтому десенсибилизирующий механизм у меня не срабатывает. Однако желательно неотложно произвести детальное исследование эндокринной системы, определить искомую железу, и если будет показано ее хирургическое удаление...
      Конвей слишком поздно понял, куда ведет нить его рассуждений и сколь обширные - а для Коун пугающие - хирургические ассоциации могли вызвать эти рассуждения. Адаптация к непосредственной близости и к физическому контакту с чужеземным существом и так уже стоила Коун чрезмерных усилий. Теперь Конвей мог совершенно определенно оценить степень этих усилий. Но сейчас разум Коун и разум Конвея слились воедино, и гоглесканка разделяла мысли и чувства человека, его опыт в лечении и совместной работе с всевозможными созданиями в стенах госпиталя. А в госпитале порой попадались такие жуткие твари, по сравнению с которыми жуткий хищник Гоглеска показался бы очаровательной домашней зверушкой.
      Такого зрелища Коун вынести не могла, и ее клич тревоги, поутихший было за последние несколько минут, вновь набрал жуткую частоту и громкость. И все же это отважное маленькое создание не прерывало контакт, невзирая на страшные видения, передаваемые ей разумом Конвея по тонкому стебельку. Она страдала, и Конвей страдал вместе с ней.
      Он пытался формулировать успокоительные мысли, пытался заставить разум гоглесканки и свой собственный сменить предмет размышлений. Он несколько раз моргнул, но продолжал лежать совершенно неподвижно. Он думал - вернее, надеялся, что так Коун будет продолжать воспринимать его в качестве объекта, не представляющего для нее опасности. Но то ли у него разыгралось воображение, то ли все-таки действительно наружность Коун внезапно изменилась?
      Жесткая разноцветная шерсть вновь еще сильнее вздыбилась, ближайшее к Конвею жало вытянулось. На миг опытного медика охватил жуткий страх, почище страха самой Коун. Он понял, что может произойти в следующее мгновение.
      - Нет! Не надо! - проговорил он настолько громко, насколько мог, не шевеля губами. Но мембрана гоглесканки, вибрируя, испускала звук такой мощи, что Вейнрайт не мог расслышать Конвея.
      - Я открыл запасный выход, доктор! - проорал Вейнрайт в коммуникатор, ухитрившись перекрыть вопль Коун. - Сейчас открою замки на ремнях. Приготовились.., быстрее, сматывайтесь оттуда!
      - Опасности нет! - крикнул Конвой, но его голос потонул в обертонах клича тревоги, рвущего барабанные перепонки, и децибелах динамика коммуникатора. Он по-прежнему боялся пошевелиться, понимая, что, как только ремни спали с него, опасность появилась, и еще какая!
      Он обрел потенциальную подвижность, он больше не был беспомощен, а стало быть, начал представлять собой угрозу для ФОКТ.
      За миг до того, как стебелек покинул его лоб, Конвей понял, что Коун вовсе не жаждет ужалить его, но это не играло никакой роли - действия гоглесканки носили исключительно рефлекторный характер. В отчаянии Конвей скатился с носилок на пол и почувствовал, как жало ткнулось ему в плечо. Он зацепился лодыжкой за один из крепежных ремней, пытаясь уползти, и в это мгновение другое жало проткнуло его брюки и оцарапало голень. Конвей предпринял новую попытку отползти к запасному выходу, но ужаленную руку и ногу свело судорогой, и он лег на бок, не в силах двигаться. Лежал и смотрел на прозрачную перегородку. Руку и ногу жгло как огнем.
      Мышцы шеи и в области лопатки скрутило спазмом, жжение от укуса в голень поднималось к животу. Конвей гадал, поражает ли яд и непроизвольную мускулатуру, в особенности - те мышцы, что заведовали сердцем и легкими. Если да, то жить ему оставалось недолго. Боль была настолько сильна, что мысль о смерти напугала Конвея не так сильно, как была бы должна. Он отчаянно пытался придумать, что же ему делать, пока он не потерял сознание.
      - Вейнрайт... - еле шевеля губами, произнес Конвей.
      Клич тревоги, издаваемый Коун, немного утих. Целительница больше не пыталась жалить человека - видимо, он перестал представлять для нее угрозу. Ощетинившаяся гоглесканка стояла в нескольких футах от Конвея, прижав жала к макушке. Сейчас она напоминала безобидный разноцветный стог сена. Конвей предпринял новую попытку.
      - Вейнрайт, - произнес он медленно и мучительно, - желто-черный флакон. Инъекцию... Все, что там есть...
      Но лейтенанта на другой половине комнаты не было. Дверь в перегородке оставалась закрытой. Может быть, Вейнрайт решил войти через запасный вы ход, чтобы вытащить Конвея, но обернуться и посмотреть, так ли это, у Конвея уже не было сил. Он вообще что-либо видел с трудом.
      Прежде чем потерять сознание, Конвей успел заметить, как замигало освещение, и это ему кое-что сказало. "Большие затраты энергии, - успел подумать он, - для того, чтобы послать сигнал через гиперпространство".
      Глава 9
      "Похоже, меня подсоединили ко всем датчикам и мониторам в палате", - думал Конвей, разглядывая дисплеи с незнакомого для него угла зрения пациента. Он наслаждался тем, что мог вытянуть руки и ноги, что они больше не скручены кошмарным спазмом. Скосив глаза, он увидел парящего под потолком Приликлу. Рядом с его кроватью расположились Мерчисон и Нэйдрад, и все трое озабоченно смотрели на него. А между землянкой и келыианкой расположился огромный глаз на длинном трубчатом щупальце. Этим глазом, как понял Конвей, за ним наблюдал Данальта. Конвей облизнул пересохшие губы.
      - Что случилось? - спросил он.
      - Этот вопрос, - отозвалась Мерчисон, - по идее, должен был прозвучать вторым по счету. А первый должен быть такой: "Где я?"
      - Да знаю я, где я, черт побери! На медицинской палубе "Ргабвара". Только почему я до сих пор весь обвешан датчиками? Наверняка вы отлично видите, что все они показывают оптимальные показатели всех жизненно важных функций. Я хочу узнать, как я попал сюда.
      Патофизиолог усмехнулась.
      - Мышление и память у тебя, похоже, не пострадали, и ты ведешь себя вполне в своем духе - вспыльчив, как всегда. Но тебе надо отдохнуть. Гоглесканский яд нейтрализован, но, что бы там ни показывали приборы, отмечается выраженная физическая слабость и существует вероятность запоздалого шока в результате перенесенной психической травмы. Показан длительный покой - по крайней мере до возвращения в госпиталь - и самое тщательное обследование.
      И пожалуйста, не надейся, что тебе удастся напугать меня своим рангом Старшего врача и заставить разрешить тебе встать, - проворковала Мерчисон в то мгновение, когда Конвей открыл рот и собрался сказать нечто как раз на эту тему. - Вы у нас теперь пациент, а не врач, доктор.
      - А теперь нам пора, - вмешался в разговор Приликла, - удалиться и дать тебе покой, в котором ты так нуждаешься, друг Конвей. Мы все ощущаем радость и облегчение по поводу твоего выздоровления, но, думаю, для тебя будет лучше, если мы уйдем, а друг Мерчисон останется и ответит на твои вопросы.
      Приликла дополз по потолку к выходу, Нэйдрад пробурчала что-то непереводимое и последовала за эмпатом, а Данальта втянул длиннющее щупальце, преобразился в темно-зеленый комок и покатился за коллегами к двери. Мерчисон принялась отсоединять ненужные биодатчики и отключать мониторы - бесшумно и гораздо более сосредоточенно, чем того требовала такая несложная работа.
      - И все-таки что случилось? - негромко спросил Конвей. Ответа не последовало. - Этот яд.., я ведь пытался завязаться в узел. Я просил Вейнрайта ввести мне анестетик-миорелаксант, но Вейнрайта не было. Потом вроде бы замигало освещение - он наверняка послал радиосигнал через гиперпространство. Но я никак не ожидал, что очнусь на "Ргабваре"...
      "И что вообще очнусь", - мысленно добавил он.
      Упорно не глядя на Конвея, Мерчисон объяснила ему, что корабль-неотложка производил проверку нового оборудования на расстоянии одного гиперпространственного скачка от Главного Госпиталя Сектора, и на борту присутствовала бригада медиков в полном составе. Узнав точные координаты Гоглеска по сигналу, посланному лейтенантом, капитан "Ргабвара" сумел быстро довести неотложку до планеты и быстро посадить корабль. Весь путь у "Ргабвара" занял четыре часа.
      Добравшись до Конвея, коллеги обнаружили, что он упорно пытается завязаться в узел, однако мышечные спазмы уже в значительной степени были ослаблены за счет солидной дозы миорелаксанта ДМ-82, так что при попытках завязаться в узел Конвей, на счастье, не порвал мышц и сухожилий и не сломал ни единой кости. Ему сказочно повезло.
      Конвей кивнул и проговорил:
      - Стало быть, лейтенанту все-таки удалось вовремя впрыснуть мне миорелаксант. Все решали секунды, я бы так сказал.
      Мерчисон покачала головой.
      - ДМ-82 тебе ввела гоглесканка Коун. Чуть не отправила тебя на тот свет, а потом жизнь спасла! Все переживала потом, останешься ли ты в живых, причитала, пока мы люк не закрыли. Хорошеньких ты подружек заводишь, доктор.
      - Представляю, каких титанических усилий ей стоил этот укол, - задумчиво проговорил Конвей. - Пожалуй, больших, чем мне, сложись все с точностью до наоборот. Скажи, насколько близко она подошла, когда вы несли меня к посадочной площадке?
      Мерчисон на миг задумалась и ответила:
      - Когда мы с пилотом, лейтенантом Хасламом, встретились с Вейнрайтом возле люка, она подошла метров на двадцать. Когда Нэйдрад, Приликла и Данальта вышли с носилками, она испугалась и отбежала примерно на такое же расстояние назад. Вейнрайт нам вкратце растолковал, что между вами произошло, поэтому мы старались не говорить и не делать ничего такого, что могло бы показаться Коун враждебным. Но честно говоря, лично мне хотелось хорошенько заехать ей по тому месту, которое у нее заменяет gluteus maximus, за то, что она с тобой натворила. Очень может быть, что она просто боялась расплаты.
      - Нет, - покачал головой Конвей. - Мне ее чувства знакомы, как никому, и я точно знаю, что она бы только приветствовала расплату.
      Мерчисон сердито фыркнула, присела на краешек кровати Конвея, наклонилась и положила руки на подушку рядом с его плечами. Она перестала быть холодным, жестким профессионалом и превратилась в самую обычную женщину.
      - Черт бы тебя побрал, Конвей, - сказала она дрожащим от волнения голосом, - ты ведь чуть было не убил себя.
      Она порывисто обняла его, была готова поцеловать, но Конвей инстинктивно отстранился. Мерчисон выпрямилась, изумленно глядя на возлюбленного.
      - Я... Что-то я нынче не в себе, - пробормотал Конвей. Он машинально произнес эту фразу, которой сотрудники госпиталя, как правило, оправдывались за нетипичное поведение.
      - Ты хочешь сказать, - гневно нахмурилась Мерчисон, - что получил мнемограмму и что О'Мара отправил тебя на Гоглеск, не стерев ее? Ну и кто там сидит у тебя в голове? Тралтан? Мельфианин? Я точно знаю, что и те, и другие относятся к телу женщин-землянок, мягко говоря, отрицательно. Или ты сам попросил, чтобы тебя к отпуску наградили мнемограммой? Да уж, классный отпуск получился!
      Конвей снова покачал головой.
      - Нет никакой мнемограммы, и О'Мара тут ни при чем. У меня произошел близкий и очень интенсивный телепатический контакт с Коун. Это случилось неожиданно, непроизвольно, но.., тип физиологической классификации ФОКТ обладает удивительными характеристиками поведения, включающими...
      Конвей затараторил без умолку. Он рассказал Мерчисон все, что вызнал о положении дел на Гоглеске. О том, как стал очевидцем соединения гоглесканцев, повлекшего за собой жуткие разрушения в поселке, о своем общении с Коун отдельной представительницей местной цивилизации. Будучи ведущим патофизиологом госпиталя, выше которого на иерархической лестнице стоял только великий Торннастор, Мерчисон непременно должна была заинтересоваться проблемой Гоглеска - Конвей не сомневался, что со временем так оно и будет. Но сейчас она просто не в состоянии была думать о чем-то еще, кроме того состояния, в котором застала Конвея несколько часов назад.
      - Самое ужасное, - сказала Мерчисон, вымученно улыбнувшись, - это то, что ты никому не позволяешь близко подходить к тебе, если только кто-то не похож на разноцветный стог сена. Конечно, я понимаю, проще всего сослаться на головную боль.
      Конвей улыбнулся в ответ.
      - Вовсе нет. Телесный контакт может происходить в отсутствие соединения в любое время при условии, что он связан с целями продолжения рода. - С этими словами он нежно обнял шею Мерчисон и притянул ее к себе. - Попробуем еще раз?
      - Пациент, вы еще слишком слабы, - отшутилась Мерчисон, не слишком пытаясь освободиться. Но она явно немного повеселела. Конвей зарылся пальцами в ее волосы и не отпускал. Их лица разделяло всего несколько дюймов. Мерчисон еле слышно прошептала:
      - Ты мне прическу испортишь...
      - Не переживай. Так ты гораздо больше похожа на желанный маленький стог сена...
      Все было так хорошо, да и слабости Конвей особой не ощущал, но вдруг его начало колотить, как в ознобе, - это наступил предсказанный Мерчисон запоздалый шок. На Конвоя нахлынули воспоминания о том, что ему довелось пережить с Коун. Он вспомнил о жутких судорогах, понял, как близок был к смерти. Мерчисон крепко обняла его и не отпускала, пока не унялась дрожь и еще долго-долго потом.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16