Глава 20

Невзирая на то, что все вокруг пребывали в полной боевой готовности, Защитник вроде бы не торопился рожать. Конвей этому втайне порадовался. У него оставалось время на раздумья, ну а если быть честным до конца – на то, чтобы оттянуть принятие решения.

Обычно флегматичный Торннастор устремил три глаза на пациента, один – на проекционный монитор сканера и нетерпеливо постукивал по полу одной ногой, не наблюдая сокращений матки Защитника. Мерчисон поглядывала на монитор, одновременно инструктируя медсестру-кельгианку, которой было поручено следить за крепежными конструкциями. Приликла прилип к потолку в противоположном конце палаты, подальше от неприятного эмоционального излучения Защитника. С хирургической бригадой Приликла общался по коммуникатору.

Остался эмпат, по его словам, исключительно из профессионального любопытства. Но скорее всего потому, что чувствовал волнение Конвея перед предстоящей операцией и хотел поддержать его.

– Из упомянутых вами процедур выбора, – неожиданно проговорил Торннастор, – чуть более резонной мне представляется первая. Однако преждевременное расширение родового хода и изъятие Нерожденного при одновременном сжатии протоков желез… Сложно, Конвей. Вы только представьте себе пробудившегося, полного сил юного Защитника, вырывающегося наружу из тела родителя, в буквальном смысле прогрызающего себе дорогу. Или вы уже решили пожертвовать родителем?

Конвей снова погрузился в воспоминания о первом телепатическом контакте с Нерожденным, тем, что появился на свет диким, неразумным Защитником – этим самым Защитником. Он понимал, что это нелогично, но он не мог просто так лишить жизни существо, чей разум познал так близко, существо, которое было обречено эволюцией на форму гибели мозга.

– Нет, – решительно заявил Конвей.

– Другие варианты ещё хуже, – заметил Торннастор.

– Я так и думал, что у вас создастся такое мнение, – вздохнул Конвей.

– Понимаю, – сочувственно проговорил тралтан. – Но и ваше первое предложение мне не очень по сердцу. Процедура радикальна, мягко говоря, и просто неслыханна по дерзости при работе с существом, имеющим жесткий панцирь. Такая тонкая операция на подвижном, пребывающем в сознании пациенте…

– Да, – подтвердил Конвей, – пациент будет в сознании, но он будет иммобилизован.

– У меня такое ощущение, Конвей, – проговорил Торннастор чересчур тихо для тралтана, – что у вас некое умопомрачение из-за обилия мнемограмм. Позвольте напомнить вам, что этого пациента трудно иммобилизовать на более или менее продолжительное время – ни с помощью физических ограничителей, ни с помощью наркоза. Вследствие этого возникнут необратимые метаболические изменения, которые вызовут быструю потерю сознания и смерть. ФСОЖ двигаются и отражают нападения врагов постоянно, и в ответ на это их эндокринная система… но ведь вы это знаете не хуже меня, Конвей! Вам плохо? Временное расстройство психики? Не желаете на время передать мне руководство операцией?

Мерчисон слушала коммуникатор и первые фразы Торннастора упустила. Теперь она испуганно уставилась на Конвея, гадая, что с ним стряслось, а если не стряслось, то что дурное заподозрил её шеф?

– Меня вызвал на связь Приликла, – сообщила она. – Он не хотел прерывать важное совещание своих старших коллег, между тем он отмечает стойкое нарастание и изменение эмоционального излучения Защитника и Нерожденного. У него такое ощущение, что Защитник готовится к окончательной потуге, что в свою очередь вызвало рост уровня ментальности Нерожденного. Приликла интересуется, не заметили вы каких-либо признаков его попытки войти в телепатический контакт. Он утверждает, что Нерожденный изо всех сил пытается сделать это.

Конвей покачал головой и сказал Торннастору:

– Со всем уважением должен отметить, что эти сведения содержались в моем первоначальном отчете по ФСОЖ, и память у меня в полном порядке. Благодарю вас за предложение возглавить вместо меня бригаду. Я ценю вашу помощь и советы, но никакого психического расстройства у меня нет.

Испытываемое мной замешательство не превышает того, при котором я обычно оперирую.

– Ваше замечание относительно иммобилизации пациента свидетельствует об обратном, – после недолгой паузы возразил Торннастор. – Я рад, что ваше самочувствие в норме, однако ваши хирургические планы меня совсем не убеждают.

– А я вовсе не уверен, что прав, – отозвался Конвей. – Однако моя нерешительность прошла. Запланированная мной процедура основана на том предположении, что мы чересчур сильно увлеклись действием системы механического жизнеобеспечения ФСОЖ и упором на его подвижность…

Боковым зрением Конвей видел фигурку Приликлы. Эмпата колотило, как в лихорадке. Конвей проговорил в коммуникатор:

– Уходите, маленький друг. Оставайтесь на связи, но переместитесь в коридор. Эмоциональное излучение здесь будет неописуемо дикое, поэтому поторопитесь.

– Я и сам собирался уйти, друг Конвей, – признался эмпат. – Однако оттенок вашего собственного эмоционального излучения неприятен всем нам. Ощущается решимость, волнение и ещё такое чувство, словно вы готовы вынудить себя сделать нечто такое, чего обычно не делаете. Прошу прощения. Из чувства заботы о друге я озвучил материалы, которые разглашать не стоило бы. А теперь я ухожу. Удачи, друг Конвей.

Не успел Конвей ответить Приликле, как одна из кельгианок, взбудораженно шевеля шерстью, сообщила о начале раскрытия родового хода.

– Успокойтесь, – сказал Конвей, взглянув на монитор сканера. – Внутри пока ничего особенного не происходит. Прошу вас, переверните пациента на левый бок. Операционное поле будет размещаться в пятнадцати дюймах справа от средней линии панциря в месте, помеченном маркировкой. Продолжайте действия по жизнеобеспечению, но несколько убавьте пыл, если получится. Будьте готовы прекратить битье Защитника по моей команде. Члены бригады иммобилизации в этот же момент закрепят конечности пациента. Рекомендую с особенной осторожностью растянуть щупальца Защитника вбок на всю длину и закрепить их скобами и гравилучами. Я только что понял, что работа предстоит крайне тяжелая и без того, что пациент будет дергаться и елозить по столу во время операции. Мне бы хотелось, чтобы в ходе операции здесь присутствовало минимальное число сотрудников. Тем, что останутся, придется мыслить целенаправленно под моим руководством. Мои указания понятны?

– Да, доктор, – отозвалась кельгианка, однако шерсть её выражала сомнения и неодобрение. Ряд глухих ударов по полу подсказал Конвею, что Торннастор снова нервно топает ногой.

– Прошу прощения за то, что прервал вас, – сказал Конвей тралтану. – Я как раз собирался сказать, что возможна полная иммобилизация пациента на время операции без какого-либо ощутимого вреда для него. Соображения мои продиктованы с учетом того, что происходит до, во время и после хирургических вмешательств при полостных операциях существ, которым в отличие от ФСОЖ свойственно периодическое бессознательное состояние, известное под названием сна. В этих случаях…

– Им вводят транквилизаторы, дабы снять тревожное ожидание операции, – не выдержал Торннастор, продолжая притопывать ногой, – во время вмешательства вводят обезболивающие средства, а после операции следят за возвращением обмена веществ и важнейших функций в норму. Это элементарно, Конвей.

– Естественно, – отозвался Конвей. – И я надеюсь, что и в данном случае решение элементарно. – Он на миг умолк, чтобы упорядочить свои мысли, затем продолжал:

– Вы не станете спорить с тем, что обычный пациент даже под сильнейшими анестетиками протестует против имеющего место хирургического вмешательства. Пребывай Защитник в сознании, он бы сделал с нашей хирургической бригадой то, что ему хочется сделать: всех перебил бы или удрал бы от них, как от реальной угрозы. Даже под действием анестезии обычный пациент бессознательно реагирует на тяжелейший стресс, в его организме вырабатывается собственный эквивалент адреналина, нарастает количество крови, сахара и кислорода. Пациент готов драться или бежать. А наш Защитник этим состоянием наслаждается – если так можно выразиться – постоянно. Он постоянно дерется или спасается бегством, потому что на него все время кто-то нападает.

Торннастор и Мерчисон не спускали с Конвея глаз, но молчали.

– В связи с тем, что мы демонстрируем Защитнику трехмерные картинки его родной планеты, изобилующие леденящими кровь подробностями, – продолжал он, – и в хирургическом плане совершим нападение на него с яростью, доселе ему неведомой, я надеюсь обмануть и его самого, и его эндокринную систему. Он поверит в то, что его конечности брыкаются, что он либо отбивается от атаки, либо пытается убежать. Ведь в конце концов он пытается высвободить свои щупальца из-под скоб и усилия прикладывает недюжинные.

Итак, – продолжал излагать свою идею Конвей, – наше нападение на Защитника будет заключаться в проведении операции кесарева сечения панциря, а не абдоминальной области. И притом без анестезии. Думаю, боли мы ему доставим предостаточно для того, чтобы он забыл о том, что его туловище неподвижно – по крайней мере на то время, пока будет длиться операция, а она будет недолгой.

Мерчисон смотрела на него, и лицо её стало белым, как её халат. До Конвея дошел весь смысл того, что он только что сказал. Ему стало неловко и стыдно. Эти слова полностью противоречили тому, чему его учили – его, врача, призванного приносить пациентам как можно меньше боли. «Порой, чтобы быть добрым, приходится быть жестоким», – так кто-то сказал ему однажды. Наверняка тот, кто это говорил, такой жестокости не имел в виду.

– Человеческий компонент моего сознания, – медленно проговорил Торннастор, – содрогается при мысли о таком неслыханном злодеянии.

– Мой человеческий компонент, – огрызнулся Конвей и в сердцах стукнул себя по груди, – испытывает те же чувства. Вот только донору вашей мнемограммы никогда не приходилось принимать роды у Защитника.

– Никому не приходилось, – уточнил Торннастор.

Мерчисон собралась было что-то сказать, но тут их разговор был прерван.

– Родовой ход начал расширяться, – сообщила Старшая сестра-кельгианка. – Отмечается небольшое изменение положения плода.

– Эмоциональное излучение обоих существ близится к пику, – послышался из коммуникатора голос Приликлы. – Долго ждать нельзя, друг Конвей. Как правило, вашему клиническому мышлению стоит доверять.

«Вот умница, всегда скажет что-нибудь приятное», – с благодарностью подумал Конвей, следуя впереди Торннастора к операционному столу.

Сначала они осмотрели живот Защитника, подойдя к нему как можно ближе, но стараясь не угодить под удары его яростно брыкающихся ног и заостренный железный прут худларианина-санитара, которым тот тыкал в щупальца пациента, имитируя нападение маленьких острозубых хищников. Мышцы Защитника непрерывно сокращались. Щель родового хода медленно удлинялась и расширялась.

Для записи Конвей сообщил:

– Новорожденный появится на свет не через это отверстие. Как правило, кесарево сечение требует произведения длинного надреза в абдоминальной области, и через этот надрез извлекается плод. Такая процедура в этом случае противопоказана по двум причинам. Пойди мы на нее, нам пришлось бы повредить несколько бедренных мышц. Поскольку это существо не ведает покоя, конечности у него после надрезов не срастутся, не зарастет и послеоперационная рана. Кроме того, в этом случае мы производили бы сечение в опасной близости от двух желез, которые, как мы знаем почти наверняка, ведают выделением секрета, ликвидирующего предродовую парализацию плода и вызывающего у него гибель разума. И та, и другая железа, как вы видите на мониторе сканера, соединены с пуповиной и находятся в напряженном состоянии. Их содержимое переносится к плоду на более поздней стадии родов. При проведении традиционной операции кесарева сечения существу этого вида практически неизбежно произойдет преждевременное сокращение этих желез, и встанет под угрозу сама цель операции – извлечение разумного Нерожденного. Поэтому придется пойти на более трудоемкий вариант: вскрыть панцирь под таким углом, чтобы свести контакт с внутренними органами к минимуму.

Покуда Старшая сестра переворачивала Защитника на бок, движения его были беспорядочными. Но теперь сканер показывал неуклонное движение плода к родовому ходу. Конвей заставил себя спокойно обойти операционный стол, в то время как ему хотелось рвануть с места в карьер. Убедившись, что Торннастор и Мерчисон заняли свои места, он сдержанно распорядился:

– Фиксируйте пациента.

Четыре щупальца растянулись во всю длину. Теперь они лишь едва заметно подергивались, пытаясь высвободиться. Конвей постарался не думать о том, во что способно превратить операционную бригаду хотя бы одно из этих щупалец, вырвись оно на волю. А ведь ближе всех к Защитнику стоял он, по нему и пришелся бы удар в первую очередь.

– Желательно – а на самом деле просто необходимо – установить телепатический контакт с Нерожденным до окончания операции, – заметил Конвей, прежде чем включил хирургическую пилу. – Когда такой контакт имел место впервые, при сем присутствовали только представители вида ДБДГ – патофизиолог Мерчисон, капитан «Ргабвара» Флетчер и я. Множество присутствующих здесь существ, обладающих различной картиной мыслительных процессов, могут затруднить контакт. Не исключено, что ДБДГ реагируют на телепатические посылы Нерожденных чуть лучше. Поэтому…

– Вы хотите, чтобы я ушел? – поинтересовался Торннастор.

– Нет, – решительно возразил Конвей. – Мне нужна ваша помощь хирурга и эндокринолога. Но было бы желательно, чтобы вы сосредоточились на своей землянской мнемограмме.

– Понятно, – пробасил Торннастор. Торннастор и Конвей, работая быстро и оперативно, вырезали в панцире большое треугольное отверстие, после чего остановили небольшое кровотечение из поверхностных сосудов. Мерчисон им не ассистировала, она наблюдала за монитором сканера, дабы вовремя предупредить, если операция вызовет преждевременное изгнание плода. Хирурги двинулись вглубь, вскрыли толстую, почти прозрачную оболочку, покрывавшую легкие, отогнули её.

– Приликла? – окликнул цинрусскийца Конвей.

– У пациента нарастают злость, страх и боль, – сообщил эмпат. – Похоже, он ни о чем не догадывается, кроме того, что на него совершается жестокое нападение, а он всеми силами защищается. По всей вероятности, он не осознает того, что в действительности не движется. Эмоциональных признаков дисфункции эндокринной системы не наблюдается.

У Нерожденного операция, – продолжал эмпат, – вызывает значительное обострение ощущений и уровня мыслительных процессов. Ощущается высочайшее понимание происходящего и интенсивные усилия. Он изо всех сил старается войти с вами в контакт, Конвей.

– Взаимно, – отозвался Конвей, понимая, что сейчас слишком сильно сосредоточен на самой операции для того, чтобы попытки Нерожденного связаться с ним были успешны.

У ФСОЖ сердце располагалось не между легкими, однако в этой области проходило несколько магистральных сосудов, и их, наряду с примыкающими к ним пищеварительными органами, следовало аккуратно сдвинуть, не надрезав. Вмешательство следовало свести к минимуму, поскольку через несколько минут после завершения операции пациент должен был обрести полную подвижность. Конвей осторожно раздвинул сосуды, установил расширители, отдавая себе отчет в том, что тем самым значительно ухудшил кровообращение, сжал одно легкое и понизил его функцию процентов на шестьдесят.

– Это ненадолго, – успокоил он Торннастора, хотя тот молчал. – Пациент получает чистый кислород, который купирует недостаточность…

Он не договорил. Его пальцы проникали все глубже и наткнулись на длинную плоскую кость, которой тут было совсем не место. Конвей бросил взгляд на монитор сканера и понял, что прикасается вовсе не к кости. А к одной из мышц дорсального щупальца. Мышцу свело спазмом из-за попыток Защитника вырваться на волю. А возможно, он просто-напросто реагировал на боль – как другие существа реагируют на неё, стискивая зубы или сжимая кулаки.

И тут у Конвея от этой мысли задрожали руки. Все медики-доноры его мнемограмм не на шутку встревожились.

– Друг Конвей, – послышался голос Приликлы, явно искаженный не только транслятором. – Вы пугаете меня. Сосредоточьтесь на том, что вы делаете, а не на том, о чём думаете.

– Не давите на меня, Приликла! – процедил Конвей сквозь зубы и тут же рассмеялся, поняв, как нелепо это прозвучало. Вернувшись к работе, через несколько минут он нащупал верх панциря Нерожденного и его вялые, обмякшие щупальца. Ухватившись за одно из них, Конвей принялся осторожно подтягивать детёныша к себе.

– Это существо, – проворчал Торннастор, – должно появиться на свет из утробы, отчаянно сражаясь и нанося значительные повреждения окружающим этими самыми конечностями. Не думаю, что щупальце оторвется, если вы потянете немного сильнее.