ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ЗВЕЗДОЛЕТ-НЕОТЛОЖКА

Двое медиков-дверлан ДБПК прибыли для того, чтобы забрать юную пациентку, свою землячку, но после непродолжительных консультаций пришли к выводу о том, что больная получает адекватный курс лечения и что заберут они ее недели через две-три, когда врачи госпиталя решат, что ее можно выписать. На это время двое дверланских врачей задержались в госпитале. Их язык был записан в память больничного переводческого компьютера, а сами они дни напролет бродили по коридорам и палатам невероятного технического и медицинского чуда – Главного Госпиталя Сектора. Хвосты дверлан от волнения все время стояли торчком в виде пушистых вопросительных знаков – если, конечно, им не приходилось вместе со своими роскошными хвостами забираться внутрь скафандров для преодоления уровней с теми или иными атмосферными условиями.

Несколько раз дверланские врачи наведывались на «Ргабвар» – сначала для того, чтобы поблагодарить офицеров и бригаду медиков за спасение юной дверланки – единственной, кто остался в живых после страшной аварии, а потом – просто затем, чтобы поговорить о своих впечатлениях от увиденного в госпитале, рассказать о своей родной планете под названием Дверла, о ее четырех процветающих колониях. Эти визиты становились приятными перерывами на фоне жуткой скучищи, царившей в те дни на борту «Ргабвара»: экипаж и медики занимались повышением квалификации.

То есть именно так Главный психолог именовал курсы лекций, учебных тревог, прочих тренировок и технических инструктажей, рассчитанные на ближайшие несколько месяцев. Только сигнал тревоги, чей-то призыв на помощь мог отвлечь «неотложников» от этой учебной нудятины.

– Когда корабль на приколе, свое рабочее время вы будете проводить на борту, – так сказал О'Мара Конвею во время одной короткой и не слишком приятной беседы, – и так будет до тех пор, пока вы не сможете и себе, и мне заявить, что целиком и полностью ознакомились со всеми аспектами своей новой работы, с кораблем, его системами и оборудованием и азами специальностей, которыми владеют офицеры, члены экипажа. От них, кстати говоря, потребуется то же самое в отношении медицины. А сейчас вы демонстрируете полное невежество, хотя и вылетали на вызовы дважды за время учебы.

Первым своим вылетом вы создали большие неудобства для себя, – кислым тоном продолжал О'Мара, – а вторым чуть не вызвали всеобщую панику в госпитале. Тем не менее я бы не стал называть как первый, так и второй случай дерзким вызовом вашим познаниям в многовидовой медицине или опыту Флетчера в области инопланетянской космической техники. Следующий вылет может оказаться не таким легким, Конвей. Предлагаю вам подготовиться к нему, научившись работать одной командой, а не двумя отдельными, каждая из которых старается набирать очки и обгонять другую. Будете выходить – не хлопайте, пожалуйста, дверью.

Вот так «Ргабвар» превратился в школьный класс и лабораторию, где офицеры читали лекции по своим специальностям на таком уровне, какой, по их мнению, был доступен медикам, а медики пытались втолковать офицерам азы физиологии. Поскольку лекции большей частью носили обзорный характер, а не узкоспециализированный, читали их чаще всего капитан или Конвей. Все члены экипажа присутствовали на лекциях по медицине, кроме вахтенного офицера, который все видел и слышал с помощью монитора, установленного в отсеке управления, и мог задавать вопросы.

В день, о котором идет речь, Конвей освещал вопросы сравнительной физиологии неземлян.

– Если вы не находитесь в многовидовой больнице типа нашего госпиталя, – проговорил он, адресуясь к лейтенантам Чену, Доддсу и Хэслэму, а также к видоискателю коммуникатора, связывавшего медицинскую палубу с отсеком управления, где нынче вахтенным был капитан Флетчер, – то вы, как правило, встречаетесь с представителями какого-то одного вида и называете их в зависимости от того, откуда они родом. Но здесь, в госпитале, а также при работе на месте космических катастроф крайне важно как можно скорее и точнее произвести идентификацию поступающих пациентов и спасенных жертв аварий. Зачастую пострадавшие пребывают в столь плачевном состоянии, что сами не могут сообщить о себе никакой физиологической информации. Именно по этой причине нами в свое время была разработана четырехбуквенная система физиологической классификации.

Первая буква обозначает уровень физической эволюции, – продолжал Конвей. – Вторая указывает на тип и распределение конечностей и органов чувств, что, в свою очередь, позволяет определить местонахождение головного мозга и других важных органов. Последние две буквы относятся к типу обмена веществ и атмосферно-гравитационным потребностям существа, а это связано с такими показателями, как масса тела и толщина кожных покровов, наличие шерсти, чешуй, костных пластин и так далее, что обозначается соответствующей буквой.

Именно в этот момент в процессе чтения больничного курса лекций, – сказал Конвей, улыбаясь, – мы напоминаем некоторым стажерам-медикам о том, что они не должны впадать в комплекс неполноценности из-за того, с какой буквы начинается код их физиологического типа. Говорим мы им также и о том, что уровень физической эволюции, который, по сути, является степенью адаптации к условиям среды обитания, не связан напрямую с уровнем интеллекта.

Виды, чей физиологический код начинался с букв А, Б и Ц, являлись вододышащими. На большинстве планет жизнь вышла из океана, и эти существа стали высокоразвитыми в интеллектуальном отношении, не покидая водную среду. Буквами от Д до Ф обозначались теплокровные кислорододышащие, и в эту группу попадало большинство разумных, цивилизованных существ в Галактике. Существа, чей код начинался с букв от Г до К, также были теплокровными, но являлись насекомоподобными. Буквами Л и М обозначали пернатых и вообще крылатых существ, привычных к малой силе притяжения.

Хлородышащим созданиям были отведены буквы О и П, а уж за ними следовали более экзотичные, физически самые высокоразвитые и уж совсем немыслимые существа. Сюда входили создания, обожавшие сверхвысокую температуру, а также холоднокровные и кристаллоподобные существа и те, что были способны по желанию менять форму тела. Создания, наделенные экстрасенсорными способностями столь высокой степени, что им становились ненужными двигательные и хватательные конечности, были награждены первой буквой В, независимо от их размеров или формы тела.

В системе, конечно, имеются недостатки, – продолжал Конвей, – но это можно приписать недостатку воображения у ее разработчиков. Один из них был ААЦП, то есть существом с растительным типом обмена веществ. Как правило, буквой А обозначают вододышащих, а в системе нет ничего ниже рыбоподобных форм жизни. Но потом мы обнаружили ААЦП – разумные растения, и растения должны были встать перед рыбами…

– Отсек управления на связи. Прошу прощения за то, что вынужден прервать вас, доктор.

– У вас вопрос, капитан? – осведомился Конвей.

– Нет, доктор. Распоряжения. Лейтенантам Хэслэму и Доддсу надлежит срочно прибыть в отсек управления, а лейтенанту Чену – в энергетический отсек. Медицинская палуба, мы получили сигнал бедствия, код физиологической классификации неизвестен. Прошу вас обеспечить максимальную готовность…

– Мы всегда готовы, – буркнула Нэйдрад и сердито ощетинилась.

– Патофизиолог Мерчисон и доктор Конвей, прошу вас прийти в отсек управления в удобное для вас время, но как можно скорее.

Трое офицеров Корпуса Мониторов быстро исчезли в центральной шахте, откуда лестница уводила в другие помещения корабля, в том числе и в отсек управления, расположенный выше. Мерчисон сказала:

– Вы, конечно; понимаете, что это означает? Это означает, что нынче вечером мы не будем слушать очередную лекцию капитана по организации системы управления звездолетом и принципах идентификации инопланетных судов. – Она вдруг рассмеялась и добавила: – Я в отличие от Приликлы не эмпат, но ощущаю всеобщее чувство радости и облегчения.

Нэйдрад издала непереводимый звук – вероятно, у кельгиан он означал сдержанный восторг.

– И еще мне кажется, – продолжала Мерчисон, – что капитан просто-напросто церемонится с нами. На самом деле он хочет видеть нас немедленно.

– Все, – протренькал Приликла, проверяя комплектность наборов хирургических инструментов, – мечтают быть эмпатами, друг Мерчисон.

В отсек управления Мерчисон и Конвей добрались немного запыхавшимися – и это было понятно, ведь им пришлось сюда добираться по шахте, где царила невесомость, через пять палуб. Мерчисон дышала ровнее Конвея, а ему она уже давно говорила, что он начал полнеть и что его центр тяжести начал опускаться ниже уровня пояса. Самой же Мерчисон подобные блуждания центра тяжести не грозили – он постоянно находился выше талии благодаря роскошному бюсту. Врачи вошли и обвели взглядом небольшое затемненное помещение. Напряженные лица офицеров были озарены только подсветкой дисплеев да индикаторными лампочками. Капитан Флетчер указал на два запасных кресла, подождал, пока медики усядутся и пристегнутся, и только тогда подал голос.

– Точные координаты аварийного маяка нам определить не удалось, – начал он без всяких преамбул, – из-за искажений, вызванных активностью молодых звезд в данном районе, где находится небольшое скопление. Но я предполагаю, что этот сигнал получили не только мы, но и другие корабли Корпуса Мониторов, в том числе и те, что территориально находятся ближе к этому району. Думаю, им удастся уточнить координаты зоны бедствия и передать их в госпиталь до того, как мы совершим первый прыжок через гиперпространство. По этой причине я намерен следовать к точке старта для прыжка с ускорением не в четыре g, а в один. При этом мы потеряем около получаса, но есть надежда, что за это время мы получим точные координаты, что позволит нам сэкономить время – и притом значительно, – когда мы прибудем на место происшествия. Понимаете?

Конвей кивнул. В большинстве случаев он после сигнала бедствия ждал радиосообщения, посланного через подпространство, в котором говорилось бы о требованиях пострадавших, ранее в госпиталь не попадавших, к окружающей среде. Чаще всего такие сигналы оказывались неудобочитаемыми из-за помех, накладываемых излучением звезд. Радиоприемные устройства в госпитале были примерно такие же, как на главных базах Корпуса Мониторов, и обладали гораздо большей чувствительностью, чем любые корабельные коммуникационные устройства. Если бы в Главный Госпиталь Сектора поступило сообщение, содержавшее координаты звездолета, потерпевшего крушение, его бы связисты несколько раз профильтровали, расшифровали, а потом за несколько секунд переправили бы на борт «Ргабвара».

То есть если бы к этому времени неотложка не покинула обычное пространство.

– А что-нибудь известно о том районе, где случилась авария? – поинтересовался Конвей, стараясь скрыть обиду на то, что капитан сообщал ему азбучные истины – так, словно Конвей во всем за пределами медицины был полным профаном. – Быть может, там где-нибудь неподалеку есть системы планет, чьи обитатели, вероятно, обладают какими-либо познаниями о физиологии пострадавших?

– Боюсь, это не та операция, – проворчал в ответ капитан, – когда у нас есть время на поиски приятелей тех, кто остался в живых.

Конвей покачал головой.

– Вы будете удивлены, капитан, – сказал он. – Скажу вам по опыту спасения пациентов в нашем госпитале: если во время аварии в течение первых минут гибнут не все, система безопасности позволяет уцелевшим продержаться несколько часов, а то и дней. И еще: если срочной необходимости в хирургии нет, то существ, с которыми и прежде никогда не сталкивался, лучше лечить паллиативно, а еще лучше по возможности разыскать местного доктора – именно так бы мы поступили, если бы ранения у пациентки-дверланки оказались более серьезными. Могут быть и такие случаи, когда лучше совсем ничего не предпринимать и положиться на естественное выздоровление.

Флетчер расхохотался, но тут же одумался: понял, что Конвей вовсе не шутит. Он хмыкнул и принялся проворно нажимать копки на пульте. Внутри большого навигационного куба, водруженного посередине пульта, возникла трехмерная карта звездного неба с красной точкой в середине, ощетинившейся острыми лучиками. Всего внутри куба сейчас горело около двадцати звезд, и три из них были соединены неподвижными кольцами и полосами светящегося материала.

– Эта красная точка, – извиняющимся тоном объяснил капитан, – по идее должна бы обозначать местоположение корабля, потерпевшего аварию. Но пока его координаты известны нам с точностью до сотен миллионов миль. В этом районе не работали и вообще не бывали корабли Федерации, поскольку никто не рассчитывал обнаружить обитаемые планеты в звездной системе, находящейся на столь ранней стадии развития. Как бы то ни было, нынешнее приблизительное местонахождение корабля вовсе не означает, что он имеет порт приписки в этом же районе Галактики – если только, конечно, авария не произошла вскоре после прыжка в гиперпространство. Но более внимательное изучение вероятностей…

– А я вот о чем думаю, – поспешно прервала его Мерчисон, испугавшись того, что сейчас начнется очередная узкоспециализированная лекция. – Почему так редко пострадавших при космических авариях спасают их сородичи?

– Верно подмечено, мэм, – кивнул капитан. – Было несколько случаев, когда на месте катастроф были обнаружены пострадавшие корабли, интересные с технической точки зрения. Там спасателей ожидали довольно забавные находки – нечто вроде инопланетянских журнальчиков, фотографий местных красоток, и всякое такое, но мертвых инопланетян там не оказалось. И трупы, и тех, кто остался в живых, если там и были такие, забрали. Это странно, но до сих пор нам не встретилось ни одной цивилизованной расы, представители которой наплевательски относились бы к своим умершим сородичам. Кроме того, не забывайте: космическая авария – это довольно-таки редкое событие для отдельно взятого народа, осуществляющего космические полеты. Любая снаряженная спасательная экспедиция в таком случае по идее должна быть либо малочисленна, либо ее отправляют слишком поздно. А вот в масштабе всей Галактики такие аварии не редкость. Они не являются неожиданностью, и реагируют на них быстро, поскольку множество кораблей типа нашего с вами постоянно начеку. Мы же делаем все возможное, чтобы оказаться на месте катастрофы первыми.

Но мы с вами говорили о сложностях определения первоначального маршрута пострадавшего корабля, – продолжал капитан. Не так-то легко было сбить его с толку и увести от темы беседы. – Во-первых, нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что для приближения к пункту назначения порой корабли от прямого курса отклоняются. Это происходит из-за того, что по пути им могут встретиться необычайно плотные звездные скопления, черные дыры и тому подобные препятствия, существующие в обычном пространстве. Эти же препятствия вызывают большие искажения и в гиперпространственной среде, поэтому мало какому из кораблей удается добраться до цели, совершив менее пяти прыжков. Кроме того, существуют еще такие факторы, как размеры звездолета и число гипергенераторов на его борту. У небольшого корабля с единственным генератором проблем меньше. Но если звездолет по массе приближается к нашему – а у нас на борту два спаренных генератора – или если судно очень велико и оборудовано четырьмя или даже шестью гипергенераторами… Короче говоря, все зависит от того, как выходят из строя генераторы – одновременно или последовательно.

Наши корабли, как, вероятно, и корабль, потерпевший аварию, – продолжал Флетчер, явно оседлавший любимого конька, – оборудованы системами аварийного отключения всех генераторов, если один из них выходит из строя. Однако эти аварийные системы не всегда успевают сработать, потому что достаточно доли секунды для того, чтобы генератор отключился, и часть корабля, где он смонтирован, тут же оказывается в обычном пространстве, оторвавшись от корпуса. Мало того: при отрыве корпус получает вращательный момент и отбрасывается далеко от первоначального курса. От сотрясения могут выйти из строя и другие генераторы, и тогда весь процесс повторяется сначала, и в итоге обломки пострадавшего корабля могут оказаться разбросанными на территории протяженностью в несколько световых лет. Вот почему…

Он не договорил. На пульте вспыхнул сигнал вызова. Лейтенант Доддс поспешно проговорил:

– Говорит навигатор, сэр. Пять минут до прыжка.

– Прошу прощения, мэм, – сказал Флетчер. – Придется продолжить нашу беседу в другой раз. Энергетический отсек, рапортуйте о состоянии систем.

– Оба гипергенератора в оптимальной готовности, мощность в пределах безопасности, сэр, – донесся из динамика голос Чена.

– Жизнеобеспечение?

– Параметры системы жизнеобеспечения оптимальны, сэр, – ответил Чен. – Искусственная гравитация на всех палубах – один g, земная норма. Нулевая гравитация – в центральной шахте, генераторном отсеке и в каюте доктора-цинрусскийца.

– Связь?

– Из госпиталя по-прежнему ничего нет, сэр, – отозвался Хэслэм.

– Хорошо, – заключил капитан. – Энергетический отсек, отключить обычные двигатели и подготовиться к прыжку через минуту. – Для Мерчисон и Конвея капитан добавил: – У нас осталась минута до прыжка, независимо от того, будет сообщение из госпиталя или нет.

– Двигатели отключены, – сообщил Чен. – Ускорение – ноль. Полная готовность.

При сбросе ускорения корабль едва заметно тряхнуло. Устройства искусственной гравитации поддерживали силу притяжения величиной в один g. Дисплей на пульте у капитана отсчитывал секунды в тишине, которую нарушил только тихий вздох Флетчера. Пошли последние тридцать секунд…

– Говорит связист, сэр! – вдруг выпалил Хэслэм. – Сообщение из госпиталя, уточненные координаты пострадавшего корабля. Больше ничего.

– Просто они не стали терять время на нежные слова прощания, – нервно рассмеявшись, отозвался капитан. Больше ему сказать ничего не удалось: прозвучал гонг, означавший начало прыжка. Звездолет-неотложка вместе со всеми своими обитателями переместился в им же созданную вселенную, где действие не было равно противодействию, а скорость не была ограничена скоростью света.

Взгляд Конвея непроизвольно устремился к носовому иллюминатору. За ним виднелась серая мгла гиперпространственной оболочки, коконом окружившей корабль. Поначалу поверхность оболочки казалась непроницаемой гладкой серой стеной, но постепенно появилось ощущение глубины – и даже невероятно большой глубины. У Конвея глаза заболели от непрерывной смены перспективы.

Один инженер-эксплуатационщик в госпитале как-то раз сказал ему, что в гиперпространстве материальные объекты – будь то люди или вещи – перестают существовать физически и что даже физики не до конца понимают, каким образом все это вновь материализуется, но не превращается в однородное молекулярное желе, когда прыжок заканчивается. И то, что прежде такого ни разу не происходило, по словам инженера, вовсе не означало, что такое невозможно в принципе. Этот инженер просил у Конвея какого-нибудь снотворного покрепче, дабы он провел свое «несуществование» во время прыжка на обратном пути во сне.

Улыбнувшись этим воспоминаниям, Конвей отвел взгляд от посверкивающего серого облака. Несуществующие офицеры в отсеке управления не сводили глаз с панелей и дисплеев, которые как бы тоже не существовали в философском смысле, и произносили священные профессиональные фразы. Конвей и Мерчисон переглянулись, она кивнула. Затем медики отстегнули ремни безопасности и встали.

Капитан оглянулся на них так, словно забыл об их существовании.

– Конечно, у вас полным-полно дел, мэм, доктор. Прыжок продлится всего два часа. Если произойдет что-нибудь интересное, я тут же все передам на монитор на медицинской палубе.

Мерчисон и Конвей спустились по шахтной лестнице на медицинскую палубу. После невесомости их обоих слегка качнуло. Здесь, в своей вотчине, где сила притяжения равнялась одному g, они вновь вспомнили о таких понятиях, как верх и низ. На палубе было пусто. Сквозь иллюминатор люка они разглядели фигурку Нэйдрад. Та, облаченная в скафандр, стояла на крыле совсем рядом с обшивкой.

Этот отрезок крыла был оборудован устройством искусственной гравитации, предназначенным для кантования крупных грузов. Именно за счет действия этого устройства старшая медсестра-кельгианка ухитрялась стоять горизонтально на крыле, вертикально прикрепленном к корпусу корабля. Нэйдрад помахала им лапкой и продолжила проверку исправности люка и системы наружного освещения крыла.

Несмотря на то, что на крыле Нэйдрад держало искусственное притяжение, к ее скафандру также вели два фала. Тот, кто оторвался бы от корабля в гиперпространстве, пропал безвозвратно – не только в прямом смысле.

Все оборудование и лекарства на медицинской палубе уже были проверены и перепроверены Нэйдрад и Приликлой, но Конвей обязан был произвести окончательную ревизию. Приликла, чаще своих более массивных коллег нуждавшийся в отдыхе, в данный момент спал, а Нэйдрад занималась делами снаружи. Это означало, что Конвей мог спокойно повторить всю проделанную ими работу, не вынуждая Приликлу старательно делать вид, что он Конвея не замечает, а Нэйдрад – неодобрительно шевелить шерстью.

– Для начала проверю герметичные носилки, – заявил Конвей.

– Я тебе помогу, – вызвалась Мерчисон. – И палатный запас медикаментов на нижнем этаже просмотрим. Я не устала.

– Как тебе должно быть прекрасно известно, – усмехнулся Конвей, когда они открыли дверь помещения, в котором хранились носилки, – надо говорить «на нижней палубе», а не «на нижнем этаже». Неужто тебе хочется, чтобы капитан решил, что ты невежда во всем, кроме своей специальности?

Мерчисон негромко рассмеялась и сказала:

– Думаю, он уже и сам так думает, судя по тому, что мне он то и дело читает лекции. – Она помогла Конвею выкатить носилки и быстро добавила: – Давай для пробы создадим под колпаком атмосферу из инертных газов и давление, втрое превышающее земное. Вдруг на этот раз к нам попадет существо с планеты с высокой силой притяжения – тогда мы будем готовы к тому, чтобы быстро подобрать для него подходящие атмосферные условия.

Конвей кивнул и отошел от носилок. Тонкая, но необычайно прочная оболочка приподнялась, наполняясь газом. Через несколько секунд она превратилась в прозрачный пузырь над носилками, похожий на стеклянный купол. Стрелка индикатора давления под колпаком не дрогнула.

– Утечки нет, – сообщил Конвей и включил насос, с помощью которого можно было откачать инертные газы из-под колпака и сбросить давление. – Теперь попробуем илленсианскую атмосферу. Надень маску – так, на всякий случай.

В основании носилок имелся поддон, где были сложены основные хирургические инструменты и откуда под колпак можно было проникнуть с помощью перчаточного бокса. Там же были сложены обычные маски-фильтры для существ нескольких физиологических типов. Конвей протянул маску Мерчисон и сам тоже надел.