Приликла прервал беседу, в которой участвовал, и проговорил, развернувшись к двери:
      - Спасибо, друг Хьюлитт.
      Через несколько минут они уже шагали по одному из запруженных главных коридоров. Хьюлитту не давала покоя одна мысль - не давала настолько, что он даже перестал обращать внимание на коридорные толпы.
      - Знаете, я тут подумал, - протянул он, - и встревожился...
      Отзыв Лиорена транслятор не перевел.
      - Я размышляю над той странной способностью, - продолжал Хьюлитт, которой мы наделены. Почему мы можем узнавать друг друга - мы, бывшие носители вируса? Несколько минут назад, когда мне стало жаль Приликлу, когда я молча пожелал ему удачи, он откликнулся на это мое чувство, хотя был довольно далеко от меня и уделял внимание другим существам. В этом не было ничего странного, поскольку цинрусскийский эмпатический орган очень чувствителен даже при таком расстоянии. Но как быть с нашей способностью? Что это? Эмпатия низкого уровня, которой хватает только для узнавания и больше ни для чего? Если это так, то насколько близко для узнавания должны бывшие носители вируса оказаться друг к другу? Должны ли они просто увидеть друг друга? Имеют ли значение физические преграды? Не поможете ли вы мне провести эксперимент?
      - Семь ответов "нет", - отозвался Лиорен. - А какой эксперимент?
      - Какой же это эксперимент? - удивился Лиорен после того, как Хьюлитт объяснил, что задумал. - Это игра для маленьких! Но в ходе ее действительно можно получить очень полезные сведения. Я вас прошу.., если я соглашусь в ней участвовать, дайте слово, что вы никому не расскажете о том, что я, взрослый обладатель Синей Мантии, играл с вами...
      - Не волнуйтесь, падре, - успокоил Лиорена Хьюлитт. - Я тоже в таком возрасте, что не стал бы всем и каждому рассказывать, что играл со священником в прятки. Думаю, для начала искать буду я, потому что вы лучше знаете, где тут, в госпитале, можно спрятаться...
      Длинный коридор заканчивался разветвлением, где размещались трапы, лестницы и лифты для подъема на верхние уровни. Вдоль стен тянулись двери, ведущие в палаты, кладовые, технические помещения и туннели. Было решено, что Хьюлитт отвернется, а Лиорен за десять минут спрячется где-нибудь поблизости. Договорились, что падре не будет прятаться в палате, а выберет для этого пустое помещение. Спрячься он в палате, тут же возникли бы ненужные вопросы и мог быть нарушен распорядок дня. Хьюлитт должен попытаться найти падре с помощью инстинкта, эмпатии - в общем, с помощью того, что унаследовал от вируса, - но при этом за двери не заглядывать.
      Пробродив таким образом минут двадцать, в течение которых ему пришлось отвечать на вопросы и выслушивать ворчливые замечания сотрудников, ходивших по коридору, Хьюлитт отказался от безуспешных попыток ощутить сознанием присутствие Лиорена. В отчаянии он включил коммуникатор.
      - Совершенно ничего не чувствую, - сказал он. - Выходите, где бы вы там ни прятались.
      Лиорен появился из-за двери, возле которой Хьюлитт торчал несколько минут назад, и поспешил к товарищу по несчастью.
      - Я тоже ничего не почувствовал, хотя слышал за дверью ваши шаги. Но как только я увидел вас, чувство узнавания снова охватило меня.
      - И меня, - признался Хьюлитт. - Но почему для этого нам нужно видеть друг друга?
      Падре издал негромкий булькающий звук, оставшийся непереведенным, и проговорил:
      - Это ведомо только Богу да еще вирусу-целителю.
      Над этим Хьюлитт размышлял всю дорогу до своей бывшей палаты. Падре связался с О'Марой и передал ему новые сведения, но обсуждать что-либо отказывался. Вероятно, он сосредоточился на мыслях о том пациенте, которого собирался навестить.
      - Пациент Хьюлитт, - вырвалось у Летвичи, когда они вошли в палату. - А вы что тут делаете?
      Хьюлитт понимал, что к посещениям падре Старшая сестра привыкла, но приход бывшего пациента ее явно не обрадовал. Хьюлитт мучился в поисках подходящего ответа, но за него ответил Лиорен. Падре не солгал Летвичи, но и правду не открыл.
      - С вашего позволения, Старшая сестра, - сказал Лиорен, - бывший пациент Хьюлитт будет сопровождать меня и, если сумеет, вместе со мной будет оказывать немедицинскую помощь пациентам. Я прослежу за тем, чтобы он не разговаривал ни с кем из тех, кто в данное время получает какие-либо процедуры или кто не способен вести беседу. Уверяю вас, больше никаких неприятностей от бывшего пациента Хьюлитта не будет.
      Часть тела Летвичи под хлорсодержащей оболочкой дрогнула. Может быть, таким образом она выразила согласие.
      - Думаю, я понимаю, в чем дело, - протянула илленсианка. - Происшествие с пациенткой Морредет побудило пациента Хьюлитта принять решение - а может быть, укрепило его в уже принятом решении стать учеником священника. Это очень похвально, бывший пациент Хьюлитт. У вас замечательный наставник.
      - На самом деле я здесь, потому что... - начал было возражать Хьюлитт.
      - Объяснения займут слишком много времени, - оборвала его Летвичи. - А мне сейчас недосуг слушать богословские излияния, хотя они, наверное, очень интересны. Можете говорить с любыми моими пациентами, которые в состоянии вести беседы. Только, пожалуйста, чтобы больше никаких чудес.
      - Обещаю, - кивнул Хьюлитт и зашагал по палате следом за падре.
      Летвичи и других дежурных сестер из перечня потенциальных бывших носителей вируса исключили, исключили и пациента, которого навещал Лиорен. Это был мельфианин по имени Кеннональт. Хьюлитт так и не понял, чем страдает несчастный мельфианин, но его гамак окружало такое количество биосенсорного и жизнеобеспечивающего оборудования, что новоиспеченного "ученика священника" от страха передернуло. Правда, Лиорен представил их друг другу, но дал понять, что разговор будет носить конфиденциальный характер, и попросил Хьюлитта пока продолжить поиски в одиночку.
      Хьюлитт курсировал по знакомой палате зигзагами. Но вот одного он понять не мог - те или не те тралтаны, кельгиане и мельфиане теперь тут лежат. Большей частью пациенты с радостью болтали с ним, некоторые, видимо, находились под действием сильных успокоительных лекарств, другие просто не желали обращать на Хьюлитта внимания, а один пациент получал процедуру. Но у Хьюлитта была полная возможность смотреть на пациентов и сотрудников, имея при этом вполне достаточно времени для того, чтобы определить, не был ли кто-нибудь из них в прошлом носителем целительного вируса. Последними из тех, кого он обошел, оказались тралтан и дутанин, резавшиеся в скремман за столиком для амбулаторных больных. К тому времени, когда Хьюлитт с ними заговорил, он убедился в том, что их тоже следует исключить из перечня потенциальных вирусоносителей.
      - Хоррантор! Бовэб! - обрадовался Хьюлитт. - Как себя чувствуете?
      - А, да это, кажется, пациент Хьюлитт! - воскликнул тралтан. - Спасибо, моя нога заживает, а Бовэб чувствует себя превосходно - и физически, и морально. Ему сегодня везет в этой треклятой игре. Рад видеть тебя вновь. Расскажи, как у тебя дела. Удалось докторам выяснить, что с тобой?
      - Да, - честно ответил Хьюлитт и, старательно подбирая слова, уточнил:
      - Я больше ни на что не жалуюсь и чувствую себя очень хорошо. Но заболевание у меня было необычное - так мне сказали, - и меня попросили немного задержаться и помочь врачам разгадать еще кое-какие загадки. Я не смог им отказать.
      - Значит, теперь ты стал лабораторным материалом, - участливо проговорил Бовэб. - Не думаю, что это намного лучше. С тобой пока ничего ужасного не делали, надеюсь?
      Хьюлитт рассмеялся:
      - Нет. На самом деле ничего подобного не происходит. Меня поселили в комнате для сотрудников - она маленькая и раньше принадлежала двум нидианам. Мне разрешают свободно ходить по госпиталю в сопровождении падре - он присматривает за тем, чтобы я ни на кого не налетел и чтобы меня никто не растоптал. А меня просили только разговаривать с пациентами, задавать им кое-какие вопросы.
      - Ты всегда был странным пациентом, - заключил Бовэб. - Но еще более странно то, как ты выздоровел.
      - А если серьезно, - вступил в разговор Хоррантор, - то если тебе нужно разговаривать с пациентами и отвечать на их вопросы, значит, вероятно, они могут тебе что-то выболтать, не догадываясь о том, что ты выполняешь некое задание? Если это так, то не ответишь ли на один вопрос?
      Хьюлитту показалось, что тут кроется нечто более серьезное, нежели обычный интерес пациента к больничным сплетням. Пришло время действовать, но действовать осторожно.
      - Если сумею, - отозвался он.
      - Хоррантор жутко хитрый, - пояснил Бовэб, снова подключившись к разговору. - Ну, и воображение у него тоже нешуточное. Вот поэтому он меня все время обыгрывает в скремман. Мы тут подслушали кое-какие разговоры медсестер. Они, когда поняли, что мы их слышим, сразу замолчали. Может, это просто болтовня, а может, мы чего-то недопоняли из-за того, что не дослушали до конца, а может, это и не болтовня вовсе. Но мы все-таки очень волнуемся.
      - Сплетни все любят, - заметил Хьюлитт, - но сильно переживать из-за них не стоит. Так какой у вас вопрос?
      Хоррантон с Бовэбом переглянулись. Дутанин сказал:
      - Еще десять дней назад Старшая сестра говорила, что меня должны выписать для долечивания в больнице на родине. Тут, в Главном Госпитале Сектора, не принято держать больных, которые больше не нуждаются в здешнем лечении. А вчера я спросил у Летвичи, почему меня все еще не выписали, и она мне ответила, что пока нет подходящего корабля, который мог бы доставить меня домой, а что вообще-то со мной все в порядке и волноваться мне нечего.
      А в это время, - продолжал Бовэб, - Старший врач Медалонт занимался с практикантами у кровати Хоррантора. Он им говорил, что пациент уже вполне здоров и его можно безотлагательно выписать. И это должно было произойти через несколько дней, поскольку большинство кораблей, прибывающих в госпиталь - их бывает четыре-пять в неделю, - укомплектовано теплокровными кислорододышащими экипажами. По закону Федерации таким кораблям позволено перевозить пассажиров - если и пассажиры, и члены экипажа имеют сходный классификационный код. Тралта и Дута находятся на пути следования практически всех коммерческих кораблей. А Летвичи и Хоррантору сказала то же самое, что и мне: дескать, пока нет удобного рейса.
      - Да, и не забудь про учебную тревогу, - напомнил дутанину Хоррантор.
      - Не забуду, - заверил приятеля Бовэб. - Позавчера в палату явились двадцать здоровяков из Эксплуатационного отдела. Летвичи объявила, что проходит учебная эвакуация. Бригада эксплуатационников принялась отсоединять кровати самых тяжелых больных от стен, прикреплять к ним дополнительные баллоны с кислородом и антигравитационные устройства. Потом они повсюду расставили аварийные носилки, после чего всех нас вывезли из палаты и повезли по коридору до пятого люка, а потом снова привезли в палату. Летвичи засекла время, за которое эксплуатационники провели операцию, и сказала, что могли бы управиться и быстрее. Потом она извинилась перед нами за причиненные неудобства и посоветовала вернуться к прерванным занятиям и не волноваться. Уходя, эксплуатационники ворчали, прохаживаясь по поводу личных качеств нашей Старшей сестры и начальства, которое, по их мнению, слишком многого от них потребовало при проведении учебной тревоги, каковой в госпитале, оказывается, не проводили уже лет двадцать. Услышав такое, мы разволновались еще больше.
      А вопрос у нас такой, - закончил Бовэб, - что от нас скрывают?
      - Не знаю, - честно ответил Хьюлитт. На самом деле это была чистая правда, но он помнил о том, как на подлете к госпиталю на "Ргабвар" поступило распоряжение, согласно которому всем кораблям предписывалось задержаться около причалов, если на их борту не было тяжелобольных, нуждающихся в оказании срочной медицинской помощи. Тогда сослались на то, что у Эксплуатационного отдела какая-то техническая проблема, но уточнили, что ограничения по приему не относятся к кораблю-"неотложке".
      Хьюлитт постарался, чтобы его голос звучал успокаивающе, хотя не был уверен, что это у него получается.
      - Насчет эвакуации я никаких сплетен не слышал, но непременно постараюсь поспрашивать. А вам не показалось, что вы все-таки что-то перепутали или недопоняли? Время от времени во всех крупных учреждениях, не только в медицинских, проводят учебные эвакуации. Может быть, кто-то из здешнего начальства, вспомнив о том, что здесь такие учебные тревоги не проводились уже двадцать лет, решил, что надо как можно скорее такую тревогу провести, ну и, естественно, главные тяготы обрушились на плечи младшего персонала.
      Так что, пожалуй, Летвичи права, - добавил Хьюлитт, мысленно скрестив указательный и средний палец, - и волноваться совершенно не о чем.
      - Да мы то и дело твердим это друг дружке, - вздохнул Хоррантор. - Но мы так долго режемся в скремман, что сами же друг дружке и не верим.
      - Кстати, - встрял Бовэб, - может, срежемся? Один из нас мог бы использовать тебя в качестве консультанта и смотреть, как бы ты не переметнулся на сторону противника...
      Краешком глаза Хьюлитт заметил, что падре медленно движется по палате, подходит по очереди к каждой кровати и обменивается несколькими словами с пациентами - как до него это делал и Хьюлитт. Он сказал:
      - Извините, но сейчас не смогу - пора идти. Когда они с падре вышли в коридор, Хьюлитт сказал Лиорену:
      - Ничего не почувствовал - ни с больными, ни с сотрудниками. А вы?
      - Тоже ничего, - сокрушенно отозвался Лиорен.
      - Но я услышал интересную сплетню, - сообщил Хьюлитт и пересказал Лиорену то, о чем узнал от Хоррантора и Бовэба, не забыв присовокупить и рассказ о предупреждении, которое слышал, когда "Ргабвар" подлетал к госпиталю. Он понимал, что падре не станет нарочно дезинформировать его, а если не сможет сказать правду, то просто проигнорирует его вопросы. - А вы ничего не слышали про учебную эвакуацию? - осторожно спросил Хьюлитт. - И не знаете ли, что происходит?
      Лиорен отозвался не сразу. Он всего-то и сказал:
      - А теперь мы отправимся на восемьдесят третий уровень, посетим совещание диагностов.
      Глава 27
      Первым пришел массивный медлительный пожилой тралтан. Лиорен сказал Хьюлитту, что это Торннастор - Главный патофизиолог. Они наблюдали за тралтаном, как только тот появился из бокового коридора в тридцати метрах от двери помещения, где должно было состояться совещание диагностов. Не глянув в сторону разведчиков и не сказав им ни слова, он вошел в комнату.
      - Нет? - спросил падре.
      - Нет, - отозвался Хьюлитт. - Но почему он на нас не обратил никакого внимания? Не такие уж мы маленькие, да и в коридоре больше никого нет.
      - У него столько разумов.... - начал было Лиорен, но оборвал себя. - Еще трое идут. Конвей и Главный психолог, как мы уже знаем, чисты. С ними кельгианин - диагност Куррзедет. Нет?
      - Нет, - покачал головой Хьюлитт. Конвей, проходя мимо них, кивнул. О'Мара хмуро зыркнул, а Куррзедет поинтересовался:
      - Почему падре и этот землянин-ДБДГ так пялятся на меня?
      - Потому, - сухо ответил О'Мара, - что сейчас им больше нечем заняться.
      В коридор въехала машина-рефрижератор, принадлежавшая, как сообщил Лиорен, диагносту Землику. Возанин привык жить при сверхнизкой температуре в метановой среде. Его кристаллический обмен веществ, по идее, не должен был подойти вирусу-целителю. От средства передвижения, которым пользовался Землик, потянуло жутким холодом. Сам же Хьюлитт после того, как мимо него прошествовал О'Мара, напротив, просто-таки пылал.
      - И как только удалось, - фыркнул он, когда дверь за Земликом закрылась, такому язвительному, дурно воспитанному, поистине отвратительному человеку занять пост Главного психолога госпиталя? Как вышло, что до сих пор ни один сотрудник не оторвал ему голову, как это хочется сделать мне сейчас?
      Лиорен вытянул перед собой одну из срединных конечностей и проговорил:
      - А это - полковник Скемптон, он тоже землянин-ДБДГ. Он в госпитале отвечает за снабжение, эксплуатацию и вообще за все, что не имеет отношения к медицине. Он самый старший по званию офицер Корпуса Мониторов в госпитале. Думаю, вы не станете спорить со мной в том, что он никогда не был носителем вируса?
      - Не стану, - согласился Хьюлитт. - Но все-таки я не понимаю, почему вместо О'Мары не работает кто-нибудь вроде Приликлы? Приликла милый, дружелюбный, приятный, и он на самом деле сочувствует пациентам. И еще.., я хотел спросить об эмпатии. Почему его эмпатическая способность не срабатывает на диагностах? Или я добавил еще три вопроса к тем, на которые вы не будете отвечать?
      Падре не смотрел на Хьюлитта. Взгляд всех своих четырех глаз он устремил вдаль.
      - На последние ваши три вопроса у меня есть один ответ, и я его вам представлю, поскольку он не имеет отношения к нынешней ситуации. Простите, если буду прерываться в связи с прибытием диагностов.
      Во-первых, - начал Лиорен, - Приликла чересчур хрупок и чувствителен для того, чтобы трудиться на посту Главного психолога, а О'Мара не мягок, но тоже чувствителен и заботлив...
      - Чувствителен и заботлив? - изумленно переспросил Хьюлитт. - У меня что, транслятор испортился?
      - У нас мало времени, - укоризненно сказал падре. - Вы хотите меня послушать или поговорить о майоре О'Маре?
      - Простите, - извинился Хьюлитт. - Я вас слушаю.
      Лиорен принялся объяснять. Будучи Главным психологом госпиталя, О'Мара отвечал за психологическое здоровье персонала, состоявшего из десяти с лишним тысяч медиков и технических работников. По причинам административного характера он носил ранг майора, вследствие чего относился к разряду младших офицеров Корпуса Мониторов. Однако его заслуги в деле обеспечения гладкой, бесперебойной работы такого множества разнообразных и потенциально враждебных существ под одной крышей было трудно переоценить, и власть его в этом плане была неограниченной, а авторитет - непререкаемым.
      Следовало отметить, что, даже при самом высочайшем уровне взаимной терпимости и уважения среди сотрудников любых уровней и несмотря на то что еще до приема на стажировку все они проходили жесточайший психологический скрининг, все равно время от времени нависала угроза возникновения межличностных трений из-за незнания или недопонимания культуры или традиций существ других видов. Кроме того, у сотрудника мог развиться невроз, который, если его не вылечить, мог сказаться в конце концов на психике этого сотрудника и его профессиональных качествах.
      В обязанности майора входило обнаружение и ликвидация подобных проблем загодя, до того, как они смогли бы угрожать жизни или психике сотрудника. Если же лечение не давало желаемых результатов, то потенциально опасных сотрудников отсылали из госпиталя. Из-за этой постоянной слежки, поисков признаков неверного, нездорового мышления, которые вверенные О'Маре сотрудники осуществляли с таким рвением, он стал самым ненавистным членом персонала. Однако Главному психологу повезло вдвойне: во-первых, он никогда не искал чьего-либо восхищения, а во-вторых, обожал свою работу.
      На О'Маре лежит и особая, личная ответственность, - чуть подумав, пояснил Лиорен, - заключающаяся в охране психики диагностов, которые одновременно обладают... А вот идет диагност-мельфианин, Эргандхир. Когда мы с ним разговаривали в последний раз, он был носителем семи мнемограмм. Испытываете ли вы чувство узнавания при его приближении?
      Хьюлитт дождался, пока мельфианин процокает мимо них на четырех покрытых жестким панцирем лапах и закроет за собой дверь, и ответил:
      - Нет. И он тоже сделал вид, что не заметил нас. А судя по тому, что вы только что сказали, я понял, что вы с ним знакомы.
      - Мы очень хорошо знакомы, - не стал отрицать Лиорен. - И я должен сделать вывод о том, что сейчас в сознании Эргандхира преобладает мышление кого-то из доноров мнемограмм - того, кто со мной незнаком и никогда уже не познакомится, потому что тот доктор уже давно умер.
      - Ужасно не хочется задавать еще один вопрос, - почти простонал Хьюлитт. Но может быть, вы все-таки объясните?
      - Это имеет отношение к ответу на первый вопрос, - объяснил Лиорен, - и я попытаюсь на него ответить...
      Получение мнемограмм, судя по пояснениям Лиорена, представляло собой весьма сомнительное удовольствие, однако являлось необходимым, потому что ни одному существу нечего было и надеяться удержать в собственном мозгу все данные по физиологии и клинике, необходимые для лечения пациентов в таком универсальном госпитале. Эту сложную задачу решили с помощью мнемограмм, представлявших собой полнейшие записи памяти величайших медиков прошлого, принадлежащих к тому же виду, что и пациент, лечение которого предстояло осуществить специалисту-реципиенту мнемограммы. Если врачу-землянину нужно было лечить пациента-кельгианина, он получал мнемограмму по физиологии ДБЛФ, которую стирали из его сознания по завершении лечения. Старшие врачи, занимавшиеся обучением практикантов, зачастую вынуждены были удерживать в своем сознании в течение длительного времени по две-три мнемограммы, и им это не очень нравилось. Утешать себя они могли только тем, что диагностам не слаще.
      Диагносты считались медицинской элитой госпиталя. Диагносты относились к тем избранным, чья психика считалась достаточно устойчивой для того, чтобы выдержать одновременно до десяти мнемограмм. Этим перегруженным информацией гениям приходилось заниматься оригинальными исследованиями в области ксенологической медицины, диагностикой и лечением новых заболеваний у существ, ранее неизвестных науке.
      В госпитале ходила поговорка, автором которой, как поговаривали, был не кто иной, как сам О'Мара. Заключалась она в том, что тот, у кого хватило ума стать диагностом, настоящий безумец.
      - Тут надо понять, что в мнемограммы включены не только знания по физиологии, - продолжал пояснения Лиорен. - К ним примешиваются память и личностные особенности донора. Фактически диагност добровольно приобретает самую тяжелую форму множественной шизофрении. Его сознание оккупируют чужеродные личности, настолько отличающиеся от реципиента мотивацией поступков и характером, что... Конечно, гении в любой области редко бывают приятными в общении. Правда, доноры не довлеют над мышлением или функциями организма реципиента, но тот диагност, у которого есть проблемы с устойчивостью и интеграцией личности, порой способен уверовать в точку зрения кого-либо из доноров и тогда перестает владеть собой в полной мере. Одно уже то, что ты ходишь на двух ногах, а твое сознание настаивает на том, что у тебя их шесть, плохо само по себе, но куда хуже чужие капризы в отношении выбора пищи и сны, которые приходят, когда реципиент не в состоянии управлять своим сознанием. Страшнее же всего чужие сексуальные фантазии. От них действительно можно ополоуметь.
      Так что с некоторыми диагностами, - заключил падре, - у О'Мары забот хватает. Хьюлитт, немного подумав, изрек:
      - Теперь я понимаю, почему патофизиолог Мерчисон сострила насчет того, что ее муж рассеян сразу за нескольких, и почему Приликла так сокрушался насчет трудности выявления эмоционального излучения вируса-целителя, если его носителем будет диагност. Но трудно поверить, что...
      Он не договорил, потому что в поле зрения появился еще один диагност. Этот извивался и двигался ползком в прозрачном скафандре с откинутым шлемом. Лиорен пояснил, что это - креппелианский октопоид, теплокровная амфибия, способная дышать не только на суше, но и под водой. Состояние его кожных покровов, характерное для преклонного возраста, было таково, что на данный момент ему удобнее дышать воздухом, но так, чтобы тело при этом было погружено в воду. Как звали октопоида, Хьюлитт не понял. Даже через транслятор его имя прозвучало как какое-то еле слышное чихание. Как только Лиорен и Хьюлитт пришли к согласию по поводу того, что октопоид никогда не был носителем вируса, Лиорен проговорил в коммуникатор:
      - Только что вошел последний, майор. За исключением Землика, которого мы не смогли разглядеть за его защитной оболочкой, всех диагностов и полковника Скемптона можно исключить.
      - Хорошо, падре, - прозвучал голос О'Мары. - Немедленно продолжайте поиски.
      Двое разведчиков тронулись по коридору, провожаемые страшным гамом из-за закрытой двери, но транслятор Хьюлитта ничего из этих звуков не понял. Лиорен объявил:
      - Следующий пункт - палата АУГЛ. А во что это вам трудно поверить?
      - Вы только не обижайтесь, - смущенно проговорил Хьюлитт. - Но мне кажется.., у вас такая профессия, что вы слишком добры к Главному психологу. Никто не убедит меня в том, что этот злобный, дурно воспитанный, не умеющий владеть собой и бесчувственный человек на самом деле мягок и чуток. Ему ни до кого нет дела, он заботится только о себе. И всякий раз, стоит только ему открыть рот, я убеждаюсь в своей правоте.
      Падре для начала издал непереводимый звук, после чего сказал:
      - Да, конечно, у майора О'Мары есть кое-какие личные недостатки. Найдутся среди сотрудников такие, кто скажет вам, что они сохраняют здоровую психику из одного лишь страха перед тем, что с ними сделает О'Мара, если они, не дай Бог, сойдут с ума. Конечно, это шутливое преувеличение. На самом деле - ничего подобного.
      - Хотелось бы верить, падре, - вздохнул Хьюлитт...
      Они снова вышли в один из главных коридоров. Теперь Хьюлитт наловчился избегать столкновений со встречными прохожими без помощи Лиорена и при этом продолжать разговор. Он был удивлен и крайне доволен собой.
      - Поверьте мне, - сказал ему падре, - если уж существу, принадлежащему к любому виду, понадобится серьезная психиатрическая помощь, в госпитале нет лучшего специалиста, чем О'Мара. Я бы, если что, и сам к нему обратился. О'Мара берется за самые тяжелые случаи, он выручает из беды сотрудников, которым грозит изгнание из госпиталя из-за того, что они, движимые лучшими порывами, натворили что-либо несуразное. Зачастую при этом он спасает не только их разум, но и будущую карьеру. Но подобные файлы хранятся только в Отделении Психологии, и ни майор, ни его пациенты никому не рассказывают о проведенном лечении.
      Хьюлитт и сам не понял, откуда у него вдруг появилась уверенность в том, что одним из таких пациентов в свое время был и сам падре.
      - Спросите O'Mapy - он вам скажет, что его пациенты - все сотрудники до одного, - продолжал Лиорен. - Большинство из них нуждается в минимуме внимания или вообще его не требует. С такими, как говорит О'Мара, он имеет возможность расслабиться и вести себя в обычной - саркастичной, несдержанной манере. Но если уж он проявляет о ком-нибудь заботу - как проявил ее о вас, когда вы у него в кабинете очень расстроились, узнав во мне бывшего носителя вируса, вот тогда можно волноваться. Вы, однако, быстро пришли в себя, поэтому О'Мара вернулся к своему обычному поведению - такому, какое он проявляет при общении с умственно здоровыми, хорошо владеющими собой пациентами.
      Так что вам не злиться на него надо, - заключил Лиорен, - а чувствовать, что он вам комплимент сделал, пусть это вам покажется и не слишком правдоподобно.
      Хьюлитт рассмеялся.
      - Благодарю вас за неправдоподобные сведения, - сказал он. - Но если серьезно, то у меня есть еще один вопрос, и я вам его уже задавал раньше. Что вы от меня скрываете?
      - Раньше я сумел сменить тему разговора, чтобы ваши мысли потекли в другом направлении, - отозвался Лиорен. - Мы приближаемся к палате АУГЛ. Вы плавать умеете?
      Глава 28
      В наружной раздевалке Лиорен проверил герметичность своего шлема и то, как работает система подачи воздуха из баллонов скафандра Хьюлитта. Он действовал согласно указаниям Старшей сестры Гредличли, выполнявшей те же самые действия в залитом водой сестринском посту. Иначе бы им не разрешили войти в палату. Хьюлитт гадал, уж не существует ли в госпитале монополии на занятие должностей Старших сестер илленсианками. Уже вторая палата, в которую он попадал, была вверена заботам хлородышащей. Учитывая, что от медсестры его отделял скафандр и ее защитная оболочка, он решил, что запах хлора ему просто мерещится.
      - Я собираюсь навестить пациента АУГЛ Двести тридцать третьего, - объяснил Хьюлитту Лиорен. - Такова физиологическая классификация этих вододышащих существ. А номерами при их обозначении пользуются потому, что именами они обмениваются только в тех случаях, когда общаются с близкими родственниками. Визуально АУГЛ выглядят страшновато, но они очень общительны и игривы в компании с существами, уступающими им по физической массе. Вы можете воспротивиться их желанию поиграть с вами, но помните, что намеренно они вам вреда не причинят.
      Лиорен поплыл к входному люку. Под водой его неуклюжее, похожее на пирамиду тело с двенадцатью конечностями выглядело даже изящно.
      - При первом взгляде на чалдериан у многих возникает закономерный испуг, и никто вас не осудит за то, что вам не удастся осуществить с ними физический контакт. Это совершенно не обязательно, так что войти и поговорить с ними можете только тогда и только если почувствуете, что вы к этому морально подготовлены.
      Довольно долго Хьюлитт смотрел сквозь прозрачную стенку сестринского поста в тускло-зеленый мир, очертания которого были сглажены плавающими пучками декоративных водорослей. Более крупные плавающие фигуры, видимо, принадлежали пациентам. Гредличли и медсестра-кельгианка были заняты работой за мониторами и на Хьюлитта внимания не обращали, поэтому он, не испытывая ни малейшей растерянности, медленно вплыл в палату.
      Не успел он отплыть и десяти метров от сестринского поста, когда одна из расплывчатых темно-зеленых теней отделилась от стены на уровне пола и поплыла к нему, словно громадная органическая торпеда. По мере приближения торпеда приобретала пугающую трехмерную конфигурацию. Когда существо резко остановилось, Хьюлитта перевернуло вверх тормашками нахлынувшей волной и водоворотами, образовавшимися от биения множества плавников.
      Один из этих массивных плавников дотронулся до его спины, и Хьюлитту показалось, будто бы он на миг очутился на мягком, но прочном матрасе, и он перестал кувыркаться. Отплыв немного от Хьюлитта, чудовище принялось описывать около него круги. Оно теперь было подобно гигантскому пончику, разрезанному поперек, длиной не меньше двадцати метров. Хьюлитт мог бы уплыть вверх или вниз, но почему-то и руки, и ноги, и голос не желали ему повиноваться.