Глава 9

Несмотря на то, что кроме теплокровных кислорододышащих в операционной никого не было, атмосфера напряженности и стресса тут сгустилась настолько, что ее легко можно было надрезать тупым скальпелем. Закостенелые черты физиономии хирурга-мельфианина даже при его жгучем желании не могли бы выражать ровным счетом ничего, как и черты куполоподобной головы массивного ассистента-тралтана, а вот подвижная шерсть анестезиолога-кельгианина ходила ходуном. Единственным в операционной, кто сохранял самообладание, был землянин – пациент, находившийся без сознания, под наркозом.

Мельфианин поднял переднюю конечность и, призывая бригаду хирургов к вниманию, прищелкнул клешнями.

– Мне не стоит напоминать вам о том, насколько все, что произойдет в течение ближайших двадцати минут, важно для межвидовой хирургии, – изрек он, бросив взгляд на подвешенную над его головой видеокамеру. – Не стану я говорить и о том, что предстоящая операция считается самым банальным хирургическим вмешательством и производится обычным порядком в тысячах больниц на родной планете пациента и других планетах, заселенных землянами. Диагноз подтвержден как клиническое состояние, которое в связи с несвоевременной доставкой пациента в госпиталь стало угрожающим для жизни и требует немедленного хирургического вмешательства. Все готовы? Давайте приступим.

В лучах операционной люстры сверкнуло лезвие скальпеля, специально приспособленного для мельфианских клешней. Блики от лезвия в следующее мгновение окрасились в розовый цвет – мельфианин сделал продольный надрез в правом нижнем квадранте брюшной полости пациента.

– Как правило, достаточно более короткого надреза, – сказал мельфианин, – но мы не желаем никого восхищать минимальностью размеров и ювелирной аккуратностью работы. Для всех нас – это путешествие в чужую страну, и я хочу, чтобы каждый из нас имел возможность познакомиться с ее достопримечательностями. Так... сверху лежит толстый слой жировой ткани, он накрывает мышцы, а нам нужно проникнуть глубже. Остановите кровотечение, пожалуйста. Побыстрее, доктор. Расчистите операционное поле. Мне ничего не видно.

Послышался негромкий, чуть скрежещущий звук – тоненькие окончания двух щупальцев ассистента-тралтана протянулись к операционному полю сбоку. В щупальцах был зажат отсос. Две-три секунды – и отсос был убран, и стала видна поверхность нисходящей толстой кишки на дне неглубокой алой операционной раны.

– Благодарю вас, – сказал хирург-мельфианин и отложил скальпель. – А теперь мы перевяжем и удалим... Черт побери, но где же он?

– Я его тоже не вижу, сэр, – признался тралтан. – А не может ли он быть присоединен к внутренней поверхности толстой кишки или...

– Мы изучали анатомию этого вида почти целую неделю, – прервал его мельфианин, – поэтому нам не следует... О... Ладно. Библиотека: вывести на монитор следующие параметры: физиологическая классификация ДБДГ, брюшная полость, мужчина-землянин. Уточнить местоположение аппендикса.

Через несколько секунд на большом настенном экране перед операционным столом появилась запрошенная мельфианином иллюстрация – слепая кишка и торчащий внизу аппендикс, обведенный красным кружочком.

– Вот он где, – указал клешней на кружочек мельфианин, – и именно здесь мы сделали надрез. Но его здесь нет.

– Сэр, – сказал ассистент-тралтан, – согласно сведениям, изложенным в руководствах, эта операция у землян может быть как самой простейшей, так и долгой, сложной и трудоемкой. Это связано с тем – если я, конечно, не ошибаюсь и верно цитирую по памяти, что в болезненном, воспаленном состоянии этот орган, который в норме тоньше пальца и имеет длину не более восьми дюймов, наполняется гноем и увеличивается во много раз. Если такое происходит, орган становится очень мобильным и может прирасти к одному или нескольким другим органам внутри брюшной полости, и потому симптоматика заболевания может проявляться со стороны других органов. Я продолжаю цитировать по памяти, однако из-за всего вышеупомянутого диагностика может быть затруднена. Нет ли такой вероятности, что диагноз ошибочен?

Не глядя на ассистента, хирург-мельфианин проговорил:

– Я только тем и занимаюсь, что мысленно цитирую те же самые учебные материалы, доктор. Но, однако, сколь нелепа эта внутренняя система канализации у землян-ДБДГ. Остается только удивляться тому, как это они выжили и приобрели разум. Нет, пока будем придерживаться мнения о том, что диагноз верен. Для меня проблема состоит в том, что, короток аппендикс или удлинен, расширен он или пророс в другой орган или запутался в тонком кишечнике, я не в состоянии найти ни его самого, ни место его прикрепления к слепой кишке. Я готов выслушать ваши соображения, коллега.

Последовала долгая пауза. Затем ассистент изрек:

– Я понимаю, что он не выглядит ни болезненным, ни воспаленным, но вероятно, отрезок органа, который мы видим, на самом деле является расширенным аппендиксом, а не кишкой? В конце концов, он находится там, где ему и положено находиться.

Наступила новая пауза. Кельгианин-анестезиолог нетерпеливо шевелил шерстью. Наконец он не выдержал и сказал:

– Доктора, состояние пациента стабильно, однако пока мы будем тянуть, он может умереть от старости.

Проигнорировав это чисто кельгианское замечание, мельфианин продолжал:

– Я намерен продлить разрез в обоих направлениях, дабы лучше рассмотреть этот отрезок кишки. Это позволит мне приподнять ее в операционное поле и найти точку прикрепления отростка, даже если он подвернут вниз. Затем мы освободим его от спаек или выпутаем из петель кишечника и разместим в операционной ране и уже тогда осуществим его перевязывание, иссечение и завершим операцию. Приступим. Приготовьте отсос, доктор.

Надрез был увеличен, его края растянуты, кишка приподнята.

– По-прежнему ничего, – сказал мельфианин. – Коллега, у ваших пальцев чувствительность выше. Подведите пальцы под кишку и пощупайте.

– Ничего нет, сэр, – отозвался тралтан.

Мельфианин на миг растерялся, но заявил:

– Я еще больше увеличу надрез. Мы сэкономим время, если вы подержите кишку. Но осторожно, она очень скользкая... Да не хватайте так! Отпустите!

Ассистент, отложив инструмент, удерживавший кишку над местом разреза, сжал ее пальцами, которые росли на конце его щупальца – нежно и крепко. Но недостаточно крепко. Неожиданно кишка выскользнула из пальцев тралтана, и тот инстинктивно ухватил ее покрепче, но добился только того, что еще выше поднял кишку над разрезом, и в результате она угодила прямехонько под скальпель хирурга. На поверхности кишки появился четырехдюймовый надрез, из которого хлынуло содержимое кишечника.

– Теперь нам придется зашивать кишку, а аппендикса мы так и не нашли, – гневно проговорил мельфианин. – Это... Все идет не так. Второстепенная операция превращается в стихийное бедствие.

Затем хирург произнес фразу, которую транслятор, спрограммированный людьми, пользовавшимися скорее всего не столь красочным мельфианским лексиконом, перевести отказался. Затем мельфианин устремил взор к видеокамере.

– Достаточно, – сказал он. – Я отказываюсь от операции, пока мы не убили пациента. Дежурная хирургическая бригада ДБДГ, смените нас!

Через пару секунд зашипела герметичная дверь операционной и вошли трое землян – в масках и халатах и с каталкой, на которой стоял хирургический поднос с набором инструментов, которыми пользовались при операциях хирурги-люди. Мельфианин, тралтан и кельгианин отошли от стола. Их места спешно заняли вновь прибывшие и немедленно приступили к работе.

Как только первая бригада хирургов тихо вышла из операционной, большой настенный экран в кабинете Крейторна погас. Советник Дэвентри завершил показ видеозаписи и отвернулся от экрана.

Дэвентри был пожилым, невысокого роста землянином. Говорил он всегда негромко, мягко, выражение лица у него было печальное, но точно так же, как шеф О'Мары, он ухитрялся произносить приказы так, словно просил об одолжении. Он вовсе не был похож на божество, но поскольку он являлся старшим членом главного Медицинского Совета Галактической Федерации, Крейторн решил, что неплохо отнестись к нему именно как к божеству. До сих пор майор не отважился поинтересоваться, что за оборудование находится в открытом и обитом изнутри толстым слоем уплотнителя контейнере, который стоял на полу посреди кабинета.

У О'Мары было тяжелое предчувствие. Ему казалось, что божество того и гляди попросит их об одолжении и они с Крейторном ему не в силах будут отказать.

Советник вздохнул и сказал:

– Вы только что были свидетелями одного из нескольких межвидовых хирургических экспериментов. Он также смахивает на фильм ужасов. К счастью, и в этом случае пациент остался жив, хотя несколько пациентов были близки к летальному исходу. У меня в запасе еще много таких страшных историй – если пожелаете, я могу их вам продемонстрировать. Однако все они заставляют сделать один и тот же вывод: практиковать терапию и хирургию – особенно хирургию, – переходя межвидовой барьер, крайне опасно. Эту проблему почти невозможно решить.

О'Мара кивнул и мгновение выждал – не ответит ли советнику Крейторн. Крейторн молчал. Тогда О'Мара решился.

– Вы сказали «почти невозможно», сэр. Означает ли это, что вы нашли решение?

– Это означает, что есть два вероятных решения, лейтенант, – отозвался Дэвентри. – И оба они мне не слишком по душе. Первое – прямолинейное и скорее всего неосуществимое. Второе проще, но оно, скажем так, довольно мудреное с психологической точки зрения. Но сначала давайте обговорим цель существования этого госпиталя, которая заключается в приеме и лечении больных и раненых существ, представляющих шестьдесят с лишним видов, проживающих в Галактической Федерации. В свете того эксперимента, который вы только что лицезрели, и исключая те немногие виды, которым недоступны космические перелеты, это будет означать, что госпиталь следует укомплектовать полноценными бригадами терапевтов, хирургов и техническим персоналом каждого вида – на тот случай, если в госпиталь прибудет на лечение хотя бы один представитель этого вида. Это то же самое, что устраивать шестьдесят с лишним одновидовых больниц внутри одной. Главный Госпиталь Сектора велик, но не настолько. Осуществить этот вариант в принципе возможно, но тогда отношение числа пациентов к числу врачей будет до смешного малым. К тому же это выразится в преступной трате медицинского персонала – большинству медиков будет положительно нечего делать, как только слоняться по госпиталю в ожидании прибытия пациента одного с ними вида. Межвидовые конфликты будут возникать хотя бы из-за скуки.

– А еще вероятнее, – с чувством проговорил Крейторн, – разразится новая межзвездная война. Но у вас есть и другое решение, сэр?

– Скорее, майор, – сказал Дэвентри, указывая на открытый контейнер, – у меня для вас припасено еще несколько страшных историй. Они касаются – или будут касаться – межвидового переноса памяти.

Крейторн взволнованно наклонился вперед.

– В последнее время об этом много пишут, – сказал он. – Очень интересная тема, сэр. Это было бы идеальное решение проблемы, но я полагал, что идея пока в стадии эксперимента. Или методику улучшили?

– Не совсем, – едва заметно улыбнувшись, ответил Дэвентри. – Мы надеялись, что это удастся сделать в Главном Госпитале Сектора.

– О, – только и сказал Крейторн. О'Мара сказал то же самое, но про себя. Дэвентри снова улыбнулся и обратился сразу к обоим собеседникам.

– Этот госпиталь, – сказал он очень серьезно, – будет оснащен для лечения всех известных видов разумных существ. Но только что мы неопровержимо доказали, что ни один отдельный индивидуум не в состоянии удержать в мозгу даже доли огромного объема сведений по физиологии, необходимых для работы в таком учреждении. Профессионализм хирурга – это комплекс таланта и опыта, однако, как мы наблюдали, всеобъемлющие знания по физиологии и обмену веществ пациента, принадлежащего к другому виду, могут быть получены только за счет полного переноса сознания медицинского светила, корифея в данной области, в разум другого лечащего врача. Этот врач может принадлежать к другому виду, лишь бы только у него были руки и глаза и должный уровень хирургического мастерства. С помощью того, что ввиду многосложности и труднопроизносимости оригинального названия мы именуем мнемограммой, любое существо с медицинским образованием сможет лечить любого пациента, независимо от того, к какому виду он принадлежит.

Система мнемографии, – продолжал Дэвентри, кивком указав на открытый контейнер, – способна запечатлевать запись чужого разума в мозге реципиента за несколько минут. Запись может быть стерта столь же легко, как только предписанное больному лечение будет завершено. Оборудование и процедура полностью апробированы. Реципиенты при мнемографии стопроцентно застрахованы от физической травмы. Но есть другая проблема.

– Интересно, почему я не удивлен? – хмыкнул О'Мара. Он думал, что говорит про себя, но получилось вслух.

Крейторн бросил на него предупреждающий взгляд, а советник Дэвентри сделал вид, что ничего не слышал, и продолжал рассказ:

– Дело вот в чем. Мнемограммы включают не только знания по физиологии. При записи осуществляется перенос всей памяти, личного и профессионального опыта, и самой личности существа донора. А нам хорошо известно, что слишком часто корифеи медицины да и вообще любые светила науки могут быть агрессивными, самовлюбленными и вообще не слишком приятными особами. Именно поэтому большинство из них достигают высокого положения. Гении редко бывают очаровашками. Так что фактически потенциальный реципиент мнемограммы добровольно приобретает тяжелейшую преходящую форму шизофрении в связи с тем, что его сознание временно оккупирует авторитарная, настырная личность с чуждым менталитетом. Если сознание реципиента наделено сильной волей, если оно устойчиво и хорошо интегрировано – особенно в тех случаях, когда мнемограмма записывается на несколько дней, – у реципиента будет такое ощущение, словно разум донора борется за то, чтобы завладеть его сознанием.

Дэвентри пару мгновений пристально смотрел на О'Мару и Крейторна. Он чуть-чуть приподнял руки и снова опустил на колени.

– Донорская мнемограмма, несущая в себе все аспекты личности, – продолжал он, – включает все мелочные пристрастия, дурные наклонности, сильные или второстепенные фобии. У реципиента, получающего мнемограмму на более длительный срок, могут возникнуть сложности с отношением к еде. Ему могут сниться чуждые сны, кошмары. Особую проблему представляют собой чужие сексуальные фантазии, хотя надо отметить, что ни у одного из реципиентов, принимавших участие в экспериментах, не развилось необратимого поражения мозга. Но прежде, чем ваше отделение начнет применять мнемографию, все это следует объяснить будущему реципиенту – а особенно первому добровольцу.

Наступила долгая пауза. О'Мара уставился на Крейторна. Тот на миг задержал на нем взгляд и посмотрел на Дэвентри. Выражение лица майора осталось спокойным, сдержанным, внимательным, но когда он заговорил, он едва заметно побледнел.

– Поскольку за проведение этих переносов разума будет отвечать вверенное мне отделение, – негромко проговорил Крейторн, – я, следовательно, должен располагать самыми непосредственными психологическими знаниями обо всех проблемах, сопряженных с мнемографией. А из этого следует, что первым добровольцем должен стать я.

Дэвентри решительно покачал головой.

– Если вы будете настаивать, вы можете стать вторым добровольцем, майор, – сказал он. – А предпочтительнее – двадцать вторым. Мне придется продемонстрировать вам процедуру переноса разума, и ваш опыт и знания нужны мне в чистом виде – в том, в каком они присутствуют в вашем неизмененном сознании. Нужно это на тот случай, если что-то пойдет не так. Я всего лишь прославленный медицинский техник, а не опытный психолог.

Лучше было бы, – добавил Дэвентри, бросив взгляд на O'Mapy, – чтобы первым добровольцем стал ваш подчиненный или вообще кто-нибудь из сотрудников, не работающих в вашем отделении. Но в любом случае он, она или оно должны дать добровольное согласие на эксперимент.

Не спуская глаз с Дэвентри, О'Мара спросил:

– А каковы были краткосрочные и долгосрочные побочные реакции на мнемографию у прежних реципиентов?

– Краткосрочные реакции, – отвечал Дэвентри, – заключались в выраженном нарушении координации движений, головокружении и сильном смятении. Как правило, первые две реакции слабеют или полностью исчезают через несколько минут. А вот состояние смятения может отступать и усиливаться на несколько часов несколько раз в день в зависимости от гибкости ума реципиента и его силы воли. Вот почему мне нужен рядом опытный психотерапевт – на тот случай, если реципиент запаникует или у него возникнут другие эмоциональные проблемы. Тогда мнемограмму нужно будет немедленно стереть.

О'Мара уже открыл рот, но Крейторн резко вмешался и не дал ему ответить.

– Подумайте, лейтенант О'Мара, – сказал он. – Вы не обязаны этого делать.

– Знаю, сэр, – отозвался О'Мара. – Но сделаю.

Позднее О'Мара гадал, почему он так сказал – сразу и без малейших колебаний. Ему всегда было интересно пытаться понять чужой разум любительски, а теперь представилась возможность заглянуть в совершенно чуждое сознание изнутри. А может быть, в нем сработало ощущение нового ранга и положения, связанных как с ответственностью, так и с определенными привилегиями. Но скорее всего он просто сглупил.

Отступать было поздно. Советник Дэвентри уже показывал майору, как укреплять шлем с уймой датчиков, как подогнать его к конфигурации человеческого черепа, как настраивать части аппаратуры, которые уже вовсю мигали, щелкали и гудели на рабочем столе Крейторна. О'Мара поразился тому, как нежны, почти невесомы прикосновения пальцев Дэвентри, но еще больше он был потрясен, когда этот медицинский бог опустил руку на его плечо и ободряюще сжал его.

– Удачи, лейтенант, – сказал он. – Подключайте, майор.

На миг О'Мара перестал ясно видеть кабинет, – Крейторна и Дэвентри из-за яркой вспышки. Вспышка тут же угасла, сменилась странным ощущением – казалось, все, что он видит, – незнакомая картинка на барахлящем видеоэкране. Но вот наконец все успокоилось, стихло.

– Как вы себя чувствуете, лейтенант O'Mapa? – спросил Дэвентри. – Вы смущены? Напуганы? И то, и другое?

– Да. Нет, – резко бросил O'Mapa. – Не то и другое. Я... Я знаю кучу всякой ерунды, до которой мне нет дела – в основном это медицинские познания, а вот уйму народа – инопланетян, я уж точно не знаю. Вы выглядите очень потешно. Плоские, не такие объемные. И у вас нет шерсти, чтобы вы точно говорили мне о том, что чувствуете и думаете.

Дэвентри кивнул и улыбнулся.

– Думаю, у вас все просто замечательно, – заключил он. – Встаньте и обойдите несколько раз вокруг стула, потом попытайтесь дойти до двери и обратно.

Как только O'Mapa встал, комната угрожающе качнулась. Ему пришлось ухватиться за странный предмет мебели, на котором он до этого сидел, чтобы сохранить равновесие. Не отпуская стула, он неуклюже пошел вокруг него. Затем он выпрямился и, стараясь не смотреть на пол, до которого, как ему казалось, страшно далеко, направился к двери.

Дойти до нее он смог с трудом. Его вдруг неудержимо наклонило вперед, и ему пришлось вытянуть руки и упереться в дверь, чтобы не упасть, но все равно он не удержался и упал, больно ударившись о пол коленками. Затем O'Mapa неуклюже поднялся на ноги, выпрямился, развернулся, прижался спиной к двери и посмотрел в ту сторону, где стоял безнадежно далекий стул и двое землян.

Тот, которого звали Крейторн, смотрел на него. Два полумесяца лицевой волосяной растительности над его глазами были опущены вниз. Какие-то чужеродные воспоминания, засевшие в глубине сознания О'Мары, подсказали ему, что так у землян выражается озабоченность. Второй землянин кивнул и ненадолго обнажил зубы. Те же потаенные воспоминания подсказали: это воодушевляющая улыбка.

Землянин заговорил:

– Очень хорошо, лейтенант, – сказал он. – А теперь пройдитесь обратно.

– Не говорите глупостей! – гневно воскликнул O'Mapa. – У меня всего две ноги!

– Знаю, – мягко отозвался землянин. – Но вы все-таки попробуйте.

O'Mapa произнес какие-то слова – каких и не знал-то, по идее, затем встряхнулся и осторожно пошел к центру комнаты. Сделав пару-тройку шагов, он вдруг почувствовал, что заваливается на бок. Он инстинктивно выпрямился и расставил в стороны две толстые, неловкие землянские руки. Почему-то это помогло ему восстановить равновесие и удерживать его, пока он не добрался до стула. Опустившись на стул, он произнес еще несколько слов, о существовании которых и не подозревал.

Более старый землянин наклонился и щелкнул выключателем на шлеме О'Мары. Нимало не изменившись, кабинет и люди вдруг снова стали обычными и знакомыми.

– Пока достаточно, лейтенант, – торопливо проговорил Дэвентри. – Мнемограмма стерта. Но прежде, чем вы пройдете новые тесты, нам нужно обсудить полученный вами только что опыт. Не забывайте о том, что время воздействия нужно наращивать постепенно, пока вы не освоитесь с обитателем вашего сознания и не будете полностью уверены в том, кто, как говорится, в доме хозяин...