Глава 24

О'Мара попытался усесться поудобнее на мельфианском стуле Сеннельта. Он смотрел на спящего под наркозом Кледента. Шерсть кельгианина едва заметно шевелилась во сне, а О'Мара пытался подсчитать в уме, сколько бед навлек на свою голову. В одном он был уверен: беды он навлек на нее и только на нее.

Джоан, по его настояниям, ушла к себе в каюту, чтобы хоть немного поспать перед завтраком – а до завтрака оставалось всего три часа. Оперировала Кледента она. Ее хирургическая техника оказалась безупречной, и прогноз был благоприятен, но все остальные должны были остаться в неведении относительно ее участия в операции. Всю ответственность за происшедшее решил взять на себя О'Мара. Вряд ли бы он дождался похвалы за содеянное – в любом случае его могли обвинить в безответственном и противозаконном хирургическом нападении на беззащитного пациента. Но беззащитный пациент, по природе своей неспособный лгать, обещал, что солжет по-кельгиански – то бишь никому ничего не расскажет.

Что бы ни ожидало О'Мару, он был рад тому, что его пусть и не совсем невинной ассистентке не суждено быть втянутой в скандал. А вот его к ней тянуло все сильнее и сильнее. Он вздохнул, проверил, работает ли система звукового оповещения мониторов, к которым был подключен Кледент, занял на мельфианском сиденье еще менее удобное положение, и попытался заснуть.

Но стоило ему закрыть глаза, как перед ним предстало объемное видение Джоан. О'Мара как бы вновь наблюдал за тем, как она с прецизионной точной техникой оперирует Кледента, а потом она представлялась ему на фоне прекрасного ущелья Данельтон, а потом – в вечернем платье за ужином... Но чаще всего перед его глазами мелькали картинки уроков плавания в бассейне. Кое-что виделось не так, как было на самом деле, и слова Джоан говорила не совсем те, что на самом деле, но именно теперь, во сне, О'Мара как опытный психолог смог увидеть в происходящем признаки исполнения мечты всей его жизни. Увы, сну не суждено было закончиться тем, чем обычно заканчиваются такие сны. О'Мару разбудил громкий топот костистых лап мельфианина. К лазарету приближался Сеннельт.

Сеннельт вошел и застыл на пороге, изумленный тем, что палата не пуста. Затем он поспешно затопал к спящему Кледенту и увидел повязку, которой было покрыт операционный шов. Сеннельт бросил взгляд на О'Мару и разразился потоком слов, которые транслятор категорически отказался переводить, после чего набрал комбинацию клавиш на панели коммуникатора.

– Капитан, – проговорил Сеннельт взволнованно. – Медицинская тревога в лазарете. Прошу вас немедленно прибыть сюда. Речь идет о лейтенанте О'Мара. Прихватите охрану.

Грулья-Мар явился через три минуты в сопровождении двоих офицеров охраны – здоровенных, мускулистых, невооруженных орлигиан. Все трое в упор смотрели на О'Мару – молча и не шевелясь, поскольку доктор Сеннельт орудовал сканером и разглагольствовал столь многословно, что уже начал повторяться.

– ...Как я уже сказал, сэр, – продолжал он, не отрывая глаз от экрана сканера, – ситуация складывается очень серьезная, я бы даже сказал – трагическая. Лейтенант О'Мара противозаконно, по собственной инициативе, прооперировал пассажира Кледента. Не знаю, что именно он сделал или пытался сделать, но хирургическое вмешательство было инвазивным. Мои познания в области кельгианской физиологии минимальны, и обычно мне приходится иметь дело с легкими ушибами и порезами у особей других видов, но в этом случае пациенту могла быть причинена серьезнейшая и потенциально летальная травма. Дилетант, несведущий в медицине, даже если он уговорил пассажира дать согласие на операцию, не в состоянии предусмотреть...

– Ваши рекомендации, доктор? – прервал излияния Сеннельта капитан.

Мельфианин отложил сканер и ответил:

– Пациент должен оставаться под наркозом в целях ограничения подвижности – могут развиться тяжелые послеоперационные осложнения. Следует установить круглосуточный мониторинг вплоть до перевода пациента в больницу, предназначенную для лечения особей данного вида. Это означает, сэр, что в интересах пассажира Кледента вам следует как можно скорее изменить курс и лететь на Кельгию.

Грулья-Мар растерялся секунды на три, затем стремительно шагнул к коммуникатору. На экране возникли голова и плечи нидианина.

– Астронавигация, – проговорил нидианин.

– Рассчитайте на компьютере и проложите курс на Кельгию, – распорядился капитан. – Немедленно. Конец связи.

С этими словами Грулья-Мар присоединился к охранникам и они все вместе молча уставились на О'Мару. Он выдержал их взгляды, сколько смог, и только потом негромко проговорил:

– Наркоз, постельный режим и препоручение Кледента заботам специалистов на его родной планете – именно об этом я и просил с самого начала. Я рад, что доктор Сеннельт согласен со мной.

Врач молчал. Его клешни беззвучно открывались и закрывались, а все тело подрагивало – казалось, того и гляди с мельфианином приключится удар. О'Мара гадал, каковы могут быть признаки наступления сердечно-сосудистой недостаточности у существа, покрытого панцирем, неспособным менять окраску. Он перевел взгляд на двоих орлигиан-охранников и поинтересовался:

– И что теперь?

Как и Грулья-Мар, они были крепчайшего телосложения, а ростом превосходили О'Мару как минимум на десять дюймов. Он понимал, что мог бы управиться с одним из них, да пожалуй, и с двумя – работа на космических стройках была суровой школой жизни, и там О'Маре не раз приходилось решать споры с особями этого вида посредством рукопашного боя. Но если бы к охранникам присоединился капитан, всем четверым в итоге суждено было бы разместиться в лазарете вместе с Кледентом.

Такую драку ни за что не удалось бы скрыть от пассажиров и начальства Грулья-Мара. Тогда наверняка пострадала бы туристическая компания, да и профессиональная карьера офицеров была поставлена под угрозу. Не порадовался бы таким новостям и майор Крейторн. Такая перспектива и самого О'Мару не очень устраивала, поскольку он очень надеялся на то, что недобрые старые времена добывания правды кулаками, для него миновали. В общем, О'Мара угодил в нешуточную переделку. Хотя и он сам, и его партнерша по разуму не имели иного выбора и обязаны были прооперировать Кледента, О'Мара очень надеялся, что эти косматые тяжеловесы не спровоцируют его на драку. Наверное, примерно такие же мысли бродили в голове у Грулья-Мара.

– Поскольку вы не можете покинуть корабль, – произнес капитан спокойным голосом, в котором притаилась ярость, – и несмотря на то, что ваше психическое состояние может вызывать сомнения, я не вижу причин для вашего ареста. В то же время в наших общих интересах скрыть то, что произошло с Кледентом, от других пассажиров до тех пор, пока мы не прибудем на Кельгию. Там местные специалисты произведут точную оценку вреда, причиненного вами этому кельгианину, после чего вы покинете мой корабль и будете ожидать суда и дисциплинарного взыскания со стороны вашего начальства. До этого времени вы обязаны находиться в своей каюте и не пользоваться ни рекреационной палубой, ни столовой. Вы согласны?

– Да, – ответил О'Мара.

Пока капитан говорил, двое охранников встали теснее друг к другу – видимо, ожидали резкой реакции со стороны О'Мары. Но стоило ему сказать «да», как они явно обрадовались и разошлись, дав ему пройти к двери.

– Прошу вас, уходите, – прорычал Грулья-Мар.

О'Мара кивнул, но на полпути к двери остановился.

– Будет ли мне позволено поддерживать связь с лазаретом с помощью коммуникатора, – спросил он, – чтобы я мог наблюдать за состоянием пациента?

Капитан издал непереводимый рык и ощетинился, но ответил О'Маре Сеннельт, который явно жаждал, чтобы в его вотчине воцарились мир и спокойствие.

– Можете звонить мне сюда в любое время, лейтенант, – сказал он и добавил с нескрываемым сарказмом: – Но я не обещаю, что буду следовать вашим рекомендациям относительно лечения пациента.

Не успел О'Мара пробыть в каюте и нескольких минут, как к нему явился стюард-нидианин и принес поднос с завтраком. Он пояснил, что доставил О'Маре те виды и то количество землянской еды, которую тот обычно поглощал за завтраком, и сказал, что если в дальнейшем лейтенант пожелает поесть чего-нибудь другого или ему захочется развлечь себя какими-нибудь играми или головоломками, нужно попросить, и все это будет доставлено. О'Мара угрюмо подумал о том, что капитан из кожи вон лезет, лишь бы корабельный сумасшедший не буйствовал. Однако характерное хрипловатое дыхание, слышавшееся за дверью, говорило о том, что к каюте О'Мары приставлены охранники-орлигиане. О'Мара без особого аппетита съел завтрак и улегся на кровать, чтобы погрузиться в мрачные раздумья относительно своего неясного и скорее всего невеселого будущего.

Примерно через час кто-то негромко постучал в дверь, и О'Мара был вынужден возвратиться к реальности. Решив, что это стюард вернулся за подносом, он проворчал:

– Входите.

Это оказалась Джоан.

Она была одета в невероятный по минимализму белый купальник и сандалии. На плечи ее было наброшено узорчатое полотенце, купленное на Тралте. О'Мара сел на кровати и уже был готов встать, но Джоан опередила его. Она мягко, но решительно прижала руку к его груди и вынудила снова улечься.

– Не вставайте, – сказала она. – Ночью вы глаз не сомкнули, не забывайте. Как чувствует себя наш пациент, и что важнее – как себя чувствуете вы?

– Не знаю, – ответил О'Мара.

Дважды Джоан озабоченно сдвинула брови, отвернулась и села на единственный в каюте стул. Каюта была так тесна, что Джоан осталась в опасной близости от лежавшего на кровати О'Мары.

– Если серьезно, – сказала она, – что вам грозит? Нечто ужасное?

О'Мара попытался улыбнуться.

– Ответ тот же, – сказал он.

Джоан не спускала с него озадаченного и заботливого взгляда. Впервые за все время с начала полета она не пыталась с ним кокетничать, и почему-то именно поэтому О'Мару еще сильнее влекло к ней. Ему хотелось отвернуться, спрятаться от ее пытливых карих глаз, но он не мог этого сделать – тогда ему стало бы еще более не по себе, и вдобавок он мог оскорбить Джоан.

– Ну хорошо, – наконец проговорил О'Мара. – В зависимости от того, удачными или неудачными окажутся результаты операции, произведенной нами Кледенту, мне грозит следующее, сверху вниз: меня могут уволить из рядов Корпуса Мониторов, могут судить за то, что я притворился врачом, и могут отправить на принудительное психиатрическое лечение из-за того, что я сам верил в то, что я – врач. – Он вымученно рассмеялся. – А может быть, произойдет, и то, и другое, и третье сразу.

Джоан покачала головой.

– Я вас не понимаю, О'Мара, – сказала она. – Вы готовы отказаться от своей карьеры только из-за того, что вам показалось, будто какой-то кельгианин болен.

– Нет, – спокойно поправил ее О'Мара. – Я точно знал, что он болен.

– Значит, вы знали или думали, что знаете, а может быть, и твердо верили в то, что он болен, – продолжала Джоан. – Верили настолько, что уговорили меня его оперировать. Я до сих пор не верю, что сделала это. На самом деле я мечтала о таком всю жизнь – применить свои знания и навыки ради спасения чьей-то жизни... жизни разумного существа, а не домашней зверушки. Не сказала бы, что мне так уж безумно хочется снова совершить что-то подобное – слишком велика ответственность, но вам удалось меня уговорить. Думаю, операция прошла успешно потому, что вы руководили моими руками на каждом этапе и, похоже, точно знали, что нужно делать. Но сделала операцию я, а не вы, и было бы нечестно, чтобы вся ответственность легла на вас. Ведь вы фактически даже не прикасались скальпелем к пациенту!

– Да, настоящую работу сделали вы, – согласился О'Мара. – Сделали своими руками. У вас чудесные руки – тонкие, чувствительные, ловкие, красивые. Как только вы поняли, что нужно делать, ваши руки послушались вас. Но, как я уже говорил, славы хирурга вам не полагается ни теперь, ни когда-либо, иначе вам будут грозить еще большие неприятности с медицинскими властями, чем мне, а вам это положительно ни к чему. Кледент вам очень многим обязан за спасение свой шерсти, но пообещал нам, что никому не расскажет об операции – ни на корабле, ни дома, и я попросил его ни в коем случае не благодарить вас словесно, чтобы вас не подслушали. Разговоры о происшедшем не на пользу никому из нас, так что и вы не сможете рассказать об этом происшествии никому – разве что вашим внукам.

– Это я переживу, – сказала Джоан, – но кое-что сделать все-таки сумею. – Неожиданно она бросила взгляд на свои руки и улыбнулась. – Знаете, а ведь это первый комплимент, который вы мне сказали – да и то не мне, а моим рукам. Неужели во мне больше нет ничего такого, что заслуживало бы комплимента.

О'Мара вперился взглядом в лицо Джоан, чтобы не смотреть на все остальное, заслуживающее комплиментов, однако ему было чрезвычайно трудно сражаться с собственным периферическим зрением. Но слов он не находил.

– Джентльмен придумал бы хоть что-нибудь, – усмехнулась Джоан и быстро сменила тему разговора. – Вы не появились за завтраком, и я решила осведомиться, как вы себя чувствуете, и спросить, не хотите ли вы сходить в бассейн. Думала испробовать себя в роли психолога-любителя и помочь вам расслабиться. Но эта парочка медведей-гризли оповестила меня о том, что вы – под домашним арестом. Я попыталась уговорить их... – Джоан усмехнулась и покачала головой. – Но видимо, я не в их вкусе.

– Вот это верно, – сказал О'Мара и против воля расхохотался. – Но думаю, после вчерашнего мне больше не нужны уроки плавания. Вы меня превосходно обучили этому искусству, а искусственное дыхание тралтану сделали первоклассно.

– Еще два комплимента, – с притворным изумлением покачала головой Джоан. – О'Мара, у меня уже есть надежда сделать из вас джентльмена. Но есть еще кое-что, чему мне уже несколько дней очень хочется вас обучить. Для этого бассейн нам не понадобится.

Джоан неторопливо встала, положила полотенце на стул, подошла к кровати и склонилась к О'Маре. Теперь у него не было никакой возможности смотреть только в ее глаза, а купальник скрывал совсем немногое. О'Мара оперся о постель локтями, и кончик носа Джоан коснулся его лба. Ее пальцы, словно легкие перышки, скользили по щетине, отросшей за ночь на щеках и подбородке О'Мары, затем Джоан стала нежно поглаживать его шею. Ее глаза были так близко... Она заговорила, и он почувствовал ее дыхание на своем лице.

– Просто расслабься, – сказала Джоан со всей серьезностью. – Этот урок я намерена начать с демонстрации процедуры искусственного дыхания между особями одного вида.

Демонстрации во многих вариациях осуществлялись при первой возможности до тех пор, пока «Крескхаллар» не приземлился в главном космопорте Кельгии. В течение этих трех дней О'Мара и Джоан ни словом не обмолвились о своей тревоге за Кледента, а О'Мара, хоть и не мог быть до конца честным с Джоан, чувствовал себя более расслабленным и счастливым, чем когда-либо в жизни, а Джоан откровенно говорила ему о том, что ею владеют именно такие чувства. Их тревогам снова суждено было всколыхнуться, когда они стояли перед иллюминатором каюты и провожали взглядом маленькую машину неотложной помощи, которая увозила Кледента в больницу. Только через четыре часа вспыхнул экран коммуникатора, и на нем возникла покрытая панцирем физиономия доктора Сеннельта.