- Курседд, есть ли результаты анализа? - неожиданно спросил он.
      Сестра медлила с ответом, и Конвей уже было решил, что она не расслышала его, но тут раздался ее бесцветный спокойный голос:
      - Анализ закончен. Состав воздуха в отсеке позволяет вам, доктор, спокойно снять шлем и дышать полной грудью.
      Вот оно, самое главное противоречие, подумал Конвей. Наверняка Курседд так же растеряна, как и он сам. И тут он рассмеялся, представив, что сейчас творится с медсестрой...
      ГЛАВА 3
      Несмотря на отчаянное сопротивление, спустя шесть часов пациент был доставлен в палату 310-Б, небольшое помещение неподалеку от Главной операционной ДБЛФ. К тому времени Конвей уже не знал, чего он больше хочет: вылечить пациента или не медля, прикончить его на месте. Судя по всему, спасатели и Курседд, транспортировавшая пациента, испытывали те же чувства. Конвей провел предварительный осмотр, насколько это позволяли сеть и прозрачный мешок, и взял для анализа кровь и соскреб с наружного покрытия пострадавшего. Образцы он отправил в Лабораторию патологии, наклеив на них красные этикетки "Крайне срочно". Курседд сама отнесла их в лабораторию, не доверив пневматической трубе: когда дело касалось цвета этикетки, работники лаборатории вдруг обретали удивительную слепоту.
      Наконец, Конвей приказал сделать рентгеновские снимки и, оставив пациента под наблюдением Курседд, отправился к О'Маре.
      Когда Конвей закончил свой рассказ, О'Мара с облегчением заключил:
      - Ну, самое трудное позади. Полагаю, вам хочется довести это дело до конца? - спросил он.
      - Н... н... не думаю, - отозвался старший терапевт.
      О'Мара нахмурился.
      - Если вы отказываетесь от пациента, так прямо и скажите. Не терплю уверток.
      Конвей втянул носом воздух, а затем медленно и раздельно проговорил:
      - Я хочу продолжать это дело. Мои сомнения относятся к вашему ошибочному утверждению, будто самое трудное позади. Самое трудное впереди.
      Я провел предварительный осмотр больного и, как только будут готовы результаты анализов, проведу более подробное исследование. Завтра при осмотре больного я хотел бы, если возможно, видеть докторов Маннона, Приликлу, Скемптона и вас.
      О'Мара поднял брови.
      - Странный набор талантов, - сказал он. - Не могли бы вы уточнить, доктор, зачем мы все вам понадобились?
      Конвей покачал головой.
      - Мне пока не хотелось бы говорить об этом.
      - Хорошо, мы придем. - О'Мара явно заставлял себя быть вежливым. - И я прошу прощения, что не так истолковал ваше невнятное бормотание, когда не мог разобрать более одного слова из каждых трех. Идите, доктор, и выспитесь, прежде чем я снова наброшусь на вас.
      Только тут Конвей понял, как устал. Кое-как доплелся до своей комнаты, и его походка напоминала стариковское шарканье, а вовсе не спешную, уверенную поступь старшего терапевта.
      ***
      На следующее утро Конвей два часа провел возле своего пациента, прежде чем собрался консилиум, о котором он накануне просил О'Мару. Нового выяснить ему почти не удалось, он только лишний раз убедился, что ничего не сможет сделать без специалистов.
      Первым появился доктор Приликла. О'Мара и Скемптон, главный инженер Госпиталя, пришли вместе. Последним появился доктор Маннон, задержавшийся в операционной ДБЛФ. Ворвавшись в палату, он притормозил, а затем медленно дважды обошел вокруг пациента.
      - Похоже на баранку с маком, - сказал он.
      Все поглядели на него.
      - Увы, это не мак, - вздохнул Конвей. - Совсем не так просто и безвредно. - Он подкатил к пациенту рентгеновскую установку. - Парни из Лаборатории патологии считают, что это злокачественные образования. А сам пациент, если вы присмотритесь внимательней, не имеет ничего общего с баранкой. Физиология, характерная для ДБЛФ, - цилиндрическое тело со слабо выраженным скелетом и сильной мускулатурой. Ложное впечатление создается тем, что по одному ему известной причине он старается проглотить собственный хвост.
      Маннон внимательно вгляделся в изображение на экране рентгеновской установки и, выпрямившись, развел руками.
      - Типичный заколдованный круг, - произнес он и добавил:
      - Поэтому-то вы и пригласили О'Мару? Подозреваете, что у пациента не все дома?
      Конвей пропустил вопрос мимо ушей и продолжил:
      - Поражение наиболее значительно там, где смыкаются рот и хвост пациента. В сущности, эти области настолько поражены, что трудно разглядеть границу между ними. Очевидно, опухоли весьма болезненны или по меньшей степени вызывают неодолимый зуд - вот почему он буквально вгрызается в свой собственный хвост. С другой стороны, такое положение тела может объясняться непроизвольным сокращением мышц, которое вызвано либо поражением, либо чем-то вроде эпилептической судороги...
      - Второе мне кажется реальней, - вмешался Маннон. - Чтобы поражение успело перейти с хвоста на ротовую часть, или наоборот, нужно, чтобы челюсти были сомкнуты длительное время.
      И на этот раз Конвей, казалось, не слышал замечания.
      - На погибшем корабле существовала искусственная гравитация, продолжал он, - но я установил, что условия жизни пациента близки к нашим.
      Жаберные щели по обе стороны головы, не затянутые еще опухолью, служат для дыхания. Отверстия меньшего размера, частично прикрытые мышечными выростами, служат ушами. Пациент может слышать и дышать, но не может есть.
      Надеюсь, вы согласны, что сначала следует освободить рот?
      Маннон и О'Мара согласно кивнули. Приликла развел четырьмя манипуляторами, что означало примерно то же самое, а Скемптон глазел в потолок, размышляя, наверно, о том, не напрасно ли его пригласили. Однако именно к нему и обратился Конвей. Пока они с Манноном будут согласовывать код операции, Приликле и главному инженеру придется взять на себя вопросы связи. В то время как Приликла будет изучать эмоциональную реакцию пациента, Скемптон с помощниками проведут ряд звуковых опытов. Как только будет установлен слуховой барьер пациента, следует модифицировать транслятор, и сам больной поможет врачам установить диагноз, а это упростит лечение.
      - Здесь и так многовато народу, - деловито сказал Скемптон. - Я и один справлюсь. - Он подошел к интеркому, чтобы заказать необходимое оборудование. Конвей обернулся к О'Маре.
      - Молчите, я хочу сам догадаться, - сказал старший психолог, прежде чем Конвей раскрыл рот. - Мне достанется самая легкая работа: как только мы найдем способ общения с пациентом, убедить его, что эти мясники - я имею в виду вас с доктором Маннон - не причинят ему вреда.
      - Совершенно верно, - улыбнулся Конвей и поспешил переключить его внимание на пациента.
      Конвею доводилось видеть злокачественные образования и на земных больных, и на инопланетных, а потому он понимал, что справиться с этим будет нелегко.
      Словно плотная волокнистая древесная кора, поражение совершенно скрывало место соединения ротовой полости с хвостом. Ко всем трудностям кости челюсти не просматривались на рентгеновской установке, так как опухоль была почти непрозрачна для рентгеновских лучей. Под корой скрывались и глаза пациента, что также требовало особой осторожности при операции.
      Указав на расплывчатый силуэт на экране, Маннон с чувством произнес:
      - Пусть бы он хоть почесался. Он так стиснул зубы, что едва не лишился собственного хвоста! Совершенно очевидно - это состояние эпилептического характера. Или же умственное расстройство...
      - Ну и ну! - с досадой воскликнул О'Мара.
      Тут прибыло оборудование Скемптона и он с Приликлой принялся калибровать транслятор. Испытания потребовали немалых усилий, так как больной находился в бессознательном состоянии, и Конвею с Манноном пришлось перейти в Главную операционную, чтобы решить, что предпринять дальше.
      ***
      Появившийся через полчаса Приликла сказал, что уже можно поговорить с пациентом, хотя тот пока не вполне оправился. Все поспешили в палату.
      О'Мара постарался внушить пациенту, что рядом с ним друзья, что пациент им симпатичен и что они сделают все, что от них зависит, чтобы ему помочь. Он тихо говорил в свой транслятор, а из аппарата, расположенного возле головы пациента, раздавались непонятные щелчки и скрипы. В паузах Приликла докладывал о моральном состоянии пострадавшего.
      - Растерянность, злость и страх, - говорил ГЛНО через свой собственный транслятор.
      Эмоциональные реакции пациента не менялись.
      Конвей решил предпринять следующий шаг.
      - Передайте, что я собираюсь войти с ним в физический контакт, сказал он О'Маре. - Возможно, ощущения будут не из приятных, но я не собираюсь причинить ему вред.
      Он взял длинный заостренный щуп и осторожно дотронулся до наиболее пораженного участка тела.
      Приликла сообщил, что никакой реакции не последовало. Значит, существо впадало в ярость, только когда дотрагивались до непораженных участков. Наконец-то наметился какой-то прогресс.
      - Вот на это я и надеялся, выключив транслятор, проговорил Конвей. Если пораженные участки нечувствительны к боли, нам удастся с помощью самого пациента освободить его рот, не прибегая к анестезии. Кроме того, мы не знаем, каков его обмен веществ настолько, чтобы решиться дать наркоз, не рискуя убить пациента. А вы уверены, что он слышит и понимает то, что мы говорим? - спросил он Приликлу.
      - Да, доктор, - подтвердил ГЛНО, - он понимает все, когда вы говорите медленно и четко.
      Конвей снова включил транслятор.
      - Мы собираемся вам помочь, - раздельно сказал он. - Вначале мы хотим освободить ваш рот, а затем мы удалим злокачественные...
      Внезапно сеть вздрогнула. Пять пар щупалец метнулись в разные стороны. Конвей отскочил, чертыхнувшись, в сторону. Он был зол на пациента, но еще больше на себя - за то, что слишком поспешил.
      - Страж и гнев, - констатировал Приликла и добавил:
      - Существо, похоже, имеет все основания для такой реакции.
      - Но почему? Я же намерен ему помочь...
      ***
      Судороги пациента достигли невиданной ранее силы. Хрупкое тело Приликлы дрожало от эмоциональной бури, разразившейся в мозгу пациента.
      Одно из щупалец на пораженном участке его тела запуталось в сети и оторвалось.
      Слепая, иррациональная паника, устало подумал Конвей. Но Приликла сказал, что пациент имеет для паники все основания. Конвей чертыхнулся.
      Даже мозг у этого существа работал необычно.
      - Ну! - требовательно сказал Маннон, когда пациент немного утихомирился.
      - Страх, гнев, ненависть переполняют его, - доложил ГЛНО. - Я уверен, что наша помощь ему нежелательна.
      - Нам попался очень больной зверюга, - заключил О'Мара.
      Слова главного психолога, казалось, ударами молота отдавались в мозгу Конвея все громче и настойчивей. В них был какой-то особый смысл.
      Разумеется, О'Мара имел в виду моральное состояние пациента, но это не играло роли. Очень больной зверюга - в этих словах крылась отгадка ребуса, и остальные части его начали проясняться. Чего-то все же не хватало, но и то, что Конвей понял, испугало его больше, чем что-либо прежде.
      Заговорив, он с трудом узнал собственный голос:
      - Благодарю вас. Я подумаю над другим подходом к нему и дам вам знать...
      Конвею хотелось, чтобы все ушли и дали ему подумать. Ему хотелось где-нибудь скрыться, хоть вряд ли во всей Галактике нашлось бы место, где он мог бы спрятаться от того, чего опасался.
      Присутствующие смотрели на него со смешанным чувством удивления, тревоги и растерянности. Пациенты часто не хотят принимать помощи, но это вовсе не значит, что при первом же признаке сопротивления врач прекращает лечение. Они явно решили, что он струсил, не желая проводить неприятную, технически сложную операцию, и каждый старался его переубедить, как мог.
      Даже Скемптон предлагал различные выходы из положения.
      - Вас беспокоит проблема анестезии? - говорил он. - А разве патологи не смогут создать наркотические средства на основании данных, полученных от мертвого или пострадавшего существа? Я думаю о предложенной вами программе... И мне кажется, что у нас есть все основания заказать...
      - Нет!
      Теперь они уже во все глаза глядели на Конвея. У О'Мары проснулся профессиональный интерес.
      - Я забыл сказать, что разговаривал с Саммерфилдом, - поспешно произнес Конвей. - Он считает, что доставшаяся нам половина корабля пострадала больше другой. Вторая половина не уничтожена, как можно было предположить, и, по-видимому, сможет добраться до дома своим ходом, так что поиски ее ни к чему не приведут.
      Конвей отчаянно надеялся, что Скемптон не станет настаивать на проверке этой информации. Саммерфилд и в самом деле говорил с Конвеем, но его выводы не были столь категоричны, как их представил старший терапевт.
      Одна мысль о кораблях мониторов, рыскающих в этом секторе пространства, теперь заставила его покрыться холодным потом.
      Но Скемптон только кивнул и переменил тему. У Кон-, вея немного отлегло от сердца, и он быстро сказал:
      - Доктор Приликла, я котел бы побеседовать с вами относительно эмоционального состояния пациента в последние минуты. Нет, не сейчас, несколько позднее. Еще раз спасибо за вашу помощь и советы...
      Он их буквально вытолкал из комнаты и по выражениям их лиц догадывался, что они понимали это, - наверняка ему потом придется ответить за все. Но в тот момент Конвей не думал о возможных неприятных вопросах О'Мары. Он попросил Курседд осматривать пациента каждые полчаса и вызвать его, как только произойдут какие-то изменения. Затем он направился в свою комнату.
      ГЛАВА 4
      Конвей порой ворчал на тесноту каморки, где спал, хранил свои немногочисленные пожитки и изредка потчевал коллег. Но сейчас именно ее теснота успокаивала его. Он сел - ходить было негде - и постарался прояснить картину, вспыхнувшую в его мозгу, когда они были в палате.
      С самого начала все было очевидно. Во-первых, гравитационные установки: Конвей непростительно упустил из виду, что их можно регулировать, устанавливая любую силу тяжести от нуля до пяти "же". Затем сложная система подачи воздуха: она была противоречивой, только если считать ее предназначенной для одного вида существ. А если для нескольких?
      Наконец, физическое состояние пациента и ярко-оранжевая окраска корпуса.
      Земные корабли такого типа обычно окрашены в белый цвет.
      Потерпевший аварию корабль был "каретой скорой помощи"!
      Но межпланетный корабль такого типа мог быть продуктом исключительно развитой цивилизации, охватывающей множество звездных систем. Значит, создавшая его культура достигла высокого уровня. В Галактической цивилизации такой ступени достигли лишь культуры Илленсы, Тралтана и Земли. Как же может случиться, что культура такого масштаба оставалась неизвестной?
      Конвей поежился. У него был ответ и на этот вопрос.
      Саммерфилд полагал, что найденная половина была наиболее поврежденной, и остальная часть корабля могла продолжить путь к ближайшей ремонтной базе. Таким образом, секция с пациентом оторвалась во время аварии и передвигалась в пространстве тем же путем, что и корабль до катастрофы.
      Следовательно, корабль шел с планеты, зарегистрированной как необитаемая, но за сто лет кто-то основал там базу или даже колонию. И "карета скорой помощи" следовала с той планеты в межгалактическое пространство...
      Цивилизация, способная преодолевать межгалактическое пространство и создавать базы на окраине другой галактики, внушала уважение и мысль о мерах предосторожности в обращении с ней. Особенно если учесть, что единственного ее представителя пока при всех стараниях нельзя было отнести к сговорчивым существам. Его соотечественникам, искушенным в области медицины, не по душе придется, если кто-то станет плохо обращаться с их занемогшим собратом. Да и вообще при таком положении дел они вряд ли хорошо отнесутся к кому бы то ни было или к чему бы то ни стало.
      ***
      Неожиданно загудел коммуникатор. Курседд сообщала, что пациент спокоен, но раковое поражение быстро распространяется, угрожая одному из дыхательных отверстий. Конвей ответил, что сейчас придет. Он вызвал к себе доктора Приликлу и снова уселся на диванчик.
      Он не решался сообщить кому-либо о своем открытии. Сделать это означало послать в межзвездное пространство сторожевые корабли, которые могут установить преждевременный контакт - преждевременный, с точки зрения Конвея. Он опасался, что первая встреча двух цивилизаций может кончиться недоразумением, а спасение пациента смягчит обстановку, если, конечно, Федерации удастся вылечить его.
      Естественно, не исключено, что пациент не типичен для расы, что у него, по предположению О'Мары, умственное расстройство. Однако вряд ли в глазах инопланетян это может быть достойным оправданием, чтобы не принять все меры для его спасения. Любопытно, что страх пациента был связан с ненавистью к лицу, старавшемуся его вылечить. На какое-то мгновение Конвею пришла в голову дикая мысль: не существует ли во Вселенной антитезной логики, согласно которой помощь вызывает не благодарность, а ненависть.
      Даже тот факт, что существо было обнаружено в "скорой помощи", не мог развеять сомнений. Для людей, подобных Конвею, "скорая помощь" олицетворение альтруизма, милосердия и тому подобного. Но многие расы, среди них и входящие в Федерацию, относились к болезни как к проявлению физической неполноценности.
      Покидая комнату, Конвей все еще не представлял себе, каким образом примется за лечение пациента. Не знал он, и сколько времени отпущено ему на это. Капитан Саммерфилд, Гендрикс и те, кто исследовал корабль, были сейчас слишком поглощены множеством загадок, которые тот преподнес, чтобы подумать о чем-либо ином. Но придет время и они задумаются над тем же, над чем ломал голову Конвей. Их отделяло от этого всего лишь несколько дней, а может, и часов.
      Затем мониторы вступят в контакт с неизвестными, а те, естественно, захотят узнать о судьбе их больного брата, который к тому времени либо совсем выздоровеет, либо будет выздоравливать.
      Или же...
      Конвей всеми силами пытался отогнать мысль: "А что, если он умрет?"
      ***
      Прежде чем приступить к очередному исследованию, он расспросил Приликлу об эмоциональном состоянии пациента, но не узнал ничего нового.
      Существо было неподвижно и, по-видимому, находилось без сознания. Однако как только Конвей обратился к нему с помощью транслятора, больного снова охватил страх, хотя, как уверял Приликла, он понимал, о чем говорит Конвей.
      - Я не причиню вам вреда, - медленно и четко выговаривая слова, Конвей приближался к пациенту. - Но мне необходимо до вас дотронуться.
      Поверьте, я не желаю причинять вам вред. - Он вопросительно посмотрел на Приликлу.
      ГЛНО сказал:
      - Страх и... беспомощность. И еще покорность наряду с угрозой... нет, с предупреждением. Он явно верит вам, но пытается о чем-то вас предупредить.
      Ну, так-то лучше, подумал Конвей: существо не возражало против прикосновения. Он подошел к нему и дотронулся рукой в перчатке до участка чистой кожи.
      Руку его снова отбросило сильнейшим ударом. Охнув, он отскочил в сторону и, потирая руку, выключил транслятор, чтобы дать выход своим чувствам.
      Чуть помолчав для приличия, Приликла счел нужным пояснить:
      - Нам удалось получить очень важную информацию, доктор Конвей. Бурная физическая реакция пациента ничуть не изменила отношения его к вам.
      - Ну и что из того?! - раздраженно воскликнул Конвей.
      - А то, что реакция была непроизвольной.
      Конвей подумал над выводом Приликлы и сказал не без горечи:
      - Значит, общая анестезия исключена, даме если бы у нас и был подходящий наркоз - сердцем и легкими управляют непроизвольные сокращения мышц. А это еще одно осложнение. Мы не можем его анестезировать, а он не собирается нам помочь...
      Конвей подошел к контрольному пульту и нажал несколько кнопок. Замки сети раскрылись, и сеть оттянуло в сторону.
      - Он сам себе наносит травмы, - пояснил Конвей, - бьется о сеть. Вы видите, он почти лишился второго щупальца.
      Приликла возражал против того, чтобы убрать сеть, он считал, что, оказавшись на свободе, пациент может нанести себе более серьезные повреждения. Конвей возразил, что пострадавший в его положении вряд ли сможет свободно передвигаться. Ему пришла мысль, что поза, принятая существом, идеальна для обороны. Она напомнила позу кота во время драки, который опрокидывается на спину, чтобы пустить в ход все четыре лапы. Вот и этот десятилапый мог защитить себя от нападения с любой стороны.
      Инстинктивные реакции существа были продуктом эволюции. Иначе зачем ему принимать эту оборонительную позицию, не подпуская к себе никого именно тоща, когда оно нуждается в помощи?..
      И тут Конвея словно озарило - он нашел ответ на свой вопрос! Нет, поправил он себя, стараясь успокоиться; он уверен, что нашел ответ.
      ***
      Все их выводы относительно сущности болезни изначально были неверными. Они пришли к ложному заключению, казалось, простому и единственному, - отсюда и диагноз. Если изменить этот диагноз, становятся объяснимыми физическое и моральное состояние пациента, истоки его враждебности. Тогда нащупывается и единственно верный метод лечения.
      Больше того, появляются основания полагать, что пациент отнюдь не так злобен и враждебен, как это могло показаться.
      Единственным слабым местом в теории Конвея была вероятность того, что она могла оказаться ложной.
      Конвей не мог ни с кем обсудить намеченный курс лечения - это привело бы к служебным неприятностям. Вздумай он настаивать на этом лечении, в случае неудачи и смерти пациента его бы, как лечащего врача, просто уволили.
      Конвей снова приблизился к пациенту и включил транслятор. Он знал наперед, какой будет реакция пациента - ведь то, что он собирается сделать, было жестоким испытанием для больного, но Конвей не мог поступить иначе. Он сказал:
      - Не беспокойтесь, молодой человек, мы вас быстро вернем в нормальное состояние...
      Реакция пациента была настолько бурной, что доктору Приликле, который следил за чувствами пациента, пришлось покинуть палату.
      И лишь тогда старший терапевт принял окончательное решение.
      ***
      Три следующих дня Конвей регулярно посещал пациента. Он отмечал, с какой скоростью растет жесткий покров, охвативший уже две трети тела пациента. Не было сомнений, что поражение распространяется чрезвычайно быстро, и опухоль становится все толще. Он отослал образцы в Лабораторию патологии. Оттуда ответили, что пациент страдает весьма активной формой рака кожи, и запрашивали, возможно ли хирургическое вмешательство или лечение радиоактивными изотопами. Конвей отвечал, что и то и друге исключено, так как усилит опасность для жизни пациента.
      Конвей распорядился, чтобы никто не смел утешать больного, ибо он и так уже достаточно пострадал от такой доброжелательной тупости. Если бы Конвей мог запретить доступ в палату всем, кроме себя, Курседд и Приликлы, он сделал бы это, не задумываясь. Однако Конвею все время приходилось убеждать себя, что он поступает правильно.
      Со дня первого консилиума он сознательно избегал доктора Маннона, не желая обсуждать с ним код болезни, - старый друг был слишком умен и его невозможно было провести, а правду Конвей не мог сказать даже ему. Он страстно желал, чтобы капитан Саммерфилд был с головой занят делами на корабле, чтобы О'Мара и Скемптон забыли о существовании Конвея, а Маннон не совал нос не в свое дело.
      Однако этого не случилось.
      ***
      Когда утром пятого дня Конвей вторично зашел в палату, его там поджидал доктор Маннон. Согласно всем правилам хорошего тона, он попросил разрешения взглянуть на пациента. Затем, покончив с формальностями, сказал:
      - Послушайте, юный наглец, мне надоело смотреть, как вы разглядываете свои ботинки или потолок, стоит мне только подойти к вам. Не будь у меня такой же непробиваемой шкуры, как у тралтана, я бы не выдержал подобного пренебрежения. Известно, что вновь назначенных старших специалистов первые недели работы прямо-таки распирает от самомнения, но ваше поведение переходит все границы.
      Подняв руку, он остановил попытку Конвея ответить, и продолжил:
      - Принимаю ваши извинения. Теперь перейдем к делу. Я говорил с Приликлой и с ребятами из патологии. Они сказали мне, что поражено все тело, что новообразование непроницаемо для рентгеновских лучей безопасной концентрации, а потому о состоянии внутренних органов можно только догадываться. Удаление наростов исключено - для этого требуется парализовать щупальца, а это в свою очередь может остановить сердце. При действующих щупальцах операцию тоже нельзя провести. В то же время пациент слабеет день ото дня, но вы не можете накормить его, не освободив ему рот.
      К тому же последние анализы свидетельствуют, что опухоль распространяется не только вширь, но и вглубь, и есть основания полагать, что, если не провести операцию немедленно, хвост полностью срастется со ртом. Разве не так?
      Конвей кивнул.
      - Допустим, - переведя дух, продолжил Маннон, - вы ампутируете конечности и удалите опухоль с головы и хвоста, заменив кожу подходящим синтетическим материалом, а как только пациент достаточно окрепнет, повторите эту операцию на остальных участках тела. Согласен, этот путь невероятно сложен, но в настоящих условиях он предоставляется единственно возможным. Конечно, можно создать ему искусственные конечности...
      - Нет! - с чувством воскликнул Конвей. Если его теория правильна, то всякая операция на этой стадии окажется роковой. Если же нет и если пациент на самом деле такой злобный и непреодолимо враждебный, как представляется с первого взгляда, и если друзья его разыщут...
      Чуть успокоившись, Конвей пояснил:
      - Представьте, ваш друг с заболеванием кожи попал в руки к инопланетному доктору и тот не придумал ничего лучшего, как заживо содрать с него кожу и оторвать ему руки и ноги. Обнаружив его в таком состоянии, вы придете в негодование. Даже если предположить, что вы цивилизованное, терпимое и готовое на компромиссы существо - а эти качества мы пока не можем приписать нашему пациенту, - я беру на себя смелость предположить, что вы выйдете из себя.
      - Это же несопоставимо, вы же отлично понимаете! - горячо возразил Маннон. - Порой приходится рисковать. Перед нами как раз такой случай.
      - Нет, - ответил Конвей.
      - Может быть, у вас есть лучшие предложения?
      Конвей не спешил с ответом, тщательно взвешивая каждое слово:
      - У меня есть одна идея, но пока я не хотел бы ее обсуждать. Если что-нибудь получится, вы узнаете об этом первым: Если не получится - все равно узнаете. Узнают все.
      Пожав плечами, Маннон направился к двери, но, не дойдя до нее, остановился.
      - Что бы вы ни делали, - произнес он, - это достаточно серьезно, раз вы решили держать все в секрете. Однако, если вы поделитесь этим со мной, в случае неудачи я разделю с вами и вину...
      Все-таки есть настоящие друзья, подумал Конвей. Соблазнительно было бы поделиться с Манноном - он был дотошным, добрым и весьма знающим специалистом, чрезвычайно серьезно относившимся к своей профессии, хотя и имел обыкновение подшучивать над собой. Однако вряд ли он сможет делать то, о чем его попросит Конвей, и вряд ли он будет хранить тайну, если этим Конвей займется сам.
      И Конвей с сожалением покачал головой.
      ГЛАВА 5
      Когда Маннон ушел, Конвей возвратился к своему пациенту. Теперь больной напоминал не просто баранку, а баранку, ссохшуюся и изрезанную морщинами. Конвею трудно было убедить себя, что с того дня, как пациент прибыл в Госпиталь, прошла всего неделя. Его задетые опухолью щупальца напряженно торчали под разными углами, подобно засохшим сучьям на мертвом стволе. Понимая, что опухоль закроет дыхательные пути, Конвей вставил в них трубки, чтобы обеспечить нормальное дыхание. Трубки помогли, однако дыхание пациента замедлилось и утратило глубину. Биение сердца участилось, удары его ослабли.
      Неуверенность изматывала Конвея.
      Он записал в историю болезни пульс и частоту дыхания больного и решил, что пришло время чаще его осматривать, а также договориться с Приликлой, чтобы делать это вместе.
      Курседд не спускал с Конвея глаз. Он не стал предупреждать ее, чтобы она молчала, так как это породило бы еще больше разговоров и сплетен.
      Конвей и так стал уже притчей во языцех у медсестер, а в последнее время обратил внимание, что старшие медсестры отделения стали относиться к нему с заметной прохладой. Но, если повезет, руководство еще несколько дней не будет знать об этом.
      Три часа спустя он вернулся в палату вместе с Приликлой. Сам снова проверил пульс и дыхание, а ГЛНО выяснил эмоциональное состояние пациента.
      - Он очень ослабел, - задумчиво сказал Приликла. - Жизнь в нем еле теплится. Дыхание почти неощутимо, а пульс частый и слабый... - Мысль о смерти была особенно невыносима для эмпата, и чувствительный Приликла не смог заставить себя закончить фразу.
      - Убедить его мы ни в чем не можем, - размышлял вслух Конвей. Питаться он не способен, запасов энергии почти не осталось...
      Конвей продолжил осмотр, но его неожиданно прервали.
      ***
      Существо, что с трудом протиснулось в дверь, было тралтаном. Трудно отличить одного тралтана от другого, но этого Конвей узнал. Это явился не кто иной, как Торннастор, диагност, заведующий лабораторией патологии.
      Выпучив глаза на Приликлу, он загудел:
      - Выйдите, пожалуйста. И вы, сестра. - Затем он обратил все четыре глаза на Конвея.
      - Я решил поговорить с вами один на один, - сказал Торннастор, когда Приликла и медсестра вышли. - Так как мои отдельные замечания будут касаться вашего профессионального поведения, я не хочу смущать вас присутствием свидетелей. Но начну я с добрых вестей. Нам удалось подобрать средство, останавливающее разрастание опухоли. Оно не только прерывает рост злокачественного образования, но и размягчает уже пораженные участки, а также регенерирует ткани и поврежденные сосуды.
      Черт побери, подумал Конвей, а вспух воскликнул:
      - Замечательное достижение! - И это было правдой.