Глава 15

Магара все еще сидела на сходнях, когда солнце скрылось за западным краем кратера. Она, словно сомнамбула, глядела, как быстро ползет по доскам тень, затем усилием воли заставила себя пошевелиться. Войдя в дом, она направилась к кристаллу. Тот все еще был красив, но теперь, не освещенный солнцем, уже не казался таким волшебным. Девушка подумала мельком, не попросить ли Иро выдумать способ сохранить эту красоту. А может, он уже когда-то пытался это сделать? Но, подумав про алхимика, Магара тотчас вспомнила его совет и принялась искать нужную книгу.

Решив сэкономить масло в лампе, Магара вышла с книгой на воздух. Хотя солнце в Тревайне садилось рано, света еще некоторое время будет вполне достаточно для чтения. Пролистывать книгу в поисках нужного отрывка Магаре упорно не удавалось — она то и дело натыкалась на любимые места, которые хотелось перечитывать и перечитывать. Но девушка мужественно переборола себя и принялась разыскивать упоминания о Неверне, затмениях и — просто так, на всякий случай — о знаке, который видела сегодня в озерной глубине. Но она ровным счетом ничего не находила и уже готова была отложить эту книгу и взяться за следующую, как вдруг внимание ее привлек короткий отрывок. Ей казалось, что она никогда прежде его не читала. Озаглавлен он был «Лабиринт Теней» — одно это заинтриговало Магару.

Далее старинным слогом повествовалось об испытаниях, которым Совет старейшин некогда подвергал ищущих правды в каком-либо деле. По велению магов одиноко стоящую башню окутало серое туманное облако, а внутри, в Лабиринте Теней, храбрецов поджидали различные испытания, из которых с честью мог выйти лишь тот, кто чист сердцем и на чьей стороне правда. Недостойные же долго блуждали по Лабиринту Теней, вскоре сбиваясь с пути и выходя из тумана почти там же, где и вошли, ничего не добившись. А башня терпеливо ждала того единственного, чистого сердцем, кто пройдет через все ее препоны. Именно тогда туманное облако должно было навек рассеяться…

«Интересно, есть ли в окрестностях Неверна башня?» — подумала Магара. От нее не ускользнула схожесть участи, постигающей недостойных в Лабиринте Теней, со злополучным блужданием в тумане Слэтона. Она отметила, что если верить древнему сказанию, то правда отчего-то не на стороне Слэтона…

Дальнейшее описание башни и таящихся в туманном Лабиринте опасностей было весьма отрывочным, и воображение Магары вырвалось на волю, сказка сочинялась сама собой. И тут девушка вспомнила, что нынче вечером в таверне Ньюберри Хьюитт играть не будет. Интересно, согласится ли хозяин таверны, чтобы вместо музыкантов посетителей развлекла сказочница? Потребности Магара имела весьма скромные, но частые гости, в особенности Бростек, периодически опустошали ее кладовые. Как раз сейчас что-нибудь съестное и немного денег в придачу ничуть бы ей не помешали. Но дело было не только в этом. Сказка, едва родившись, зажила своей собственной жизнью, она рвалась наружу, и Магаре ничего не оставалось делать, как срочно найти слушателей.

«Предпоследнее испытание почти истощило силы Мортена. Усталость тяжело давила на него, а когда он увидел, что дорогу преградил ужасающий великан-людоед, сердце его дрогнуло. Чудовище сторожило узенький мостик над провалом такой глубины, что дно его терялось во тьме. Пропасть была широка, и преодолеть ее иначе, нежели по этому шаткому сооружению, было невозможно.

— Чего ты хочешь за то, чтобы пропустить меня? — прокричал Мортен.

— Золота! — зарычал людоед, алчно сузив и без того крохотные глазки.

Мортен спиной чувствовал, что солнце уже клонится к закату. Если темнота наступит прежде, чем он достигнет заветной башни, все погибло. А золота у него и в помине не было. И все же…

— У меня есть то, чего тебе надобно, — сказал он. — Подожди здесь.

— Да я все равно никуда отсюда не сдвинусь, — презрительно рыкнул великан.

Мортен опрометью бросился туда, где оставил лошадь, и схватил тюк золотистой соломы. Героя обволокло вязкое облако тумана, словно заранее торжествуя свою победу. Между ним и башней повисла серая пелена.

Он быстро приоткрыл мешок, обнажив верхний слой соломы, и бегом возвратился к мостику. Завидев великана, Мортен сделал вид, что сгибается под непосильной тяжестью. Когда между ним и чудовищем оставалось всего несколько шагов, он опустил мешок на землю.

— Вот золото! Дай мне пройти — и оно твое! Но сперва мне надо умыться, ибо я не могу предстать перед любимой в таком виде.

Мортен искусно приоткрыл мешок, и лучи закатного солнца позолотили сухую солому. Глаза дьявольского создания сузились еще сильнее, когда Мортен направился прямо к небольшому озерку и принялся умываться, незаметно косясь на противника. Великан не сводил глаз с фальшивого золота…

Наконец случилось именно то, на что возлагал надежду Мортен, — алчность взяла верх над скудным разумом людоеда, и он бросился к мешку, спеша завладеть сокровищем. Мортен выжидал до последнего, потом метнулся в сторону мостика и ступил на шаткие доски, но вдруг споткнулся и лишь чудом устоял на ногах. Поневоле глянув в чудовищные глубины, он с трудом овладел собою и поспешил вперед.

Чудовище в ярости зарычало, обнаружив обман, но было оно чересчур неповоротливым, чтобы настичь врага. Обуреваемый адской злобой, великан швырнул ему вслед огромный булыжник, но промахнулся, и каменная глыба с гулом полетела в пропасть. А Мортен тем временем был уже вне опасности».

Взволнованные слушатели разом вздохнули с великим облегчением. Рассказчица же, прежде чем продолжить, сделала эффектную паузу.

«Стоило Мортену ступить на твердую почву, как провал, мост и людоед — все разом исчезло. И лишь эхо яростного рева чудовища еще какое-то время звенело в горах…»

И вновь Магара смолкла, давая возможность слушателям собраться с духом, прежде чем они узнают о последнем испытании героя. Сюжет выдуманной ею истории был таков: один надменный богач приказал покорным магам создать Лабиринт Теней, дабы испытывать там претендентов на руку его единственной дочери. Продажные маги, коих Магара намеренно выставила в самом что ни на есть невыгодном свете, устроили все так, чтобы среди претендентов были лишь люди, облеченные властью, да еще богатеи. Однако девушка, втайне от отца, сумела сдружиться с одним из волшебников. Этот маг оказался не совсем безнадежен, сохранив в душе остатки благородства. По его воле, лишь человек искренне любящий и верный мог пройти все испытания.

Посему, к величайшему сожалению властного отца, все до единого «достойные» претенденты провалили экзамен — кто из-за тупости, кто из-за алчности или чрезмерной самоуверенности. И пришлось ему в конце концов согласиться допустить до испытаний того единственного, кто искренне любил его дочь и кому отвечала она взаимностью. Именно Мортен, обладавший мужеством, искренностью и щедростью души, то есть как раз теми качествами, коих лишены были его предшественники, преуспел. Теперь ему предстояло последнее, самое страшное испытание.

«Мортен был уже совсем близко к заветной цели. Он ощущал присутствие любимой, но пока еще не видел ее. А прямо перед ним колыхался туман зловещего и неумолимого Лабиринта Теней. Было темно, словно во время солнечного затмения…»

Впервые за все время повествования Магара запнулась. Она собиралась сказать, что «было темно, как ночью», но помимо воли у нее вырвались совсем иные слова. Однако девушка быстро овладела собой и продолжала:

«Позади него никакого тумана не было и в помине — легче легкого возвратиться. Впереди же поджидали неведомые опасности — черные обрывы, невидимые чудовища, хитроумные ловушки… Пойти вперед означало всецело положиться на судьбу и доказать, что ради своей любви и высокой цели он готов рискнуть самой жизнью.

Солнце уже почти скрылось, а он все еще мешкал. Впервые сердце его ледяной рукой стиснул страх. Но вот слабый ветерок донес до него едва различимый аромат волос любимой. Это решило все. И Мортен бесстрашно шагнул во тьму. И словно растворился в ней — бестелесный, невесомый, одинокий…»

В таверне Ньюберри повисла гробовая тишина. Никто, казалось, даже не дышал.

«Сколько он проблуждал так и далеко ли ушел, Мортен не знал. Из туманного облака он выбрался лишь тогда, когда закончилось затмение солнца, и прямо впереди увидел башню, на стенах которой играли последние отблески заката. Мортен оглянулся и только тут разглядел, что прошел по узенькой, словно ниточка, каменной гряде. Сверни он с пути — и тотчас же разбился бы о камни, лежащие далеко внизу, где ревело яростное море, швыряясь клочьями белой пены.

С бешено бьющимся сердцем он отпер двери ключом, за который недавно сразился с драконом, и побежал вверх по винтовой лестнице. В самых верхних покоях башни, откуда видны были и земля, и океан, Мортен и Юлитта упали друг к другу в объятия, чтобы вовек не расставаться».

Первым зааплодировал Ньюберри, а Магара, смущенно улыбаясь, принялась кланяться. Кто-то пустил шляпу по кругу, и весело зазвенели золотые. Среди восторженных похвал слышались и просьбы продолжить, однако Магара вежливо, но решительно отказалась. Ей не терпелось добежать до дома.

Ведь, рассказывая свою сказку, она внезапно вспомнила, что видела-таки солнечное затмение, живя в кратере. Вот только было оно не на небе…

Глава 16

Магара поспешила домой, терзаемая волнением и дурными предчувствиями. Засветив лампу, девушка кинулась к кованому сундуку, где хранила свои старые платья. Перерыв все его содержимое до самого дна, она отыскала наконец то, что требовалось. Давненько не глядела она на старинное вышитое панно, что хранилось в сундуке, тщательно завернутое. Причиной тому было не только желание сберечь нежную вышивку, но и еще одно обстоятельство. В дополнение к основным своим талантам, коими прославилась она в Тревайне, Магара пыталась преуспеть и еще в одном искусстве — в вышивании. Но ни разу не удалось ей явить миру ничего подобного этому поразительному панно, которое привезла она из дому.

Дом… Давным-давно Магара, вспоминая Аренгард, даже про себя не называла его домом, а вот теперь ее одолевали воспоминания, которые пробудил в ее душе визит Слэтона. И былая уверенность в себе покинула девушку…

Осторожно развернув панно, она разложила его на полу, придвинула лампу поближе и стала внимательно разглядывать левый нижний угол полотна. Да, вот оно! Прежде она всегда считала, что вышитое солнце закрыто наползающей тучей. Теперь же не сомневалась: изображено солнечное затмение, и сверкающий ореол вокруг померкшего диска был тому неопровержимым доказательством.

Панно зачаровывало ее с самого детства, и интерес к этому шедевру сейчас пробудился с новой силой. Рисунок был тщательно продуман и выполнен в мельчайших подробностях с поразительным мастерством: каждый листик и лепесток, каждый зверь и птица, каждая капля росы и луч света казались живыми и реальными. Далеко не всякий живописец на такое способен. Древняя вышивальщица, редкая мастерица своего дела, обладала и дарованием истинного художника. Никто в точности не знал, сколько лет панно. Несомненно, это сокровище почиталось семейной реликвией многими поколениями предков Магары, и среди того немногого, что взяла она с собой, уезжая из Аренгарда, было и это чудо.

Панно представляло собой вертикальный прямоугольник, разделенный на четыре равные части, каждая из которых являла законченный пейзаж. В самом центре располагался небольшой веночек из полевых цветов. Всякий, глядя на эти пейзажи, сразу понимал, что все они как-то связаны между собой, но это отнюдь не мешало им быть совершенно разными. К тому же присутствовали тут и необъяснимые странности, и скрытые несоответствия. Солнечное затмение принадлежало к их числу. Хотя на небе, частично закрытое лунным диском или же облаком, без сомнения было изображено солнце, в водах озера мерцало отчетливое отражение лунного серпа. И, словно для того, чтобы усилить загадочность пейзажа, подле озера изображен был одинокий волк с поднятой вверх мордой. В детстве Магаре казалось, будто она слышит его вой…

«Ну, и что это мне дает? — размышляла Магара, но в голову ей лезла лишь навязчивая мысль о том, воет ли Тень на луну или на солнечное затмение. — Да-а-а, негусто…»

Сцена с затмением располагалась в левом нижнем углу панно, и Магара всегда считала ее последней из четырех. Девушка обратилась к началу в надежде, что картина в целом хотя бы что-то прояснит, по крайней мере теперь, когда она разглядела затмение.

Она всегда начинала разглядывать панно с верхнего левого угла по двум причинам. Не возникало сомнений, что на панно изображены четыре времени года, а первым из них была весна. Цветы распускались, деревья зеленели, к тому же мастерица ухитрилась изобразить переменчивость весенней погоды: дождь и солнце одновременно. Венчала сцену великолепная радуга. Были тут, однако, и странности, разглядеть которые мог лишь самый пристальный взор. Среди весенних цветов кое-где виднелись пушистые головки одуванчиков — крылатые семена вот-вот готовы были взлететь, подхваченные ветром, чего весной никогда не бывает. А дорожку в траве усыпали опавшие листья.

И все же ошибиться было нельзя — в верхнем левом квадрате изображена именно весна, а рядом, в правом углу панно, — лето. Тут солнце сияло в ослепительно-синем небе, луг пестрел цветами, а листва сочно зеленела. Сценка словно источала тепло. Но с яркими оранжевыми бархатцами, синим люпином и роскошными розами соседствовали стыдливые головки подснежников.

Внизу, в правом углу, красовался осенний пейзаж. Древесные кроны горели золотом и багрянцем, землю покрывал разноцветный ковер, ветви отягощали спелые плоды, на кустах алели ягоды, но вот на плакучей иве почки лишь набухали, а верба изукрашена была нежными светло-серыми барашками, словно ранней весной.

Цикл завершала зима. В прогале меж облаков виднелось солнце, полуприкрытое то ли лунным диском, то ли темной тучей. На земле лежал снег, а общая мрачность картины словно предвещала бурю. Деревья были голы, лишь кое-где зеленели кроны сосен. Изображение воющего волка усиливало впечатление. Но в самом центре снежной пустыни, почти незаметная на сверкающей белизне, вопреки здравому смыслу и законам природы, пышным цветом цвела белая роза.

Прослеживалась на панно и еще одна последовательность — на каждой из картин присутствовала женщина, изображенная в разные периоды жизни. Весной это было невинное дитя, самозабвенно бегающее по саду, — руки девочки широко раскинуты, темные волосы треплет ветер. Летом юная девушка, серьезная и очень красивая, но все еще полная невинной радости, склонившись, наслаждалась ароматом цветов. Осенью женщина в расцвете лет и красоты, величественная и спокойная, стояла выпрямившись, глядя на лебедя, пролетающего в вышине. А зимой седая старуха на закате своих дней в кресле занималась вышиванием. Магара не сомневалась, что это был портрет самой мастерицы, а все прочие — ее воспоминания о былом. Что побудило ее посвятить столько времени и сил кропотливому труду? И откуда эти очевидные странности в обычных на первый взгляд пейзажах? Магара давно искала ответ на эти вопросы, но оставалась ничуть не ближе к разгадке, чем тогда, когда впервые взглянула на это чудо. Может быть, где-то есть ключ к разгадке, которого она не замечала прежде?

Магара отметила и другие закономерности. К примеру, положение солнца и особенности пейзажей. Первые два, несомненно, располагались неподалеку друг от друга. И хотя все эти пейзажи были различны, девушка склонялась к мысли, что где-то существует место, откуда видны все четыре. Некоторые совпадения ландшафта лишь укрепляли ее в этом мнении.

Например, на весенней картинке слева направо бежал ручеек. На границе с летним пейзажем он пропадал, а затем появлялся снова, почти в той же точке. Казалось еще, что сосны на осеннем и зимнем пейзажах — это участки одной и той же рощи. Таких доказательств находилось тут пруд пруди, причем порой доказательств куда более основательных. Летом солнце висело низко над горизонтом, а картина полна была чистых красок, возможных в природе лишь на рассвете, значит, мастерица, а вместе с ней и зрители смотрят на восток. Осенью солнце вновь было низко, но небо расцветили закатные краски, следовательно, на сей раз вышивальщица глядела на запад. Догадку эту подтверждал гусиный клин, летящий высоко в небе справа налево, несомненно, на юг. А куда еще могли лететь перелетные птицы в это время года?

Оставшиеся два пейзажа, исходя из этой логики, были северным и южным, однако положение солнца не позволяло сориентироваться. На весеннем пейзаже оно стояло высоко, и с любого направления смотрелось бы практически одинаково. Зимой же странное померкшее светило тоже почти достигало зенита, но задача значительно затруднялась, ведь в озере отражалось не солнце, а луна. Но Магара, приметив крошечную деталь в самом уголке: маленький гусиный клин, как бы улетающий прочь от зрителя, — все же решила, что вид на север, ибо логично было предположить, что гуси по весне летят с юга на север.

Кроме последовательности времен года, существовала еще и другая, на первый взгляд не совпадающая с первой. Полдень, восход, закат, снова полдень — или полночь, если в водах озера отражается луна. Сколько ни ломала девушка голову, так и не усмотрела тут логики. Так же, как и в последовательности изображения сторон света: север, восток, запад, юг. Понятно было бы, если б художница «путешествовала» по стрелке компаса в каком-либо одном направлении: например, север, восток, юг, запад, так ведь нет же! Но хотя Магара и не могла разгадать этой шарады, мелкие детали картины были столь захватывающими, что девушка охотно прощала древней вышивальщице некоторую непоследовательность. И правильно делала, ибо, если приглядываться, то непоследовательностей тут было величайшее множество.

Помимо растений, цветущих и плодоносящих вопреки законам природы, кое-какие детали оказывались далеко не столь невинными, каковыми казались на первый взгляд. Среди весенних колокольчиков резвились дикие кролики, не обращая никакого внимания на распушившую хвост лисицу. Рыжая хищница играла вместе с ними на солнышке и, похоже, в свою очередь не видела в таком соседстве ничего странного. Прямо в центре летнего пейзажа высилось полуразрушенное каменное строение цвета золотистого меда. Пустые оконные проемы и арки заросли плющом, а садовые скульптуры были низвергнуты с пьедесталов, разбитые, казалось, чьей-то жестокой рукой. В центре внутреннего дворика виднелся узорчатый бассейн. Над водной гладью, покрытой кувшинками, застыла в полете золотая рыбка. В самом центре бассейна располагался фонтан, и, невзирая на общее запустение, из него била кристальная струя. А высоко в небе парил яркий зимородок.

На осенней картинке низко летящий лебедь направлялся в сторону, прямо противоположную маршруту гусиной стаи, но это не казалось таким уж важным. В самом ли деле зимой лебеди улетают в теплые края? Магара не знала точного ответа на этот вопрос, но всегда жалела, что это прекрасное крылатое создание одиноко: ведь лебединая пара сочетается браком один раз и на всю жизнь. А подле ног женщины в траве бродило несколько разноцветных уточек, что было тоже странно, ведь на осенней картинке, единственной из четырех, не усматривалось никакого водоема. Но самой вопиющей странностью было тут изображение белки. Зверек висел вниз головой, уцепившись за огромное красное яблоко, и самозабвенно грыз сочный плод. Рано или поздно белка непременно должна была доесть яблоко и неминуемо свалиться вниз. Магара никогда в жизни не видела, чтобы белки вели себя столь абсурдно.

На весенней же картинке в самом центре буйства жизни виднелось мрачное серое надгробие. Именно эта деталь привлекла внимание Магары тотчас же вслед за солнечным затмением. То, что напоминание о бренности бытия вклинивалось в торжествующий гимн жизни, было достаточно странным. Куда уместнее выглядел бы могильный камень, вписанный в мрачноватый зимний пейзаж. Но, возможно, дряхлая художница, чувствуя приближение неминуемой кончины, прибегла к тонкому художественному приему — изобразила маленькую девочку беззаботно пляшущей подле могилы, даже не подозревая о скоротечности жизни…

Очередная тайна заключена была в надписи, едва различимой на сером камне. Она гласила:

НЕ ВЕРЬ СНАМ

И время вечно

В детстве и ранней юности Магаре эта странная эпитафия не представлялась загадочной. Что, в сущности, загадочного в призыве воспринимать смерть как сон? Однако на этот раз, приглядевшись, девушка поразилась странному расположению букв: интервалы между словами практически отсутствовали, да и во второй строке заглавной была лишь первая буква. А в верхней строчке словно полустертый мягкий знак напоминал… Он напоминал букву «Н»! Может быть, именно это и есть ключ к разгадке? Мысленно перенеся заглавную «И» в первую строчку, изумленная Магара прочла вслух: «Неверн с нами, время вечно».

Неужели давняя ее прародительница-вышивальщица зашифровала в этой удивительной эпитафии название «Неверн»? А недавнее явление Слэтона с известиями об этом канувшем в небытие месте?.. Полно, да простое ли это совпадение? Неужели древняя вышивальщица все еще пребывает там, где «время вечно»? Связано ли с панно неким мистическим образом исчезновение Селии? И связана ли вся совокупность этих загадок с участившимися солнечными затмениями?

Было уже далеко за полночь, когда Магара силой заставила себя оторваться от вышитых пейзажей и лечь в постель. Уже смежая усталые веки, она подумала, что если она всерьез задумала отыскать ответы на все эти вопросы, то ей придется самой отправиться в Неверн…

Глава 17

Магара проснулась очень рано и, зябко поежившись от утренней прохлады, свернулась калачиком. Давешние догадки казались ей теперь притянутыми за уши и совершенно нелепыми. Она лежала, полусонная и измученная, и лениво размышляла. У нее нет решительно никаких серьезных причин, чтобы срываться с места и устремляться в неведомый Неверн, ведь даже сумей она отыскать его, неизвестно, как все сложится дальше… И все же ощущение, что стоит хотя бы попытаться, не покидало ее.

«Но чего я добьюсь? — спрашивала она себя. — Допустим, я туда попаду…» Она помнила, что хоть Селии и удалось проникнуть в таинственную лощину, никто с тех пор ни слова более о ней не слышал. «А вдруг мне удастся помочь ей?» Магара показалась самой себе столь нелепой в роли бесстрашной избавительницы, что даже рассмеялась. «Полно, да способна ли я вообще что-то сделать — в Неверне ли или еще где-нибудь, чтобы прекратились эти затмения? Так для чего же копья ломать?»