Глава 22

Никому из них прежде не приходилось видеть столь полного солнечного затмения. В небе мерцала лишь тонкая алая корона. Весь мир погрузился в непроглядный мрак. Лица всадников обращены были к небу, Лисле, не умолкая, кричал, а Слэтон тщетно пытался его успокоить. Широко распахнутые светло-лиловые глаза юноши неотрывно глядели на небольшую рощицу в сотне шагов от отряда. Слэтон силился разглядеть там хотя бы что-нибудь, не понимая, чем так напуган мальчик. И вот среди смутных теней он уловил слабое алое сияние.

— Смотрите! — вскрикнул Слэтон, указывая в сторону рощицы. — Вон там!

Варо и Бростеку оказалось достаточно бросить беглый взгляд на алый отблеск, чтобы все понять. Они пришпорили лошадей. Остальные последовали за ними. Доскакав до рощицы, Варо соскочил с седла и, выхватив меч, бросился в чащу. Бростек — за ним. Остальные чуть поотстали. Слэтон и Лисле не слезали с коня, юношу била крупная дрожь.

Шагах в двадцати от опушки, в глубине рощицы, обнаружилась небольшая поляна. В самом ее центре стоял человек в какой-то странной застывшей позе. Его синие одежды, непокрытая голова и раскинутые руки светились алым светом, точно таким же, как и солнечная корона. На груди у него висела подвеска в форме сильно вытянутой буквы «М» с горизонтальной чертой внизу. Это был один из зловещих символов, вселявший ужас в сердца людей, хотя бы раз его видевших. Человек-нож что-то злобно выкрикивал, лицо его исказила яростная гримаса. В отличие от презрительного и спокойного взгляда человека-ножа из Грассмейра, в глазах этого метались страх и злоба.

Завидев вооруженных мечами воинов, он яростно зарычал, и, казалось, самый воздух содрогнулся от ужаса. Ноги всех, за исключением Варо, приросли к земле, но даже ему удалось сделать всего несколько неверных шагов. Тело его словно свинцом налилось, а руки и ноги вовсе перестали повиноваться. С его друзьями творилось то же — все окаменели. Они бранились и пытались ринуться в бой, но тщетно. Варо терпеливо ждал, скованный по рукам и ногам, а в душе у него закипала холодная ярость.

Глаза человека-ножа перебегали с одного воина на другого и вот наконец остановились на чем-то у самого края поляны. Страх его заметно усилился, и в воздухе зазвучали еще более устрашающие заклинания. Но что это? Казалось, он силится высвободиться из неких незримых пут, внезапно сковавших его движения. Пронзительные глаза его устремлены были в одну точку, где-то там, у края поляны…

Лисле закричал. Крик этот был совершенно нечеловеческим — одна-единственная бесконечно длинная нота, сама воплощенная боль… Музыка безумия! Когда поляну огласил этот вопль, каждый из воинов ощутил, что столбняк отпустил его тело. Для одного из них этого мгновения оказалось довольно, чтобы начать действовать. В воздухе просвистела стрела, пущенная метким Соколом, прочертив во тьме алую черту. Человек-нож предпринял запоздалую попытку отвести удар, но стрела угодила прямо ему в плечо. И на этот раз вонзилась в настоящую, живую плоть. Фигура в синем дрогнула. Человек-нож схватился за раненое плечо, но продолжал яростно выкрикивать заклинания, чтобы парализовать врагов, однако чувствовалось, что это дается ему все с большим трудом.

Из темноты донесся отчаянный хриплый крик Кередина:

— Пой, Лисле! Пой!

И юноша принялся, не умолкая, кричать — или петь? Голос его то звенел, едва не срываясь на визг, то звучал глуше и ниже… Все, кто слышал это пение, задрожали, однако на человека-ножа оно возымело самый что ни на есть волшебный эффект. Остатки самоуверенности покинули его, он отчаянно закричал, шаря глазами вокруг в поисках жертвы. Потом поднял здоровую руку и указал ею на Варо. Воины, внезапно обретя вновь способность двигаться, готовы уже были броситься на выручку, но обнаружили, что кое-кто их опередил.

Из темноты вынырнула Тень и стремительно, словно воплощенная ярость, кинулась на врага. В тот самый миг, когда из кончиков пальцев устремленной в сторону Варо руки человека-ножа вырвались голубые струи огня, страшные волчьи клыки сомкнулись на шее чудовища. Едва не сбитый с ног, человек-нож пошатнулся, и тонкие, словно иглы, голубые лучи пролетели мимо цели, воспламенив сухие сосновые иголки. Раздался отчаянный крик боли.

Человеку-ножу удалось сбросить с себя разъяренного зверя, хотя глубокие укусы на шее обильно кровоточили, и колдун изготовился для новой атаки. Но он снова опоздал. Свободный теперь Варо взмахнул мечом — клинок просвистел в воздухе, словно коса самой неумолимой Смерти, — и наотмашь рубанул по шее врага. Удар оказался сколь силен, столь и меток. Голова человека-ножа отделилась от плеч и взлетела в воздух. Тело несколько мгновений еще стояло, словно не зная, что делать дальше, но вот алое свечение вокруг него померкло, и оно мешком осело на землю. Мгновение спустя о землю с глухим стуком ударилась и голова…

Солнце засияло вновь, но осветило оно ужасающую картину. Из страшной раны во все стороны хлестала кровь. Варо в единый миг вымок до нитки. Вскоре вся поляна тонула в крови, но поток все не иссякал, это был настоящий кровавый потоп. Присутствующие в ужасе отшатнулись, а страшный гейзер все продолжал орошать землю красным дождем. Казалось, сама земля кровоточит. Когда же кровь наконец перестала хлестать, люди стояли чуть ли не по колено в алой жиже. Все задыхались от удушливого зловония. А глаза отсеченной головы с укором глядели на убийцу…

Дерево, занявшееся пламенем, все еще дымилось, но огонь уже потух. Кервин, заслонивший Варо от адского огня, был мертв. В пустых глазницах запеклась кровь, а тело обгорело почти до неузнаваемости. Когда люди понемногу оправились от потрясения, они оттащили труп товарища прочь от залитой кровью поляны и, не произнося ни единого слова, принялись готовить останки к погребению.

Варо стоял в одиночестве, взирая на поляну. Лицо его по-прежнему не выражало никаких чувств, но казалось, он не может сдвинуться с места. Бростеку пришлось чуть ли не силком увести его. И они вдвоем молча направились на поиски ручья, чтобы смыть с себя кровь. Некоторое время спустя, немного приведя себя в порядок, они возвратились к остальным. Слэтон и Лисле уже успели спешиться. Вопль Лисле оборвался в тот самый миг, когда человек-нож был повержен, — юноша мгновенно лишился чувств. Слэтону чудом удалось не дать ему упасть, потом кто-то помог им… Когда юноша пришел в себя, в глазах у него еще металась тень беспомощности и страха, но он был почти спокоен, даже слабо улыбнулся.

— Быстро же он оправился, — восхищенно пробормотал Вильман.

— У него и память не такая, как у нас, — объяснил Слэтон. — Сейчас он чувствует себя так, словно всего этого, — он указал в сторону поляны, — никогда не было.

— Здорово это у него вышло, — одобрительно сказал Бэйр.

— А как ты догадался, что Лисле должен петь не умолкая? — спросил Варо у Кередина.

— Мне уже приходилось видеть, как при помощи заклинаний людей парализуют, — объяснил бывший волшебник. — Правда, на такое способны были лишь самые могущественные из моих… м-м-м… коллег, да и то им удавалось совладать лишь с одним противником.

Столь будничные рассуждения о магии и волшебстве в другое время вызвали бы саркастические усмешки, но не теперь, когда все на собственной шкуре испытали силу черного колдуна.

— Существует теория, что разум любого человека является частью таинственной Сети, — продолжал Кередин, — Сети, которая охватывает весь мир. И если кто-то обладает силой, способной управлять Сетью, то вполне может воздействовать на любой разум, а через него и на тело.

— Но как же Лисле? — изумился Варо. Остальные молча обдумывали странные слова бывшего волшебника.

— Очевидно, в разуме Лисле есть нечто такое… А возможно, наоборот, нет чего-то… Слушайте, так я запутаюсь. Словом, он отличается от обычных людей, и этому гаду не удалось с ним сладить, как с остальными. Или на это потребовалось бы слишком много сил… Но одно мне совершенно ясно: Лисле чем-то страшно испугал человека-ножа, и мы все почувствовали, что вновь обретаем способность двигаться, когда мальчик закричал.

Я просто вовремя это понял и поспешил воспользоваться…

— Ты быстро соображаешь, — вставил Росс.

— А ты, Сокол, быстро двигаешься, — подхватил Райкер. — Это был добрый выстрел.

— Нет, — сокрушенно покачал головой лучник. — Добрый выстрел поразил бы его в самое сердце. И Кервин остался бы жив…

— Ну, это еще неизвестно, — твердо сказал Бростек. — Ведь мы не знаем, что это за магия…

— Кервину просто не посчастливилось, — объяснил Кередин. — Вспышка, убившая его, была последним злом, на которое оказался способен этот маг.

— А почему на сей раз стрела не прошла сквозь его тело, как в Грассмейре? — спросил Варо, терзаемый смутными догадками.

— Мне бы самому хотелось это знать, — вздохнул Кередин.

— Может, из-за затмения? — предположил Росс. — Вокруг солнечного диска была алая корона, а этот синий светился тем же светом…

— Да, здесь, должно быть, есть связь, — согласился Бростек. — Но вот отчего он вдруг сделался уязвимым?

— Какая, к черту, разница? — воскликнул вдруг Вильман. — К чему головы ломать? Важно то, что с одним мы разделались! И должны торжествовать!

— Однако у нас остается еще полдюжины, — урезонил его Варо. — Когда все они окажутся мертвы, тогда и будем торжествовать.

— И все же это куда больше, чем все, чего мы добились до сих пор, вместе взятое, — угрюмо пробурчал Вильман.

— Тогда мы всласть повеселимся, прежде чем уложим последнего! — воскликнул Райкер, бешено сверкая глазами. — Видели, как летела его башка? — И он очертил в воздухе дугу.

Варо решительно повернулся и ушел прочь. Поколебавшись, Бростек последовал за ним, предоставив остальным всласть поспорить. Он нашел Варо на краю страшной поляны оцепеневшим от изумления. Бростек проследил направление его взгляда и сам онемел. Тело человека-ножа за короткое время превратилось в иссохший, совершенно истлевший скелет, в котором лишь с великим трудом удавалось распознать человеческие останки. Но это было сущим пустяком в сравнении с другим чудом. Поляна, прежде красная от крови, оказалась совершенно чиста, словно тут ровным счетом ничего не произошло.

Ночью Кередин проснулся оттого, что кто-то осторожно, но настойчиво тряс его за плечо. Увидев в глазах Лисле странноватый огонек, бывший волшебник почувствовал, как ему сделалось не по себе.

— Чего тебе, мальчик? — шепотом спросил он. Лисле лишь отчаянно затряс головой и потянул бывшего чародея за рукав. Кередин поднялся, завернулся в одеяло и пошел за Лисле к почти догоревшему костру. Бэйр и Лангель, которые стояли на посту, тотчас же присоединились к ним.

— Что стряслось? — изумленно спросил Бэйр.

— Не знаю, — растерянно ответил Кередин. — Лисле меня разбудил. Ему что-то надо…

Юный музыкант слегка дрожащей рукой указал на мерцающие угли, потом вскинул вверх руки и как-то странно загудел. Как ни причудливо было это зрелище, по поводу его значения двух мнений быть не могло.

— Тебе нужно пламя? — для верности спросил Кередин.

— Играть, — сказал Лисле, энергично кивая. — Играть!

— Разбудите Варо и Бростека, — шепнул Бэйр. — Быстро!

Лангель поспешил прочь.

Лисле взял свою лютню, сел на землю, скрестив ноги, и выжидательно взглянул на волшебника. Затем устремил взгляд на догорающие угли. Варо, Бростек и Слэтон, который тоже проснулся, вскоре собрались вокруг костра, тихо перешептываясь и теряясь в догадках.

— Я не пойму, в чем дело, — объявил Кередин. — Лисле понадобилось пламя. — Он совершенно справедливо не счел нужным никому напоминать, как все было в прошлый раз. — Видимо, для него это чрезвычайно важно.

— Так действуй! — сказал Варо, в глазах у которого не было и тени сонливости.

Кередин исполнил свой дежурный трюк, который в шутку именовал «гвоздем программы». Из груды полусгоревших поленьев вырвались оранжевые языки. Когда вокруг заплясали отблески огня и тени, Лисле стремительно пробежал пальцами по струнам. В этой странной мелодии не нашлось места ни гармонии, ни ритму, однако сама по себе она была прекрасна. К изумлению зрителей, пламя отвечало музыканту. Поначалу оно словно съежилось, потом застыло. Создавалось жутковатое впечатление остановленного мгновения. Лисле продолжал играть, то быстро, то медленно, извлекая из лютни то дивные созвучия, то явные диссонансы, а зачарованное пламя, казалось, послушно принимало ту или иную форму. Вдруг прямо в воздухе замерцал огненный шар, тотчас же став ярко-синим.

— Затмение! — выдохнул Лангель.

Но вот под синим солнцем постепенно стала вырисовываться целая картина. Изумленным взорам предстал миниатюрный зеленый холм, на вершине которого высилась серая башня. Верхушка башни явно была разрушена, хотя остальная часть оставалась нетронутой. В небе кружилась стая потревоженных птиц — крошечные черные точки… Картина была настолько реальна, что, казалось, протяни руку — и коснешься башни. И вдруг все пропало. Лишь пылало пламя, в котором теперь не было ровным счетом ничего необычного. Над полянкой вновь повисла ночная тишина.

— Сыграл, — удовлетворенно сказал Лисле. — Сыграл…

Он поглядел с надеждой на Кередина, потом на Варо и Бростека, словно ожидая ответа.

— По-твоему, мы должны поехать туда? — спросил Варо.

Лисле закивал. На лице его попеременно отражались то радость, то страх.

— Ты хочешь сказать, что следующее затмение произойдет именно там? — рискнул предположить Бростек.

Лисле лишь устремил на него широко распахнутые глаза.

— Кто-нибудь узнал это место? — спросил Варо, оглядывая товарищей.

— Похоже на Джорданстоун, — предположил Бэйр, — но когда мы в последний раз заезжали туда, башня была цела. А эта полуразрушена…

— Да, теперь я вспомнил, — кивнул Варо. — Какие-нибудь еще мысли у вас есть?

— Может, это Аберр… — неуверенно промямлил Лангель.

— Нет. Хоть эта башня и похожа на тамошнюю, но вокруг той множество других построек, — возразил Бэйр. — Джорданстоун — единственное место, где на холме стоит такая вот одинокая башня. Пойду-ка принесу карту. Может, Лисле и тут поможет…

Однако Лисле либо не увидел на карте нужного места, либо просто не знал, что такое карта. Мельком взглянув на нее, он тотчас же утратил к ней всякий интерес и стал вглядываться в огонь. Он вновь озабоченно указал на него, что-то невнятно бормоча. И Бэйр сдался.

— Ну и что будем делать? — спросил Бростек.

— Едем в Джорданстоун, — твердо ответил Варо. — И чем скорее мы доберемся туда, тем лучше…

Глава 23

Джорданстоун лежал на юго-западе, не более чем в двадцати лигах от того места, где они остановились. Однако прямой дороги туда не было, путь пересекали два горных хребта, непреодолимые для лошадей, и приходилось делать большие крюки. Поскольку никто толком не знал здешних дорог, двигался отряд медленнее, чем хотелось бы. Люди Варо поторапливались как могли и все же к вечеру второго дня пути так и не достигли цели своего похода. Бростек дал волю гневу, ведь он знал, что башня где-то совсем близко, но Варо оставался спокоен. Он невозмутимо приказал разбить лагерь, прекрасно понимая, какими роковыми последствиями грозит попытка преодолеть опасные скалы в темноте, пусть осталось всего несколько миль.