- Ты че плачешь? А ну перестань! - Посадил ее на диван, сел рядом; Борис пристроился с другой стороны.
      - Это я от радости... Когда сидела, привязанная к табуретке, думала никогда больше вас не увижу. А ночью сон нехороший приснился. Будто вас поймали и хочут казнить...
      - Успокойся и расскажи нам, как все это случилось, - попросил Ванько. Тетя взяла на руки "сынулечку" и Федя тоже приготовился слушать.
      - Да как... Шли через станцию, Тома впереди, а я немного сзади. Напротив базарчика немец: подозрительно так уставился на меня, а потом хвать за косу! Рассматривает монисто и что-то белькочет. Сердито, аж в лице меняется... Притащил меня в тот домик, а там еще один. Снял монисто, показывает ему, а тот и себе - как психанул, думала сожрет живьем. Потом прикрутили меня к стулу, один куда-то ушел и через некоторое время вернулся с начальником.
      - Привел, видать, незадолго до нашего появления?
      - Да, их не было долго... Сижу ни живая, ни мертвая. Проволка повпивалась, сперва было больно, а потом тело как занемело, перестала чуйствовать. Не знаю, что им от меня нужно, в голове всякие страшные мысли. Что вы меня выручите, я ведь уже и не мечтала... Этот, третий, сразу начал выспрашивать, он немного понимает по-нашему, где, мол ты взяла это? Монисто, значит. Кто, говорит, тебе его дал. А я видела, как они сравнивали цвет с теми проводами, что у них. Догадалась, что Борьке и всем вам грозит опасность и решила правды не говорить. Нашла, говорю, на станции. Когда? спрашивает. Кто еще был при этом? Где живу, добивался. Сперва по-хорошему, уговаривал, а когда увидел, что я забрехалась, стал кричать, бить по лицу... Грозил сделать из меня какой-то биштек.
      Вера снова заходилась хныкать и тереть глаза.
      - Не плачь, - сказал Ванько в утешение, - я за тебя отомстил: наварил ему на голове такую шишку, что нескоро забудет.
      За ночь следы от побоев не сошли, напротив: четче обозначились синяки; нос и губы все еще были припухшими. В таком виде, как Ванько и предполагал, ей попадаться на глаза посторонним было нельзя.
      Под вечер Федя с Борисом засобирались домой, а Ванько - на тамарин край: проведать Сережку и заодно забрать из сарая винтовочные патроны, так как порох, столь необходимый при добывании огня, давно закончился.
      - Заночевали б вы у меня, - предложила тетя. - А то мы все одни да одни, сыночку моему скушно. А завтра все вместе и пойдете.
      Ее горячо поддержала Тамара, и ребята остались.
      С н е г шел недолго и к вечеру наполовину стаял. Снова стало серо, неуютно и сыро. На макушках деревьев покачивались на ветру голодные вороны и мрачно, пронзительно каркали. На унылых улицах не попадалось ни взрослых, ни детворы.
      В соседнем со спиваковским дворе Ванько увидел женщину и подростка, пиливших на козлах какую-то ветку от фруктового дерева. Заметив приближающегося к ним человека, женщина перестала дергать поперечку, малец тоже обернулся в его сторону. Вдруг он сорвался с места и с криком "ура! Ко мне друг пришел! " бросился к Ваньку. С ходу растопырив ноги, чтоб не вымазать обувью, сиганул ему на грудь. Гость подхватил его, подбросил выше себя, поймал и поставил на ноги.
      - Ну, здорово, дружище! - осторожно пожал ему ладошку. - Вот, выполнил обещание - пришел к тебе в гости. Не ожидал?
      - Не-е... Я думал, что ты обманул.
      - Ну, брат! Друзья не обманывают.
      Подошли к улыбающейся матери. Это была моложавая, приятной наружности женщина лет тридцати.
      - Здравствуйте, Елена Сергеевна! - Ванько высвободил руку - мальчуган терся о нее лицом, словно игривый котенок - и протянул матери. - Меня зовут Иваном.
      - Вы, видимо, тот самый молодой человек, что помог Сереже вернуть карандаши?
      - Был такой случай... Вы, теть Лена, обращайтесь ко мне на "ты", а то неудобно: я всего на пяток лет старше вашего сына.
      - В самом деле? А по виду не скажешь. Ну, пройдемте в хату...
      - Давайте сначала допилим, а то получается, что я вам помешал.
      - Можно и так. У нас совсем нечем стало протопить. Сережа все сухие ветки в саду поспилил, теперь вот старую яблоню решили пустить на дрова. Да только она нам не очень поддается, - посетовала она на житейские трудности.
      Ванько осмотрел поперечку: развод имеется, а вот зубья давно забыли, что такое напильник.
      - Да, с нею сильно не разгонишься... У вас напильника треугольного, случайно, не найдется?
      - Найдется! Наш папа столяром был, у него всяких напильников навалом, доложил Сережа. - Мам, можно, я поищу? - И он убежал.
      - А колун у вас имеется? - Ванько заметил кучу потемневших от времени чурбаков, сложенных в сторонке. Они со всех сторон общипаны были топором; поколоть - у хозяев, похоже, не хватило силенок.
      - Есть и колун... - Елена Сергеевна покосилась на кучу. - Но они такие суковатые, что им и ума не дашь...
      - Ну, это мы еще посмотрим, скажи, Серега? Притащи-ка колун!
      - Ты, мама, даже не представляешь, какой он сильный! - отдавая напильник, воскликнул малец. - Он их в щепки раздербанит.
      Действительно, не прошло и двадцати минут, как чурки "раздербанены" были на мелкие полешки. Дрова снесли в сарай и сложили в штабель.
      - Это ж надо! - радовалась хозяйка. - Даже не верится: не было ни дровинки и вдруг - целый кубометр! Спасибо тебе, сынок, преогромное!..
      - Ерунда, теть Лена, не стоит благодарности.
      Наточив пилу, которая пока не понадобилась, прошли в хату. Здесь в углу над столом с точеными ножками мерцала слабая лампадка, освещая икону с наброшенным вышитым рушничком. Ее света было достаточно, чтобы заметить образцовый порядок в обстановке комнаты. Оставив обувь у порога, присели на лавку с ажурными спинками, свидетельствовавшими, что ее создатель - это, видимо, был отец - любил и знал свое дело.
      Мать заходилась мыть под рукомойником ботинки, а у ребят завязался оживленный разговор.
      - Мама, он останется у нас и ночевать! - с радостью сообщил Сережа, когда она, закончив, вытирала руки.
      - Вот и хорошо: на дворе уже стемнело. Сейчас приготовлю вам поужинать.
      - А че это у вас такой свет, тоже керосин кончился? - поинтересовался гость.
      - Уже забыли, как он и пахнет... Спасибо бабушке: она у нас верующая, припасла масла лампадного. Но тоже уже мало осталось.
      - Мы его экономим, - добавил Сережа. - Токо с вечера светим, и то недолго.
      - А как с огнем, у тебя есть кресало?
      - Не-е... Бегаю к соседям за жаром. Знаешь, как надоело!.. Принесу в чугунке, а после с мамой дуем-дуем, пока пламя загорится. У меня так аж голова кружится и в глазах темнеет.
      - И с огнем беда, и куда ни кинь - всюду одни беды... Позови, сынок, бабушку, будем ужинать.
      Сережа вышел в соседнюю комнату и вскоре вернулся, таща за руку старуху (та, видимо, шла без особого желания). Ванько поднялся, поздоровался легким поклоном.
      - Здравствуй... Ты, детка, чей же будешь? - Она подошла ближе, подслеповато щурясь.
      - Он, бабуля, живет далеко, ты его не знаешь! - объяснил внук громко, поскольку бабка была, похоже, глуховата. - Помнишь, я о нем рассказывал? Он пришел в гости специально ко мне!
      Сославшись на отсутствие аппетита, бабуля вернулась обратно. Проводив ее, Елена Сергеевна присоединилась к ужинающим и сама. Поглядывая на ребят, улыбалась довольно: приятно было видеть горячую привязанность сынишки и то, что гость ведет себя с ним на равных, слушает его с неподдельным вниманием. Ужиная, они в то же время рассматривали рисунки, поворачивая их к тощему свету лампадки.
      - Мам, сделай нам свет поближе, а то плохо видать! - попросил художник, довольный похвалами друга.
      - Вы бы, сынок, отложили это дело до утра, - посоветовала она. - Не дай бог, погаснет - останемся и без такого. А мне еще и со стола убирать, и постели стелить.
      - И правда, Серега, - завтра и досмотрим, - поддержал ее Ванько. - Но скажу тебе честно, я уже убедился: получается у тебя классно! Мне в жисть так не нарисовать. Молодец, из тебя получится настоящий художник. - Отложив альбом, обратился к матери: - Теть Лена, в прошлый раз из слов Сережи я понял, что вы со Спиваками были добрыми соседями...
      - Они были милые и скромные люди. Причин для ссоры не возникало, сказала она, вздохнув. - А вы с Тамарой, выходит, были школьными друзьями?
      - Учились в одной школе. Вам о ней что-нибудь известно?
      - Их с отцом забрали в полицию. Не знаю, как уж получилось, но отец застрелил полицейского. Мы надеялись, что там разберутся и девчонку отпустят, но вместо этого следующей ночью увезли и мать с малышом. Потом слух прошел, что родителей казнили... А что сталось с Тамарой и братиком никто не знает.
      - Так я рад вам сообщить: они с Валерой живы и здоровы.
      - Что ты говоришь! - встрепенулась Елена Сергеевна. - Ты их видел?
      - Перед тем, как идти к вам. От Тамары вам большой привет.
      - Спасибо... А я все эти дни сама не своя: что с ними, бедняжками, сталось? Их что, отпустили?
      - Как же! От фашистов дождешься... - И Ванько рассказал то, что уже известно читателю.
      - Я слов не нахожу, чтобы выразить, как ты меня обрадовал! - заметила она под конец. - Прямо камень с души... Спасибо тебе и от меня.
      - И от меня тоже! - вставил Сережа.
      - Еще я беспокоилась, что не смогу передать кое-что из их барахлишка да вещичек. Клава - это их маму так звали - как чувствовала, что придут и за нею. Попросила сложить все это в узел и сохранить. Надеялась, сердешная, что деток не тронут.
      - Мы с ребятами тоже надеялись, что ее, такую больную, оставят в покое, - сказал Ванько. - На другой день утром пришли узнать, но...
      - Сережа говорил, что ты и во двор заходил.
      - От него я узнал, что ночью приезжали на машине, можно было и не ходить. Но Тамара сказала, что в сарае спрятано кое-что, представляющее для нас интерес.
      - А что это такое? - тут же заинтересовался пацан.
      - Кой-какие боеприпасы.
      - А почему мне не показал?
      - Времени было в обрез. Кроме того, на соседней улице ждали товарищи и переживали, не попал ли я в засаду. Теть Лена, тогда у них возле сарая лежало несколько срубленных акаций. Они еще там, не знаете?
      - Бревна лежат, я видел вчера, - сообщил Сережа. - А кизяки уже кто-то забрал. И стекла из окон вытащили.
      - Я встану пораньше, так вы не обращайте внимания. Схожу в сарай, заберу остальное.
      - Тоже боеприпасы? - поинтересовался сосед.
      - Не только. Там есть кое-что и для тебя. Пока не скажу, что; пусть это будет сюрпризом.
      - А что такое "сюрприз"?
      - Ну, вроде подарка. Этот, как его, Гаврюха, кажется, - он тебя больше не задирал?
      - Не-е! Он теперь меня боится трогать.
      - Давайте, ребятки, заканчивать разговоры, пора ложиться спать, напомнила мать. - А то скоро и с вечера нечем будет посветить.
      - Да и я собирался встать еще до рассвета. Надо с этим узлом выйти затемно, а то примут за вора, - поддержал ее Ванько видя, что малец с доводами матери не согласен.
      - Тогда, чур, с тобой буду спать я! А ты, мама, иди к бабушке на печь.
      - Хорошо, сынок, так и сделаем, - улыбнулась та.
      Незадолго до рассвета Ванько проснулся (умел делать это без помощи будильника), оделся и бесшумно вышел во двор. В сарае без труда нашел место, где зарыт противогаз и подсумки с патронами. Отвинтив маску, ее и обоймы сложил в сумку, остальное зарыл обратно. Выйдя, приподнял акациевый хлыст тот оказался ему под силу. Все пять бревен перетаскал во двор - классные будут дрова! Управился затемно. Вернувшись в хату, в потемках натолкнулся на Елену Сергеевну: одетая, она сидела возле посапывающего Сережи.
      - Теть Лен, вы че не спите?
      - Услыхала во дворе возню, - сообщила она полушепотом. - Испугалась, пришла к вам и обнаружила, что тебя уже нет. С чем ты там возился?
      - Перетаскал те бревна к вашему сараю. Как-нибудь придем, распилим на дрова.
      - Да как же ты их осилил, такие тяжеленные?! Мог ведь надорваться...
      - Они оказались не такими уж и тяжелыми.
      - По земле волочил?
      - Да нет, на плечах. Следов видно не будет.
      - Да я не к тому... Их как-то дедок какой-то хотел утащить, да не подюжил. Вот я и побоялась...
      - Не бойтесь, я к тяжестям привыкши. Мне ложиться уже не стоит, поспешил он переменить тему, - еще немного - и отправлюсь к своим. Коптилку зажечь нечем?
      - Нет, сынок, теперь только утром.
      - Я почему и спросил. Могу вам в этом помочь. Клочок бумажки найдете?
      - Поищу. Большой?
      - С рублевку или чуть больше.
      Он достал из специального кармашка "зажигалку" - пулю с надпиленным носиком, для безопасности втыкаемую в гильзу острым концом внутрь. Разрядил один из принесенных патронов, отсыпал щепотку пороху на ладонь и стряхнул на светящуюся голубым черточку на бумажке, оставленную зажигательной пулей. Порох вспыхнул, бумажка взялась пламенем.
      - Прямо чудеса какие-то! - воскликнула удивленная хозяйка, зажигая лападку.
      - Эти чудеса, если хотите, могу оставить вам. Чтоб Сереже не бегать каждый день за угольком. Не побоитесь?
      - А это опасно?
      - Не очень. Если быть аккуратным. Надо, чтоб содержимое этой вот пули не попало на кожу, иначе будет ожег. Ну а если все-таки случится промашка, тоже не страшно: сразу опустить руку в воду и стереть тряпкой. Так как?
      - Заманчиво, конечно... Покажи еще раз, как это делается.
      - И покажу, и вы при мне повторите. Поверьте, ничего сложного нет!
      Продемонстрировав наглядно и предложив то же самое проделать ей, он оставил хитрую зажигалку, а также насыпал в стакан пороху, разрядив для этого несколько патронов.
      - Эту сумку спрячьте в надежном месте, - попросил под конец. - Я за нею приду позже. Сереже, когда проснется, привет. И большое вам спасибо за сохраненные вещи, они будут очень кстати.
      - Спасибо, сынок, и тебе. Привет от нас Тамарочке и Валере. Будь осторожен: на нашем краю ходить небезопасно, - напутствовала она, проводив за порог. - Немцы или полицаи по ночам, иногда под самое утро, кого-то расстраливают в карьере неподалеку отсюда. Не приведи господь нарваться!
      - Буду очень осторожен. До свиданья!
      На этот раз Жучок то ли проспал, то ли поленился встретить на подходе, как делал это зачастую. Лишь когда скрипнула калитка, он вылез из будки, заходился потягиваться и фыркать носом. Ванько почесал у него за ушами, погладил; поднимаясь с корточек, увидел тетю: она поджидала его в дверях.
      - Ты почему ж не предупредил, что там и заночуешь? - упрекнула она вместо приветствия. - А я тут сама не своя - не случилось ли чего... Что это у тебя за узел такой?
      - Сюрприз для Тамары. Соседка сохранила кое-что из ихних вещей.
      - Мне бы только их метрики нашлись! - воскликнула тетка. - Заходи, а я ставни пооткрываю, рассвело совсем.
      Оставив сюрприз в сенях и разувшись, Ванько осторожно, чтоб никого не разбудить, отворил дверь в комнату. Но, похоже, "сама не своя" была не только хозяйка: на краю печи, свесив ноги, в исподнем сидела Тамара. Сняв фуфайку, подошел к ней.
      - Почему не спишь, еще ж рано!
      - Не хочется, - пояснила она одними губами. - Ссади.
      Протянув к нему руки, спрыгнула и, подхваченная, обвила его шею.
      - Какая ты тепленькая! - Он медлил отпускать, желая, видимо, напитаться ее теплом. - Наверно, рано легли?
      - Нет, заснули поздно. Но мне такой сон приснился, что проснулась и больше не могла уснуть... Уже, наверно, с час.
      - Хороший или плохой?
      - Страшный. Будто тебя схватили немцы... Ой, тетя идет, пусти!
      - Она, между прочим, не против, чтоб я был еще и ее зятем. - Посадил на диван. - Ты ее тоже тетей зовешь?
      - Ага. Валера - тот сразу стал звать мамой. А мне как-то непривычно.
      Пооткрывав ставни, вернулась тетя, приветливо кивнула на тамарино "доброе утро" и прошла к себе - возможно, чтоб не разбудить остальных.
      - А тетю Гашу один раз нечаянно назвала мамой, - вернулась к прерванному разговору.
      - Нечаянно, говоришь?
      - Честное слово, не умышленно.
      - Да я разве упрекаю!.. А она что?
      - Ничего, обозвалась и все. Я аж хотела извиниться...
      - По-моему, не за что. Она тебя давно дочкой кличет. Так что схватившие меня немцы, - напомнил о недорассказанном сне, - хотели меня расстрелять?
      - Ой, даже не это... готовились повесить, и знаешь, где?
      Однако досказать сон снова не пришлось: проснулись и остальные обитатели печи. Оказывается, с вечера была жарко натоплена русская чечь и все пятеро изъявили желание спать именно на ней. Правда, Валера, наигравшись со взрослыми, запросился потом к маме.
      Девчонки юркнули одеваться в теткину комнату, Федя с Борисом подсели на диван.
      - Ну как, все нормально? Наверно, помогал по хозяйству? - спросил Борис.
      - Да. Десятка полтора суковатых чурбаков поколол... пока занесли, сложили - темнеть начало. И уж больно пацан не хотел отпускать.
      - Патроны принес?
      - Из сарая забрал, но прихватил не все, придется сходить еще. Случилась ноша более срочная...
      Он не успел пояснить, какая именно, так как вернулись девчата. У Веры опухоль с губ сошла да и на лице следов от побоев почти не стало заметно. Однако припухлость появилась у Бориса. Она явно бросалась в глаза, Вера то и дело косилась в его сторону.
      - Борь, а что это у тебя с нижней губой? - поинтересовался и Ванько.
      - А вон, - кивнул он на свою ненаглядную. - Локтем двинула, чумичка.
      - Не будешь распускать! - заметила та назидательно
      - Думаешь, я с тобой целоваться собирался? Больно нужно... Хотел сказать что-то на ушко, так ты сразу...
      - Ничего, до свадьбы заживет! А после она и дичиться не станет.
      - Если я еще захочу на ней, дурехе, жениться!..
      - Ну, а с Тамары причитается: у меня для нее сюрпризик! - Ванько вышел в сени и вернулся с объемистым узлом.
      Она сразу же узнала свою скатерть, и ей стало не до вознаграждений. Молча развязала, стала разбирать содержимое. Это были какие-то документы, письма, фотографии, одежда. К каждой вещи она припадала лицом, словно желая насладиться запахом родного дома. Не всхлипывала, не причитала, только слезы лились в два ручья... У Веры и тетки глаза тоже были полны слез. Девчонку на время оставили одну, чтобы не мешать горестным воспоминаниям.
      В и н т о в о ч н ы й порох из патронов, найденных в зарослях после ухода наших, а также конфискованных у полицая и даже тех, что прихватил с собой недавно ночью, расходовали бережно, он тянулся долго, но вскоре снова кончился. Как и запас серы, которой навыколупывали было из ребристых катков, каковыми молотили на току хлеб (ею были закреплены железные штыри-полуоси с боков). Из этой серы приловчились делать "спички", окуная в расплав нарезанные кусочками стебли куги. Она легко загорается от тлеющей ваты либо уголька и воспламеняет спичку. Но все это кончилось и приходилось до головокружения и слез дуть-раздувать, пока добьешься пламени, чтобы зажечь лампу или в печи.
      И Ванько с Рудиком отправились на Чапаева забрать остальные патроны да заодно и распилить акациевые бревна.
      Зима стояла сиротская, с неустойчивой погодой. С утра было вроде по-божески, осадков не ожидалось. Но на подступах к станице неожиданно потемнело, завьюжило, повалил густой снег; округа, посветлев, на глазах преобразилась. Станичная детвора высыпала на улицы играть в снежки. На место прибыли задолго до обеда.
      На этот раз Елена Сергеевна обрадовалась не меньше Сережи, когда Ванько вручил ей двухлитровый бидончик с керосином.
      - Ой, какое ж вам спасибо, ребятки! - воскликнула она, подняв крышку и понюхав с таким удовольствием, словно это был мед. - Без света - хоть плачь. Было немного оливкового масла, но и оно кончилось. А этого богатства хватит теперь до лучших времен!
      - Верите, что они скоро придут?
      - Без такой веры жить бы стало совсем невмоготу. Верим и надеемся. А вы разве нет?
      - Мы, теть Лена, тоже. И даже знаем, что ждать осталось недолго.
      - Твои слова да богу бы в уши, как говорит наша бабушка! А это с тобой...
      - Мой товарищ, Рудик. Пришли распилить акации. Тащи, Серега, пилу!
      - У нас и те дровишки еще тянутся, - сказала Елена. - Как топим, так и поминаем тебя добрым словом.
      - Зима только началась. А с Сережей вы с такими бревнами не справитесь.
      Вскоре бревна одно за другим стали превращаться в кучу чурок. Когда она выросла до внушительных размеров, Ванько уступил место у козел хозяйке и взял в руки колун. Сережа принялся таскать поленья в сарай и делал это столь шустро, что друг едва успевал обеспечивать его работой.
      - Ну ты и моторный! - похвалил он его, когда дело шло к завершению. -Закончим - сделаю тебе подарок.
      - Который сюрприз? - вспомнил тот прежнее обещание.
      - Сюрприз да еще какой! Хочешь иметь настоящий прящ?
      - А то нет? А где ты его возьмешь?
      - Сами сделаем. Имеется отличная резина! Кончай трудиться, найди старый ботинок для кожатки да срежь покрасивше рогатку. Вот тебе ножик. Но смотри не порежься, он острый.
      - Ура! У меня будет настоящий прящ! - Взбрыкивая от радости, он убежал выполнять задание. И вскоре вернулся. - Вот, нашел аж три штуки. Такие? показал срезанные заготовки.
      - Вот эта - годится. Но давай сперва договоримся, что ты не будешь стрелять по птичкам, даже по воробьям. Идет?
      Управившись с дровами, Рудик ушел навестить тетку, Елена Сергеевна готовить обед, а Ванько с Серегой занялись прящом. Резинки вырезали из противогазной маски, и он получился на загляденье. Для мишени нашлась дырявая сковородка, на боеприпас ушла пара кирпичей. Меткости стрельбы стали учиться метров с десяти.
      Стрелял, разумеется, Сережа. Он, пожалуй, впервые держал в руках эту заветную мечту всех подростков, и на первых порах не все получалось - мазал.
      - Ты, старик, не спеши отпускать кожатку, - наставлял его Ванько. - И когда целишься, представляй, будто перед тобой не сковорода, а полицайская морда. И ты хочешь вмазать ему в лоб. Отомстить за тетю Клаву.
      Дело вскоре пошло на лад. После нескольких удачных попаданий стрелок счел необходимым уточнить, в кого ж можно стрелять.
      - А ворон и кряков можно убивать?
      - Ворон - пожалуй. Они птичьи гнезда зорят. Но, опять же, старайся, чтоб и на расплод немного осталось.
      Во время обеда он решил выяснить-таки и насчет лягушек, или "кряков", которых летом в зароях "не меньше миллиона"
      - От них больше вреда, чем от ворон. Потому что писаются, а потом на на руках бородавки, - пояснил он.
      - Сережа, ты же за столом находишься! - укоризненно заметила мать. - А ну прекрати!
      Пришлось разговор этот отложить и главное внимание уделить обеду. На стол были поданы суп гороховый с мясом и кукурузные лепешки. А кто ж не любит гороховый суп, даже если он и без мяса! Елена Сергеевна все же заметила извинительно:
      - Вы, конечно, заслужили лучшего угощения, но...
      - Отличный супец! - не согласился Ванько. - Да еще и со с мясом. У вас вроде и худобы никакой не видно.
      - Была и худоба, да кончилась. Бычка променяла на кукурузу, коровку-кормилицу забрали немцы. Пришлось, хоть и жалко было до слез, извести и овечку. Ее да с пяток кур засолила в кадке, упрятала в погреб. Вот и тянутся понемножку - и мясцо, и соль.
      - Теть Лена, - управившись с добавкой, поинтересовался, на всякий случай, Ванько, - вам, случайно, не знакома такая фамилия: Голопупенко?
      Сережа прыснул, а мать сказала:
      - Что-то вроде знакомое... Нет, не припомню. Тебе зачем?
      - Я как-то познакомился с ихним пацаном. Я с Тамарой и он убежали тогда из казаматки. А вот адрес, где живет, спросить не додумался.
      - Может, наша бабушка знает, пойду спрошу.
      Едва мать вышла, как Сережа вернулся к несостоявшемуся разговору:
      - А по крякам из пряща можно стрелять? Их за станицей больше миллиона. Квакают - аж сюда слыхать. Мы летом ходили на них с лозинами.
      - Всех перелупили?
      - Не-е! Может, штук сто. Мама перестала пускать: там полицаи стали людей убивать. Я не видел, но слышал, как они из пулемета: ды-ды-ды, ды-ды!
      - Ты чего это раздыдыкался, вояка? - вернулась мать. - Бабушка вспомнила: году в двадцать шестом или седьмом дочка ее подруги выходила замуж за казака с такой фамилией. Тогда они жили на улице, которая сейчас называется Заройной. Это недалеко отсюда.
      - Бабушка и фамилию своей подруги назвала?
      - А как же: Сергиенковы. Матрена Кирилловна.
      - Так я, пожалуй, щас к ним наведаюсь. Спасибо за вкусный обед! поднялся он из-за стола.
      Ветер утих, и валил густой снег. Снежинки величиной с бабочку-капустницу, снижаясь, делали замысловатые пируэты и тихо ложились на землю, заборы, налипали на ветви деревьев. Хаты в нескольких метрах теряли очертания, различались лишь их силуэты, сливавшиеся с небом, которое, казалось, опустилось донизу. Пройдя метров двести в указанном направлении, Ванько услышал ребячий гомон, а потом увидел и их самих, лепивших на пустыре снежных баб. Делали это так увлеченно, что ему и самому захотелось тряхнуть стариной. Свернул к ним и занялся делом. Снег мягок и липуч. Словно к магниту, клеится к заготовке, навертывается, как бумага на рулон, обнажая землю. Едва он поставил на-попа громадное тело будущего снеговика, как ребятня, бросив свои занятия, окружила его со всех сторон.
      - Оце будэ баба так баба! - раздались восхищенные голоса.
      - Баба-великан!
      - От бы нам таку сробыть!
      - Поможете делать - считайте, что она ваша, - пообещал Ванько.
      - Поможем! А шо нада делать? - хором согласились дети.
      - Тебя как звать? - посмотрел он на озорного, все еще веснущатого, в облезлом треухе, мокрого с ног до головы сорванца.
      - Митя, - представился тот.
      - А меня Гриша! А меня Витя! А меня Шурик! - наперебой сообщили свои имена желающие помогать.
      - Прекрасно! Витя и Митя - вы скатаете правую руку. Гриша и Шурик - вы займитесь левой. Чтоб были вот такой толщины и одинаковые. Ты - тоже Витя? Сбегай к плетню и принеси два прута: воткнем, чтоб руки не отваливались. За дело!
      Через короткое время на пустыре возвышался почти двухметровый толстяк-снеговик. с глазами, носом, ртом и даже с пальцами на растопыренных руках. К восторгу всех создателей.
      - Братва, а кто из вас знает, где живут Сергиенковы? - поинтересовался на всякий случай главный скульптор.
      - Я! - вызвался один из Вить. - Вин живэ коло нас.
      - Кто - вин? - не понял Ванько.
      - Дедушка Михей.
      - А разве баба Мотя... она уже там не живет?
      - Так вона ж вмэрла, ты шо, нэ знаешь?
      - И он теперь живет один, дедушка Михей? - допытывался Ванько.
      - Чичас з ным отой, як его... О-он ихняя хата, - показал малец и с полдороги припустился назад, к снеговику.
      Двор Сергиенковых выглядел запущенно и неуютно, даже прихорошенный снежным покрывалом. Стены хатенки облуплены, ставни некрашены, окна наполовину "застеклены" фанерками. Если б не дымок из трубы да не свежий след от порога до сарая, можно бы подумать, что подворье давным-давно нежилое.
      На зов и стук откликнулись не сразу. Лишь после настойчивого - в фанерку окна - за дверью послышалась возня, звякнуло по меньшей мере два крючка и в притворе показалось тронутое оспой лицо, которое хмуро осведомилось:
      - Чиво надо?
      - Надо Степу Голопупенка. - Ванько узнал товарища по несчастью и ждал, улыбаясь, приглашения войти.
      - Ваня, ты?! Заходи! Как же ты меня нашел?
      - Было б желание! - Гость несильно пожал протянутую руку. - Язык ведь до Киева доводит.
      Прошли в хату. Сквозь окошко в два стекла (фанерки не в счет) в комнату проникал сумеречный свет, позволявший, впрочем, разглядеть отсутствие должного порядка и здесь. Но было тепло: в печи весело потрескивали дрова. Отблески пламени падали на дощатый стол с немудрящей утварью - ведром с водой, ковшиком и другой мелкой посудой.
      - Один хозяинуешь? - спросил Ванько, не найдя взглядом деда.
      - С дедушкой. Но он почти не слазит с печи. Садись вот сюда, к огню, указал Степан на примитивный табурет о трех ножках врастопырку и вогнутым сидением из войлока; сам устроился на чурке рядом.
      - У тебя что, родных больше никого нет?
      - Почему? Мама и сестренка. Я, вобще-то, живу не здесь.
      - Отчего ж не заберете к себе деда?
      - Пока переходить не соглашается. Мы бабушку недавно похоронили, еще и сорока дней не прошло. Помянем - тогда. Но ты не думай, я все время при нем!
      - Ты с кем там, внучок, разговариваешь? - донесся с печи скрипучий старческий голос.
      - Это, деда, ко мне товарищ пришел в гости. - Внук поднялся и подошел ближе. - Вам ничего не нужно?
      - Нет, не нужно... Слышу - незнакомый голос, вот и спросил.
      - Я думал, больше не придется с тобой свидеться, - вернулся на свой чурбак Степа. - Жалел, что не удастся поблагодарить за находчивость и смелость. Если б не ты - не знаю, чем бы все кончилось... Ты-то какими судьбами попал к нам тогда в компанию?
      - Понимаешь, днем раньше что-то приключилось с нашим товарищем. Он ушел в станицу к знакомой девочке поздравить с днем рождения. Обещал к вечеру вернуться. Не пришел. А парень он не из таких, что пообещает и не сделает. Особенно мать переживала. Чует, говорила, мое сердце: что-то с ним случилось... С сердцем у ней неважно, волноваться нельзя. Я собрался - и в станицу, - неспеша, обстоятельно стал рассказывать Ванько. - Адреса именинницы еще не знал. Решил пройти к комендатуре, где работает ее мать...
      - Да ты что! - перебил Степан, нахмурившись. - Он что, дружил с дочкой фрицевской прислужницы?
      - Видишь ли, они подружились, когда мать еще не работала у немцев, пояснил Ванько. - И тогда они жили у нас на хуторе. Вобщем, я держался около входа, хотел дождаться, пока Ольга Готлобовна зачем-либо выйдет. Поскубался с одним придурком-полицаем. За это и задержали.