- Верчик-Мегерчик, ваше приказание выполнено! - по-военному доложил Борис, войдя и ставя ведро с водой на специальный табурет.
      - Потише: дети токо-токо угомонились! - цыкнула на него хозяйка. Вынеси заодно и из лоханки.
      - У нас к тебе дело, - сказал Ванько, когда она, прикрыв дверь, вернулась. - Скоро освободишься?
      - Да уже, считай, и управилась. - Вкручиванием фитиля загасила лампу и предложила пройти во двор.
      Тускнел закат, и первые звезды зажглись над рано отходящим ко сну хутором. Свежий ветерок со стороны утратившего былую шумливость лимана делал погоду нелетной для все еще многочисленных комаров.
      - Говоришь, дело ко мне? - напомнила Вера, сев на завалинку между ребятами.
      - Если точней, то просьба. Ты не будешь против, чтоб Тамара с брательником пожили пока у тебя? Покуда все утихомирится, и мы...
      - Можешь причину не объяснять: я с удовольствием! - охотно согласилась она, недослушав. - И веселей будет, и помощь мне, и ночью не боязно.
      - А хочешь, седни переночую я? - предложил Борис. - Чтоб не так боязно.
      - Один раз как-нито обойдусь!
      - А если б не Тамара, как бы обходилась? - полюбопытствовал он.
      - Если б да кабы... там бы видно было! Клаву бы попросила, - нашлась она.
      - И еще, - продолжил Ванько. - У вас, кажись, есть швейная машинка?
      - Есть. Мама хотела променять ее на что-нибудь дорогое, чтоб попытаться выкупить папу из концлагеря. Да токо ничего не вышло...
      - А ты умеешь на ней шить?
      - Так там и уметь нечего. Меня мама и кроить научила, да вот не из чего. А тебе что-то пошить надо?
      Борис смекнул, куда клонится разговор: ребята об этом уже как-то толковали.
      - А ты хотела б иметь шелковое платье? - задал он вопрос, показавшийся ей неуместным.
      - Охота тебе языком ляскать! - отмахнулась она.
      - Я сурьезно спрашиваю.
      - Поиздеваться захотелось!..
      - Ты ведь знаешь, как я тебя уважаю! И издеваться никогда не позволю, не отставал Борис.
      - Вот и подари, если уважаешь. У меня шелкового сроду не было.
      - Готового платья, конешно, нет. Но ты сама сошьешь не хуже, чем...
      - Отстань! Нашел, морда, чем шутить!.. - явно обиделась Вера.
      - Да нет, он говорит правду, - вступился Ванько. - Я почему и начал об этом разговор. У нас действительно имеется большой кусок шелка. Целый парашют. Хватит обшить и пацанов, и тебе на платье, и еще останется.
      - Ой, так это Борька не трепится?! - переспросила она обрадованно. Вот бы мама удивилась и обрадовалась! Наши голопузики совсем обносились.
      - И у Тамары платье - сама видела...
      - У нее же в этом месяце день рождения! Пятнадцать стукнет. Мы ей первой и сошьем - вот будет подарочек! - словно дитя малое радовалась Вера.
      - Ну, значит, договорились, - подвел итог Ванько. - Иди отдыхай. Ты и вправду не боишься одна?
      - А кого? Вора - так у нас красть нечего. Кроме того, на дверях крючки, а ставни на прогонычах.
      - Тогда - счастливо оставаться!
      Д в е р ь заперта не была, и Ванько зашел в хату с уверенностью, что здесь уже легли. Но ошибся: из спальни матери через щелку неплотно прикрытой двери пробивался слабый свет и слышался говор. Проходя к себе, несколько задержался, увидев обеих сидящими на неразобранной кровати. Тамара судорожно, по-детски всхлипывала, а мать, обняв ее за плечи и пригорнув, говорила, задумчиво и проникновенно:
      - На веку, дочка, всего доводится хлебнуть. А в жизни, к сожалению, больше горя, чем радости. И все нужно перебороть, пересилить... Тебя вот рано постигло несчастье, но разве тебя одну? Скольким людям принес горя проклятый германец!.. Слава богу, хоть вы с братиком в живых остались.
      - Богу? - гневно вскинула она глаза. - Мама тоже все ему молилась, а он... Нет никакого бога! Ваш Ваня - вот кому за это спасибо.
      - Ну хорошо, пусть будет Ваня... не плачь. Его-то бог вам и послал.
      - Нет! - решительно отвергла Тамара вмешательство бога.
      - Нет так нет... Успокойся, детка...
      Не дослушав, прошел к себе, разделся и лег.
      Последнее время перед сном думалось о Варе. Скоро сорок дней, как ее не стало, - вспомнилось и в этот раз. Старые люди, которые верят еще и в бога, и в загробную жизнь, в этот день поминают покойников. Считается, будто их души прилетают, чтобы проститься с теми, кого любили и с кем расстались. Чушь, конешно. Суеверие. А вот хотелось бы, чтоб ее душа прилетела... Повидаться бы, поговорить еще хотя бы разок, пусть и во сне.
      От Вари мысли перекинулись на Тамару. Представил, что творилось в ее душе, когда узнала страшную весть... Верно подметил Федя: не позавидуешь. Хотя он, возможно, имел в виду не столько ее, сколько того, кто должен будет сказать ей об этом. Но куда ж денешься!.. И у нее боль постепенно утихнет. После самой ненастной ночи обязательно ведь приходит день.
      На таких вот мыслях и поборол его сон.
      Утром проснулся от прикосновения к лицу и расслышал шепот:
      - Потрепай дядю за ушко, ему пора вставать.
      Заметив, что он проснулся, Тамара выпрямилась - на руках у нее был Валера -, говоря извинительно:
      - Там тебя Федя спрашивает. У него какое-то важное дело. Хочет, чтоб ты вышел во двор.
      - Да? Ну, я щас. Токо оденусь.
      Со словами "идем еще посмотрим, какие у кошечки красивые котятки" они удалились. Вчерашней угнетенности видно не было; в обращении к брату Ванько отметил нежность и спокойную ласковость.
      Федя поджидал на лавочке.
      - Привет. Что случилось? - обеспокоенно спросил Ванько.
      - Важная новость! Только что полицайша жутко голосила, дергала на себе волосы. И с какой-то теткой подалась в станицу. О причине догадываешься?
      - Тут и гадать нечего! - не удивился приятель. - Насмерть или только ранен?
      - Если б был еще живой, она бы так не убивалась. Аж до нас было слышно. Но я о другом: теперь она вернется к себе в станицу и может прихватить с собой и Жданку!..
      - Ну уж это - дудки!
      - Вот и я про то же! - Федя заметно горячился. Они прошли и сели перед скирдешкой, где и вчера, на куль кукурузной бодылки. - Ее нужно вернуть обратно. Если не в обед, то обязательно вечером перехватить по дороге домой и спрятать.
      - Ты - как Миша: с ходу, - охладил его пыл Ванько. - Так нельзя.
      - Почему?
      - А если Пантелей всего лишь ранен? Подлечится, вернется и начнет докапываться: куда, мол, делась? С ним шутки плохи.
      - Об этом я как-то не подумал, - согласился Федя.
      - Поэтому подождем точных известий. А перехватить - пара пустяков. Хотя и тут надо обойтись без свидетелей...
      - Борис заикался, что будет пасти за Веру, - вспомнил Федя и стал прикидывать, когда очередь дойдет до Шапориных. - Точно: послезавтра припадает им.
      - Тем лучше, обойдемся без лишних глаз.
      - Только вот что с нею станем делать? Не резать же ее на мясо!
      - Тут ты прав. Надо что-то придумать... А что, если... - Он умолк, в то время как собеседник смотрел ему в рот. - Сделаем вот что: отведем буренку к тете и обменяем на хлеб.
      - Не понял: у нее что, много хлеба? Да и корова вроде есть.
      - Тут такое дело. Когда, перед отступлением, наши взорвали элеватор, многие живущие поблизости от него крепко поднажились. Натаскали домой и кукурузы, и пшеницы - вобщем, всякого зерна. Думаю, тетя поможет найти на Жданку выгодного покупателя. Точнее - менялу, и мы возьмем за нее натуроплатой.
      - Не мешало бы! Тем более, что полтора едока у нас добавилось.
      П р о ш л о й осенью Мише - как, впрочем, и остальным ребятам - едва ли не ежедневно приходилось ходить в степь за топливом. И уже в сентябре им стали попадаться на глаза странные стежки-дорожки. Их становилось все больше, они в разных направлениях пересекали степные заросли. При внимательном разглядывании выходило, что это - работа зай-цев: стебли бурьяна срезаны у самой земли, словно ножницами. А расплодилось зайца, надо сказать, немало: выскакивали из лежек едва ли не через каждые сто-двести метров.
      Еще тогда пришла Мише догадка, что на этих стежках можно добывать дармовое мясо. Достаточно лишь изготовить из проволоки петли и установить их при помощи деревянных колышков на пути косого. Они наверняка шастают ночами по этим своим магистралям!
      Следует сказать, что натолкнул Мишу на эту мысль поэт Некрасов.
      Когда в классе проходили "Деда Мазая", он спросил у учительницы, как следует понимать: "Если б силками его не давили"? Та объяснила: силки -это петли. Волосяные, если для ловли птиц, а на зверя, в том числе и на зайца, проволочные.
      Тогда он ходил в школу, притом - в четвертый класс, а это, как известно, безбожно большие домашние задания. Пока их приготовишь, пока сходишь за солодарем для топки - не до зайцев. Да и проволока - где ее взять?
      И вот недавно, когда он случайно увидел сгоревшую автопокрышку, его осенило: в ободах проволока - как раз то, что надо, отличная миллиметровка! К сожалению, та оказалась пережженной и ржавой. А вот если самому обжечь, аккуратно, - будет годняк!
      Этим делом он сегодня и занялся.
      Разложив в огороде небольшой костерок, обжигал на нем обод, с немалым трудом вырезанный из покрышки, некогда стибренной в МТС. Уже во многих местах по окружности обода виднелась свернутая в кольцо проволочная лента, когда кто-то, незаметно подкравшись, закрыл ему ладонями глаза. Обычная, в общем-то, ребячья шутка, и когда стоишь, то достаточно попытаться расстегнуть неизвестному штаны, как тот оставляет затею. Но Миша сидел на пятках да к тому же руки - по локоть в саже.
      - Борис, ты? - попробовал он угадать шутника. - Хветь, не мешай, видишь, я занят. - В ответ - молчок. - Убери лапы, не то изгваздаю - не отмоешься!
      После столь категоричного предупреждения неизвестный убрал наконец руки, и взору предстал... дружески улыбающийся Рудик. Недавний сосед и старый приятель.
      - А, это ты, - с подчеркнутой прохладцей сказал Миша. - Каким ветром?
      - Ну, во-первых, здравствуй, - пришлось тому пригасить улыбку.
      - Привет. Ежли не шутишь.
      - А ветром - с твоего подворья, - стал пояснять Рудик. - Иду по-над двором, вижу дым черный и паленым сластит, вроде как резиной. Чем это, думаю, Патронка занимается?
      - Между прочим, клички у нас уже из моды выходят... Так что и ты эти детские штучки бросай, понял? - назидательно и все так же холодно заметил Миша
      - Какой ты стал сурьезный - прям не узнать! - попытался разрядить обстановку Рудик.
      - А я, воще, такой и был, воще. К твоему сведению.
      - Слушай, ты че? - не вытерпел отчужденности старый приятель. - Никак дуешься на меня?
      - Разве заметно?.. Но и ты тоже гусь: смылся вдруг, не сказав ни слова даже ближайшему соседу.
      - Просто не было возможности. Потому как увезли ночью и неожиданно.
      - Кто, куда и почему, если не секрет?
      - Вобще-то секрет. - Рудик тоже перешел на прохладный тон.
      - Я-асненько... А теперь, значит, привезли?
      - Тебе, надеюсь, известно, что Марта куда-то делась? - вопросом на вопрос ответил Рудик.
      - Еще бы... И не токо она.
      - Так вот. Дедушка и до этого прибаливал, а после и совсем был слег. Присматривать за ним стало некому, целыми днями один. Тетя и предложила нам вернуться домой.
      - Тетя, говоришь? 3начит, это она вас увезла, а потом захотела и привезла. С помощью фрицев. Пон-нятно...
      - Я тебе как другу объяснил, а ты все с подковырками! - всерьез обидевшись, выговорил Рудик. - Если что против меня имеешь - скажи начистоту, а нечего...
      - Что за спор, а драки нет? - Это незамеченным подошел Борис. Положив охапку колышков, подал руку: - Привет, Рудя! Так ты, значитца, насовсем?
      - Да вроде. А ты откуда знаешь?
      - Шел сичас мимо и видел теть Эльзу. Я в вашей акации кольев вот нарубил, - пояснил он, присаживаясь.
      - А я зашел к Патрон... к Мишке, а он чей-то, как неродной.
      - Значит, имеются причины, - взял Мишину сторону Борис.
      - Можно узнать, какие?
      - А они, вобще, разные... У меня, например, претензий больше к твоей тетке, чем к тебе, - довольно неопределенно объяснил он. - Хотя и ты поступил по-свински.
      - Мне Мишка уже выговаривал... А что плохого сделала вам тетя?
      - Ну, если не считать того, что работает на фрицев... - Борис выдержал паузу и продолжил: - Так она еще и трепло. Чуть Ванька не подкузьмила пообещала освободить да и забыла. Хотя ты этого, конешно, можешь и не знать.
      - Я знаю больше, чем ты думаешь. Просто у нее в тот день не получилось. Не забывай, что она там на птичьих правах. Но утром разбилась бы в доску, а Ванька выручила бы. Это она велела вам передать.
      Миша, заинтересованный, перестал возиться с ободом.
      - А про Андрея с Мартой - никаких вестей дополнительных не принес?
      - Я ж не знаю, что вам известно, а чего нет.
      - Известно токо то, что они пропали. А как, куда и почему?
      - Они попали в облаву, и их заграбастали вместе с другими пацанами из станицы. Зачем? Чтобы обезопасить от партизан эшелон с награбленным добром.
      - И что, увезли аж в Германию?
      - Очень даже может быть.
      - Ну и ну, воще! Вот так новость, воще...
      - Да, такие вот дела... Вам привет от дедушки, - перешел он на другую тему. - Приглашал зайти в гости.
      - Обязательно! Вот управимся - и проведаем, - пообещал Борис. - Он как - жив-здоров?
      - Был совсем плохой, но теперь уже ходит. А зачем вам эти колья?
      - Хочем петли на зайцев поставить. Помнишь, в прошлом годе дорожки в степи были? Так вот, в этом уже новых наделали! Миш, два десятка хватит?
      - Для пробы хватит. - И он снова принялся энергично соскабливать ножом обуглившуюся, чадящую резину с проволочного вкладыша.
      - Ну, вы мудрите, а я пройду к Феде. Он дома, не знаешь?
      - А где ему быть? - Борис снял рубашку, готовясь заняться вторым ободом. - Не дома - так у Ванька.
      Е щ е в сенях Федя учуял запах размолотой кукурузы и по шуму за дверью догадался, что Ванько вращает жернов своей незаурядной мельницы. Сработал ее, эту мельницу-крупорушку, с год тому назад по его заказу Серафимыч, элеваторский кузнец, мастер золотые руки. Представляла она собой две увесистые дубовые колоды, поставленные одна на другую. В соприкасающиеся плоскости впрессованы были стальные, лучеобразно расходящиеся от середины пластинки для размалывания зерна. Федя с Борисом сдвоенными усилиями могли провернуть верхний жернов не более нескольких раз кряду, зато Ванько пуд кукурузы превращал в крупу и муку за каких-то полчаса. К приходу товарища дело уже близилось к концу.
      - Тебе помочь? - спросил на всякий случай Федя.
      - Бери ведро и будешь подсыпать в воронку. - Ванько стряхнул с рукава мучную пыль и вытер взмокший лоб. - И пришел бы чуть раньше!
      - Я ж не знал, что у тебя работа. А кукуруза вроде как не нашенская.
      - Ага. Желтая какая-то. Элеваторская: вчера от тети принес. У Веры не стало из чего каши сварить пацанам, а которая на чердаке, та еще в кочанах.
      - Пройдет и желтая! Только носить далековато, привезти бы как-нибудь сюда.
      - У тети надежней, - возразил Ванько. - А принести - было бы чего!
      - Чудненько мы все-таки обтяпали это дело со Жданкой, скажи? - Федя имел в виду обмен ее на зерно.
      - Что за мы, спасибо нам! - согласился мельник шутя.
      Со двора донесся лай, хриплый и сердитый. Ребята насторожились. Но Туман тут же и успокоился.
      - Не пойму: начал вроде как на чужого... Выглянь, кого там принесло.
      Федя вышел в сенцы и лоб в лоб столкнулся с Рудиком.
      - Угадай, кто к нам припожаловал! - воскликнул он обрадованно.
      - О, Рудяшка! Привет, дружище, - обрадовался и Ванько.
      Подавая руку, тот предупредил:
      - Только ты не очень жми, а то я тебя знаю!.. А Туман - не забыл, псина! Сразу был обурился, но тут же и хвостом завилял, не успел я и обозваться к нему.
      - Пройдемте на свежий воздух, - предложил хозяин. Уселись на лавочку под алычой. - Ты где ж это столько времени пропадал?
      - Где был, там уже нет. Теперь обратно в своей хате, с мамой и дедушкой. Вам от него привет и приглашение в гости.
      - Спасибо. Про Андрея с Мартой новостей не привез?
      И Рудик рассказал то, что ему было известно на этот счет. При этом оказалось, что знает он и о побеге из кутузки.
      - Для тети так и осталось неясно, как же тебе и еще какой-то девчонке и пацану удалось оттуда улизнуть? - спросил в свою очередь Рудик. - В то, что вас выпустила охрана, она не верит.
      - И правильно делает, - заметил Ванько, пояснив, как было на самом деле.
      - Тетя не говорила, почему фрицы повесили только одного? поинтересовался Федя.
      - Упоминала и про второго полицая. Он оказался с проломленным черепом и в бессознательном состоянии. Его пристрелили.
      - Теперь все прояснилось. - Они переглянулись с Ваньком. - А про взрыв у виселицы разговора не было?
      - Вы и про это знаете? Как же! Кто-то бросил гранату прямо из гущи станичан. Взрывом убило двух полицаев и нескольких ранило. Досталось и одному из фашистов: он и до этого был одноглазый, а тут и последнего лишился! Ну, а у вас тут как, а то все я да я. Много новостей?
      - У нас тоже много чего произошло, - вздохнул Федя. - И все больше плохого...
      - Тетя интересовалась, как тут андрюшкина мама. Я хотел зайти, но не осмелился: порадовать-то нечем, токо расстрою еще больше.
      - Теперь уже не расстроишь: недавно похоронили, - сообщил Федя печальную весть. - Про Варьку и теть Шуру тоже знаешь?
      - Обскажи пока наши новости, а я отнесу девочкам дерть. - Ванько поднялся уходить. - Да, Рудик: у нас завтра намечается что-то вроде небольшого торжества. Приглашаем и тебя.
      - Иди, я объясню, - сказал Федя. К Рудику: - Хотим отметить День рождения одной девочки. Между прочим, которая убежала тогда с ним из казаматки. Это ее родителей казнили на стадионе.
      - Что ты говоришь?!
      - Ну... И мы решили сделать для нее маленькую радость. Чтоб видела, что не одинока и ее окружают настоящие друзья. Все легче будет перенести горе.
      - У кого собираетесь?
      - У Веры. Она осталась с пацанами одна. Мать ушла аж в Майкоп, там в концлагере дядя Митя. А Тамара - так звать именинницу - живет с брательником пока у нее. Так что приходи и ты.
      - Обязательно!
      - И еще. Просьба. Собирались завтра с утра выкопать погреб у Шапориных. Не погреб, а наподобие блиндажа, где-нибудь в сторонке от хаты. Зачем? Чтоб было куда спрятать запасы - картошку и все такое. Да и детвору, если вдруг что-нибудь непредвиденное. Многие так делают. Будешь незанят - приходи помогать.
      - Конешно, о чем речь!
      - А то Мишка с Борисом собирались сегодня ставить петли на зайцев, а утром пойдут проверять. Поймается что или нет, а до обеда прошляются, это точно.
      - Слышь, Хветь... - Рудик помедлил в нерешительности. - А Нюська будет? Она ведь там рядом живет.
      - Пока не знаю... А что?
      - Можно, я и ее приглашу?
      - Ох, Рудой!.. - поморщился Федя. - Опять хочешь с нею спутаться? Или, может, ты ее все-таки любишь?
      - Да ну! Не хватало. У нее же не все дома!
      - Тогда зачем она тебе?
      - Будто не знаешь!
      Федя, конечно, знал.
      Первым - это было в начале лета - с Нюськой "задружил" Андрей. Об этом в нашем повествовании вкратце уже упоминалось. Как и о том, что дружба не состоялась. Из-за ее легкомысленности и несерьезности. С нею было "не о чем говорить". Притом она в первый же вечер "полезла целоваться". Не понравилось Андрею и то, что у нее на уме "токо это самое" (что именно - пусть читатель догадается).
      У Рудика это обстоятельство отвращения не вызвало. Он как раз пребывал в расстроенных чувствах (о причинах, возможно, будет сказано несколько позже), и первой мишенью для отмщения стала Нюська, позже прозванная "косой". "Путался" он с нею около месяца - до самого отъезда из хутора.
      - Не знаю, как посмотрят на это остальные, - покрутил головой Федя.
      - А кому какое дело? У нас давние отношения, - пытался обосновать свои намерения бывший ухажор.
      - Вот именно: давние. Сейчас многое изменилось.
      - Не пойму: ты против ее присутствия на именинах или - чтоб я с нею попутался еще какое-то время? - не мог взять в толк охотник поразвлекаться с похотливой особой.
      - Да нет, места хватит и для нее... А насчет "попутаться" против буду, пожалуй, не только я.
      М е с т о для погреба-укрытия выбрали в саду под невысокой, но старой, развесистой грушей, ветви которой шатром свисали почти до земли. Поскольку имелось в виду использовать его и как убежище, а семья у Шапориных дай бог, то яму решено было отрыть достаточно большую. Крышу предполагалось замаскировать дерном, что сделает ее незаметной со стороны даже зимой, когда дерево оголится.
      А пока что листва, уже тронутая осенней проседью, была густа и столь надежно укрывала работающих, что резвившаяся неподалеку малышня смогла обнаружить их, когда с трех сторон ямы высились уже внушительных размеров кучи чернозема, а глубина доходила землекопам до пояса.
      С появлением малышей работа замедлилась: кидать землю пришлось на одну сторону, поскольку те заходились строить хатки. Тут же оказалась и курица, норовившая выискивать добычу именно в свежевыброшенных комьях, и надо было следить, чтоб не задеть и ее. Пеструха была совершенно ручной и смело брала дождевиков из рук детей.
      - Валела, не малай станиски, - сделал замечание Колек, когда сверстник, угостив курицу обрубком червя, вытер пальцы об одежку. - Они зе класивые!
      Штанишки у него и впрямь были красивы: из черного блестящего шелка, с накладным кармашком, с помочами крест-накрест и прорезью сзади (дабы садиться на горшок не снимая). В таких же, только коричневого цвета, щеголял и другой; рубашки, тоже шелковые, у обоих были одинаковые - светложелтые.
      - Может, сделаем перекур? - предложил Федя. - Часа два уже трудимся без передыху.
      - Давайте, если заморились, - откликнулся Ванько. - Лично я токо разохотился.
      - А у меня уже две водянки на ладонях, - сообщил Рудик, втыкая штыковку.
      - Ну-ка, покажь, - засомневался Федя. - Э, да ты белоручка! У наших девчонок и то руки помозолистей.
      - У каких это ваших?
      - Ну, у Веры, у Клавы Лисицкой. Да и у твоей сестры Марты, когда была здесь с нами.
      Уселись, свесив ноги, на ветку - толстую, шероховатую, отходившую от ствола почти под прямым углом. Малыши тут же по ступенькам спустились в яму, взялись за лопаты, подражая взрослым. Обследовав комья наверху, к ним спрыгнула и курица.
      - Скоро дойдем до глины, - сказал Федя, с метровой высоты оглядывая сделанное.
      - Землю придется вывезти, чтоб не было бугром, - поделился соображениями Ванько. - А на вскрышу, под дерн, пойдет глина - не так будет промокать.
      - Пол и бока надо бы чем-то утеплить.
      - Свяжем маты из камыша или куги. Будет годнецкий блиндажик!
      Рудик участия в обсуждении предстоящего обустройства не принимал.
      - А ты че, никак нас стесняешься? - посмотрел ему в глаза Федя, ухмыльнувшись.
      - Не по-онял...
      - А че тут понимать? Закуривай. Пока ухи не попухли.
      - С чего ты взял, что я курю? - попытался было отвести подозрения тот, но при этом "ухи" предательски порозовели, как у нашкодившего шалуна.
      Чтобы не конфузить еще больше, Федя отвел взгляд, пояснив: - Вчера в сенях от тебя несло никотином, как от козла.
      Рудик не нашелся, что сказать. Ванько делал вид, словно ничего особенного не произошло.
      - Кури, -сказал, - если хочешь.
      - А что, и закурю! - с вызовом воскликнул разоблаченный.
      Достал из кармана штанов небольшой, ручной работы, алюминиевый портсигар, нажатием кнопки откинул крышку. Здесь приготовлено было на несколько закруток аккуратно нарезанного листового табаку, несколько бумажек и дощечка-спичечница в виде гребенки. Свернув цигарку, прикурил от отломленной красноголовой спички, чиркнув ею о терку, нанесенную с двух сторон внизу.
      - Дай-ка глянуть, - взял у него диковинку Федя. - Первый раз такие вижу. Где взял?
      - У тети. Фрицевские. Стырила несколько штук, а я у нее.
      - И давно куришь?
      - С неделю.
      - Что за нужда заставила?
      - Да никакой нужды... Просто ребята курили, ну, и я. Надоело выглядеть умником.
      - Да, не зря говорится: с кем поведешься, от того и наберешься... - В замечании угадывалось сожаление пополам с осуждением.
      - А что в этом такого? Многие пацаны курят.
      - Это ж где? Про хуторских, не говоря уже про нас, я бы этого не сказал.
      - В Ивановке, например... Ничего страшного не вижу!
      - Ну и дурак. Вань, а ты чего молчишь? - не стерпел Федя. - Одобряешь, что ли?
      - Он, Хветь, теперь все равно не бросит, одобряй не одобряй. Даже если б снова захотел выглядеть умником.
      - Ты так думаешь? Захочу - и брошу! - заявил бывший "умник".
      - Зарекалась свинья дерьмо жрать, да никто не верил... А вообще -твое личное дело! - Ванько спрыгнул. - Схожу за возком, а то земля уже обратно в яму скатывается. Эй, клопики, кто со мной на тележке покататься? - Забрав малышат, ушел.
      - А я б советовал бросить, - опять взялся за Рудика Федя. - Хотя бы из-за спичек: такое добро переводишь зря! У людей по утрам нечем печку разжечь.
      Рудик затянулся дважды кряду, закашлялся, на глазах выступили слезы. Развернул цигарку и высыпал содержимое.
      - Сильно крепкий, гад... - сказал с придыханием. - Самардак называется. Один курит - кхе, кхе! - двое в обморок падают.
      - Смотри сам не свались, куряка!.. - Помолчав осуждающе, поинтересовался: - Чем в Ивановке прикуривал, тоже спички переводил?
      - Откуда? Тоже кресалом огонь добывал.
      Кресала прочно вошли в быт на хуторе. Ребята научились делать их сами. Надломленный в тисах сегмент от сенокосилки в домашних условиях нагревался докрасна, окунался в холодную воду - и вся недолга. Закаленная, пластинка высекала искры из особого вида кремня (находили в гравии железнодорожного полотна), называемого "мыльным" - по цветовому сходству с хозяйственным мылом. От искр легко затлевалась ватка, заготовленная из подсолнуховых корзинок.
      - Ты что на кремень ложил? - поинтересовался Федя.
      - Одно время пользовался ватой, смоченной в крутом растворе марганцовки. Но марганец большая редкость. Кто-то додумался прокипятить вату в подсолнуховой золе - это более доступно.
      - И что, вата хорошо загорается? - Это для него была новость.
      - А то! Как кресь, так и есть!
      - Проверю, такой золы у нас навалом. А ты кончай вредительством заниматься - не трать больше спичек на курево. Если, конешно, есть.
      - Несколько коробков есть. Тоже у тети разжились. Могу пару штук уделить.
      - Мы-то обходимся и без спичек. А вот у Веры, говорила, кончаются. Из экономии к соседям за угольком бегает.
      - Отдай ей пока эти, - вернул он красноголовую гребенку. - Потом еще принесу. А я постараюсь завязать.
      - Правильно! Пока не втянулся. Иначе поздно будет.
      - А вы чем огня добываете?
      - Есть и кресала, но пока - при помощи зажигательной пули. Как? Ванько как-то раздобыл две обоймы немецких винтовочных патронов, а Мишка обратил внимание на цветные метки. Предположил, что пули либо разрывные, либо трассирующие. А когда надпилил у одной кончик, оказалось - зажигательная. Оболочка начинена каким-то веществом, которое на воздухе слабо горит. Окисляется. Ну, мы это дело...
      Досказать мысль помешало появление Володьки.
      - Идите на зайцев смотреть! - крикнул он возбужденно и тут же убежал.
      Ребята спрыгнули наземь и тоже заспешили во двор. Здесь, окруженные зрителями, горделиво позировали охотники. У Бориса через плечо, схваченные за лапы брючным ремнем, висело два здоровенных русака. У ног лежала рыжая, с длинным пушистым хвостом, лисица. Не спешил освобождаться от ноши и Михаил: его, усталого и взмокшего, отягощали три таких же зайца.
      Затем добыча была представлена на разглядывание и ощупывание детворе, а сами добытчики стали отвечать на многочисленные вопросы. По их рассказам выходило, что из двадцати петель, установленных вчера между кладбищем и лиманом, только шесть оказались "нестронутыми". В такое же количество попались куцехвостые, причем, один был еще живой. Он, или только-только попался, или оказался поумней других: не стал толочь бурьян вокруг колышка, как это сделали другие, и рваться из петли. Когда к нему подошли, сидел, прижав уши. Немного покричал, пока его освобождали, будто просил помиловать; пожалев, его отпустили на волю: живи! В одну из петель угодила лиса и хоть считается зверем хитрым, задушилась. Хотели не брать, но Борис передумал: если вычинить шкуру, то будет классный воротник для "пальта" - разумеется, Вере-Мегере. От одной петли осталось "токо кружало" - унесена вместе с колышком. Остальные просто сбиты в сторону.
      Такой удачи не ожидали даже сами добытчики: в пяти "зайчуганах"-матерых, тяжеленных - было около пуда, если не больше (взвесить возможности не имелось). А поскольку привалила она именно сегодня, в день томкиных именин, то и решили все принести сюда.
      Исчерпав богатый запас впечатлений, охотники принялись за обработку улова. Борис, которому приходилось иметь дело с кроликами, взял на себя свежевание. Миша готовил для шкурок рогатки-пяльцы. Вера, Клава и Тамара потрошили, мыли, смалили и резали на части тушки.
      Тем временем землекопы вывезли из-под груши чернозем. Только за полдень, управившись, разошлись ребята до вечера по домам, обещав не опаздывать к торжеству. И еще - не наедаться, потому как, обещали девчата, "предстоит чудненькое жаркое".
      Забежав на несколько минут домой - показаться матери на глаза, Борис снова явился к Мише готовить снасти на завтра.
      Первый успех - да еще какой! - зайчатников, что называется, окрылил. Слыханное ли дело, радовались они: без ружья, без особых трудов, можно сказать - играючи раздобыть столько классного мяса! Какового они уже и не помнят, когда едали вволю. А ведь их, зайцев, ловить не переловить, только не ленись!
      Правда, с проволокой небогато: десятка на три-четыре еще, может, хватит, а там... Покрышки - они ведь штука редкая. Удастся ли найти еще хотя бы одну? Петли, в которых побывал косой, становятся ненадежными: гнутые, с заворотами. Удержит такая еще хотя бы одного? И с каждым днем запас их будет убывать.