Избранные стихи
ModernLib.Net / Поэзия / Тютчев Федор Иванович / Избранные стихи - Чтение
(стр. 2)
Над виноградными холмами
Над виноградными холмами Плывут златые облака. Внизу зелеными волнами Шумит померкшая река. Взор постепенно из долины, Подъемлясь, всходит к высотам И видит на краю вершины Круглообразный светлый храм. Там, в горнем, неземном жилище, Где смертной жизни места нет, И легче, и пустынно-чище Струя воздушная течет, Туда взлетая, звук немеет… Лишь жизнь природы там слышна, И нечто праздничное веет, Как дней воскресных тишина. Начало 1830-х годовНаписано в г. Ротенбурге (в Баварии).* * *
Поток сгустился и тускнеет
Поток сгустился и тускнеет, И прячется под твердым льдом, И гаснет цвет и звук немеет В оцепененье ледяном, — Лишь жизнь бессмертную ключа Сковать всесильный хлад не может: Она всё льется — и, журча, Молчанье мертвое тревожит. Так и в груди осиротелой, Убитой хладом бытия, Не льется юности веселой, Не блещет резвая струя, — Но подо льдистою корой Еще есть жизнь, еще есть ропот — И внятно слышится порой Ключа таинственного шепот! Начало 1830-х годов* * *
О чем ты воешь, ветр ночной?
О чем ты воешь, ветр ночной? О чем так сетуешь безумно?.. Что значит странный голос твой, То глухо жалобный, то шумно? Понятным сердцу языком Твердишь о непонятной муке — И роешь и взрываешь в нем Порой неистовые звуки!.. О! страшных песен сих не пой! Про древний хаос, про родимый Как жадно мир души ночной Внимает повести любимой! Из смертной рвется он груди, Он с беспредельным жаждет слиться!. О! бурь заснувших не буди — Под ними хаос шевелится!.. Начало 1830-х годов* * *
Душа моя, Элизиум теней
Душа моя, Элизиум теней, Теней безмолвных, светлых и прекрасных, Ни помыслам годины буйной сей, Ни радостям, ни горю не причастных, — Душа моя, Элизиум теней, Что общего меж жизнью и тобою! Меж вами, призраки минувших, лучших дней, И сей бесчувственной толпою?.. Начало 1830-х годовЭлизиум (греч. миф.) — загробный мир, где блаженствуют тени (души) праведников.* * *
Я лютеран люблю богослуженье
Я лютеран люблю богослуженье, Обряд их строгий, важный и простой, — Сих голых стен, сей храмины пустой Понятно мне высокое ученье. Не видите ль? Собравшися в дорогу, В последний раз вам Вера предстоит: Еще она не перешла порогу, Но дом ее уж пуст и гол стоит, — Еще она не перешла порогу, Еще за ней не затворилась дверь… Но час настал, пробил… Молитесь Богу, В последний раз вы молитесь теперь. 16 сентября 1834Написано на озере Тегерн, находящемся неподалеку от Мюнхена. Созданный в ст-нии образ Веры, покидающей свой пустой дом (а убранство лютеранских церквей отличается строгой простотой и лишено украшений), по-видимому, является эмоциональным отголоском бесед поэта с Шеллингом. «Протестантство, — писал Шеллинг, — необходимо есть нечто движущееся вперед, поскольку оно должно преодолевать противостоящие ему силы и постепенно внутренне, без всяких внешних средств преображать их вместе с собою, превращая их в высшую будущую церковь; протестантство само по себе в такой же мере не есть церковь, как и католичество само по себе». Позднее Тютчев писал о протестантстве (в статье «Папство и римский вопрос»): «Протестантство с его многочисленными разветвлениями, которого едва хватило на три века, умирает от истощения во всех странах, где оно до сих пор господствовало…».* * *
Восток белел. Ладья катилась
Восток белел. Ладья катилась, Ветрило весело звучало, — Как опрокинутое небо, Под нами море трепетало… Восток алел. Она молилась, С чела откинув покрывало, — Дышала на устах молитва, Во взорах небо ликовало… Восток вспылал. Она склонилась, Блестящая поникла выя,— И по младенческим ланитам Струились капли огневые… (1835)Написано, по-видимому, в первые годы увлечения Э. Пфеффель (см. примеч. 134), т. е. в 1833 — 1834 гг. Ветрило — парус.* * *
Чту ты клонишь над водами
Чту ты клонишь над водами, Ива, мбкушку свою И дрожащими листами, Словно жадными устами, Ловишь беглую струю?.. Хоть томится, хоть трепещет Каждый лист твой над струей. Но струя бежит и плещет, И, на солнце нежась, блещет, И смеется над тобой… (1835)* * *
И гроб опущен уж в могилу
И гроб опущен уж в могилу, И всё столпилося вокруг… Толкутся, дышат через силу, Спирает грудь тлетворный дух. И над могилою раскрытой, В возглавии, где гроб стоит, Ученый пастор сановитый Речь погребальную гласит. Вещает бренность человечью, Грехопаденье, кровь Христа… И умною, пристойной речью Толпа различно занята… А небо так нетленно-чисто, Так беспредельно над землей… И птицы реют голосисто В воздушной бездне голубой… (1835)* * *
В душном воздуха молчанье
В душном воздуха молчанье, Как предчувствие грозы, Жарче роз благоуханье, Резче голос стрекозы… Чу! за белой, дымной тучей Глухо прокатился гром; Небо молнией летучей Опоясалось кругом… Некий жизни преизбыток В знойном воздухе разлит! Как божественный напиток В жилах млеет и горит! Дева, дева, что волнует Дымку персей молодых? Что мутится, что тоскует Влажный блеск очей твоих? Что, бледнея, замирает Пламя девственных ланит? Что так грудь твою спирает И уста твои палит?.. Сквозь ресницы шелковые Проступили две слезы… Иль то капли дождевые Зачинающей грозы?.. (1835)* * *
Как сладко дремлет сад темно-зеленый
Как сладко дремлет сад темно-зеленый, Объятый негой ночи голубой! Сквозь яблони, цветами убеленной, Как сладко светит месяц золотой! Таинственно, как в п.ервый день созданья, В бездонном небе звездный сонм горит, Музыки дальней слышны восклицанья, Соседний ключ слышнее говорит… На мир дневной спустилася завеса, Изнемогло движенье, труд уснул… Над спящим градом, как в вершинах леса, Проснулся чудный еженощный гул… Откуда он, сей гул непостижимый?.. Иль смертных дум, освобожденных сном, Мир бестелесный, слышный, но незримый, Теперь роится в хаосе ночном?.. (1835)* * *
Как птичка, с раннею зарей
Как птичка, с раннею зарей Мир, пробудившись, встрепенулся.. Ах, лишь одной главы моей Сон благодатный не коснулся! Хоть свежесть утренняя веет В моих всклокоченных власах, На мне, я чую, тяготеет Вчерашний зной, вчерашний прах!.. О, как пронзительны и дики, Как ненавистны для меня Сей шум, движенье, говор, крики Младого, пламенного дня!.. О, как лучи его багровы, Как жгут они мои глаза!.. О ночь, ночь, где твои покровы, Твой тихий сумрак и роса!.. Обломки старых поколений, Вы, пережившие свой век! Как ваших жалоб, ваших пеней Неправый праведен упрек!.. Как грустно полусонной тенью, С изнеможением в кости, Навстречу солнцу и движенью За новым племенем брести!.. (1835)Пеня — жалоба, упрек.* * *
Вечер мглистый и ненастный…
Вечер мглистый и ненастный… Чу, не жаворонка ль глас?.. Ты ли, утра гость прекрасный, В этот поздний, мертвый час?.. Гибкий, резвый, звучно-ясный, В этот мертвый, поздний час… Как безумья смех ужасный, Он всю душу мне потряс!.. (1835)* * *
Там, где горы, убегая
Там, где горы, убегая, В светлой тянутся дали, Пресловутого Дуная Льются вечные струи. Там-то, бают, в стары годы, По лазуревым ночам, Фей вилися хороводы Под водой и по водам; Месяц слушал, волны пели… И, навесясь с гор крутых, Замки рыцарей глядели С сладким ужасом на них. И лучами неземными, Заключен и одинок, Перемигивался с ними С древней башни огонек. Звезды в небе им внимали, Проходя за строем строй, И беседу продолжали Тихомолком меж собой. В панцирь дедовский закован, Воин-сторож на стене Слышал, тайно очарован, Дальний гул, как бы во сне. И, лишь дремой забывался, Гул яснел и грохотал… Он с молитвой просыпался И дозор свой продолжал. Всё прошло, всё взяли годы — Поддался и ты судьбе, О Дунай, и пароходы Ныне рыщут по тебе… (1835)* * *
Тени сизые смесились
Тени сизые смесились, Цвет поблекнул, звук уснул — Жизнь, движенье разрешились В сумрак зыбкий, в дальный гул… Мотылька полет незримый Слышен в воздухе ночном… Час тоски невыразимой!.. Всё во мне, и я во всем!.. Сумрак тихий, сумрак сонный, Лейся в глубь моей души, Тихий, темный, благовонный, Всё залей и утиши. Чувства мглой самозабвенья Переполни через край!.. Дай вкусить уничтоженья, С миром дремлющим смешай! (1835)* * *
Нет, моего к тебе пристрастья
Нет, моего к тебе пристрастья Я скрыть не в силах, мать-Земля… Духов бесплотных сладострастья, Твой верный сын, не жажду я… Что пред тобой утеха рая, Пора любви, пора весны, Цветущее блаженство мая, Румяный свет, златые сны?.. Весь день в бездействии глубоком Весенний, теплый воздух пить, На небе чистом и высоком Порою облака следить, Бродить без дела и без цели И ненароком, на лету, Набресть на свежий дух синели Или на светлую мечту?.. (1835)* * *
С поляны коршун поднялся
С поляны коршун поднялся, Высоко к небу он взвился; Всё выше, дале вьется он — И вот ушел за небосклон! Природа-мать ему дала Два мощных, два живых крыла — А я здесь в поте и в пыли. Я, царь земли, прирос к земли!.. (1835)* * *
Зима недаром злится
Зима недаром злится, Прошла её пора — Весна в окно стучится И гонит со двора. И всё засуетилось, Всё нудит Зиму вон — И жаворонки в небе Уж подняли трезвон. Зима еще хлопочет И на Весну ворчит. Та ей в глаза хохочет И пуще лишь шумит… Взбесилась ведьма злая И, снегу захватя, Пустила, убегая, В прекрасное дитя… Весне и горя мало: Умылася в снегу И лишь румяней стала Наперекор врагу. (1836)Взбесилась ведьма злая. Возможно, этот образ был создан под впечатлением обряда, распространенного в деревнях под Мюнхеном. В марте юноши и девушки имитируют весенние полевые работы; внезапно появляется «ведьма», которая безуспешно пытается им помешать. Сцена утверждает неизбежную победу лета над зимой.ФОНТАН
Смотри, как облаком живым
Смотри, как облаком живым Фонтан сияющий клубится; Как пламенеет, как дробится Его на солнце влажный дым. Лучом поднявшись к небу, он Коснулся высоты заветной — И снова пылью огнецветной Ниспасть на землю осужден. О смертной мысли водомет, О водомет неистощимый! Какой закон непостижимый Тебя стремит, тебя мятет? Как жадно к небу рвешься ты!. Но длань незримо-роковая Твой луч упорный, преломляя, Свергает в брызгах с высоты. (1836)* * *
Яркий снег сиял в долине
Яркий снег сиял в долине, — Снег растаял и ушел; Вешний злак блестит в долине, Злак увянет и уйдет. Но который век белеет Там, на высях снеговых? А заря и ныне сеет Розы свежие на них!.. (1836)* * *
Не то, что мните вы, природа
Не то, что мните вы, природа: Не слепок, не бездушный лик — В ней есть душа, в ней есть свобода, В ней есть любовь, в ней есть язык… ………………………………………………….. ………………………………………………….. ………………………………………………….. ………………………………………………….. Вы зрите лист и цвет на древе: Иль их садовник приклеил? Иль зреет плод в родимом чреве Игрою внешних, чуждых сил?.. ………………………………………………….. ………………………………………………….. ………………………………………………….. ………………………………………………….. Они не видят и не слышат, Живут в сем мире, как впотьмах, Для них и солнцы, знать, не дышат, И жизни нет в морских волнах. Лучи к ним в душу не сходили, Весна в груди их не цвела, При них леса не говорили, И ночь в звездах нема была! И языками неземными, Волнуя реки и леса, В ночи не совещалась с ними В беседе дружеской гроза! Не их вина: пойми, коль может, Органа жизнь глухонемой! Души его, ах! не встревожит И голос матери самой!.. (1836)Строфы 2 и 4 были запрещены цензурой. Пушкин настоял на том, чтобы они были заменены точками, так как отсутствие этих строф нарушало композиционную цельность ст-ния. В 1851 г., готовя тексты ст-ний Тютчева к печати, Н. В. Сушков просил автора вспомнить недостающие строфы, но поэт не смог восстановить их в своей памяти или не захотел их печатать. В ряде изданий ст-ние напечатано целиком по списку стихотвоений Тютчева, сделанному по статье Н. А. Некрасова «Русские второстепенные поэты» (С. 1850, № 1), где была поправка Некрасова в ст. 31: «Увы, души в нем не встревожит» вм. «Души его, ах, не встревожит». Эта поправка не была замечена Тютчевым, когда он просматривал список СТ. Между тем она вступила в противоречие с тоном и смыслом ст-ния, являющегося инвективой и имеющего уничижительный для противников финал. «Увы» вм. «ах» приглушало в заключительной фразе ее гневную интонацию, высшая точка которой, как это и свойственно мелодике тютчевского восклицания, находится в центре фразы. Ст-ние является программным для всей натурфилософской лирики Тютчева. В его основе — романтическая идея одухотворенности материи, живущей по своим внутренним причинам, что характерно для философии тождества Шеллинга. В широком смысле ст-ние направлено против традиционно-церковных представлений о природе и механистических взглядов на нее, господствовавших в эпоху рационализма XVII — XVIII вв. Неприемлемость с ортодоксально-церковных позиций пантеистических взглядов объясняет причину ценз. купюр. Вместе с тем отдельные выражения («слепок», «лик», «внешние, чуждые силы» и др.) говорят о том, что полемический адресат ст-ния — объективно-идеалистическое учение Гегеля с его принципиальным обособлением природы от духа. Подобное обособление приобрело еще более резкое выражение у младогегельянцев правого, теистического крыла. По-видимому, ст-ние было написано в 1833 — 1834 гг. во время полемики между Шеллингом и последователями Гегеля. Она началась в связи с выходом книги французского философа В. Кузена «Философские фрагменты» (Париж, 1833), предисловие к которой написал Шеллинг. Это предисловие было его первым литературным выступлением после двадцатилетнего молчания. X. Роте высказал предположение, что толчком к созданию ст-ния могло послужить чтение Тютчевым книг Г. Гейне «Романтическая школа» (1833) и «К истории религии и философии в Германии» (1834), в которых также имеются критические выпады против поздней гегелевской трактовки природы. См. Rothe H. «Nicht was ihr meint, ist die Natur»: Tjutcev und das «Junge Deutschland» // «Studien zu Literatur und Aufklдrung in Osteuropa». Giessen, 1978. S. 319—335.* * *
Я помню время золотое
Я помню время золотое, Я помню сердцу милый край. День вечерел; мы были двое; Внизу, в тени, шумел Дунай. И на холму, там, где, белея, Руина замка в дол глядит, Стояла ты, младая фея, На мшистый опершись гранит, Ногой младенческой касаясь Обломков груды вековой; И солнце медлило, прощаясь С холмом, и замком, и тобой. И ветер тихий мимолетом Твоей одеждою играл И с диких яблонь цвет за цветом На плечи юные свевал. Ты беззаботно вдаль глядела… Край неба дымно гас в лучах; День догорал; звучнее пела Река в померкших берегах. И ты с веселостью беспечной Счастливый провожала день: И сладко жизни быстротечной Над нами пролетала тень. (1836)По семейному преданию, поддержанному И. С. Аксаковым, В. Я. Брюсовым, Р. Ф. Брандтом, П. В. Быковым, Г. И. Чулковым и К. В. Пигаревым, ст-ние обращено к баронессе Амалии Максимилиановне Крюденер (1808 — 1888), урожденной графине Лерхенфельд, впоследствии графине Адлерберг. С ней Тютчев познакомился в 1822 г., вскоре по прибытии на службу в Мюнхен. Чувство дружеской приязни сохранилось между ними до самой кончины поэта. О ней Тютчев с теплом говорит в письме к родителям от 2/14 июля 1840 г. из Тагернзее. В одной из записок, посланных с одра болезни (дочери Дарье, 1 апр. 1873 г.), поэт писал, что «испытал минуту жгучего волненья» от свидания с Амалией Крюденер. И все-таки семейное предание до сих пор не находит документального подтверждения. Адресатом ст-ния может быть К. Ботмер (см. примеч. 335).* * *
Еще земли печален вид
Еще земли печален вид, А воздух уж весною дышит, И мертвый в поле стебль колышет, И елей ветви шевелит. Еще природа не проснулась, Но сквозь редеющего сна Весну послышала она И ей невольно улыбнулась… Душа, душа, спала и ты… Но что же вдруг тебя волнует, Твой сон ласкает, и целует, И золотит твои мечты?.. Блестят и тают глыбы снега, Блестит лазурь, играет кровь… Или весенняя то нега?.. Или то женская любовь?.. (1836)* * *
Люблю глаза твои, мой друг
Люблю глаза твои, мой друг, С игрой их пламенно-чудесной, Когда их приподымешь вдруг И, словно молнией небесной, Окинешь бегло целый круг… Но есть сильней очарованья: Глаза, потупленные ниц В минуты страстного лобзанья, И сквозь опущенных ресниц Угрюмый, тусклый огнь желанья. (1836)* * *
И чувства нет в твоих очах
И чувства нет в твоих очах, И правды нет в твоих речах, И нет души в тебе. Мужайся, сердце, до конца: И нет в творении Творца! И смысла нет в мольбе! (1836)* * *
Вчера, в мечтах обвороженных
Вчера, в мечтах обвороженных; С последним месяца лучом На веждах темно-озаренных, Ты поздним позабылась сном. Утихло вкруг тебя молчанье И тень нахмурилась темней, И груди ровное дыханье Струилось в воздухе слышней. Но сквозь воздушный завес окон Недолго лился мрак ночной, И твой, взвеваясь, сонный локон Играл с незримою мечтой. Вот тихоструйно, тиховейно, Как ветерком занесено, Дымно-легко, мглисто-лилейно Вдруг что-то порхнуло в окно. Вот невидимкой пробежало По темно-брезжущим коврам, Вот, ухватись за одеяло, Взбираться стало по краям, — Вот, словно змейка, извиваясь, Оно на ложе взобралось, Вот, словно лента, развеваясь, Меж пологами развилось… Вдруг животрепетным сияньем Коснувшись персей молодых, Румяным громким восклицаньем Раскрыло шелк ресниц твоих! 1836Тема и образы ст-ния навеяны чтением ст-ния В. Г. Бенедиктова «Прекрасна дева молодая…». Тютчев прочитал его в сборнике ст-ний Бенедиктова (1835), присланном ему И. С. Гагариным. Об этой книге поэт писал Гагарину: «Очень благодарен за присланную вами книгу стихотворений. В них есть вдохновение и, что служит хорошим предзнаменованием для будущего, наряду с сильно выраженным идеалистическим началом есть наклонность к положительному, вещественному, даже к чувственному. Беды в том нет… Чтобы поэзия процветала, она должна иметь корни в земле».29-е ЯНВАРЯ 1837
Из чьей руки свинец смертельный
Из чьей руки свинец смертельный Поэту сердце растерзал? Кто сей божественный фиал Разрушил, как сосуд скудельный? Будь прав или виновен он Пред нашей правдою земною, Навек он высшею рукою В «цареубийцы» заклеймен. Но ты, в безвременную тьму Вдруг поглощенная со света, Мир, мир тебе, о тень поэта, Мир светлый праху твоему!.. Назло людскому суесловью Велик и свят был жребий твой!.. Ты был богов орган живой, Но с кровью в жилах… знойной кровью. И сею кровью благородной Ты жажду чести утолил — И осененный опочил Хоругвью горести народной. Вражду твою пусть Тот рассудит,. Кто слышит пролитую кровь… Тебя ж, как первую любовь, России сердце не забудет!.. Июнь или июль 1837Вызвано трагической гибелью Пушкина, но написано, видимо, не в Мюнхене, а во время пребывания в Петербурге в мае — июле 1837 г. под впечатлением светских пересудов о дуэли и смерти поэта.1-е ДЕКАБРЯ 1837
Так здесь-то суждено нам было
Так здесь-то суждено нам было Сказать последнее прости… Прости всему, чем сердце жило, Что, жизнь твою убив, ее истлило В твоей измученной груди!.. Прости… Чрез много, много лет Ты будешь помнить с содроганьем Сей край, сей брег с его полуденным сияньем, Где вечный блеск и долгий цвет, Где поздних, бледных роз дыханьем Декабрьский воздух разогрет. Декабрь 1837Написано в Генуе после свидания с Э. Пфеффель. Расставаясь с нею, Тютчев действительно предполагал, что расстается навсегда. Впоследствии — 17 июля 1839 г. — она стала второй женой поэта.ИТАЛЬЯНСКАЯ VILLA
И распростясь с тревогою житейской
И распростясь с тревогою житейской И кипарисной рощей заслонясь — Блаженной тенью, тенью элисейской Она заснула в добрый час. И вот уж века два тому иль боле, Волшебною мечтой ограждена, В своей цветущей опочив юдоле, На волю неба предалась она. Но небо здесь к земле так благосклонно!. И много лет и теплых южных зим Провеяло над нею полусонно, Не тронувши ее крылом своим. По-прежнему в углу фонтан лепечет, Под потолком гуляет ветерок, И ласточка влетает и щебечет… И спит она… и сон ее глубок!.. И мы вошли… Всё было так спокойно! Так всё от века мирно и темно!.. Фонтан журчал… Недвижимо и стройно Соседний кипарис глядел в окно. Вдруг всё смутилось: судорожный трепет По ветвям кипарисным пробежал, — Фонтан замолк — и некий чудный лепет, Как бы сквозь сон, невнятно прошептал: «Что это, друг? Иль злая жизнь недаром, Та жизнь, увы! что в нас тогда текла, Та злая жизнь, с ее мятежным жаром, Через порог заветный перешла?» Декабрь 1837Связано с предыдущим и относится ко времени пребывания Тютчева и Э. Пфеффель в Генуе. Тенью элисейской, т. е. подобно душе, блаженствующей в Элизиуме.* * *
Давно ль, давно ль, о Юг блаженный
Давно ль, давно ль, о Юг блаженный, Я зрел тебя лицом к лицу — И ты, как бог разоблаченный, Доступен был мне, пришлецу?.. Давно ль — хотя без восхищенья, Но новых чувств недаром полн — И я заслушивался пенья Великих Средиземных волн! И песнь их, как во время оно, Полна гармонии была, Когда из их родного лона Киприда светлая всплыла… Они всё те же и поныне — Всё так же блещут и звучат, По их лазоревой равнине Святые призраки скользят. Но я, я с вами распростился — Я вновь на Север увлечен… Вновь надо мною опустился Его свинцовый небосклон… Здесь воздух колет. Снег обильный На высотах и в глубине — И холод, чародей всесильный, Один здесь царствует вполне. Но там, за этим царством вьюги, Там, там, на рубеже земли, На золотом, на светлом Юге Еще я вижу вас вдали: Вы блещете еще прекрасней, Еще лазурней и свежей — И говор ваш еще согласней Доходит до души моей! Декабрь 1837Написано в дек. 1837 г. по возвращении из Генуи в Турин.* * *
Смотри, как запад разгорелся
Смотри, как запад разгорелся Вечерним заревом лучей, Восток померкнувший оделся
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5
|
|