Там случилась и другая история. Как-то с будуна, уже без штанов, пошел он кипятку налить, и неловкая рука смахнула кипящий чайник. Из-за этого кое-что, находящееся ниже пояса, почти что сварилось. Комплекс неудачника получил дальнейшее развитие.
      Пока ошпаренный член тела довольствовался малым, Василий искал применение своим интеллектуальным силам. Учеба в замшелом ВУЗе и работа в унылом ВНИИ не слишком захватывали его, поэтому он начал лепить, ваять, играть, петь, предаваться экзотическим религиям, даже писать (с ударением на последнем слоге). Последнее, как казалось ему, получается лучше всего, поэтому он сочинил пять романов, которые немного погодя отыскали и издателя, и кое-какого читателя.
      Когда ошпаренный хрен наконец восстановился в правах, то писатель В.Рютин мигом стал добычей агрессивной искательницы сексуальных забав, у которой были друзья-рэкетиры, каковые потом попросили заплатить за использование женщины по прямому назначению. За ней была череда ночных пташек, они охотно сближались с молодым автором, но от них не было никакого прибытка кроме убытка. В итоге чресла поразила болячка по имени prostatitis chlamidiae, губящая и изводящая живчиков. Последним усилием воли Василий заставил себя жениться и произвести ребеночка — сына Сашу.
      С тех пор прошло двенадцать лет — лет, в течение которых почти каждый из зеленого, пухлого, подающего надежды юноши-здоровяка превращается в серого никому не интересного желчного субъекта с учащенным мочеиспусканием и сердцебиением. В персональном случае Василия Рютина он вдобавок еще обратился в отвратительного Змея Горыныча.
      Давно растаяли вдалеке аплодисменты читающей публики, давно здоровый стул сменился бесконечной драмой, состоящей из запоров и поносов, давно все интересное стало скучным, давно деньги перестали капать с неба, давно жена стала грымзой, давно ребенок сделался аллергиком и двоечником.
      Единственным плюсом, которым Василий пока еще обладал, была вера в свое предназначение. Он верил, что с ним рано или поздно произойдет что-то необычайное, придающее немеркнущий смысл всему дурацкому жизненному пути, что его незавидная биография окажется лишь хитроумной прелюдией к героическому будущему, что когда-нибудь на его могиле вместо покосившейся таблички с нелепо процарапанной рожей встанет бронзовый красавец с земным шаром в руках. И на граните будет высечено: «Василию Рютину — благодарные потомки.» Или. «Прадеду — правнук.»
      Собственно, на это намекали все пять его романов. «Фас, керогаз» повествовал о том, как зловредный разум из одной доброй старушкикибернетика перешел в ее усовершенствованный нагревательный прибор и спалил целый город. «Ночные бабочки» рассказывал о том, как стая насекомых, сплоченная коллективным разумом, занималась проституцией и сексом по телефону. «А вместо члена пламенный мотор» — здесь шла речь о том, как одна часть тела, отторгнутая хирургом от остального организма, смутировала в злобную тварь и стала заниматься насилиями в парадных и лифтах. «Прощайте, вы теперь в архиве» — отсюда читатель узнавал, что все мы — лишь игровые программы в каком-то мощном компьютере, причем нелецензионные, и за нами охотится теперь программа-истребитель. «Лекарство от вшей» — тут уж автор изобразил нас как простых паразитов на теле единственного разумного организма, то бишь планеты Земля.
      Во всех произведениях за образом главного героя, конечно же, легко узнавалась личность автора. Герой-автор, само собой, одолевал свирепых ненавистников рода людского или примирял человечество с возможными галактическими союзниками. Года три назад Василий начал было свой шестой роман, в котором собирался вывести некую инопланетную антицивилизацию, которая соперничает с землянами за право представлять разумную белковую жизнь на всегалактической ассамблее.
      Эта антицивилизация-соперница гораздо более гармоничная, симпатичная и сознательная, и неджентльменские приемы использует только в борьбе с гадами-землянами. В частности, она подсаживает в людей симбиотов, которые могут выполнить любые человеческие желания, управляя пространством и временем. За такие добрые дела симбиот растет внутри человека и соответственно ест его на завтрак, обед и ужин. И, как правило, с последним своим желанием гражданин хороший окончательно превращается в кучу фекалий, оставленных инопланетной гадиной.
      И вот сейчас к Василию пришло что-то необычайное, только вместо интересного и захватывающего оказалось оно мерзким и отталкивающим. Тут уж страдалец осознал, что любые тайны природы, к коим безусловно относится и грипп, и рак, нам вовсе не нужны, если они вредят нашему самочувствию.
      Спазмы распространялись по всему телу, тошнота то и дело подкатывала под горло. Багровые вздутия горели и давили. По идее, сейчас надо было срочно ложиться в больницу. Однако его личный канал спутниковой связи был по-прежнему перекрыт из-за коммерческих причин, проводная связь в Камышинском отсутствовала, как и сто лет назад, а единственный радиотелефон не работал, потому что его вместе с деревенской телефонисткой поразила то ли молния, то ли случайно залетевшая тактическая ракета. На следующей неделе деревня ожидала прилета геологов на вертолете. Но ученые бородачи могли пролететь и на сто километров левее или правее.
      Кто-то осваивал Марс, где-то скрещивали арбуз с тараканом, кому-то приспичило выращивать на грядке мозги вместо капусты, кое-кто обучал машину реагировать на шутки бодрым смехом без всякой подсказки, а в Камышинском все было глухо, как встарь.
      Из всех нововведений могли случиться только исламские террористы с автоматическими гранатометами и ракетными кассетами. В последнее время моджахеды любили захватывать забубенные глухие деревни, чтобы, в ходе последующего боя за освобождение, те были бы дотла уничтожены федеральными войсками.
      До полудня Василий просидел в нужнике, скрываясь от всяческих взоров и «наслаждаясь» ароматической симфонией выгребной ямы. При нем было зеркальце от бритвенных принадлежностей, которое показывало все более страшные картинки его внешности. Затем сердобольный дядя Егор просунул под дверь сортира ключи от медпункта и посоветовал сходить за таблетками от поноса. Сам фельдшер затерялся на бессрочной рыбалке в среднем течении Оби.
      Василий быстро прошмыгнул вдоль кустов в покосившийся сарай с намалеванным на двери красным, вернее бурым крестом — вроде тех что когда-то украшали борта фашистских «Тигров». Здесь в самом деле удалось найти пригоршни таблеток без каких-либо опознавательных знаков, опустошенные бутыли из-под спирта, а также вполне современный сканер с микрокомпьютером и следами жирных пальцев на никелированных поверхностях. Но Василий и не хотел видеть на них свое отражение, он знал, что успел покрыться сеткой подкожных каналов ярко-красного цвета. Особенно богато было с ними на спине, где они сходились в точке, находящейся в поясничной области.
      Василий сунул вилку в розетку, ввел код доступа в заработавшую систему (паролем оказалось слово «Петя», процарапанное на входной двери), повернул экран микрокомпьютера к себе и стал водить сканером вдоль больного тела.
      Через пять минут его просто выворачивало от отвращения. Увидя такое, как не впасть в отчаяние и не завыть волчьим голосом! Компьютер, изучив данные сканирования, выдал на экран отталкивающий рисунок, достойный кисти позднего Босха.
      Внутри тела у Василия Самуиловича находилась некая структура с температурой в тридцать градусов — и это несмотря на ярко-красную окраску вздутий. Структура имела вид паука, а если точнее — перевернутой ящерицы. Эта форма явно претила представлениям человека о прекрасном.
      Василий какое-то время приходил в себя, а затем, вспомнив, что он мужчина, а также боец ныне не существующей армии, стал мужественно изучать тошнотворное изображение. В структуре явно выделялась головка — приходящаяся на область крестца, и брюшко — находящееся в области нижних спинных позвонков. Хвост этой ящерицы проходил по позвоночнику до головы, УХОДЯ ВГЛУБЬ ЧЕРЕПНОЙ КОРОБКИ, а конечности ее огибали все тело Василия, достигая пупка. Передние же лапы жуткой структуры заканчивался не где-нибудь, а прямо в органе, именуемом для благозвучия пенисом. И самое неприятное — конечности ее хотя и медленно, но шевелились.
      Микрокомпьютер с вежливостью бесчувственной машины попросил разрешения внести данный случай в медицинские анналы. В ответ Василия вырвало желчью — в животе давно отсутствовала какаялибо снедь.
      Страдалец, позабыв выключить жестокий прибор, вылетел из медпункта, проломил гнилой забор и помчался через поле прямо в лес.
      Только, когда он забрался поглубже в чащобу, горло его освободилось от тисков рефлекторного сжатия и из него вылетел звук, похожий на скорбный скулеж добермана-пинчера, которого не выгуливали десять часов кряду.
      Эта штука, эта долбаная ящерица в нем навсегда! Такие штуки не рассасываются! Во всяком случае его не станет раньше ее! Она пожирает его изнутри! Он сделался для нее едой и постепенно превращается в кучу говна! Ее не удалить, потому что она оплетает все его внутренние органы и, более того, проникает внутрь их. Во всяком случае, операция будет стоить десятки тысяч долларов.
      Сразу же возникли мрачные мысли о волевом прекращении бесславного жизненного пути. Но как это сделать, если первый раз в жизни? Наверное, самый простой суицид — идти дальше и дальше, пока его не закусают комары или волки… По счастью, пакетик с экстраморфином смирно ждал своего момента в кармане куртки.
      Скушал дозу и пошел. Может, спустя час он стал обращать внимание на то, что он видит и чует. Воздух перестал быть равномерно прозрачным, в нем появились какие-то прожилки, складки, он напоминал некие занавески, которые непременно кто-нибудь поднимет.
      Воздух, само пространство, как будто был рассечен на отдельные куски, каждый из которых имел собственную жизнь и разыгрывал собственную партитуру. Одни куски казались туго надутыми воздушными шарами, другие — провисшей мотней, одни выглядели страшно тяжелыми, другие — просто пустотой, дырой ниоткуда в никуда.
      Одни куски процветали, другие гнили или засыхали, третьи застыли в каменной неподвижности. А по складкам текли струи энергии, быстрые и легкие, резкие и спокойные.
      Голубое небо, едва видимое в просветы между крон, находилось в зоне покоя и посылало ровную энергию, как будто даже пело сочным баритоном. Это в немалой степени затягивало, и Василий даже слегка отвлекся от кошмарных мыслей. Пытаяcь снова на них сосредоточиться, он остановился у ближайшей ели, но и та вовсю гудела в своем цветущем участке пространства. Весь лес уже воспринимался как довольно слаженный хор, где каждая клетка, каждый сегмент имел свою энергетику, своих обитателей, вел свою партию, где соблюдалась симметрия между цветением и гниением, напором и податливостью, любовью и злобой. Но неожиданно в эту симфонию, подслушанную нечаянным посетителем тайги, вмешалось нечто новое, грубое и постороннее.
      Василий пригнулся, прислушался и огляделся, затем двинулся в сторону источника неприятных сигналов. Тяжелый гул и резкий запах узкой струей протек из кустов жимолости. Василий остановился и залег. Причем вовремя. Из кустов показался человек, потом еще двое. Группа немного напоминала охотников, но лишь самую малость.
      Да, они, как всякие уважающие себя охотники, облачились в хамелеоновую камуфляжку, но в руках держали не двустволки, и даже не помповые ружья, а автоматические гранатометы со вставленными магазинами на двадцать четыре гранаты и пистолеты-пулеметы «Беретта» с обоймами из ста беспатронных зарядов, то бишь реактивных пуль повышенного радиального действия. Было у них и кое-что, напоминающее две спаренные трубы — пусковая установка и кассета с четырьмя самонаводящимися ракетами, распознающими цели. По резким «жужжаниям», исходящим от «охотников», можно было догадаться, что у них на уме. Скорее всего они нацеливались на деревню Камышинское.
      Василий весь вспотел, ведь до этого он только раз встречался с настоящими врагами, в ауле Очхой. Но тогда старший лейтенант находился под сильным излучением капитана Лялина, а сейчас… Пока что Василий решил ничего не предпринимать. Ведь «охотников на человека» могло быть больше, чем трое… Василий, от нечего делать, решил последить за вероятными злодеями. Занятие это было непростое.
      Все трое имели на лицах модерновые таиландские бимоны со встроенными процессорами — каждый размером с очки горнолыжника. Василий когда-то участвовал в проектировании первых отечественных бимонов, кои назывались тогда «универсальный комплект боевого наблюдения», поэтому знал в них толк. «Охотники» обозревали местность с применением лазерных дальномеров и компьютерных видеосканеров, которые выдавали на контактные экраны целеуказание, прицел оружия, общее или секторное телеувеличение, а при нужде — тепловой рисунок с большим разрешением.
      Василий понял, что желание просто «последить» может ему дорого обойтись, учитывая мрачную настроенность этой тройки. Но затем ощутил, что терять ему, собственно говоря, нечего — кроме проклятой «ящерки». Ведь с ним случилась трагедия, которая и Эсхиллу не по зубам. Так, может быть, именно сейчас противное и гнусное в его жизни пора преобразовать в прекрасное и возвышенное?
      Василий не мог преодолеть скованность, пока не ощутил снова «нарисованность» всего пейзажа, какую-то его ненастоящесть, что, кстати, относилось и к фигурам врагов. Мышцы тут расковались и ему удалось пристроиться чуть правее подозрительной троицы — по счастью растительность была «на его стороне».
      Василия заслонял густой боярышник, сам он двигался по рытвине, так что его голова находилась на уровне их ног. Вражеские ноги в противоминных башмаках он видел редко, но чутье не обманывало его — они все время были рядом.
      Рытвина вдруг резко завершилась. И закончилась она стволом большой лиственницы, который рос как-то криво, поначалу вообще стелясь по земле.
      Дальнейшие действия были не то автоматическими, не то машинальными, выветрились и страх, и задумчивость, забурлило желание действовать, побеждать и наслаждаться победой. Случился выплеск ярости, полосы на его руках просто загорелись, он почувствовал далекий зов подруги — убить ее было бы блаженством. Но пока он не мог найти ее и это вскипятило всю его кровь.
      Василий увидел незримую дотоле складку-"тропу", которая распахнула перед ним дверь и повела прямо на ствол. А справа и слева были «стены», преграды, куда не стоило ломиться. Это казалось озарением — сперва вспышка, затем легкий укол, вздох всем телом, и вперед, как будто к попе приделан реактивный моторчик.
      Ноги и в самом деле понесли его прямо на косую лиственницу, а в нужный момент он спрыгнул точно на голову ближайшего «охотника». Правая ступня оказалась на плече у противника, каблук левого ботинка закатал тому прямо в лоб, раздавив походя бимоны. Раздался хруст пластика и возможно даже шейных позвонков. Через мгновение пистолет-пулемет перешел в руки Василия.
      Оружие стояло на боевом взводе, поэтому первой же очередью был срезан второй «охотник». Он находился за ветвями кустарника, но гудел как трансформатор, поэтому сразу попался под пули и, брызнув кровью, улегся.
      Третий успел укрыться за деревом и уже оттуда ударил из своего оружия. Пули повышенного радиального действия, известные в народе как «ромашки», стали кромсать веточки и срубать сучья вокруг Василия, сужая ему жизненное пространство.
      Однако старший лейтенант запаса уже сорвал бимоны со второго «охотника», быстро сориентировался в системе управления оружием. За какую-то секунду совместил перекрестье прицела и целеуказатель, уловивший голову неприятеля. Еще немного и…
      Тут Василию пришлось совершать кульбиты и прыжки, удирая от взрывов гранат, самонаводящихся на его тело. Противник погнал его и быстро засадил почти что в топь, однако в итоге… Бежать, по идее, можно было куда угодно, но Василий везде натыкался на какие-то преграды и лишь в одном месте была дверь, причем крутящаяся. Она как будто развернула его и очарованный бегун оказался на некой «тропе», что провела его по мшине. После этого враг, даже отчаянно моргая, уже не мог поймать его в перекрестье прицела. «Охотник» стал «добычей». Василий даже и не видел террориста, однако чуял его, воспринимал вполне продуктивным образом.
      Их соединял канал, воспетая поэтами незримая нить, может даже струна, которая вся звенела от напряжения.
      Компактный пистолет-пулемет благодаря бимонам и реактивным пулям стрелял как снайперская винтовка Драгунова, только без той отдачи и со скорострельностью 1200 выстрелов в минуту. Надо было за пару секунд, пока враг не опомнился, закрыть пулями участок в десять квадратных метров. Именно там находилась живая мишень, соединенная с Василием звенящим каналом. И во врага, потенциально угрожающего деревне Камышинское, из девяноста выпущенных зарядов попало-таки три.
      Василий побежал к нему вдоль струны как музыкальная нота и увидел, что этот, в отличие от тех двоих, явно уроженец кавказских гор. Но едва потянулся обыскать труп, как из чьей-то пусковой установки стартовала «умная» ракета. И, конечно же, она стремглав помчалась именно к Василию Самуиловичу.
      Целеуказатель успел «захватить» ракету, рука прицелила пистолетпулемет, а палец нажал на кнопку огня. Ствол выпустил целую тучу пуль и ракета была подорвана в воздухе, став яркой вспышкой. Но Василий знал, что в кассете еще три ракеты. А в боеголовке каждой ракеты три независимые системы наведения: на тепло, на звук и образ. Может, это было избыточно для поля боя, но для леса — в самый раз. Тем более, и очередной противник пока был плохо различим и мог спокойно выпускать свои реактивные снаряды, дожидаясь попадания в «яблочко».
      Василий услышал нарастающий трубный звук, это приближалась ОНА, четко отличая его образ от облика деревьев и кустов. «Ну все, абзац», — произнес он прощальное слово и словно провалился куда-то, как будто в яму ухнул, правда вела она не вниз, а вперед. В один прыжок, похожий на падение, он преодолел десять метров, однако горячая стена взрыва успела двинуть его сзади и заставила перекувырнуться три раза. Двинула, но не прикончила. Впрочем, Василий чуть не сломал позвоночник об какую-то толстую ветку и, хрипло выдохнув, шмякнулся на ковер из мха возле здоровенного пня. Чуть левее — и смахнуло бы полголовы.
      Не пролежав и десятой доли секунды, он кинулся бежать. С одной стороны, он явно не выбирал дороги, потому что ветви лупили его со всех сил и по физиономии, и по животу, и по ногам; очень скоро он почувствовал на губах солоноватый «морской» привкус крови. С другой стороны, за это время разорвалось две ракеты, но где-то вдалеке. Значит бежал Василий все-таки по тропе, ведущей в правильном направлении: он почти скользил по ней, но при том еще тратил силы на то, чтобы она существовала. Он как будто раздувал ее — она держалась за счет его дыхания.
      Через пару минут Василий оказался у тела первого сраженного им недруга. Теперь тот был стопроцентным покойником, так что не возражал, когда у него позаимствовали автоматический гранатомет.
      Затем доступная одному лишь Василию складка, узость между двумя преградами, втянула и повела его вверх по сучкам лысоватой сосны. Василий и враг номер четыре увидели друг друга почти одновременно, но если гранатомет стреляет сразу, то ракетной установке требуется крохотное время, чтобы сообщить боеголовке, изменилась ли кодовая таблица распознавания цели.
      Граната долетела раньше, однако в тот момент, когда она взорвалась, ракета уже покинула трубу пусковой установки.
      Василий разжал руки и полетел вниз с высоты десять метров. В какой-то момент этого недолгого полета ему показалось, что он напоминает шишку, что красные вздутия на его коже превратились в жесткую встопорщенную чешую. В момент столкновения с землей на него пролился огненный дождь и стали падать горящие стволы деревьев.
      Потом была пауза — полная отключка. Первое, что Василий ощутил в новой серии своей жизни — это был запах гари от его тлеющих штанов. Он поднялся и очень удивился тому, что цел. Не только на штанах, но и на курткештормовке были дыры, сквозь которые виднелась покрасневшая кожа и… «конечности ящерицы» — сейчас они были синими и, кажется, выделяли слизь. Спасительную слизь. По крайней мере, ожоги почти не терзали его болью, не вздымались пузырями. А как насчет ушибов? Бывает, что свалишься на лестнице с первой ступеньки и в десять раз хуже расшибешься.
      Сосна, на которую Василий недавно столь лихо взлетел, была срезана на высоте трех метров от земли и обуглилась почти до самых корней. Кроны и стволы ближайших деревьев оказались сильно иссеченными осколочным ветром. Чего не скажешь о самом Василии. Впрочем, он чувствовал сейчас довольно сильное напряжение, расходящееся волнами от центра в крестце, с развихрениями в нескольких других точках. Кое-где мышцы были спазмированы и сведены судорогой, но легкой разминкой он привел их в порядок. Жизнь продолжается!
      За это Василий ощутил приступ легкой благодарности по отношению к ящерной структуре. Радость выживания сейчас была отчетливой и искренней. Какое-то чутье вело его незримыми тропами и давало преимущество перед противником!.. Нет, конечно, «ящерица» тут ни причем, спасибо надо говорить его необычной психике, лишившейся «крыши» из-за приема экстраморфина. Именно его собственная психика мобилизовала все ресурсы организма на борьбу с ожогами и ушибами. Говорят, что какая-то бабка так психанула во время пожара, что буквально выпорхнула из хаты вместе с дубовым шкафом.
      Василий, страдая теперь избытком оптимизма и улыбаясь птичкам и белочкам, направился в сторону деревни. Собственно, спешить было некуда. От Камышинского либо уже угольки остались, либо никто не сунулся туда вовсе.
 
       Зарубка 3. (там же) «Таежные университеты»

      Почин крупным налетам на небольшие населенные пункты задан был в начале девяностых известными кавказскими боевиками, что получили диверсионно-террористическую подготовку на территории сопредельных с Россией стран. Акции эти «увенчались успехом» и не вызвали отрицательной реакции у публики. Само собой, удачные злодейства было не раз еще повторены, причем и в тех странах, которые сперва считали, что это их ни капли не касается.
      Тактика налетов подверглась необходимым усовершенствованиям и была дополнена единой стратегией. Террор — оружие слабых — стал приносить большие психологические, политические и, конечно же, финансовые дивиденды.
      Основная масса налетов пришлась на пункты с населением до 50-100 тысяч человек. Страна, обладающая хоть миллионной армией и полицией, не могла никак восприпятствовать накоплению боеприпасов и оружия на своей территории, а затем проникновению террористических групп в 100 — 150 бойцов, не могла держать в каждом городке или поселке полки и дивизии. Но в любом городке или поселке террористы за деньги или за идеи могли найти пособников из числа обиженных, неудачников, шпаны и уголовников. Когда правительство перебрасывало в тот или иной пункт достаточные силы, как правило, оказывалось поздно. Боевиками были уже захвачены школы, больницы, детские сады, богадельни, аэродромы, узлы компьютерной сети и станции секторной радиосвязи, заминированы химические и нефтяные заводы, железные дороги, системы водоочистки и газоснабжения, взяты тысячи заложников. Естественно, что сами заложники куда больше боялись штурмового спецназа, чем террористов, которые непременно выступали за «мирное решение всех вопросов».
      А затем или начиналась мясорубка или, еще чаще, торг. В итоге, любая мелкая шайка, едва разжившаяся десятком килограммов пластиковой взрывчатки и мешочком универсальных взрывателей, могла уйти с победой, имея в кармане десяток миллионов долларов. Достаточно вспомнить налет банды Псевдорадуева на город Елец.
      Со временем все банды, даже самые мелкие, получили единое руководство и уже больше не довольствовались десятком миллионов.

      По дороге оптимизм и энтузиазм быстро растаяли. Василий заглядывал в любую встречную водную гладь озерка или лужи. Красные жилы покрывали густым диковинным орнаментом и физиономию, и грудь; на спину не имелось способа взглянуть, но можно было себе представить, что она достойна кисти Пикассо. Или Сальвадора Дали. Пожалуй, эти двое сумели бы создать совместный шедевр. «Да, я уцелел как живой налогоплательщик, — подумал Василий, — но стоит ли жить таким уродом?»
      Вернулся в Камышинское он к вечеру. Деревня осталась такой же, не более и не менее неприглядной. Если здесь и шли бои, то только в кроватях, между бабами и мужиками. Василий закопал пистолет-пулемет и гранатомет в скирду сена, причем сразу забыл в какую, но трофейные бимоны захватил с собой. Он добрался в темноте до дядиной избы и, не обращая внимания на кастрюлю супа, дрожащую в руках Егора, рухнул на койку и заснул мертвецким сном. Напоследок он еще услышал слова дяди:
      — Ты, это, не расстраивайся насчет полосатой морды. Тут у нас один мужик вообще синим стал. Так ить, все равно на дискотеку ходил, и в фильме про инопланетян снимался, и вообще жизни радовался. А дети у него нормальные родились, только заикаются немного…
      В какой-то момент сон из мертвецкого стал обычным. Василию снилось, что он превратился в пузырь с отростками, который разумен и живет на планете гроз. Здесь дуют постоянные ураганы, снизу лупят молнии. Там, под ним, дымится и пускает огненные вихри раскаленное солнце, а наверху лежит ледяная тьма. И только семья из семнадцати крепко сцепившихся Пузырей достаточно жизнеспособна. Здесь трое правых и двое левых мужей, три средние жены и две верхних, двое нижних посредников и один верхний (второй верхний растворился во время последней случки), один дедушка-бабушка и три неотделившиеся детокапсулы…
      Он как будто просыпался, но оказывался опять в другом мире, с лиловым небом и оранжевой жидкой землей. Из нее то и дело вырывались адские желтые фонтаны, которые вонзались ввысь. Там он был похож одновременно на паука и ящера: шесть лап, секущие плоскости челюстерук, грудной и спинной панцири, бахрома быстрых и гибких отростков, среди которых выделялись два хвоста. Дракон бродил по жгутам времени и добывал себе силу в далеких сегментах пространства. Насытившись в их неясной глубине, он искал себе подругу. Он должен был найти и растерзать ее хвостами и челюстеруками, чтобы…
      Тут, когда из-за холма уже донесся вой подруги, вдруг ударил фонтан, который стал рвать его тело — и Василий открыл глаза из-за боли.
      Родственник тряс его за плечо, причем, судя по серому свету, грустно сочащемуся в очко оконца, время было самое раннее.
      — Ну, что ты, дядя, не даешь человеку забыться. Кроме как во сне, негде порадоваться. — укорил родича Василий.
      — Вставай, оригинал. Я с шулмой договорился. Она до полудня в урочище, а потом снова в тайгу усвистает. У нее сейчас самое время травы собирать — те как раз в соку.
      — С какой еще шулмой?
      — Это ведьма из Абакана родом. Зовут ее Умай.
      — Да хоть ласковый май. Не желаю, чтобы за мой счет тренировались ведьмы, колдуны, шаманы, оборотни, вегетарианцы и прочие антинаучные пособники дьявола.
      — Так ведь, сынок, никто, кроме нее тебе не поможет. Вселились в тебя духи далекие и сели твою душу объедать.
      А почему не духи? Идея, хоть и не потрясает своей новизной, по крайней мере достойна обсуждения. Если не болезнь — а медицинский справочник Василий пролистал — то, может быть, они виноваты?
      — Ну, убедил так убедил. А вернее мне уже все пофиг, с Умай помирать или без Умай.
      Василий дал вывести себя из дома и загрузить в телегу.
      — Погоди-ка, дядя. — страдалец зачем-то сгонял в дом за трофейными бимонами таиландского производства со встроенным микрокомпом и СКВ-разъемом для управления оружием.
      Он плюхнулся на солому, дядя Егор каким-то утробным голосом крикнул: «Ну» и лошадка, словно между прочим, тронулась. Глянет какая-нибудь бабка из окна и решит, что папаша везет своего подгулявшего побитого сынка домой.
      — Эй, прикройся, а то утро севодни студеное. — дядька кинул Василию оборванный тулуп, подаренный когда Пугачевым Гриневу и используемый в последнее время в качества колыбели для щенят.
      Ехали вначале по грунтовке. Затем та свернула налево, а телега направо — и покатилась со скрипом по еле заметной тропе среди густеющего ельника. Сырой лесной запах сильно шибал в нос, протекая словно по трубкам между пространственными глыбами. Василий отчаянно остро почуял и прелую листву, и малинник, и толпу сыроежек. А еще каких-то зверьков, снующих в кустах калины. Каждая тварь занимала свой законный участок, только ему не было места на белом свете.
      — Скоро уже урочище. Если втулка на колесе не вылетит, через час там будем. — сообщил дядя.
      Лес мрачнел, надвигался, он уже не хотел стоять по сторонам. Егор вместе со своей пегой лошадкой и скрипучими тележными осями чудом ухитрялся продираться сквозь него. Но неожиданно чаща подалась вбок, отчего обнаружилось озерко и ветхая избенка. С одной стороны ее прикрывали заросли ракиты, с другой — условно защищал от леса покосившийся тын, на некоторые колья были надеты горшки, кои отчасти напоминали почерневшие головы. Не дать не взять — избушка Яги.
      — Избушка, избушка, встань к лесу передом, а ко мне задом и немножко наклонись, — угрюмо пошутил Василий.
      Они поднялись по трем шатким ступенькам крылечка и открыли незапертую дверь. Василий увидел широкую спину женщины, сидящей у низкой пузатой печки.
      — Здорово, хозяйка, в интересном месте живете!.. — бодро начал он.
      И сразу заткнулся. Потому что хозяйка нехотя обернулась. Круглое лицо было нелюбезным, узкие глаза прямо пробуравили вошедшего. Возраст ведьмы казался неопределенным, черты облика выдавали скорее хакасску, чем манси.
      — Ты, полосатый, садись в уголок и не выпрындывайся, а то быстро поедешь назад, — сказала она глухим рубленным голосом, столь далеким от певучего говора коренных русачек.
      И стало ясно, кому сидеть тихо, а кому уматывать.
      — Ну, стало быть, я, как говорят у нас на флоте, отдаю швартовы и отчаливаю, — засуетился Егор. Кажется, он был рад поскорее удалиться.Умай, золотце, я тебе там картохи и яблочек привез, в сенцах оставил. Ты племянничку моему помоги, век благодарен буду.