— Ясно. Вы не только большие идеалисты, но попутно и приличные бюрократы: одному положено только калечить, другому только спасать. Ну так что за общее дело, чем займетесь-то после того как вы победите шахидов-моджахедов и покорите всю Землю?
      — Во-первых, мы не собираемся их побеждать. Это люди в чем-то похожи на нас, только более примитивные. Мы припугнем их, поставим на место, и сделаем своими братьями. Меньшими, конечно. К сожалению, концепции полного равенства остались в области утопий. А бороться всерьез мы будем с «пеной». Мы избавимся от нее, во имя установления гармонии. И дело тут не в нашей жестокости. «Пена» потребляет слишком много ограниченных ресурсов на нашем Шарике и не то что гармонии, любому порядку подчиняться не желает.
      — Я как будто уже слышал что-то в этом духе. Григорием Климовым попахивает… Значит, одни психи якобы хотят расправится с другими психами, но бить-то будут в первую очередь тех, кто от них сильно отличается, то есть нормально соображающих людей… А что потом, так сказать — на десерт?
      — А потом мы выполним наше космическое предначертание.
      — Ого, Зина, это, действительно, идеал так идеал. И кто же его спустил? Вы религиозны?
      — Иные из нас — да, другие — нет. Но предначертание поступило от Учителей. Когда мы будем готовы, они помогут создать нам сверэнергетику и уведут нас в другой мир, где мы обретем общую бесконечную жизнь. — глаза вещающей Зины вспыхнули, словно бы она уже видела прекрасную светлую вечность. — Но об этом не знают даже первичные члены нашей общности, которых мы называем «листьями». Впрочем, любой из «листочков» может, раз-два, и сделаться всезнающим «стволом»… ну и запросто вернуться в прежнее состояние.
      — Ясно, что это за Учителя. Это — Пузыри, наши космические конкуренты. За ними, кстати, присматривает галактическая полиция, Смотрители, чтобы те слишком не набедокурили. Это, значит, для Пузырей ваша новая общность будет чистить Землю от так называемой «пены».
      Зина гордо отвернулась.
      — Убей меня, но не смей так говорить.
      — Убить? Обещаю подумать об этом на досуге. — сказал Василий и подумал, что, пожалуй, иным образом на такую девушку повлиять невозможно. И вдруг как будто издалека послышался голосок Акая: «Покажи ей.»
      Тогда Василий, несмотря на оказанное сопротивление, сжал Зинины руки в своих, да так что бледные глянцевые пятна на его ладонях пришлись на центры ее ладоней. А потом ему показалось, что он быстро тянется вверх. И Зине, скорей всего, тоже. Они, как два сверхбыстрых растения, стремились, сплетаясь, все вверх и вверх сквозь многоцветные тоннели. Они преодолевали не то атмосферу Земли, не то экраны и завесы, отделяющие наш мир от других. А впереди летел маленьким поводырем Акай.
      В итоге они увидели скопление Пузырей. Те слипались, включали и поглощали друг друга, образовывая вместе прекрасные соцветия, а гармоничные букеты сообща творили сияющие города-сады.
      — О да, да! Мне это нравится, — шепнула очарованная фанатичка.
      — Я так и думал, — сказал себе Василий, — разве ее чем-нибудь проймешь.
      И тут обзор переменился — Пузыри предстали словно на предметном стеклышке микроскопа. И стали совсем как копошащиеся инфузории, которые сливаются, делятся и ищут питательные вещества, частички всякого дерьма, чтобы сытно покушать.
      Микроскоп словно дал большее увеличение и были воочию показаны «частички дерьма», питательные вещества. Это были медленно кружащие вихри, состоящие из… Там угадывались люди, сгустки человекоподобных структур, какой-то человеческий планктон.
      А потом чудо-растения, вознесшие Зину и Василия, резко осели и снова стали точками, затерявшимися в сибирской тайге. Минуту она молчала, в потом оторвала свои руки от его и сказала:
      — Я ничему этому не верю, это — наведенная галлюцинация, ты — опытный враг, психотерапевт долбанный.
      — Конечно же, Зина, я не сомневался, что ты не поверишь. Разве коммуняка или фашик откажутся от своих привлекательных идей из-за разговоров о ГУЛАГе или Освенциме. Коммунист скажет: « Сажали только врагов народа, которые плевались ядом в колодцы и мочились на колхозное сено». А нацист добавит: «KZ — Lugen. Kein Gas fur Juden.»
      — Проваливай. — сказала она. — Пока та куча, которую ты устроил в лесу, притянет моих товарищей, ты будешь уже далеко.
      — Ну, конечно же, теперь я становлюсь лишним на празднике жизни. Она у тебя вне всякой опасности, и ты можешь прожить ее так, чтобы Пузырям понравилось.
      Василий уже повернулся, чтобы отправится восвояси, но тут Зина притормозила его:
      — Дай-ка я тебя напоследок чмокну. В благодарность за штаны.
      — Ну, черт с тобой. Целуй, что уж с тебя еще возьмешь.
      После довольно дежурного, хотя и плотного поцелуя, Василий почувствовал какую-то крупинку во рту. Да и проглотил, потому как рядом с дамой плеваться неудобно. Впрочем, уже секунду спустя дорога захватила все его мысли.
 
       Зарубка 13. (там же) «По грибы, по ягоды»
      Он слышал и даже видел спасательно-карательный вертолет. Зину тот наверняка спас, а вот покарать уж никого не смог — кишка тонка. Вертушка пронеслась над Василием, шаря всеми детекторами, но он закопался в еловые лапы, и та улетел ни с чем. А как же иначе? Лишившись маяка, он стал для бывших «друзей» как бородавка на заднице у слона. Кстати, Василий Самуилович величал их теперь не друзьями, а «интернационалистами».
      А потом продолжился путь, напоминающий об отступлении немцев от Москвы и наступлении татар на Владимирско-Суздальскую Русь.
      К счастью, это не завершилось полным поражением какой-либо из сторон.
      По дороге, вернее на привалах, Василий несколько раз рассматривал антикварную тарелку, размышляя о том, не выбросить ли. Ценность-то ее сомнительна, а вот на полкило тянет.
      Сантиметров двадцать в диаметре, выполнена из некоего серебристого сплава, похоже, что серебро с чем-то. Но вся испачкана каким-то окаменевшим бурым дерьмом. При том у Василия даже никакого ножика, чтобы почистить-поскоблить ее. Но однажды потянулся он к «историческому» медальону, подарчику Назыра, думал, им поскрести. Результат превзошел все ожидания. Лишь слегка нажал на крохотную коробочку с двух сторон, и бац — из нее вылезло небольшое, но твердое лезвие. Покрутил талисман еще маленько и понял, что это настоящий комбайн. Тут и отвертка, и пинцет, и пилка, и даже стамеска. Вот тебе и наследие Ибн-Зайдуна.
      Пообрабатывал Василий со скуки свою тарелку, и открылся на ней какой-то рельеф. И уже не тарелка это, а некий ребус. Блямбы неправильной формы, как от расплывшегося металла, между ними процарапаны линии и иероглифы, а вкруг диска — подвижный обод.
      — Эй, нательный ум, китайский знаешь? — обратился Василий к бодику.
      — С устным китайским у меня сейчас не очень, потеряна часть фонопрототипов и треть семантических ассоциаторов. — грустно произнес электронный напарник.
      — Ну, если сейчас тут не высадится китайский десант, то без фонетики мы проживем. Посканируй-ка иероглифы, сейчас я твой глаз прилажу.
      Легкий лазерный лучик обежал тарелку и после минутной заминки бодикомп произнес:
      — Это иероглифы эпохи Мин.
      — И без тебя знаю, что Мин, а не гуталин. Ну как, у тебя и с письменным не очень?
      — Это карта. — важно ответствовал бодик. — По которой можно определить положение некого объекта.
      — И без тебя вижу, что карта. — соврал Василий. А потом вдруг подумал, не имеет ли видЕние, посетившее его на дне озера, какой-то смысл. Там, в глюке, был китаец, путешественник, которого китайский царь отправил по «скорлупу» драконьего Яйца. А если и в самом деле Ходящий-Мимо знал дорогу и имел карту, которая в итоге упокоилась рядом с его косточками? В конце концов, в императорском дворце должны же были его снабдить маршрутом до «страны динлиней». — Ну, товарищ компьютер, и где этот некий объект, а если точнее скорлупа драконьего Яйца?
      — Установите риску обода в том направлении, где сегодня взошло солнце, а саму тарелку сориентируйте по сторонам света, согласно нанесенным на нее символам. — предложил бодик. — Я буду помогать подсветкой.
      — Ну, — Василий с трудом повернул обод. — Дальше блистать будешь?
      — Если бы я еще мог определить координаты по спутнику, — уклончиво молвил бодик, — то… стало бы ясно, где находимся мы, а где лежит, судя по карте, эта так называемая «скорлупа». Но, если бы я даже сумел это сделать, нас бы сразу засекли.
      — Что-то ты темнишь. А еще блеял: «Искусственный разум за вас, Василий Самуилович.»
      Бодик ответил молчанием, однако на следующем привале вдруг сделал признание:
      — Честно говоря, после падения блок связи у меня еще работал. Он работал вплоть до того момента, как вы избавились от своего маяка, наложив, пардон, два кило жидких экскрементов в лесу. Так что я исправно определял наше местоположение.
      — А потом? — спросил Василий, морально готовясь к очередному неприятному сюрпризу.
      — А потом я сам пережег собственный блок связи. И как результат — люди с базы окончательно потеряли нас из виду.
      — Ах, какой заботливый… Может, иной раз стоило бы и рискнуть, определяючи координаты. Эй, жестяной ум, зачем ты все-таки пережег блок связи, если, как говоришь, перешел на мою сторону? — вцепился Василий, характерным инквизиторским образом приподнимая одну бровь.
      — Ну, есть еще одно обстоятельство. — раскололся бодик. — Я перешел на вашу сторону, основываясь на том объеме мотивационной памяти, которую имею сейчас. Однако неизвестно, какие еще данные я могу восстановить. Да, на данный момент во мне победили здравый смысл и мораль библейского толка, но не исключено, что я впоследствии паду в объятия какой-нибудь экстремистской концепции.
      — Как же так? Ты, искусственный интеллект, мечешься, словно какойнибудь пэтэушник с поллитровкой в кармане… Но, если ты до недавнего времени аккуратно определял координаты и счислял курс, то, наверное, догадываешься, где мы, где твоя база и где «скорлупа»?
      — В мою память никогда не вносились координаты базы и, кроме того, изначально была установлена заглушка на спутниковое ориентирование при расстоянии менее пятьсот километров до нее. Только я попробуй — и мигом сгорит «мама» . Но что касается «скорлупы», то можно попытаться… она находится где-то на Кетско-Тымской равнине, в квадрате тридцать на тридцать кэмэ.
      — А поточнее нельзя? Названия каких-нибудь населенных пунктов, озер, рек, лежащих в этом самом квадратике.
      — Пожалуйста, Василий Самуилович. Лосиная протока, озеро Някса, озеро Горькое.
      Озеро Горькое. Знакомое, вроде, место. Ну да, на полпути между Верхнекамышинским и Камышинским. Кажется, именно там он подхватил эту драконью заразу, ставшую затем дружественным симбиотом.
      — Сдается мне, друг железный, что я там был и штаны обмочил. Но в прошлый раз я в тех местах оказался совсем случайно, а нынче ты мне уже выдаешь приглашение с виньеточкой. — поразмыслил Василий вслух, с тоской понимая, что опять встает проблема выбора: геройствовать или жить по-человечески. — Небось, скажешь, что можешь меня туда довести.
      — Пожалуй, могу. — не стал отпираться бодик. — Маршрут мне в общемто ясен.
      — Спасибо. Это всего пятьсот километров?
      — Четыреста семьдесят шесть.
      — Ну что там четыреста семьдесят шесть для пешего человека без штанов. — Василию вдруг стало ясно, что он уже выбрал. Он выбрал хотя бы несколько дней пут"вой жизни без всяких борений за будущее человечества.Давай все-таки отправимся в ближайшее селение, где есть промтоварный магазин, теплый сортир и столовка с горячим супом из ведра.
      Беседа, которая велась на лесной пролысине, уже стихала, когда Василий увидел, что на него во весь опор несутся два снегохода. Снега было мало, и они страшно дребезжали на камешках, но все равно скорость казалась приличной.
      Василий думал открыть огонь, но потом раздумал — ведь у водителей, может, тоже имеется оружие. И здесь, на открытом пространстве, он — хорошая мишень. Рвануть же в лес как будто поздно.
      Тогда Василий решил остаться на месте и стоически ждать своего часа. Может, дело ограничиться извечным российским вопросом: «Папаша, закурить не найдется?».
      Снегоходы донеслись до него секунд через двадцать и, заложив крутые виражи, остановились. У одного из них имелись на буксире закрытые сани, которые, как и водится, перевернулись. Со снегоходов спрыгнули мужики в одинаковых куртках, они, невзирая на наведенный ствол Василия, пару минут ругались между собой, видно из-за перекантованного имущества. Наконец один из них спросил полуголого пешехода:
      — Эй, чувак, не знаешь ли, как добраться до Кетского?
      Василий вспомнил, что это недалеко от Верхнекамышинского, большой такой поселок охотников, рыбаков и тех, кто ширяется модельными наркотиками — туда милиция старается носа не показывать. В принципе, с бодиком можно туда дорогу найти — если снегоход является по совместительству вездеходом и катером.
      — Буду знать, если возьмете на борт.
      — Куда же мы тебя возьмем? Ты какой-то не такой. Похоже, что тебя медведь поимел. Где штаны-то? — поинтересовался один из мужиков.
      — Штаны девушке отдал, — сказал правду Василий.
      — А пушка тебе зачем? — спросил другой мужик.
      — В едУ стрелять. Тут же нет ресторанов и магазинов.
      Еще минуты три мужики между собой совещались непонятно о чем — возможно, они думали, как прикончить Василия и присвоить его штурмгевер. Но в конце обсуждения все-таки представились: «Сева и Сеня.»
      Сева молвил, указывая длинным грязным пальцем на винтовку.
      — Продашь по нормальной цене, тогда возьмем.
      — Я продам, а вы мне тут же продуплите башку и заберете назад свою нормальную цену. Давайте лучше в конце маршрута торговать, аукцион устроим.
      — А где гарантия, что в конце ты нас не пристрелишь? — спросил Сева.
      — Вопрос отчасти справедливый. Ладно, отдам вам все боезаряды, но не пробуйте свистнуть у меня оружие, когда я закемарю — казенник будет закодирован.
      Сеня сказал тогда, что они согласны и возьмут его на тот снегоход, где нет буксира — там можно устроиться на облучке. А Сева кинул Василию какието штаны, упомянув при этом, что пару раз протирал ими двигатель.
      После этого Василий швырнул мужикам обойму от штурмгевера, ну и заодно разрядил его. Упавший боезаряд Сева поднял и сунул в карман, за что подарил новому попутчику драный свитер. После этого кавалькада двинулась в путь.
      Часа три ехали легко и весело, разве что трясло немилосердно, да еще на водных переправах было неуютно. Василий наводил попутчиков на курс, время от времени советуясь с бодиком. Заодно удалось выведать, что Севе семнадцать лет, а Сене пятьдесят семь, оба они неработающие граждане и отправились в тайгу подкормиться. На вопрос, откуда у неработающих граждан первоклассные снегоходы, Сеня подмигнул, и Василий уловил, что парочка друзей просто угнала эти замечательные транспортные средства.
      Потом он еще догадался, что Сеня — алкаш, судя по тому, как тот дерганно вел машину, и по причине давешнего спора: бутылкам, разбитым в перевернувшихся санях. А Сева явно бегает от участкового милиционера — судя по ссадинам на костяшках, фингалами под правым и левым глазом, татуировке молодежной группировки в виде радужного стереоскопического ежика.
      Итак, нарисовалась обычная картина — пара бичей, летающих от дела и пытающихся скрыться в таежной «черной дыре».
      Спустя три часа кореша устроили перерыв и проспали богатырским сном следующие три часа, но Василий и не думал предаться этому благородному занятию из-за опасения, что его застанут врасплох.
      Но спустя восемь часов, в пути, началась отчаянная борьба со сном. Василий, хоть и закодировал казенник штурмгевера, все ожидал какого-то идиотского выпада. Вдруг бичи захотят присвоить его жилет или, чего доброго, решат, что смогут раскодировать оружие? А кроме того, спать на ходу было делом опасным. От сотрясения могли повредиться шейные позвонки, да и вообще немудрено вывалиться и свернуть шею. Или же утопнуть, если придется крепкий сон на водную переправу.
      Спустя двенадцать часов упорная борьба с Морфеем закончилась поражением, Василий спал сидя, то и дело слегка пробуждаясь во имя удержания своего тела или, чтобы пропустить мимо ушей невнятное бормотание бодика.
      Кончилось это тем, что он все-таки выпал. Произошло это спустя часов пятнадцать в местности, которая была уже плоской и болотистой, типичной для Кетско-Тымской равнины.
      Василий вывалился и продолжал дрыхнуть. В свою очередь попутчики не стали его будить. Полагая, что спящий проводник им уже больше не нужен, они забрали его штурмгевер, антикварную тарелку и умчались прочь. Вдобавок при падении вырубился речевой блок у бодика, с помощью которого могла быть произнесена парочка веских фраз.
      Спустя семнадцать часов Василий проснулся от дикого холода. Один в темном лесу, без оружия, без нормальной одежды, без бимонов, с одним только поглупевшим полуслепым боди-компом.
      — Я же вам давал установку «не спать». — оправдывался тот, когда ему снова включили речь.
      — Я же не кибер, в отличие от тебя, — в свою очередь оправдывался Василий. — Вот в следующей жизни станешь мужиком или бабой, тогда все поймешь.
      Сам же Василий впервые загоревал, что драконья структура ушла из его тела. Уж она не дала бы ему пропасть.
      Единственное, что ему сейчас оставалось — это встать и идти. Он встал и пошел, как Роберт Скотт в последний период своей героической жизни, как товарищ Сусанин, который вдруг понял, что отстал от отряда польских оккупантов. Спотыкаясь и натыкаясь на ветки, выражаясь по матери и кляня судьбу, ожидая в любой момент попасть в трясину. Акая тоже не было видно — похоже, он желал помогать лишь мощному укротителю дракона, а не хилому облажавшемуся человечку.
      Василий, конечно же, знал, какой нужен курс, но не представлял, коим образом придерживаться его в густом темном лесу.
      Однако в некий отчаянный момент ночной странник заприметил как будто световую дорожку, проходящую между деревьев. Что-то призрачное, несущественное. Однако он решил следовать вдоль этой нити, посчитав ее за ариаднину. И он держался ее, пока не стало светать. А когда это произошло, то узрел воочию фантастический пейзаж. Обычный лес превратился во что-то кошмарное, инопланетное.
      Деревья как будто реализовали свое право на более подвижную и безопасную жизнь.
      На стволах и ветвях распускались необычайно крупные белесые почки. А потом они раскрывались и роняли на землю полупрозрачных личинок. Ну примерно так же неподвижные полипы отпочковывают движущихся туда-сюда медузок.
      Ошарашенный Рютин вспомнил, что на той фене, которой ботают биологи, это называется «метагенезом».
      Личинки деревьев катились по земле и даже подпрыгивали: используя для этого какие-то внутренние колебания и сокращения. Этакие живые мячики.
      Самые свежие из них были водянистые, слизистые и брызгались ядовитой дрянью, от которой околевали жуки и появлялись зудящие красные пятна на коже Василия.
      Да уж, личинки с малолетства не давали никому спуска.
      Те, что постарше, обзавелись длинным метамерным телом, покрытым кутикулой и щетинкой. На глазах у Василия такая тварь царапнула своей щетиной белку и та незамедлительно скончалась — не будет теперь воровать орешки.
      А самые старые личинки внедрялись в почву и застывали как саженцы, не забывая однако угрожать ядовитой жесткой волосней.
      Да, уже не побродишь с томиком Пушкина по этакому лесу.
      Деревья стали нетерпимыми, настоящими шовинистами.
      Деревья сделались такими, какими ХОТЕЛИ БЫТЬ. И кто им в этом удружил? Кто у нас такой отзывчивый?
      Василий не сомневался, что лярводраконы проникли в доселе апатичные елочки и сосенки и заставили их жить по новому. Хлынула буйная драконья силушка через жизненные нити и по законам всесильного холизма перестроила зеленых братьев на агрессивно-скандальный лад.
      А что? Попользовались их незлобивостью и хватит.
      А потом Василий наткнулся на какое-то отвратительное животное. Только по обрывкам одежды он понял, что это вороватый старикан Сеня.
      Животное все было какое-то влажное, по бороздкам морщинистой кожи стекали капли, и от них явно несло алкоголем. Впрочем, казалось оно довольно смирным — налипло на какое-то дерево в виде паразита и сосало из него соки, превращая их в спирт за счет своего метаболизма. Почему дерево не возражало, догадаться было нетрудно — морщинистый паразит возвращал должок готовым товаром.
      Василий замер, обливаясь от волнения потом, невзирая на морозец. Лес не просто так одраконился. Увиденное давало знать и понимать, что Яйцо-то полностью реинтегрировалось и выпускает в свет полноценных лярв.
      Преданный товарищ Ким довез пробирку с клетками дракона до какой-то очень сильной хорошо оборудованной лаборатории.
      Вот драконья структура одарила и Сеню именно тем, что он больше всего жаждал. А жаждал он не просыхать никогда. Раньше что-то похожее случилось с бичом Антоном — растворился весь сердечный, слился с природой. Так было и с самим Василием, когда он из худосочного мужчины превратился в могучего монстра. Сейчас Василий Самуилович не сомневался, что все одарения и осчастливливания происходили и происходят примерно в одном и том же месте — поблизости от озера Горькое. Должно быть, и сама база «интернационалистов» располагается неподалеку.
      Но прежде «интернационалистов» встретился Сева. В виде длиннорукой полуобезьяны-йети он пронесся по деревьям. А потом замер на какой-то ели и стал совершенно незаметен, просто засохшая ветка. Никакой участковый его теперь не достанет. Лярва через свои каналы перепрограммировала симпатичного юнца в монстра с клочковатым бурым мехом, с руками непомерной длины, с короткими вечно согнутыми задними конечностями, что были оснащены длинными цепкими пальцами.
      Севу удалось различить по штурмгеверу, который играл в мохнатых руках роль дубинки. Василий осторожно подкрался к ели, обезьяночеловек тут же попробовал врезать ему своей дубиной и смыться. Однако зацепился винтовкой за сук и выронил ее. Последовала драка за оружие. Йети-Сева пару раз оцарапал Василия и укусил за жилет, но потом получил прикладом по голове и затих. По счастью обойма была на месте, через мгновение Василий раскодировал замок и мог уже стрелять. Что он и сделал — пальнул в приблизившийся мини-вездеход. Впрочем, не попал. Из кабины вылезла живая и здоровая Зина в красивом аквамариновом комбинезоне.
      — Это только дураки стреляют прежде, чем подумают. — сказала она.
      — А маразматики после того, как обо всем подумают. И как же ты меня нашла?
      — Не зря ведь я сейчас говорила тебе про дураков. Небось, помнишь мой прощальный поцелуй, который случился в четырехстах семидесяти километрах отсюда. Тогда ты и стал носителем жучка-маячка — моего собственного, общающегося только со мной. Впрочем, никак не ожидала увидеть тебя здесь, рядом с базой, так быстро. Ты балбес, но удачливый. Не зря ты, конечно, стал корзинкой для драконьего Яйца.
      Звучало это не слишком лестно, куда почетнее быть неудачливым умником, чем удачливым болваном, да и намерения Зины казались темными и подозрительными.
      — Ну, хорошо, нашла ты меня. А теперь до свиданья. — мрачно отозвался Рютин. — Тебе, женщина, куда? Направо? А мне налево.
      — Да, ладно, не дуйся, Васек, иди сюда, садись. Или сдрейфил?
      После этих слов он, конечно, залез в кабину мини-вездехода. Там было уютненько: мониторы разностороннего обзора в оптическом и инфракрасном диапазонах, борта обиты мягким, а сидения словно живые охватывают со всех сторон наилучшим образом.
      — И что дальше? — спросил Василий, ожидая быстрого ухудшения ситуации.
      — А ничего. Ты не зря бросал перлы своего красноречия, не зря очаровывал. Я тебе поверила. — игривым голоском произнесла девушка.
      — А я тебе — нет. Неужели ты отказалась от такой красивой идеи: полный интернационал, понимаешь, борется за исправление гнилых земных порядков в лучшую сторону. У вас ведь есть якуты, тотон-макуты, маори, каури, индеи, иудеи.
      — Иудеев, честно говоря, у нас немного. Только принципиальные антисемиты или полоумные, зацикленные на одной науке. В нашей фирме считается, что обычные евреи работают на мировой сионизм, а это наш конкурент.
      — Ну и ты в знак протеста решила пойти на измену, да еще с иудеем. НЕ ВЕРЮ. — голос Василия выдавал человека, умудренного жизненным опытом.
      — Ну, считай тогда, что я в тебя втюрилась. — довольно легкомысленным тоном сказала Зина.
      — В меня можно только врютиться. И кроме того, я в тебя — нет.отшил Василий коварную соблазнительницу.
      — Это потому что ты женатый человек. И страха ради иудейска боишься изменять жене, которая, кстати, позорно удрала от тебя. А как ты бежишь ко мне, едва я поманю пальчиком?
      — Неправда. В последний раз я считал тебя вообще ядовитой гадиной.
      — Это обычные перепады настроения, характерные для невротической «пены». Сейчас ты снова тянешься ко мне. Правда?
      — Не знаю. — честно сознался Василий, который уже устал от постоянного выбора между «вредным, но приятным» и «безвредным, но противным».
      — А я знаю. Так вот, ты должен попасть на нашу базу. Я это дело спроворю. Ради такого героического поступка ты снова станешь горшком для драконьей структуры, лукошком для яичка, так сказать. Ну, а затем помешаешь стартовать ракете.
      — Какой еще ракете? — искренне возмутился Василий. — Я что оторву ей первую ступень? А эта драконья структура нужна мне также сильно, как и твои увядшие прелести. Да и вообще, о чем ты, женщина?
      — Об том чуть погодя. Откинь свое сидение… Вот так. А теперь наступай на меня, красавчик. Я не вру, в полумраке ты именно такой…
 
       Зарубка 14. (Западная Сибирь — ближний космос, 10 октября 2001 г.) «Последний брейкданс»
      Он не раз вспоминал вкус ее губ и глубину ее глаз, когда пошел на новое самое безумное, наверное, задание. Вообще-то вспоминать именно губы и глаза, а не что-то расположено пониже, предписано правилами хорошего тона. Однако на сей раз Василий не кривил душой. Хотя и то, остальное, расположенное ниже, было тоже ничего.
      К вящему его удивлению Зина оказалась не слишком опытной в любовных делах. Потом Василий, конечно, объяснил себе этот феномен. Ну что, мол, еще взять с фанатички, которая падала в кровать лишь по приказу обожаемого начальства. Ать, два, в койку, три, четыре, в ружооо! Но по какому велению какого-такого органа улеглась Зина именно с ним, Василий не знал. Однако подозревал очередную хитрость.
      Впрочем, чувствовал он себя во время интимной близости с Зиной совсем необычайно. Как будто открылся узкий скользкий канал, и Василий, словно уменьшившись уэмбрионившись, устремился по нему во мрак родящей полости, по дороге к тому же истаивая и истончаясь — однако это казалось приятным. Бред, конечно бред. Но похожий на то, что изведал он когда-то с колдуньей Умай.
      А ракета в натуре была подлым делом. Не исключено, что Зина, хоть и фанатичка, это в самом деле усекла. Ничего себе задачку поставили ее командиры-интернационалисты — нафуговать боеголовку полноценными лярвами в биологически активном виде и запорошить ими атмосферу. Пусть граждане свободно вдыхают драконью заразу. Кого-то лярвы ведь убьют, перегрызя ему жизненные нити, хотя в ком-то, конечно, приживутся. И это будет двадцатипятитысячный железный авангард с железной поступью и железным хреном наперевес.
      Закончив интимные дела, Зина и Василий одели камуфляжкихамелеоновки — причем мужчине достался ниндзированный комбинезон, почти невидимый в инфракрасном диапазоне, с паутиной тонких проводков, которые имитировали биоволновое излучение стайки насекомых. Затем любовнички выбрались из будуара, то есть вездехода, и отправились пешком в сторону базы. Последние метров двести они чуть ли не ползли, потому что женщина сказала, что на деревьях висят видеодатчики. А еще по дороге они обогнули или обхитрили несколько лазерных детекторов движения. Зина умело показала, как устраивать обман с помощью голографического зеркального имитатора. Так они добрались до ограды, где видеокамеры глазели на все в открытую.
      Раз такое дело, Зина со своим новым другом схоронились в кустах, сливаясь с натурой с помощью своих хамелеоновок. Василий, кстати, окончательно признал эту местность. Конечно же, побывал, побывал он уже здесь вместе с незабвенным Антоном. За забором виднелись груды всякого мусора и заруиненные строения, которое возбуждали малоприятные воспоминания. Там, в глубине этой помойки, злокозненные силы и растворили интеллигентного бича, Василий же стал там богаче на одну лярву.
      Зинаида сказала, что это южная часть базы, и все сооружения здесь находится под землей. А вот северная часть отделена от южной полосой первозданной тайги. Именно в северной, стоят на поверхности земли чистые и светлые корпуса оборонного объекта. А еще дальше к северу находится один из самых современных космодромов для запуска беспилотных ракет. Он представляет собой здоровенную платформу, чьи опоры утоплены в болотистую западно-сибирскую почву. От комплекса зданий и ангаров оборонного объекта до космодрома тянутся две эстакады. По ним доставляются на платформу космические аппараты.
      Зина раскрыла тайну, что от того же оборонного комплекса в южную сторону уходят туннели, которые, разветвляясь, образовывают подземную часть базы. Относится же она к военно-космическим силам России. А командует всей базой генерал-майор Константин Козлов, причем с тех еще пор, когда была она позабытой-позаброшенной ПВОшной батареей.
      Насколько усек Василий, где-то с пару лет назад Козлов выбил через какого-то могущественного покровителя в Москве внушительные суммы, и началась сверхспешная сверхмодернизация объекта. Генерал даже смог создать собственную спецслужбу, которую возглавил его сын Лев Константинович, полковник, и где преданно трудилась, пока не изменила, Надя Зингер, по прозвищу Зинаида.
      А еще подумал Василий, что хоть капитан Лялин был послан за саблей-"белком" именно генералом Козловым, однако верный офицер вряд был посвящен в далеко идущие планы своего начальника. Вообще каждый «листочек» большого древа знал ровно столько, сколько необходимо было для постоянного воодушевления.