Биологи-зоологи и прочие соплежуи с учеными степенями говорили, что никаких монстров нет на свете, какие-то графики и расчеты им существовать не позволяют, граждане же встречаются с крупными крысами. Потом от бабок пошло известие - просто частники завезли в город Петра партии южных рептилий и насекомых, но пожмотились на клетки. Раз так, гады сорвались и скрываются нынче по подвалам и прочим темным местам. Городской голова в еженедельной передаче "Я и Ты", по своему обыкновению, все растолковал. Мол, при встрече с неизвестными вам существами, во-первых, сохраняйте спокойствие, а еще лучше - улыбайтесь; во-вторых, пытайтесь отвлечь их внимание от себя и других ценных предметов; в-третьих, закрывайте на ночь унитаз трехпудовым камнем; в-четвертых, не откликайтесь на шипение за дверью. Городской попа, то есть начальник СЭС, дал хороший рецепт яда для вредных животных, отраву надо было рассыпать по кастрюлям и плошкам. В развитие мыслей о беглых тропических гадах представители прокуратуры заверили граждан, что с террариумом самовольно рассталась пара десятков крокодилов, три-четыре молодые анаконды, и кое-каким ротозеям-животноводам вскоре не поздоровится. Дешевый треп - у меня сосед сторожем в террариуме. Судя по его широко раскинувшимся щеками и вечно одетым валенкам, от голода и холода крокодилы с анакондами не вылезают из анабиоза и спячки. А вот и факт, подтверждающий тезис. Сосед мне все цыплят предлагал, надо полагать, отобранных у крупных рептилий.
      Еще через моего шефа Пузырева добралась до меня засекреченная история об отряде ОМОНа, сгоряча связавшемся с неучтенными ни в какой Красной книге монстрами.
      По спецсвязи полковничьим голосом потребовали от милиции взвод автоматчиков. Голос внезапно оборвался на междометии "ля", и встрепенувшийся зам. начальника ГУВД послал на помощь команду. Вот она подлетела к утопленному в почве сооружению, похожему на бомбоубежище. Четыре бойца встали, пожевывая резинку, у двух входов, остальные восемь на пружинящих тренированных ногах двинулись внутрь, сжимая в крепких руках короткоствольные автоматы. Неподалеку от входа в коридорчике нашелся обездвиженный и онемевший гражданин в хороших офицерских сапогах, по общему виду сторож из отставников. А когда бойцы двумя расходящимися крыльями стали углубляться в большую камеру, заставленную редкими ящиками, лампы подмигнули и забастовали. Бойцы насторожились, замахали фонариками, да вдруг с потолка, с самой неожиданной стороны, посыпались какие-то твари - о них были последние радированные слова. Четверо стерегущих входы-выходы рванулись внутрь и с порога складского помещения швырнули осветительные шашки. И тут у этих бедовых парней случились первые рвотные позывы. По уже распоротым, оставшимся без внутренностей телам их товарищей сновали гады, похожие на гусениц-верзил, одетых в кольцевидные щитки. Люди открыли огонь, но твари сжались в "шишки", пули калибра 5,45 отскакивали прочь от панциря, а если и дырявили его, то из дырки ненадолго брызгала бурая жидкость, на том дело и заканчивалось. Даже от прободения башки чудовищам было хоть бы хны. А потом для обострения ситуации несколько хоботов решили зацепить омоновцев, троим парням удалось увернуться, но четвертого метательное орудие достало. Человека утащило в самую кучу монстров, там немедленно произошло вскрытие. Все, что внутри, было залито пищеварительным соком, обработано разрядами и выхлебано, как суп. Когда дырок в шкурах гадского племени стало чересчур, пустило оно аэрозоль, от которого людей немедленно стошнило. Под прикрытием ядовитого тумана да блевотных дел вредные животные попрыгали на потолок и через его отверстия скрылись в подземных ходах, начинающихся над бомбоубежищем.
      Зама по-быстрому попросили с места за халатность: не распорядился, такой-сякой, проверить, кто там трезвонит. Бомбоубежище-то армейцы уж месяц как сбагрили со всеми потрохами каким-то частникам под склад ценных вещей, а вот снимать спецсвязь еще только собирались. На следующий день сверхсекретная история стала достоянием мировой общественности от мала до велика. Может, благодаря мне, точно не помню. Да и без меня монстры стали все реже блюсти инкогнито, потихоньку включаясь в общественную жизнь. Особенно они любили выйти из-за кулис для приема пищи. Худшие предположения подтвердились - гады уважали водку и вино.
      Есть-таки монстры на свете - через пару недель в этом не сомневался никто. Ясно было даже выпускнику школы для дураков, что подгадили технопаркам именно беспардонные твари. Правда, отдельные люди, скучающие по потусторонним силам, уверяли всех, что речь идет о демонах, бесах, полтергейстах, эриниях и эмпузах. Твердые же ленинцы внушали зевакам на площадях, что за маскарадными масками каких-то там животных скрываются хитрые буржуазные лица, которые уводят пролетариев от расправы над миром чистогана и вызывают слюнявые симпатии к якобы обиженным капиталистам. А стоящие неподалеку ленинцы-сталинцы эти скрытые физиономии называли не хитрыми, а еврейскими. Зато сталинцы-почвенники и прочие корневики не возражали против животной природы монстров, но своими словами, летящими на крыльях консервных газет, успокаивали народ и вселяли надежду. Мол, страшные гады самые что ни на есть "наши", исконные обитатели Земли Русской, Ящеры-Яши, известные еще по совместной с богатырями борьбе против иноземцев и заморских чудищ, Жидовина и Соловья-разбойника. Древняя, значит, у нас духовная связь с Яшами. Правда, по истечении былинных времен Яши слегка засохли и лежали в виде спор по разным храмам. Однако, как шибануло им в нос чужим тяжелым духом, так они и ожили. Тяжелый дух пускают пока что хапуги, отхватывающие для иноземцев куски пирога-родины, да пронырливые оппенгеймеры, выживающие из пьяного бормотания наших кулибиных великие формулы. Кичишься умом, денежками, аппаратурой, надменный чужак? Недолго тебе осталось. Будь готов, Яша тебя оприходует. Ничего, что у монстров инстинкты - и народ подсознанием силен. Зато, как сложатся у них все мозговые ганглии, так и получится великий коллективный разум, с которым не воевать, а дружество водить надобно.
      Даже у меня легли поближе к херцу эти отечественные ящеры, выходящие из храмов прямо на бой с продавцами родины. Хорошо, что они хоть в мозги не въелись. Очарование через пару дней прошло. "Яши", какие бы хорошие они не были, все делают, чтоб слабые сильнее не стали. Их устраивает, как есть. Вот что роднит больших "гусениц" с человеководами-начальниками, родионами-дуевыми. Монстры ведь на технопарки набросились, а государственную оборонку и военные заведения их партизанские тропы обошли стороной. Иначе лампасники сразу бы вскинулись и запели тенорами: "На Дону в Замостье тлеют вражьи кости". Впрочем, проявился один генерал-фельдмаршал по телеку, голова будто изваяние с острова Пасхи. Пообещал всех уродов распатронить. На моей улице солдатики ядовитый газ в подвалы уже на следующий день накачивали и мины в канализацию бросали. Не знаю, как гады, но пол людского населения района в больницу загремело с интоксикациями, или, как бабули выражаются, тухликациями. Когда такая помощь всем надоела, житель острова Пасхи по-быстрому объявил, что раз армию шельмуют, пусть не ждут от нее добра - солдаты больше с мокрицами воевать не будут. В чем-то он прав, не танковые же дивизии в этом деле нужны.
      Так вот, гады в нашем технопарке перепортили все, что им может помешать в борьбе с человеком. Пошуровали в лабораториях, где занимаются дополнительными "глазами" и "ушами", всякими там тепловизорами, эхолокаторами, электрорецепторами. Расколошматили опытные образцы таких полезных приспособлений, как "пятая конечность" и "третье дыхание". Смешали с дерьмом аппаратуру, на которой делали прекрасные нервно-успокаивающие газы, превращающие наглецов в деликатные создания. Кстати, эти трое умников, ликвидированных в первую очередь, может, нас на такую высоту собирались поднять, с которой мы на гадов плевали б, как на мелкую шушеру.
      5
      Я, бывает, приду с улицы, встану у своей двери и слушаю, как там. В этих случаях мне кажется, что в моей квартире сидят посторонние люди или вообще приведения, жрут и пьют. А последний раз мне другое показалось для разнообразия. Будто со мной в квартиру прошмыгнула тень. Причем не моя. Я все-таки отнесся серьезно, вытащил наган и проверил уголки и щелки. Но подозревать было некого. Тогда я проглотил свою вечернюю еду, не снимая кобуру со штанов, попялился в телек, направился незарастающей тропой к "охоте". Не стал состязаться с тевтонами, янки и самураями, а выбрал генеральский тип зверобойства - когда бьешь с кресла, а животные расслабленные - пример Дуева заразителен оказался. Вроде все культурно, но чувствую какой-то напряг в спинном хребте. У меня такое ощущение в список занесено со следующим комментарием: "кто-то пялится сзади и желает тебе дурного". А потом и шебуршение обозначилось. Пока установка ухает и воет, сомнительный звук мои уши посещает, только уберу громкость - тихо, как на виселице. Я даже стал подумывать, может, кого-то завел, котенка или там черепашку, а потом забыл про такое дело. Лежит какой-нибудь бедолага под диваном, обои доедает. И вдруг огорчаюсь - если кто и котенок, там это я сам. Файнберг тоже, наверное, себя уговаривал, а надо было голову спасать. А если затаился где-то гад и хобот на меня затачивает? Может выйти мне вон и прописаться в песочнице перед домом, оставив жилплощадь невидимке? Я снова каждый квадратный и кубический сантиметр обшарил. Но к концу тотального шмона голова стала весить на два пуда больше, и думы окаменели, и мыслительный аппарат забуксовал, как автомобиль на пляже. Вдобавок в носу кран сопливый открылся, по ушам будто ладонями врезали, и я сделался горячий, как казанок в печи. Как это называется? Иначе, чем грипп, инфлуэнца, лихорадка не назовешь. Я утром промок, когда по дороге решил заскочить туда, где люди перед рабочим днем пивком разминаются. А потом целую смену мокрыми тапками шлепал. Но, с другой стороны, простуда с гриппом меня никогда не берут. Вот одного моего приятеля триппер не брал, даже, казалось, в самых безнадежных случаях. Зато стоит сквознячку полетать, и этот тип уже готов, лежит, хлюпает, сложив ручки. Такой вот разброс и плюрализм.
      Я пошел на кухню угоститься чаем со спиртом, с таблеткой, с малиновым вареньем и встретил в коридоре лужицу. Но почему-то свирепеть и бросаться уже не захотелось. Я стал, как мне тогда почудилось, вполне здраво рассуждать. Это, дескать, просто снизу протекает. Потолок чистый, значит не сверху. Почему бы не быть жидкостям, которые снизу умеют течь? Наверняка и закон физики подходящий имеется, у меня же просто разрастающаяся прореха в образовании. Я ведь как учился - ночью под пивко сто законов выучу, утром сдам поскорее экзамен, потом коньяк из заначки и привет всем знаниям, вымылись, считай, начисто. Успокоился я столь незатейливым способом, загрузил вовнутрь народные снадобья, растекся на диване. Есть оттяг, слегка "лечу", реминисцирую детство золотое. Мне тогда нравилось болеть: морсик, жрачку в постель подносят, уносят; горшок и то рядом расположился; никому от тебя ничего не надо, только вьются вокруг со своими услугами; ты же Вальтер Скотта почитываешь. Принял я еще немного комплексного средства и разморился окончательно, даже задремал. В дреме я будто бы по-прежнему на своем диване, но откуда ни возьмись доктор, хочет меня оперировать. Из-под шапочки и над повязкой только два глаза-буравчика виднеются и нос. Последняя деталька не просто сидит на лице, а еще и вытягивается в мою сторону, на конце становится твердой, металлической, как и полагается медицинскому инструменту. Кстати, в охватившем меня сне я отношусь к докторскому носу с пониманием. А может, товарищ - потомственный хирург? Куда больше беспокоит, что он там собирается ковырять? В качестве ответа металл ныряет в мой нос, потом опускается в глотку, добирается чуть ли не до желудка. Там из него что-то выдавливается. Сон заканчивается, возвращаюсь в явь, утро уже лезет в окно со двора, и в желудке нехорошо. Хотя чего там может быть хорошего? Однако, есть и плюсы, за время лежки и спячки голова облегчилась, дым из нее ушел, остыл организм, и уши, как новые трубы. Я шлепанцы с дивана спустил, а рядом с лежачим местом есть повод для огорчения, подозрительная лужица с каким-то утробным запашком. Я, спотыкаясь, будто богатырский конь, направился к "охоте". Вот единственное, что мне не изменит, когда успокоит, а когда и силенок подбросит. Но железная уверенность в аппарате рухнула, нанеся душевную травму, едва он зарычал. Кое-что двинулось во мне снизу вверх, так сказать, чтобы поздороваться, и я, метнувшись в ванную, как лев за антилопой, стравил там харчи. По завершению процедуры, ноги, как у плюшевого мишки стали, и я ударил туловищем пол. На кафеле вскоре замерз, как Маугли, и с натужным криком "даешь!" из ванной комнаты себя выпихнул. Только на теплом ковре в гостиной-кабинете-спальне очухался. Попил пивка для дезинфекции и полный ажур в организме. Налопался сосисок, задабривая живот; наконец, мораль укрепил, чтоб в ванной комнатке прибраться. А там подарок, оказалось, меня поджидает, рассчитанный на особое чувство прекрасного.
      В раковине червячки резвились, толстые, как те самые сосиски, только с усами. Некоторые активисты уже просыпались на пол и неторопливо расползались кто куда. Один червячок решил познакомиться поближе и стал смачно грызть носок моего ботинка. Я, конечно, пнул малолетку, мол, знай свое место, щенок, но тут же пришлось разочароваться в проявленной грубости. Ногу обожгло, как-то изнутри ошпарило и дернуло до колена. Током, что ли, шарахнуло? Если у такой внешне скромной зверушки столь яркие способности, значит, остается только снять шапку и освободить дорогу. Однако, внимание приковалось к тому, что шкафчик мой сожрали, только щепочки остались (я ж на нем столько месяцев проверял свое плотницкое мастерство), еще и пасту зубную слопали, даже шампунь сметали. Вот этого уже простить нельзя! Милая компания, тем временем, десантировалась почти в полном составе из раковины и уже явно тяготилась тесноватой ванной. Смышленые малыши стремились на просторы моей квартирки. Стало обидно, что кто-то сейчас будет комиссарить на такой скромной жилплощади. Я, между прочим, порядок люблю, никогда на паркет не сплевываю и хабарики к потолку не приклеиваю, хотя и умею. Да и лишних вещей, продуктов что-то у себя не замечал. Могу я намечающееся веселье позволить, не умаляя своего человеческого достоинства? Был бы я без достоинства, йог какой-нибудь, нолик, который умалить нельзя, то смотрел бы сейчас на живые сосиски ласковым взором. Но поскольку душа моя в нижнем астрале, то испробовал бесполезную швабру (присоски у них будь здоров) и никчемную табуретку (в момент битья они как заклепки), потом сгонял на кухню за особой заначкой для зимы - бутылью спирта. Вернулся в ванную, сияя, как Снегурочка, и расплескал зимнюю радость, зажав до обеззвучивания крик: "Подавитесь, падлы". Червячки мои, конечно, оживились, давай слизывать, думали, что угостились на очередную халяву. И тут я, неумолимый, как Молох, градусы им добавил, бросил спичку недрогнувшей рукой подпольщика. До безумия было еще далеко, я вроде осмысленно понадеялся на прочность гидроизоляции. Кое-кто из моих маленьких пытался покинуть мероприятие типа "аутодафе", вундеркинды же, наоборот, сползлись в прочный ком. Те мерзавчики, что по краям, спеклись в итоге в корочку. Однако, когда пожар закончился и корочка лопнула, показалась живая-здоровая начинка из их товарищей. А вот моя ванная комната, некогда гвоздь программы, пропала и сгинула, одна вонь и копоть в виде положительного сальдо. Я, наверное, только после этого завелся по-настоящему, по-берсеркерски. Напялил шерстяные перчатки, на них резиновые рукавицы, оставшиеся с тех времен, когда я служил говночистом, подхватил гирю-двухпудовку, ее тоже тряпкой обмотал. Получившейся булавой, вроде той, что была у любого уважающего себя былинного деятеля, стал крошить остатки кафеля, сотрясая здание до самого фундамента. Правда, было одно "но": малыши бодро, как мячики, отпрыгивали всегда в нужную сторону. Бросил в сердцах гирю, расколошматив раковину, но заводка еще не кончилась. Снова хотел вступить в спор, имея на этот раз в виде аргумента стальной прут, но, видимо, "сосискам" я уже надоел вместе со своими мероприятиями, вот они и скрылись через сток.
      Первый раунд приятного не для меня знакомства завершился. Стою я перед ванной комнатой, уничтоженной совместными усилиями, и душевно ною, впервые недоволен судьбой. Почему звери в моей жизни, вначале в виде персонажей "охоты", а потом и наяву, играют такую роль? Достоевский и Толстой не взялись бы писать о моих взаимоотношениях с животными, для них это было бы низменно и мелко. Где тут вопросы нравственности, где клубок человеческих взаимоотношений, где основа духовного возрождения - спросили бы они и, не получив ответа, ушли бы, монотонно гудя: "Суди его Бог". Однако же, господа хорошие - заметил бы я им вслед - есть вещи, от которых побледнеют ваши Безуховы и Карамазовы.
      Давайте сравним поведение гадов и некоторых наших товарищей. Если не станем зажмуриваться, найдем так много схожего. Просто биологическое у одних становится психическим у других. Вот сегодня я вроде столкнулся с законом природы, включили меня в биоценоз, где сплошные червяки, микробы, вирусы. Не спрашивая согласия, провели сеанс паразитизма. Какие-то животные воспользовались чужим многострадальным организмом, чтобы обстряпать свои делишки. А разве мало встречалось граждан, которые не прочь были проехаться у меня на закорках, предварительно задурманив мою голову. Разве не по-червячьи во время пожара любого типа поступает людская мафия: крайних отдает "огню", а в середке остается цела и невредима. Получается так: чуть прижмут монструозность на человеческой половине мира, тут же по принципу сообщающихся сосудов (горшков, наверное) перетекает она на животную половину. Так что, не зная тварей, не суйся к людям. Экую штуку впечатляющую я открыл! Ай да Гвидонов, сукин сын. Подпрыгиваю, вздымая руки кверху, как вратарь, который взял мяч. Но, падая вниз, тут же сгибаюсь и хватаюсь за живот, прощупываю и пальпирую, не шевелится ли кто. Ведь там, чего доброго, поселилось кое-что похлеще, чем скромняга бычий цепень или семейство аскаридок. Подозреваю, что из каждого опарыша вырастает злодей, вроде того, что поджидал меня в подвале. Съел я двести граммов лимонной, и хотя был уверен, что это не поможет, все-таки страх немного растворил. Даже надежда затеплилась, что у червячков царит заединщина и никто из всей шатии-братии, не задержался, споров отсебятину, в моем нутре до лучших времен. Итак, стою я посреди комнаты, как ежик, которого вывернули наизнанку, и тут для оживления дохлой ситуации исполняется ария совсем из другой оперы.
      Нина интересовалась мной по телефону оттого, что ее мамашу смыло в загородное садоводство кушать клубнику, а вместо родного человека завелась в квартире жуть. И грипп дамочка приплела, и охватившую ее после болезни слабость, и проблемы отстаивания девичьей чести, и ценности, честно заработанные дедушкой-мясником. Я, конечно, понимаю, что скрывают в себе эти тары-бары, кто-то у нее сорвался с крючка, вот она хочет в порядке компенсации немедленно зацепить другую рыбку. Ее "примитива" тоже помню, обиду взлелеял. Поэтому объясняю: не таков, чтоб бежать, придерживая подтяжки, по первому свистку. Не бутылка я портвейна, к которой можно приложиться в любой момент, когда она имеется. Плавное витийство оборвалось, в ухе громыхнуло так, будто Нина растоптала телефонный аппарат, но через полчаса она уже маячила в моих дверях. Впустить впустил, но посоветовал не налегать на чистоту и обходиться пока без ванной. Силенок, значит, на оборону девичьей чести ей не достает, а чтоб промчаться сюда ракетой - вполне. Вид у меня неоднозначный, однако она, не вникая в нюансы, идет в дом, устраивается на кушетке и начинает в стиле плохой передачи болтать про страшности. Едва, дескать, она погасит свет и захочет дрыхнуть, сразу кто-то начинает чавкать у нее над головой, скакать по одеялу и даже трогать ее тело белое в разных интимных местах короткопалой скользкой лапкой. После такого разъяснения я сразу разубедился в том, что у Нины завелись какие-нибудь животные. Вот балабонит она, лопочет невесть что, а я, особенно не обращая внимания, нарочито постреливаю со своего вертячего кресла в разные стороны. Повернусь в сторону установки, там лазерный пулемет, и трах-трах-тах, крутанусь в другую, выхвачу свой наган, поймаю на мушку какой-нибудь цветуечек, украшающий обои, и скажу: "Шпок". Удовольствие комплексное, причин для напряженки вроде не видно, однако, бродит по мне какой-то внутренний зуд, и словно пар клубится над мозгами. Вскоре от этого "пара" уже заколыхались очертания комнаты. Из-за него оттаивает мой верный гном, зуд закручивает человечка и выбрасывает из емкости тела. Стены и потолок встречают упавшего "за борт" тряпочным мельтешением. От порыва какого-то ветра материя задирается на манер набедренной повязки и оголяет вместо задницы закулисную тьму. Гнома сдувает сквознячком, и вот уже он во мглистом мирке неясного объема. Продолжая от первого лица, отмечу, что обживание нового места началось с дыхалки. Вдох-выдох, сжатие бежит к голове и обратно, к заднице. Волна силы бросается вперед и откатывается назад. Вдох - и втяжка приносит биения окружающего мирка. Выдох - и от жаркого выброса заливается светом похожая на аквариум сцена. Там просматривались две рыбки; я сам, вернее, карикатура на меня, и женщина Нина. Были мы некрасивые, расплющенные камбалы: живот синеватый, трупный, и багровая экзекуционная спина, бурое пятно затылка и съехавший на сторону пятачок незначительного лица.
      Втяжка хватает и тащит ко мне шум разговора, объемный и рассыпчатый, кашу из телесных стуков и скрипов. А аквариум с каждым выдохом все ближе. Неслыханно, но мой собственный вид вызывает у меня аппетит! Текут слюни, вместе с внутренней волной по бокам шмыгают две струйки, горячая и холодная, но натыкаются на заглушку. Ослобоню я зажим, и они рванутся из меня, чтоб понаделать бед. Поперечными судорогами разогревается горло, готовясь выбросить проводник смерти и удовольствия.
      Имею право знать, я тот или не тот, кто крадется во тьме? Если не тот, почему мне интересно, что дальше; вкусно будет или нет. Стыдоба, неужели я сомнения и страсти променял на хороший аппетит? Немедленно чесать и дыбать отсюда, дергаться и искать тропку назад. Ну вот, кажется, зацепился, вроде бы натянутая резиновая лента выдернула меня из тьмы и вернула в самое законное тело. Шар в лузе, гном в человеке. А Нина уже мажет криком воздух, подвижный рот отделен от каменеющего лица впечатление, будто над ней кудесит ученица-двоечница Медузы Горгоны. Дамочке крупно не понравилось что-то, расположившееся за моей спиной. Мне, бывало, в школе тоже такое дело не нравилось, после урока снимешь пиджачок, а там сплошь красуются трехбуквенные слова. Но сейчас - меня не проведешь, как-нибудь знаю, что затевается там; кто, куда и зачем прется, кому я мешаю и стою поперек, кому вкусненького, понимаешь, захотелось. Ну, ешь! Резко - разворот с падением - занимаю огневой рубеж и бабахаю из нагана прямо в глаз того, кто заслужил. Надо мной свистит копье и долбает стекло, много звона. Метательное орудие, вернее, хобот принадлежит непрелестному созданию. Вон оно, из большого горшка с фикусом выбралось уже до талии - хотя это понятие в данном случае растяжимое. Все у него шевелится, все ходит ходуном. Что такое, нашему гостю нехорошо? Соединяю куски обзора в целостную картину - хобот углубился во внутренности моей "охоты", вот и коротнуло. Чудик взвизгнул почище вопленницы Нины и прыгнул к установке, желая помочь своему отростку. Бреющий полет обдал меня ветерком. Спешка, конечно, и глаз не ахти, поэтому гость и влепился прямо в мою игральную установку. Я еще кинул ему вслед "коктейль Молотова", то есть бутылку пепси. Аппарат, обжигая мне сердце, полыхнул, коротнул; чудище, плюхнувшееся в него, так заревело, что я даже стал сопереживать. (А может, добрый зверь на самом деле пожертвовал собственным благополучием, чтобы избавить меня от порочной склонности к игре? Был он, правда, непрошенный гость, ну а прошенного разве сейчас дождешься.) Однако не интересующийся мотивами электростул сделал свое дело. Сцена экзекуции увенчалась запахом жареной плоти. Приговор привелся в исполнение как минимум неэкономно. Если на каждое животное по установке тратить, значит, даже на две казни не настарчишь за десять лет. Когда я останки аппарата обесточил, стеная по утраченной радости, монстр уже превратился в кучу дерьма. Кому эту кучу предъявлять? Одно, если явится приличный незнакомый мент, соскребет и айда; только на анализы мало что осталось. А вдруг Белорыбов или его братья по уму? Придется срок тянуть за то, что хотел дом, нашпигованный патриотами, подпалить. Как раз в резонанс страхам звонок в дверь - уже явились, не запылились? Но это был всего лишь старпер-сосед. Крики ему послышались, козлику. Не послышались, успокоил я его, наверное, это ваши "задние уста" так постарались. Сосед отправился внимать дальше "задним устам", тут и Нина вышла из столбняка и стала крыть мою, как она выражалась, нору, сморкаясь бездушно на личную трагедию. Самого ведь дорогого, в прямом и переносном смысле, у меня не стало. Я даме в отместку предложил хлебнуть валерианочки да ступать домой. Тут она не согласилась, уже стала норой и логовищем обзывать свою хавиру. В общем, задержалась беглянка у меня и, кажется, была права. Потому что и она, наверняка, удрала из биоценоза. Нина признала, слегка разрумянившись, что перед тем, как задать стрекача ко мне, харчи стравила - этот неаппетитный факт мне кое о чем говорит.
      Итак, утро наступает, солнце из своего подземелья на небо тикает, я, как честный кавалер, обязан некоторое еще время танцевать вокруг Нины. Первое па - доставка беглянки домой. Дверь ее квартиры как будто и не запиралась. Еще нет повода для мандража, просто женщина торопилась вчера, чтобы опасность не успела схватить ее за убегающую попку. Вводим тела в Нинино жилище, и в комнате встречаем еще одно тело, уже лежачее. На полу расположился крутой мужчина, мало похожий на живого. У него недельная щетина, в одной руке черенок ножа, а лезвие, отколотое неведомой силой, валяется неподалеку. Вдобавок на полу и кое-что похожее на камушки, хотя я не побоялся бы это назвать осколками панцирных щитков. Нина тут же забилась в стенку, я ее вывел в коридор и, вернувшись, перекатил мужика на спину, после чего зажмурился. Как тут не зажмуриться. В груди дыра с обугленными краями - похоже, что поработал тысячевольтный электрический разряд. Кабы там была только дыра, а то ведь еще и ворота для давно опостылевших толстячков-червячков. Они потихоньку выползали оттуда, где, видимо, был у них и стол и дом. От такого сочетания я и сам припух, предупредил Нинку, чтоб замерла, как столб, несколько приседаний сделал немного помогло. Ведь мог же и я повторить подвиг мужика. Несмотря на душевный раздрай, чувствую, что кое-каким знанием обогатился. Малыши-червяки и громилы-монстры - друзья, а может даже и родственники. Рискну подумать, что отцы и дети. И теперь получается, что пресловутый "доктор" с супершнобелем - так сказать, дама, матка с яйцекладом. Со мной она обошлась снисходительнее, чем с лежащим тут товарищем, оттого, наверное, что заметила, какой я галантный джентльмен.
      Кстати, судя по одежке и тому подобному, почил не Нинин ухажер, а квартирник невысокого пошиба или даже бомж. Сейчас придется вызывать ментов на себя, надеюсь, скромный внешний вид трупа зачтется, и мне не станут шить мокруху по ревности. И вот мой робкий голос звучит в криминальной милиции, но только я заикнулся про червяков, сразу произошло автоматическое переключение линии, и уже не ментовская сиплая барышня, а роботесса нежным сопрано стала выведывать у меня адрес. Через десять минут прибыла команда, люди, похожие на ментов, как Печорин на Грушницкого. У всех интересный прикид: толстые черные фартуки, резиновые сапоги и перчатки. Старший группы, с прохладцей глянув на труп, механическим голосом поспрашивал про обстоятельства и не предложил мне проехаться вместе с ним для выяснения личности. Раз их личность не интересует, значит, это не криминалисты.
      Фартучники попрыскали для начала ароматным аэрозолем, как будто пришли в уборную, потом запихнули домушника в прорезиненный прометаллизированный мешок. Нескольких вертлявых червячков, улепетнувших от затаривания, они полили едкой жидкостью, затем подцепили совками-ловушками и отправили вслед за остальным. Последний костюм покойного был на молнии, которую спешно застегнули, и с клапаном. К этому приспособлению подсоединили баллон с красочным черепом и начали что-то перекачивать, после чего мешок раздулся и стал пузырем. Пузырь унесли, осколки панциря втянули пылесосом. Закончив дела, захотел попрощаться и старший группы. Не пускаясь в предупреждения и объяснения, посоветовал помыть пол хлоркой и, распахнув окна, пойти прогуляться часа на три. Опомнившаяся под занавес Нина еще пыталась очаровать главного фартучника и выяснить, задержись она дома, упаковали бы ее сейчас или нет? Командир группы, очарованный не больше, чем каменная баба, выдавил сквозь стиснутые зубы, что "гнездо" чаще всего устраивают в живом, а не в трупном "материале", поэтому, кто не любит выяснять отношения и меряться силой, скорее всего останется таким же красивым. "Каменный гость" уже движется к выходу, а я еще посылаю вдогонку:
      - А кто платит за ущерб, и кто напал? Мы же граждане цивилизованной страны. Каков класс, отряд, вид животного? Где можно про него прочитать? Или это не животные?
      - Животные, животные, не хуже нас, - успокаивает "собеседник", не оборачивая кумпола. И хлопает дверью.
      А потом я елозил тряпкой по полу, все лишнее отшкрябывал. Только ее квартирка заблестела, Нина сразу повеселела. В самом деле, чего печалиться, как спивали гарны хлопцы, уся жизнь упереди. Кто-то кого-то зачем-то угрохал, а ей приборочку сделали и даже трехоконный телек целехонек стоит. Нинка, наверное, прикидывала, что я поторчу у нее недельку, с пустотой в башке, с наганом в руке. Потом страх у нее улетучится, она мне под зад коленкой, как примитиву, а на мое место перспективный аспирант въедет. Распахнул я окна, из дома дамочку вывел, показал на ближайшую киношку, дескать, иди развлекайся.
      - Искандер, ты чего задумал? - скрывая заинтересованность, прощупала она.
      - Задумывать - это мне не свойственно, излишек мыслей в моей голове не задерживается. Я домой, отдыхать пора.
      - Со мной отдохнешь, Шуренок.