Если вы созрели для какого-нибудь гнусного преступления, вроде разбоя или набега, то поторопитесь взять билет на Меркурий, на его ночную сторону. Здесь будут созданы все условия для проявления самых дурных ваших качеств.
      Во-первых, атмосфера, особо располагающая к криминальным поступкам. Вместо солнца и даже луны на небе солетта (похожая на настоящее светило как канализация на канал). Плюс пыль столбом.
      Во-вторых, ненавязчивая сила тяжести, благоприятствующая быстрому бегу, прыжкам, скачкам и броскам.
      В-третьих, четыре милиции, каждая из которых кого-то любит, а кого-то лупит. Соответственно меркурианцы делят стражей порядка на “мою милицию” и “царскую охранку”.
      Бьет копытом в стойле бравая ментура у научно-производственного объединения “Дубки” (собственность правительства), так называемая Военизированная Охрана. Казенным концерном “Вязы” тоже выпестована шеренга бойцов — триста тридцать три богатыря Службы Безопасности. В ассоциации частных старателей произрастают внушительные дядьки — шерифы. И, наконец, у властей префектуры имеется в загашнике какая-никакая милиция, имя которой полиция. На вид она пыльная, по части технического оснащения убогая, но зато с трехглавыми кокардными орлами, горящими во лбах.
      Так что творите, урки, свое темное дело во мгле Меркурия, а натворивши кликайте СВОЮ милицию и кидайтесь ей на шею. Она и станет вас отбивать от “охранки”, которая в свою очередь будет стараться, чтобы вы немножко повисели на виселице или прогулялись на урановые рудники, где рентгенов — как комаров в таежном лесу. Своя же милиция, если отобьет, накажет вас любя, даст вам срок условно в виде перевода на нижеоплачиваемую работу. Поручит вам, например, отстреливать одичавших от неудачного программирования кибертараканов. Или расчленять домики из квазиживого полипептидного пластика, которые, еще нередко поглощают спящих своих жильцов и даже нападают на прохожих в глухих уголках города (где крики недолго мечутся среди слепых стен).
      Но. Если, совершив разбой и отделавшись легким испугом, вы решили сорваться с солнечного (наполовину) Меркурия, вам придется несколько разочароваться. Ведь ваши денежные сбережения, образованные неустанным грабежом, и зажатые теперь в кулачке, будут посрамлены ценой на билет в космос. “Дубки” и “Вязы”, владеющие на пару космопортами, постарались, чтобы для очень многих Меркурий стал конечной остановкой.
      Так что придется вам от неуемной тоски полностью истощить мошну где-нибудь в угарном Блудянске или орбитальном “санатории” Хунахуна (по-народному, шмаролете).
      Что, конечно, поможет вам забыться. И сузить поле сознания. При удачном раскладе вы забудете даже, как вас зовут, и потом уже никогда не вспомните. А что вы хотите, после того как пара мечущих молнии мутанток займется вашим отдыхом. Длинные когти “кисок”, пропитанные зажигательными гормонами, воткнутся в вашу кровеносную систему. Сильные пальцы прижмут ваши артерии, чтобы организм стал выделять пептиды предсмертного кайфа. И вправду, радость может для вас оказаться последней на этом свете. А от возбудительных разрядов ваше срамное место станет напоминать яичницу с недожаренной колбаской.
      Если же вы, уцелев после межсексуальных сражений, решили стать кристально честным образцовым гражданином и подумали, что “своя” милиция вам больше не понадобится — то как бы не пришлось раскаяться. Уже через недельку вы будете с плачем размазывать сопли по лицу и усиленно выделять бензол в сжатом пространстве тюремной камеры. Трудно на Меркурии не совершить чего-нибудь откровенно дурного.
      Во-первых, люди здесь в огромном большинстве инкубаторские “номерки”, не знающие папско-мамской ласки. И вдобавок, как изящно выражаются в газетах — с модифицированной генетикой. “Номерков” присылает сюда своими путевками министерство кадров. Конечно, доведя вначале до периода половой зрелости в каком-нибудь из питомников на Марсе или Ганимеде и записав в одну из каст: воинов, то есть кшатриев, ученых-брахманов, техников или торгашей (старатели сюда тоже относятся). Само собой, чтобы угодить в брахманы-ученые надо очень постараться. Генов мудрости, увы и ах, так до сих пор никто не нашел и не синтезировал, но все же — большинство живчиков, впоследствии становящихся брахманами, вытаскивается за хвостик из холодильника с надписью “нобелевские лауреаты, в уборную не выливать”.
      Сказанное, естественно, не означает, что “номерки” ничего не знают о хороших манерах — в некоторых питомниках хорошо дрессируют. Или, что выпускникам инкубатора некуда энергию девать. Скорее наоборот. Просто ребята не любят скучать, ковыряя в носу. Ну, и семейные связи их, естественно, не гнетут. Они мало кого в Космике гнетут. Производство молоди поставлено на конвейер. Ну, а секс с похотью? Это в Космике осталось, также как и деление на баб и мужиков — генные инженеры к проблеме пола еще только подбираются. Если ты боишься случайных дам, то не пожалей в магазине десять “толстых” имперок и получишь биороботессу марки НФ (Невеста Франкенштейна). Начинка у нее — кибернетическая, а обшивка — квазиживая органика, иногда кожно-жировой трансплантат с трупаков. Поет в любой тональности, танцует космодиско, рассказывает сплетни и сказки, а еще можно выбрать любую позу из двадцати, имеющихся в ее арсенале. Если ты собрался в поход и трактор у тебя маленький, то можно разделить ее на модули. И взять с собой только самый необходимый кусок.
      Во-вторых, хватает на Меркурии стихийных мутантов (муташек, мутных), которые добираются до этой планеты-ловушки самоходом или зарождаются непосредственно здесь. А они люди, вернее нелюди, с прибабахом. Одному, для пополнения запаса гормонов, надо кровушки стакан, другому для хорошего пищеварения срочно требуется сырое человечье мясо, третьему, чтобы расти большим до трех метров, не хватает только супчика наваристого из чужих гипофизов.
      Конечно, в отличие от обитавших на Земле в течение веков психомутантов-садистов наши муташки не получают от своих действий удовольствия, а лишь удовлетворяют потребности физиологии. Но вам от этого вряд ли легче будет, когда крепкие кривые зубы с хрустом вопьются в ваш затылок.
      И в-последних, жизнь на Меркурии сложная насыщенная. Открыл не вовремя дверь шлюза и выдуло твоего товарища из сортира прямо в космос. Или ударил какую-нибудь малосимпатичную мордашку, а мордовладелец улетит со второй космической скоростью. Потом объясняй прокурору, что противник случайно поймал гравитационную волну, которую Солнце нам презентовало.
      Еще Ярило поглаживает протонными протуберанцами, отчего по всем рудным жилам жуткие токи пробегают, а заряженная пыль облепливает тебя, превращая в живой мамаев курган. Заденешь ты какой-нибудь невзрачный камушек и вдруг зашарахают молнии, из-за которых публика вокруг превращается в фирменные котлеты.
      А чего стоят старатели? Поедут, например, на пару копать минералы; вернется домой один и начнет рассказки травить про то, как попали они в аномальную зону. Дескать, все события там из ряда вон. Чайник на нагревателе студеным остается, кипит же почему-то аквариум с рыбками. Набиваешь ты, допустим, свой “черный ящик”, но в пузе по-прежнему голодно и тоскливо, а сытость, стул, понос и прочие последствия еды приходят вместо тебя к твоему товарищу. Даже бывает, садишься на табуретку и бьешься затылком оземь, потому что мебель эта на время меркнет и становится лишь виртуальной. Потом долго разыскиваемая табуретка, побыв в виртуальности, вдруг актуализируется и падает на голову твоего товарища. Ну и не всякая голова выдерживает. Даже если в каске.
      Я иногда такому бормотанию смутно верю и отмазываю человека от статьи, дескать, улик не достает. Приходится, кстати, средневековыми методами дознания пользоваться, детектором лжи, наркотиками-расслабителями и само собой нутряным чутьем, позволяющим четко уяснить, где злой дух полтергейст накуролесил, а где урка-убивец сам наломал дров и теперь пытается лапшу на моих ушах развесить.
      Ну ладно, настал черед мне собственную историю плести. Заранее только об одном известить хочу — будет круто.

      Я — Терентий К123, место слияния родительских гамет, пре- и посленатального взращивания — инкубатор “Мамальфея”, Ганимед, префектура Юпитер. Шестнадцати годов натурализован кастой кшатриев (воинов). Обучался и дрессировался в полицейской академии, Рыньгород, префектура Марс. Служил в транспортной полиции префектуры Астероиды, отряд “борзые”. Три года тому как спроважен в префектурную полицию Меркурия — за чрезмерное “оборзение”. Дорос до зарубки “лейтенант”, но несмотря на протекцию карьерной машины (это компьютер, который ведет счет моим достижениям), распрямить коленки и сделаться повыше не удается. Приминает меня грузное начальство.
      Атавизмов нет. Психопатологии, такие как политическая активность и тяга к абстрактному искусству, не замечены. К проявлениям стадных инстинктов, вроде участия в культовых движениях, требующих высшей справедливости, не склонен. Когда хорошее настроение, то верю, что космос — воплощение высшей разумной воли; выходит, близок я к космотеизму. Генетические модификации: тепловое зрение, электрорецепторы, система выведения радиоактивных изотопов из организма (вместе, пардон, с мочой). Кибернетическая вставка: стандартный черепной интерфейс типа Анима, отвечающий за контроль жизнедеятельности, телеметрию и преобразование мыслеусилий в оптоэлектронные сигналы, понятные техсистемами.
      Жилищный узел или, как еще выражаются, квартира, в пятом блоке мобильного города Васино, столицы префектуры Меркурий. Для невежественных марсиан объясняю популярно — на нашей планете все живое старается двигаться, чтобы не попасть утром на солнышко. (Между закатом и восходом укладывается примерно девять базовых месяцев.) Платформы, на которых разместился город, трогаются в путь три раза за меркурианскую ночь. Таким образом движимость всего на Меркурии означает отсутствие недвижимости. Кроме того, когда город переползает с места на место, вы частенько падаете с койки и проливаете суп, если же в этот неспокойный период гуляете по улице, то чувствуете себя как вошь на гребешке.
      В один из таких “гребешковых” дней мучительно шел я на службу, петляя между помойных бачков, из которых доносилось унылое чавканье дерьмоедов. Вяло подсвечивали путь тепловые панели. Наша меркурианская псевдолуна, та самая солетта, застряла на ремонте, поэтому золотистый колобок не пытался озарять дорогу сквозь плексигласовое городское небо.
      Марсианам поясню: от нашего колобка куда больше толку, чем от ваших Фобосов с Деймосами. Псевдолуна — это растаявшая комета, покрытая пленкой, которая удерживает жидкость от расплескивания и заодно отражает солнечные лучи нам, простым васинцам, не избалованным загаром. Правда, бывает, что вода, прорвавшись из-за сильной конвекции или метеоритного удара, ледяным болидом шлепается на меркурианские головы. Еще в глубине этого летучего аквариума скрываются гидромутанты (человекорыбы — потомки строителей солетты), которые умеют метать большую красную икру.
      Мой непутевый трудодень начался с битвы двух разновидностей васинских мутантов. Случилось это в центре сомнительных увеселений по имени “Свободу мутным”, неподалеку от мусорозавода, где муташки зарабатывают себе на пропитание и пропивание. Для затравки отличилась одна мелкая ворюга — оразумленная помесь обезьяны с крысой, так называемая “карманная сволочь”. Тварь юркая резкая и наркоманствующая. Полазала она по котомкам честных тружеников и высосала все запасы водки гемоглобиновки. Безвинно пострадавшие муташки надышались с горя аккумуляторной жидкости и пошли стенка на стенку на другую группу, которая перекололась от какого-то своего горя токсином ботулизма.
      Взял я всю смену ОПОНа, десять ментов, построил их в шеренгу, поприветствовал: “Будь gesund.” — “Всегда gesund.” И стройной колонной направил на место происшествия. Там двести монстров мочат друг друга — в кабаке и на прилегающих улочках. Из-за пониженной силы тяжести ударенные тела и прочие туши летают, бьются об стекла и стены, как шмели-переростки.
      Ну, что остается? Ать-два и вперед. И колонна шагнула в это месиво. Мои баллоны с отравляющими и прованивающими газами сразу были оторваны. Помню, еще на руки посмотрел — остались ли в суставах. И ментов своих я вскоре перестал различать. Электрошоковую дубинку размочалили об мою же спину — только антисиловой жилет спас от шока, комы и размозжения костей. Несмотря на все, рекомендую эту жилетку, она ладненькая: титановые пружинки толщиной в несколько атомов запечены в силиконовый поролон.
      Затем я несколько раз взлетал вместе с мухами вверх и шмякался оземь, как кокосовый орех с пальмы, но ни разу не разбился (правда и не рассмеялся тоже). Когда я рухнул окончательно, эти слонопотамы стали меня радостно утаптывать. Жилет уже плохо помогал от побоев, приближался торжественный момент размазывания лейтенанта по мостовой, еще немного — и удалось бы спасти одни сапоги. (Их затем бы торжественно с салютом и оркестром похоронили в лавке вторсырья.) Да вдруг в эту петрушку угодило не с того ни с сего пяток фемок. FM (female-mutant), прогрессивных баб, которым такие гены в инкубаторе добавляют, что делаются они плоские, мужененавистницы, фригидины и какие-то жуткие. Не внешне, конечно. Рожицы и фигурки у них как раз аккуратные. Они тетки жуткие по своим умениям, которые сродни знаменитым меркурианским полтергейстам.
      Кто-то из муташек, перебравших токсина ботулизма, завидев эту самую female-mutant, затрубил, что его длинная елда чешется на фемскую хилую пипиську и он ее немедля испробует. Едва мутный потянулся к прогресс-бабе своими граблями, как, ни с того ни с сего возникло четверо ее товарок. Похоже, из пневмопровода или канализации выскочили, внезапно, как выигрыш в лотерее. Не сгрудились фемки, а стали в некую комбинацию и пошли косить вражескую толпу. Эти девки так принялись кружиться, что бить их всегда было не с руки — они или с левого бока или сзади. Зато от каждого их тычка лишалось ума по пять мутных оболтусов. Что самое интересное — фемки-то никого конкретно не лупили, не напирали, скорее даже уклонялись. Однако мутные словно подставлялись под удар и выстраивались так, что валились кучей.
      Остальные мутанты, заметив сваленных кучей своих товарищей, скопом — без деления на ботулистов и аккумуляторщиков — рванулись расправляться с фемками. Впрочем, от этого только возникла свалка и давка, а бой-бабы расчистили себе тропу, скосив всех противодействующих, и организованно покинули сцену в неизвестном направлении.
      После чего дерущиеся сникли, пустив слюни и сопли, дали себя разогнать и даже частично загрузить в арестантские фургоны. Кряхтя от полученных побоев, но глядя орлом, я вернулся в контору. Едва собрался в баню, размягчить ионизированным паром повреждения, да не пускают. Известие нехорошее из штаб-квартиры концерна “Вязы” меня застопорило. Пропал без следа и вести член их совета директоров, некто Медб К845. Осталась в его апартаментах одна улика, а то и просто чистая символика.
      Некий смерч вращался там между полом и потолком, однако при этом быстро усыхал, съеживался, превращался в слабенький сквознячок.
      Эксперты, приехавшие со мной на место злоключения, эту улику весело анализировали своими спектрографами и сонарами. Получалось, что вихрь — неустойчивый по строению и даже элементному составу, с источником сильной гравитации где-то внутри, только быстро истощающимся. Еще немного удивленного галдежа исследователей и от улики осталась на память лишь слабая ионизация воздуха.
      — У меня впечатление создалось,— признался мне один из посетителей,— что произошел маленький коллапс.
      Но впечатление впечатлением, а мне полагается меры принять, соответствующие данному моменту.
      Опросил я возможных свидетелей, проверил движение транспортных средств — вроде все чисто. Залез директор после обеда в свою конуру и будто испарился — окон там нет, через единственную дверь никто не выходил. Ну просто Бермудский треугольник в одной отдельно взятой квартире. Единственная зацепка — на потолке и стенах остались вмятины с контурами человека, будто директора швыряли и подбрасывали.
      Надо было разбираться с тем, кому этот самый директор был выгоден, кому невыгоден, кого обидел, надул, задел своим руководством. Но тут мне “вязовская” милиция по рукам дала. И стало ясно, что Служба Безопасности концерна дружить со мной не собирается. Использовали меня в качестве клерка-регистратора, и привет. Дальше они сами в узкосемейном кругу разбираться будут. Оно и понятно, “Вязы” — контора таинственная. Концерн этот первым занялся добычей и переработкой меркурианских минералов, всерьез разросся, разжирел еще лет двадцать назад.
      Но потом люди из центрального управления расследований (ЦУР) — только цурипопикам и удалось внедриться в “Вязы” — разоблачили концерн до полной срамоты. Выяснилось, что его руководство, состоящее сплошь из развратников и кибернаркоманов, транжирит казенные средства, предприятие же, если отбросить приписки, приносит не доход, а ущерб государству. В общем, кого надо прижали с треском к ногтю. Больше того, в противовес “Вязам” было запущено на Меркурий научно-производственное объединение “Дубки”. Только вот “Дубки” и “Вязы” не стали цивилизованно соревноваться, а занялись нескончаемой чередой сговоров и разборок. В “Дубки” пролезли агенты “Вязов”, в потемках “Вязов” завелись шпионы “Дубков”. Потом разведчиков-лазутчиков перевербовывали и переперевербовывали, отчего они, в конце концов, переставали соображать, на кого работают.
      Эти агенты постоянно кого-то кончали, мочили, гасили. Не всегда того, кого надо, но очень квалифицированно — с помощью галстука-самодава, в желудке взрывающейся сосиски, дрессированных вирусов или настольной лампы гамма-излучения. Потом правительству (Совету Генеральных Уполномоченных) это все надоело и оно подняло шлагбаум для частных старателей, которые стали расторопно уводить самые лакомые кусочки из-под носов увальней-гигантов. Тогда к тихим “кабинетным” ликвидациям добавился яркий разговор на языке плазмобоев и лазерных резаков. Наконец, этот слишком густой коктейль был разбавлен префектурными органами власти, которые стали исполнять партию ингибитора.
      Не успел я как следует обнюхать место умыкания директора и едва уложил в пакетик осколки с потолка, как меня уже стали выпроваживать — конечно, стилем, принятым в приличных домах, без пинков в зад. Униженный, но не оскорбленный, я отбыл в управление полиции, где собрался заняться электронным сыском, однако…
      Из долины Вечного Отдыха с прииска, принадлежащего “Дубкам”, пробилась через спутниковый ретранслятор дурная весть. На караван тягачей, тянущих в Васино гафниевую руду с того самого прииска, налетели гангстеры-разбойники в юрких старательских вездеходах и увели прицепы с ценным минералом. Все водители и охранники стали бледными трупами с дырками посреди. Случилась воровство в самой долине на пол ста километров южнее прииска. В этой местности лишь старательские кибитки кочуют — считай, что Дикая Степь и Гуляй-Поле. Такие вот нерадостные сведения мне передал начальник отдела по борьбе с разбоями, Игнатий Зубов, то есть мой командир.
      — Бери,— приказал он мне,— ОПОН, дюжину голов, и дуй туда на трех вездеходах.
      — У нас же планетолеты есть, которыми можно и на разведку слетать, и всю группу в долину забросить.
      — Уже слетали, сверху ничего не видно. Там повертеться надо, посовать нос, а вездеходы с помощью планетолетов мы забрасывать туда не будем, слишком жирно.
      Он протянул мне список моих соратников.
      — Кого вы мне, шеф, даете? Вот именно, дюжина “голов”, тут доходяги одни с побитым телом. Помяли их всех в последней драке. Им сейчас в попу клизму, в рот манную кашу, а не в поход на вражину.
      — Ты людьми не разбрасывайся, Терентий. Номерки — все такие, из инкубаторов никого лучше не присылают. Однако, даже ты до лейтенанта дослужился. Знаю я вашего папу — какой-нибудь техник-онанист, который в “Мамальфее” холодильниками со спермой заведует.
      Все ясно. Дело с разбоем в долине — темное и жареным пахнет. А номерки — это, в первую очередь, расходный материал.
      — Когда? — мой голос устал общаться с неуважительным Зубовым.
      — Час на сборы и отправка с пятого ангара.
      Собирался я с резвостью воробья, выклевывающего зернышки еды из конской какашки, поэтому полчаса у меня в заначке осталось. Хотел было немного оттянуться напоследок с помощью какой-нибудь кайфовой мультпрограммки, вроде “Козла в огороде”. Уже залез в двигательный имитатор. Но собственноручно кайф сорвал.
      В “Вязах” мне надели намордник и я убежал, поджав хвост, со смиренным скулением. Но что тогда делать со своими амбициями? Ведь мамальфейцы, как и прочие порождения Ганимеда, тем выгодно отличаются от других космиков, что не только за державу обижаются, но и за себя.
      Осерчав, разбудил я свою кибернетическую оболочку, Тереху Малого, который возник на экранах хайратника так близко от сетчатки глаза, что показался совсем живым. Мы с ним вместе росли, вместе в Академии учились, так сказать, за одной партой, вместе расследованиями занимались. После Великой Санации, когда кибероболочки были лишены самостоятельности и права командовать, многие отказались от возни с ними, ну, а я привык к Терехе Малому, как к щенку. Оттого, что он есть у меня, стал я махровым индивидуалистом. Кстати, из-за “махровых” вроде меня, держава наша не выросла в тоталитарную страшилу, а сделалась просто четвертым Римом. (Действительно, зачем скромничать?) Ну, и полетели мы вместе с Терешкой по кибернетическим каналам. Он умело парил над информационными просторами. Я же усилиями своей воли, то есть мыслеусилиями — которые поступали в Сеть через интерфейс Анима уже в виде сигналов — делал выбор и принимал ответственные решения. “Вязы” предстали этакой неприступной крепостью, но Тереха высмотрел щель, в которую мы протиснулись и угодили прямо в файлы персоналий.
      Все-таки застукали там сведения на умыкнутого Медб К845. Выяснилось по картотеке, что последние три месяца зарплату директору не выдавали, лишь пособие по болезни. Тут файлы прямо на глазах исказились, отчего получилось, что целые полгода валялся означенный директор на больничной койке с каким-то сверхвоспалением. Затем опять нашло марево обновлений и переделало К845-ому трудовую биографию. Получилось, уже год как кантовался он на пенсии, являясь лишь консультантом, а звание директор, стало быть, имело смысл почетного титула.
      Заголосил зуммер, зовущий в ангар. Я был уверен, что когда вернусь обратно в Васино (если вернусь и гнилушка-голова еще станет чем-то интересоваться), Медб К845 информационно прекратит существовать или окажется лишь в числе полумифических отцов-основателей концерна “Вязы”. У нас в полиции этот дикий процесс называется “стиранием человека”. Но я не мог поручить Терехе Малому слежку и самостоятельную фиксацию событий — если он попадется за этим делом, то согласно закону о Санации его самого сотрут, а мне сунут срок.
      Я, конечно, перед ангаром заглянул к Зубову, начал ворковать про “стирание”, но он только порадовался этому и, облаяв меня по-собачьи, обвыв по-волчьи да обкаркав по-птичьи, велел скрыться с глаз.
      Что ж. Скафандр на мне, поверх его лежит антисиловой жилет для противодействия в разумных пределах буйной кинетике, вредному лучу и разгулявшейся плазме. Хайратник как всегда украшает драгоценным венцом мою тыкву. В нем заканчиваются визуальные и слуховые каналы от всяких локаторов. С ним я знаю, что делается впереди и сзади, сверху и снизу, куда идти и куда стрелять. Правда, все знания лежат в пределах проникающих способностей аппаратуры слежения. Анима успокоительно вещает, что пока с составом крови все более-менее, железы внутренней секреции знают меру, АТФки хватает и иммунный ответ адекватный.
      Впрочем, при всех этих дружках-аппаратах, в пылевой подушке, окутывающей нашу ридну меркурианщину, остаешься как бы наедине с самим собой. Радиоволны не всегда ее пронизывают, ведь вихрят и пучат эту суку заряженную ветры электрические да магнитные. Атмосфера молчания очень угнетает, особенно когда под ногами почва бесится в солнечный отлив. Поэтому, если свершится с нами в походе что-то препротивное, управление полиции узнает про это и опубликует официальный некролог (“опять ушли от нас лучшие”), когда мы уже благополучно испаримся на солнечной стороне планеты. Вернее, сублимируемся во вполне питательный порошок — останется только развести нас в воде и добавить соли по вкусу.
      Выбралось из ангара на меркурианскую землю три жуковидных вездехода с широкими-широкими колесами — почва та зело поганая, трухлявая и скользкая из-за того, что нагазирована гелием. Поэтому, если желаешь гулять пешком, надевай большие мокроступы. А у терминатора мать-земля становится коварна, как змея. Там много озер расплавленного свинца, слегка прикрытых корочками, бултыхающимися с боку на бок, как завещал великий Бенар. Долина Вечного Отдыха, между прочим, пришла с солнечной стороны всего месяц назад.
      Зато на командирском вездеходе, то есть моем,— можно ванну принять в пузыре, у которого внутри вода, а снаружи управляемая пленка поверхностного натяжения. Правда, вода применяется на все помывки одна и та же. Впрочем, на то и фильтры, чтобы она слишком мутной не казалась. Как у поэта сказано по этому поводу: “Но часть моя большая, от мойки убежав, осталась грязной быть…”
      Мы вначале путешествовали по плоскогорью Дивная Задница, которая действительно состояла из двух выпуклых половинок с расщелиной посредине.
      Место-то вроде безопасное. Относительно безопасное — это самый большой комплимент для меркурианского места. Я восседал в средней машине, как и полагается командиру. Правым оком наблюдал за индикаторами работы бортовых систем, которые строили голубые, зеленые, карие глазки. Заодно смотрел тоскливые передачи, показываемые мониторами наружного обзора — за бортом вездехода было совсем неинтересно. Левой же зеницей участвовал в спасении принцессы, то бишь торчал от наркомпьютерного мультика.
      Не обошлось, правда, без момента неопределенности, когда мы пересекли ту самую канавку, без которой имени “Дивная Задница” не существовало бы вовсе. Тут и мониторы наблюдения, и навигационные приборы зарябили-заколбасили. А показания лага-счислителя пути стали отличаться от данных ориентирования по карте сразу на десяток километров.
      Ну, ладно — это, считай, Меркуша чихнул. Едем дальше, от забортного пейзажа сладостная дремота одолевает, и вдруг вездеход затрясло, забросало с бока на бок.
      — Выпускайте “плавники”,— гаркнул я всем машинам. Насосы на каждом вездеходе быстренько отжали четыре стабилизатора с большими ластами на концах. — Мухин, ты у нас самый главный странник. Откуда сейчас солнечный отлив, если ему далеко не время? Отчего ему неймется?
      — Может, это гравитационная волна,— предполагает сержант Мухин К765 (в инкубаторах частенько в поисках оригинального идентификатора путают имя с фамилией).
      — Грамотный ответ. Это ты какому-нибудь марсианину порасскажи.
      Тут перестала поступать телеметрия от первой машины. Никаких там сигналов тревоги, криков “SOS”, просто — раз и отрубило. Я мигом нырнул в скафандр, затем в шлюз и на мокроступах почесал к переднему вездеходу. А переднего-то и нет. То есть, сочного томатного цвета отливка — все, что осталось на память.
      Четверым парням — моментальный карачун, а мне еще объяснительную надо мучительно сочинять для начальства. Напишу, наверное, что залетел сюда мощный электромагнитный вихрь с Солнца, навеял э.д.с. индукции в рудную жилу, и как наполз вездеход на нее брюхом, случился пробойный разряд плюс разогрев токами Фуко.
      Ну, хорошо, а керамика под днищем толщиной в ладонь — на что? Да на то, чтобы ее расколошматило во время трясучки. Или, может, разряд случился какой-то нестандартный?.. Эх, на мое место какого-нибудь академика или хотя бы докторишку завалящего — было бы ему раздолье нести околесицу…
      Прочитал я заупокойную молитву, принятую в нашем космотеизме, и решил возвращаться назад. Расстояния до второго вездехода было двадцать метров, но я отсчитал все тридцать шагов и ничего не нашел. Когда ж успела испариться командирская машина с бортовым номером 20321? Мать мою Мамальфею за ногу — никаких вмятин на грунте, одна первородная труха. А, чуть не забыл — следы своих геройских мокроступов я тоже перестал различать. Но позвольте.
      Заторопился я дальше, туда, где должен топтаться третий вездеход. И опять пусто. Борт номер 81015 словно подвергся сухой возгонке. Плюс местность совершенно неузнаваемая, также как мордашки клонированных шлюшек из потемок Блудянска. Поземка, что ли, все выровняла? Какая к бесу поземка, даже мужик со шваброй не смог бы так чисто замести. Пожалуй, у местности нет общего рисунка, она словно выложена из одинаковых квадратиков. Словно там и сям стоят зеркала и плодят отражения. Похоже, влип я в аномалию…
      “Словно”, “что ли”, “похоже” и прочие вероятия, от которых сейчас только тошнит. А если без них, напрямки, если все как есть? В этом случае жизнь моя закончится полным поражением через пару часов. Да, прокладка у скафандра знатная — органическая, квазиживая, заботится о постоянной температуре, будто ей самой это надо. Впрочем, ей самой по воле изобретателей, это тоже требуется. Заодно она газы и, пардон, жидкости поглощает, вернее питается ими. В общем мы с ней кооперируемся, взаимно удовлетворяя потребности.