- Кажется, конечная остановка. Будем жить здесь, как тараканы в киселе, - отшутился Мухин, но вскоре сник. На лице Шошаны, которое я наблюдал по монитору, проступили бисеринки пота, как у рожающей женщины.
      Наконец, она включилась.
      - Терешка, запас энергии у нас накопился огромный. Ну, не у нас, а рядышком.
      Я сразу заметил, что у нее открылось второе дыхание. В смысле, она нашла что-то вместо потерянного центра симметрий. И я вспомнил - именно сейчас, должно быть, материнское вещество приказывает долго жить и передает по наследству свое могущество.
      Шошана правильно меня настропалила. На сей раз Меркурий трудно шел на контакт, потому что... был болен. И только когда пространственный полюс дошел до высшей точки напряжения, планета опустилась мне на руки раненым колобком.
      На этот раз все было весьма человекообразно или, по-простому выражаясь, очень антропоморфно. Мои пульсации стали как пальцы, они бережно ощупывали раны колобка - колотые, резаные, выворачивающие - откуда хлестали потоки сил. Они устремлялись в воронку, где их встречали мириады сосущих ртов. Надо полагать, съедаемые энергии превращались в нитеплазму, из которой демон-паук усиленно ткал и прял Новый Мир, Новую Жизнь.
      Наш с Шошанкой лозунг был ясен - держи, перехватывай, все равно пропадет. Мои пальцы-пульсации разошлись веером. Из всего потока требовалась лишь энергия, похожая на горячие жужжащие зерна. Я принялся выгребать их. Больно, красиво. Огненная рассыпчатая сила раздувала мой силовой кокон, срываясь с него вихрями, отшвыривала стенки тоннеля. Нитеплазма шипела от неудовольствия.
      - Сдвинулись, - послышался далекий грохочущий голос Мухина. Набираем ускорение.
      И в самом деле, лихо тронулись - лишь десять минут потратилось на разгон до первой космической скорости. Частота, на которой излучали стенки тоннеля, скакала вверх, как лошадь по лестнице, а значит, жара все плотнее обкладывала нас. Однако, по-прежнему никаким спектрографом не удавалось засечь, из чего поганые стенки слеплены.
      - Сами в печку летим, - продавил кто-то сквозь скрежет зубов.
      - Никогда на вас не угодишь, - ворчливым голосом отозвался я.
      - Да передайте же, стервецы, побольше мощности на охлаждение кабины.
      Кто-то, пискнув, откинулся в долгосрочный обморок.
      - И на реактивную струю, - Шошанин голос в аудиорежиме стал хриплым и блатным от помех.
      - Ты что, Шоша, детка? - воскликнул опупевший Мухин, - мы и так словно черти на работу несемся.
      Тут снова вклинился я.
      - Еще раз повторяю для особо одаренных, здесь нечего лезть с законами Ньютона. Особенно не морочьте мне голову третьим законом этого человека. Пора избавляться от стереотипов.
      - Ага, понятно. Очень понятно, - отозвался немного оскорбленный Мухин.
      Но действительность Шошанины слова подтвердила. Едва ракетные двигатели зафурычили сильнее, как ускорение из-за этого принялось падать. Только в кабине не стало посвежее. Забортная жара не унималась, а все злее набрасывалась на наш утлый кораблик.
      - Эй, командир, не уткнемся ли мы сейчас в расплавленное ядро планеты? - натужно подал голос один из копов, обливающийся, как и все прочие летуны, обильным потом от жары и ужаса. Хорошо, что за командира меня признает, но куда нас несет - это даже теоретические прикидки не слишком показывают.
      Когда не знаешь, чего сказать, ори, что попало - таково первое правило хорошего оратора.
      - Только чур воздух со страха не портить, уже будто в солдатской бане сидим. Соратники, если бы мы летели не в ТУ сторону, то давно бы уткнулись носом в ядро. Значит, все-таки в ТУ.
      Подтверждая или опровергая мои слова, забортная жаркая мгла почти моментально налилась бешеным светом - фильтры обзорных мониторов едва успели сработать - и стенки туннеля перестали быть абстрактными и размытыми. Сработали спектральные анализаторы.
      - Мы в бутылке из расплавленного свинца, - заражая всех стрессом, заорал тот, кто первым глянул на спектрограф.
      - Тому, кто слишком волнуется, советую заснуть. Мы не в бутылке, а в воронке из расплавленного свинца. Все-таки какая-то определенность. К тому же впереди есть дырка, - "успокоил" я публику.
      Мы пробивали сияющую плотную, адскую жару, и второй коптер был заметен лишь смутным пятном. Естественно, что слова радиообмена немедленно растерзывались забортными бесами - в наушниках гулял только рев плазмы. Надо придумывать все самому.
      - Друзья, - обратился я к личному составу. - Кто-то может подумать, что мы оказались на Солнце. И он будет неправ. Мы - на солнечной стороне Меркурия, где имеется воронка, близняшка той, в которую влетели коптеры на ночной половинке планеты.
      - Температура обшивки - уже сейчас пятьсот градусов. Это вас, лейтенант, не беспокоит? - заныл какой-то недоносок (а ведь если чудом уцелеем, он первый заорет, что был бесстрашен и весел.) - Хоть умираем, но не сдаемся... - воскликнул какой-то бодрячок. Проповедник же утешительно добавил. - Адовым огнем очищены будем от греха. Тоже польза.
      - А почему никто не говорит "спасибо" за то, что мы вылетаем на второй космической скорости из этой печурки? - стал вносить дежурный оптимизм я.
      Впрочем, мне не надо было втолковывать, что долго на солнечной стороне нам не протянуть. Хоть на обшивке слой керамики с титановой нитью. Может, обшивка и выдержит, в отличие от нас, с чем ее и поздравляю. Ну, а мы-то уподобимся сосискам в скороварке.
      И сварились бы, не сумев никому поведать о чудесах природы, кабы непредвиденное никем обстоятельство не заслонило нас, спасая от загара на таком вредном неполезном Солнце.
      Между нами и неуемным светилом пристроилась туша военного крейсера. От одной его тени стало прохладно и весело на душе. Распахнулись приемные шлюзы ангаров, и два коптера были втянуты на борт корабля как мухи пылесосом. Еще с полчаса нас аккуратно и умело охлаждали пенными струями. Но когда нам разрешили распахнуть люки и выпрыгнуть на палубу, где пены было по колено, потрескавшуюся обшивку коптеров не стоило трогать даже пальцем.
      - Да здравствует Шошана, королевка Меркурия и ее верный пес Терентий... Салют, Терентий, идущие в буфет приветствуют тебя, - приятно было послушать здравицы, несмотря на неопределенность личной судьбы.
      Тут дверь в ангар была отдраена, и появился некто в чине полковника космической пехоты, а с ним несколько дюжих парней в беретах, украшенных мерцающими трехглавыми орлами.
      - Есть тут лейтенант Терентий К123?
      - Ну, я. Ладно, пусть меня по-человечески приговорит трибунал и после принятия внутрь стопки "язвенной" распылит корабельный гразер.
      - Вас ждет адмирал Никодимов-Соларз.
      Значит, тюремная камера пока обойдется без меня. Выходит, есть о чем мне потолковать с космическим волком Никодимовым-Соларзом, который когда-то одолел плутонов, а еще раньше прикончил гордость землян - линкор "Забияку".
      Адмирал смахивал на внимательного доктора и в течение получаса я много узнал. О поменявшем кости Сэмпсоне Брауни. О расторопных ребятах из Адмиралтейства, которые выкопали из архивов безумные, как считалось, докладные записки завзятого психа Викентия, спроваженного на самую окраину империи. О Меркурии, который сохранился, но в весьма потрепанном виде - на месте его столицы и прилегающих поселений остался лишь кратер странного вида. Так что из двухсоттысячного населения куда-то потерялась чуть ли не четверть.
      Узнал, что на подходе еще один крейсер и вскоре два корабля первого класса будут усердно патрулировать оба бока каверзной планеты. Порадовался тому, что слово "Плазмонт" уже печально известно и многие ждут от меня подробностей. Услышал довольным ухом, что мое уголовное дело скоро превратится в судебное преследование "Дубков" и "Вязов". А мерой пресечения для меня установлена подписка о невылете из пределов Космики. Поскольку теперь ясно, что я не бандит и не брехун, то адмирал лично будет ходатайствовать о присвоении мне звания майор, минуя капитана, и о награждении орденом Юпитера-Громовержца первой степени.
      - А как же Плазмонт? Его споры, наверное, разлетелись чуть ли не по всей Космике. - Я все-таки нашел силы забеспокоиться. - Ухитрились же они попасть с Земли на Меркурий.
      - Не волнуйся так, сынок. Кибероболочки вообще на каждом гражданине висели, и то с ними управились. Помимо двух крейсеров на санацию планеты подряжаем всю меркурианскую эскадру. С твоей помощью определимся, как им выслеживать и сторожить эту бяку. На Марсе же сформируем мобильные подразделения, конечно, в составе Военно-космического флота - я добьюсь, чтобы ты их возглавил - и начнем бить гадость по всей Солнечной системе. До Земли тоже доберемся, не волнуйся. А то, что останется от Плазмонта, посадим в аквариум и будем кормить тухлыми тараканами... Ну ладно, вижу по глазам, хочешь перекусить, покурить, мордашку сполоснуть. Топай, только через полчаса, чтоб здесь был - проинструктируешь патрульные силы.
      Я вышел в коридор. Надо, само собой, помыться для начала, но алчно раздувающиеся ноздри привели меня на корабельный камбуз. Там жадно питалось несколько беженцев с Меркурия, уже умытых и переодетых в матросские робы. У большего псевдоиллюминатора с видом на звезды, освежалась пивком Шошана - рядом с ней вился какой-то сержант космической пехоты, понятно, что не слыхавший о female-mutant. Заметив меня, он уважительно произнес.
      - Все твое - твое, а все мое - твое, - после чего удалился.
      - От фемов ничего не осталось, - итог подвела она вполне официальным голосом, но понятно, что внутри нее вулкан. - Я одна.
      - А я? Если хочешь, я заменю тебе материнское вещество. Именно так, пусть даже послышится здоровый смех окружающих. А ты мне - всю организацию фемов. Впереди еще много драк, и мы должны научить имеющих мозг жить по новому, то есть спокойно обходится без Новой Жизни. Я думаю - не боюсь употребить столь крепкое слово - что матка предвидела и такой поворот. Поэтому в тебя было вложено многое и причем весьма неожиданное. Может, ты вообще стала вместо нее новым центром симметрий. Я не удивлюсь, если ты и есть ее венец, единственная по сути дочурка. Наберешь себе учениц и возьмешься за старое. Вообще ваша организация - не знаю, было так задумано или нет - напоминает мне какое-то яйцо, особенно сейчас. Яйцо раскололось, ты вылупилась. Пора взрослой становиться.
      Я вижу, ты молчишь и соглашаешься. А раз взрослой становишься, пора выходить замуж - то есть, за меня. Пора носить длинные патлы вместо ежика этого колючего, чулки и юбки выше колена вместо парусиновых портков, туфельки взамен кованых башмаков.
      Тут она почему-то не стала долго раздумывать.
      - Я согласна. Только никогда не зови меня киской и рыбкой. Я ведь даже и туфелькой могу пришибить на месте.
      - Знаю. Если что, на моей могиле высечешь: "Он пал за киску".
      Мы вдвоем обернулись к экрану "иллюминатора", где некоторые небесные тела выглядели куда крупнее, чем положено на таком расстоянии. Красный глаз Юпитера мерцал устало и мудро.
      - Это он? - вопросительно-утвердительно произнесла она. - Он удружил тебе?
      - И тебе. Порой я даже чувствовал, как он презирает зарвавшегося слизняка Плазмонта. Юпитер - это не просто пузырь с газом и льдом, но и душа в виде распределительного щита, который раздает гордость и силу. В Космике может быть все... не исключено, что многие мамальфейцы должны звать его папой.