Лилиан отдохнула часок после алкогольного марафона и, присмотрев за слугой, кое-как наводящем порядок в харчевне, вынула нечто из маленького ящичка, прячущегося за пузатыми бутылками. Две полукруглые пластинки из серебра с добавлением золота. Меж ними кварцевый кристалл. Радужно сияющий по краям даже от света керосиновых ламп. Посмотрела Лилиан и положила обратно, думая о том, что завтра этой красивой вещи у нее не станет. Три тысячи долларов Индианы Джонса, предоставленные ей на обустройство новой жизни, она спрятала в более надежное место, которое, конечно же, располагалось где-то на ее теле.
      Женщина знала, что случится завтра. Но она не имела никакого понятия, что произойдет через полчаса. Когда дверь харчевни открылась, на пороге появилось сразу пятеро: двое европейцев в одинаковых плащах и шляпах, плюс трое азиатов, о которых сказать было нечего – обычные наемные головорезы. Один из европейцев поблескивал стеклышками очков и улыбался сладко-сладко.
      – Добрый вечер, фройляйн, – елейно произнес нежданный гость и стало ясно, что этот человек – немец.
      – Я сомневаюсь, что он будет для вас таким уж добрым. Закрыто, – грубо отозвалась Лилиан, подойдя к гостям с твердым желанием немедленно выпроводить вон.
      – Мы не хотим пить или есть, – сказал очкарик.
      – А что вам тогда требуется? – несколько опешила хозяйка харчевни.
      – Что и вашему другу, доктору Джонсу. Я надеюсь, вы не успели ему загнать одну занятную вещицу?
      – А вы, надо полагать, дадите куда больше? – спросила Лилиан с вызовом, которого немец не заметил.
      – Ну, разумеется, – почти пропел он, а женщина выпустила дым от сигареты ему прямо в лицо, вызвав приступ кашля. Откашлявшись, очкарик уточнил: – Значит, эта вещь все еще в вашем распоряжении?
      – Нет. Впрочем… Скажем так: вам не стоит о ней волноваться. – Лилиан отошла подальше от малоприятного человека и встала за стойку. Трое из нежданных гостей, как привязанные, двинулись вслед за ней, двое остались на месте. Пока.
      – Выпить не хотите? – предложила она, чувствуя неладное.
      – У вас гаснет огонь, – произнес очкарик тоном человека, не употребляющего спиртное и мясное, и твердо продолжил по существу. – Где реликвия? Отвечать немедленно.
      – Я не знаю, что вы за фрукты и с какого дерева свалились, только в моем заведении никто не указывает мне, что делать и что не делать, – отчитала Лилиан наглых визитеров.
      – Фройляйн, редкий человек отказывается сказать мне всю правду, – похвастал гость и вынул из очага раскаленную на конце кочергу. Кочерга была нетяжелой, но сочетание щуплого, интеллигентного на вид визитера и явного орудия пытки так изумило Лилиан, что она не заметила, как в тыл забрался один из азиатов, который мигом вывернул ей руки назад.
      – Отвали, – рявкнула женщина без особого толку. Очкарик уже приближался с раскаленной кочергой в руке и сладкой улыбкой на физиономии. Поэтому она резко сменила тактику, залепетав:
      – Полный порядок, партайгеноссе. Я буду благоразумна, вам понравится.
      – Это время прошло, – со скорбью в голосе заявил немец.
      – Я точно все расскажу и покажу.
      – Я знаю, что вы покажете, – не стал отрицать немец, медленно приближая покрасневший чугун к лицу женщины.
      И в тот момент, когда сердце Лилиан прыгало, казалось, до самых зубов, в глазах потемнело, а душа уже смотрела на происходящее со стороны, щелкнул кнут и раскаленная железяка вылетела из рук мучителя. Прямо на штору, которая сразу занялась огнем.
      Перед отвратительными гостями стоял Индиана Джонс с укороченным «М-1917» в руке.
      – Я хорошо владею этой штуковиной с семнадцати лет, – спокойно предупредил он и дуло его револьвера пристально посмотрело в живот очкарика. – Господа, стыдно, отпустите даму.
      Очередь разорвала воздух над задницей археолога в тот мгновение, когда он прыгал через стойку. Американец обладал отменной реакцией и успел заметить пистолет-пулемет, возникший из плаща второго немца.
      Посетители ресторана разом кинулись на пол, принялись расползаться кто-куда под стульями и столами.
      Следующая очередь перекрошила все стеклянное, что на стойке имелось. Улучив момент, Индиана привстал из-за деревянного укрытия и метким выстрелом срезал немца. Но тут же угодил под обстрел другого боевика. Пули прошивали стойку, как картонный коробок. Профессор кувыркнулся, чтобы укрыться за столбом, придерживающим потолок.
      Теперь очереди безуспешно лущили толстый брус. Впрочем археолог открылся азиату с винтовкой, который уже с первого выстрела чуть не продырявил профессора. «М-1917» ударил пулей по карнизу, горящая штора упала и накрыла противника, который осознав собственные проблемы, стал с воем носиться по залу. Не давая передышки, на Индиану сбоку бросился другой азиат, однако Лилиан, проползавшая мимо с горящей головешкой, привстала и огрела его по голове. После этой маленькой победы, случилась большая неприятность. Полки с бутылками, а также с загадочным ларцом, рухнули, изгрызенные огнем и пулями.
      Пока Лилиан переживала потерю, третий из наймитов-азиатов, обогнув харчевню по периметру, ворвался сзади. Он схватил профессора за шиворот, протащил чуть вперед, шмякнул его головой о стойку, а потом стал душить. Лилиан, копошащаяся с другой стороны стойки в обломках своего богатства, встретилась взглядом с Индианой. Глаза бывшего друга набрякли, а горло было передавлено крепкими руками.
      – Виски, – натужно прохрипел он.
      – Сейчас-то зачем?
      – Бутылку…
      Наконец до Лилиан дошло, она протянула отличного «Джонни Уокера» и, вероятно, в последнем усилии, удушаемый приложился бутылкой ко лбу душителя. Тот опрокинулся назад и больше не вредил.
      Неожиданно из дыма вынырнул еще один гость с револьвером в руках – погонщик, судя по одежде, – Индиана едва успел нырнуть под ствол и перехватить вражескую руку. Погонщик силился подвести оружие к виску доктора Джонса, вдобавок со стороны спины приближался ковыляющей походкой немец, который, как оказалось, не был сражен наповал, а лишь слегка ранен в предплечье. Что пока мешало ему прицелиться из пистолета-пулемета. К тому же сам археолог пытался уворачиваться, делая танцевальные движения вместе с непосредственным противником.
      По ходу танго археолог ухитрился положить свой палец на спусковой крючок чужого револьвера и изогнуться назад. Дуло направилось точно в сторону немца, и в этот момент спусковой крючок был дожат.
      Затем, используя свое падение назад, доктор Джонс оторвал короткие ноги погонщика от пола и в развороте швырнул соперника. Прием мог называться «броском на стулья». Далее – легкий излом вражеского запястья, и револьвер оказался в полной собственности археолога. Вновь пригодились уроки казацкой борьбы, взятые у одного есаула в конце восемнадцатого года.
      Пока шли разборки с настырным погонщиком, немец-очкарик заметил поблескивание среди угольков, оставшихся от бутылочных полок. Составной диск из желтоватого сплава с насечкой и крупным кристаллом кварца посередке. Рука стремительно направилась к желанному предмету, достигла цели – и воздух был потрясен ревом не слишком соответствующим тщедушному телу. Металл, раскаленный пожаром, прожег немцу кожу ладони. Напоминая подбитый самолет, он вылетел из харчевни на улицу, где спикировал в первую попавшуюся лужу.
      Лилиан, тоже заметившая реликвию среди свежеиспеченных обломков, учла чужие ошибки. Ценная вещь была аккуратно изъята из раскаленного пепелища с помощью палки и тряпки. Едва женщина вернула свое имущество, как перекрытия сарая утратили остатки крепости и стали валиться вниз.
      Профессор действовал оперативно. Галантно помог женщине со скоростью спортивного ядра вылететь на улицу, и направил собственное тело следом. Обреченная на смерть харчевня трещала в огненных конвульсиях.
      – Ну что ж, Джонс, по крайней мере ты не забыл, как развлекать даму! – закричала Лилиан, от возбуждения не чувствуя порывов студеного гималайского ветра. – Однако учти, если даже я получу пять тысяч долларов, этого будет мало! Я жадная и хочу быть твоей компаньонкой!
      – Как это «пять»? – переспросил Джонс, увлекая женщину прочь от летящих искр и головешек. – Почему не три?
      – Потому, потому… – голос женщины сливался со звериным воем ветра, срывающегося с гор.

      Шелудивый конь очевидно сбежал в горы. Если бы не выпавшая из окна штора, Лилиан бы не удалось добраться до гостиницы без пневмонии. Но в итоге, когда беглецы попали в номер, она чувствовала себя неплохо – в отличие от Индианы, который не только вымерз, как ранний фрукт в саду, но вдобавок страдал ушибленным лбом и передавленным горлом. Да еще эти дополнительные две тысячи долларов, которые потребовались жадной стерве сверх оговоренной суммы – они всерьез вышибали командировку из сметы.
      Впрочем, его гостиничный номер, в отличие от той конуры, которую снимал Питерс, по-местным меркам мог показаться шикарным. Окно, естественно, с видом на горы. И клопы довольно скромно ведут себя. В подобные номера Индиана водил девушек, когда получал увольнительную еще во время службы в корпусе морской пехоты США.
      – Сколько дней, как из Стамбула, Лилиан? – внезапно спросил он, в то время как женщина спешно разогревала себя с помощью графина, полного ячменной водки. К всеобщему сожалению бутылка «Бифитера», захваченная у разведчика, пала смертью храбрых во время боя в таверне.
      – Инди, у тебя мозгов хватает только на археологию, – нагрубила в ответ женщина. – Разве у меня найдется лишняя сотня долларов, чтоб скатать в Турцию? Мне Непала хватает за глаза и за уши.
      – А кто же тогда навещал Иглвуда в стамбульском отеле «Энвер-паша»? Ты ведь известная любительница кавалеров второй свежести.
      И тут доктор Джонс понял, что самое время взять другую ноту. Мисс Кэмден ясно давала понять своим видом, что еще одно слово в таком духе, и она приложит графин к чьей-нибудь черепной коробке. Кто его знает, какой из двух предметов окажется крепче.
      – Лили, почему все-таки Иглвуд собирался навестить тебя в Непале? На это можно ответить без воплей?
      – Наверное, чтобы забрать свой «медальон». По-крайней мере, я так поняла его первое письмо месячной давности. Спустя пару недель, правда, он направил новую бумагу, в которой отложил визит на неопределенный срок. А пять дней назад телеграмма, теперь из Стамбула – что спешно выезжает сюда…
      Джонс сел, закинув ноги на стол, и покивал в такт своим мыслям:
      – Одновременно он заявляется в консульство, собираясь что-то переслать в Штаты, причем на мой адрес. После чего пропадает с концами… Он вообще кто, американец?
      – Нет, британский джентльмен, не чета тебе, жлобу.
      – Так что ты все-таки напела ему про меня, Лили? Признавайся. Не у тебя ли он выведал мой адрес?
      Реакция женщины опять была крайне нервозной, графин из толстого стекла опасно задергался в ее ладони. Профессор вынужден был переключиться на другое.
      – Ладно, показывай «медальон». Думаешь, я не заметил, как ты что-то выскребла из костра?
      Лилиан, не капризничая, протянула ему вещицу, выудив ее из весьма интимного места. Выпавшие при этом деньги она суетливыми движениями заправила обратно.
      Разговор был прерван томительной паузой.
      В самом деле древнеегипетская, думал доктор Джонс, прощупывая мыслью изделие неведомых мастеров. Пожалуй на все семь тысяч тянет, но это главная тайна. Что-то похожее я видел в одной книжке. Ага, проклевывается… Головной убор бога Ра. Наверняка, из раскопок в Пер-Рамзесе, или Танисе, (что одно и то же), городе, основанном по велению Рамзеса Великого. Сдается мне, в честь этого головореза было названо и заведение Лилиан, ныне упокоившееся в руинах – также, как и сам Танис. Забавное совпадение… Зачем мог понадобится так называемый «медальон» нацистам? Если по логике, совершенно незачем. Хотя, в голове у них каша плещется вместо логики… Если апокриф Питерса известен этим группен– и труппенфюрерам, то…
      – Слушай, Лили, дорогая, – спросил Джонс, – а твой Иглвуд не нацист случаем? Он как здоровался, «хэлло» или «хайль»?
      – Ну, ты чудак! – хохотнула в ответ женщина, этим и ограничилась. Наверное, потому что снова хлебнула из графина с ячменной водкой.
      – А не говорил ли твой закадычный дружок слова «Ковчег», «Скрижали Завета»?
      – Ты о чем, Инди?
      – О Ковчеге со Скрижалями Завета, который был похищен солдатами Шешонка I из Иерусалимского Храма в 929 году, разумеется до Рождества Христова. Сам воришка-фараон был мелким правителем, хотя явно желал примазаться к славе Рамзеса Великого. Оттого резиденцию себе устроил в Пер-Рамзесе. Сразу протягивается ниточка к «медальону», снятого с головы Ра именно в этом городе.
      – Надоели мне твои фантазии, – несколько испуганно произнесла женщина. – Знаю лишь то, что его в Непале интересовал какой-то камушек.
      – Камень с Божественным Светом, – мигом включился доктор Джонс. – Опять веяние апокрифа… Кстати, где письма и телеграмма этого типа?
      – Сам ты «тип», – беспечно отозвалась мисс Кэмден.
      Индиана разозлился. Невнятица давно бы прояснилась, веди себя Лилиан поразумнее.
      – Придуриваешься? Да у тебя с этим самым «профессором» статеечка на пару состряпана! По египтологии, между прочим, о взаимоотношениях фараонов ливийской династии с храмом Амона.
      – Я давно не занимаюсь взаимоотношениями с храмом Амона, – солидно произнесла женщина, а потом честно призналась. – Здесь, знаешь, не до египтян, и так в мозгах сплошной туман… Послания Иглвуда, между прочим, сгорели.
      Тут раздался стук в дверь. Довольно вкрадчивый, но все равно мисс Кэмден вздрогнула.
      – Не надо так дергаться, дорогая. Я полагаю, это мой друг Питерс.
      Или нет. Майор должен был стучать иначе: два подряд и еще один чуть погодя.
      – Лилиан, сместись в сторону от дверного проема, не повредит.
      Она испуганно, однако послушно примостилась слева от косяка.
      – Эй, кто там?
      – Служащий гостиницы. Я принес вам посылку, – ответил удрученный голос на плохом английском.
      – Оставьте ее внизу, у администратора.
      Те, кто хоронились за дверью, не унимались. Вмешался другой голос, на таком же ломаном английском, только резкий и властный.
      – Откройте, это полиция. Мы должны осмотреть номер.
      – Сомневаюсь, что у вас имеется ордер на обыск.
      Индиана рванулся к серванту и в один миг придвинул к двери. Слишком легкий. Надо бы еще диванчик притиснуть. И тут назойливые люди с той стороны принялись стрелять в дверь, затем крушить дерево чем-то железным, похоже, что топорами и ледорубами. У Индианы даже зачесалась голова от близкого соседства со столь неделикатными инструментами. Несколько секунд – и те, кто ломятся снаружи, окажутся внутри, со всеми вытекающими последствиями!
      Доктор Джонс как всегда действовал без тени сомнения. Он распахнул окно, на мгновение перегнулся через подоконник, чтобы разведать обстановку внизу. Холодный инистый ветер, явившийся с гор, закружил по комнате.
      – Лилиан, нам придется выйти в противоположную сторону, – сообщил он неприятную новость.
      – Я не умею прыгать из окна.
      – Я тебя научу.
      Чтобы легче было принимать решения, Индиана подхватил даму под локти и хотя она кричала: «Я вполне молода, ой, как не хочется умирать!», выбросился с ней из комнаты.
      Где нет тонкого расчета, там не будет и везения. Два тела пролетели от третьего до первого этажа свободно, то есть с ускорением свободного падения, затем воткнулись в крышу глинобитной пристройки и пробили ее, как сухое печенье. Были сотрясение и пыль, из-за которых на какое-то время наступило затмение. Когда наступило прояснение, и глинобитная пристройка, ставшая развалинами, уже не мешала смотреть на улицу, Индиана увидел мальчишку-возницу. Тот восседал на козлах небольшого тарантаса, запряженного двумя мохнатыми конягами, и был юным гималайским азиатом, каких множество снует повсюду в этих краях.
      Мальчишка, в свою очередь, хоть и с удивлением, но без особого испуга пялился какое-то время на археолога, потом вдруг заорал:
      – С приземлением, мистер. Такси, мистер. Дать вам щетку, чтоб почиститься? – пацан вполне сносно изъяснялся на английском, несмотря на свою местную национальность.
      Индиана закинул все еще пораженную событиями Лилиан в тарантас и запрыгнул следом.
      Этот пацан – все, что осталось нам для спасения, мелькнуло в голове Индианы. А где же разведчик Билл? В Дамаске, в чалме и туфлях без задников? Или, может, в Москве и в валенках?
      – Гони, малыш, гони. Если это слово в данном случае уместно.
      – Хорошо, мистер, вы не пожалеете, мистер.
      И коляска довольно стремительно понеслась по узким улицам Кхорлака, даже что-то сметая на своем пути. Едва она тронулась в путь, как из окон гостиницы выскочило несколько человек и открыло пальбу по улепетывающим мишеням. Потом в погоню увязалась группа всадников, но скакать на коротконогих лошадках им пришлось недолго. После того, как коляска опрокинула несколько торговых палаток с разным тряпьем и прочей ерундой, лошадки застряли во всем этом. Однако, на одной из улиц пошире, прямо из стены какого-то дома выбрался автомобиль и припустил следом за тарантасом, стремительно сокращая расстояние. Сидящий рядом с водителем человек выстрелил, и пуля свистнула над головами, вжавшимися в плечи. Это уже была серьезная заявка на убийство.
      Несмотря на то, что повозку страшно бросало, Индиана попробовал взять на мушку водителя. Вначале ничего не получалось. Но профессор вспомнил первую заповедь лучших стрелков древности – таких как Арджуна. Надо видеть одну лишь цель, больше ничего. Когда все, кроме переносицы преследователя, покрылось туманом, когда она соединилась светящейся ниточкой со стволом «Де Люкс» калибра 0.45, тогда археолог дожал спусковой крючок. Возможно, за секунду до того, как сам заработал пулю.
      Обмякшее тело водителя упало на руль, и автомобиль врезался в стену, примерно такую же, из которой появился.
      – Тормози, мелкий. Нашим скакунам пора отдохнуть, – скомандовал Индиана и подбежал к автомобилю для проведения диагностики.
      Опавший под руль водитель надавил коленом на тормоз, а глинобитная стена смягчила удар. Все в порядке, можно ехать дальше. Индиана выковырял тело на мостовую, затем уселся на его место, переключил коробку передач на заднюю скорость и отъехал от стены. Вдруг стал мешать стрелок, который до того выглядел по меньшей мере бессознательным. Он не только очнулся, еще и заехал Индиане ребром ладони по горлу – с полуоборота. Археолог успел сместиться, вернее упасть на бок, потому что «задним подсознанием» ожидал подвоха, он вообще привык не доверять так называемым бесчувственным телам, в том числе и трупам. И уже воспользовавшись своим лежачим положением выпихнул вредного пассажира из машины. Затем подкатил к тарантасу.
      – Пересаживайтесь, пока из-за того угла не появился танк.
      – Можно я порулю? – неожиданно попросился мальчик. – Я умею, вам понравится. Кроме того, вы даже не знаете, куда мчаться.
      – Действительно, – несколько растерялся человек в шляпе и обратился к женщине. – Где тут дорога на Катманду?
      – Я же вас отвезу! Попадете куда надо, – вновь встрял активный ребенок.
      – По сравнению с гужевым транспортом возникают новые проблемы, малыш. У тебя, например, ноги до педалей не достают, – выразил сомнение Индиана Джонс.
      – Это предусмотрено, – пацаненок показал большие деревяшки, приделанные к его пяткам.
      – Ну, тогда ты и впрямь сгодишься.
      Новый водитель, – довольный, нетерпеливо ерзающий, – уселся за руль под возмущенный вопль Лилиан:
      – Но этот карлик не может управлять автомобилем…
      – Малыш знает, о чем говорит. Мне так кажется, – утешил женщину доктор Джонс. – Он такой забавный, даже интересно, чем это кончится.
      И автомобиль лихо рванул с места. Через двадцать минут беглецы очутились на небольшой взлетно-посадочной полосе, смахивающей на простую лужайку, где расположился двухмоторный самолет скромных размеров. Летательный аппарат прогревал двигатели.
      Из ближайших кустов высунулся Билл Питерс.
      – Доктор Джонс, я ожидал неприятностей, поэтому отправился нанимать самолет, но не думал, что они наступят так быстро.
      – И вы называете это «неприятностями», – с максимальной ядовитостью осведомился Джонс.
      Не обращая внимания на яд, разведчик буднично разъяснил.
      – За кем-то из нас ведется плотная слежка… Что, впрочем, теперь не столь уж важно. «Медальон» у вас? Я его изымаю.
      – Это еще зачем? Я не привык так быстро делиться. Кроме того я должен за него еще две тысячи долларов.
      – Но мы же договаривались! – искренне возмутился майор.
      – Только не с тем, с кем надо, – выступила вперед Лилиан. – Пять бананов, и ни монетой меньше.
      – Ладно, ладно. Это мы потом обсудим, – торопливо сказал Билл Питерс и, замяв вопрос, переключился на более важные дела. – Слежка, скорее всего, ведется за вами, господа, я же, напротив, пока в тени. Из этого следует, что реликвия побудет у меня.
      Заметив огонь протеста в глазах археолога, майор поставил точку:
      – Три тысячи долларов, которые вы за него отдали, мистер Джонс, получены от правительства Соединенных Штатов. Приятного путешествия, господа.
      Разочарование по поводу прощания с реликвией у Индианы было смыто волной удивления.
      – Мы разве отправляемся не вместе?
      – Опять же соображения конспирации. Сейчас вы должны лететь в Дели, там вас встретят. С вами отправится Клопик, он везде пригодится.
      – Какой еще «клопик»?
      Майор ответил дребезжащим смехом.
      – Это главный номер нашей программы… Ага, не поняли, что мальчишка – тоже агент? Причем свой, американский.
      Агент скромно ковырял что-то носком своего ботинка.
      – Тогда не возражаю, – Индиана кивнул Лилиан, и она послушно рассталась с «медальоном». После встречи с нацистом-очкариком, даже представители родной спецслужбы вызывали у нее оторопь. Затем Питерс обратился к мальчишке.
      – Ты опознал кого-нибудь в гостинице?
      – Да, сэр. Того типа в очках, которого вы называли Хорхером.
      – Да, РСХА не дремлет… Ну, вперед с ветерком, доктор Джонс. Не расстраивайтесь особо, вам предстоит еще повстречаться с «медальоном» в Стамбуле. Также как и со мной.
      Это последнее, что услышал Индиана, прежде чем очутиться в салоне самолета вместе со своими попутчиками.
      Там уже было изрядное количество других пассажиров, а именно – кур в клетках, для перевозки которых, собственно, предназначался воздушный транспорт. Оказывается, в ипостаси бизнесмена Билл Питерс увлекался и этими полезными птичками.
      Вскоре после взлета Индиану сморило, также как Лилиан и юного агента Клопика. Все они погрузились в сон под занудливое хоровое кудахтанье, которое способствовало расслаблению мозга.
      Очнулись же пассажиры из-за сильной болтанки и, кроме того, из-за перьев, лезущих в лицо. Мисс Кэмден сразу рванулась в кабину, чтобы вздуть пилотов за беспечность и низкую квалификацию.
      – В кабине никого нет! Пилоты удрали с этого дерьмолета!
      Женский визг окончательно вырвал доктора Джонса из морфейных объятий.
      Вот так номер! Он бросился вперед, упал в свободное кресло левого пилота и схватился за рулевую колонку. Крепко, как за бейсбольную биту.
      Самое главное для начала – угомонить женщину, мечущуюся из носа в корму: мол, ничего страшно, Лили, просто полет временно осуществляется без участия пилотов.
      Нелепые слова, как ни странно, усадили мисс Кэмден в кресло правого пилота.
      Теперь надо удержать курс, указатели дифферента и горизонта. Эти сведения выползли из дальнего уголка памяти, похожей на огромную захламленную квартиру. Как раз приборные стрелки удачно попались на глаза.
      – Инди, ты разве умеешь водить самолет? – спросила Лилиан надеясь неизвестно на что.
      – Нет. А ты?
      Наверное, это не так уж и трудно. Вот альтиметр, вот указатель скорости. Ага, есть понимание! Высота и скорость очень быстро падают. Раз это ясно, то уже неплохо. Киль и рули высоты нужно поставить так, чтобы сигнальные лампочки на верхней панели прекратили мигать. Они прекратили! Появился повод для оптимизма. Далее – индикатор горючего…
      – Ну, дерьмо! – мысли не удержались внутри и выскочили наружу в виде грубых слов.
      Стрелка дрожала около нуля. Буквально на глазах винты пропеллеров стали задыхаться.
      – Похоже, у нас большие проблемы, – пришлось признать археологу, что в его устах звучало почти синонимом смертного приговора.
      – Парашютов нигде нет, – подскочил с очередной плохой новостью Клопик. – Наверное, пилоты взяли их с собой.
      – Значит, из транспортного средства даже не выйти.
      Превратить самолет в планер? Если бы кто-нибудь и умел это делать, то ничего бы не добился. Внизу только заснеженные склоны, нет ровной горизонтальной площадки размером даже в два на три ярда. А высота стремительно тает. Минуту назад самолет был на тысячу футов ближе к небу и дальше от земли. И скорость – сто тридцать узлов. Индиана с неудовлетворением вспомнил, что когда скорость падает ниже ста двадцати узлов, то самолет просто заваливается.
      – Я нашел спасательный плот, – запищал Клопик, и в этот момент самолет со всеми пассажирами чуть не впилился в скалу, торчащую вверх наподобие шпиля.
      – Какой спасательный плот? Здесь нет моря! – забилась в истерике Лилиан.
      – Может, и пригодится, – осторожно произнес профессор, еще не понимая смысла своих слов.
      Впрочем, его быстро осенило.
      – Клопик, тащи наши вещи в плот. Только кур не надо.
      – Мы же не тонем, – еще раз попробовала запротестовать Лилиан. Кажется, она решила, что мужчина с мальчиком на пару ополоумели.
      Рулевая колонка дрожит в руках, поворот на пять градусов, крохотный самолетик в указателе горизонта клонится на левое крыло. Самолет снижается… или уже падает?.. Главное, не дать ему клюнуть носом и уйти в штопор, из которого возврата нет.
      Вот там, милях в десяти впереди – широкий снежный склон. Надо не упасть, а снизиться, то есть лететь на бреющем, впритык к поверхности, чтобы был смысл выбрасываться на плоту.
      За счет своей бредовости идея казалась достаточно привлекательной.
      Скорость сто двадцать, сто десять… Выравниваем руль поворота, чуть поднимаем нос, устраняя дифферент рулем высоты. Получился почти горизонтальный полет, вернее полуполет-полупадение. Ну, пора…
      Индиана Джонс рванулся из пилотского кресла, подхватывая по дороге очумелую Лилиан, а Клопик уже был ко всему готов, вернее, наготове.
      Горе-пассажиры прыгнули в развернутый, похожий на матрас плот, Индиана оттолкнулся сильно, как на соревнованиях по санному спорту, и одновременно дернул за тросик газового наполнителя.
      Матрас выскользнул в распахнутый люк. Пути профессора с группой товарищей и гибнущего самолета с глубоко несчастными курами разошлись.
      И вот уже прыгуны оказались в состоянии свободного падения, в невесомости. Иначе говоря, перестали давить на подставку и натягивать подвес.
      Продлись, продлись мгновенье. Или, наоборот, закончись, ибо с каждым мгновением скорость неотвратимо становится страшнее. Наконец – удар, кости стремятся к центру земли, а следом за ними и мясо. Но, кажется, упавшие с неба не превратились в пюре, кажется, живы. Только что это дает? Плот с угнетающим свистом мчится вниз по гималайскому ледяному склону, набирая ускорение, которое не снилось ни одному горнолыжнику.
      Где-то вдалеке грохот. Наверное, воткнулся в гору самолет – его путь закончился. Неуправляемый плот съезжает по Непалу. Там и сям выпрыгивают из-под снега деревья. Они напоминают метеориты. Одно столкновение, и от беспечных (печься не о чем) ездоков останутся лишь половинки. Или четвертушки. Вот подневольные саночники наехали на одно из них боком – резкий толчок, который однако никого не высадил, – и команда осталась в полном составе. Вот закончилась полоса снегов, дальше мох, снизу что-то дерет днище, достаточно двух-трех острых камушков, чтобы превратить все шесть ягодиц в месиво.
      А это еще что? Наверное, конец земли, обрыв, пропасть. И нет никакой надежды, не в чем проявлять волю и мастерство. Преодолен край. Опять – свободное падение. Опять в падающих телах накапливается энергия, которая при первом удобном случае освободится и расплющит их.
      Помолиться бы. Жаль, в голове все спуталось и скаталось: неоплаченные счета, письма кредиторам и меценатам, а также христианские, вишнуистские, шиваистские молитвы. Какую же предпочесть? Ох, как визжит Лилиан. И вдруг. Взрыв. Очень много света. Тот свет или этот?.. Этот! Не осталось никаких сомнений, потому что в лицо лупят струи ледяной воды, а внизу холодно и зыбко. Со всех сторон бесится пена. Пошел сплав по горной (других здесь нет) реке. Причем, без весел и руля.
      – Я ненавижу воду! – кричит Лилиан, избавившись от ступора. Такое купание ненавидит и профессор. Уже через пару минут они не просто вымокли, но пропитались острыми брызгами.
      – Опять не везет… – сострадал сам себе упавший с неба. Все вещи, с любовью собранные в дорогу и провезенные через половину земного шара, оказались утрачены! Кроме кнута, револьвера и шляпы. – Вот непруха…
      – Я ненавижу тебя, Джонс! – развивает тему Лилиан. – Я не люблю погибать по десять раз на дню!
      – Можешь выйти и идти спокойно пешком!
      Часа три спустя течение становится куда слабее, декорации из серебристых елок и сосен по берегам сменяются дубами и кленами, а потом начинают мелькать первые магнолии и фикусы. В реке уже плещутся и булькают рыбы. Голосят, создавая шумовой фон, дрозды, где-то маячит головенка фазана, махнула хвостом лиса, не ставшая еще горжеткой.