День начался с того, что в коттедж зашел декан Исторического факультета. В коттедже было восемь квартир, однако он направлялся в гости именно к профессору Джонсу.
      – О'кей, – сказал он вместо приветствия. – Не беспокойтесь, Инди, я не надолго.
      – У меня сегодня нет занятий, – сразу напрягся хозяин квартиры, непроизвольно поправляя шляпу на своей голове.
      – Я знаю, – искренне улыбнулся гость. – Я просто так зашел, поболтать.
      И вдруг протянул для рукопожатия руку. Хозяин ответил, секунду поколебавшись. Декан с чувством потряс протянутую ладонь, левой рукой при этом дружески взяв Джонса за предплечье.
      – Поболтать? – переспросил Джонс, также улыбнувшись. – Но получится ли у нас «не надолго»?
      – Какой вы колючий! – всплеснул толстяк несколькими частями тела сразу. – За что вы меня так не любите?
      Он улыбался просто-таки с неприличным усердием. Небывалый случай – декан лично явился к подчиненному и, мало того, был в хорошем настроении! Что с ним стряслось?
      – Если кто-то здесь кого-то и не любит… – начал было Джонс, спешно выбирая продолжение поделикатнее, но шеф весело остановил его:
      – Да бросьте, Инди, будем проще. Откровенно говоря, я получил из-за вас хорошую взбучку. Ну скажите по чести, разве я так уж сильно придираюсь к вам? – он добродушно посмеялся. – Разве обижаю?
      – Кажется, нет. Не больше, чем остальных.
      – Вот именно! Особенно удивило меня это словечко – «обижаете», мол. Да что там удивило – как-то даже задело, не ожидал я такого. Но впредь мне наука, чтобы больше внимания уделял своим ведущим специалистам, лучшим специалистам, доктор Джонс!
      – Никто меня не обижает! – непроизвольно повысил голос Индиана. – Меня вообще трудно обидеть, я твердокожий. Кто вам сказал подобную чушь?
      – Мэр мне вчера позвонил, наш старый добрый мэр. Вечером, когда я уже спать собирался. И мягко вступился за вас.
      – Мэр? – спросил Джонс, слегка ошалев. – Мэр Чикаго?
      – Ой, ну только не надо строить этакие глаза! – закудахтал, заколыхался от смеха декан, замахал на собеседника руками. – Никогда бы не подумал, Инди, что круг ваших знакомых настолько широк.
      – Что-то я не пойму… – растерянно сказал Джонс.
      – А что тут понимать? Мне позвонил мэр. А ему перед этим позвонил губернатор.
      – Губернатор?
      Декан снова захохотал.
      – Люблю людей вашего склада, Инди! Тихий, незаметный, а потом вдруг оказывается, что… В общем, губернатору насчет вас позвонили из Госдепартамента. Так что я все знаю, Инди, не беспокойтесь, все понимаю, без проблем. Работайте спокойно.
      – Зайдете, выпьете что-нибудь? – предложил доктор Джонс, ощущая некоторую неловкость.
      – Спасибо, мне пора, – декан вторично протянул руку, теперь, чтобы попрощаться. – Итак, мы друзья?
      – Если вы настаиваете…
      – Вы уж простите, если что было не так, – произнес гость, осторожно заглядывая Индиане в глаза. – Мало мы думаем о людях, которые нас окружают, да, сэр.
      У выхода он оглянулся, сделавшись предельно серьезным, торжественным, собранным:
      – Кстати, о нашем деле, коллега. Я, собственно, никогда не был против ваших экспедиций, так что если вам снова нужно будет уехать, я не возражаю. С доктором Левинсоном уже договорился, он вас подменит до конца семестра.
      – Спасибо, – удивился Джонс. – Честно говоря, не ожидал.
      – Удачи, – хитро подмигнул декан и удалился.
      День имел продолжение в виде завтрака (яичница и стакан молока), во время которого профессор неторопливо размышлял. Мысли его были примерно таковы: «Значит, вы за меня уже все решили, мистер Питерс? Значит, Госдепартамент тоже мечтает, чтобы я съездил в Непал?» Как ни странно, от понимания того очевидного факта, что настырный майор вмешался в его жизнь, он ощущал вовсе не раздражение, а скорее удовлетворение. События шли сами по себе, подталкивая его в спину. Профессор всегда предпочитал, чтобы было именно так, а не наоборот.
      Следующим событием этого дня стал телефонный звонок. Джонса позвали к аппарату – одному на весь коттедж, – он подошел и с некоторым стыдом обнаружил, что ему звонит Маркус Броуди – из Старфорда, по междугородной линии связи. Оказывается, профессор успел забыть о так называемой «пропаже Джонса-старшего» и о своей просьбе к другу отца, связанной с этим делом. Взволнованный Маркус сообщил, что выполнил порученное, съездил в родовое гнездо Джонсов. Как и ожидалось, старого Генри там не было. «…Инди, ваш дом кем-то обыскан, просто варварски разорен, – почти кричал в трубку Маркус. – Я ничего не понимаю. Я полицию вызвал, и она ничего толкового не смогла сказать. Что бы это могло значить?» Индиана также не знал, что бы это могло значить, поэтому осмысленно ответить не сумел. Оставалось только поблагодарить старика за хлопоты и попрощаться.
      Неприятности отца недолго занимали мозг профессора. В конце концов, в дом могли забраться обыкновенные грабители, дом ведь месяцами пустует, это всем известно. Так что проблемы отца – это проблемы его да полиции, и ничьи больше. У сына своих дел хватает, не правда ли?
      Звонок из Старфорда напомнил о впечатляющих предложениях менеджера Бьюкенена, которые, признаться, также вылетели из головы под влиянием прочитанных материалов из папки. Впрочем, предложения казались впечатляющими только на взгляд невежественного потребителя исторических комиксов, профессор же был серьезным ученым, и его не могли увлечь сказочные истории, выдаваемые за научные гипотезы. Он любил приключения, безусловно, но не до такой же степени, чтобы становиться фанатиком, не слушающим голос разума. Здравый смысл подсказывал решение, и профессор, раз уж оказался возле телефона, набрал номер Бьюкенена.
      – Приветствую вас, Джи-Си, – сказал Индиана.
      – О! – сказал Джеймс Сайрус. – Очень кстати, дорогой Инди, а то я уже собирался предпринимать усилия по вашему розыску.
      И друзья дуэтом посмеялись.
      – Когда вылетаете? – спросил Бьюкенен, вновь обретая деловой тон. – Билет до Венеции соскучился по вашим рукам.
      – Нет, не получится, – виновато ответил Джонс. – Прошу прощения, но…
      – Не получится? – обескураженно повторил менеджер. – Как вас понимать, Инди?
      – Просто не могу. Хотя и хочется.
      Собеседник сочувственно поцокал языком.
      – Руководство университета не отпускает? Хотите, я посодействую, мне это не трудно, честное слово. Для начала я попробую позвонить в мэрию, советнику по науке…
      – Нет, нет, Джей, – испугался Индиана. – Не хватало еще и вам заниматься такими вещами… Вы только не обижайтесь, но совершенно неожиданно подвернулось очень интересное дело, сразу после вашего предложения, вот в чем сложность моей ситуации.
      – Признаться, я ни секунды не сомневался, что вы согласитесь, – откровенно обиделся сотрудник Художественного Института. – Какое дело может быть интереснее поисков чаши Грааля?
      – Что-нибудь более реальное, – сказал Джонс с улыбкой. Почему-то он вспомнил Лилиан, точнее, те жалкие остатки ее образа, которые сохранились в потрепанной временем памяти, и странное полузабытое тепло наполнило вдруг его члены. Причем здесь Лилиан! – одернул он себя. Военной разведке, очевидно, требуется совсем другое – также что-нибудь более реальное…
      – Итак, вы сомневаетесь в серьезности моего предложения? – напрямик уточнил Джеймс Бьюкенен. – В квалификации моих консультантов?
      – Да, кстати! – вспомнил Джонс. – Француз уже уехал?
      – Какой француз?
      – Простите. Доктор Ренар.
      – Ренар? – на том конце трубки помедлили. – Но почему вы спрашиваете?
      – Вы упомянули про своих консультантов, и я подумал о нем. Хотелось бы попрощаться с коллегой. Мне показалось, что он по какой-то причине обиделся на меня, нет?
      – Наоборот, Инди, вы ему чрезвычайно понравились, просто поразили своей эрудицией, он даже сказал, что лучшего научного руководителя для проекта «Чаша» невозможно найти. Может, вы передумаете?
      – Не хотелось бы вас попусту обнадеживать, Джей.
      – И все-таки я подожду еще немного. Насчет вашей задолженности не беспокойтесь, я отнюдь не ставлю в зависимость финансовые вопросы с вашим решением относительно проекта «Чаша».
      – Спасибо, вы настоящий друг. Я возмещу убытки сразу по возвращении, две-три недели, не больше.
      – Вы будете отсутствовать две или три недели?
      – Да. Только слетать туда и обратно. И деньги после этого наверняка появятся.
      – Если не секрет, куда вы собираетесь?
      – В Непал.
      – В Непал? – поразился Бьюкенен. – Почему?
      – Почему? – вопрос поставил Джонса в тупик. – Ну, посылают именно туда…
      – Простите, я, кажется, сказал нелепость. Не «почему», а «зачем» – если не секрет, конечно.
      А действительно, секрет или нет? – опять оказался в тупике Джонс. Никаких юридических обязательств помалкивать с него не взяли, следовательно, можно делиться творческими планами, с кем хочешь. С другой стороны – идиоту ясно, каков характер сведений, интересующих разведку. Очень занятная формулировка: «Вам доверяют», – ловит жертву не хуже лассо. Откровенничать после таких слов – как бы недостойно, как бы само собой разумеется, что распускать язык – значит не уважать себя. С другой стороны, не ответить на простой естественный вопрос – глупо, даже подозрительно, особенно, если спрашивает вовсе не посторонний человек, а давний знакомый. Человек получил отказ, и его одолевает вполне понятное любопытство. Джеймс Сайрус Бьюкенен – отличный парень, друг, именно друг…
      – Честно говоря, я и сам не знаю, зачем еду. Что-то связанное с египтологией, очень вероятно, с древним Египтом. От меня требуется взглянуть на какую-то реликвию и сделать свое заключение. Обычная консультация.
      – Древнеегипетская реликвия в Непале? – продолжал удивляться Бьюкенен. – И вы не знаете, какого рода?
      – Вы будете смеяться, Джей, но меня наняла компания классических, рафинированных дилетантов. Они ничего не могут сообщить, кроме того, что присвоили реликвии нелепое название «медальон».
      – Ладно, – заторопился музейный работник. – Все это меня, к счастью, не касается. Правда, как вы понимаете, я куплю любую находку, связанную с древним Египтом, и на всякий случай заранее предлагаю свои услуги в качестве возможного покупателя, но, если не ошибаюсь, у вас уже есть заказчик. Делайте поскорее ваши дела, дорогой Инди, а потом мы вернемся к моему предложению. Удачи.
      – Вам удачи, – сказал Джонс уже в гудки.
      Некоторое время он постоял в задумчивости, не отходя от телефонного аппарата. Оставалось последнее дело из запланированных на сегодняшнее утро. Звонить или не звонить? Собственно, он все для себя решил еще вчера вечером, вернее, ночью, когда прочитал засекреченные бредни о «магическом социализме» Германии. Поэтому он протянул руку и вновь взялся за трубку.
      – Майор Питерс, – ударил в ухо знакомый баритон.
      – Приветствую вас, – сказал Индиана. – Я хотел бы сообщить, что…
      – А-а, мистер Джонс! Отлично. Билеты заказаны на завтра, отправление в девять пополудни, поезд до Сан-Франциско.
      – Поезд?
      – Да, сэр, до Атлантики – железной дорогой, это привлечет меньше внимания. Из Фриско уже самолетом – до Гонолулу. Билеты также заказаны. Сейчас мой сотрудник занимается проработкой дальнейшего маршрута, делает запросы о наличии посадочных мест и так далее. Очевидно, из Гонолулу придется лететь гидросамолетом до Манилы. Вы как переносите гидросамолет?
      – Нормально. Я хотел вам сказать…
      – Далее, кстати, только самолетами. Из Манилы – в Сайгон. Можно было бы из Манилы в Токио, потом через Китай в Непал, но там война, так что не будем рисковать, – итак, в Сайгон, потом в Бангкок и, наконец, в Катманду.
      – Если не ошибаюсь, мисс Кэмден живет в Кхорлаке.
      – Вас доставят автомобилем, я телеграфирую в посольство… Кажется, все. У вас какие-то проблемы, мистер Джонс?
      Разведчик замолчал, уступая место собеседнику.
      – Проблемы? – спросил Индиана. – Пока нет, но я не обольщаюсь. Собственно, я позвонил вам, чтобы…
      Майор Питерс неожиданно засмеялся.
      – Подождите, доктор, чуть не забыл! Тот парень извинился перед вами?
      – Какой?
      – Как же его имя?.. Сейчас посмотрю, у меня записано. Да вы же сами мне давали…
      – Декан, – догадался Джонс. – Извинился – не то слово, мистер Питерс, – лицо профессора осветилось хорошей доброй улыбкой. – Очевидно, зря вы так с ним, из тяжелой артиллерии…
      – Зато наверняка, – отрубил офицер. – Вы слишком важны для нас, чтобы мы жалели боеприпасы. Я повторюсь, но скажу: мы действительно навели о вас справки, самым тщательным образом, и выяснили, что ваша квалификация и экспедиционный опыт идеально подходят профилю нашего подразделения, хоть сразу в штат зачисляй.
      – Вы преувеличиваете. Кстати, если уж упомянута моя квалификация, то в продолжение темы… Я прочитал материалы папки, майор. Проделанная работа поражает, равно как и впечатляет эрудиция вашего аналитика. Я читал все это с огромным интересом и уважением. Жаль, что материалы даны только в изложении, в тезисах, я был бы не прочь ознакомиться с ними, так сказать, в оригинальном виде. Хотя, я знаю специфику вашей работы с архивами…
      Джонс замолчал. Майор Питерс тоже молчал, никак не реагируя. Пауза затягивалась. Джонс тревожно подышал в трубку, затем постучал по ней пальцем, тогда майор откликнулся:
      – Не беспокойтесь, мистер Джонс, я размышляю. Откровенно говоря, я несколько удивлен вашей первой реакцией… Оценка специалиста такого уровня для меня очень важна, именно поэтому я поступил так, как поступил – в нарушение наших правил. Давайте-ка подробный комментарий вы сделаете мне при личной встрече. Не по телефону, понимаете?
      – Понимаю, – развеселился профессор. – Шпиономания.
      – Вернемся лучше к нашим делам. У вас есть проблемы?
      Джонс хмыкнул:
      – У меня только одна проблема – как сказать вам то, ради чего я, собственно, позвонил.
      – О, простите, – спохватился мистер Питерс. – Я вас, кажется, перебил?
      – Ничего, я привык. Я хотел торжественно сообщить, что принимаю предложение съездить в Непал за ваш счет. Но, по-моему, вам мое согласие и не требуется, Билл.
      – Вы согласны? – искренне обрадовался Уильям Питерс. Он на секунду оторвался от разговора, чтобы объявить куда-то в сторону: «Мальчики, он согласен!», затем смущенно сказал. – Я все время боялся, мистер Джонс, что вы откажетесь, это была бы, знаете, такая проблема…

      В нашем хрупком мире все имеет конец. Завершался и этот день. Информационные агентства лихорадило от последней новости – фашистский путч в так называемой Судетской области Чехословакии, правительственные войска жестоко подавляют мятеж . Все имеет свой конец – завершалось и мирное время в Европе, очередной шаг к войне был сделан. Мирная жизнь вообще крайне недолговечна, кому как не профессору археологии это знать? Сегодня ты в Чикаго, в университетском кампусе, неторопливо плывешь, увлекаемый плавным течением скучных американских будней, а завтра?..
      Профессор археологии собирался в поездку. Полусобранная дорожная сумка стояла на полу в центре помещения, постепенно наполняясь необходимыми предметами. Скальпель. Измерительная лента длиной в тридцать футов. Противопылевая повязка, попросту именуемая «намордником». Охотничий нож производства Швеции – добротная вещь, со стоком, с пилой; затем веревка – прекрасный корд из манильской пеньки; затем армейская лопатка, москитная сетка, электрический фонарь с питанием от маленького ручного динамо… Что еще? Вместо компаса – буссоль , дающий точность до сотой градуса, настоящая драгоценность… Широкая кисть типа «флеши» , предназначенная для расчистки находок от песка… Папка с листами размеченной бумаги…
      После недолгого размышления профессор вытащил обратно кисть вместе с папкой. Это ему явно не понадобится, – с некоторым сожалением подумал он, и не просто с сожалением, а со странным болезненным чувством, отдаленно напоминающим стыд. В который раз, в которую поездку он не берет привычнейшие атрибуты любого нормального археолога. Устройство лагеря, нанесение реперов, чтение профилей, расчистка стоянок, – нет, не для него. Профессор Джонс не был нормальным археологом, так уж складывалась его горькая походная жизнь. Зато, вот чего никак нельзя оставить дома… – он улыбнулся и посмотрел на стену. Там висел «Пацифист», разложенный на нескольких гвоздиках – потрепанный, видавший виды. Нет, не портрет Махатма Ганди, хоть и очень похоже по силе воздействия на умы людей – особенно в условиях, приближенных к боевым. А в других условиях профессору Джонсу почти и не приходилось работать, так уж складывалась его горькая научная карьера. Итак «Пацифист» – старый добрый кнут, каким ковбои из фильмов наказывали грубых индейцев, а пастухи из жизни гоняли разнообразный скот. Двенадцать футов плетеных волокон, ручная работа. Пятнадцатилетний Индиана выменял его еще в Старфорде, у одного приезжего господина, а взамен дал какую-то никчемную деревянную фигурку, вытащенную из стола отца. Отец тогда, помнится, повел себя не вполне достойно, узнав о сделке своего отпрыска. В общем, вспоминать детали дальнейшей научной дискуссии с отцом не хочется. Зато кнут был хорош. Он и сейчас пригоден для настоящего дела, в отличной спортивной форме. Как и его хозяин, – с гордостью подумал Индиана и шагнул к шкафу.
      Шляпа лежала наверху. Он взял ее, одел и взглянул на себя в зеркало. Впечатление от увиденного осталось самое благоприятное. Подтянутый сорокалетний мужчина, не старый, достигший в жизни… Впрочем, эту тему лучше не затрагивать. И шляпа хороша. Доблестный майор Питерс любит настоящие ковбойские стетсоны – если, конечно, не заврался в своих неуклюжих попытках продемонстрировать интерес к собеседнику. Ишь ты, любитель шляп. А у нас вовсе не стетсон, – подмигнул Джонс отражению в зеркале. – Нормальный головной убор, причем, устаревшего образца. Теперь такие не носят. Это немудрено, если учесть, что шляпе действительно чуть больше двадцати лет, что она действительно куплена в молодости и умудрилась объехать на голове хозяина почти весь мир, выйдя целой и невредимой из десятков безвыходных ситуаций. Стал бы он носить ковбойскую шляпу, как же! – улыбнулся Джонс сам себе. Он романтик, конечно, и с большой любовью относится к истории Дикого Запада, но не настолько, чтобы позориться в нелепых нарядах… Индиана чуть повернул голову – в одну, в другую сторону, – придирчиво изучая свой внешний облик. А что, стетсон бы ему тоже пошел, вполне, о да…
      Он вытащил из шкафа сверток. Требовалось добавить в картину сборов последний штрих, и профессор решительно сделал это, развернув сладко пахнущую тряпку, затем развернул два слоя промасленной бумаги.
      Револьвер системы Кольта, калибр 0.45, модель М-1917. Но не тот М-1917, который состоит на вооружении американской армии, а с укороченным стволом – длиной два и три четверти дюйма, имеющий название «Де люкс» . Оружие истинных археологов, истинных американцев. К нему – комплект пластинчатых обойм, чтобы не возиться с перезаряжанием в случае непредвиденных обстоятельств. Профессор Джонс с удовольствием принял оружие в руку, закрыв пальцами знаменитую скачущую лошадку на корпусе, ощутил успокаивающую прохладу полированной рукоятки… Надо было потребовать у Питерса разрешение на провоз револьвера в самолете, – вспомнил он. – Неужели опять придется таиться, нарушать правила воздушных перевозок?
      И тут наконец последний мирный вечер наполнился событиями. Послышался рокот двигателя, какой-то слишком уж грозный, необычный для этих цветущих мест. Джонс даже в окно выглянул посмотреть. Странный военный фургон, огромных размеров, с непонятной вращающейся штуковиной на крыше. Штуковина – в виде рамы с металлической сеточкой. Автомобиль подкатил к самому коттеджу, остановился, взрыкнув двигателем. Начали выпрыгивать солдаты – один за другим, один за другим, – слаженно окружая беззащитный дом. Интересно, к кому из преподавателей они в гости? – успел подумать профессор Джонс, и сразу получил ответ.
      Дверь его квартиры содрогнулась:
      – Немедленно открыть!
      Впрочем, дверь распахнулась самостоятельно, поскольку была не заперта. Ворвался человек в зеленом – упругий, тренированный. Офицер. Секунды ему хватило, чтобы оценить ситуацию.
      – Бросить оружие! – каркнул он.
      Оказывается, Джонс все еще стоял с кольтом в руке. Это было не очень тяжело, масса револьвера составляла ровно два фунта . Пожав плечами, он неторопливо положил кольт в кобуру, а кобуру – в дорожную сумку, как и собирался.
      Следом за первым в квартиру вбежали еще трое.
      – Лечь на пол! – по звериному зарычал офицер.
      – Зачем? – спросил профессор Джонс.
      И наступила тишина. Человек в зеленом моргал, не зная, что отвечают в таких случаях, и стремительно размышлял. Наконец нашелся:
      – У вас есть лицензия? – сказал человеческим голосом.
      – Какая?
      – На револьвер.
      Профессор порылся в бумагах на столе:
      – Пожалуйста, я как раз ее приготовил, чтобы не забыть.
      Офицер с явным подозрением взял бумажку и просмотрел ее, шевеля губами.
      – А у вас, господа, есть лицензия? – как бы спокойно поинтересовался профессор. Кулаки его были сжаты. Кулаки всегда выдавали его мысли.
      – Какая лицензия? – в свою очередь не понял офицер.
      – На вход ко мне в квартиру. Я, господа, сегодня никого не жду, поэтому я бы попросил вас…
      – Из этой квартиры ведется радиопередача, – по военному четко сформулировал гость. – Если вы добровольно не сдадите аппаратуру, мы обыщем помещение.
      – У вас есть какие-нибудь документы или нет? – Джонс был настойчив.
      – У меня есть начальник.
      – Что за организацию вы представляете?
      – Комиссию по расследованию антиамериканской деятельности, – неожиданно ухмыльнулся гость. – Шутка, сэр. На самом деле мы вылавливаем разных ублюдков, – он со значением посмотрел профессору в глаза. – Ну что, будем сдавать аппаратуру?
      – Я вынужден обратиться в соответствующие инстанции, – предупредил Джонс и решительно отправился к телефону. Его никто не задерживал.
      – Работаем, – спокойно скомандовал офицер.
      Сделанные звонки были совершенно бесполезны. Едва Джонс излагал суть своей жалобы, как на том конце телефонного провода начинались мягкие сомнения в компетенции той инстанции, куда он обращался, и особенно в компетенции конкретного должностного лица, с которым он говорил. А когда заходила речь о незамедлительных мерах, которые следует принять в данной ситуации, мягкие сомнения мгновенно отвердевали.
      И майора Питерса как назло не было по оставленному им номеру.
      Почему мне так не везет? – мысль профессора Джонса металась раненой птицей.
      Вернувшись к себе в комнату, он обнаружил, что все разъяснилось. Разгадка была проста: в громкоговорителе, подключенном к радиотрансляционной сети, нашлась дополнительная деталь. Микрофон плюс передатчик, иначе говоря – подслушивающее устройство.
      – Кому это вы так насолили? – сочувственно спросил представитель службы безопасности, рассматривая предательскую штуковину под лампой.
      – Откуда мне знать?
      – Не знаете? Жаль… Передатчик английский, с мощностью только намудрили. Наверное, торопились. А микрофон производства Германии, между прочим.
      – Германии? – поразился Джонс. – Ничего не понимаю…
      – Что, есть знакомые оттуда?
      – Откуда?
      – Сделаем так, сэр. Вы сейчас проедете с нами, и мы побеседуем в более удобной обстановке. Потом решим, что делать.
      – Я никуда не поеду, – уведомил Джонс офицера.
      Тот улыбнулся.
      – Не поеду!!! – заорал хозяин квартиры отнюдь не по-профессорски. – Проваливайте, вы все!!!
      Во-первых, он просто не сдержался, а во-вторых, сообразил наконец, что к чему.
      – О-о, Господи, какие идиоты сидят в вашей разведке!
      – Что вы имеете в виду? – перестал улыбаться гость.
      – В данном случае не вас! – продолжал кипеть хозяин. – «Доверяют», видите ли! Они мне «доверяют»! А сами микрофончики подсовывают?
      – Вы кого-то подозреваете, – офицер службы безопасности также проявил незаурядную сообразительность.
      – Беседуйте со своим Питерсом! Пусть сам объясняет, пусть отмывается, маленький грязный майор!
      Майор Питерс вошел в квартиру, будто услышал обращенный к нему призыв. Впрочем, возможно, и в самом деле услышал, поскольку лицо его было, мягко говоря, официальным.
      – Вот и он! – обрадовался профессор. – Пошипите, змеи, друг на друга!
      – На пару слов, капитан, – обратился майор Питерс к человеку в зеленом. – Выйдем.
      Сотрудники разных ведомств вышли. Беседовали они долго и временами громко, но очень неразборчиво. Вернулся один Питерс – он сказал, обращаясь к солдатам:
      – О'кей, парни. Капитан вас ждет.
      Непрошенные гости организованно отступили. За окном запульсировал двигатель военного фургона, машина взревела, звук начал удаляться… Только когда все стихло, майор продолжил говорить:
      – Не волнуйтесь, доктор, я все уладил. У них к вам больше не будет претензий.
      – Зато у меня к вам будут… – сварливо начал Джонс.
      Озабоченное лицо майора не дрогнуло ни одним мускулом.
      – Вы переоцениваете мое рвение, даже приятно, – он пересек комнату и привычно уселся за стол. За чужой стол, разумеется. Он расслабленно откинулся, а короткую ногу перекинул через подлокотник кресла.
      Джонс не стал продолжать, опешив от столь наглого жеста.
      – Устал невероятно, – пояснил разведчик. – Целый день на ногах, а тут еще про вашу неприятность информация поступила. Пришлось мчаться сюда… Вы не возражаете, если я немного посижу?
      – Все в порядке, – заставил себя раскрыть рот профессор.
      – Благодарю.
      – За доверие?
      – Что – за доверие?
      – Благодарите, спрашиваю, за доверие?
      Майор тяжело вздохнул и принялся массировать виски. Вероятно, он действительно устал.
      – Я не обижаюсь, мистер Джонс, хотя мог бы. Повторяю, вы переоцениваете мое рвение. Неужели вы полагаете, что мы стали бы контролировать вас такими странными способами?