– Я знаю, – согласился Джонс, – бывал там.
      – Так вот, он уехал на юг Африки, а жену с собой не взял, бросил. Денег у той, конечно, не было даже на билет, и она через посольство затеяла с мужем тяжбу о разводе. В результате развод она получила. И вместе с тем – половину семейного имущества, в размере ста фунтов. В общем, миссис Кэмден-Фергюссон осталась одна. На билет до Европы или до Америки ей так и не хватило, да она, возможно, и не хотела возвращаться, все-таки у нас кризис был, депрессия. Купила ресторан и с тех пор живет в Непале. Но не в Катманду, а севернее, в городке Кхорлак.
      Майор временно замолчал. Он уже покончил с овощным супом-пюре и увлеченно принялся за пудинг. Он добавил, сочно двигая челюстями:
      – Ресторан у госпожи Кэмден, надо полагать, европейской кухни. Обслуживает туристов, военных, других выходцев из Европы…
      Аппетит у доктора Джонса, наоборот, давно пропал.
      – Меня не интересует Лилиан, – заявил профессор, рассматривая остывшие бобы.
      – И все-таки дослушайте. Несколько дней назад ваша Лилиан обратилась в американское посольство в Непале…
      – Эта женщина не моя, – решительно заявил профессор.
      – …обратилась с вопросом – известно ли что-нибудь о человеке по имени Абрахам Иглвуд, прибыл ли он в Непал, если прибыл, то где остановился. Просила навести справки, потому что беспокоится.
      – Ну, ясно, – горько сказал доктор Джонс. – Девочка завела себе нового профессора. Опять решила стать ассистенткой.
      – Почему «нового»? – прервался разведчик. – Что вы имеете в виду?
      – Ничего особенного, просто вспомнил кое-что.
      – Не знаю, на что вы намекаете, но у нас нет никаких данных о том, что Лилиан Кэмден и Абрахам Иглвуд состояли… хм… в близких отношениях. По крайней мере, последние два года. У нее есть друг, второй секретарь посольства… Вы понимаете, о чем я говорю?
      – Как же девочке без «друга»? – Индиана вновь отреагировал не очень хорошо, не вполне солидно.
      – Так вот, ее друг, второй секретарь посольства, был удивлен не меньше вашего. Кстати, именно через него она пыталась навести справки об Иглвуде. Когда мы узнали, что некая госпожа Кэмден проявляет интерес к этому подозрительному типу, то поручили специальному сотруднику посольства в Непале выяснить все про личность Лилиан. Согласитесь, доктор, слишком много совпадений: звонок Иглвуда в американское консульство в Стамбуле, где была названа ваша фамилия, желание Иглвуда лететь в Непал, статья, опубликованная им в соавторстве с Кэмден, существовавшая в прошлом связь мисс Кэмден с вами. Наконец – ее попытки разыскать профессора Иглвуда. Так вот, специальный сотрудник посольства выяснил, что в частных разговорах со вторым секретарем посольства она изредка упоминала о каком-то «медальоне».
      – «Медальон»? – встрепенулся Джонс. – Тот самый?
      – Мы не знаем, что за предмет она имела в виду, она никому его не показывала. И нашему сотруднику отказала, когда тот пришел к ней с соответствующими вопросами. Честно говоря, она выставила парня за дверь. Не вызывает сомнений лишь то, что «медальон» у нее есть, а что это и откуда – неясно.
      – Очень порядочная, честная женщина, – сказал Джонс, отодвинув в сторону суп, придвинул второе блюдо и принялся смотреть на бифштекс. – Я полагаю, мистер Питерс, что «медальон» просто-напросто принадлежит не ей. Возможно, неугодный вам Иглвуд дал ей этот предмет на сохранение. Вы не обидитесь, майор, если я изложу свою точку зрения? Мне не нравится мышиная возня вокруг меня и моих бывших друзей, я до сих пор не вижу во всем этом хоть какого-нибудь смысла, хоть чего-нибудь, что могло бы объяснить и оправдать ваше любопытство, и, скажу прямо, в прошлом веке при таких методах работы вас бы застрелили, как койота.
      Сержант, сидящий неподалеку, вдруг внимательно посмотрел на них. Очевидно, случайно.
      – Вы еще не владеете полной информацией, – терпеливо напомнил разведчик, по-мальчишечьи облизывая ложку. Пудинг был съеден, оставался сок. – Не делайте поспешных выводов, прошу вас. Собственно, только теперь я приступаю к объяснениям. Для начала спрошу: как вы относитесь к немцам?
      – Что? – Джонс едва не поперхнулся, несвоевременно решив положить кусок бифштекса в рот.
      – Что вы думаете о немцах?
      – Странные у вас вопросы. Ну, это адская смесь народов, когда-либо населявших Германию. Древнегерманские племена смешались с еще более древними кельтами, затем к ним примешались другие племенные союзы, если мне не изменяет память, гунны, авары и так далее, в результате получилась общность, назвавшая себя тевтонами, в которую затем влились западные славяне, пруссы и литовцы. Ну, феодальная раздробленность долгое время мешала объединению немецкой нации… Что конкретно вас интересует, майор? Я отношусь к немцам без предубеждения, если вы это имеете в виду. Всем известна германская методичность и логика, научная строгость и честность…
      Разведчик расхохотался так, что на него оглянулись.
      – Вы говорите, словно вождь национал-социалистической партии на трибуне, доктор! Я-то спрашивал только о практических аспектах проблемы «немецкой последовательности». В частности, понимаете ли вы, что война в Европе неизбежна?
      – Война в Европе?
      – Разумеется. Понимаете ли вы, какую угрозу пресловутая «адская смесь» несет Америке – именно Америке, доктор Джонс!
      – Я археолог, а не политик, – с обескураживающей скукой заметил Индиана. Он зевнул, вежливо прикрывшись, и наконец принялся кушать всерьез.
      – Да-да! – сердито сказал Уильям Питерс. – Настроения, подобные вашему, как будто ослепили Америку. Неужели вы не понимаете, что самоизоляция чревата катастрофой? Изоляционистский курс правительства, проводимый под гигантским прессом общественного мнения, уже привел к тому, что нацисты обрели такую мощь. Конгресс и избиратели по старой американской привычке считают, что дела Европы нас не касаются, а между тем Германия ничуть не меньше, чем коммунистическая Россия, угрожает мировому торговому рынку. Если не больше. Там, куда приходят немцы, прекращается свободная торговля, свободное обращение доллара, вопиюще нарушаются права собственности. Вспомните еврейских банкиров и промышленников, тесно связанных с нами. Кроме того, хоть мы в разведке и не любим подобных сантиментов, немцы нарушают права личности, святые для каждого американца.
      – Да, экономика Германии сейчас на подъеме, – равнодушно согласился Джонс.
      – Так называемая «экономика» Германии замкнута сама в себе, и вовсе не она угрожает Америке, – горячо возразил Питерс. – В честной конкурентной борьбе у нас нет противника. Немцы опасны не торговой экспансией, а своими военными планами. Они стремятся захватить не только первичные ресурсы – нефть, уголь, рабочую силу, – но и важные производства, причем, начнут с самой развитой части мира – Европы. Возможности Советов в этом смысле пока что скромнее. Германия начнет с наших стратегических союзников, доктор Джонс. Вот, например, представьте невероятное – Германия захватила Францию… Не улыбайтесь, я и сам понимаю, что мое предположение чисто умозрительно. Но все же… В результате мы теряем исключительной важности рынок, поскольку не только эта страна, но и все ее колонии, все страны французского мандата будут отрезаны от нас – и Западная Африка, и Мадагаскар, Сирия, Индокитай, перечислять и перечислять…
      – К чему этот военно-политический обзор? – уточнил доктор Джонс и выразительно посмотрел на часы.
      – Что? – спросил разведчик. – Ах, да. Извините, сэр, я увлекся. Я всего лишь хотел указать вам, кто враг – настоящий враг. Как, кстати, вы относитесь к национал-социализму?
      – Забавные у вас вопросы… – Джонс с минуту размышлял, постукивая вилкой о стол. – Пожалуйста, мое мнение таково: национал-социализм есть примитивное в своей основе учение, приспособленное талантливыми демагогами к тому, чтобы управлять толпами обозленных бюргеров. Это вульгарный расизм, выросший до уровня государственной идеологии, и отличающийся от Ку-Клукс-Клана разве что степенью агрессивности и размахом. Я не оригинален в своем мнении, майор.
      – Однако идеи Ку-Клукс-Клана почему-то не смогли за семьдесят пять лет свести с ума Америку, тогда как исключительно рациональная Германия – страна точных наук, согласно вашему же замечанию, – обезумела буквально за несколько лет. Вам не кажется это странным?
      – В истории и не такое бывало.
      – В истории такого не было, профессор, мы консультировались со специалистами.
      – И с кем же? – иронично сощурился Джонс. – Назовите фамилии.
      – Со специалистами, – значительно повторил майор Питерс. – И получили подтверждение: в коротенькой истории нацизма слишком много необъяснимого. Возьмем, например, свастику…
      – О, да, – сказал Джонс. – Я так же возмущен подобной наглостью. Я понимаю Киплинга, который снял этот мирный некогда символ Тибета с обложек своих книг.
      – Чем вы возмущены, доктор?
      – Чем? Свастика – это самый древний из известных человечеству знаков. Если крест, звезда, полумесяц изобретались в конкретные исторические времена, то свастика, похоже, существовала всегда – по крайней мере, со времени неолита. Это символ Солнца, Неба, Жизни, символ вечности. Еще древняя Троя пользовалась им. В нашем тысячелетии он прочно закрепился за буддизмом… Каким же самомнением надо обладать, чтобы в двадцатом веке поместить его на свои знамена!
      – Поразительно, доктор. Вы совершенно точно сформулировали то, что я собирался вам сказать. Именно древность, и именно Тибет. Добавлю, пожалуй, вот что. Специалисты утверждают, что свастика до сих пор считается главным магическим символом. Она бывает прямая и обратная…
      – Белая и черная, – покивал Джонс.
      – Нацисты используют обратную, если вы обратили внимание. Это первое. Далее: нацистскую партию основали семь человек, и у нас есть информация, что семерка, то есть число учредителей, так же как и точная дата основания партии, отнюдь не случайны. Цифры просчитывались, выбирались специально. Далее: трудно поверить, но по косвенным данным самые секретные заседания главного штаба немецких войск, куда допускается только высшее армейское руководство, начинаются с медитаций и каких-то индуистских ритуалов…
      – Безумцы? – предположил Джонс. – Играют в оккультизм?
      – Люди, подмявшие под себя такую страну – безумцы? – вопросом на вопрос ответил майор. – Думать так, конечно, было бы удобно. Знаете, профессор, я сам здравомыслящий человек, настолько здравомыслящий, что иногда это даже мешает работе. Лично я отвергаю разную там мистику и оккультизм, но есть факты, и мы вынуждены с ними работать.
      – Да какие факты! – развеселился Джонс. – Свастика, что ли?
      – Тибет, – сказал майор Питерс. – Интерес к древности, как государственная политика. Но о фактах чуть позже, – он раздвинул в стороны грязную посуду и положил на стол тонкую папку, взяв ее со своих колен. Оказывается все это время он сидел с папкой. Когда и откуда она появилась у разведчика, Джонс не заметил, во всяком случае, обедать тот усаживался, держа в руках только поднос.
      – Это вам, – продолжил майор, щелчком подвигая папку к своему собеседнику.
      – Что это?
      – Нет, нет, открывать не надо. Дома изучите, если пожелаете. Здесь собраны материалы, отражающие одну из крайних точек зрения на рассматриваемую нами проблему. Я, кстати, не разделяю экстремистских взглядов аналитика, собравшего эти материалы, но даю их вам специально, чтобы вы представляли, насколько необычно то, с чем вы можете столкнуться.
      – Я? – рассеянно удивился Джонс, с любопытством ощупывая папку пальцами. – Могу с чем-то столкнуться?
      – Извините, мы немного забежали вперед. Итак, не разделяя некоторых суждений и опасений своего коллеги, я тем не менее вынужден констатировать, что деятельность нацистов не так примитивна и понимаема, как кажется на первый взгляд.
      Уильям Питерс встал.
      – Уходим, – сказал он. – Мы становимся слишком заметны, в столовой едят, а не разговаривают. Вы уже поели?
      Индиана также встал, с сожалением глядя на свои тарелки.
      – Папку не забудьте, – напомнил Питерс. И затем беседа продолжалась уже на воздухе.
      Раньше на территории университета был шикарный увеселительный парк. Остатки былой беззаботности тщательно хранились студентами и сотрудниками, во всяком случае, дух ярмарки 1893 года с ее знаменитым «Чертовым колесом» – первым из сооруженных в Штатах, – явно витал по университетскому парку до сих пор.
      – Хорошо тут у вас, – говорил разведчик. – Тихо, без суеты, совсем не так, как в Вашингтоне…
      Они шли по центральной дороге, к выходу.
      – А теперь – конкретные обстоятельства нашего дела, – говорил разведчик. – В разных районах мира, на разных континентах в самых неожиданных местах немцы ведут какие-то поиски. Ищут с поражающей воображение активностью, с размахом, достойным хорошей военной операции. Разведка также активизировалась, обеспечивая группы тщательным прикрытием. Выделим два района, интересующие фашистов – вероятно, они основные. Во-первых, Тибет. Непал, северная Индия и так далее. Экспедиция за экспедицией, вдобавок Свен Годин, знаменитый путешественник из Швеции, помогает им в качестве консультанта и посредника.
      – Я никогда не понимал Свена, – вставил доктор Джонс. – Очень тяжело с ним общаться. Образованнейший, казалось бы, человек…
      – Как видите, профессор, все это перекликается с той же свастикой и уж тем более – с нашими проблемами в Непале. Кстати, в Берлине и особенно в Мюнхене полным-полно индусов, организованы целые колонии выходцев с Тибета, так что связь, очевидно, двусторонняя. Второй район поисков – Египет…
      – Египет? – удивился Джонс.
      – Да, копают под носом у англичан. Здесь самая крупная экспедиция, не экспедиция даже, а постоянно действующий отряд, со штабом, со службой снабжения, со своей службой безопасности и армией. Всем этим археологическим исследованиям, а поиски внешне носят характер именно археологических исследований, придается огромное значение. Некий Урбах, руководитель соответствующего отдела в институте Аненэрбе, получает от руководства страны неограниченные средства, сравнимые с теми, которые мы сами тратим на… – майор Питерс вдруг остановился и замолчал, будто бы неосторожно прикусил что-то во рту. Он испуганно осмотрелся и тихо закончил. – Устал я, доктор Джонс. Столько ночей без сна… Простите, о чем мы говорили?
      Индиана также на всякий случай оглянулся. Сзади никого не было, если не считать сержанта, который неспешно шел следом. Впрочем, гигант-дебил остановился, повторив маневр своего шефа.
      – Мы говорили об археологии, мистер Питерс.
      – Да-да, разумеется. Я лично склонен полагать, что объяснение активности немцев простое, лежит в плоскости низменной корысти. Например, их могут интересовать драгоценности – алмазы, золото, – или иные ценности, связанные с древностью. Материалы, подобные тем, что лежат в папке, на меня не очень действуют.
      – Зачем же вы тогда мне ее дали? – спросил Индиана, переложив папку из руки в руку.
      – Хорошо, что напомнили! – обрадовался майор. – Хотел вас попросить, но чуть не забыл. Не могли бы вы выступить в качестве эксперта, высказать свое мнение о прочитанном? Мы проверили вашу благонадежность, доктор, мы вам доверяем, так что в этом смысле все в порядке…
      – Польщен, – сказал Джонс.
      – Вы стопроцентный американец, профессор, – продолжал майор. – Заявляю совершенно искренне, я ведь смотрел ваше досье. Между прочим, хорошая у вас шляпа, я еще в прошлый раз обратил внимание. Не дадите ли взглянуть?
      – Зачем? – неожиданно занервничал профессор.
      – Люблю ковбойские шляпы, хоть сам и не могу их носить. Рост не позволяет. А то одел бы настоящий стетсон, полумексиканский вариант…
      – У меня на голове не стетсон.
      – О, разумеется. На Юге покупали?
      – Нет, еще в Старфорде, когда мальчишкой был, – Джонс снова оглянулся. Никто на него не смотрел, однако снимать шляпу он все же не рискнул. – Послушайте, майор, у меня нет времени на пустую болтовню. Лекция скоро.
      – Я упомянул об Аненэрбе. Вы знаете, что это такое?
      – Какой-нибудь новый музей, наверное. Я о таком раньше не слышал. Немцы что, свозят туда награбленные экспонаты?
      – Поразительно, – сказал разведчик. – Впрочем, очень типично. Гигантский спрут опутал всю германскую науку, подмял все ведущие университеты Германии, все научные кадры, но о нем никто в мире не слышал. Нам бы в Америке научиться так хранить стратегические секреты… Это исследовательский центр, крупнейший в нынешней Германии, с многочисленными филиалами, с практически неограниченным финансированием. Руководителем археологического отдела является фон Урбах, как я уже сказал, ученый без имени, но все-таки ваш коллега, доктор Джонс. Райнгольд Урбах.
      – Урбах, Урбах… – пожевал фамилию доктор Джонс. – Нет, не знаком. И работ, если честно, не читал.
      – Если честно, то и мы об этом парне не знаем ровным счетом ничего. Так вот, возвращаясь к Египту…
      – Я понимаю, в двадцатые годы Египет копали все, кому не лень, – возмутился Джонс. – И все чего-то находили, были большие успехи, привлекающие внимание общественности. Я и сам этим баловался по молодости. Даже мой отец, не к послеобеденному отдыху будь упомянут, и тот бывал у подножия пирамид. Но ведь мода на пирамиды давным-давно прошла, там выкопали землю до самого гумуса!
      – И все же, – терпеливо сказал разведчик. – Наши сведения достоверны, мистер Джонс. А теперь я прошу вас быть предельно внимательным, поскольку мы с вами подошли к сути, к тому, ради чего я был вынужден порассказать вам столько всякой всячины.
      – Я готов, – улыбнулся Индиана. – Я всегда внимателен, в том числе и когда сплю. И на память пока не жалуюсь.
      – Мне не нужна ваша память. Мне нужно, чтобы у вас в голове все обстоятельства этого дела сложились воедино. Итак, наши радисты перехватили немецкий радиообмен, точнее, две радиограммы – первая из Каира, вторая ответная, из Стамбула. Дешифровальщикам удалось их прочитать. Обе были помечены, как экстраважные и экстрасрочные, в первой говорилось, что приходит время «медальона», и если его немедленно не найдут, «Тотенкопф» сделает всем очень плохо, а вторая отвечала, мол, предмета, условно именуемого «медальон», у Абрахама Иглвуда нет, ищем, потерпите. Вы понимаете, профессор? Именно с этих радиограмм и начался наш интерес к таинственному Иглвуду, именно с них начались наши поиски. Кстати, я ведь еще не сообщил вам, что совместная статья, подписанная фамилиями Иглвуд и Кэмден, как раз из области египтологии.
      – Что вы хотите от меня? – звенящим голосом выговорил Индиана. – Мои мозги напичканы бесполезной для вас информацией, а в карманах у меня пусто. Правда, я неплохо владею оружием, но агент из меня все равно никудышный, потому что, как я вам уже признавался, я ненавижу змей и не умею притворяться.
      – Какой догадливый! – расхохотался майор Питерс. – Нет, агентом мы вас делать не собираемся. Но если существует шанс, что Лилиан Кэмден отдаст или разрешит сфотографировать «медальон» кому-нибудь, кроме Иглвуда, то только вам, дорогой друг. Вам, и больше никому, это очевидно. И я советовал бы поторопиться, мистер Джонс, ведь вполне могут отыскаться желающие применить к слабой женщине особые меры воздействия. Вы меня понимаете?
      – Надеюсь, вы не входите в их число.
      Разведчик искоса глянул на Индиану:
      – В нашей работе ничего нельзя гарантировать, мистер Джонс. Я отвечаю лишь за свое подразделение, а мы, как видите, прежде всего обратились к вам. Однако прошу понять меня правильно. Главным образом я подразумевал наших врагов – тех, с мирными тибетскими свастиками на стягах.
      – «Тотенкопф», – задумчиво произнес профессор. – В переводе «Мертвая голова»… О какой «Мертвой голове» говорилось в радиограмме?
      – Это эмблема, которую носят высшие представители СС, посвященные во все тайны. Я думаю, речь шла о конкретном человеке из руководства… Итак, мистер Джонс?
      – Вы делаете мне конкретное предложение?
      – Если вы согласитесь проехаться до Непала, то вопрос с финансированием будет решен через час. В самом деле, профессор, почему бы нет? Вы – искатель приключений. После колледжа записались в армию, воевали в Мексике, были награждены медалью «За доблесть». Тогда, очевидно, и полюбили нашу страну. Потом воевали в Европе, против немцев, то есть один раз Германия уже была вашим врагом. Предлагаю вам новое приключение, оплаченное правительством Соединенных Штатов.
      – Мне нужно подумать.
      – Вам что-то мешает? – раздраженно спросил разведчик.
      Они стояли возле выхода из университетского городка. Неподалеку взрыкивали моторы, пронзительно квакали клаксоны, дышал прокуренными легкими Большой Чикаго. Входили-выходили студенты и сотрудники – многие были знакомы доктору Джонсу.
      – Вас интересует, что мне мешает? – усмехнулся профессор. – Обратите внимание, например, вон на того человека… – он указал легким кивком головы.
      Декан исторического факультета шел на работу. Толстяк смешно перекатывался с ноги на ногу и беспрерывно утирался платком – вероятно, торопился. Некоторое время начальник колебался: поприветствовать ему своего подчиненного или сделать вид, что не заметил, но все-таки выбрал первое. Джонс ответил на приветствие и повернулся к разведчику:
      – Если я полечу в Непал, этот человек меня уволит.
      Майор Питерс, недобро сощурившись, посмотрел декану вслед.
      – Имя, – кратко потребовал он. – Имя и должность.

5. ЗАСЕКРЕЧЕННЫЕ БРЕДНИ