Виталий Тюнников
      Цветет сирень
      Иван Подкидной сел, цепляясь руками за голову. Каждую ночь одно и то же. Не уснуть. Гадость.
      Повизгивая суставами, по квартире слонялся робот. За окном, по чернильному беззвездью неслись сверхлайнеры. За домом гремели арматурой в кузове грузовики. Все это было громко. Но давно привычно. Другие звуки, отвратительно-инородные, как безделье в несанкционированный выходной, мешали заснуть. Иван знал, что это за звуки. Это шелестела сирень. Пушистые ветви царапали стекло. Квартира Ивана занимала угловой фасад первого этажа.
      Начинался июнь и цвела сирень. В палисаднике перед подъездом ее ветви пахучим фиолетовым шампанским били в разные стороны и вверх из-за приземистого пластикового забора. Рядом на скамейке шептались маленькие, как девочки, старушки. Днем они пугались роботов и выходили только ночами. Шептались старушки и цвела сирень над ними. Инородные, отвратительные, упрямые звуки. Каждую ночь одно и то же. Не уснуть. Гадость.
      Иван встал и дважды свистнул. Послушный зову, к нему тотчас заскрипел робот. Когда он приблизился, его трехглазая цилиндрическая голова оказалась на уровне груди. Иван ударил робота сверху вниз, кулаком по полированной макушке. Удобно сообразили конструкторы. Робот нелепо подпрыгнул и на узкой его груди фосфорно моргнул и зажегся ровным, бледно-зеленым светом циферблат. Второй час - хребет ночи. Рассеянный уличный свет отражался в выпуклой нержавейке робота. Казалось, будто некий неумный остряк накинул на робота подвенечную паутинку.
      - И-и-и! - закричал робот, счастливый от сознания отлично исполненного долга. Он не произносил "х".
      Пора, конечно. Зевая и покачиваясь, Иван начал одеваться. Он надел, внимательно просовывая пуговицы: серые брюки, белую пахнущую крахмалом рубашку, серый пиджак с наодеколоненным платком в верхнем кармане. Затем он долго умывался и повязывал галстук, широкий и новый. Из зеркального ванного кафеля прямо и честно смотрел широкоплечий, ничуть не полнеющий мужчина, талантливый рабочий на крупном предприятии. Все у него на местах. Вот только мешки под глазами от недосыпаний - это лишнее. И щетина. Подумав. Иван свистнул робота, открутил у него конечность до локтевого сгиба, достал оттуда бритвенные вещички и отскоблил щеки. Потом Иван наскоро вычистил серые ботинки и покинул квартиру.
      Лестничная площадка была пуста. На грязном черенке провода болтался синий, ядовитый плод лампочки. Синий свет походил на воскрешение давно утерянного сна - неживого, ирреального. Три соседских двери таращились любопытливыми линзами глазков. За четвертой, его собственной, продолжал радостно хихикать робот. Ощупывая карманы, Иван понял что забыл... необходимое. За необходимым он вернулся в квартиру.
      Когда Иван вышел к палисаднику и перешагнул забор - он сразу попал в иной, странный мир. Влажная росистая трава здесь ломалась под ботинками. Здесь кто-то тонко верещал в траве. Непонятный мир... А в шаге отсюда из растресканного асфальта росли привычные капюшонистые плафоны.
      Старушки сидели спиной к нему. Трое их было. Старушки тихо разговаривали и покачивали седыми головками. Летняя теплынь уже устоялась, старушки поснимали свои оренбургские. платки, и дары разъехавшихся детей отправились по сундукам. Иван прислушался.
      - Коровка, куры... скотинка всякая, была.
      - И жить было... а щас жить...
      - Зачем... зачем...
      Иван потащил топор. Выползая, угол лезвия захватил отворот кармана. Иван дернул сильно, карман лопнул. Но старушки не обернулись. И улица, и дома остались безучастными. Лишь из-за дома доносился шум. Привычный шум. Автопоток, кашляя, змеился там.
      Иван махнул топором. Шапка сирени жарко, предсмертно дохнув ароматом, упала, обнажая тонкую белую кость ствола. Старушки все три обернулись и посмотрели на Ивана сухими npозрачно-голубыми, глазами, какими-то детскими. В глазах стояла удивленная боль. Шелестящими голосами они забормотали, тяжело раскачиваясь на скамейке:
      - Зачем... зачем.
      Не реагируя, Иван замахал топором снова и снова. Кусты сирени с нераспустившимися, еще скукоженными бутончиками, падали вокруг него - слева, справа спереди, сзади. Он едва успевал уклоняться от их неприятных прикосновений. Падая, кусты царапали ржавый подоконник его окна на первом этаже, и Ивану приятно подумалось, что эти звуки - последние. Не будут более они мешать ему спать. Старушки смотрели на него. В их глазам уж не было боли, а только усталость, Возможно. теперь они будут вести себя значительно тише? Иван улыбнулся и почувствовал на себе взгляд. Пошарил глазами и увидел в раме собственного окна робота. Робот смотрел на хозяина. Ивану почудилось, что безгубый цилиндрический череп улыбается тоже. Иван медленно согнулся и зачем-то обтер лезвие топора об сирень. И пошел в подъезд также медленно, слегка волоча ботинки и незаметно сутулясь.
      Ложиться уже не имело смысла, и Иван дождался утра, дымного и многоэтажного - с фабричными гудками и нервными звонками трамваев. Тогда Иван велел роботу пришить карман и пропылесосить ковры на стенах. Он поправил галстук, широкий и новый, и пошел на работу.
      С тех пор Иван Подкидной спал спокойно.