— Значит, договорились.

— Договорились, — повторил Никита.

Черные повернулись, чтобы уходить. Матовое свечение медленно стало гаснуть.

— Погоди, — спохватился вдруг один из черных. — А груглинов-то!

— Ага, — сказал второй.

Он обернулся и, хотя твердо стоял на ногах, как-то неловко и искусственно взмахнул руками, точно пытаясь поймать потерянное равновесие.

Услышав позади себя топот тысяч маленьких лапок, Никита отпрянул в сторону. Большая стая крыс пронеслась мимо него. Черный поднял правую руку, а Никита открыл рот, не веря своим глазам.

Да и как тут кто-нибудь мог поверить своим глазам. Даже Никита, который за последнее время видел столько необычного и пугающего, что ничему уже, казалось бы, не удивился. Крысы, слившись в единый серый поток, молниеносно втянулись черному под ноготь указательного пальца.

И тотчас матовое свечение погасло совсем. Никита почувствовал, что он остался в подвале в одиночестве.

«Вот так дела, — потирая все еще зудевший после прикосновения лоб, ошарашенно подумал Никита. — Опять мне заказали. Кого? Полуцутикова. Моего приятеля. Да нет у меня вообще никакого приятеля. Да еще такого, который бы носил эту дурацкую фамилию. Что же мне теперь делать?»

Милицейский «газик» стоял за два квартала от сауны «Малина». Когда к «газику» подкатил еще один точно такой же, от ближайшего круглосуточного пивного ларька отделились две фигуры, в которых только подъехавший на вызов капитан Ряхин безошибочно узнал старшину Ефремова и прапорщика Галыбко.

Ряхин подозрительно нахмурился, но старшина и прапорщик, торопливо подбежавшие к нему, хором сказали:

— Минералки попить ходили, — а Галыбко даже предупредительно дыхнул на капитана.

— Ладно, — проговорил Ряхин. — Где подозрительные объекты?

— Джип заехал во внутренний двор сауны и еще не выезжал, — проговорил Галыбко. — Мы смотрели, там второго выезда нет. Эти подозрительные объекты, наверное, все еще там.

— Где?

— В подвале, — пояснил Галыбко. — Я ходил на разведку. Джип стоит во внутреннем дворе у подвальных дверей. В джипе никого нет, а двери в подвал открыты. Так что подозрительные ваши объекты, наверное, в подвале.

— Наверное? — снова нахмурился Ряхин.

— Точно, — поправил старшина Ефремов. — Куда они денутся? От пивного ларька вход в сауну видно, оттуда они тоже не выходили. Это если предположить, что через подвал они сразу в помещение прошли зачем-то.

Ряхин задумался на минуту. Ровно столько времени ему понадобилось на то, чтобы оценить ситуацию и определиться с дальнейшими действиями.

— Значит, так, — сказал он. — Ефремов и Галыбко — со мной. Ленчик — само собой.

— Что значит — само собой? — спросил из машины Ленчик дрожащим голосом.

— Само собой — со мной, — объяснил капитан Ряхин. — Только ты способен опознать этих типов. Мне их лица отчего-то не запомнились, несмотря на мое обладание профессиональной памятью.

Ленчик прерывисто вздохнул и вылез из машины.

— А водилу вашего поставите на вход, — инструктировал капитан. — Чтоб никого не впускал, никого не выпускал.

— А кто же будет задержанных охранять? — поинтересовался Ефремов.

— Каких задержанных? — удивился Ряхин.

— Мы, это, — хихикнул Галыбко, — когда типа улицы патрулировали, поймали еще двух типов. Представляете, товарищ капитан, бегут по улице два мужика, один такого стремного вида, а другой еще хуже.

— В смысле? — переспросил Ряхин. — Выражайтесь более определенно.

— Ну, два мужика, — сказал Галыбко. — Один, говорю, стремный. А второй одет в детский матросский костюмчик, хотя давно уже не ребенок, а наоборот, престарелый такой, седоватый, здоровенный и толстый. Явный псих. Одежда на нем расползается по швам, улыбочка идиотская, а самое главное — эти два мужика скованы наручниками.

— Мы сразу заметили, что что-то тут не так, — добавил Ефремов. — Идут два голубчика и за ручки держатся, как в детском садике. Я думал, голубые. А я этих извращенцев вообще не перевариваю. Догнали мы их, спросили документы, а они как брызнут в разные стороны.

— Они же в наручниках были? — продолжал недоумевать Ряхин. — Как они могли в разные стороны?

— Так они сначала брызнули, потом цепь натянулась, и они друг на друга повалились. Мы их и взяли. Они в машине сидят, в ящике. Тихо сидят.

— Вы на операции находитесь, — неодобрительно буркнул капитан. — Зачем вам лишние задержания понадобились?

— Да они же в наручниках шли! — заволновался Галыбко. — Непорядок!

— Они — педики, — проворчал Ефремов. — Я бы таких вообще расстреливал.

— Ну и не мешают они, они же заперты, — сказал еще Галыбко. — Тихо, я говорю, сидят.

— Ну, если тихо, пускай и дальше сидят, — разрешил Ряхин. — Они в наручниках и заперты — никуда не денутся. Так где ваш водила?

Из машины, в которой приехали Ефремов и Галыбко, вывалился хмурый детина в спортивных штанах и военном ватнике.

— Кто в сауну входить и выходить будет оттуда? — осведомился детина. — Пятый час утра. Все добрые люди спят уже.

— Становись ко входу, — отбарабанил Ряхин. — Личное оружие есть? Э, да водителю личное оружие не положено, у меня из головы вылетело.

— Личное оружие у меня всегда с собой, — отозвался детина. — Под сиденьем. Монтировка называется.

— Какое же это личное оружие? — удивился капитан Ряхин.

— Очень хорошее, — сказал детина и неожиданно ухмыльнулся. — Я им владею виртуозно, как монахи Шаолинь своими палками. Я, понимаешь, пять лет дальнобойщиком отработал, а жена у меня была стерва и блядь. Работала старшим инструктором в секции по этому, фехтованию. Ну и конечно, фехтовальщиков этих таскала на себя, как ненормальная. Слаба была, короче, на передок. Так я, как из рейса возвращался, с мужиками в гараже не сидел и литруху не распивал. Я сразу монтировку хватал, брал такси, мчал домой, звонил в дверь, я на первом этаже жил, и под окно. Ни один кобель еще целым не уходил. Хотя пару раз мне сопротивление оказывали, ну, шпагами этими своими спортивными. Только монтировка, — детина повернулся к кабине, покопался под сиденьем и извлек замасленную металлическую палку с набалдашником на конце, — только монтировка, — любовно глядя на палку, договорил он, — всегда надежнее оказывалась.

Ефремов юмористически хрюкнул. Галыбко откровенно заржал. А капитан Ряхин крикнул:

— Отставить лишние разговоры! — после чего отправил детину на его пост, ко входу в сауну «Малина», а сам короткими перебежками направился в сторону подворотни, ведущей ко внутреннему двору сауны.

Ефремов и Галыбко, переглянувшись, зашагали следом за капитаном. Позади всех, поскуливая и боязливо оглядываясь по сторонам, трусил Ленчик.

Во внутреннем дворе и вправду стоял черный джип. Водителя там не было. Капитан Ряхин глубокомысленно проговорил:

— Ага, — и указал на открытую дверь в подвал.

Капитан Ряхин вошел в подвал первым. Услышав негромкое его восклицание, вбежали за ним и Ефремов с Галыбко. Ленчик остался снаружи.

— Вот, — проговорил капитан, указывая своим подручным на полулежащий у стены труп в мохнатом спортивном костюме.

— Убили, — констатировал Галыбко, по обыкновению глупо хихикнув.

— А я его знаю, — неожиданно заявил Ефремов. — Это Василий Стрельцов по кличке Тампакс. Ориентировки на него раз в год примерно поступают. Вор в законе. Беспредельщик, каких мало. Болтают, что наш кандидат в мэры Андреев когда-то с ним дружбу водил. Когда еще все бизнесмены работали только с подачи бандюганов. Я еще статью читал лет пять назад, называется «Бизнесмены и бандиты — друзья или враги?». Конечно, после публикации Андреев в суд подал на журналиста, чтобы свое честное имя отстоять.

— Ну и что? — поинтересовался Галыбко.

— Ну и отстоял, — сказал Ефремов. — Журналиста быстренько грохнули — сожгли вместе с компрометирующими документами, квартирой, семьей и другими жильцами его бывшего пятиэтажного дома, так что Андреев легко доказал свою непричастность к темным делам. Тампакс. Надо же. Что-то давно про него ничего слышно не было.

— Теперь точно больше ничего не услышим про него, — добавил Галыбко, хихикнул и показал пальцем, — труп.

Капитан Ряхин вдруг сосредоточенно подобрал губы и склонился над телом.

— Какой же это труп? — проговорил он, подержав пальцы под подбородком лежащего. — Вполне живой человек. Только без сознания.

— Чем это его так? — поинтересовался Галыбко. — Следов вроде нет никаких. Башка у него бритая, а на башке ни шишки, ни ссадины.

Ефремов, угрюмо сопя, присел на корточки и приоткрыл Тампаксу веко.

— Зрачков нет, — сообщил он, — закатились. Точно обморок. Или просто обдолбался сильно. Как бревно.

Как бы для демонстрации Ефремов, выпрямившись, пнул Тампакса в бок. Бесчувственное тело съехало по стене на пол.

— Хватит, — проговорил капитан Ряхин. — На обратном пути заберем. А пока обыщите его. На предмет колющих-режущих предметов, оружия и наркотических веществ.

Галыбко с профессиональной ловкостью обшарил карманы Тампакса и интуитивно выявил местонахождение бумажника, сноровисто припрятал бумажник в рукав, а на всеобщее обозрение извлек пистолет системы ТТ, упаковку презервативов, похожую на табакерку маленькую коробочку с сизым порошком внутри. Капитан Ряхин осторожно принял от Галыбко коробочку, взвесил ее на руке, открыл, понюхал содержимое и сдержанно чихнул.

— Вот и отлично, — проговорил он, кладя в карман коробочку, а затем и пистолет и упаковку презервативов. — Основание для ареста есть. А теперь вперед.

— А этого куда? — спросил старшина.

— Говорю, на обратном пути заберем, — ответил Ряхин. — Вперед.

И они пошли вперед.

Несколько минут Никита колебался — куда ему пойти. Идти в ту сторону, где скрылись двое в черном, было страшно. В обратном направлении — тоже жутковато.

— Ладно, — вслух произнес он и тут же осекся. Так глухо и мрачно прозвучал его голос в подвальной тесной пустоте.

«Ладно, — мысленно проговорил он, — пойду за этими. Все-таки они меня отпустили. Значит, трогать больше не будут. К тому же они явно знают, где здесь выход. А если я обратно пойду, то проброжу в этих катакомбах остаток ночи».

Придя к такому выводу, Никита осторожными шажками стал продвигаться по подвальному коридору. Черт его знает, сколько длился коридор и сколько Никите встретилось по пути ответвлений. Решив не сворачивать с прямого пути, он добрый час пробирался вперед и наконец заметил, что исчезла грязь под ногами, сменившись покрытым сухой пылью бетоном, коридор свернул влево, и в одной из стен стали встречаться крохотные оконца, за которыми свинцово мерцала ночь.

— Значит, уже скоро выход, — пробормотал Никита и ускорил шаг.

— Что-то тихо там — снаружи, — проговорил Антон, звякнув цепью наручников.

Прикованный к нему Витя успел уже задремать, хотя в железном ящике патрульной милицейской машины было довольно прохладно, а Витя был одет только в легкий матросский костюмчик, оставлявший неприкрытым не менее восьмидесяти процентов его тела.

— Эй! — позвал Антон, толкнув Витю ногой.

Тот ничего не ответил, захрапев еще громче и пустив к тому же изо рта на подбородок теплую сонную слюну.

Антон вздохнул. Они с Витей сидели на боковых металлических нарах. Замкнутое гулкое пространство ящика пропитано было ночным холодом и синим светом. Мертвенно, будто под водой, белело зарешеченное оконце в запертой двери. Белесые квадратики лунного света, проникавшего через решетку, лежали на полу. Антон не мог даже подняться на ноги и распрямить затекшую спину. Во-первых, Витя, с которым он был скован наручниками, был тяжел и недвижим, как прибрежный камень, а во-вторых, потолок железного ящика все равно не позволил бы Антону как следует распрямиться.

— Давно стоим, — вслух проговорил Антон. — Куда-то подъехали и стоим. Если бы к отделению подъехали, нас бы высадили давно и заперли в камере. А сейчас…

Он поднялся с нар, насколько позволила длина цепи наручников, проковылял к окошку. Вытягивая шею, выглянул наружу.

— Ни черта не видно, — прохрипел он. — Ночь. Только дома какие-то и вывески. Не похоже, чтобы мы у отделения стояли. Тогда что же? Менты вышли, и водитель с ними. И куда-то делись. Может быть, с ними что-то случилось? — забеспокоился Антон. — А нам сидеть тут до скончания века. В смысле — до утра.

Он снова вздохнул и вернулся на место. Витя все так же храпел. Антон посидел немного, прикрыв глаза, затем, действуя свободной левой рукой, пошарил по карманам, вытащил авторучку, блокнот и задумался. Навеянное лунным светом вдохновение постепенно погружало его в ставшее уже в последнее время вполне привычным состояние творческого транса.

Несколько минут он, закатив зрачки под веки, бессмысленно улыбался, бормоча под нос какие-то несвязные строчки, потом всплеснул руками — звякнула цепь наручников — и порывисто открыл блокнот, пролистал снизу доверху исписанные листки, чертыхнулся, не найдя ни одного сантиметра свободного места.

Мыча в нетерпении, Антон сунул блокнот и ручку обратно в карман, а на свет извлек жестяную пробку от пива. Неудобно извернувшись, он принялся царапать левой рукой на окрашенной металлической стене неровные строчки:

Решетка… Сижу я.

Темница сыра.

А рядом товарищ.

Пора, брат, пора!

Взмахни же крылом…

Когда участок стены, куда он мог дотянуться, был исцарапан полностью, Антон удовлетворенно утих. Витя всхрапнул, заворочался во сне и вдруг открыл глаза.

— Привет, — сказал Антон.

Витя не ответил, скривился и заерзал на нарах.

— Ты чего? — спросил Антон. Витя страдальчески икнул.

— Плохо тебе?

— Плохо, — подтвердил Витя.

— Пить хочешь?

Он помотал головой.

— Есть?

— Нет, — ответил Витя. — Как раз наоборот.

— Что это значит? — забеспокоился Антон.

— Какать.

— Черт! Антон попытался вскочить, но цепь удержала его.

— Может, потерпишь? — спросил он.

Витя плаксиво сморщился и жестом дал понять, что вряд ли.

— Ч-черт, — проговорил снова Антон. — Что же делать-то? Здесь же закрытое пространство. Решетка — и та изнутри прочным стеклом пробита. Задохнемся мы.

В животе у Вити родился, прокатился и умер утробный звук, похожий на гремевший в отдалении гром.

— Гражданин начальник! — громко позвал Антон. — Гражданин начальник!

Тишина в ответ.

— У нас проблемы! — продолжал взывать Антон. — Проблемы у нас! Если вы не поторопитесь, то и у вас будут проблемы. — Он окинул взглядом изрядные габариты Вити и добавил: — Машину потом в утиль сдавать надо будет.

Никто ему ничего не ответил.

— Да что они там, — вертясь на месте, проворчал Антон. — Померли, что ли, все? Эй! Э-эй!

Покричав еще несколько минут, Антон понял, что помощи ждать неоткуда. Витя между тем, надувая щеки и пыхтя, как прохудившаяся гармошка, ерзал на нарах.

— Ну хорошо, — решился Антон. — Надо бежать отсюда Куда-нибудь. Все равно куда. Теперь ночь, а в этом городе темных подъездов и подворотен сколько угодно. Только вот как выбраться из этого ящика? Вставай!

Витя вскочил на ноги с такой прытью, что машина качнулась. Это навело Антона на мысль.

— Давай! — крикнул он. — Бегай из стороны в сторону! От одной стенки к другой!

— Зачем? — спросил Витя и схватился за живот.

— Не задавай вопросов! — бледнея от нехороших предчувствий, проговорил Антон. — Делай, что тебе говорят!

Витя прыгнул к одной стене, потом к другой. Антон едва устоял на ногах.

— Еще! — тем не менее завопил он. — Сильнее! Быстрее!!! Витя забегал быстрее.

— Давай! Давай-давай!!! — вопил Антон, чувствуя, как пол ходуном ходит у него под ногами. — Еще немного. Вот… еще немного.

Машина, лязгая железом, раскачивалась на пружинящих колесах.

Водила в военном ватнике дежурил у входных дверей сауны «Малина». Пару часов он продремал в обнимку с монтировкой, прислонившись к двери. Проснувшись, он зевнул, потом лениво подумал на тему, что бы такое могло его разбудить, потом посмотрел на часы и снова зевнул.

— Закурить бы, — проговорил он, сунул монтировку под мышку и полез в карман за сигаретами.

Сигарет не нашлось. Водила вспомнил, что оставил их, должно быть, на приборной доске в машине, еще зевнул и, оглянувшись на дверь, которую поставлен был сторожить, пошел к машине.

Путь его был не долог, но и не так короток — два квартала безлюдной ночной улицы. Когда до конечного пункта назначения оставалось всего несколько шагов, он поднял голову и прислушался. Затем присвистнул, потер глаза и уши в надежде стряхнуть с себя сонную оторопь.

Машина его заметно раскачивалась. Из нутра ее, где помещались, как он помнил, двое задержанных, неслись приглушенные металлическими стенками возбужденные вопли:

— Еще! Сильнее! Быстрее!!

— Тьфу ты! — сплюнул водила. — И правда Ефремов говорит — педиков поймали. Надо же, чем они в машине занимаются.

Брезгливо морщась, он открыл дверцу, прихватил с приборной доски сигареты и закурил.

— Давай! — неслось из железного ящика. — Давай-давай! Еще немного!!! Вот еще немного!!!

— Ну дают, — проговорил водила, — ничего. В тюряге у них тоже будет чем позабавиться. Там таких, как они, любят.

Он усмехнулся и побрел на место своего дежурства. Мало-помалу непристойные звуки, летевшие из железного ящика, стихали за его спиной. Потом что-то тяжело грохнуло, и водила даже сбавил шаг, услышав, как взвыли два голоса.

— Экстаз, — припомнил водила слышанное когда-то слово. Он пожал плечами и не думал больше о том отвратительном, что, как он считал, творится в железном ящике его машины.

Витя запыхался. Антон тоже измучился, летая за массивным его телом — туда-сюда. Машина, конечно, раскачивалась из стороны в сторону, но Антон чувствовал, что для того, чтобы осуществился задуманный им план, надо приложить еще немного усилий.

— Прыгай на стенки! — посоветовал он. — Со всего размаху! Давай!

Витя, с которого градом катился пот, развернулся, присел немного и прыгнул, ударившись плечом о стенку. Машина опасно накренилась, секунду пробалансировала на двух колесах и снова тяжело грохнулась на все четыре.

— Поднажми! — заорал Антон. Следующая попытка оказалась удачнее.

Витя приложился о стенку не плечом, а головой. Металл загудел. Машина дрогнула всеми своими механическими внутренностями, перевалилась, заскрипела и вдруг с оглушительным грохотом опрокинулась набок. Витя и Антон повалились друг на друга, причем сверху на них приземлились нары, невесть как оторвавшиеся от своих креплений.

Антон взвыл от боли, Витя завизжал. Зато теперь они были свободны. От удара о землю бока машины покорежились, а дверца с зарешеченным окошком, погнувшись, отлетела совсем. Витя, оправившись от последствий падения первым, выполз наружу, волоча за собою Антона.

— А теперь, — ощупывая большую шишку на голове, проговорил Антон, — бегом отсюда!

— Куда? — спросил Витя.

Антон огляделся. Неподалеку темнела будка таксофона.

— Для начала — вон туда, — скомандовал он. — Еще минутку потерпишь?

— Да-а, — простонал Витя, обхватив руками урчащий живот. — Но только минутку.

— Тогда бегом.

Они перелетели через дорогу. Антон достал из кармана недавно купленную телефонную карту, сунул ее в прорезь на крышке таксофона, поднял трубку и набрал номер мобильного господина Полуцутикова.

Господин Полуцутиков ответил тут же.

— Алло? — раздался из телефонных динамиков его встревоженный голос.

— Это Антон, — сглотнув, проговорил Антон.

— Ну наконец-то! Ты где пропадал? Я думал, что-то случилось.

— Случилось, — сказал Антон. — Слушай, у меня мало времени.

Витя вдруг охнул и засучил ногами.

— Скорее, — зашептал он, — дядя. Я больше не могу.

— Помоги нам! — крикнул в трубку Антон.

— Где вы находитесь?!

— Мы…

Раскатистый грохот заглушил его голос.

— Эй! Э-э-эй! — надрывалась телефонная трубка голосом господина Полуцутикова. — Антон! Антон, ты где?! Ты ранен?

— Нет, — стараясь дышать носом, проговорил Антон. Он оглядел смутившегося Витю и добавил: — Пока холостой выстрел.

— Да что там у вас происходит?!

— Не могу долго говорить, — отвечал Антон, — вкратце — так. Нас менты снова задержали. Посадили в патрульную машину, ну, в железный ящик, где задержанных перевозят, потом отвезли куда-то, вышли из машины и пропали. А нас оставили! Мы до ночи сидели и затем решили бежать. Бежали. А Витя…

Снова грохнуло. На этот раз так, что Антон едва не выронил трубки из рук. Витя виновато улыбнулся и положил ладони на урчащий живот.

— Опять холостой, — задыхаясь, прохрипел Антон. — Но скоро боевыми начнет. Слушай, забери нас отсюда! А то я боюсь, если мы по городу так и пойдем скованные, нас снова повинтят!

— Где вы находитесь?

Антон огляделся. Рядом с таксофоном на стену была прибита табличка с номером дома и названием улицы.

— Борисова-Мусатова, — прочитал Антон. — Дом семь.

— Понял, — ответил господин Полуцутиков. — Сейчас выезжаю.

— Только мы посреди улицы торчать не будем, — предупредил Антон. — Неровен час менты, которые нас поластали, вернутся, тогда еще хуже будет.

— Погоди, погоди. Борисова-Мусатова, семь, говоришь? Мне мои коллеги-бизнесмены рассказывали, что неподалеку там есть сауна «Малина». На самом деле не сауна, а самая настоящая «малина» — так у вас называется.

— Я знаю. Скорее!

— Туда менты обычно не суются. Подруливай к сауне и спрячься где-нибудь поблизости. А я подъеду и тебя найду.

— Ладно, — сказал Антон.

Он хотел попрощаться, но новый залп заставил его замолчать. Тогда, чтобы не терять времени, он повесил трубку.

— Бежим! — крикнул он Вите.

Витя не заставил себя долго упрашивать.

Ряхин клял себя за непредусмотрительность. Почему он не захватил электрического фонаря, когда выезжал из отделения? Спешка. Сказались спешка и усталость бессонной ночи. А ведь в кабинете у капитана, в ящике стола, был прекрасный фонарь на батарейках — подарок отца на пятнадцатилетие. Теперь приходилось довольствоваться зажигалкой, предоставленной Галыбко. Зажигалка была дешевой, свет давала тусклый, слабенький, синее газовое пламя металось во всех направлениях, при каждом шаге угрожало погаснуть и почему-то создавало столько теней, что казалось, в них запутаться было легче, чем в темноте.

— А большой у них подвал, — прокряхтел кто-то за спиной капитана, должно быть, Ефремов.

— Большой, — хихикнули в ответ — это точно Галыбко. Зажигалка наконец погасла.

— Газ закончился, — сказал на это Галыбко, хотя и так было понятно.

Они прошли в полном мраке еще несколько метров. Под ногами мерзко хлюпала грязь. Капитан Ряхин внезапно остановился. В спину ему ткнулся мясистым носом Ефремов, а в спину Ефремова — Галыбко.

— Пришли, товарищ капитан? — осведомился прапорщик, очевидно, полагая, что Ряхин как старший по званию был способен увидеть что-либо в кромешной темноте.

Ряхин не ответил, занятый тем, что ощупывал стену, вдруг возникшую прямо перед ним.

— Тупик, товарищ капитан? — догадался Ефремов.

— Нет, — закончив свои исследования, ответил Ряхин. — Это дверь. Кажется, деревянная. Замок здесь мною был определен как хлипкий.

— Выбивать будем? — деловито поинтересовался Ефремов. — Тогда отойдите, я сейчас эту дверь с одного раза заделаю. Я на этих выбиваниях насобачился уже. У меня жена постоянно ключи теряет. Отошли? А то я не вижу.

— Отошли, — сказал капитан Ряхин откуда-то справа.

— Отошли, — сказал Галыбко откуда-то слева.

— Тогда… Оп-па!

Темнота скрипнула сухим деревянным треском, потом послышалось, как на пол рухнуло что-то твердое и плоское. Потом старшина Ефремов сказал:

— Готово дело.

Капитан Ряхин вошел в открытое помещение первым. Он пошарил по стене в поисках выключателя и, как ни странно, поиски увенчались успехом. Звонко щелкнула кнопка, и в ярком электрическом свете возникла небольшая комната, у стены которой стоял Ряхин, а по ту сторону порога — старшина Ефремов и прапорщик Галыбко. Все трое моргали, морщились и разглядывали друг друга радостно, словно виделись первый раз после долгой разлуки.

— Ну-ка! — бодро проговорил Галыбко. — Что тут у нас?

Он переступил порог и ахнул. Вошедший следом за ним Ефремов развел руками и носом издал звук, похожий на гудение вскипевшего чайника.

— Так, — деловым тоном произнес капитан Ряхин. — Очень интересно.

Это и на самом деле было очень интересно — то, что они увидели.

Вдоль стен ровными штабелями стояли новенькие, отлично смазанные автоматы Калашникова. Над ними на полках металлического стеллажа лежали рядком пистолеты. Отдельный стеллаж был посвящен гранатам, уложенным правильными рядками, как на торговых лотках помидоры.

— Вот это да! — восхищенно проговорил Галыбко. — Я такое только в кино видел. У нас-то в тире только две винтовки есть времен Великой Отечественной. И два автомата. А здесь… Откуда у людей денег столько?

— Нам патроны который месяц не выдают, — брюзгливо откликнулся Ефремов, — а здесь вон!

Он указал на ящики с патронами, сложенные в углу.

— Противник хитер и хорошо вооружен, — поразмыслив, проговорил капитан Ряхин. — Давно до меня доходили слухи, что сауна «Малина» не просто сауна, а самая настоящая «малина». А теперь я в этом лично убедился. Надо продолжать путь, — уверенно добавил он. — Впереди нас еще много ждет.

Галыбко прокашлялся и посмотрел на Ефремова. Ефремов пожал плечами. Тогда говорить начал прапорщик.

— Товарищ капитан, — сказал он. — Такое дело. У нас хоть и есть табельное оружие, но патронов нет. А эти граждане, которые в подвале обитают, судя по всему, очень серьезные люди. Может быть, мы пойдем обратно? Разведку боем мы провели. Все равно все оружие конфисковывать будут. Как конфискуют, так мы и вернемся. Без оружия бандиты не страшны. Товарищ капитан! А если дело до драки дойдет? Патронов же нет! Что же нам пистолетами, как томагавками, отмахиваться?

— Правда, товарищ капитан, — подал голос и Галыбко. — Перестреляют нас, как куропаток. Я вот что думаю, может быть, мы ничего здесь трогать не будем, а вернемся и группу захвата вызовем?

— Нет! — быстро ответил капитан Ряхин, живо представив, как командир группы захвата после удачной операции красуется перед телекамерами, выставляя напоказ украденную у него, капитана Ряхина, славу. — Никакую группу мы вызывать не будем. Мы тоже присягу давали. Конечно, без понятых трогать это оружие незаконно, но обстоятельства того требуют. Разбирайте.

И сам взял себе автомат Калашникова, умело передернул затвор. Вздохнув и переглянувшись, прапорщик и старшина отобрали себе по автомату. Галыбко оружие поднял обеими руками, держа его от греха подальше стволом вниз. Ефремов нехотя повесил себе автомат на плечо и с отсутствующим видом заложил руки в карманы.

А капитан Ряхин, ощутив тяжелую прелесть смертоносного металла, неожиданно для себя воодушевился, расстегнул китель, сунул за пояс два пистолета — совершенно на пиратский манер, насовал в карманы гранат, два автомата повесил за спину, а третий вскинул одной рукой на плечо, как вскидывают американские коммандос.

— Вот теперь, — сказал он, держа подрагивающий от возбуждения палец на спусковом крючке, — мы готовы. Продолжим операцию!

— А где же Ленчик? — вспомнил вдруг Галыбко.

— В самом деле, — проворчал Ефремов. — Что-то этого хлюпика не видно.

Капитан нахмурился.

— В подвал он с нами входил?

— Вроде нет.

— Ладно, — махнул рукой Ряхин, — без него разберемся. Не возвращаться же.