Анна сорвалась с места и вновь подбежала к нему.

— Еще что-нибудь прищемили? — осведомилась она.

— Нет, — сквозь зубы ответил Андреев и выбрался из машины. — Мотор барахлит. Придется, наверное, мне на такси добираться. А утром машину забрить.

Он потянулся в карман за сотовым телефоном.

Анна сочувственно поцокала языком.

— Я еще долго спать не буду ложиться, — сказала она. — руду следить в окно за вашей машиной. А то у нас район в плане автомобильных краж не того, не особенно благополучный. А у вас машина хорошая, новая. Если не угонят, так раздеть могут. Минутное дело.

— Спасибо, — сказал Андреев, набирая номер.

Дозвониться в круглосуточную службу такси ему удалось только с третьего раза. К этому времени Андреев уже почти совершенно успокоился, да и палец его, кажется, почти перестал болеть, только ныл немного, словно простуженный зуб.

— Алло, — проговорил Андреев в трубку. — Такси? Ага, если можно, то срочно. Адрес? Какой у тебя адрес? — повернулся он к Анне.

Анна с готовностью проговорила адрес. Слушая его, Андреев полез в карман за сигаретами, нетерпеливо переступив с ноги на ногу, и вдруг почва под ним словно провалилась. Выронив телефон и схватив руками пустой воздух, Андреев рухнул на землю возле своей машины, а когда немного пришел в себя, почва снова обрела упругость, но вот его нога…

— Дьяво-ол, — со стоном протянул Андреев, подтягивая к себе совершенно чужую правую ногу. — Как это так?

— Какой кошмар, господи! — всплеснула руками Анна. — Первый раз вижу, чтобы человек вот так вот на ровном месте падал. Что у вас с ногой? Вам больно? Андреев?

«Больно? — подумал Андреев. — Это не то слово — „больно“. Кажется, для описания подобных диких ощущений, когда перед глазами плывут красные пятна, а горло перехватывает настолько, что с трудом можно сделать вдох или выдавить из себя какой-нибудь звук, вообще не существует в человеческом языке слов».

— Больно, — проговорил все-таки он. — Наверное, вывих. Больше ничего он сказать не смог. Только неровно дышал и, морщась, скреб ногтями землю и едва заметный тот коварный бугорок, о который споткнулась его нога. Ногу теперь тронуть вообще нельзя было, потому что повыше щиколотки пульсировала страшная режущая боль.

«А может быть, не вывих, — мелькнуло в голове у Анд. рея, — может быть, перелом».

— Какой-то вы удивительно невезучий сегодня, — проговорила Анна, склоняясь над ним. — Давайте я помогу вам подняться.

«Не надо меня трогать!» — хотел крикнуть Андреев, но вовремя спохватился. Он и так попал в довольно неудобное положение, которое можно было охарактеризовать как комичное, если бы не эта ужасная боль в ноге. Взялся подвезти девушку до дому и такое — сначала палец, потом машина не заводится, то есть — сначала машина не заводится, потом палец, теперь вот нога.

Опираясь на слабую руку Анны, Андреев попытался встать. Это почти у него получилось, но некстати Анна, топчась вокруг, наступила на пострадавшую ногу. Мужественно стиснув зубы, Андреев проглотил ужасающее ругательство и снова рухнул на землю, на этот раз утащив за собой и Анну.

— Извините, — пролепетала Анна, поднимаясь и отряхивая колени.

— Ничего, — прохрипел Андреев, глаза которого от нового приступа боли в ноге в прямом смысле слова лезли на лоб, — вы… ты… ты, Анна, иди домой. У меня уже все прошло. Я сам доберу… доберусь… Где там был мой телефон?

Анна метнулась в сторону, подняла телефон.

— Короткие гудки, — послушав, доложила она. Андреев невнимательно кивнул и кинул телефон в боковой карман пиджака.

«Долго она еще будет тут стоять? — с внезапной злобой подумал он. — Пусть домой катится. Из-за нее все — и палец, и машина, и нога. Черт. Как больно. Как огнем жжет.

Еще немного, и я разревусь от боли и бешенства. Точно разревусь. Но не при ней же!»

— Давайте я помогу подняться, — снова предложила Анна, протягивая руку.

Андреев вздрогнул.

— Нет! — вскрикнул он. — Не надо! Я сам. Потом. Встану. Только с силами соберусь. Иди, пожалуйста.

Анна выпрямилась и в нерешительности остановилась.

— Вам точно никакая помощь не нужна? — осведомилась она.

— Да! Да!

— Так я пойду?

— Да! Да!

Анна пожала плечами и, то и дело оглядываясь, направилась к подъезду. Андреев следил за ней, пока ее худенький силуэт совсем не скрылся в сумерках. Тогда он снова попытался подняться, на этот раз используя в качестве опоры борт собственного автомобиля. На этот раз ему удалось. Стоял он, правда, на одной только ноге, больную вытянув так, будто собирался перешагнуть высокую преграду.

«И дальше что? — кусая губы, подумал Андреев. — Так и стоять, пока такси придет? Да, я же его и не вызвал. Сейчас».

Он снова набрал номер и повторил свой вызов.

— Адрес? — спросил его оператор.

— Сейчас, — сказал Андреев и вдруг понял, что совершенно не помнит тот адрес, который продиктовала ему Анна. Неожиданное падение и ярчайшая вспышка боли просто выбила из его сознания набор букв и цифр, этот адрес составляющий. — Адрес? — повторил Андреев, оглядываясь, — сейчас, сейчас. Здесь такой дом. Большой. Раз, два, три, четыре, пять… Семиэтажный. С колоннами. Колонны только До второго этажа. Два подъезда. А вокруг деревья и лавочки. На лавочках никого нету. И темно. Что?

— Шутить изволите? — металлическим голосом осведомился оператор.

— Какие тут шутки! — вскричал Андреев. — Послушайте у меня машина сломалась, я вывихнул ногу. Гнида, — сказал он, адресуясь к истекающей короткими гудками трубке.

— Извините, — долетел до Андреева тоненький голосок откуда-то из темноты.

Нервы Андреева были взвинчены до предела. Именно этим можно было объяснить тот факт, что отреагировал он на прозвучавшее неожиданно, но невинное в принципе слово «извините» несколько неадекватно, то есть дико вскрикнул, подпрыгнул и, опустившись сразу на обе ноги, был пронзен новым приступом боли и опять упал на землю.

Слезы, которые теперь Андреев был не в состоянии сдерживать, крупными каплями покатились по его лицу. Приступ боли в вывихнутом суставе ноги был так силен, что Андреев некоторое время не мог говорить и не видел ничего вокруг, кроме радужных пятен, плавающих в темноте. А первое, что он увидел, когда зрение вернулось к нему, — встревоженное и побледневшее лицо Анны.

— Извините, — повторила она. — Я почти уже вошла в подъезд и услышала, что вы кричите на кого-то. Я вполне могла бы догадаться, что вы разговариваете по телефону, но из-за всех этих поступков я так разнервничалась, что решила пойти и проверить. Что с вами? Вы плачете?

— Уй… ди, — только и смог выговорить Андреев. Однако Анна не ушла. Напротив, она опустилась на корточки рядом с Андреевым и приобняла его за плечи.

— Плачьте, — неподражаемым голосом профессионального психолога заговорила она. — Плачьте, не стесняясь своих слез. У вас ведь что-то произошло, верно? Из-за этого вы так несдержанны были сегодня — повредили палец, подвернули ногу. Плачьте. Часто бывает так, что надо просто выплеснуть эмоции, и тогда ситуация прояснится для вас. А все, что ни случается в вашей жизни, довольно легко изменить. У каждой проблемы есть причина, по которой она возникла, и поэтому…

Андреев попытался сказать, что единственная его проблема сейчас — это и есть сама Анна, но не смог. Язык еще плохо слушался его, а слезы внезапно вызвали резкий горловой спазм, который Анна приняла за горестное всхлипывание.

— Вот так, так, — удовлетворенно проговорила она. — Полностью расслабьтесь, и пусть все негативные эмоции уйдут.

— Уй… ди, — прохрипел Андреев, справившись со спазмом.

— Вот именно, — закивала Анна, все так же обнимая Андреева за плечи. — Пусть уйдут эмоции. У вас, наверное, проблемы в личной жизни? Да, я понимаю. Ольга — довольно сложный человек, но она в то же время и самый прекрасный и интересный человек из тех, кого я встречала.

Анна говорила что-то еще, но Андреев ее уже не слушал. Боль понемногу отступала, и на смену ей приходил стыд. В такой унизительно-глупой ситуации Андрееву еще никогда не приходилось бывать. Лишенный возможности передвигаться, он находится черт знает где, да еще эти слезы никак не остановятся, текут из ведра, как у сопливого мальчугана, упавшего с забора в крапиву. Да еще девчонка, мнящая себя великим психологом, повисла у него на груди и болтает какую-то чушь. Анна — ее тоже можно понять. Если бы на ваших глазах кто-нибудь выписывал такие умопомрачительные кульбиты, вы бы тоже, наверное, разволновались.

Дрожащей и перепачканной в грязи рукой Андреев кое-как утер слезы. Анна, заметившая перемену в его поведении, замолчала и отодвинулась в сторону.

— Ну? — ласково поинтересовалась она. — Вам уже лучше?

— Да, — хрипло проговорил Андреев, чувствуя во всем теле страшную ломоту и смертельную усталость. — Лучше. Сейчас я вызову такси.

— Нет, — твердо проговорила Анна. — Я не могу вас так отпустить. Сейчас мы поднимемся ко мне и поговорим о том, что вас беспокоит. Вы отдаете себе отчет, что у вас только что была истерика? Это же сильнейшее потрясение для всего организма! Я просто не имею права отпускать вас куда-либо. Я ведь врач!

«А и правда! — внезапно с ужасом подумал Андреев. — Со мной только что истерика случилась. Вот так номер. Первый раз в жизни. Господи, да я совершенно расклеился. А казалось бы, из-за чего? Ну, палец повредил, ну, ногу подвернул, ну, машина не заводится. Бывает такое. Но не все же кучей и сразу?! Черт, ситуация более чем абсурдная, но выход из нее только один. Немного передохну, а потом двину домой. Анна настроена серьезно, она меня не отпустит. Не удивлюсь, если она откажется мне выдать адрес своего дома, чтобы я назвал его оператору круглосуточной службы такси. Не драться же мне с ней на самом деле. Какое глупое положение».

— Поднимайтесь! — Анна протянула ему руку.

— Я сам! — вздрогнув, вскрикнул он и, опираясь о борт автомобиля, кое-как поднялся.

Анна тут же взяла его за руку и повлекла за собою к подъезду.

— Вам необходимо помочь, — говорила она по дороге. — Мой долг — вам помочь. Я должна знать все о сути ваших проблем, чтобы разобраться в них самой и тем самым помочь разобраться вам. Ведь все сегодняшние неудачи и есть естественное продолжение ваших проблем, тех самых, по поводу которых вы ко мне обратились. Пойдемте ко мне. Вы сядете в кресло, я налью вам кофе, и вы расскажете мне все. Мне это очень нужно для моей книги, то есть для того, чтобы сделать соответствующие выводы и помочь вам. Понимаете?

Одуревший от боли и от слишком резкой смены событий Андреев только кивал головой, ничего, впрочем, не понимая. И только тогда, когда Анна, почти взгромоздив его на себя, потащила к подъезду, он понял, что она предлагает ему провести вместе еще некоторое время, и задохнулся от ужаса.

— Нет! — крикнул Андреев, отпрыгивая в сторону. — Не надо!

От неожиданности Анна выпустила его, и он чудом только смог удержаться в вертикальном положении, ухватившись за внезапно выросшую рядом стену дома.

— Не надо, — бормотал Андреев, ковыляя на одной ноге вдоль стены — прочь от подъезда. — Я сам дойду.

— Куда же вы пойдете? — закричала ему вслед Анна. — Сейчас ночь, у вас нога ело… вывихнута, никакой транспорт не ходит, такси вы не вызвали, а ваша машина сломалась.

— Я сам дойду, — стараясь двигаться как можно быстрее, бормотал Андреев. — Мне бы только до проезжей части добраться, и все. Там я левака поймаю и скоро буду как можно дальше отсюда. Черт, эта Анна… Психиатр чертов. Давно знал, что все психиатры ненормальные. Уж лучше я как-нибудь сам с собственными проблемами справлюсь. Моя психика — мои и проблемы. А от Анны проблем даже больше стало. Не она ли вообще их сама создает?

Стена дома внезапно закончилась. Руки Андреева захватили пустоту, ноги подкосились, и, чтобы не упасть, он опустился на корточки.

— Пока мы с вами говорили, — долетел из ночной темноты голосок психиатра, — ворота во двор закрыли. Так всегда делают, чтобы никто лишний не шатался тут. Я сейчас вам открою.

— Не надо! — взвыл Андреев. — Пожалуйста. Иди домой! Позади него застучали шаги. Не делая опасных попыток подняться на ноги, Андреев утвердился на четвереньках и пополз наугад в темноту. Очень скоро он небольно ткнулся лбом в узорчатый металл изгороди и пополз вдоль нее. Изгородь была невысока, что-то около полутора метров, а за ней как понимал Андреев, начиналось свободное пространство избавленное от надоедливой Анны, пространство, где ходят машины, водители которых за небольшие деньги могут увезти Андреева еще дальше. Но о том, чтобы перелезть через узорчатую решетку с его больной ногой, нечего было и думать. Поэтому Андреев пополз вдоль изгороди, надеясь, что когда-нибудь все-таки наткнется на выход.

Торопливых шагов Анны он уже не слышал.

«Сейчас, сейчас, — думал он, лихорадочно работая локтями и коленями. — Дай мне бог уйти отсюда живым. И хорошо, если эта чокнутая меня не догонит».

Тут что-то скрипнуло впереди. Андреев поднял голову и успел заметить, как изгородь, вдруг неестественно изогнувшись, метнулась к нему.

— Мама, — слабым голосом выговорил он.

И уже через секунду получил удар в лоб такой силы, что подлетел на метр от земли, два раза перекувыркнулся в воздухе и шлепнулся на спину.

— Ой, — проникли в его угасающее сознание слова. — А это вы тут были. А я вам калиточку открыла. Ой, я вас ушибла. Простите, я вас не видела. Я же не знала, что вы ползете, а не ходите, как все нормальные люди. Андреев, вы живы?

Приоткрыв глаза, Андреев увидел худосочный женский силуэт, склонившийся над ним. Не имея сил, чтобы бежать, он застонал и прикрыл глаза рукой.

— Одну минутку! — воскликнула Анна, топчась на месте. — Сейчас я помогу вам подняться.

— Нет! — хотел крикнуть Андреев, но было уже поздно.

Суетившаяся вокруг Анна, причитая, споткнулась о его травмированную ногу, и скрученный новым приступом сильнейшей боли Андреев потерял сознание, даже не успев застонать.

Кабинка таксофона была тесной даже для одного, а уж вдвоем с грузным Витей Антону в кабинке было и вовсе невыносимо, но снаружи не в меру развеселившегося после происшествия с продавщицей пирожков Витю оставлять было опасно. Тем более что правая рука Вити была прочно прикована милицейскими наручниками к левой руке Антона. Притиснутый к аппарату Антон сунул в прорезь телефонную карту, снял трубку и набрал номер мобильного господина Полуцутикова.

— Алло! — ответил вскоре господин Полуцутиков. — Слушаю.

— Это я, — пропыхтел Антон, — мне срочно деньги нужны.

— А, это ты. Говори быстрее, а то я занят. Мой иностранный инвестор после своих приключений в милиции. Ну, я тебе рассказывал — решил постигать загадочную русскую душу. Так что я теперь провожу практическое задание на тему «Общение с продавцами в магазинах».

— А ты-то откуда про загадочную русскую душу знаешь? — И удивился Антон. — Ты же сам не местный.

— Мало я с тобой общался? — ответил Полуцутиков. — Ладно, говори, чего хотел.

Антон открыл рот, чтобы начать речь, но ничего сказать не смог, потому что Витя, беспокойно заворочавшись, так двинул своей фундаментальной спиной Антона в бок, что тот врезался носом в телефонный диск.

— Алло? — крикнул господин Полуцутиков. — Ну, чего ты там? Уснул?

— Отвесить мне, пожалуйста, килограмм колбасы, — ворвался в динамик мягкий, по импортному грассирующий голос. — Сама ты мымра. И полкило сыра швейцарского. Пошла на хрен. И две бутылки лимонада.

— Да нет! — воскликнул Полуцутиков, обращаясь явно не к Антону. — Не так! «Сама ты мымра» надо отвечать, когда тебе говорят — «У нас нет колбасы, у нас парфюмерный отдел». А фразой «пошла на хрен» рекомендуется заканчивать разговор. Чего ты путаешь? Смотри в разговорник.

Антон наконец сумел перевести дыхание и отлепить свой нос от телефона.

— Алло, — прохрипел он в трубку. — Ты с кем?

— Я ж говорю, с инвестором своим. Который русскую душу постигает. Так что у тебя?

— Мне деньги нужны, — сказал Антон.

— Зачем? Я же тебе сегодня только давал.

— Закончились, — хрипнул Антон, охнув, потому что Витя высунул руку из кабинки и схватил проходящего мимо мужчину за полу плаща.

— Ну ты даешь. Аппетиты у тебя, надо сказать, растут. Не «две бутылки молока и одну булку белого пшеничного хлеба», а «два молока и один хлеб». Это я не тебе. Зачем деньги-то?

— Извините, он случайно. Отпусти плащ, придурок, в морду дам!

— За что? Антон, ты…

— Да не тебе я! — крикнул Антон, пытаясь пнуть под зад притиснутого к себе Витю, чтобы тот отпустил перепуганного прохожего. — Я тоже долго не могу разговаривать. Короче, дай мне денег! Ты где сейчас находишься? Я подъеду.

— В супермаркете, — прозвучало из трубки.

— В каком супермаркете?

— В супермаркете ни в коем случае нельзя сдавать свою сумку в камеру хранения. А если охрана возникать будет, сказать: «Чего ты, падла, залупаешься? Да у меня в сумке товару на сумму в два раза большую, чем та, которую ты за год заработать сможешь!» Ладно. Антон! Антон! Куда ты опять пропал?

— Я не пропал. Ты про какой супермаркет? Да я не тебе. Это ты ерунду несешь про плащ какой-то.

— Погоди. Так где ты все-таки находишься?

— В ресторане.

— «THE BEST OFF»?

— А?

— В том ресторане, который ты купил?

— Ну да, а где же еще. Зачем тебе бабки?

— Долго объяснять, — проговорил Антон, который, вывернув шею, с отчаянием наблюдал за тем, как Витя, не обращая внимания на проходящих мимо кабинки таксофона людей, исследует те места собственного тела, которые вовсе не принято прилюдно исследовать. — Долго объяснять, говорю.

— Нет уж, ты объясни, — возразил на это господин Полуцутиков. — Мне для тебя ничего не жалко, но я тут у других бизнесменов научился, что каждую копейку надо беречь. Может быть, тебе на ерунду какую-нибудь надо — на книжки, например. Или, напротив, на какое-нибудь стоящее дело — типа выпить.

— Не на книжки, — выкрикнул Антон, лягая увлекшегося анатомией своего тела Витю. — И не на выпивку. На другое.

— Что ж ты, сволочь, делаешь!

— Не понял?

— Я не тебе. «Что ж ты, сволочь, делаешь! Если вместе с сосисками свой палец взвесил, тогда и палец отрубай, гад, и в пакет мне ложи». Записал? Не тебе, Антон. Так на что, ты говоришь, бабки тебе нужны?

— Помнишь того идиота, с которым я к тебе приходил?

— Ты все еще от него не избавился? — удивился господин Полуцутиков. — Почему?

— Сам не знаю, — стиснув зубы, невнятно ответил Антон. — Надоел он мне хуже не знаю чего. А просто бросить не могу. Я же его типа приручил. А я слышал, если кого приручишь, то тогда ты за этого прирученного в ответе.

— Телевизор надо меньше смотреть, — посоветовал господин Полуцутиков. — Меньше всякой дряни нахватаешься Просто оставь его где-нибудь, а сам убеги.

— Я так и сделал, — едва не плача, сказал Антон, — убегал проходными дворами и нос к носу с ним столкнулся. Он тоже убегал. От милиции. И притом теперь мы с ним крепко связаны. То есть скованы.

— Как это? — насторожился господин Полуцутиков. — Перемещение между мирами тебя, конечно, изменило, но не настолько же. И потом, ты, кажется, в Анну был влюблен.

— Да я не в этом смысле! — воскликнул Антон. — Нас менты хотели поластать. Наручниками сковали, а мы убежали. Сейчас уже стемнело, так что никто ничего особо подозрительного заметить не может. Мы просто идем и за руки держимся.

Господин Полуцутиков захохотал.

— Представляю себе парочку! — сказал он.

— Так вот, мне нужны деньги, чтобы этого мальчика Витю в психушку сдать или в дом престарелых.

— Или в детский сад, — хихикнул Полуцутиков.

— Или в детский… черт. Его туда не примут, по габаритам не пройдет. У него же документов нет, так я, чтобы без всякой волокиты, просто деньги врачам суну, его и возьмут. Так мы идем к тебе. Ты пока поищи напильник или еще что-нибудь, чем наручники распиливать. Ладно?

— А если денег, чтобы расплатиться, не хватит, говори: «Считай правильно, залупа, а мозги мне не канифоль! Где директор магазина, ворюга?» Это я опять не тебе. Конечно, приходи. Только ты это… Чтобы без приключений обошлось, возьми такси, а Роман расплатится на входе. Своими пускай расплатится. Он тебе должен, к тому же распух весь от взяток, падла.

— Ага, — озабоченно проговорил Антон. — Жди. Надень шорты, дурак, люди же смотрят!

— А?

— Да не тебе я.

Полковник Ухов только что вернулся с обхода помещения вверенного под его начало РУВД и находился в пресквернейшем настроении, причиной которого был по большей мере результат осмотра «обезьянника». Как полковник ни крепился перед осмотром камеры, где, как он знал, постоянно проживал важный свидетель Ленчик, все-таки увиденное выбило его из колеи.

Мало того что Ленчик за несколько минут до посещения Ухова готовил себе ужин, вследствие чего провонял весь подвал гарью прогорклой свинины, так еще и за цветастой ширмой появился теперь маленький черно-белый телевизор, и «обезьянник» теперь являл собою филиал самой обычной коммунальной комнаты. Ленчик в трусах и домашних тапочках лежал на нарах, укрывшись газетой, пожирал ужин и громогласно болел за команду «Динамо», которую полковник не переваривал, с детства уважая команду «Спартак». Кроме того, за ширмой находились двое бомжей, задержанных за нахождение в общественном месте в нетрезвом виде. Бомжи, естественно, были безобразно пьяны, угощались предоставленной хлебосольным Ленчиком свининой, смотрели телевизор и вели себя так, будто пребывали не в камере, а у себя дома.

На грозный рык полковника:

— А эти что здесь делают? — важный свидетель нисколько не смутился и спокойно ответил:

— А они ко мне в гости зашли. Как же это, я ужинаю, а они пусть голодными сидят?

Полковник Ухов выругался, покинул «обезьянник», крепко хлопнув решетчатой дверью, и сделал строгий выговор за бардак ни в чем не повинному дежурному. После чего, нисколько не успокоившись, Ухов вернулся к себе в кабинет, нахамив по дороге уборщице и попавшимся под горячую руку сотрудникам Елину, Галыбко и Ефремову, потом позвонил жене, без всяких на то причин обозвал ее дурой и дармоед, кой, велел позвать к телефону свою совершеннолетнюю дочь назвал дурой и ее и в конце разговора предупредил, что голову снимет с плеч, если она принесет в подоле, забыв, впрочем, вследствие своего дурного настроения, что дочь уже второй год как замужем и уже два раза вполне законным образом приносила в подоле — один раз мальчика, второй раз девочку.

Положив телефонную трубку, Ухов сел подписывать ежемесячные отчеты, но перепутал официальные бумаги одну с другой, сломал карандаш, плюнул в пепельницу, снова снял трубку и по внутренней связи вызвал капитана Ряхина.

Явился капитан Ряхин, бледный в предчувствии нагоняя, но настроенный отражать атаки начальства.

— Здравия желаю, — с порога отчеканил капитан.

— И тебе того же, — пробурчал полковник Ухов, — садись.

Капитан Ряхин присел на краешек стула.

— Ну, как дела идут? — осведомился полковник. — Меня интересует, когда отпадет необходимость в этом твоем экстрасенсорном выродке Ленчике? Ты знаешь, что он устроил из нашего образцово-показательного «обезьянника»?

— Что? — поинтересовался Ряхин.

— Бардак! — рявкнул полковник. — И помойку! Задержанные, как на постоялом дворе, мясо жрут и телевизор смотрят. От кого, от кого, а от тебя, Ряхин, я такого вопиющего нарушения дисциплины не ожидал! Позор! А если комиссия нагрянет с проверкой? Ты не думай, я тебя прикрывать не буду!

— Поселение свидетеля Ленчика на проживание в «обезьяннике» всецело одобрено начальством в вашем лице полковника Ухова, — хмуро ответил Ряхин.

— Я вынужден был пойти на эти меры всецело в целях следствия, — парировал полковник. — И при условии, что это самое следствие будет в самые кратчайшие сроки закончено! А вы… какие у вас результаты?

Капитан Ряхин медленно поднялся со стула и, щелкнув каблуками, вытянул руки по швам.

— Результаты, — негромко, но вместе с тем очень внушительно выговорил он, — имеют место быть впечатляющими. Налицо, — договорил капитан, еще понизив голос, — налицо крупный заговор, раскрытием которого наша милиция укрепит свою репутацию как действительно силовой структуры.

Полковник Ухов осекся.

— То есть? — переспросил он.

Ряхин слово в слово повторил все, что сказал ранее, и добавил еще:

— По моему личному профессиональному мнению, в заговоре замешаны структуры ФСБ, которые преступно используют данные им государством полномочия для совершения преступлений.

Мясистое лицо Ухова вытянулось. Он порывисто поднялся с места, взмахнул руками, словно хотел выразить что-то невыразимое, и снова опустился в кресло.

— Поясни, — шепотом попросил он.

— Поясняю, — заговорил Ряхин. — Расследуя похищение из городской клинической больницы номер один мертвого тела, неизвестно кому принадлежащего, я вышел на одного из свидетелей преступления — охранника Ленчика. Во время снятия показаний на территорию больницы, где происходило снятие показаний, проникли двое неопознанных объектов, представились сотрудниками Федеральной Службы Безопасности и предъявили полностью подтверждающие это документы. Пока я находился в процессе изучения вышеозначенных документов, неопознанные объекты попытались похитить важного свидетеля охранника Ленчика. Открыв преследование, я открыл предупредительный огонь в воздух, но не попал, потому что у меня не было патронов Тем не менее беззаконное похищение мне удалось предотвратить, хотя свидетель Ленчик получил тяжелую психическую травму, выражающуюся в боязни появляться в неохраняемом милицией пространстве.

Ухов открыл рот и оглянулся по сторонам, хотя в кабинете, кроме него и капитана, никого не было.

— Далее, — продолжал капитан Ряхин. — Сопоставив факты вышеизложенного факта и факт побега при странных обстоятельствах другого важного свидетеля — сторожа Семенова, я путем оговоренных в Уставе умозаключений дошел до предположения, предполагающего не побег свидетеля сторожа Семенова, а его похищение.

— Ты хочешь сказать, — хриплым шепотом проговорил полковник Ухов, — что Семенова похитили эти твои из ФСБ?

— Так точно, — отчеканил капитан Ряхин, наслаждаясь произведенным на полковника эффектом. — Но и это еще не все, — тоном опытного коммивояжера добавил он.

— Что еще?

— Сегодня ко мне поступил сигнал от сознательных горожан нашего города о том, что на улицах нашего города имела место быть погоня двух неопознанных объектов за одним неопознанным объектом. Описание этих неопознанных объектов и тех неопознанных объектов, что я видел в больнице при похищении, полностью совпадает, из чего я, опять же путем оговоренных в Уставе умозаключений, вывел следующее: сотрудники ФСБ продолжают свою непонятную преступную деятельность. Не исключено, что тем неопознанным объектом, за которым они гнались в погоне, является свидетель Семенов, которого наши специалисты до сих пор не могут найти.

— Да-да, — потирая ладонью лоб, пробормотал Ухов. — Я слышал об этом случае. Двое каких-то в черных костюмах гнались за мужиком по проезжей части. Авария, а потом какой-то бред о том, что один из этих черных попал под грузовик, а другой его высвободил, голыми руками подняв грузовик и протащив его несколько метров. После чего оба как ни в чем не бывало продолжили погоню.

— Так точно, — щелкнул каблуками капитан Ряхин.

— Н-ну, а может быть, этот случай к вашему расследованию не имеет никакого отношения? — предположил полковник.

— Имеет, — твердо ответил капитан. — Самое прямое. Неопознанные объекты с улицы и неопознанные объекты из больницы — одни и те же неопознанные объекты. Точно.

— Н-да, — протянул полковник Ухов и не нашелся больше, что сказать.

— Сотрудники ФСБ готовят преступный заговор, направленный на преступление!

Капитан Ряхин замолчал. Ухов снова поднялся на ноги, в задумчивости прошел несколько шагов и на середине комнаты остановился.

— Ты это… — забормотал он, повернувшись к Ряхину. — Ты меня это… не впутывай. ФСБ, конечно, никакой не заговор готовит, а проводит операцию.

— Направленную на преступление, — закруглил Ряхин.

— Какое, к черту, престу… Ты вот что… — Полковник заложил руки в карманы, качнулся на каблуках и, пряча глаза, проговорил: — Слушай, Виталя. Ты бы это, ети твою бабушку в тульский самовар, не совался бы куда не надо. Знаешь, себе дороже. Заговор или не заговор. Наше дело — ловить криминальных элементов, а не путаться в политику. Так вот я тебе приказываю — не лезь. Забудь про ФСБ и чеканутого этого Ленчика выгони в три шеи из «обезьянника».

— В таком случае он подвергнется вторичному похищению.

— И пускай! — махнул рукой полковник. — Пускай его похищают. ФСБ — это… — Он указал пальцем в аккуратно побеленный потолок. — Там лучше знают, кого похищать, а кого не надо. — И Ухов снова указал на потолок.

И без того круглые глаза капитана Ряхина еще больше округлились. Много лет он ждал именно такого дела — запутанного, таинственного, могущего вылиться в большой и громкий скандал с обличением и торжеством справедливости в конце, а сейчас его непосредственный начальник требует немедленного прекращения этого дела. Подобный поворот событий никак не укладывался в сознании капитана.

— У тебя какое важнейшее на сегодняшний квартал дело? — спросил полковник Ухов и, не дожидаясь ответа, сказал сам: — Разобраться с нашествием крыс на рекламное агентство «Попкорн». Мне адвокаты Андреева телефон оборвали, и иностранный инвестор от Гарика Полуцутикова каждый день почти шляется.

Ряхин выждал паузу и проговорил:

— Я опросил сотрудников рекламного агентства «Попкорн». В день нашествия крыс они видели близ помещения агентства двух неопознанных объектов, которые по описанию точно совпадают с неопознанными объектами из больницы и неопознанными объектами с улицы, где была погоня и авария.