— Виталий Анатольевич! Дрыгайло вздрогнул и обернулся.

— Здравствуйте, Розалина Петровна, — сдержанно поздоровался он.

— Молочка покупаете? — осведомилась Розалина. — Это хорошо. На завтрак-то… А то, вы знаете, у нас в редакции уже говорят, что вы пьете много. Глупости, конечно, я не слушаю их… Хотите, скажу вам, от кого именно такие поганые слухи пошли?

— Я не много, — сказал Виталий, морщась от головной боли, — я только по праздникам…

— По праздникам можно, — расплылась в доброжелательной улыбке Розалина Петровна, — мне ряженки, пожалуйста, — сказала она подошедшей продавщице, — с клубникой и с малиной.

Почти сразу же появилась вторая продавщица. Направилась к скучающему у прилавка Виталию.

— Вам помочь чем-нибудь?

— У вас… молоко свежее? — спросил Виталий, косясь на Розалину Петровну, старательно выбирающую себе пакетики с ряженкой.

— У нас все продукты свежие, — немного удивленно ответила продавщица.

Розалина Петровна приобрела еще пачку творога и выясняла теперь у продавщицы, можно хранить продукт в открытом виде или нет. Уходить она, кажется, не собиралась вообще.

«Лахудра, — злобно подумал Дрыгайло. — Рабочее время уже! Распустились сотруднички под началом Турусова, распустились. Вот выговор ей объявлю, будет знать… О, как голова болит…»

— Йогурт, — едва ворочая костеневшим языком, попросил Виталий, — бананово-клубничный. Есть?

— И банановый есть, и клубничный…

— А из кефиров что у вас?

— Выбирайте, пожалуйста… — Продавщица указала на целый ряд белых бутылочек. Рядом, между прочим, призывно мерцали разноцветные бутылки с алкогольными напитками.

Розалина Петровна, сложив приобретенные молочные продукты в сумку, уставилась на полку, где полукругами лежали различные сыры, и глубоко задумалась.

— Ря… ряженка есть? — спросил Виталий, изо всех сил ненавидя Розалину Петровну.

— Есть, — ответила продавщица.

— Масло и этот… как его… творог?

— Есть.

— Свежие?

— Конечно…

— Дайте бутылку портвейна, пожалуйста, — неожиданно для себя рявкнул Дрыгайло, — сыр… Сырок, вон тот. Плавленый…

Розалина Петровна открыла рот. Виталий молча собрал покупки и, кивнув остолбеневшей сотруднице, вышел из магазина вон…

Дрыгайло пошевелился в кресле, допил остатки портвейна из горлышка и вдруг расхохотался, припомнив еще, какими глазами смотрела на него бухгалтер.

«А вот уволю ее, правда, — легко подумалось ему. — Наверное, весь день сегодняшний занималась тем, что расписывала утреннюю сценку подружкам».

Отхохотавшись, Виталий встал из-за стола, прошелся по кабинету и остановился спиной к окну — лицом к северной Стене, на которой висел большой портрет великого русского романтика Жуковского в такой точно массивной золоченой раме, в какую пару десятков лет назад принято было обрамлять обязательные для интерьера любого кабинета Портреты вождей революции.

Дрыгайло посмотрел на портрет, вспомнил о невесть куда кинувшем бывшем редакторе и философски подумал: «Жил-был человек и нет его…»

И тут же вздрогнул от внезапного стука.

По-зимнему плотно заклеенные оконные рамы распахнулись точно от сильного порыва ветра. Стекла лязгнули, и испуганно вскрикнувший Дрыгайло резко обернулся и попятился от окна. Снежный вихрь ворвался с теплое нутро кабинета — пламя очага, вначале съежившееся, вдруг вспыхнуло так ярко, что Дрыгайло снова вскрикнул и шарахнулся от камина, наткнулся на стол, крепко ударив бедро, но вдруг замер, забыв даже про ушиб, — на покачивающейся от ветра оконной раме сидел, поджав под себя лапки, большой попугай. Поток холодного воздуха взъерошил напластования бумаги на столе.

— Господи… — прошептал ошарашенный Виталий и первый раз в своей жизни перекрестился.

Попугай внимательно и укоризненно посмотрел на человека, приподнялся, переступил с лапки на лапку и качнул хохлатой головкой.

Дрыгайло сглотнул.

Несколько минут прошло в молчании. На исходе пятой минуты Дрыгайло наконец оторвал свой взгляд от заморской птицы, осторожно выдохнул застоявшийся в легких воздух и отступил к двери.

«Чего это я так напугался? — шевельнулись в его голове мысли. — Ну, птичка в окно залетела… Птичка и больше ничего… Только откуда она взялась? Тропические попугаи в наших местах — вещь редкая… А он еще, наверное, и говорящий…»

— Ты кто? — чтобы проверить свое предположение, спросил Дрыгайло у попугая.

— Степа хор-роший, — незамедлительно отозвалась птица и, сорвавшись с рамы, перелетела на стол, по-хозяйски прошлась по бумагам и пару раз клюнула монитор.

— Кыш, — неуверенно проговорил Дрыгайло. — Испортишь машину.

Попугай перевел на него взгляд черных глаз-бусинок и несколькими ударами лапок разметал по столу бумаги, потом посмотрел в монитор, на котором светилась только что законченная Дрыгайло статья, и четко выговорил:

— Хер-рня!

Виталий вздрогнул, но тотчас взял себя в руки. Простое совпадение: то, что попугаи могут разговаривать, то есть — повторять слышанные где-то когда-то слова — это известно, а вот о попугае, который умел бы читать, нигде никогда упоминаний не было. И вообще откуда этот попугай взялся? Сбежал из живого уголка? Но ведь в редакции никогда не было живого уголка.

— Попка, — сказал Дрыгайло. — А ну пошел вон…

Попугай возмущенно гаркнул, взвился в воздух и, пролетев пару кругов по кабинету, опустился на монитор и в упор поглядел на Дрыгайло. Тот не нашелся, что сказать. Тогда странная птица снова спрыгнула на стол, повернулась в сторону портрета Жуковского и поклонилась, церемонно шаркнув лапкой по поверхности стола.

В сознание Виталия вдруг закралась неожиданная и страшная мысль.

«А что, если это не просто попугай, — подумал он, — а дух покойного Степана Михайловича? Явился из багровой темени ада, чтобы наказать меня за то, что я обманным путем занял его место».

Попугай снова что-то хрипло гаркнул, словно подтверждая невысказанные слова Виталия. Дрыгайло подпрыгнул На месте.

— Степа хор-роший! — повторил попугай.

«Точно, — холодея от ужаса, подумал Дрыгайло, — это призрак. Решил утащить меня в преисподнюю… Господи, как же надо от призраков избавляться? Святая вода? Крестное знамение?»

Дрожащими руками Виталий попытался изобразить крестное знамение, но у него получилось что-то вроде пионерского салюта. Живой воды тоже не было. Тогда полуобезумевший от ужаса Виталий рухнул на колени и завопил:

— Смилуйся, мрачный дух! Не по своей воле, но во исполнение приказа от ближайшего родственника решился я занять место главного редактора журнала «Саратовский Арарат» досточтимого Степана Михайловича…

Выслушав эту галиматью, попугай изумленно посмотрел на коленопреклоненного Дрыгайло и явственно проговорил:

— Пр-ридурок!

— Придурок, — поспешно согласился Дрыгайло, — но во исполнение приказа ближайшего родственника…

— Р-редактор-р! — явно издевательски пророкотал попугай. — Дер-рьмо!

— Дерьмо, — не стал спорить перепуганный Виталий. — Я и мизинца вашего не стою, Степан Михайлович…

— Пр-рочь!

Виталий послушно ломанулся из кабинета, но врезался в дверь, которая оказалась закрытой и отчего-то не открывалась — то ли заклинило старый английский замок, то ли прыгающие руки Дрыгайло никак не могли справиться с круглой никелированной, жалобно дребезжащей ручкой.

— Пр-рочь!!!

Несмотря на смиренность и готовность уничтоженного Виталия выполнить любой приказ, попугай Турусов свирепел все больше и больше — очевидно, до него наконец дошло кого именно назначили на должность главного редактора «Саратовского Арарата». Он снова взлетел, пернатым шаром перекатился по гудящему от снежного ветра воздуху кабинета, подлетел к суетящемуся у двери Дрыгайло и массивным клювом бухнул тому в затылок.

Завизжав от боли, Виталий упал ничком, прикрывая голову руками.

— Дур-рак! — неистовствовал попугай, долбя клювом голову скулящего Дрыгайло. — Необр-р-разованная р-рухлядь!

Дрыгайло скулил. Попугай взлетел повыше, чтобы спустя секунду снова обрушить на несчастного Виталия серию череподробительных ударов, но — вдруг застрял в воздухе.

— Клиент готов! — раздался вдруг в комнате голос, никому из присутствующих вроде бы не принадлежащий. — Канал связи между мирами установлен. Делаю — р-раз!

— Кто это? — вскочив на ноги, заозирался Дрыгайло. И тут произошло нечто совершенно невообразимое — мигом пернатое тельце попугая раздулось вдвое против нормального размера и лопнуло — во все стороны полетели перья, и в той точке пространства, где только что находилась птица, вдруг возник маленький человечек, рогатый и клыкастый — и источавший ко всему прочему нестерпимые запахи горящей серы и давно нечищенного птичника.

— Фу-ты, ну-ты… — отфыркиваясь и стряхивая с себя перья, проговорил человечек, — как наш Степа раздухарился. А ты что же — его место уже успел занять? Шустрый парень.

Ноги Дрыгайло подломились сами собой, он хотел было снова упасть на колени, но чувство равновесия изменило ему, и он тяжело брякнулся на задницу. А крылатый человечек между тем деловито облетел кабинет, с интересом оглядываясь; закрыл окно и удобно пристроился на подоконнике.

— Итак, — проговорил он, обращаясь, судя по всему, к сидящему на полу с выпученными глазами Дрыгайло, — Начнем наш разговор. Кто такой Шорох знаешь?

Дрыгайло кивнул.

— Отлично, — потер маленькие ладошки человечек. — А где он сейчас находится знаешь?

Виталий снова кивнул.

— Ага… Можешь точно описать место, где его найти? Еще один кивок.

— Великолепно! Ну и где его искать? Дрыгайло кивнул.

— Не понял, — нахмурился человечек и повторил вопрос:

— Где Шороха найти можно?

Дрыгайло кивнул, потом кивнул еще раз, а потом еще — вдруг без перерыва задергал головой вверх-вниз, как курица, клюющая зерна. Человечек присвистнул.

— Ничего себе, — сказал он, — это надо же человека так занервировать… Эй! — позвал он. — Как тебя… Ви… Вита-ля! С тобой все в порядке?

Дрыгайло увеличил амплитуду возвратно-поступательных движений до такой степени, что полуцутик Г-гы-ы (а это был, конечно, полуцутик Г-гы-ы) всерьез испугался, что у Дрыгайло сейчас отлетит голова.

«А допрашивать безголового — дело пропащее, — подумал полуцутик. — Тем более что люди, лишившись головы, кажется, должны перемещаться из мира живых в Первый Загробный, а в Первый Загробный для нас сейчас добраться сложнее, чем в мир живых, — мы же в розыске…»

— Даже не знаю, что и делать, — вслух проговорил полуцутик.

И тогда в комнате раздался еще один голос:

— Дай-ка, я попробую!

— А ты сможешь? — недоверчиво отозвался полуцутик.

— И не таких козлов ломал, — произнес тот же голос. — Когда я еще под Петросяном ходил, как-то, помню, барыга один заупрямился и ни в какую не хотел говорить, где У него сбережения лежат. Так мы его в мусоропровод вниз головой засунули — так что одни ноги наружу торчали — и лампочку в подъезде выкрутили.

— И что? — заинтересовался полуцутик.

— Вечер был, жильцы ходили один за другим мусор выбрасывать, и в темноте думали, что мусоропровод забился. Ну и… прочищали… Кто палкой, что шваброй… Ладно, не о том речь… Пусти-ка, я попробую.

Поняв, что в комнате, кроме страшного рогатого человечка, находится кто-то еще, Дрыгайло обхватил голову руками и вскочил. Но, увидев, как рогатый, взвившись под потолок, раздулся и лопнул, а в комнате очутился полуголый парень с растрепанными светлыми волосами и в набедренной повязке, замысловато сконструированной из листьев какого-то растения, — только слабо вякнул и закатил глаза. И провалился в спасительную розовую пучину глубокого обморока.

Через несколько минут новоиспеченный главный редактор ощутил себя лежащим на рабочем столе в позе, исключающей всякую возможность сопротивления: Дрыгайло помещался на поверхности стола на животе, руки его были заведены назад и привязаны компьютерным шнуром к лодыжкам.

— Помогите! — попытался было крикнуть Виталий, но, как выяснилось, его голосовые связки были способны теперь лишь на слабый крик.

— Отлично, — прозвучал смутно знакомый Виталию голос откуда-то сбоку. — Не потерял я еще квалификацию. Прекрасная «ласточка» получилась.

Не без опасности для равновесия Дрыгайло повернул голову туда, откуда слышался голос, и обомлел — рядом с ним стоял тот самый парень в невообразимой набедренной Повязке. Дрыгайло снова закатил глаза и от всего сердца пожелал себе опять лишиться чувств, но этого у него не получилось.

А парень между тем, деловито оглянувшись по сторонам, спросил:

— Есть у вас тут утюг?

— Зачем? — пискнул Дрыгайло.

— Пытать буду, — объяснил парень.

Кого именно этот парень собирался пытать, Виталий — вследствие крайней затуманенности сознания — сообразить не смог, поэтому ответил следующее:

— Утюга нет. Есть принтер.

— Принтер? — удивился парень. — А он-то зачем?

— Можно крышкой принтера что-нибудь кому-нибудь прищемить, — подсказал Виталий, больше всего на свете желающий угодить и умилостивить пришельца. — Тоже больно.

— Идет, — подумав, согласился парень, — но дверью прищемить — это, наверное, лучше будет.

И, схватив Дрыгайло за воротник рубашки, без усилий приподнял его и поволок к двери. Тут Виталий наконец догадался, что участь подвергнуться пыткам предназначена именно ему и никому больше, завопил:

— На помощь!!! — и незамедлительно получил страшной силы удар по шее. — Я больше не буду! — всхлипнул Виталий, сразу после удара оставив всякие попытки привлечь внимание охраны редакции к тому, что происходит в кабинете главного редактора. — Отпустите меня, пожалуйста.

Парень остановился и аккуратно положил скрученного Дрыгайло на пол.

— Если ответишь на мои вопросы, отпущу, — сказал он.

— Все что угодно! — истово выдохнул Виталий.

— А если опять орать будешь… — Парень значительно кивнул на дверь. — Устрою сеанс членовредительства. Знаешь, какую часть тела удобнее всего дверью защемлять?

Этого Дрыгайло не знал, но догадывался, не испытывая, впрочем, никакого желания проверить на практике правильность своего предположения.

— Все скажу! — снова прохрипел Дрыгайло. — Не надо… членовредительства…

— Где Шорох?

— По последним д-данным, — спотыкающимся голосом начал Виталий. — Находится в районе… в Волжском р-рай-оне. М-м-милиции пока не удалось… Я об этом п-п-писал в последнем н-номере ж-ж-ж-ж-ж…

Парень влепил Виталию подзатыльник. В горле последнего раздался негромкий звук, похожий на тот, когда соскользнувшая патефонная иголка снова возвращается в родную канву, и Дрыгайло довольно бодро продолжил:

— …в последнем номере журнала «Саратовский Арарат». Шорох оккупировал помещение ночного клуба «Ротонда», захватив в заложники весь обслуживающий персонал, и выдвинул требования — миллион долларов, вертолет с запасом бензина до Лас-Вегаса, трех танцовщиц балета «Тодес» и ящик водки. Силы спецназа сейчас окружили район и никто н-н-н-н-н…

После второго подзатыльника Дрыгайло икнул и договорил:

— И никто не знает, чем все это закончится.

— Спасибо, — ответил парень. — Значит, в «Ротонде». Теперь для тебя следующее задание. Прямо сейчас отправляешься в «Ротонду» и любыми правдами и неправдами проникаешь как можно дальше за кольцо окружения ментов. У тебя редакционное удостоверение, у тебя получится.

— Слушаюсь, — по-солдатски ответил Дрыгайло. — Отпустите меня, пожалуйста, а?

Парень что-то хотел ответить, но раздавшийся в тишине комнаты голос невидимого теперь рогатого проговорил:

— Никита! Время заканчивается. Канал сообщения между мирами сейчас закроется.

— Понял, — проворчал Никита, снова открыл рот, но снова ничего не сказал. Неожиданная ярчайшая, но беззвучная вспышка оранжевого света на мгновение ослепила Дрыгайло — и парня не стало.

Виталий подергался немного на полу, стараясь освободиться от пут, но, не добившись никакого результата, стал звать на помощь.

Ни в тот вечер, ни на следующий день в район, где находился ночной клуб «Ротонда», он не попал, потому что прибежавший на его зов охранник Осип первым делом вызвал милицию, а уже потом, когда Дрыгайло, плача, заявил Осипу, что минуту назад редакцию посетил прилетевший через окно в обличье попугая Степан Михайлович Турусов, охранник снова взялся за телефон и вызвал на этот раз бригаду скорой психиатрической помощи.

Санитары явились много быстрее милиционеров, так что Виталию Дрыгайло первые показания оперативникам пришлось давать в обитой слоями войлока камере, одетым в белую смирительную рубашку.

— Ты, Никита, дурак, извини меня, конечно, — сказал полуцутик, устало разминая пальцы. — Я столько сил потратил на то, чтобы устроить этот… спиритический сеанс с миром живых, а ты… все усилия мои обосрал.

— Почему? — хмуро спросил Никита, хотя прекрасно знал, что ответит ему полуцутик.

— Да потому что не развязал этого придурка, прежде чем прервался канал. Как он тебе связанным в эту вашу «Ротонду» пойдет? А если он туда не пойдет, то мы не сможем снова установить через него канал сообщения. То есть сможем, но нам уже это ни к чему будет. Я так гениально все задумал — этот придурок идет в «Ротонду». Мы опять устанавливаем канал сообщения — и по этому каналу попадаем на короткое время в мир живых. А уж за это короткое время добраться до Шороха — раз плюнуть. Нас-то земные менты остановить никак не смогут.

— Ну виноват, — пробормотал Никита, отводя глаза в сторону.

— Виноват! — фыркнул полуцутик. — Все труды насмарку.

— Кошмар-р! — заорал Степан Михайлович, еще до конца не успокоившийся после того, как узнал, что его место занял не кто-нибудь, а презренный корреспондентишко Дрыгайло.

— Э-эх! — вздохнул полуцутик.

Никита поднялся, шире приоткрыл створку кабинки-генератора и свесился внутрь. И принялся копаться в лязгающих металлических внутренностях прибора.

— Ты чего? — поинтересовался Г-гы-ы. Никита не ответил.

— Ты чего делаешь?

— А если он все-таки попадет в «Ротонду»? — предположил Никита, вынырнув на минуту из кабинки. — Вдруг?

— Не попадет, — убежденно проговорил полуцутик. — По твоей глупости. Так ты чего все-таки делаешь?

— Настраиваю генератор, — буркнул Никита и снова скрылся в глубине кабинки. — Ввожу в него пока один только параметр, — загудел он оттуда, — географический. Город Саратов, Волжский район, речной берег, ночной клуб «Ротонда». Ты все-таки через какое-то время попытайся снова наладить контакт с этим… как его, Степа?

— Др-рыгайло! — с отвращением проговорил попугай.

— Во-во. Может быть, он там. Может быть, у него получилось. В таком случае попытаемся того… выйти на Шороха и того… обменять его на меня. Или на него — на попугая.

— То есть — на Степу.

— Степа хор-роший, — поддакнул Степан Михайлович. — Ладно, — хмыкнул Г-гы-ы. — Тогда не беспокойте меня, пока я набираюсь сил для предстоящего контакта. Я медитировать буду.