Юлиан Тувим
      Чудо с налоговым инспектором
      Перевод с польского Асара ЭППЕЛЯ
      Жара стояла адская. С обуглившегося неба несло, как из пекарни, сухим, злобным жаром, словно вдохновенный гнев огня ополчился против рода человеческого. Оазисом во всей квартире был угол, в котором стояли два прохладных кожаных кресла, низкий столик, а на нем - вода со льдом и лимонным соком. Я бессильно, как в нирване, дремал, погруженный в грезу о буре и дожде, о грозе и потопе. И вот взъяренное от зноя небо начало хмуриться синеть, лиловеть, что-то заворчало, что-то загромыхало, и под изможденным от зноя небосводом потянуло первым после нескольких недель предвестьем грозы. Я облегченно вздохнул. В ту же минуту у дверей кто-то позвонил. Я поднялся с кресла, счастливый, легкий, полный радостного ожидания недалекого ливня, и отворил. Вошел какой-то пожилой человек - красный, вспотевший сопящий - с портфелем под мышкой и с листочком бумаги в руке. Войдя, он промолвил:
      - Из финансовой инспекции.
      Грохнул гром, и крупные капли понемногу, пока еще нерешительно, начали барабанить в стекла. Какое счастье! Дождь!
      - Пожалуйста, уважаемый! Разрешите! Какая жарища! Вы просто еле дышите. Но, слава богу, наконец-то дождь. Пожалте направо.
      Пунцовый, с трудом переводящий дыхание, истекающий потом налоговый инспектор сперва огляделся. Затем он сказал:
      - Я принес исполнительный лист... Вы до сих пор не заплатили подоходного нало...
      Я, как можно вежливей, прервал его:
      - Прежде всего, сделайте одолжение, сядьте и отдышитесь. Выпейте, пожалуйста, воды со льдом и лимоном. Эго освежает.
      - ...налога за год 1933-й.
      По небу как молодые кони по лугу, прыгали молнии. Дождь лил ручьями, и от распахнутого окна тянуло неописуемой свежестью и прохладой. Боже, как я был счастлив!
      - Да вы сядьте, пожалуйста. А напиток великолепный, правда? Мой друг Казя добавляет еще красного вина. И получается, надо вам сказать, нектар! Жаль, что вина нет! Но зато есть арак. Замечательно!
      Я метнулся к буфету, вытащил бутылку и долил в ледяную воду ароматного арака.
      - Теперь попробуйте!
      Инспектор выпил, поблагодарил, но я видел, что ему явно не по себе.
      - Итак, здесь обозначено 620 злотых плюс 10 процентов дополнительного обложения, плюс...
      Дождь хлестал так, что прямо сердце радовалось!
      - Вы просто не представляете, - сказал я - до какой степени я обожаю дождь. Я даже Ноя ревную к потопу! Вы только вообразите, пане инспектор, сорок дней дождя! Жара, скажу я вам, действует на меня разлагающе. Я пропадаю в жару. Зато дождь - эти серебряные струи с неба - пробуждает во мне какую-то бодрость, мальчишество, радость и попросту энтузиазм! Поверите ли, в прошлом году...
      Инспектор поглядел исподлобья, кашлянул, прервал мои счастливые признания и сказал:
      - ...плюс пени за неуплату до 10 июля сего года. Итого...
      - Да! - быстро перебил я его, - да! В прошлом году только за одну дождливую неделю я написал что-то около двадцати лирических стихотворений, за все же остальные, жаркие дни лета, два или три. Вам не попадались? "Хляби небесные" сборник называется. Мне даже ставят в вину влияние Поля Валери. Смешно! Кстати, что вы думаете о нем?
      И я налил ему еще холодной воды с ароматным араком. Инспектор снова кашлянул и процедил сквозь зубы:
      - Это, проше пана, не имеет отношения к делу. И вообще, должен вам заметить, поведение ваше неуместно. Шуточки, обихаживание... Я воспринимаю все это как издевку.
      Я раскрыл глаза от удивления и скачал:
      - Однако же, пане инспектор! Какая издевка? Какие шуточки? Я попросту в прекрасном настроении. И будучи вообще человеком вежливым, я веду с вами приятную беседу. Вот и все. Почему же шуточки?
      - Потому что вы меня хотите заговорить. Но нас не проведешь, пане!
      Небо неистовствовало. Все души, брандспойты, фонтаны, краны, поливалки и прочие водометы перебрались на небеса и струили такую проливную обильность, что по улицам неслись бурные реки. Я просто с ума сходил от счастья.
      - И посему, - продолжал инспектор, - я не желаю слышать о всяких там "Хлябях небесных" и о Валери, а ставлю вас в известность, что всего с вас причитается злотых 776 и грошей 48.
      Я быстро начал подсчитывать.
      - Семь да семь четырнадцать - да шесть - двадцать - да четыре - двадцать четыре - плюс восемь - тридцать два. Прекрасно! Счастливое число. Вы верите в магию чисел? Я лично люблю четверку и все кратные ей... поэтому цифра 32 мне особенно близка. Немецкий ученый Бишоф в труде "Die Magie der Zahlen" утверждает, что...
      Красный до этой поры инспектор позеленел и ударил по столу:
      - Я же просил вас не морочить мне голову! Здесь, пане, никакой магии нету. Причитается 776 злотых и 48 грошей. Будете платить?
      Я замолк. Несколько мгновений я гипнотически вглядывался в его глаза, а затем тихо и отчетливо шепнул:
      - Буду.
      Инспектор, видно, не расслышал, потому что сказал:
      - Я вас польским языком спрашиваю - будете платить?
      - А я польским языком отвечаю - буду!
      - То есть как?
      - Очень просто. Причитается 776 злотых и 48 грошей, вы пришли за этой суммой, а я ее вам плачу.
      Липы, черемухи, акации, жасмины, сирени, левкои, резеда, розы - все благоуханнейшее соединилось в один сладкий свежий аромат и обильной упоительной волной било в открытое окно. Зелень сияла, вся в драгоценных каменьях дождевых капель. О, как же мне было хорошо!
      Инспектор как-то скособочился в кресле.
      - Пане Шумский! - крикнул он. - Если вы сию же минуту не перестанете шутки шутить, то будете отвечать за оскорбление должностного лица! Я вас в последний раз спрашиваю: будете платить?
      Я спокойно, с непередаваемой улыбкой вынул из ящика 776 злотых и 48 грошей, положил их на стол и сказал:
      - Буду. Вот деньги.
      Огромная радужная арка скрепила зенит неба и центр земли (sic!).
      Инспектор сжал голову руками и сквозь стиснутые зубы прошипел:
      - Бесссовессстно! Бесссовессстно!
      Признаюсь, мурашки забегали у меня по спине от этого зрелища.
      - Что случилось? - испуганно спросил я. - Почему вы так дрожите, пане инспектор?
      За окном было уже тихо и спокойно, свежо и проветренно. Зато в комнате разразилась гроза.
      - Почему?! - рычал инспектор. - Почему? Да как же вы смеете? Кто вас уполномочил? Вы думаете, пане Шумский, что столь безнаказанно можно издеваться над бедным изработавшимся налоговым инспектором?
      - Кто издевается, дорогой мой? За что такое обвинение?
      - Как то есть за что? - выл он. - Как за что? Я прихожу. Вы меня встречаете весело, с улыбкой, с дьявольской вежливостью! Вы предлагаете мне кресло! Вы угощаете меня освежающим напитком, которого я так жаждал, вы говорите со мной о каких-то стихах - хорошо, я все стерпел, я думал, что вы мне зубы заговариваете. Но затем - вы платите! Наличными! Не пытаясь добиться отсрочки или рассрочки! Хотя бы на неделю! Или две! Он платит, бессовестный! Платит, преступник! На стол деньги выкладывает! Двадцать три года я работаю инспектором, и никто еще со мной так жестоко не обходился! Ты - Шумский? Скотина ты, вот кто! На колени! Умоляй, проси, пресмыкайся! Немедленно предложи, что сейчас заплатишь только сто злотых, а остальное станешь вносить помесячно!
      Я взывал, ползая на коленях:
      - Нет. Всё - сегодня! До гроша! Сигарку не желаете, пане инспектор?
      И тут - не с апокалипсического ли свода - обрушился страшный гром? Нет! Это был крик инспектора, который пал, пораженный Перуном Чуда.
      В ту же секунду раскрылись за его плечами белые, ангельские крылья, он вылетел в окно и вознесся, бедный и замученный, на высоты твои, о Предвечный!
      Дай же ему место одесную престола Твоего.
      Я же, прослеживая лёт его в лазури, попиваю, арак уже без воды, и полной грудью впиваю озон преображенного грозой мира.
      1933 г.