Егор кивнул головой.
      — Индонезийцы с большой любовью и надеждой говорят о Стране Советов, сказала Бекки. — Поэтому я должна предупредить вас, что все ваши слова, все ваши поступки, пусть самые незначительные, будут обсуждаться миллионами индонезийцев. Я должна предупредить вас, что цель этой комиссии не имеет ничего общего с интересами индонезийского народа и вы нужны только как Ширма.
      Егор и Анатолий слушали, стараясь не пропустить ни одного слова, и не сводили изумленных глаз с девушки.
      — По мере сил и возможности я буду вам помогать и стараться, чтобы вы увидели настоящую Индонезию, но и вы должны стараться не подвести меня. Обещаете?
      — Кто вы такая?
      — Вместе с людьми доброй воли я борюсь за мир. Методы у нас активные. Так обещаете?
      — Зачем нам подводить доброжелателя? Конечно, обещаем! — сказал Егор. Скажу откровенно: я не ожидал от вас таких слов.
      — Я так и думала, — ответила Бекки. — Одному из вас придется для видимости заинтересоваться мной и ухаживать, иначе преподобный Скотт меня отстранит от общения с вами. Он поручил мне не допускать ваших встреч с туземцами и заполнить ваше свободное время гамелангами и ваянгами. Ну, так кто из вас? Решайте быстрее. Мы скоро подъедем.
      Показались улицы города.
      — Выберите сами, — предложил Анатолий.
      — Что за глупость! — рассердилась Бекки. — Мне все равно… Хоть вы, например. — Она остановила машину возле большого дома у собора. — Это городская резиденция преподобного Скотта, где вас ждет обед. Не вздумайте громко секретничать в комнатах или в саду — вас услышат или разговор будет записан автоматом.

7

      На второй день утром Международная комиссия по борьбе с вредителями и болезнями растений собралась в центральном отеле Джакарты. Комиссия знакомилась с актами обследований и наметила районы для осмотра.
      Комиссия допросила Ван-Коорена. Он обвинял филиал Института Стронга в заражении плантаций, принадлежащих синдикату «Юниливерс». Ван-Коорен публично поблагодарил Ганса Мантри Удама за патриотическую речь на благо плантаторов. Удам был несколько удивлен этим поворотом в политике Коорена.
      Луи Дрэйк с утра уехал с Сандерсом — Юным Бобом. Вернулся он к обеду сердитый, настроенный весьма воинственно, и заявил, что «с происками местных заправил надо покончить».
      Выезд для обследования филиала Института Стронга в Бейтензорге состоялся после обеда. Эта поездка особенно интересовала советских делегатов. Сапегин хотел познакомить Егора и Анатолия с работами Ганса Мантри Удама в Бейтензоргском ботаническом саду, с его коллекциями и многими другими материалами.
      В назначенный час Сапегин, Егор и Анатолий вышли из дома к автомобилям. За рулем одного из них сидела Бекки. Она пригласила молодых людей в свою машину.
      — Поезжайте! — согласился Сапегин.
      Сам профессор принял настойчивое приглашение преподобного Скотта ехать с ним.
      — Вы дочь Аллена Стронга? — спросил Егор. В его голосе был укор, будто он упрекал девушку в обмане.
      — Да, я дочь Аллена Стронга, — твердо, чуть вызывающе ответила Бекки. Разве вы только сейчас об этом узнали?
      Егору стало неловко. Члены комиссии рассаживались по машинам.
      — Найдется одно место? — крикнул Лифкен.
      — Левая задняя камера спускает, не могу брать много пассажиров, отозвалась Бекки.
      Они выехали на шоссе, ведущее в Бейтензорг. Бекки сказала:
      — У меня есть товарищ, с которым мы условились говорить друг другу только правду, независимо от того, приятна она или нет. Когда советские политики выступают в Организации Объединенных Наций, они говорят правду, хотя это и не нравится американцам. Говорите прямо: в чем дело? — Девушка взглянула на Егора, потом на Анатолия.
      — Хорошо! — вдруг решившись, начал Егор. — Я не понимаю одного: с какой стати дочери Аллена Стронга надо выступать с разоблачениями биологических методов борьбы? Я не уверен, не прячется ли за маской искренности какая-то политика.
      — Я ничего вам объяснять не буду, — тихо сказала Бекки, почувствовавшая страшную обиду.
      Всю дорогу они ехали молча. Дорога была длинная.
      Машины круто свернули влево, где виднелись деревья без листьев. Анатолия, обычно скромного и сдержанного, будто кто-то подменил. Он нервно выскочил из машины и побежал на погибшую кофейную плантацию. Последнее время он изнывал без настоящего дела. Такую же юношескую резвость проявил и профессор Джонсон. Вдвоем с Анатолием они отмерили рулеткой сто квадратных метров, пересчитали деревья и принялись собирать с них жуков в резиновые мешочки. Анатолий вынул из кармана увеличительное стекло, с которым никогда не расставался, и время от времени осматривал насекомых. Литературу о кофейных жуках они с Егором проработали заблаговременно. Ганс Мантри Удам и Егор помогали Джонсону и Анатолию.
      В задачи Лифкена входило только показать комиссии плантации, но не обследовать их. Он сказал об этом Сапегину.
      — Чтобы увидеть, — ответил советский ученый, — надо знать, откуда смотреть. За качество работы своих помощников я ручаюсь. Если вы, профессор Лифкен, спешите, я не задерживаю вас.
      Но Лифкен не решался оставить советскую делегацию без присмотра, и пришлось Ихаре, де Бризиону и другим бродить со скучающим видом по погибшей плантации, бормоча: «Да ведь и так все видно… И так все совершенно ясно».
      Егор не обладал такими знаниями в энтомологии, как Анатолий. Специальностью Егора были микробы и вирусы, и он был бы не прочь уехать. Но Анатолия невозможно было оторвать от пораженных деревьев. Один жук заинтересовал его особенно. Он показал его Джонсону и Гансу Мантри Удаму.
      — Вы обнаружили новую разновидность кофейного жука, — объявил Удам.
      Лифкен заволновался и стал решительно настаивать на отъезде.
      — Хорошо. Поедем, — сказал Сапегин. — Они нас догонят. Надеюсь, Ганс Мантри Удам сможет показать им дорогу?
      Лифкену было важно увезти Сапегина с плантаций, юноши беспокоили его меньше. Они уехали.
      Вскоре Анатолий обнаружил еще одну разновидность вредителя. Ганс Мантри Удам тоже нашел новую разновидность.
      Наконец, тщательно обследовав отмеченные сто метров, они сели в машину. По дороге в Бейтензорг Бекки сказала Удаму, ехавшему теперь с ними:
      — Вы самый полезный человек в комиссии… Ваш племянник жив?
      — Жив.
      — У него был один документ, изобличающий филиал Института Стронга, сказала Бекки.
      — У него есть еще два, — негромко отозвался Удам.
      — Замечательный юноша! — заметила Бекки.
      — О, вы его еще не знаете! Это поразительный юноша.
      Помолчав, Ганс Мантри Удам сказал:
      — Я прочел ваше письмо, мисс Бекки Стронг. Теперь мне все ясно. Я вам очень и очень благодарен. Но о вас, как двойнике Анны, никто не знает. Сама Анна Ван-Коорен хранит это в секрете, и старик Ван-Коорен тоже.
      — Скотт знает, — заметила Бекки.
      — Значит, только он один и знает, — сказал Удам.
      Егор и Анатолий с удивлением слушали непонятный для них диалог. Судя по тому, с каким уважением относился Удам к Бекки, Егор подумал, что, возможно, он зря обидел девушку и вообще все здесь очень не просто.
      В Бейтензоргский ботанический сад Егор и Анатолий въезжали с чувством огромного любопытства. Они видели превосходные ботанические сады в Батуми, в Ялте и других городах. Уже то немногое, что они увидели, подъезжая к филиалу института, понравилось им. Они прошли в институт. В лаборатории перед членами комиссии выступал Мюллер. Он показывал экземпляры вредителей, сообщал данные о размножении их, о степени зараженности плантаций, о мерах борьбы и признал, что практической борьбы почти не ведется.
      — Нас обвиняют в заражении! — с пафосом говорил Мюллер. — Это делается для того, чтобы опорочить нашу работу по исследованию насекомых. У нас все открыто настежь! Смотрите! — Он демонстративно распахнул двери.
      — Здесь нечего смотреть, — раздался голос Ганса Мантри Удама. — Я прошу показать нашей комиссии ваш инсектарий, помещающийся у подошвы горы.
      — Мы не делаем секрета из своей работы, — ответил Мюллер. — Поедем и туда. И если вы не обнаружите ничего подозрительного, то там и подпишете акт об этом. Я требую справедливости!

8

      И снова Бекки очутилась возле уже знакомых ей ворот. Теперь они были распахнуты настежь, и машины одна за другой въезжали во двор.
      — Зачем так много ангаров? — спросил Сапегин.
      — У нас, американцев, американские масштабы работы, — отозвался Мюллер.
      — Я слышал, вы немец, а не американец, — сказал Сапегин.
      — Я был немцем, — твердо выговаривая буквы, сказал Мюллер. — Теперь я космополит. Вы знаете, что это такое?
      — Очень хорошо! — многозначительно заметил Сапегин.
      Мюллер сердито засопел и заковылял к одному из ангаров.
      — Вряд ли мы найдем здесь что-нибудь. Даже если что-то и было, у них хватило времени спрятать, — высказал свое мнение Джонсон, идя позади с членами комиссии.
      Это услышал Мюллер.
      — Не поймал за руку — не говори, что вор! — сказал он, грубо захохотав. — Ищите! Смотрите! Нюхайте!
      Даже беглый осмотр огромной площади инсектария свидетельствовал о его огромной производственной мощности, но насекомых, объектов изучения, было мало. Переходя от одного ангара к другому, Егор заметил между ними пустое пространство. Здесь в двенадцати местах были разбиты клумбы. Ангары тоже имели двенадцать металлических устоев. Егор сообщил об этом странном совпадении Сапегину, и тот сказал:
      — Поинтересуйся!
      Егор быстро подошел к одной из клумб и разгреб землю носком ботинка.
      — Цементный фундамент для ангарных устоев, — сказал он.
      — Нет, вы посмотрите! — взволновался Джонсон. — Если площадок пятьдесят и на каждой бетонные устои для ангаров, значит все подготовлено для постройки еще пятидесяти ангаров.
      — Как вы это объясните? — опросил Сапегин у Мюллера.
      Тот замялся.
      — Раньше здесь был комбинат, разводивший цветы для производства духов, — вмешался Скотт. — Но когда участок передали инсектарию, часть стеклянных ангаров была снесена. Профессор Джонсон прав: площадки есть, но ангары излишни. И, как видите, даже площадь существующих ангаров используется не полностью.
      — Да-да! — сказал Мюллер, сопя и не спуская злобных глаз с Егора.
      — Непонятно… Тропики — и вдруг оранжереи для разведения цветов, сказал Егор.
      — Бекки, — медовым голосом сказал миссионер Скотт, — вы не показывали орхидей юным гостям?
      — Мы сюда прибыли не для того, чтобы любоваться цветами! — резко сказал Анатолий.
      — Где-нибудь должны же быть холодильные установки для консервирования яичек, — прошептал Егор.
      Бекки сделала ему знак глазами.
      — Ну, пойдемте, покажите ваши цветы, — согласился Егор, решивший, что если искать, то уж, во всяком случае, не в ангарах.
      Они отошли к грядам с цветами.
      — Чисто прибрали, чистая работа! — твердил Егор, следуя за девушкой.
      — Боже мой, неужели вы не можете сделать веселое, легкомысленное лицо, чтобы успокоить Лифкена и Мюллера? — сказала Бекки. — Попробуйте хоть чуть-чуть поухаживать за мной. Неужели в Советском Союзе не умеют ухаживать за девушками? — И Бекки сделала гримаску отчаяния.
      Егор и Анатолий посмотрели на нее, и оба засмеялись.
      — Ну, вот так уже лучше, — деловым тоном сказала Бекки. — А теперь пойдем смотреть цветы — может быть, найдем что-нибудь другое. Только почаще и погромче смейтесь. Скотт будет в восторге!
      Орхидеи были очень красивы. Осматривая их, они дошли до служебных помещений.
      — Где здесь находятся холодильные установки? — спросил Егор старика-малайца, выглянувшего из окна.
      Малаец позвал кого-то. Из второго окна выглянула мужская голова с огненными волосами. Бекки была ошеломлена, увидев знакомое лицо.
      — Джек Райт! — позвала она.
      — Алло, Бекки! — отозвался не менее удивленный Райт.
      Он выпрыгнул из окна на клумбу, подбежал к девушке и крепко пожал ей руку. Бекки взяла Джека под руку и повела в аллею. Она поняла, что если что-нибудь и может выведать о работе филиала, то только у Джека Райта.
      — Что вы здесь делаете? — спросила Бекки. — Только не врите!
      — Я очень беспокоился, куда вы исчезли тогда на параде ку-клукс-клана. В потасовке вас могли и пристрелить, — сказал Джек, не отвечая на вопрос. — А вы все так же прелестны и все так же не обращаете внимания на бедного Джека, изнывающего от любви к вам!
      — Кто же вы теперь в ку-клукс-клане — «гиена» или «домовой»?
      — «Гиена», — сказал Райт. — И у меня очень много долларов!
      — Меня беспокоит эта комиссия, — сказала Бекки. — Вы, наверное, в курсе дел? Этот филиал папиного института злоумышленники хотят обвинить во всяческих грехах. Вы представляете себе, какой будет скандал, если обнаружат хоть что-нибудь существенное!
      — Не бойтесь, Бекки, ручаюсь головой! — уверенно сказал Джек и самодовольно улыбнулся, показывая свои крупные зубы.
      — А если вы плохо спрятали? — не унималась Бекки.
      — Бекки, вам и вашему отцу нечего беспокоиться, — сказал Джек. — Мы все запрятали основательно.
      — Надеюсь, не здесь? — с деланным испугом спросила Бекки.
      — Неподалеку. Тот, кто не знает, ни за что не найдет! — так же самодовольно ответил Райт.
      — Но зачем так близко? Неужели нельзя было отправить на милю подальше?
      — Этих гротов не найдет никто из посторонних. Они закрыты зеленью… даже змей напустили. В благодарность за это вы могли бы меня поцеловать. — И Джек улыбнулся, довольный своей шуткой и ожидая, как это воспримет Бекки.
      — А не лучше ли их уничтожить? — спросила Бекки.
      — Зачем? Сегодня ночью и завтра ночью жуков отвезут на плантации.
      — Далеко?
      — Далеко! На один из Тысячи островов… Так поцелуете?
      — Вы что, Джек, пьяны?
      — От счастья видеть вас!
      — В таком случае, мой уход вас протрезвит. Я не хочу, чтобы нас видели вдвоем!
      — Но мы встретимся? — спросил Райт, на этот раз серьезно.
      — Обязательно! — обещала Бекки.
      Она позвала Егора и Анатолия и пересказала им разговор с Райтом.
      — Бекки, — сказал Егор, беря девушку за руку, — простите меня за недоверие!
      — И меня простите, — добавил Анатолий.
      — Мюллер требовал фактов, он их получит! — решительно заявил Егор.
      Комиссия не спеша осматривала ангар за ангаром. В некоторых проводились опыты по борьбе с вредителями.
      — Теперь вы подпишете акт: филиал Института Стронга не занимается плохими делами! — самодовольно повторял Мюллер.
      Оставив Анатолия и Бекки, Егор присоединился к Сапегину. В нескольких словах шепотом он передал ему все услышанное им от Бекки.
      — Мы сейчас же все разыщем и поймаем их с поличным на месте преступления! — закончил Егор.
      — Позови ко мне девушку и Анатолия, а сам иди к членам комиссии, распорядился Сапегин.
      Когда Анатолий и Бекки подошли к Сапегину, он спросил:
      — Анатолий, соли фосфора и фосфористый водород у тебя с собой?
      — Обязательно! Они в саквояже, в машине.
      — Бекки, ваш знакомый может дать этой соли в корм жукам, в гроте? спросил Сапегин.
      — Нет, Джек Райт для этого не годится.
      — Тогда и мой план не годится! — огорченно сказал Сапегин. — Мне давно хотелось поговорить с вами, Бекки. Я не был лично знаком с вашим отцом, но мы знали друг друга по трудам, обменивались изданиями. За что, собственно, он получил премию?
      — Раньше я знала, а теперь не знаю, — грустно ответила Бекки. — Не буду же я вам повторять газетную ерунду!
      — И не надо, — сказал Сапегин. — А не было ли среди изобретений вашего отца какого-нибудь особо секретного открытия, которым могли бы заинтересоваться господа типа Луи Дрэйка? Не находил ли он каких-либо особо вредных жуков?
      — Отец никогда не говорил мне об этом. Я ведь воспитывалась в Канаде. А когда приехала к отцу, то увидела перед собой скрытного, молчаливого и очень несчастного человека. Он тратил свои доллары на опыты, колледж не давал ни цента. Он брал деньги на опыты даже у меня, когда я получала призы за стрельбу.
      — Меня очень удивило, когда Лифкен стал профессором, а ваш отец остался доцентом. Но я не пойму, почему его держали в черном теле? Я понимаю, вы дочь, но…
      — Нет, я не дочь! — горячо отозвалась Бекки. — То есть я дочь, но я не хочу быть дочерью. Нет, я не то говорю… совсем, совсем не то… Это все ужасно! Я сама не знаю, что и думать. Я получила от него очень странное письмо, в котором половина строчек зачеркнута… Я ничего не понимаю… У нас, американцев, не принято говорить о служебных делах в семье. Но я не думала никогда, что отец способен на это… я верю в то, что чем скорее мы откроем правду о деятельности института, тем лучше будет отцу. Я знаю, что он всегда мечтал спасти человечество от голода. Он всегда был честным, стойким — и вдруг эта инструкция о заражении плантаций!
      — Какая инструкция? — быстро спросил Сапегин.
      Бекки кратко рассказала, что она приехала сюда, чтобы восстановить честь института, а значит, и честь отца. Случайно она нашла секретную инструкцию Института Стронга о том, как производить заражение плантаций…
      — Я вам достану ее на обратном пути, — обещала Бекки. — Ганс Мантри Удам сказал, что они достали еще две инструкции.
      — Очень хорошо! — обрадовался Сапегин. — Но как это удалось?
      — Один родственник Ганса Мантри Удама работает в этом филиале.
      — Еще лучше! Не мог бы он накормить насекомых в гротах одним порошкам и разбить там маленькую стеклянную пробирку?
      — Вы хотите уничтожить насекомых? — опросила Бекки.
      — Ни в коем случае! — возразил Сапегин. — Благодаря предложенному мной способу мы сможем обнаружить происхождение жуков. У нас имеется довольно обычный аппарат для научных исследований. Мы применяли его в Восточной Германии для изучения миграции насекомых. Как член комиссии я вправе использовать любую аппаратуру. Вот мы и определим происхождение жуков.
      — Не понимаю, — созналась Бекки.
      — Этот порошок, — сказал Сапегин, — дает нам возможность видеть, но не глазами. Ведь самый факт обнаружения в гротах хотя бы и очень больших количеств вредителей еще не дает основания обвинить в заражении. А если мы установим, что жуки, обнаруженные на плантациях, ведут свое происхождение от всей их массы, находящейся сейчас в гроте, это и будет неопровержимым доказательством. Как бы узнать, где эти гроты? Найти их в тропическом лесу — дело очень и очень трудное, почти невозможное.
      — Родственник Ганса Мантри Удама сделает все, что пойдет на благо Индонезии.
      — Жуки уничтожают растительность прежде всего на землях крестьян?
      — Да, Джек говорил, что жуков собираются сейчас отправить на один из Тысячи островов.
      — Действуйте быстро и энергично! — сказал Сапегин.
      Бекки сообщила Скотту, что она покидает институт и уходит погулять с советскими делегатами. Скотт охотно согласился.
      Бекки, Егор и Анатолий ушли, весело болтая, а Сапегин присоединился к членам комиссии.
      Мюллер пригласил членов комиссии «заморить червячка».
      На стол были поданы различные блюда индонезийской кухни, фрукты. В спиртных напитках недостатка не было.
      Лифкен был очень обеспокоен, обнаружив за столом четыре стула незанятыми. Хотя Сапегин был налицо, но не было ни его помощников, ни Бекки Стронг, ни Ганса Мантри Удама. Лифкен сказал об этом Скотту. Тот посоветовал ему не беспокоиться, прочел молитву и благословил пищу.
      Племянник Ганса Мантри Удама ожидал их дома. Он встретил гостей, потом увел дядю в лес. Возвратились они очень скоро. Ученый попросил порошок и спросил, как проделать операцию.
      — Если бы это были люди, — сказал Анатолий, — то можно было бы прибавить незначительную часть этой соли в еду. Для насекомых соль придется растворить в воде, и уже затем окунуть в раствор листья или же обрызгать их этим раствором. Первое лучше.
      — Значит, если бы люди съели эту соль в одном месте, — вмешался племянник, — вы бы смогли обнаружить их, даже не зная этих людей, в другом месте?
      — Безусловно, — ответил Анатолий.
      — А что, если я подсыплю тем людям, которые бывают в гроте, немного этого порошка? Вы сможете узнать, что они были в том помещении и, значит, являются распространителями заразы?
      — Безусловно узнаю! — опять подтвердил Анатолий.
      — А ведь это блестящая идея! — сказал Егор. — Но нам важнее насекомые, а не люди, так что используйте эту соль для жуков.
      Анатолий объяснил, что на ведро воды надо взять десять миллиграммов соли радиоизотопа фосфора. Кроме того, он дал три запаянные стеклянные трубки.
      — В пробирках, — сказал Анатолий, — находится газ — фосфористый водород. Насекомые будут вдыхать его через дыхательные пути — трахеи. Соли и газ вреда никому не причинят.
      — Главное, надо действовать быстро, — напомнила Бекки. — Надо закончить все до ночи.

9

      Племянник Ганса Мантри Удама обещал поспешить, но сказал, что сам не вхож в гроты; это может сделать тот, кто сейчас находится там и придет только к вечеру.
      Ганс Мантри Удам пожелал юноше успеха, и они уехали.
      — Я не уверен, — сказал Егор, — что мы сделали правильно, прибыв вчетвером и давая инструкцию непосредственно вашему племяннику, дорогой Ганс Удам, если…
      — Никаких «если» не может быть! — прервал ученый Егора. — Я знаю племянника. Он настоящий патриот и выполняет более ответственные поручения…
      Автомобиль Бекки въехал во двор инсектария еще до конца обеда. Ганс Мантри Удам не пошел с ними. Молодые люди с веселым, беззаботным смехом вошли в столовую. Скотт приветливо посмотрел на Бекки. «Эта девочка делается полезной», — подумал он и похвалил себя за идею познакомить Бекки с советскими делегатами.
      — Довольны прогулкой? — спросил Сапегин своих помощников.
      — Очень! — ответил за всех Егор.
      На обратном пути в Джакарту решили, что как только племянник Ганса Мантри Удама выполнит задание, ученый даст знать об этом Бекки, а она Анатолию или Егору через доверенных лиц.
      — В качестве таких доверенных лиц может прийти один из трех, — сказала Бекки. — Джим — мой друг, Мутасси — шофер Скотта или Бен Ред американец-пилот, работавший в китайском партизанском отряде, а потом попавшийся при переброске в Индонезию медикаментов для патриотов. Остальные летчики улетели в Америку, а он заболел и остался.

10

      В это время Луи Дрэйк сидел в гостиной Ван-Кооренов и, не скрывая удивления, рассматривал Анну Ван-Коорен, угощавшую его разговором и кофе. Юный Боб молча сидел рядом в кресле.
      — Маркиз Анака, вы напрасно так удивленно смотрите на меня. Отца действительно нет дома, но он будет через пять минут, — сказала Анна, называя Дрэйка маркизом.
      — Меня удивляет вовсе не это, хотя я и слышал о точности старика, ответил Луи Дрэйк, он же маркиз Анака.
      — А что же?
      — Только вы. Вы очень похожи на одну мою знакомую.
      — Дочь Стронга?
      — Да… А разве вы знакомы?
      — Несколько односторонне… Впрочем, мы не встречались… Если у вас дела к отцу и вы спешите, я могу его заменить, так как помогаю ему в делах.
      — Мне необходимо его личное согласие на наше предложение.
      — Но ведь комиссия еще не окончила работу, — сказала Анна.
      — Комиссия напишет только то, что я ей прикажу! — уверенно заявил Луи Дрэйк, самодовольно улыбаясь.
      Он стал хвастать, рассказывая о своей власти. С некоторых пор он не мог удержаться, чтобы не пустить пыль в глаза.
      Анна Ван-Коорен молча слушала его, чуть-чуть прищурив глаза. Ван-Коорен скоро прибыл. Он поздоровался с гостями и тяжело опустился в кресло рядом с Луи Дрэйком.
      — Анна, кофе! — приказал он.
      — Я пришел за окончательным ответом, — напомнил Луи Дрэйк.
      — А я только что говорил с профессором Сапегиным, — ответил Ван-Коорен. — На мой вопрос, кто является виновником заражения, он заявил, что это еще неизвестно. Видимо, филиал Института Стронга остается на подозрении. Так что ваши попытки шантажировать меня судом и тюрьмой за биологическую диверсию в Индонезии несостоятельны. Директора «Юниливерс» того же мнения.
      — К черту! — закричал Луи Дрэйк и вскочил. — Завтра же передаю дело в суд! Во-первых, акции, переданные Скотту, находятся у меня. Поэтому пораскиньте мозгами, старина: не лучше ли служить у меня, чем у «Юниливерс»?
      — Но ведь вы ограбили меня! — закричал Ван-Коорен и чуть не выронил поданную чашку. — Из капиталов, захваченных Скоттом, вы мне возвращаете только одну сотую часть. А я не хочу быть нищим!
      — Сколько просите? — спросил Дрэйк.
      — Возвратите хоть половину!
      — Жирно будет! — подумав, заметил Дрэйк и сел в кресло, положив ногу на ногу. — Впрочем, мне нравится эта малютка, ваша дочурка. А знаете что: считайте капиталы, захваченные мною, приданым. Я женюсь на вашей дочери, мы станем родственниками, и дело в шляпе!
      — Вы нахал! Нахал и грубиян! — сказала Анна и порывисто встала.
      — Ей-богу, девушка, вы мне нравитесь! — сказал Дрэйк, и было непонятно: шутит он, издевается или говорит серьезно. — Такого женишка, как я, вам здесь не подцепить. Соглашайтесь — и дело с концом.
      Анна, гордо вскинув голову, вышла из комнаты.
      — Маркиз, — сухо сказал Ван-Коорен, еле сдерживая гнев, — моя дочь не привыкла к таким шуткам! Говорить с девушкой, как говорите вы, — это значит оттолкнуть ее, — заметил он, стараясь не обидеть своего могущественного гостя.
      — Я бизнесмен, и чувства мне чужды! — заявил Луи Дрэйк. — А вам, как человеку деловому, очень выгодно иметь меня зятем.
      — Да вы серьезно?
      — Вполне!
      — Я не верю!
      — А какие вам нужны доказательства?
      Ван-Коорен в упор смотрел на Дрэйка, постукивая пальцами по столу, и мысленно оценивал положение.
      — Вот что, — наконец сказал он. — Вы вернете все мои акции… Не перебивайте! Вы официально женитесь на Анне. Скотт обвенчает вас. В качестве приданого я соглашаюсь на ваше предложение, и с моей помощью все индонезийские капиталы «Юниливерс» и других попадают в ваш карман. Операцию мы в дальнейшем уточним. Я остаюсь на том же окладе и в том же положении, хотя вывеска сменится.
      — Старая вывеска должна остаться, — решительно возразил Луи Дрэйк.
      Он привык осуществлять свои решения быстро. И, кроме того, он знал законы штата Юта, где можно было развестись с женой, не выходя из автомобиля, за несколько минут.
      — Действуйте, старина! — решительно сказал Луи Дрэйк. — Пойдите уломайте Анну — пусть не кочевряжится! — и тащите ее сюда. Клянусь, мы с вами споемся! Я вас сделаю королем Индонезии. К черту Голландию!
      Минут через десять дверь отворилась, и вошла Анна. Она была в сиреневом шелковом платье и в бриллиантах. Позади нее шел отец.
      — Вы сделали мне предложение через отца? — напрямик спросила Анна подходя.
      Маркиз Анака вскочил и поцеловал девушке руку точно так, как его учили в «тресте индивидуальности» Ван-Вика.
      Новоиспеченный маркиз Анака сказал:
      — Ниль адмирари.
      Анна взглянула на отца. Тот ответил недоуменным взглядом.
      — Простите, что вы сказали? — спросила Анна.
      — Ниль адмирари, — повторил Дрэйк, наслаждаясь эффектом.
      — Я не понимаю.
      — Я сказал по-латински: «Ничему не следует удивляться». Алеа якта эст!
      — А это?
      — Жребий брошен!
      — Но ведь я вас совсем не знаю, — сказала Анна, которая, несмотря на свою практичность и цинизм, не спешила выходить замуж за первого встречного, даже если он маркиз.
      — Анна, — сказал Дрэйк, — молодых королевской крови принято сватать заочно. Я стою миллион долларов. Скоро я буду императором сельского хозяйства мира. Мак-Манти и Пирсон — мои друзья. Вы войдете в созвездие Доллара. Я вас сделаю некоронованной королевой Индонезии. Вы будете сниматься в фильмах. Соглашайся, девочка, не потеряешь!
      — У меня есть жених, — сказала Анна, чтобы дать понять Дрэйку, что он не единственный претендент на ее руку.
      — Кто?
      — Ян Твайт.
      — Я устраню это препятствие!
      Луи Дрэйк многозначительно посмотрел на Юного Боба. Тот чуть кивнул.
      — Значит, вы действительно делаете мне предложение? — удивленно спросила Анна.
      — Делаю!
      — Я согласна, — сказала она. — Будем венчаться в церкви.
      Дрэйк подошел, привычным жестом обнял девушку и поцеловал.
      — Насчет церкви я не возражаю, — сказал он. — Но все это надо делать тайно, чтобы не повредить делу. Пусть «Юниливерс» не знает о моем контракте с вашим отцом и с вами, не то операция лопнет. А пока давайте закатимся куда-нибудь в бар и кутнем, — предложил он. — Карпэ диэм!
      Эту латинскую фразу: «Пользуйся каждым днем!» — Дрэйк не перевел.

11

      В старой гостинице, где советские ученые занимали номер из трех комнат, бодрствовал только Анатолий. Профессор Сапегин и Егор спали. Анатолий дежурил у телефона и работал, просматривая рукописи и редкие книги, переданные ему для ознакомления Гансом Мантри Удамом. Это были интереснейшие сборники научных наблюдений и опытов. Анатолий не делал выписок: это заняло бы массу времени. У него был другой прием. Он имел собственную фильмотеку иллюстраций и текстов. Вот почему он принес из других комнат все переносные электрические лампы. Вместе они давали сильный свет, достаточный для фотографирования.
      Анатолий укладывал наиболее интересную страницу на стол, прижимал края книги, освещал ее и фотографировал. Для укрепления «фэда» он использовал стойку одной из ламп. Фотографирование страницы занимало несколько секунд. К трем часам ночи Анатолий заснял все наиболее интересное, даже насекомых. Он облегченно вздохнул, как охотник, добывший дичь, и, выключив лампы, за исключением одной, устало опустился в кресло.
      Ночь была душная и жаркая. Пот не высыхал, платков не хватало. Анатолий вытер ладонью пот и привычно закинул голову назад, устремив взгляд в белый потолок, чтобы дать глазам отдохнуть. Но сидеть спокойно мешали бабочки и жучки, летавшие по комнате. Анатолий не мог равнодушно видеть ни одного интересного насекомого. Вместо того чтобы сидеть спокойно, он то и дело вскакивал и ловил насекомых. Тут же он определял их, а затем одних выбрасывал, а других прятал в специальную бутылочку, где насекомые засыпали.