Тунг замолчал. По дороге навстречу им неслось множество автомашин с зажженными фарами. Тунг свернул к самому краю и остановил машину. Встречные огни свернули на дорогу вправо; сначала промчались мотоциклисты, за ними последовали пожарные машины.
      — Пожар! — крикнула Бекки, показывая на облака, озаренные багровым светом.
      — Пожар на танковой базе, — подтвердил Тунг. — Горят доставленные недавно американские танки и снаряды.
      Тунг привез Бекки в порт; там она села в моторную лодку и подъехала к гидросамолету. Бекки не стала выходить из лодки, она постучала стеком в окно, и ей открыли дверцу. Она спросила, подготовлен ли гидросамолет к полету. Пилот ответил, что о полете им передали, продовольствие доставили. Бекки распорядилась отвезти четырех членов комиссии на Суматру, как только они прибудут на борт гидросамолета, что случится очень скоро. Местом назначения полета Бекки указала Паданг и добавила: «Уточните по их желанию». Пилот с готовностью кивал головой, односложно повторяя: «Да, да, да!»
      — А теперь, — сказал Тунг, когда Бекки села в машину, — я отвезу вас в Бейтензорг, к Гансу Мантри Удаму, и там оставлю, а утром заеду к вам.
      — А как будет с Ральфом Томпсоном и его друзьями?
      — Для этого я и еду, — отозвался Тунг.
      Томпсон вылез в темном переулке и пошел предупредить друзей.
      Пятьдесят километров до Бейтензорга Тунг проехал за сорок пять минут. Машина въехала в парк и остановилась возле небольшого домика. Тунг погасил свет и удержал Бекки за руку.
      — Чтобы облегчить вам разговор с Гансом Мантри Удамом, я сообщу вам некоторые сведения о нем, которые я получил от знакомых китайцев. Ганс Мантри Удам, — сказал Тунг, — сын голландца и малайской женщины. Он очень любит и отлично знает ботанику, а также вредных и полезных насекомых. Он беспартийный. Этот ученый получает за свою работу в два раза меньше занимающего такой же пост белого ученого, хотя тот и знает меньше. Ганс Мантри Удам почти незнаком с Анной Коорен. Для вас он не представляет никакой опасности. Мугни, двоюродный брат Ганса, учил Анну малайской ботанике. Он научил ее разбираться в целебных и ядовитых свойствах растений. Мугни исчез в прошлом году. Считается умершим. Говорят, что его похитили американцы. Семья Мугни сейчас живет далеко. Здесь есть гостиница, и Ганс может вас устроить. С хорошим знакомым Анны — Энджело Сайресом вам лучше не встречаться.
      Тунг включил фары, и Бекки увидела точно такой же домик и дальше, за деревьями. Тунг дал сигнал, выбежал и открыл дверцы машины. Пока Бекки выходила, на пороге показался мужчина в белом полотняном костюме.
      — Это он, — прошептал Тунг и, отвесив поклон Бекки, сел в машину и уехал.

8

      — Здравствуйте, Ганс Мантри Удам! — сказала Бекки.
      — К вашим услугам, мейфрау… — Последнее слово хозяин сказал неуверенно, по-видимому не зная, с кем имеет дело.
      — Мой отец звонил вам, я Анна Ван-Коорен.
      — О! Ради бога, извините меня, здесь темно. Прошу в дом. — Он широко распахнул двери и крикнул в темноту передней: — Приехала мисс Анна Ван-Коорен!
      — Бедный Мугни называл меня просто Матта-Апи, — сказала Бекки и прошла в комнаты.
      — Я не смею… Такая честь… не ожидал…
      Бекки очутилась в ярко освещенной комнате, по-видимому служившей одновременно гостиной и столовой. Ганс Мантри Удам оказался невысоким, худощавым мужчиной с большими темными глазами и черными с проседью волосами. На вид ему было лет пятьдесят.
      В углу комнаты на столике стояла открытая швейная машина с куском материи; в другом углу валялись игрушки. На столе лежали вышивки и разноцветные нитки. Видимо, семья мирно коротала вечерние часы в столовой и, узнав о гостье, бежала, бросив все.
      — Извините… не ждали… беспорядок… Сейчас уберут… Садитесь! Все слова Ганс Мантри Удам сопровождал улыбкой.
      Это была очень странная улыбка: казалось, что его губы едва успевали сложиться в улыбку, как из-за боязни показаться фамильярным его лицо мгновенно принимало выражение строгое и даже слегка испуганное.
      Бекки села на плетеный стул и извинилась за неожиданный визит. Она попросила хозяина сесть, но тот поблагодарил и остался стоять. Тогда Бекки решительно встала и заявила, что не сядет до тех пор, пока хозяин будет стоять. Тот смутился и осторожно присел на кончик стула. Бекки невольно вспомнила секретаря Ван-Коорена, державшегося так же подобострастно и заискивающе.
      — Иди сюда! — крикнула Бекки и махнула призывно рукой мальчику, появившемуся в дверях.
      Мальчик понял жест, бесстрашно подошел и уставился на Бекки. Из другой комнаты кто-то взволнованно позвал мальчика, но Бекки уже схватила его за руку и усадила к себе на колени.
      — Прелестный мальчик! — сказала Бекки и, взяв руки мальчика в свои, начала хлопать ладонями по своим надутым щекам.
      Вскоре возле нее уже стояла жена Ганса Мантри Удама, небольшого роста, очень живая и разговорчивая женщина, окруженная пятью детьми. Все они смеялись, глядя, как Бекки забавляла малыша. Ганс Мантри Удам даже покраснел от удовольствия. Он пригласил Бекки в свой кабинет, пока в столовой уберут. Бекки так и пошла — с ребенком на руках.
      В небольшой комнате, заставленной шкафами с книгами, было много цветов. Бекки только посмотрела на один более внимательно, и Ганс Мантри Удам тотчас же начал с увлечением рассказывать о своих последних наблюдениях. Он был ярым сторонником лечения малайскими народными средствами. Потом хозяин усадил Бекки в свое кресло за стол, а сам сел на стул рядом. Мальчик попросился на пол, а очутившись на полу, убежал. Ганс Мантри Удам оказался чутким и милым человеком. Он поразил Бекки своими знаниями. Знал же он растения превосходно. И особенно ценным было его поразительное знание целебных свойств растений. Бекки спросила, как обстоит дело с комиссией. Оказывается, все уже были в сборе и ждали в гостинице. Ученый подал список. Комиссия состояла из восьми ученых, включая Удама, одного полковника, представителя голландских властей, и преподобного Эмери Скотта. Последнего задержали дела, и он уведомил, что приехать не сможет, но акт подпишет на Суматре.
      — Прошу сейчас же позвонить четырем членам комиссии, — Бекки взяла список и, найдя имя Энджело Сайреса, сказала: — Старшим будет Энджело Сайрес. Они полетят на моем гидросамолете сразу на Суматру.
      Бекки говорила это, уверенная, что как бы члены комиссии ни спешили, им уже не застать гидросамолет. Пройдет несколько дней — и Эрл Франк с освобожденными друзьями будут дома, в Америке.
      — Энджело Сайрес не любит спешить, — заметил ученый.
      — Но не позже завтрашнего полудня. Завтра утром мы, остальные члены комиссии, вылетим в другой круговой рейс, — продолжала Бекки. — Мы полетим на острова Мадуру, Бали, Ломбок, Сумбава, Флорес, Тимор, захватим Новую Гвинею и повернем обратно через Целебес, Борнео, Тысячу островов.
      Бекки понимала, что дни ее жизни как Анны Коорен сочтены. Как только вернется Анна Коорен, Бекки станет Бекки Стронг, и поэтому ей хотелось побольше увидеть до возвращения Анны, и такой дальний рейс ее вполне устраивал.
      — Зачем такой дальний рейс? — удивленно спросил Ганс Мантри Удам. Ведь осмотр плантаций — дело чисто формальное.
      — Чисто формальное? — удивилась Бекки.
      — Конечно. Господин Ван-Коорен наметил посетить одну плантацию на Яве и две на островах. Здесь комиссия подпишет акт, который мне прислал уважаемый господин Ван-Коорен.
      Бекки попросила показать ей акт. Ученый вынул из стола три экземпляра акта, напечатанного типографским способом, с указанием фамилий подписавших его членов комиссии. Бекки читала, и ей стоило большого труда ничем не выказать своего удивления. Еще комиссия не приступила к работе, но акт о результатах ее работы был готов. Он изобиловал ссылками на множество обследований, проведенных вспомогательными группами под руководством комиссии. Назывались пункты, имена, объем работ и так далее. Бекки спросила о работе вспомогательных групп. Ганс Мантри Удам растерянно посмотрел Бекки в глаза, и его молчание выражало крайнее удивление вопросом.
      Бекки решила больше не повторять вопроса и продолжала чтение. Акт опровергал утверждение американской экспедиции Института Стронга и американских газет о массовой гибели плантаций от болезней и сельскохозяйственных вредителей, появившихся «в результате политической и экономической анархии, для пресечения которой есть только одно средство американская помощь».
      Бекки уже знала цену «помощи», которой прикрывались, как дымовой завесой. Все было ясно. Бекки положила акт на стол.
      — Итак, — сказала Бекки, — куда вы советуете комиссии сначала отправиться? В нашем распоряжении «Дуглас». Он потом отвезет вас в Сингапур, а оттуда вы полетите рейсовым самолетом в Америку, на конгресс.
      На лице Ганса Мантри Удама появилась улыбка и мгновенно исчезла.
      — Извините… мне очень жаль… мне так неудобно, неловко огорчать уважаемого господина Ван-Коорена, но я не смогу принять участие в комиссии… Очень, очень сожалею… — На ученого даже неловко было смотреть: такой он имел растерянный вид.
      — Вы нездоровы? — подсказала Бекки.
      — Да… не совсем. Впрочем, не жалуюсь… Никак, никак не могу! Очень жаль, но не могу.
      Бекки вспомнила предложение Ван-Коорена «уломать» капризничающего и спросила ученого, в чем истинная причина его отказа. Ганс Мантри Удам многословно, обиняками, чтобы не обидеть дочь Ван-Коорена, объяснил, что совесть не позволяет ему скрыть истинные размеры бедствия, даже в интересах своего благодетеля Ван-Коорена, и он просит Бекки освободить его от участия в комиссии.
      — Иначе, — сказал Ганс Мантри Удам, — я на конгрессе все равно доложу то, что знаю, а не то, что написано в акте. Я человек честный и заранее предупреждаю вас!
      Бекки с восторгом выслушала это признание честного человека. Она еле сдержала свой порыв радости. Уж она-то постарается отправить на конгресс именно Ганса Мантри Удама!
      — Вы вправе не верить мне, носящей фамилию Ван-Коорен, — сказала Бекки, — фамилию, стремящуюся любой ценой защищать свои интересы. Но разве бедный Мугни, патриот своей несчастной родины, не говорил вам о моих откровенных разговорах с ним?
      Ганс Мантри Удам побледнел и опустил глаза.
      — Или вы думаете, что я предала его? — Бекки вдруг осенила мысль, что, пожалуй, Анна действительно могла предать Мугни.
      — Нет-нет, Мугни очень верил вам.
      — Разве Мугни не говорил, как много денег тайком от отца я передала для действия против американских капиталов? — А про себя Бекки добавила: «В защиту английских и голландских».
      — Да, Мугни говорил мне. Я просто не был с вами близко знаком.
      — Со мной можете говорить откровенно. Я не хочу плохого вам и вашей семье.
      Ганс Мантри Удам был так взволнован, что у него даже слезы показались в глазах.
      — О мисс Матта-Апи! — Так он впервые назвал Бекки-Анну. — Злые жучки и болезни, если не принять мер против них, могут уничтожить все плантации и сады. Это принесет большие убытки плантаторам, но для народа это будет такое же бедствие, как ливень банджир, смывающий плантации, сады и даже леса. Чтобы бороться, надо организовать народ, приобрести очень много машин и химических препаратов, а для этого необходимо очень много денег. Сейчас в интересах банкиров некоторые делают вид, что ничего не случилось на плантациях и они процветают.
      — Но, может быть, это все-таки не так опасно?
      — Не опасно?! — воскликнул Ганс Мантри Удам, дрожа всем телом от охватившего его волнения. — Есть страшный кофейный грибок, он называется по-латыни «гемилия вестатрикс». Впервые он появился на цейлонских кофейных плантациях в 1876 году и произвел страшные разрушения. А в 1880 году его завезли на Суматру и Яву. Тогда этот грибок уничтожил сто двадцать четыре миллиона деревьев. После этого большие надежды возлагали на кофейное дерево из Либерии, так как оно не боится ни «гемилия вестатрикс», ни насекомого «хилотрикус кадрупес». А сейчас даже эти деревья гибнут, они более беззащитны, чем кустарник с красной листвой, которым обсаживают кофейные плантации для отпугивания кабанов.
      Ганс Мантри Удам стал быстро ходить по комнате из угла в угол и называть все новых и новых вредителей и болезни. Пугливый и скромный вначале, он произнес гневную обличительную речь против всех тех, кто способствует варварскому уничтожению главного средства к жизни, дающего питание и дыхание человеку, — зеленых растений.
      — Надо разоблачить этих извергов. Кого вы обвиняете? — спросила Бекки.
      — Как — кого? Да в первую очередь это делает… — Ганс замолчал, подошел к двери и быстро распахнул ее: там за дверью никого не оказалось. Он подошел к Бекки и сказал шепотом: — Американский Институт Аллена Стронга.
      — Аллена Стронга? — воскликнула Бекки и так резко вскочила, что кресло опрокинулось.
      — Да, Институт Аллена Стронга! — подтвердил слегка опешивший Ганс Мантри Удам.
      — Значит, вы утверждаете… — вызвала его на разговор Бекки.
      — Я утверждаю, что филиал Института Аллена Стронга в Индонезии занимается искусственным заражением плантаций!
      Бекки еле удержалась, чтобы не наговорить резких слов.
      — Как это можно доказать и почему филиал Института Аллена Стронга находится здесь?
      — Ботанический сад в Бейтензорге считается одним из лучших в мире, сказал ученый. — Здесь находятся научно-исследовательские лаборатории чая, табака, кофе, риса. Они производят даже отбор и скрещивание. По соседству имеются опытные сельскохозяйственные станции. Для приезжих иностранцев имеются особые лаборатории, где каждый может изучать интересующий его вопрос. Они могут пользоваться библиотекой, гербариями и прочими научными и техническими приспособлениями под руководством ученых ботанического сада.
      Ганс Мантри Удам старался говорить спокойно, но продолжал ходить по комнате, нервно потирая руки.
      — Мне пришлось первому иметь дело с двумя представителями Института Стронга. Первый из них — рослый старый немец с лысой головой, Мюллер. О нем говорят, что он был фашистом и работал у японцев в секретной лаборатории.
      — Мюллер?! — воскликнула Бекки и сейчас же засмеялась, осуждая себя за горячность.
      Конечно, она знала Мюллера из института отца, именно такого рослого, ширококостного, старого и с бритой головой. Он приехал вместе с Отто Бауэром, и они были очень похожи друг на друга мрачным характером, неразговорчивостью и лысинами. По этому поводу даже острили. Отто Бауэр заведовал опытным инсектарием, и Эрих Мюллер помогал ему.
      — Да, Мюллер, — продолжал Ганс Мантри Удам, несколько удивленный горячностью девушки. — Он объявил, что прибыл собирать материал по развитию «телифонуса». Этот представитель своеобразной группы жгутоногих, по-латыни — «педипални», из паукообразных, стоит ближе всего к скорпионам. А так как представители этой группы водятся исключительно в тропиках и развитие их в науке не описано, то он, Мюллер, будет их изучать.
      Он обманул меня. Уже на третий день я застал его за изучением коллекции членистоногих, и Мюллер пожаловался директору на мою навязчивость, будто бы я за ним слежу. Помощник Мюллера, молодой американец, заявил о своем намерении собрать материал по развитию местных ящериц, имея в виду специальное исследование третьего, теменного, глаза, но тоже обманул меня. Он занялся исследованием вирусных заболеваний растений и все вечера проводил в компании молодых научных работников из других лабораторий, причем сам платил за выпивку и развлечения.
      Дирекции стало известно, что эти молодые сотрудники получают у помощника Мюллера деньги за сообщение «сенсационных научных новостей» якобы для американских газет, но в газетах эти сообщения не появлялись.
      Бекки подумала: «Просто он покупал идеи и открытия для своей фирмы».
      — Потом приехало еще двадцать сотрудников Аллена Стронга, — продолжал ученый. — Они переманили к себе из других лабораторий человек сорок. Руководители этих лабораторий заявили протест и потребовали возвращения своих сотрудников, но ничего не получилось. Мюллер официально объявил об организации филиала Института Стронга. Когда я зашел к ним, меня дальше канцелярии не пустили под предлогом сохранения научных секретов.
      — Это поразительно! — сказала Бекки, действительно пораженная всем услышанным. — А что они у себя делают?
      — Разводят вредных жучков и заражают плантации.
      — Вы сами видели?
      — Мне рассказали очевидцы. Они выследили сотрудников филиала и поймали, но офицер заставил отпустить этих людей с американскими паспортами.
      — Эти очевидцы не могли ошибиться?
      Ганс Мантри Удам остановился возле Бекки и тихо сказал:
      — У меня есть родственники-малайцы. Один работает у них в лаборатории. Мне он не соврет.
      — Но какой смысл заражать?
      Ганс Мантри Удам молча положил ладонь на акт:
      — Я думаю, это делают авантюристы, назвавшиеся филиалом Института Стронга. Надо бы их разоблачить.
      — А что, если вы сами, Ганс Мантри Удам, разоблачите этих врагов человечества на Международном конгрессе по борьбе с вредителями и болезнями растений?
      — Хорошо, — сказал ученый, — если бы можно было рассказать всему миру о диверсии против зеленых растений, о тех, кто пытается рукой голода поставить народы на колени!
      — Так вы бы помогли не только народам Индонезии, а всему миру разоблачить врагов мира! — воскликнула Бекки.
      Они еще долго говорили, и Ганс Мантри Удам утвердился в своем решении выступить против врагов мира.
      — Только не говорите пока об этом никому, — предупредила Бекки. — А теперь устройте меня в гостиницу для проезжающих, но не называйте моего имени.

9

      Бекки проснулась рано утром и увидела в окно безоблачное белое небо и огромные деревья. Свет отражался от мокрых листьев и висящих на них дождевых капель. Бекки вспомнила вчерашний разговор о филиале Института Аллена Стронга, куда никого не впускали, и вскочила с постели. Желание поскорее пойти и убедиться самой в ошибочности обвинений Ганса Мантри Удама заставило ее спешить. Она отказалась от завтрака, но вынуждена была вызвать парикмахера и маникюршу. Анна Коорен не могла поступить иначе.
      Вскоре Бекки шагала по густой и прохладной аллее бутылочных пальм в поисках человека, служащего этого Бейтензоргского сада, чтобы он мог указать направление. У служащих гостиницы Бекки не пожелала спрашивать.
      Везде на аллеях были этикетки с обозначениями названий растений. Здесь была большая коллекция пальм: королевские и кокосовые, саговые и винные, пальмы нипа, хорошо знакомые ей ротанговые и сотни других видов.
      Среди деревьев спокойно бродили желтые олени и серны с пятнами, как у пантер.
      Было какое-то удивительное спокойствие в аллее огромных кенарских орехов, увитых сверху донизу паразитическими растениями и орхидеями. Орхидеи поразили Бекки своим великолепием. Здесь были и ярко-розовые, и голубые, и багряно-красные, и черные со снежно-белыми жилками. Росли здесь и тигровые орхидеи, гиганты среди орхидей. Их коричневые и желтые цветы помещались на многочисленных прямостоящих стеблях, достигавших роста человека. И странно, вся эта идиллия еще больше взволновала Бекки, как разительный контраст к ее настроениям.
      Наконец в аллее, среди тысяч белых ароматных цветков голубиной орхидеи, она увидела, судя по одежде, служащего парка и спросила, где помещается филиал Института Аллена Стронга. Служащий объяснил. Бекки подошла к домам. Не сразу, но все же она отыскала филиал. Это, во всяком случае, не было выдумано Гансом Мантри Удамом.
      В филиале, вопреки утверждениям Ганса Мантри Удама, никто ее не остановил, когда она без стука прошла в дверь с небольшой медной дощечкой: «Индонезийский филиал Института Аллена Стронга академии Мак-Манти».
      В первой комнате, где пахло сухими травами и у стен стояли шкафы, никого не было. Она быстро прошла вторую, третью, ожидая увидеть чуть ли не комнату «синей бороды», и попала в лабораторию со множеством склянок и приборов.
      Здесь возле вытяжных шкафов, где гудели газовые горелки, стояли два молодых человека в белых халатах. Бекки попросила проводить ее к Мюллеру. Оба молодых человека переглянулись.
      — Господин Мюллер в отъезде, — сказал один из них. — Но если вы желаете написать ему о цели визита, он, возможно, назначит вам день встречи.
      «Значит, Мюллер здесь», — решила Бекки.
      — Я знала одного Эриха Мюллера. Я просто хотела узнать, не мой ли это знакомый. Нет ли здесь его фотографии? Если это не тот, встречаться незачем.
      Бекки кокетливо улыбнулась. Лаборант, восхищенно смотревший на нее, вышел с обещанием разыскать фото. Бекки подошла к оставшемуся лаборанту и спросила, что он делает. Молодой человек с готовностью принялся объяснять.
      — Герман, займитесь своим делом! — послышался резкий голос. В дверях стоял мужчина, чем-то похожий на хищную птицу. У него были высокая шея и хищный, горбатый нос.
      — Вас, мисс Анна Ван-Коорен, интересовало фото нашего шефа, господина Мюллера?
      Бекки подтвердила.
      — Прошу! — Мужчина жестом пригласил ее пройти в дверь.
      Бекки вышла за ним и очутилась в кабинете.
      — Вы, как мне известно, виделись не раз с господином Мюллером, — сказал мужчина. — Зачем вам его портрет?
      — Я не знаю, кто вы, — ответила Бекки, — но могу сказать. Конечно, никакого портрета мне не надо было. Мне был нужен сам Мюллер. И я просто выпытывала, здесь ли он, и не верила, что здесь его нет.
      — Предположим… Можно ли узнать цель вашего визита к господину Мюллеру?
      — Мне сказали, что Мюллер не настоящий Мюллер, работающий у Аллена Стронга, и этот филиал не настоящий филиал Института Стронга, а… подделка. Вот я и хотела выяснить.
      — Предположим, что так. — Мужчина подошел к столу и жестом пригласил Бекки. Он показал на кипу конвертов со штемпелем Института Стронга, адресованных филиалу, в Бейтензорг, на Яву.
      Бекки слишком хорошо знала эти конверты. Может быть, это хорошая подделка? Мужчина пристально смотрел на дочь Ван-Коорена и, видимо, ждал вразумительного ответа.
      — Вы даете неправильную информацию в американских газетах об экономическом хаосе, в частности о гибнущих плантациях. Это снижает цену акций. Или Мюллер играет на бирже? — спросила Бекки.
      Этот прямой деловой вопрос, видимо, удовлетворил мужчину. Теперь ему была понятна цель визита.
      — Тот, кто распространяет эти гнусные слухи о Мюллере, лжец! — сказал мужчина.
      — Вот об этом я и хотела узнать от самого Мюллера! — резко сказала Бекки и вышла.
      Итак, хотя Мюллер и работает здесь и это действительно филиал института отца, но здесь нет ничего секретного, вход свободен, а значит, утверждение Ганса Мантри Удама о заражении полей институтом — ошибочно.

10

      Большой белый «бьюик», с Тунгом за рулем, уже ждал Бекки перед домиком Ганса Мантри Удама. Тунг вышел из машины, поклонился Бекки и открыл дверцу машины.
      — Скоро поедем, — сказала Бекки, с видом старой знакомой кивая хозяину дома, появившемуся на пороге. — Машина в порядке, Тунг?
      — Все в порядке! — со значением ответил Тунг и улыбнулся.
      — Я знаю, что вы не завтракали, — сказал Ганс Мантри Удам, почтительно пожимая руку Бекки и пропуская ее вперед.
      Бекки остановилась в дверях и сказала:
      — Вы меня не совсем правильно информировали. Я была в филиале Института Стронга. Туда пускают свободно, по всем комнатам, и там нет никаких секретов.
      — Очень странно! — сказал ученый.
      — Очень странно! — многозначительно подчеркнула Бекки.
      Так они стояли друг против друга, испытующе глядя в глаза.
      — Вы были на горе? — наконец спросил ученый.
      — Нет, я была в парке, — ответила Бекки.
      — О, это совсем другое! — с облегчением заметил ученый. — Я имел в виду основную лабораторию.
      — Значит, вы настаиваете?
      — Конечно.
      — Я бы хотела лично убедиться, — отозвалась Бекки и вдруг предложила: Садитесь, поедем.
      — Без завтрака?
      — Завтрак подождет. — И Бекки села на заднее сиденье.
      Ученый молча поместился рядом с шофером. Они поехали.
      Бекки видела красно-бурую почву, круглые листья лотоса с розовыми цветами, темную воду реки Тиндьи, наполненную купающимися, высокие кровли малайских хижин, крытых пальмовыми листьями, и темные пятна рощ и плантаций.
      Две горные вершины уже окутались тучами. Постоянство жары и духоты изнуряло Бекки. Она вынула платок из сумочки и вытерла лицо. Ученый показывал путь.
      — Тормози! — вдруг крикнул он.
      Тунг затормозил. Ученый высунулся в окошко и что-то спросил прохожего. Малаец, недоверчиво кося глазами на Бекки, тихо ответил. Поехали дальше. Дорога тянулась среди леса, по склону горы, а потом спустилась в долину.
      — Вот, — сказал Ганс Мантри Удам и показал среди деревьев фасад нового дома.
      Дом был частью высокой белой стены, увенчанной острыми металлическими гвоздями. Бекки вышла у ворот. Вывески не было. Она попробовала открыть дверь рядом с воротами. Дверь оказалась запертой. Бекки позвонила. За круглым стеклом двери показалось лицо белого человека.
      — Это филиал Института Аллена Стронга? — спросила Бекки.
      — Ну и что? — настороженно отозвался незнакомец.
      — Да или нет? — рассердилась Бекки. — Откройте дверь!
      — Приема нет! — ответил незнакомец и дверь не открыл, как ни требовала Бекки.
      — Возмутительно!.. Я бы ничего не пожалела, чтобы хоть одним глазом заглянуть за стены, — сказала Бекки, садясь в машину.
      — Я могу еще раз попытаться доставить вам эту возможность, — осторожно ответил ученый.
      — Сторож не откроет! — сердито сказала Бекки. — Или есть другой вход?
      Ученый приказал Тунгу ехать назад и потом свернуть влево, на первую лесную дорогу. Тунг свернул. Машина с трудом двигалась по красно-бурой грязной дороге. Ученый распорядился остановить машину и пригласил Бекки следовать за собой. Они молча шли по дороге, под огромными деревьями. Если бы Бекки спросили, она бы уже могла назвать породы этих гигантов: аурингины и расамаль.
      Потом они свернули по тропинке налево, и в роще кокосовых пальм Бекки увидела малайские домики. Следуя за ученым, Бекки подошла к домику. Хозяйка радостно приветствовала ученого. Они разговаривали по-малайски.
      — Это мои родственники, — сказал Ганс Мантри Удам более официальным тоном, чем говорил обычно.
      Бекки сразу оценила мужество ученого, не постеснявшегося признаться в таком родстве перед дочерью белого магната.
      — Удивительно симпатичная хозяйка! — тотчас же отозвалась Бекки, и ученый вполне оценил ее тактичность.
      — К сожалению, моя затея неосуществима. Нет моего племянника, а без него вам не влезть по висячей лестнице на верхушку копалового дерева, откуда видно все, что делается за высокой оградой.
      Желание узнать правду об Институте Стронга было так велико у Бекки, что она решила попробовать подняться. Гансу Мантри Удаму пришлось долго уговаривать хозяйку и, видимо, в чем-то убеждать, прежде чем та на это согласилась.
      — Моя двоюродная сестра просит вас поклясться, — сказал ученый, — что никто никогда не узнает о существовании гнезда на дереве, так как она обещала сыну скрывать это.
      Бекки поклялась и тут же подумала, как мало могла значить такая клятва для Анны Коорен.
      Наконец женщина повела их к дереву. Это было очень толстое дерево, вершина которого исчезала где-то вверху, за ветками. Хозяйка потянула за тонкий шнурок, и из нижних ветвей упала лестница.
      — Лестница сплетена из ротанга и очень крепкая, — успокоил ученый, заметив нерешительность Бекки. — А бинокль вы найдете наверху, в гнезде племянника.
      Бекки взялась обеими руками за тонкие ротанговые плети и поставила правую ногу на первую ступеньку. Поднявшись метров на пять, она подпрыгнула и дернула лестницу книзу.
      — Удержит, не бойтесь! — крикнул снизу ученый.
      Только страстное желание узнать правду и честолюбивое намерение не выказать страха заставили Бекки карабкаться по узкой лестнице из ротанга все выше и выше, но наконец ветки скрыли от нее пугающую глубину. Над головой послышались свист и ворчанье, и стая летучих собак, висевших вдоль веток вниз головами, вдруг зашевелилась, закричала, как маленькие обезьяны. Они мгновенно пробрались сквозь листву вверх.
      Бекки испуганно замерла, ожидая нападения собак, но они исчезли. Девушка смахнула ладонью капли пота с лица и снова полезла выше. Почти у самой вершины она увидела «гнездо». Оно было сложено из бамбуковых жердей, привязанных ротангом к веткам. Над ним был устроен навес от дождя из пальмовых листьев. Бекки задыхалась больше от страха, вызванного высотой, чем от произведенных усилий. Она влезла в «гнездо», села на циновку и, откинув руки назад, уперлась в подушки. Так и сидела она, пока не отдышалась. Отдохнув, она влезла поглубже, стала на колени и осмотрелась.
      Через просветы в ветвях с одной стороны просматривалась шоссейная дорога, с другой стороны, в роще кокосовых пальм, выглядывали хижины. Вокруг них тянулись рисовые поля, грушевые и ананасовые сады. Их обрамляла сине-зеленая кайма высоких деревьев. Бекки повернулась и с другой стороны увидела дорогу, двигавшиеся грузовики с солдатами и минометами. Еще увидела Бекки вершины вулканов и наконец двор по ту сторону высокой бетонной стены с колючей проволокой наверху. В глубине двора виднелись застекленные оранжереи, участки, загороженные со всех сторон и покрытые сверху густой проволочной сеткой; там же зеленели открытые плантации различных культур. Некоторые деревья были под стеклянными колпаками.
      За оградой, на дорожках и возле оранжерей, Бекки увидела людей. Один из них был очень похож на Мюллера. Но ведь Бекки могла ошибиться. Где же бинокль, о котором говорил Ганс Мантри Удам?
      Бекки отбросила подушку — пусто; откинула возвышающиеся горкой свернутые одеяла; под ними оказалась шкатулка. Не раздумывая о том, вежливо ли это, Бекки торопливо откинула крышку и увидела бинокль, высовывающийся из-под книги. Бекки подняла книгу. Это был номер советского журнала «Новое время» на английском языке. В нем была статья о положении в Индонезии. Так вот чем интересовался молодой малаец!