1

      Утром, за сутки перед докладом, будильник разбудил Аллена Стронга ровно в шесть утра. Будильник трещал громко и резко. Аллен Стронг протянул руку, повернул рычажок, и ненавистный, назойливый звон прекратился.
      Аллен с трудом открыл глаза. Хотелось спать. Не так просто менять в старости режим дня и вместо привычных 7 часов 15 минут вставать в 6 часов.
      В открытое окно доносились чириканье воробьев и гудки автомобилей. Перекликались грузчики. На стенах прыгали солнечные зайчики. Аллен Стронг чувствовал себя отвратительно.
      — Осторожно, осторожно, не кантовать! — доносились голоса грузчиков.
      «А-а, это опять привезли ящики с живыми насекомыми! — И Стронг почувствовал прилив энергии от охватившего его гнева. — Как смел Трумс вчера так разговаривать! Его проект инсектария не рассчитан на большое количество. Воображаю, что там наделал Лифкен, втискивая этих насекомых в крошечные помещения».
      О, эти вредные насекомые! Вся жизнь Аллена Стронга была посвящена борьбе с ними. И в этой борьбе были такие эпизоды, которые Стронг не мог забыть никогда, да и сейчас помнил все детали некоторых событий…
      С особой ясностью Стронг вспомнил, как, будучи еще ассистентом, он обнаружил на фермерских картофельных полях близ института новую разновидность колорадского жука. Он сообщил об этом сопровождавшему его фермеру и попытался успокоить последнего, обещав немедленно уведомить власти для принятия срочных мер. Велико же было удивление молодого энтомолога, когда фермер настойчиво попросил его не делать этого.
      — Вот когда сдадим зерно на элеватор, тогда, мистер Стронг, можно сообщить. Иначе все наши фермы продадут с аукциона. Вы понимаете, — говорил фермер, — железнодорожной компании понадобилось проложить через наши поля ветку. Они предложили смехотворную сумму за землю. Мы отказались продавать. В прошлом году мою пшеницу, расценивавшуюся по группе A, отнесли к группе C и D. И еще случилось, что банк, который нам давал заем под стоимость земли, скота и построек, отказал нам всем в дальнейшем кредите. Мы остались без денег, и, если не выплатим заем банку, то наши фермы продадут с аукциона. Единственная надежда на этот урожай. Жука вы нашли на картофельном поле, но стоит железнодорожной компании узнать об этом, они воспользуются и добьются, чтобы весь урожай пшеницы сожгли, хотя колорадский жук и не ест пшеницу. Нас продадут с молотка, разорят. Уж мы не поскупимся заплатить вам, мистер Стронг.
      Аллена возмутило предложение взятки.
      — Вы клевещете на железнодорожную компанию, — сказал он. — Они не звери. Власти штата за свой счет помогут вам уничтожить только вредителей на картофельном поле, а урожай пшеницы оставят. Ради науки и благополучия других фермеров я не могу молчать. Я помогу вам, чтобы это не коснулось пшеницы.
      И он опубликовал свое научное открытие.
      Через семь дней к нему приехали десять фермеров, загорелых, худощавых, немолодых мужчин. Они с ненавистью смотрели на Аллена и просили только об одном: пусть он напишет им справку, что он нашел жуков только на одном картофельном поле.
      — Ведь это же факт, — твердили они. — Иначе нам крышка!
      Стронг честно написал справку об этом и приписал, что колорадские жуки не угрожают пшенице.
      Через день его вызвал к себе декан и запретил вмешиваться в политику железнодорожной и элеваторной компаний в борьбе с фермерами. Он потребовал, чтобы Стронг взял у фермеров обратно свою справку или опроверг ее заявлением такого рода: «Я не уверен, что в почве пшеничных полей нет личинок нового вида колорадского жука».
      Аллен Стронг гордо заявил, что политика железнодорожной компании его не интересует, а то, что колорадские жуки не вредят пшенице, это научный факт. Подделывать науку он не может и не будет.
      Но декан настаивал, чтобы Аллен Стронг написал о необходимости сжечь пшеничные поля, рекомендовав это как единственную решительную меру борьбы с колорадским жуком. Аллен Стронг отказался.
      На следующий день декан прислал Стронгу письмо, в котором писал, что произошло недоразумение, о котором он просит забыть. В письме были два билета на пароход для поездки в Париж. Декан писал, что считает своим долгом предоставить молодоженам отпуск.
      Стронга удивила такая любезность декана, но Дебора, молодая жена Аллена, уговорила его ехать.
      Самое ужасное случилось в Париже. Дебора была одной из семи дочерей владельца коттеджа, в котором жил Аллен, и притом самой решительной. Незадолго перед поездкой она женила его на себе и требовала выполнения всех своих капризов. Она заставляла Аллена вместо посещения музеев часами гулять с ней под руку по парижским бульварам, и Аллен чувствовал себя очень неловко. Был 1918 год.
      — Смотри, какая шляпка! Ты купишь мне такую? — шептала Дебора и незаметно щипала рассеянного мужа за руку, чтобы обратить его внимание.
      Вдруг Аллен Стронг отскочил в сторону и побежал. Все оборачивались и смотрели на него, как на сумасшедшего. Дебора крикнула ему, чтобы он вернулся, но он умчался. Она долго стояла на бульваре, чуть не плача от стыда и обиды. Но Аллен не вернулся. Дебора пошла домой одна.
      К обеду его не было. Наступил вечер. Дебора сердилась и плакала. У них были взяты билеты в театр «Варьете». До начала оставался час, а мужа не было. Для Деборы вся ночь прошла в слезах и телефонных звонках.
      На следующий день, когда она стала искать его через полицию, Аллен явился сияющий и довольный. Костюм его был в ужасном виде.
      — Я был в порту, в Бордо, и сделал блестящее открытие! Ты подумай, во Франции появился колорадский жук! Это научная сенсация! И я проследил, откуда он летел. Как ни странно, колорадские жуки прибыли с зерном и другими продуктами на пароходах из Америки. Ты подумай, колорадские жуки с зерном! Это сенсация!
      — Ты сумасшедший, ты убьешь меня! Как ты мог!..
      — Но пойми!..
      — Не хочу понимать!
      После интервью Аллена, помещенного в газетах, была получена телеграмма из Америки. Его срочно вызывали. Аллен был удивлен. Дебора настояла на немедленном возвращении.
      Уже через два часа по прибытии Аллена Стронга президент Института Карнеджи, не стесняясь в выражениях, обозвал Аллена «щенком», «разрушительным критиком» и «вольнодумцем». Он потребовал, чтобы Стронг тотчас же написал, что никаких колорадских жуков в американском зерне на пароходах он не обнаружил, — якобы он написал об этом, получив деньги от враждебных конкурирующих зерновых фирм.
      — Это же научный факт! — доказывал Стронг. — Я могу присягнуть в том, что колорадский жук попал в Европу на американских пароходах с зерном.
      — Понимаете ли вы, молодой осел, что попечитель нашего колледжа вице-президент элеваторной компании, которая торгует этим зерном? Он владеет банком, где сосредоточены все капиталы штата. Он президент трех железнодорожных компаний, директор двадцати компаний и рудных обществ и тридцати трестов. У него локомотивный завод. Да что толковать, приходите вечером на совет.
      На заседании совета, где заседало восемь банкиров, девять юристов, епископ и врач, Аллен Стронг получил такую трепку, которую запомнил на всю жизнь.
      Его не пригласили сесть. Он стоял перед ними, как школьник на экзамене. Уже после первого вопроса он понял, что стоит, как подсудимый.
      Первый вопрос задал президент: не является ли Стронг социалистом?
      Стронг уже тогда жил замкнуто, среди микроскопов и книг, и на этот вопрос ответил, что беспартийный по убеждению, ибо чистая наука аполитична.
      Тогда посыпались вопросы: верит ли он в бога? В какую церковь ходит и как часто? Верит ли в возможность уничтожения капиталистической системы? Задали даже такой малопонятный Стронгу вопрос: стоит ли он за профсоюзы или «за гармонию интересов» капиталистов и рабочих в виде промышленных объединений?
      Стронг ответил, что стоит за науку ради науки.
      Почему же тогда он не берет пример со своих ученых коллег?
      Аллен растерялся, но все же имел мужество сказать, что не намерен брать пример со спекулянтов от науки. Что же касается политики, то он стоит вне партий.
      Президент, человек небольшого роста, с маленькими карими глазками, которые были устремлены на Аллена с такой настойчивостью, будто он хотел пронзить его насквозь, пришел в ярость и сказал:
      — Чего доброго, вы излагаете молодым восприимчивым юношам эти свои антиамериканские идеи! Зачем заполнять умы непродуктивной умственной трухой, в которой заложены семена недовольства и беспокойства? Результатом этого может быть только полная неудача в духовной и материальной жизни. Это вам надо тоже помнить, Стронг. Институту и колледжу при нем нужны деньги. Мы живем на пожертвования. Сейчас все колледжи и институты охотятся за деньгами. Из-за вас мы можем потерять щедрого попечителя. Ваша горячность нам не нравится. Вы напишете опровержение!
      — Нет, — сказал Стронг.
      — Подождите в соседней комнате нашего решения.
      Аллен вышел, сел и услышал громкие голоса. Чего только не говорили:
      — Выгнать вон!
      — У него не американский образ мыслей!
      — Он слишком много знает и навредит!
      — Дешевле держать его у себя!
      — Заткнуть рот!
      — Мне не нравятся его идеи, — послышался чей-то голос. — У него одни убеждения с моим поваром.
      — Он не стопроцентный американец!
      — Сейчас времена трудные, надо быть осторожными.
      Наконец Аллена позвали и категорически потребовали письменного опровержения.
      — Не могу, — сказал Аллен.
      — Не думаете ли вы, Стронг, — спросил его президент, — что элеваторная компания специально заслала колорадского жука во Францию, чтобы уничтожить посевы картофеля и вызвать спрос на зерно?
      Стронг этого не думал, но написать опровержение отказался, опасаясь попасть «в политику».
      — Вспомните, что ваша жена должна скоро родить, а вы будете безработным.
      Аллен вытер пот на лице и попросил двадцать четыре часа на размышление.
      Методы воздействия жены на Аллена Стронга не поддаются описанию.
      — Я не пойду просить извинения, я ни к кому не пойду, я задыхаюсь! заявил тогда Стронг. — Я не могу изменить науке. Ведь то, что я открыл, — это факт! Ты пойми: факт! Колорадский жук — страшная зараза. Я тебе говорил, как он быстро распространяется. Ты что, хочешь убить человечество?
      — Мне наплевать на человечество! Ты отец, у тебя будет ребенок. Неужели ты убьешь своего ребенка из-за какого-то человечества? Ты чудовище!
      — Прав был дядя Вильям Гильбур, — сказал тогда Стронг. — Он бросил профессуру в колледже штата и занялся фермерством. Он сказал мне, что общество коров и лошадей приятнее общества университетских светил. Но я не могу изменить науке, я не могу!
      — Ну, так я могу! — крикнула Дебора. — Я сама пойду к попечителю.
      Потом он узнал, что она написала заявление от его имени.
      То были ужасные сутки для Аллена. Все последующие дни он сидел в своей лаборатории, терпеливо работал и молча переносил наглые уколы, которые недостойные, но высоко мнящие о себе люди любят наносить тем, кто имеет настоящие заслуги.
      Стронг, несмотря на молодость, уже был известен за границей своими работами. Стронга нельзя было просто так вышвырнуть, не наделав шума, особенно после его сообщения о колорадском жуке во Франции. Тем более, как враг, он мог наделать много неприятностей «Акционерному обществу элеваторов». Его оставили и сделали доцентом, но слова попечителя стали известны Аллену: «Он не того калибра человек, который нам нужен для профессора».
      Первенец Стронгов умер от дифтерита, но Дебора обвиняла в его смерти Аллена, обвиняла в невнимании к семейным делам.
      Самолюбие Стронга страдало. Мысль создать «свою школу», что утверждало бы систему его научных взглядов, не давала ему покоя. Вот почему он так много времени потратил на то, чтобы сделать из своего ученика Арнольда Лифкена, сына тюремного надзирателя, настоящего ученого, который мог бы ему помогать. В последние годы он также много времени тратил на подготовку своего молодого ассистента Джека Райта и так разочаровался в нем.
      После случившегося Аллену много раз отказывали в его просьбе участвовать в обследовании районов распространения сельскохозяйственных вредителей в соседних штатах. Зато сразу разрешили ехать с экспедицией в Мексику, где в то время было восстание. Этой поездке он был обязан заочному знакомству с известным профессором Джонсоном, работавшим в той же области.
      Затем Стронга командировали в Южную Америку. В то время там была вспышка холеры.
      Когда же Аллену Стронгу разрешили участвовать в Северо-Африканской экспедиции для изучения истории распространения вредителей по археологическим данным, то даже не слишком догадливая жена сказала ему:
      — Они надеются, что тебя укусит скорпион или ты умрешь в пустыне от жажды!
      — Нет, просто они начинают ценить меня, — был ответ Стронга, довольного предстоящей интересной работой.
      Даже доброжелатели говорили о Стронге: «Вот идет наш носорог». А носорог, как известно, плохо видит, что перед ним делается, и бросается на врага только по прямой линии.
      В Африке и случилось то, что в газетах того времени промелькнуло, как «Эффект Аллена Стронга», но о чем ни он, ни его ассистент потом не захотели дать никаких объяснений.
      И все же признание пришло. Он потрудился не напрасно. Что было, то было, а сейчас он не может себе позволить и секунды бездействия.
      Целый месяц Стронг слушал доклады прибывающих экспедиций, пересматривал составленные карты, принимал гербарии и насекомых. Впрочем, последнее делал Бауэр. Он оставлял по нескольку экземпляров для коллекции, и то из числа погибших, а всех живых уносил с собой.
      Лифкен, не жалея сил и времени, помогал профессору, и Стронг был доволен, что он оценил его всепрощение.
      Стронг вскочил, оделся, умылся, но завтракать не стал.
      Ученый пересек парк, вышел к саду, где по его плану должен был строиться инсектарий, и в недоумении остановился перед длинной стеной пятиметровой вышины. За стеной на высоком шпиле высился круглый шар, переливавшийся всеми цветами радуги. Это был большой стеклянный шар, видимый издалека. Профессор вспомнил, что этот шар появился на второй день после его приезда в институт. Стена уходила в сад за овраг и высилась по ту сторону его. На стене монтеры укрепляли проволоку.
      — Что вы делаете? — спросил он рабочих.
      — А тебе какое дело! — ответил один.
      — В проводах ток высокого напряжения. Полезешь — убьет, — заметил второй.
      — А не знаете, где инсектарий? — спросил ученый. — Это такие небольшие домики, в них разводят и испытывают насекомых.
      Рабочие ничего не знали. Аллен Стронг спросил, где телефон, и позвонил Трумсу.
      — Вы не в курсе дела, — ответил Трумс сонным голосом. — Инсектарий за этой стеной.
      Стронг пошел вдоль стены налево и вскоре достиг ворот. Они были обиты железом и наглухо закрыты. Рядом была дверь. В эту дверь и вошел профессор. Немедленно появился сторож и посоветовал Стронгу выкатиться, да побыстрее.
      Ученый возмутился, заявил, что хозяин здесь он, и потребовал вызвать Лифкена. На шум вышел грузный лысый мужчина и отрекомендовался Отто Бауэром, заместителем Лифкена.
      — Что это за тюремные порядки! — горячился Стронг. — Надо изменить все немедленно!
      — Все останется, как есть. Хорошо еще, что сторож не сделал вас инвалидом. Пойдемте!
      — Позвольте узнать, кто — я или вы — здесь начальник? — гневно спросил Стронг.
      — Сейчас здесь командую я! — грубо ответил Отто Бауэр и пошел внутрь помещения.
      Стронг шел за ним, удивленный этим странным обращением с собой.
      Однако то, что он увидел дальше, было еще более удивительно. В огромном четырехугольнике, обнесенном высокой стеной, был воздвигнут целый городок. Над трехэтажным домом высился шпиль с тем же радужным стеклянным шаром на верхушке. Вдоль стен тянулись на сотни метров огромные, как ангары, оранжереи, занимая обширную площадь.
      — Что вы тут настроили? Зачем столько оранжерей? — воскликнул Стронг. Достаточно было одной.
      Бауэр смерил его презрительным взглядом и что-то пробормотал о «шляющихся бездельниках». Они прошли по всему участку. Беглый осмотр занял три часа. В оранжереях росли пшеница, кукуруза, виноград, лимоны, картофель и многие другие культуры. Впрочем, вряд ли можно было назвать растениями их жалкие остатки, пожираемые армией вредных насекомых и болезнями!
      Стронг все время возмущался и твердил о ненужных расходах.
      — План строительства дал президент академии, — процедил сквозь зубы Отто Бауэр.
      За оврагом оказался еще один двор, скрытый за высоким забором. Там виднелись какие-то строения. Бауэр не провел туда Стронга, а только показал этот двор издали. Стронг, подавленный обилием впечатлений, забыл спросить о его назначении.
      Наконец пришел Лифкен. Бауэр ушел. Стронг пожаловался на грубость Бауэра и упрекал за расходование средств на ненужные постройки. Лифкен извинялся. Он согласился, что привезенный из Германии в числе тысячи других специалистов этот немец действительно резок и груб, но что Бауэр, как и Мюллер, весьма знающий свое дело специалист. Кроме того — что самое важное, — специалистов, импортированных из Германии, как прощенных фашистов, приказано опекать, чтобы они могли на деле доказать любовь к Америке.
      — Кроме того, — тут уже Лифкен говорил без улыбки, — президент академии настаивал на больших масштабах постройки. Он сказал, что вы трудитесь над предстоящим докладом и вас не надо беспокоить.
      Аллен Стронг тогда же посетил президента. Тот принял ученого очень предупредительно.
      — Вы прекрасно справились с организацией института и экспедиций. Я просмотрел кое-какие отчеты и прямо скажу: доволен. Но не растрачивайте ваших драгоценных сил на инсектарий, пусть этим занимается Лифкен. Ведь вам предстоит завтра сделать важный доклад.

2

      Ночь перед докладом Аллен Стронг почти не спал. Много лет он работал над этой темой. Работы экспедиций только подтвердили его выводы. Ему никогда не приходилось выступать перед большим собранием мировых ученых, и мысль о завтрашнем докладе волновала его. Ибо то, что он намеревался сообщить о преднамеренном распространении и размножении вредителей, должно было потрясти весь мир.
      С раннего утра Стронг прибыл в конференц-зал института. Он вызвал Лифкена и внес некоторые изменения в расстановку карт, диаграмм, гербариев, фотографий, а также коллекций фруктовых мух, клопов, жуков, червей, многочисленных рас микробов. К девяти часам все было готово. Киноленты, заснятые экспедициями, были еще раньше отправлены киномеханику, иллюстрации для эпидиоскопа — тоже.
      — Я иду к себе в кабинет. Ровно в десять, как было условлено, я приду, чтобы начать доклад!
      Стронг еще раз перечитал доклад. Без пяти минут десять ему сообщили, что его ждут. Аллен Стронг вышел из кабинета, на мгновение остановился перед дверью, ведущей на трибуну, откашлялся, провел рукой по волосам и вошел.
      Прямо перед собой он увидел длинные ряды пустых стульев. В конференц-зале не было никого, если не считать президента академии, Сэмюэля Пирсона, а рядом с ним, возле больших фотографий, еще трех незнакомых людей.
      Один из них, смуглый пожилой мужчина с очень пристальным взглядом темных навыкате глаз, сидел, развалившись в кресле, и был занят тем, что выписывал табачным дымом цифры в воздухе. Второй, худенький старичок с бледным лицом и мышиными глазками, полулежал в кресле. Третий, полный мужчина небольшого роста, сидел прямо и, как показалось Стронгу, с испугом смотрел на него.
      — Доклад отменили? — растерянно спросил Стронг.
      — Наоборот, мы вас ждем, — сказал президент академии.
      — Я не вижу ученых, аудитория пуста.
      — Вас будет слушать сам мистер Мак-Манти, — президент показал на старичка в кресле, — мистер Сэмюэль Пирсон, мистер Меллон, — президент кивнул на толстяка, — и мистер Луи Дрэйк — король сельского хозяйства. Они хотят предварительно, прежде чем ознакомить с вашим докладом ученых, прослушать его сами.
      — Я думал… — начал было Аллен и замолчал.
      Ему было не по себе. Пустой зал был все-таки пустым залом, а не собранием ученых мужей, пришедших оценить его многолетние труды.
      — Я слушаю, — недовольным тоном сказал МакМанти.
      — Профессор, валите с кафедры сюда к нам, грешным, так будет удобнее, предложил Пирсон. — Чтобы наша встреча была плодотворной, я буду задавать вопросы, а вы отвечайте и показывайте.
      — Позвольте, материал подобран для демонстрации в определенном порядке, — запротестовал Стронг. — Он иллюстрирует в строгой последовательности мои теоретические положения, которые я разрабатывал многие годы и теперь намерен защищать.
      — Мы пришли сюда не с целью опровергать ваши теории и вести пустые споры. Мы люди дела, — нахмурился Пирсон. — Дрэйк, командуйте!
      — Но я не приготовился к такой беседе, — возразил Стронг. — Поймите, иллюстрационный материал в известной системе…
      — Профессор Стронг, — перебил его президент несколько раздраженно, — вы можете ответить исчерпывающим образом на любой вопрос по специальности! А показ иллюстраций — не проблема.
      Президент позвонил и приказал вбежавшему служителю вызвать ассистентов.
      Вошла группа ассистентов. Впереди, стараясь быть на виду, спешил, чуть не бежал Арнольд Лифкен.
      — Достаточно одного. Оставайтесь… ну, хотя бы вы, — сказал президент Лифкену. — Остальные свободны.
      Ассистенты ушли.
      — В газетах много пишут о хлопке. Начнем с хлопка, — предложил Луи Дрэйк. — А потом послушаем о самых страшных вредителях — где они обитают и что и сколько уничтожают.
      Аллен Стронг огляделся. Большой пустой зал и шесть пар глаз, устремленных на него с любопытством и нетерпением, все же не были ансамблем ученых. Протестовать? Отказаться? А может быть, это только генеральная репетиция, проба его сил? Что ж, надо их убедить. Пусть ему даже придется начать с того, что должно было служить не более чем иллюстрацией к его докладу.
      Стронг приказал Лифкену принести два застекленных ящика. Он показал на пораженные коробочки хлопка, на небольшую бабочку и засушенных червей розового цвета.
      — Это розовый червь — хлопковая моль, — начал Стронг. — В Индии пропадает четверть урожая хлопка, на пять миллиардов фунтов стерлингов. Оттуда розовый червь попал в Египет, где из-за него не добирают тридцать-сорок процентов урожая. Там совсем отказались от третьего и четвертого сбора урожая, получаемого в один год. На Гавайских островах розовый червь так распространился, что совершенно искоренил культуру хлопка на этих островах. В Америку червь тоже проник. Мы установили пути. Из Египта он был завезен в Мексику и Вест-Индию. А из Вест-Индии ветром занесло бабочек хлопковой моли в восточные штаты.
      — Чисто работает червяк! — отозвался Дрэйк.
      — А в Советском Союзе? — заинтересованно спросил Пирсон.
      — Там розового червя нет.
      — Черт знает что такое! — возмутился Дрэйк. — Ведь ветры и там дуют!
      — Карантин, служба карантина. Осматривают все ввозимое через границу и даже контролируют перевозки внутри страны. Не пропускают из-за границы ни одного зараженного растения, ни одного зараженного зерна. Ни комка земли, ни плода — ничего, что могло бы занести заразу или вредителей на поля, ответил Стронг. — Розовый червь плодится на хлопчатнике и на других растениях того же семейства мальвовых. Это не японский жук — тот всеядный. Японский жук поражает двести видов растений. Вы видели погибшие сады вокруг Вашингтона? — спросил Стронг.
      — Как же, — ответил Пирсон, — вишни производят отвратительное впечатление: голые, сухие стволы.
      — В середине тридцатых годов, — сказал Стронг, — японцы подарили президенту во время его поездки в Японию букет ирисов. В нем были японские жуки. Кроме того, японцы подарили саженцы махровой вишни, зараженные вишневой мухой.
      — Чистая работа! — опять воскликнул Дрэйк.
      Пирсон сделал Дрэйку предостерегающий жест и спросил:
      — Объясните, почему вредители, не очень опасные для одних стран, превращаются в других странах в страшных врагов? Как этого достичь… то есть как это получается?
      Аллен Стронг не мог понять, что, собственно, так восхищает «короля» сельского хозяйства, и повторил:
      — Японский жук — страшная опасность. Он может у нас так же неограниченно развиваться, как размножились колорадский жук и филлоксера в других странах или чертополох в Ла-Плате. Дело в том, — продолжал Стронг, отвечая на вопрос Пирсона, — что в местах первоначального совместного обитания растения выработали яды против вредителей. Это было приспособление растений к среде под влиянием внешних условий. Возьмите далматскую ромашку. В ее цветах есть яд, убивающий насекомых, в том числе блох, клопов. Советские ученые хотят вывести такие сорта пшеницы, кукурузы и других культур, которые бы оказались устойчивы против заболеваний, вредителей и, как я слышал, имели бы качества типа далматской ромашки… Американские сорта винограда выработали иммунитет против живущего в Америке вредителя филлоксеры и не гибнут от нее. Филлоксеры не было в Европе, и европейские сорта винограда, так сказать, «не привыкли к ней». Поэтому, когда из Америки завезли в Европу филлоксеру, она уничтожила много виноградников. Метод борьбы с ней даже теперь — это уничтожать, сжигать целиком зараженные виноградник и виноградные корни вместе с филлоксерой.
      — Здорово! — опять воскликнул Дрэйк. — Кто же решил заразить европейские виноградники? Как филлоксера попала в Европу?
      — А как попала в Европу кровяная тля, фитофтора картофеля, такие сорняки, как повилика, и другие? Путей много. Амбарный долгоносик, например, был развезен по всем материкам и островам земного шара. Наша египетская экспедиция нашла его в гробницах фараонов, в сосудах с зерном пшеницы. Значит, его завезли сами люди. Вредителей разносит также ветер. Они попадают с землей на лапках птиц, вместе с продуктами на пароходах, на поездах, вместе с зеленью и плодами.
      Аллен Стронг рассказывал, а Дрэйк и Сэм Пирсон задавали все новые и новые вопросы, поражавшие Стронга отсутствием у них элементарной грамотности.
      «Поразительно, — удивлялся Стронг, — и этот полуграмотный дикарь в смокинге — король сельского хозяйства! Такое лицо должно было бы обладать универсальными знаниями, быть сверхакадемиком!»
      Стронг устал, но слушатели не отпускали его.
      — Сейчас вы увидите кое-что собственными глазами, — пообещал Стронг.
      Он нажал кнопку, шторы опустились, и на экране показались заросли. Туда вошел человек. Заросли закрывали его до плеч. Кадр сменился. Самолет понесся над землей и поднялся вверх. Под ним виднелись заросли. Видимость увеличилась, но до самого горизонта темнели те же заросли.
      — Чертополох, — пояснил Стронг. — Обыкновенный европейский чертополох. Совсем не страшный в Европе сорняк был завезен в Южную Америку, и огромные плодородные равнины Ла-Платы покрылись зарослями чертополоха.
      — А кто завез? — поинтересовался Дрэйк.