— Армию безработных? — быстро спросил агент. — Где вы видели такую армию? Может быть, вы хотели сказать: толпу неполноценных, э?
— Об «армии безработных» говорят только красные агитаторы, это их слова, — заметил второй.
— Позвоните на завод. Меня проверяли. — И крановщик зевнул с деланной усталостью.
— Хотели узнать, что в ящиках, э? — допытывался первый.
— Мне это ни к чему, — коротко ответил крановщик. — Все газеты пишут, что по плану Маршалла и по Атлантическому пакту мы должны послать оружие в Европу для защиты от коммунистической опасности.
— Ага, интересуетесь политикой? — ехидно спросил второй.
— Об этом радио твердит день и ночь, — отпарировал крановщик.
Оба агента пошептались.
— Нам нужны отпечатки ваших пальцев, — сказал первый агент.
— А с ног не надо? — насмешливо спросил крановщик, и вытянул вперед обе руки с растопыренными пальцами.
Он понял, что дело проиграно, но иначе ему не уйти. А на проверку отпечатков необходимо время. Агент снял отпечатки.
— Когда можно приступить к работе? — весело спросил крановщик у дежурного диспетчера, вытирая платком концы пальцев, ставшие липкими.
Дежурный вопросительно посмотрел на агентов.
— Сейчас же! — решительно потребовал первый.
«Хотят задержать меня работой», — понял их маневр крановщик.
— Очень хорошо! — ответил он и как мог спокойнее вышел из комнаты.
На полпути к крану, возле мужской уборной, его встретил пожилой мужчина в такой же синей рабочей спецовке.
— Франк, спички есть? — называя его настоящее имя, обратился к Ральфу Томпсону мужчина, вынимая сигарету.
— Сняли отпечатки пальцев! Теперь все, — прошептал, вынимая спички, крановщик. — Пожалуй, один час еще дадут поработать, а когда обнаружат, что я не Ральф Томпсон, а Франк Норман, то выгонят, да еще при расчете удержат деньги за разбитый ящик. Они бы мне подтасовали судебное дело за порчу имущества, да побоятся гласности. Неспроста они посылают автоматы под маркой сельскохозяйственных машин! А ведь они боятся нас, старина!
Франк закурил сигарету и несколько раз затянулся.
— Ты имеешь в виду забастовку докеров, которая готовится в нашем порту? — тихо спросил рабочий.
— Забастовка будет! — уверенно заявил Франк. — Продукты и квартиры дорожают, налоги растут, а плата за работу уменьшается. Сам знаешь!
Его жесты были резкими, взгляд — стремительным и полным энергии. Вся его крепкая фигура производила впечатление собранной силы.
— Ну, я пошел. Друзьям привет!
— Ты куда? — спросил рабочий.
Франк шутливо показал пальцем сначала на небо, потам вправо и влево. Затем серьезно сказал:
— Поеду в Ветерансвилль, к другу, искать работу.
— Ты бы мог сесть в порожняк, что стоит на пятом пути у семнадцатого пакгауза. Попросись к старине Марку на паровоз.
Тщедушный пожилой машинист, с рыжими свисающими усами и такими же нависшими бровями, выслушал просьбу Франка без всякого энтузиазма. Он молча сунул ему в руки вторую лопату и жестом показал, чтобы Франк помогал кочегару.
Паровоз двинулся, но у ограды порта замедлил ход, чтобы агенты, осматривающие вагоны, могли соскочить. Машинист, шевеля усами, сердито сообщил Франку о том, что всемирная война разразится через два дня.
Кочегар, рослый негр, весело осклабился и шепнул Франку, что машинист уже раз сорок предсказывал «совершенно точно» начало войны и это очередное предсказание. Старик услышал слова кочегара и начал яростно доказывать свою правоту, ссылаясь на сообщения радио и газет.
— Войны не будет! Советский Союз и страны народной демократии не хотят войны! — уверенно сказал Франк.
Машинист опять стал спорить.
— Что ты так споришь? — спросил Франк.
— Боюсь! Семья! — сознался машинист. — И молю бога, чтобы войны не было, но ведь это от простых людей не зависит…
Тогда Франк рассказал о резолюции докеров французского порта Ла-Паллис… В своей резолюции докеры заявили всем, кто применяет по отношению к ним жестокие методы шантажа и угрозы голодом и спекулирует на их ужасной нищете, что они, полные решимости бороться, верные борьбе, которую они ведут на протяжении месяцев, не будут грузить военный материал, предназначенный для продолжения грязной войны в Индокитае, и разгружать американские военные материалы.
— От нас, таких же простых людей, которых сотни миллионов, зависит не допустить войны, — сказал Франк.
Наконец паровоз вторично замедлил ход, и Франк очутился на далекой окраине, у городской свалки, а поезд умчался, оставляя в воздухе рваные клубы дыма. Франк пошел через свалку к шоссе.
Вокруг грузовика, с которого выгружали мусор и другие отбросы, собралось около тридцати пяти мужчин, женщин и детей. Как только грузовик отъехал, все они стали раскапывать мусор палками, а некоторые даже руками, хватая остатки пищи и овощей.
Этим же занимались оборванные худые люди возле недавно сброшенных куч. «Вот он, хваленый образ жизни! — с гневом подумал Франк. — Нет, уж лучше умереть в борьбе за настоящую жизнь, чем влачить это нищенское существование. Вот она, американская демократия, запрещающая одинаково бедняку и миллионеру ночевать под мостом, но не обеспечивающая бедняка работой!» Франк с горечью подумал о своей тяжелой жизни в годы после возвращения с войны. Каково сейчас его жене с дочкой ютиться у тестя, ферма которого скоро должна подвергнуться принудительной продаже с молотка.
3
Франк вышел на обочину шоссе и, заметив машину, идущую в сторону города, поднял большой палец вверх. Но одна за другой мимо него пронеслись семь машин. Франк оглянулся и заметил невдалеке на обочине дороги старый «форд». Владелец стоял рядом и тоже держал палец вверх. Франк направился к нему в надежде починить мотор, если он сломан, и за это проехать в город. Мужчина-хозяин, услышав предложение Франка, невесело засмеялся и объяснил, что машина в исправности, но нет бензина, а в кармане нет денег. Вот он и хочет выпросить бензин на дорогу.
«Нищий на автомобиле», — определил Франк, но наружность молодого смуглого человека не очень походила под это определение. Зато старинная модель «форда», извлеченная с какого-нибудь автомобильного кладбища, была типичным образчиком обиталища для бездомного нищего. Массы их, как когда-то таборы кочевых цыган в Европе, сейчас двигались по всем дорогам Америки в поисках работы и куска хлеба.
Франк стал рядом с владельцем машины и тоже поднял руку. Серая полугоночная машина, заскрипев тормозами, остановилась на всем ходу.
— Авария? — спросил молодой человек за рулем.
— Пожертвуйте хоть литр бензина безработному, — попросил хозяин машины.
— Или продайте пять литров, — поправил его Франк.
— Джим, надо помочь им, — сказала сидящая в машине девушка, тряхнув черными кудрями. Ее пытливые глаза с любопытством остановились на фигуре Франка.
— Конечно, Бекки, поможем. У нас в бидоне осталось литров пять. Молодой человек вылез и открыл багажник.
— Подвезти? — вдруг спросила Бекки, не сводя глаз с Франка.
— Пожалуйста! — с радостью ответил тот, желая поскорее добраться в Ветерансвилль.
— Далеко?
— Нет… километров девять.
— А то можем хоть через всю Америку. Если у вас есть что рассказать, я с удовольствием послушаю.
— Что интересного может быть у человека, направляющегося в «мешок блох»! — сказал Франк.
— А это что такое?
— Так называется Скид-Роу, или ночлежные ряды.
— Вы безработный?
— Да… Меня зовут Франк.
Джим сел за руль, Франк поместился на заднем сиденье, и они поехали.
— А какая у вас специальность? — не унималась Бекки.
— Шофер, дрессировщик, пилот, авиамеханик.
— И вы без работы?
— Бывает, — уклончиво ответил Франк.
Но девушка была неугомонна, Франк едва успевал отвечать на ее вопросы.
— Стоп! — крикнул он при виде невзрачных бараков, стоявших вдали от шоссе.
— Это и есть Скид-Роу? — спросила девушка, всматриваясь в здания.
— Почти то же самое, — ответил Франк, вылезая из машины. — Это Ветерансвилль — так называют поселки, построенные для бывших ветеранов войны.
— Значит, вы бывший военный?
— И это было, — ответил Франк. — Спасибо вам, мисс… мисс…
— Бекки Стронг! — подсказал молодой человек.
— Спасибо, мисс Бекки Стронг! — поблагодарил Франк и поспешно зашагал к Ветерансвиллю.
Это был один из стандартных поселков, построенных правительством для ветеранов войны. В этом Ветерансвилле было восемь рядов барачных зданий без всяких удобств. Сначала Франк увидел толпу, а подойдя ближе, он услышал шум голосов и крики. На него не обратили внимания, и Франк подошел вплотную к задним рядам.
Толпа окружила автобус. В нем сидел тщедушный мужчина и, полузакрыв глаза, твердил только три слова: «Меня не обманете».
В ответ на это мужчины, стоявшие поближе, совали ему чуть не в глаза свои обнаженные до плеч исколотые руки и кричали: «Меток нет!» Это была довольно обычная сцена. В открытом автомобиле был представитель «банка крови» — так называли предприятие, скупавшее за бесценок кровь у доведенных до отчаяния людей. Представитель этого банка не покупал кровь. Дело в том, что при частом выкачивании крови состав ее ухудшается, а по старым уколам нельзя определить, как давно у доноров брали кровь. Поэтому администрация «банка крови» ухитрилась метить пальцы неподходящих клиентов особым составом, видимым только при освещении ультрафиолетовыми лучами.
Спор, как узнал Франк, заключался в том, что представитель «банка крови» отказывался покупать кровь у этих людей, ссылаясь на то, что его обманывают. Оказывается, несчастные люди научились выводить и эти пятна. Франк встретился взглядом с одним из стоявших в стороне мужчин, и тот глазами показал ему на дверь.
Франк вошел в полутемный коридор. Здесь его догнал мужчина и открыл дверь в комнату. С обеденного стола не спеша спрыгнули две крысы. Это было таким обычным явлением, что ни гость, ни хозяин нисколько не удивились. Франк спросил о Викки, ветеране второй мировой войны.
Хозяин комнаты кивнул Франку на продавленный диванчик у стены и сел на кончик стола. Его ввалившиеся глаза, истощенный вид и слегка дрожащие пальцы без слов говорили о тяжелой жизни.
Франк осторожно опустился на продавленный диванчик и с облегчением вытянул ноги.
— Где Викки? — повторил свой вопрос Франк.
— Поехал на автомобильный завод со «старшим». Там забастовка. Когда вернется, неизвестно.
Хозяин комнаты говорил отрывисто, кратко, с большим трудом. Из его слов Франк понял, что директор завода пошел на некоторые уступки, боясь, как бы конкуренты не отбили военного заказа. Он согласился увеличить заработок квалифицированных мастеров, но с условием, что другие рабочие прибавки не получат. Зачинщики забастовки будут уволены, скорость конвейера с тринадцати футов в минуту — а это в четыре раза скорее, чем несколько лет назад — увеличится до пятнадцати футов. Стачечный комитет, в который пролез профсоюзный босс Пат Рушпет, выдал уступку директора мастерам за полную победу и таким образом предал интересы тысяч простых рабочих. Сейчас он уговаривает рабочих возвратиться на работу. Коммунисты, защищая интересы рабочих, требуют выполнения всех требований. Чем кончится, неизвестно. На заводе полно штрейкбрехеров.
Франк захотел идти охранять «старшего» — так называли Робина Стилла, но хозяин комнаты воспротивился. Дело в том, что Франк раньше работал на этом заводе и его оттуда «вышибли», как «красного», поэтому Франк известен агентам. Что же касается Стилла, то охраняют его сами рабочие. Франк решил подождать. Он тут же пошел в лавочку и принес две банки пива, хлеба и сосисок.
Пришла жена хозяина комнаты, худенькая женщина, с голубоглазой трехлетней девочкой. Вскоре все сидели у стола и молча ели. Франк смотрел на жадно евшую девочку и с тревогой вспомнил свою дочку. Перед мысленным взором Франка пронеслась его тридцатипятилетняя жизнь. Сначала школа и продажа газет, потом прозябание в поисках работы, а затем работа в зверинце с утра до ночи. Поездка в Индонезию и ловля диких зверей. Затем война, где произошло его второе рождение. В армии он встретил настоящих людей, коммунистов, научивших его понимать разницу интересов богачей и трудящихся. Как сочувствующего коммунистам его уволили из авиации.
После этого Франк уже не имел настоящей работы. Но что бы он ни делал, единственным его желанием было переделать жизнь так, чтобы простые люди могли жить мирно и строить жизнь по своему желанию, а не мучиться.
Среди многих форм борьбы за мир Франк искал самые активные. Он хотел таких, которые помогли бы не только облегчить и разоблачить поджигателей войны, но и сорвать их военные приготовления. Франк считал, что хотя и хорошо, что докеры отказываются разгружать пароходы с военным снаряжением, но этого уже недостаточно.
Он помнил случай с авианосцем «Дюксмюде». Авианосец доставил в Бизерту сорок четыре военных самолета по американскому плану военной помощи. Грузчики-докеры отказались отгружать военные самолеты. Сторонники мира поддержали их. Так длилось три недели. Тогда власти объявили в городе осадное положение, авианосец отвели в маленький порт, огородили этот порт колючей проволокой, выставили патрули, применили газовые бомбы против пикетчиков, и только тогда полиция смогла сгрузить самолеты.
Франк был убежден, что портовые рабочие были не правы. Надо было этот авианосец потопить вместе с самолетами. Потопить так, как была потоплена французскими докерами установка для стрельбы «Фау», отправлявшаяся из французского порта в Югославию. Эти докеры верили в то, что мира не ждут мир завоевывают. Но это, конечно, не всем под силу. Движение сторонников мира и даже заявление каждого о том, что он против войны, — уже великое дело. Все же Франк был убежден, что надо действовать более активно, чтобы не только раскрыть народу глаза на козни монополистов, но и спасти родные ему Соединенные Штаты Америки от гибели, которую готовят эти монополисты. Для всех прогрессивных людей в Америке настали тяжелые времена. Их преследовали по суду и без суда. Борцам за народ приходилось изыскивать все новые и новые способы уберечь народ от беды. Наконец Франк нашел единомышленников. Эту группу, в которую входили прогрессивные люди различных направлений, они назвали «Друзья Эрла», по имени их старшего товарища — летчика Эрла. Викки был одним из друзей Эрла.
Викки, худощавый молодой рабочий с узкими подбритыми усиками, пришел к вечеру. Первые слова его были:
— Нас предал профсоюзный босс Пат Рушпет!
Викки очень обрадовался Франку и выслушал его несложный рассказ о себе.
— Тебе найдется дело, и срочное, — сказал Викки. — Ты поедешь вместо меня, так как я должен буду задержаться. Какая работа, тебе объяснит летчик Эрл. К нему тебя отвезет наш человек.
Франк сел в машину. Шофером оказался тот самый молодой человек, который просил бензин у Бекки Стронг. Он кивнул головой Франку, как старому знакомому.
Только к утру Франк прибыл к берегу озера. На бетонной площадке возле озера стоял большой гидроплан. Таких Франк еще не видел. Это была совершенно новая конструкция амфибии, способной садиться на воду и на землю. Здесь его встретил летчик Эрл, с которым он уже был знаком. Франк объяснил ему свое появление. Эрл ободряюще хлопнул его по спине и повел в кабину.
— Шикарно! — весело сказал Франк, осматривая салон, отделанный цветными звуконепроницаемыми резиновыми коврами и мягкими креслами.
— Еще бы! — согласился Эрл и пояснил: — Личная машина Мак-Манти. Только вчера принял. Буду облетывать. Сначала намечены близкие рейсы, например в Бостон за омарами для торжественного обеда, а потом дальний рейс куда-нибудь в Европу или Азию.
— Такую машину — и гонять за какими-то омарами! — возмутился Франк.
— Не какими-то, а особенными, огромными, шестифунтовыми, специально для торжественного обеда на острове Кэт-Кей. Это в восьмидесяти пяти километрах к юго-востоку от Майами. Знаешь этот остров?
— Не бывал.
— Этот остров миллионер Луис Уосп купил у правительства и организовал там «Клуб только миллионеров», а те понастроили себе там «хижин». Одна такая «хижина» обходится тысяч в шестьдесят долларов.
— Так это же дворцы! И мы повезем этим миллионерам омары?
— Омары необходимы для семейного праздника Мак-Манти.
— А что это будет за праздник?
— Серебряная свадьба Мак-Манти.
Глава VII
Созвездие Доллара
1
Газеты объявили о грандиозном торжестве, устраиваемом Мак-Манти в день своей серебряной свадьбы на острове Кэт-Кей.
На этот праздник Мак-Манти пригласил четыреста «самых близких» друзей.
Газеты сообщали массу подробностей. Во всех журналах появились фотоснимки бриллиантов Анабеллы Мак-Манти, стоивших пять миллионов долларов. Когда мадам выезжает в этих бриллиантах, ее сопровождает пятнадцать сыщиков из личной охраны. Описание туалета дочери Меллона заняло множество газетных столбцов. Для этого праздника ей было куплено ожерелье за 850 тысяч долларов, вечернее платье стоило 65 тысяч долларов, театральный бинокль — 75 тысяч долларов и так далее. Но газеты ни одним словом не обмолвились об истинной цели собрания.
За неделю до конференции «королей» собственники «хижин» на острове Кэт-Кей, не приглашенные на торжество, получили от хозяина острова Луиса Уоспа вежливое предложение уступить свои дома для гостей Мак-Манти. Всему обслуживающему персоналу острова дали отпуск на десять дней. Это не касалось только работников электростанции, водопровода и порта. Все отпускники были в тот же день отправлены на материк. Пароход доставил на остров рабочих и готовые детали для легких летних построек. За три дня до начала конференции в районе острова были объявлены военные маневры. В связи с этим были запрещены полеты над этим районом и плавание всех видов судов без специального на то разрешения.
За день до конференции прибыл персонал для обслуживания гостей. Все временные рабочие были удалены. Прилетел Луи Дрэйк и с ним два десятка молчаливых джентльменов, которые обшарили весь остров и нашли двух задержавшихся владельцев «хижин». Джентльмены вежливо, но настойчиво предложили последним немедленно покинуть остров.
Ночью в естественную бухту острова прибыли яхты «Атланта», «Корсар» и «Атом», доставившие главных советников Рокфеллера, Дюпона и Вандеберга. Рано утром на аэродроме приземлились два самолета. Это прилетел Сэм Пирсон со своими экспертами. Большая группа встречающих во главе с Дрэйком провела его в предназначенную для него «хижину».
В десять часов утра начался съезд гостей. В воздухе реяли американские флаги, гремела музыка. Около одиннадцати часов прилетела чета Мак-Манти. У Анабеллы Мак-Манти все было большим — и рост, и зубы, и длинное лицо, и руки. С застывшей, стандартной улыбкой она, не глядя на Пирсона, протянула ему руку, посмотрела на видневшийся вдали огромный шатер из яркого шелка и сказала:
— Мне нравится эта берлога!
Вслед за Анабеллой Мак-Манти доктора осторожно вынесли из самолета на специальном кресле-коляске тщедушного Мак-Манти. Один из докторов тотчас же снял с головы Мак-Манти черную шелковую ермолку, другой откинул тонкий шерстяной плед, обнажив тощее, высохшее, как у мумии, тело, одетое в легкий костюм из белого шелка.
Старик с трудом выносил даже тяжесть одежды. Смешно оттопыренные уши Мак-Манти, желтый пушок на лысом черепе и быстрые подозрительные маленькие глазки оловянного цвета вызывали улыбку. Но никто не улыбался. Все почтительно ждали, что изволит сказать олигарх. Мак-Манти недовольно пожевал губами и чуть двинул указательным пальцем. Врачи покатили кресло-коляску к дому. Мак-Манти всегда пребывал в уверенности, что все заняты только стремлением извлечь из него выгоду, и поэтому не любил и даже боялся всякой толпы, в том числе и своих приближенных. Он предпочитал распоряжаться через других. Властолюбивый Пирсон давно снискал его полное расположение.
Мак-Манти беспокойно оглянулся на толпу, следовавшую за коляской. Пирсон тотчас же попросил сопровождавших «погулять». Гости отстали. Что-то похожее на благодарность промелькнуло в глазах старика.
На аэродроме один за другим приземлялись самолеты с гостями. В порт входили многочисленные яхты. Около причала для гидропланов уже стояло семь машин. Восьмая сделала круг над островом и тоже села на воду. Она подрулила к причалу. Та группа гостей, которую Анабелла Мак-Манти уполномочила встречать прибывающих в гидропорт, устремилась к прибывшему гидроплану. Вместо гостей из Бостона прилетели огромные живые омары в корзинах с мокрыми водорослями. Трое мужчин выносили корзины с омарами из гидроплана на деревянные мостки. К мужчинам подошел упитанный молодчик и, отвернув лацкан пиджака, показал жетон агента.
— Вы, я вижу, новички! — с достоинством ответил ему рослый худощавый мужчина. — Это личная машина господина Мак-Манти, и я, Эрл, его личный пилот.
— Приказ есть приказ, — отозвался агент и полез в гидроплан. — Пассажиры были? Только говорите правду.
— Никого. Да вы позовите старшего из охраны Мак-Манти. Он меня знает.
Агент вышел. Другие агенты помогли Франку перенести корзины на берег, поставили их в подъехавшую грузовую машину и поехали.
Уже в полдень на острове было шумно, как в Луна-парке.
Ни один репортер не был допущен на остров. Все описание семейного праздника монопольно взял на себя сам «Сияющий Эдди», как в насмешку прозвали собутыльники угрюмого пьяницу Эдварда Полларда, короля газетных «королей». «Сияющий Эдди» заведовал информационным центром Комитета двенадцати. Кроме того, Поллард был широко известен своей фирмой «блефующих вещей»: взрывающихся сигар, бильярдных шаров из сыра, яблок из воска, стульев с различными фокусами — от опрокидывающихся до снабженных электрическим током.
Главным же источником его доходов была фабрика фальшивых денег. Она печатала фальшивые франки, марки, фунты стерлингов, лиры, рупии и другие денежные знаки. Его мастерские выпускали в большом количестве фальшивые лотерейные билеты, подделанные под билеты официальных американских лотерей. Целая армия наемников распространяла их не без помощи гангстеров и полиции.
Наконец, Поллард занимался фальсификацией в области политики. Так, например, он выпустил «Завещание Петра Первого» о том, что русские должны захватить Европу.
Поллард знал истинную цель, ради которой здесь собралось множество гостей, но для редакций газет он посылал иную информацию. Несколько десятков таких информаций, например, о филантропии Мак-Манти, «жертвовавшего десятки миллионов на науку», было заготовлено заранее, как и подробное описание костюмов от Пуарэ и ярких галстуков от Доббса, доставленных рекламным бюро этих фирм. В этих статьях оставалось проставить только фамилии участников, а это тоже был бизнес, так как создавал рекламу тому, о ком писали. Поллард же никогда ничего не делал бесплатно. Однако он умолчал об отнюдь не празднично настроенных «королях», многочисленных советниках и экспертах, явившихся с тяжелыми чемоданами, наполненными финансовыми и прочими документами. Его люди, из числа джименов и детективных агентов Тилля и Бернса, шпионили за всеми и друг за другом.
Поллард красочно описал, как в два часа дня все четыреста друзей Мак-Манти собрались в шелковом шатре вокруг счастливой четы и Мак-Манти, с разрешения врачей, поднял рюмку вина за «американизацию земного шара».
На самом же деле в это время группа заправил Особого совещательного комитета Национальной ассоциации промышленников уединилась в «хижине», занятой Пирсоном, а десятки «королей» ждали их указаний, как решения судьбы своего бизнеса.
2
Для Комитета двенадцати в «хижине» Пирсона была приготовлена комната. Приготовления заключались в том, что из нее вынесли всю обстановку, радиоаппарат и телеприемник, картины, мягкие кресла, ковры, вазы и прочее. В пустую комнату поместили двенадцать простых круглых столиков и двенадцать деревянных кресел — по числу директоров комитета. Напитки стояли на тонких полках, устроенных под каждым столиком. У стены стояло еще три стула. Они предназначались для вызываемых по частным вопросам. Голые стены и простота обстановки должны были, по мнению Пинкертона, гарантировать присутствующих от подслушивания и радиозаписи.
Директора вошли вслед за Пирсоном, и он жестом пригласил их занять места. Все собравшиеся были пожилые люди, а трое — даже старше шестидесяти лет.
Толстяк Два Пи — Питер Пью от группы Дюпона, — третий по толщине человек в Америке, сразу же направился к своему вместительному креслу, поставленному за столом справа от Пирсона. Обычно он всегда ездил со своим мягким креслом, если там, куда он едет, не имелось специального кресла, но сейчас он вынужден был сидеть на деревянном. Прежде всего Два Пи достал с нижней полки стола, заставленной различными бутылками, сифон с шипучей водой и поставил на стол. Было жарко, а заседание обещало быть бурным.
Слева от Пирсона поместился… назовем его Фуггер — тайный советник группы Рокфеллера. Это был мужчина типа борца тяжелого веса, с четырехугольным подбородком на массивном, бульдожьем лице. Рядом с Фуггером сел всегда старающийся быть элегантным, с розой в петлице, Ламмот Джиформ («Америкен телефон энд телеграф компани»), которого называли просто Ламмот.
Меллон, едва только появился в комнате, сейчас же начал громко читать молитву, и все должны были слушать стоя. Лица присутствующих выражали недовольство. Все досадовали на эту непредвиденную задержку. Особенно злился на напрасную потерю времени толстяк Два Пи, сразу начавший сердито сопеть. Высокий глухой старик Гобсон, напоминавший хищного кондора своей маленькой головкой на длинной худой шее, ни на секунду не выпускал из рук слухового аппарата в ореховой оправе, чтобы не пропустить ни одного слова своих конкурентов. И когда Меллон читал молитву, отнимавшую время, он все же обратил аппарат в его сторону.
За каждым из присутствующих директоров незримо стояли их армии. Эти армии — из десятков миллиардов долларов, возглавляемые сотнями «королей» и советников, командовавшими своими банкирами, фабрикантами, заводчиками и торговцами, — ждали приказа, чтобы ринуться в бой и проглотить или потеснить конкурентов.
* * *
После завтрака-ленча в шелковом шатре, вместившем до четырехсот человек, «короли», эксперты и советники то и дело собирались группами на дорожках, у киосков с напитками и пробовали выведать друг у друга, что у кого приготовлено в портфеле для предстоящей борьбы. К этому дню все вооружились. Одни имели наготове новые патенты, чтобы грозить противнику тем, что пустят в ход новое изобретение и удешевят продукцию, а значит, заставят конкурентов уступить. Другие имели к этому времени ряд новых заводов или пакеты акций конкурирующих предприятий, и так далее. Все они нервно ожидали решения двенадцати, чтобы, собравшись после этого совещания на специализированные конференции, воевать за свое участие в прибылях. Это тоже было одной из форм экономической войны.
Все «гости» то и дело поглядывали на «хижину» Пирсона, увитую диким виноградом, где заседал Комитет двенадцати. Особенное оживление, даже ажиотаж вызвало появление кресла-коляски Мак-Манти, катившегося по дорожке к этой «хижине» в сопровождении Анабеллы Мак-Манти. Всем было известно, что Мак-Манти давно уже не руководит, а только изредка консультирует и всеми делами заправляет Сэм Пирсон.
Наконец в «хижине», увитой диким виноградом, Меллон закончил молитву, и все сели. Пирсон резко поднялся, выпрямился и окинул насмешливым взглядом самодовольные лица собравшихся. «Такими ли вы останетесь после моего сообщения?» — подумал он и, отчеканивая каждое слово, объявил:
— Нам предстоит пересмотреть стратегию и тактику экономической войны, которую мы ведем. Должен со всей откровенностью вам сообщить, что план Маршалла, направленный, как вы знаете, на то, чтобы преградить дорогу коммунизму в Европе, потерпел полный провал в этом отношении!
Два Пи с интересом посмотрел на Пирсона. Он даже слегка приоткрыл рот от удивления. Меллон сделал какие-то беспорядочные движения своими короткими ручками — то ли крестился, то ли отмахивался от чего-то. Старик Гобсон прижал портфель к груди и что-то сердито воскликнул. Каждый из членов комитета по-своему выражал удивление и недовольство. Затем в комнате воцарилось гнетущее молчание.
3
Чтобы понять, о чем идет речь, необходимы некоторые пояснения. Американские капиталисты неслыханно заработали во время первой империалистической войны и после нее. Золотой запас Америки с трех миллиардов долларов в 1913 году возрос до двадцати трех миллиардов в 1948 году. Америка стала всемирным банкиром. За американскими деньгами шел американский флаг, за флагом шли американские солдаты. Война 1939–1945 годов для американских капиталистов явилась крупнейшей прибыльной операцией — бизнесом, которого не знали американские миллиардеры на протяжении всей своей истории. Вот почему, несмотря на то что война давно окончилась, капиталисты, чтобы не снижать своих прибылей военного времени, продолжали и продолжают делать оружие. А чтобы оправдать гонку вооружений, они выдумали, будто Советский Союз хочет на них напасть.
Чтобы заработать на вывозе товаров в другие страны столько же, сколько они зарабатывали во время войны, американские капиталисты решили превратить передовые промышленные страны в свои колонии. Если бы американские капиталисты начали под этим флагом военную интервенцию, народы Европы выступили бы против них единым фронтом. Комитет двенадцати придумал большой, хитрый план превращения других стран в свои колонии. Это был план экономической войны, войны, направленной на захват и разрушение экономики других стран без применения военной интервенции.
Конец второй мировой войны был началом самой яростной экономической войны, которую когда-либо знал мир. Были сорваны все соглашения.
Часть плана экономической войны под лозунгом борьбы с коммунистами (что империалисты и делают) была направлена против своих же союзников, ослабленных войной.