Ярослав Турушев
      БОЛЬ ДОЖДЯ
      - Не знаю, - сказал Подорожник. - Наверное, нас просто много. Мы и так мешаем друг другу.
      - Чем? - кипятился Одуванчик. - Чем?
      - Солнце, скажем, заслоняем...
      - А тебе самому-то не смешно? Ты вон под тем тополем отказался бы расти?
      - Да я про другое. Зачем-то же рост нужен?
      - Чего? - мрачно ответил Одуванчик. -- Кому, тебе, что ли?
      Они росли в десяти сантиметрах друг от друга на большой лесной поляне. Невдалеке проходила дорога, и иногда они с какой-то надеждой вслушивались в звук двигателя проезжающего автомобиля. Но шум затихал, и они опять оставались в окружении далеких стволов деревьев, среди которых посвистывали невидимые птицы.
      Солнце стояло почти в середине неба и Одуванчик с ненавистью поглядывал на этот траурно-золотой круг. Стеблем, листьями и даже лепестками он ощущал его сверлящие лучи, от которых зеленые клетки распирало в мучительном росте.
      - Зря ты так, - помолчав, тихо сказал Подорожник. - Ведь есть же, наконец, осень. И зима.
      - А ты их видел?!
      - Прошлогодняя трава рассказывала.
      - А, эта щетка желтая... Она от старости просто рехнулась. Или от перегрева.
      - Нет уж, погоди, - голос Подорожника стал серьезным. Его трудно было расшевелить, но если это удавалось, то он начинал горячиться не меньше Одуванчика. А то и больше. - Давай сначала. Ты семечком был?
      - Был.
      - А оно откуда взялось?
      - Почем я знаю.
      - А ты мозгами пошевели. Откуда оно взялось? И еще -- ты раньше как рос? Помнишь?
      Одуванчика передернуло. Он вспомнил первые дни, когда стебель буквально бежал из земли. Сейчас, конечно, было уже помедленнее.
      - Но я и сейчас росту.
      - Если будешь все время расти, стебель не выдержит. Переломится.
      - А деревья?
      - А что деревья? Они вообще какие-то... другие, в общем. Даже говорить не могут.
      - Потому и не могут, что от боли с ума сбрендили.
      Подорожник помолчал.
      - Но сам посуди, где-то же начало было? Даже у деревьев. Они огромные, конечно, но не бесконечные. Верхушки вон видны... А теперь напрягись и представь, что есть не только дни и ночи, но и другие... циклы... только больше.
      - А с чего бы это?
      - Солнце каждый день немного по-разному ходит. Я вот и думаю...
      Подорожник опять замолчал, а Одуванчик поразился тому, как он еще умудряется что-то замечать под этим Солнцем.
      - Закончится все, умрем мы, а на нашем месте вырастут другие болваны вроде тебя! -- вынырнул из какой-то своей мысли Подорожник.
      - Хорошо бы... Да только больно это на сказку смахивает. Себя утешить. А пока мы растем и терпим. И делать нечего.
      Последние слова Одуванчик произнес, скорчившись от очередного прилива судорог. Расправлялся второй снизу лист.
      - Говорят, за деревьями видели Лошадь, -- произнесла Травинка между ними, слушавшая спор. Одуванчик с Подорожником посмотрели на нее с жалостью. Взошла она недавно, ее клетки буквально разрывались от роста, и Травинка постоянно корчилась от боли. Не было смысла объяснять ей, что Лошадь -такая же небылица, как и Газонокосилка.
      - Потерпи, малышка, - вздохнул Одуванчик. -- Может, и до нас дойдет.
      Около часа они молчали, изредка покачиваясь под слабым ветерком. Не происходило ровным счетом ничего. Небо с перисто-мраморными прожилками огромной полусферой обхватило ядовитое Солнце, понемногу сдвигавшееся к западу.
      - Смотрите! -- вдруг заорал Одуванчик. -- Там, у двух берез!
      По веткам, иногда замирая, прыгал коричнево-рыжий комок. Вокруг удивленно заговорила трава. Подорожник, на удивление взволнованный, тихо сказал:
      - Это Белка. Никогда ее еще не видел. Зато видел Лису. Она совсем близко прошла.
      - А что ж ты раньше не рассказывал? -- удивился Одуванчик.
      - Да... И не поверил бы ты.
      - Они живые?
      - Живые. Как мы.
      - И чего, могут в землю зарыться? И в огонь тоже прыгнуть? -- с подковыркой спросил Одуванчик.
      - Знаешь, я думаю, они растут без боли.
      - Как это?
      - Мне кажется, что мы хотим смерти из-за того, что сами себя убить не можем. А так бы, может, и терпели бы...
      - Ну да!
      - И теснили бы друг друга, бороться бы начали и истребили бы всех к чертовой матери -- и деревья, и тех, кто двигаются. Хотя не знаю...
      - Опять ты со своими байками...
      Белки уже не было видно. Над поляной опять стало тихо, даже птицы не чивкали.
      - А много этих... Подвижных? -- помолчав, спросил Одуванчик.
      - Не знаю. Может, сотни. Только они далеко.
      На Солнце наползло облачко. Стало чуть полегче. Одуванчик даже отвлекся на секунду от зуда в листьях и испытал что-то похожее на облегчение.
      - Скоро ночь. -- Он представил себе прохладную темноту, забытье, лишь изредка прерываемое судорогами. Куда лучше дневного кошмара.
      - А Птицы? -- вновь спросил он Подорожника. -- Они тоже живые?
      - Нет, они просто по ветру летают. Как тучи и листья.
      - А откуда ты вообще все это знаешь?
      - Да я постарше тебя буду, наслушался уж. И надумался.
      - Вот прямо по ветру и летают? А ты ветер, который вверх дует, видел? А, философ?
      Подорожник задумался. Вслед за первой тучкой появилась другая, побольше. Ее края отсвечивали графитом. Потянуло прохладой.
      - Везет нам вроде сегодня, -- заявил Одуванчик, рассматривая небо.
      - Может, и так, -- без выражения откликнулся Подорожник.
      - Тенечек бы нам ... Что? Что ты сказал?
      Подорожник промолчал, но Одуванчик и так все понял.
      Теперь они напряженно молчали. Шли минуты, небо затягивалось, делаясь серым и тяжеленным.
      - Может, пронесет? -- произнес Одуванчик, но тут же споткнулся -первая жгучая капля, упавшая на лист, надежд уже не оставляла. Дождь.
      Одуванчик сжался. Он увидел, как по Подорожнику пробежала струйка воды. Затем на него упали стразу две капли, потом еще и еще, и он перестал считать их, жуткой болью рассверлило стебель, и цветок, и листья, плакали Травинки и высокий Люпин неподалеку, стонал Подорожник, вода просочилась до корней, а они стали глотать ее, и боль, и без того невыносимая, стала белой и раскаленной, и взорвала клетки, и он закричал дико и страшно, а голос потерялся в общем вопле...
      Почти потеряв в этом аду способность думать, Одуванчик как будто чужими глазами увидел над собой два ряда зубов и темно-розовый язык. Боль на секунду перекрыла мысль: "Лошадь существует!"
      И стало не больно.