Наталья Петровна. Что вы могли ему сказать?
      Вера. Что? (С иронией.) Да все то, что мне удалось заметить. Вы надеялись из меня все выведать, не выдавши самой себя. Вы ошиблись, Наталья Петровна. Вы слишком рассчитывали на свои силы...
      Наталья Петровна. Вера, Вера, опомнитесь...
      Вера (шепотом и еще ближе пододвинувшись к ней). Скажите же мне, что я ошибаюсь... Скажите мне, что вы его не любите... Сказал же он мне, что он меня не любит!
      Наталья Петровна в смущении молчит. Вера остается некоторое время неподвижной и вдруг прикладывает руку ко лбу.
      Наталья Петровна, простите меня... я... я сама не знаю... что со мною, простите меня, будьте снисходительны... (Заливается слезами и быстро уходит в дверь коридора.)
      Молчание.
      Беляев (подходя к Наталье Петровне). Я могу вас уверить, Наталья Петровна...
      Наталья Петровна (неподвижно глядя на пол, протягивает руку в его направление). Остановитесь, Алексей Николаич. Точно... Вера права... Пора... пора перестать мне хитрить. Я виновата перед ней, перед вами - вы вправе презирать меня.
      Беляев делает невольное движение.
      Я унизилась в собственных глазах. Мне остается одно средство снова заслужить ваше уважение: откровенность, полная откровенность, какие бы ни были последствия. Притом я вас вижу в последний раз, я в последний раз говорю с вами. Я люблю вас. (Она все не глядит на него.)
      Беляев. Вы, Наталья Петровна!..
      Наталья Петровна. Да, я. Я вас люблю. Вера не обманулась и не обманула вас. Я полюбила вас с первого дня вашего приезда, но сама узнала об этом со вчерашнего дня. Я не намерена оправдывать мое поведение... Оно было недостойно меня... но по крайней мере вы теперь можете понять, можете извинить меня. Да, я ревновала к Вере; да, я мысленно выдавала ее за Большинцова, для того чтобы удалить ее от себя и от вас; да, я воспользовалась преимуществом моих лет, моего положения, чтобы выведать ее тайну, и - конечно, я этого не ожидала - и сама себя выдала. Я вас люблю, Беляев; но знайте: одна гордость вынуждает у меня это признание... комедия, разыгранная мною до сих пор, меня возмутила наконец. Вы не можете остаться здесь... Впрочем, после того, что я вам сейчас сказала, вам, вероятно, в моем присутствии будет очень неловко и вы сами захотите как можно скорее удалиться отсюда. Я в этом уверена. Эта уверенность придала мне смелость. Я, признаюсь, не хотела, чтобы вы унесли дурное воспоминание обо мне. Теперь вы все знаете... Я, может быть, помешала вам... может быть, Если б все это не случилось, вы бы полюбили Верочку... У меня только одно извинение, Алексей Николаич... Все это не было в моей власти. (Она умолкает. Она все это говорит довольно ровным и спокойным голосом, не глядя на Беляева. Он молчит. Она продолжает с некоторым волнением, все не глядя на него.) Вы мне не отвечаете?.. Впрочем, я это понимаю. Вам нечего мне сказать... Положение человека, который не любит и которому объясняются в любви, слишком тягостно. Я благодарю вас за ваше молчание. Поверьте, когда я вам сказала... что я люблю вас, я не хитрила .. по-прежнему; я ни на что не рассчитывала; напротив: я хотела сбросить наконец с себя личину, к которой, могу вас уверить, я не привыкла... Да и, наконец, к чему еще жеманиться и лукавить, когда все известно; к чему еще притворяться, когда даже некого обманывать? Все кончено теперь между нами. Я вас более не удерживаю. Вы можете уйти отсюда, не сказавши мне ни слова, не простившись даже со мной. Я не только не сочту это за невежливость, напротив - я вам буду благодарна. Есть случаи, в которых деликатность неуместна... хуже грубости. Видно, нам не было суждено узнать друг друга. Прощайте. Да, нам не было суждено узнать Друг друга... но по крайней мере я надеюсь, что теперь я в ваших глазах перестала быть тем притеснительным, скрытным и хитрым существом... Прощайте, навсегда.
      Беляев в волненье хочет что-то сказать и не может.
      Вы не уходите?
      Беляев (кланяется, хочет уйти и после некоторой борьбы с самим собою возвращается). Нет, я не могу уйти...
      Наталья Петровна в первый раз взглядывает на него.
      Я не могу уйти так!.. Послушайте, Наталья Петровна, вы вот сейчас мне сказали... вы не желаете, чтобы я унес невыгодное воспоминание об вас, но и я не хочу, чтобы и вы вспомнили обо мне, как о человеке, который... Боже мой! Я не знаю, как выразиться... Наталья Петровна, извините меня... Я не умею говорить с дамами... Я До сих пор знал... совсем не таких женщин. Вы говорите, что нам не было суждено узнать друг друга, но помилуйте, мог ли я, простой, почти необразованный мальчик, мог ли я даже думать о сближении с вами? Вспомните, кто вы и кто я! Вспомните, мог ли я сметь подумать... С вашим воспитаньем... Да что я говорю о воспитании... Взгляните на меня... этот старый сюртук, и ваши пахучие платья... Помилуйте! Ну да! я боялся вас, я и теперь боюсь вас... Я, без всяких преувеличений, глядел на вас, как на существо высшее, и между тем... вы, вы говорите мне, что вы меня любите... вы, Наталья Петровна! Меня!.. Я чувствую, сердце во мне бьется, как отроду не билось; оно бьется не от одного изумления, не самолюбие во мне польщено... где!.. не до самолюбия теперь... Но я... я не могу уйти так, воля ваша!
      Наталья Петровна (помолчав, словно про себя), Что я сделала!
      Беляев. Наталья Петровна, ради бога, поверьте...
      Наталья Петровна (измененным голосом). Алексей Николаич, Если б я не знала вас за человека благородного, за человека, которому ложь недоступна, я бы могла бог знает что подумать. Я бы, может быть, раскаялась в своей откровенности. Но я верю вам. Я не хочу скрыть перед вами мои чувства: я благодарна вам за то, что вы мне сейчас сказали. Я теперь знаю, почему мы не сошлись... Стало быть, собственно во мне ничего вас не отталкивало... Одно мое положение... (Останавливается.) Все к лучшему, конечно... но мне теперь легче будет расстаться с вами... Прощайте. (Хочет уйти.)
      Беляев (помолчав). Наталья Петровна, я знаю, что мне нельзя здесь остаться... но я не могу передать вам все, что во мне происходит. Вы меня любите... мне даже страшно выговорить эти слова... все это для меня так ново... мне кажется, я вас вижу, слышу вас в первый раз, но я чувствую одно: мне необходимо уехать... я чувствую, что я ни за что отвечать не могу...
      Наталья Петровна (слабым голосом). Да, Беляев, вы должны уехать... Теперь, после этого объяснения, вы можете уехать... И неужели же точно, несмотря на все, что я сделала... О, поверьте, Если б я могла хоть отдаленно подозревать все то, что вы мне теперь сказали - это признание, Беляев, оно бы умерло во мне... Я хотела только прекратить все недоразумения, я хотела покаяться, наказать себя, я хотела разом перервать последнюю нить. Если б я могла себе представить... (Она закрывает себе лицо.)
      Беляев. Я вам верю, Наталья Петровна, я верю вам. Да я сам, за четверть часа... разве я воображал... Я только сегодня, во время нашего последнего свиданья перед обедом, в первый раз почувствовал что-то необыкновенное, небывалое, словно чья-то рука мне стиснула сердце, и так горячо стало в груди... Я точно прежде как будто чуждался, как будто даже не любил вас; но, когда вы мне сказали сегодня, что Вере Александровне показалось... (Останавливается.)
      Наталья Петровна (с невольной улыбкой счастья на губах). Полноте, полноте, Беляев; нам не об этом должно думать. Нам не должно позабыть, что мы говорим друг с другом в последний раз... что вы завтра уезжаете...
      Беляев. О да! я завтра же уеду! Теперь я еще могу уехать... Все это пройдет... Вы видите, я не хочу преувеличивать... Я уеду... а там, что бог даст! Я унесу с собой одно воспоминанье, я вечно буду помнить, что вы меня полюбили... Но как же это я до сих пор не узнал вас? Вот вы смотрите на меня теперь... Неужели я когда-нибудь старался избегать вашего взгляда... Неужели я когда-нибудь робел в вашем присутствии?
      Наталья Петровна (с улыбкой). Вы сейчас мне сказали, что вы боитесь меня.
      Беляев. Я? (Помолчав.) Точно... Я сам себе удивляюсь... Я, я так смело говорю с вами? Я себя не узнаю.
      Наталья Петровна. И вы не обманываетесь?..
      Беляев. В чем'
      Наталья Петровна. В том, что вы меня... (Вздрагивая.) О боже, что я делаю... Послушайте, Беляев... Придите ко мне на помощь... Ни одна женщина не находилась еще в подобном положении. Я не в силах больше, право... Может быть, оно так к лучшему, все разом прекращено, но мы по
      крайней мере узнали друг друга... Дайте мне руку - и прощайте навсегда.
      Беляев (берет ее за руку). Наталья Петровна... я не знаю, что вам сказать на прощанье... сердце у меня так полно... Дай вам бог... (Останавливается и прижимает ее руку к губам.) Прощайте. (Хочет уйти в садовую дверь.)
      Наталья Петровна (глядя ему вслед). Беляев...
      Беляев (оборачиваясь). Наталья Петровна...
      Наталья Петровна (помолчав некоторое время, слабым голосом). Останьтесь...
      Беляев. Как? .
      Наталья Петровна. Останьтесь, и пусть бог нас рассудит! (Она прячет голову в руки.)
      Беляев (быстро подходит к ней и протягивает к ней руки). Наталья Петровна...
      В это мгновение дверь из саду растворяется, и на пороге показывается Р а к и т и н Он некоторое время глядит на обоих и вдруг подходит к
      ним.
      Ракитин (громко). А вас везде ищут, Наталья Петровна-Наталья Петровна и Беляев оглядываются.
      Наталья Петровна (отнимая руки от лица и словно приходя в себя). А, это вы... Кто меня ищет?
      Беляев, смущенный, кланяется Наталье Петровне и хочет уйти
      Вы уходите, Алексей Николаич... не забудьте же, вы знаете...
      Он вторично кланяется ей и уходит в сад.
      Ракитин. Аркадий вас ищет... Признаюсь, я не ожидал найти вас здесь... но, проходя мимо...
      Наталья Петровна (с улыбкой). Вы услышали наши голоса... Я встретила здесь Алексея Николаича... и имела с ним небольшое объяснение . Сегодня, видно, день объяснений, но теперь мы можем пойти домой... (Хочет идти в дверь коридора.)
      Ракитин (с некоторым волнением). Могу узнать... какое решение..
      Наталья Петровна (притворяясь удивленной). Какое решение?.. Я вас не понимаю.
      Ракитин (долго помолчав, печально). В таком случае я все понимаю.
      Наталья Петровна. Ну так и есть... Опять таинственные намеки! Ну да, я объяснилась с ним, и теперь все опять пришло в порядок... Это пустяки были, преувеличенья...
      Все, о чем мы говорили с вами, все это ребячество. Это следует теперь позабыть.
      Ракитин. Я вас не расспрашиваю, Наталья Петровна.
      Наталья Петровна (с принужденной развязностью), Что бишь я хотела сказать вам... Не помню. Все равно. Пойдемте. Все это кончено... все прошло.
      Р а к и т и н (пристально поглядев на нее). Да, все кончено. Как вам, должно быть, теперь досадно на себя... за вашу сегодняшнюю откровенность... (Он отворачивается.)
      Наталья Петровна. Ракитин...
      Он опять взглядывает на нее, она, видимо, не знает, что сказать.
      Вы еще не говорили с Аркадием?
      Ракитин. Никак нет-с... Я еще не успел приготовиться.. Вы понимаете, надобно что-нибудь сочинить...
      Наталья Петровна. Как это несносно! Чего они от меня хотят? Следят за мной на каждом шагу. Ракитин, мне, право, совестно перед вами...
      Ракитин. О Наталья Петровна, не извольте беспокоиться... К чему? Все это в порядке вещей. Но как заметно, что господин Беляев еще новичок! И к чему это он так смешался, убежал... Впрочем, со временем. . (вполголоса и скоро) вы оба научитесь притворяться... (Громко.) Пойдемте.
      Наталья Петровна хочет подойти к нему и останавливается. В это мгновенье за дверью сада раздается голос Ислаева. "Он сюда пошел, вы говорите?" - и вслед за тем входят Ислаев и Шпигельский.
      Ислаев Точно.. вот он. Ба, ба, ба! Да и Наталья Петровна тут же! (Подходя к ней.) Что это? продолжение сегодняшнего объяснения? Видно, предмет важный.
      Ракитин. Я встретил здесь Наталью Петровну...
      Ислаев. Встретил? (Оглядывается.) Какое проходное место, подумаешь?
      Наталья Петровна. Да зашел же ты сюда...
      Ислаев. Я зашел сюда потому... (Останавливается.)
      Наталья Петровна. Ты меня искал?
      Ислаев (помолчав). Да - я искал тебя. Не хочешь ли ты вернуться домой? Чай уже готов. Скоро смеркнется.
      Наталья Петровна (берет его руку). Пойдем.
      Ислаев (оглядываясь). А из этих сеней можно сделать две хорошие комнаты для садовников - или другую людскую - как вы полагаете, Шпигельский?
      Шпигельский. Разумеется.
      Ислаев. Пойдем садом, Наташа. (Идет в садовую дверь. Он в течение всей этой сцены ни разу не взглянул на Ракитина. На пороге он оборачивается до половины.) Господа, что же вы? Пойдемте чай пить. (Уходит с Натальей Петровной)
      Шпигельский (Ракитину). Что ж, Михайло Александрыч, пойдемте... Дайте мне руку... Видно, нам с вами суждено состоять в ариергарде...
      Ракитин (с сердцем). Ах, господин доктор, вы, позвольте вам сказать, вы мне очень надоели...
      Шпигельский (с притворным добродушием). А уж себе-то как я надоел, Михайло Александрыч, Если б вызнали!
      Ракитин невольно улыбается. Пойдемте, пойдемте...
      Оба уходят в дверь сада. ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
      Та же декорация, как в первом и третьем действиях. Утро. За столом сидит Ислаев и рассматривает бумаги Он вдруг встает.
      Ислаев. Нет! решительно не могу сегодня заниматься. Словно гвоздь засел мне в голову. (Прохаживается.) Признаюсь, я этого не ожидал; я не ожидал, что я буду тревожиться... как теперь тревожусь. Как тут поступить?.. вот в чем задача. (Задумывается и вдруг кричит.) Матвей!
      Матвей (входя). Что прикажете?
      Ислаев. Старосту мне позвать... Да копачам на плотине вели подождать меня... Ступай.
      Матвей. Слушаю-с. (Уходит.)
      Ислаев (подходя опять к столу и перелистывая бумаги). Да... задача!
      Анна Семеновна (входит и приближается к Ислаеву). Аркаша...
      Ислаев. А! это вы, маменька. Как ваше здоровье?
      Анна Семеновна (садясь на диван). Я здорова, слава богу. (Вздыхает.) Я здорова. (Вздыхает еще громче.) Слава богу. (Видя, что Ислаев не слушает ее, вздыхает очень сильно, с легким стоном.)
      Ислаев. Вы вздыхаете... Что с вами?
      Анн а Семеновна (опять вздыхает, но уже легче). Ах, Аркаша, как будто ты не знаешь, о чем я вздыхаю!
      Ислаев. Что вы хотите сказать?
      Анна Семеновна (помолчав). Я мать твоя, Аркаша. Конечно, ты человек уже взрослый, с рассудком; но все же -я твоя мать. Великое слово: мать!
      Ислаев. Объяснитесь, пожалуйста.
      Анна Семеновна. Ты знаешь, на что я намекаю, друг мой. Твоя жена, Наташа... конечно, она прекрасная женщина - и поведение ее до сих пор было самое примерное... но она еще так молода, Аркаша! А молодость...
      Ислаев. Я понимаю, что вы хотите сказать... Вам кажется, что ее отношения с Ракитиным...
      Анна Семеновна. Сохрани бог! Я вовсе не думала...
      Ислаев. Вы мне не дали договорить... Вам кажется, что ее отношения с Ракитиным не совсем... ясны. Эти таинственные разговоры, эти слезы - все это вам кажется странным.
      Анна Семеновна. А что, Аркаша, сказал он тебе наконец, о чем это у них были разговоры?.. Мне он ничего не сказал.
      Ислаев. Я, маменька, его не расспрашивал - а он, по-видимому, не слишком торопится удовлетворить мое любопытство.
      Анна Семеновна. Так что ж ты намерен теперь сделать?
      Ислаев. Я, маменька? Да ничего.
      Анна Семеновна. Как ничего?
      Ислаев. Да так же, ничего.
      Анна Семеновна (вставая). Признаюсь, это меня удивляет. Конечно, ты в своем доме хозяин и лучше меня знаешь, что хорошо и что дурно. Однако подумай, какие последствия...
      Ислаев. Маменька, право, вы напрасно изволите тревожиться.
      Анна Семеновна. Друг мой, ведь я мать... а впрочем, как знаешь. (Помолчав.) Я, признаюсь, пришла было к тебе с намерением предложить свое посредничество...
      Ислаев (с живостью). Нет, уж на этот счет я должен просить вас, маменька, не беспокоиться... Сделайте одолжение!
      Анна Семеновна. Как хочешь, Аркаша, как хочешь. Я вперед уже ни слова не скажу. Я тебя предупредила, долг исполнила - а теперь - как воды в рот набрала.
      Небольшое молчание.
      Ислаев. Вы сегодня никуда не выезжаете?
      Анна Семеновна. А только я должна предупредить тебя: ты слишком доверчив, дружок мой; обо всех по себе судишь! Поверь мне: настоящие друзья слишком редки в наше время!
      Ислаев (с нетерпением). Маменька...
      Анна Семеновна. Ну - молчу, молчу! Да и где мне, старухе? Чай, из ума выжила! И воспитана я была в других правилах - и сама старалась тебе внушить... Ну, ну, занимайся, я мешать не буду... Я уйду. (Идет к двери и останавливается.) Стало быть?.. Ну, как знаешь, как знаешь! (Уходит.)
      Ислаев (глядя ей вслед). Что за охота людям, которые действительно вас любят, класть поочередно все свои пальцы в вашу рану? И ведь они убеждены в том, что от этого вам
      легче,- вот что забавно! Впрочем, я матушку не виню: ее намерения точно самые лучшие - да и как не подать совета? Но дело не в том... (Садясь.) Как мне поступить? (Подумав, встает.) Э! чем проще, тем лучше! Дипломатические тонкости ко мне не идут... Я первый в них запутаюсь. (Звонит.)
      Входит Матвей.
      Михайло Александрович дома - не знаешь?
      Матвей. Дома-с. Я их сейчас в биллиардной видел.
      Ислаев. А! Ну, так попроси его ко мне.
      Матвей. Слушаю-с. (Уходит.)
      Ислаев (ходя взад и вперед). Не привык я к подобным передрягам... Надеюсь, что они не будут часто повторяться... Я хоть и крепкого сложения а этого не вынесу. (Кладет руку на грудь.) Фу!..
      Из залы входит Р а к и т и н, смущенный.
      Ракитин. Ты меня звал?
      Ислаев. Да... (Помолчав.) Michel, ведь ты у меня в долгу.
      Ракитин. Я?
      Ислаев. А как же? Ты разве забыл свое обещание? Насчет... Наташиных слез... и вообще... Вот как мы вас с матушкой застали, помнишь - ты мне сказал, что между вами есть тайна, которую ты хотел объяснить?
      Ракитин. Я сказал: тайна?
      Ислаев. Сказал.
      Ракитин. Да какая же у нас может быть тайна? Был у нас разговор.
      Ислаев. О чем? И отчего она плакала?
      Ракитин. Ты знаешь, Аркадий... попадаются такие минуты в жизни женщины... самой счастливой...
      Ислаев. Ракитин, постой, эдак нельзя. Я не могу видеть тебя в таком положении... Твое замешательство меня тяготит больше, чем тебя самого. (Берет его за руку.) Мы ведь старые друзья - ты меня с детства знаешь: хитрить я не умею - да и ты был всегда со мной откровенен. Позволь мне предложить тебе один вопрос... Даю наперед честное слово, что в искренности твоего ответа сомневаться не буду. Ты ведь любишь мою жену?
      Ракитин взглядывает на Ислаева.
      Ты меня понимаешь, любишь ли ты ее так... Ну, словом, любишь ли ты мою жену такой любовью, в которой мужу сознаться... трудно?
      Ракитин (помолчав, глухим голосом). Да - я люблю твою жену... такой любовью.
      Ислаев (тоже помолчав). Мишель, спасибо за откровенность. Ты благородный человек. Ну, однако, что ж теперь делать? Сядь, обсудим-ка это дело вдвоем.
      Ракитин садится. Ислаев ходит по комнате.
      Я Наташу знаю; я знаю ей цену... Но и себе я цену знаю. Я тебя не стою, Michel... не перебивай меня, пожалуйста,- я тебя не стою. Ты умнее, лучше, наконец приятнее меня. Я простой человек. Наташа меня любит - я думаю, но у ней есть глаза... ну, словом, ты должен ей нравиться. И вот что я тебе еще скажу: я давно замечал ваше взаимное расположение... Но я в обоих вас всегда был уверен - и пока ничего не выходило наружу... Эх! говорить-то я не умею! (Останавливается.) Но после вчерашней сцены, после вашего вторичного свидания вечером - как тут быть? И хоть бы я один вас застал - а тут замешались свидетели; маменька, этот плут Шпигельский... Ну, что ты скажешь, Michel - a? Ракитин. Ты совершенно прав, Аркадий. Ислаев. Не в том вопрос... а что делать? Я должен тебе сказать, Michel, что хоть я и простой человек а настолько понимаю, что чужую жизнь заедать не годится - и что бывают случаи, когда на своих правах настаивать грешно. Это я, брат, не из книг вычитал... совесть говорит. Дать волю... ну, что ж? дать волю! Только это обдумать надо. Это слишком важно.
      Ракитин (вставая). Да уж я все обдумал. Ислаев. Как?
      Ракитин. Я должен уехать... я уезжаю. Ислаев (помолчав). Ты полагаешь?.. Совсем отсюда вон? Ракитин. Да.
      Ислаев (опять начинает ходить взад и вперед). Это... это ты какое слово сказал! А может быть, ты прав. Тяжело нам будет без тебя... Бог ведает, может, это и к цели не приведет... Но тебе видней, тебе лучше знать. Я полагаю, это ты придумал верно. Ты мне опасен, брат... (С грустной улыбкой.) Да... ты мне опасен. Вот я сейчас что сказал... насчет воли-то... А ведь, пожалуй, я бы не пережил! Мне без Наташи быть... (Махает рукой.) И вот что, брат, еще: с некоторых пор, особенно в эти последние дни, я вижу в ней большую перемену. В ней проявилось какое-то глубокое, постоянное волнение, которое меня пугает. Не правда ли, я не ошибаюсь? Ракитин (горько). О нет, ты не ошибаешься! Ислаев. Ну, вот видишь! Стало быть, ты уезжаешь? Ракитин. Да.
      Ислаев. Гм. И как это вдруг стряслось! И нужно же тебе было так смешаться, когда мы с матушкой застали вас... Матвей (входя). Староста пришел-с. Ислаев. Пусть подождет!
      Матвей уходит,
      Michel, однако, ты ненадолго уезжаешь? Уж это, брат, пустяки!
      Ракитин. Не знаю, право... Я думаю... надолго.
      Ислаев. Да ты меня уж не принимаешь ли за Отелло за какого-нибудь? Право, с тех пор как свет стоит, я думаю, такого разговора не было между двумя друзьями! Не могу же я так с тобой расстаться...
      Ракитин (пожимая ему руку). Ты меня уведомишь, когда мне можно будет воротиться.
      Ислаев. Ведь тебя здесь заменить некому! Не Большинцов же в самом деле!
      Ракитин. Тут есть другие...
      Ислаев. Кто? Криницын? Фат этот? Беляев, конечно, добрый малый... но ведь ему до тебя, как до звезды небесной!
      Ракитин (язвительно). Ты думаешь? Ты его не знаешь, Аркадий... Ты обрати на него внимание... Советую тебе... Слышишь? Он очень... очень замечательный человек!
      Ислаев. Ба! То-то вы все с Наташей хотели его воспитаньем заняться! (Глянув в дверь.) А! да вот и он, кажется, сюда идет... (Поспешно.) Итак, милый мой, это решено - ты уезжаешь... на короткое время... на этих днях... Спешить не к чему - нужно Наташу приготовить... Маменьку я успокою... И дай бог тебе счастья! Камень у меня ты снял с сердца... Обними меня, душа моя! (Торопливо его обнимает и оборачивается ко входящему Беляеву.) А... это вы! Ну... ну, как можете?
      Беляев. Слава богу, Аркадий Сергеич.
      Ислаев. А что, Коля где?
      Беляев. Он с господином Шаафом.
      Ислаев. А... прекрасно! (Берет шляпу.) Ну, господа, однако, прощайте. Я еще нигде не был сегодня - ни на плотине, ни на постройке... Вот и бумаг не просмотрел. (Схватывает их под мышку.) До свиданья! Матвей! Матвей! ступай со мной! (Уходит.)
      Ракитин остается в задумчивости на авансцене.
      Беляев (подходя к Ракитину). Как вы сегодня себя чувствуете, Михаила Александрыч?
      Ракитин. Благодарствуйте. По обыкновенному. А вы как?
      Беляев. Я здоров.
      Ракитин. Это видно!
      Беляев. А что?
      Ракитин. Да так... по вашему лицу... Э! да вы новый сюртук сегодня надели... И что я вижу! цветок в петлице.
      Беляев, краснея, вырывает его. Да зачем же... зачем, помилуйте... Это очень мило... (Помолчав). Кстати, Алексей Николаич, Если вам что-нибудь нужно... Я завтра еду в город.
      Беляев. Завтра?
      Ракитин. Да... а оттуда, может быть, в Москву.
      Беляев (с удивлением). В Москву? Да вы, кажется, еще вчера мне говорили, что намерены пробыть здесь с месяц...
      Ракитин. Да... но дела... обстоятельство вышло такое...
      Беляев. И надолго вы уезжаете?
      Ракитин. Не знаю... может быть, надолго.
      Беляев. Позвольте узнать - Наталье Петровне известно ваше намерение?
      Ракитин. Нет. Почему вы спрашиваете меня именно о ней?
      Беляев. Я? (Несколько смущенный.) Так.
      Ракитин (помолчав и оглянувшись кругом). Алексей Николаич, кажется, кроме нас, никого нет в комнате, не странно ли, что мы друг перед другом комедию разыгрываем, а? как вы думаете?
      Беляев. Я вас не понимаю, Михаиле Александрыч.
      Ракитин. В самом деле? Вы точно не понимаете, зачем я уезжаю?
      Беляев. Нет.
      Ракитин. Это странно... Впрочем, я готов вам верить. Может быть, вы действительно не знаете причины... Хотите, я вам скажу, зачем я уезжаю?
      Беляев. Сделайте одолжение.
      Ракитин. Вот, видите ли, Алексей Николаич,- впрочем, я надеюсь на вашу скромность,- вы сейчас застали меня с Аркадием Сергеичем... У нас с ним был довольно важный разговор. Вследствие именно этого разговора я решился уехать. И знаете ли - почему? Я вам все это говорю потому, что считаю вас за благородного человека... Ему вообразилось, что я... ну, да, что я люблю Наталью Петровну. Как вам это кажется, а? Не правда ли, какая странная мысль? Но я за то благодарен ему, что он не стал хитрить, наблюдать за нами, что ли, а просто и прямо обратился ко мне. Ну, теперь скажите, что бы вы сделали на моем месте? Конечно, его подозрения не имеют никакого основания, но они его тревожат... Для покоя друзей порядочный человек должен уметь иногда пожертвовать... своим удовольствием. Вот от этого-то я и уезжаю... Я уверен, вы одобрите мое решение, не правда ли? Не правда ли, вы... вы бы точно так же поступили на моем месте? Вы бы тоже уехали?
      Беляев (помолчав). Может быть.
      Ракитин. Мне очень приятно это слышать... Конечно, я не спорю, в моем намерении удалиться есть сторона смешная, я словно сам почитаю себя опасным; но видите ли, Алексей Николаич, честь женщины такая важная вещь... И при
      том - я, разумеется, это говорю не про Наталью Петровну,- но я знавал женщин чистых и невинных сердцем, настоящих детей при всем уме, которые именно вследствие этой чистоты и невинности более других способны были отдаться внезапному увлеченью... А потому, кто знает? Лишняя осторожность в таких случаях не мешает, тем более что... Кстати, Алексей Николаич, вы, может быть, еще воображаете, что любовь высшее благо на земле?
      Беляев (холодно). Я этого еще не испытал, но я думаю, что быть любимым женщиной, которую любишь, великое счастье.
      Ракитин. Дай вам бог долго сохранить такие приятные убеждения! По-моему, Алексей Николаич, всякая любовь, счастливая, равно как и несчастная, настоящее бедствие, когда ей отдаешься весь... Погодите! вы, может быть, еще узнаете, как эти нежные ручки умеют пытать, с какой ласковой заботливостью они по частичкам раздирают сердце... Погодите! вы узнаете, сколько жгучей ненависти таится под самой пламенной любовью! Вы вспомните обо мне, когда, как больной жаждет здоровья, вы будете жаждать покоя, самого бессмысленного, самого пошлого покоя, когда вы будете завидовать всякому человеку беззаботному и свободному... Погодите! Вы узнаете, что значит принадлежать юбке, что значит быть порабощенным, зараженным - и как постыдно и томительно это рабство!.. Вы узнаете, наконец, какие пустячки покупаются такою дорогою ценою... Но к чему я это все говорю вам, вы мне не поверите теперь. Дело в том, что мне очень приятно ваше одобрение... да, да... в таких случаях следует быть осторожным.
      Беляев (который все время не спускал глаз с Ракитина). Спасибо за урок, Михаиле Александрыч, хотя я в нем и не нуждался.
      Ракитин (берет его за руку). Вы извините меня, пожалуйста, я не имел намерения... не мне давать уроки кому бы то ни было... Я только так разговорился...
      Беляев (с легкой иронией). Безо всякого повода?
      Ракитин (немного смешавшись). Именно без всякого особенного повода. Я хотел только... Вы до сих пор, Алексей Николаич, не имели случая изучить женщин. Женщины - это очень своенравный народ.
      Беляев. Да вы о ком говорите?
      Ракитин. Так... ни о ком в особенности.
      Беляев. О всех вообще, не правда ли?
      Ракитин (принужденно улыбаясь). Да, может быть. Я, право, не знаю, с какой стати я попал в этот наставнический тон, но уж позвольте мне на прощанье дать вам один добрый совет. (Останавливаясь и махнув рукой.) Э! да впрочем, что я за советчик! Извините, пожалуйста, мою болтовню...
      Беляев. Напротив, напротив...
      Ракитин. Итак, вам ничего не нужно из города?
      Беляев. Ничего, спасибо. Но мне жаль, что вы уезжаете.
      Ракитин. Покорно вас благодарю... Поверьте, что и мне тоже...
      Из двери кабинета выходят Наталья Петровна и Вера, Вера очень печальна и бледна.
      Я очень был рад с вами познакомиться... (Опять жмет ему руку.)
      Наталья Петровна (глядит некоторое время на обоих и подходит к ним). Здравствуйте, господа...
      Ракитин (быстро оборачиваясь). Здравствуйте, Наталья Петровна... Здравствуйте, Вера Александровна...
      Беляев молча кланяется Наталье Петровне и Вере. Он смущен.
      Наталья Петровна (Ракитину). Что вы делаете хорошего?
      Ракитин. Да ничего...
      Наталья Петровна. А мы уж с Верой гуляли по саду... Сегодня так хорошо на воздухе... Липы так сладко пахнут. Мы все под липами гуляли... Приятно слушать в тени жужжание пчел над головой... (Робко Беляеву.) Мы надеялись вас там встретить.
      Беляев молчит
      Ракитин (Наталье Петровне). А! и вы сегодня обращаете внимание на красоты природы... (Помолчав ) Алексею Николаичу нельзя было идти в сад... Он сегодня новый сюртук надел...
      Беляев (слегка вспыхнув). Конечно, ведь он у меня только один, а в саду, пожалуй, изорвать его можно... Ведь вы вот что хотите сказать?
      Ракитин (покраснев). О нет... я совсем не то...
      Вера идет молча к дивану направо, садится и принимается за работу. Наталья Петровна принужденно улыбается Беляеву. Небольшое, довольно тягостное молчание. Ракитин продолжает с язвительной небрежностью.
      Ах да, я забыл вам сказать, Наталья Петровна, я сегодня уезжаю...
      Наталья Петровна (с некоторым волнением). Вы уезжаете? Куда?
      Ракитин. В город... По делам.
      Наталья Петровна. Я надеюсь, ненадолго?
      Ракитин. Как дела пойдут.
      Наталья Петровна. Смотрите же, возвращайтесь скорей. (К Беляеву, не глядя на него.) Алексей Николаич, это ваши рисунки мне Коля показывал? Это вы рисовали?