— А разве не так? — белозубо улыбнулся Виктор.
— Все гораздо сложнее, юноша. — Посланец заметил недовольное движение Виктора и поспешил добавить: — У меня и в мыслях не было обидеть вас. Юность прекрасна! Она прекрасна даже своими ошибками.
Взгляд Хельга приобрёл насмешливый оттенок, не ускользнувший, видимо, от посланца.
— Я не хочу сказать, что наука и инженерия — несущественны, это необходимейший атрибут всякой высокоразвитой цивилизации. Но наука и инженерия — дело наживное.
— Не в этом счастье?
— Я не хотел бы уводить разговор в эту сторону. Притягательность счастья, как и многого другого в нашем большом мире, в его загадочности и непостижимости. Стоит ли спорить о непостижимом? Вернёмся к нашей проблеме. Окиньте взглядом земную историю! Человеческий разум постепенно, но неуклонно вгрызался в плоть природы, срывая один за другим покровы с её тайн и загадок. Все новые и новые стихийные силы обуздывало человечество, заставляя служить себе, все дальше и дальше проникало оно в просторы космоса и глубины микромира. И нет пределов этому движению!
— Так уж и нет?
— Нет! Полноценное общество разумных может прогрессировать практически бесконечно. То, что не завоёвано сегодня, будет завоёвано завтра — через десяток, через сотню или тысячу, через миллион или миллиард лет. Но для такого неустанного движения нужно духовное здоровье, нужны мощные, негасимые стимулы прогресса — восхождение трудно, порою тяжко, иногда мучительно.
Разве в годы грандиозных свершений, когда человечество стало полновластным хозяином планеты и вышло в космос, оно едва-едва не погубило себя в пламени всеуничтожающей ядерной войны? По узкой жёрдочке, оступаясь на каждом шагу и едва балансируя, люди кое-как прошли над пропастью, готовой поглотить все сокровища культуры, бережно накопленные и сохраняемые тысячелетиями. Разве наука и инженерия удержали людей от падения и гибели? В дальней дороге людей подстерегает немало испытаний и опасностей, которые пока ещё незримо для них таятся в космосе. Без крепкого духовного здоровья и непреклонной решимости справиться с этими трудностями невозможно!
— Вы не убедили меня, — сказал после паузы Виктор, хмуря свои соболиные брови. — Нет, не убедили! Но заставили крепко задуматься.
* * *
Игорь был наслышан, что посланец всегда был похож на кого-то из экипажа, причём всякий раз на другого. Идя на встречу, он гадал, чьи черты ему придётся угадывать в облике загадочного инопланетного существа? Лорки, Соколова, может быть, свои собственные? Но сколько ни вглядывался Игорь в лицо и фигуру посланца, сколько ни присматривался к его жестам и мимике, он не заметил никакого сходства ни с собой, ни с кем-либо из товарищей. Посланец был самим собой, немолодым, может быть, пожилым человеком с утомлённым лицом, но необыкновенно ясными, живыми глазами. Он явно как-то повзрослел по сравнению со своим изображением на голографиях, которые довелось видеть Игорю, стал суше, подтянутее. Его движения обрели непринуждённую точность, которую дают людям многолетние и серьёзные занятия спортом. Постарел? Над этим стоило потом подумать.
Может быть, эти смутные размышления и заставили Игоря спросить:
— Простите, а каков ваш истинный облик? — Дюку подумалось, что вопрос прозвучал не совсем тактично, и он поспешил добавить: — Я имею в виду облик немидов.
Посланец кивнул в знак понимания, но отвечать не торопился. Игорь решил ему помочь.
— Я понимаю, что различия между нами могут быть очень большими. Но пусть это не тревожит вас. Полагаю, что люди уже достаточно морально повзрослели для того, чтобы примириться с любым, даже самым неожиданным обликом своих разумных собратьев.
Игорь мог поклясться, что взгляд посланца приобрёл ироничный, насмешливый оттенок. Но сказал он вовсе не то, что ожидал услышать от него Игорь.
— Вы, люди, часто говорите о неземных братьях по разуму. Но это заблуждение. И опасное заблуждение.
— Опасное?
— К сожалению. Мы, немиды, убедились в этом на своём горьком опыте, поэтому очень осмотрительны в своих контактах. По разуму могут быть не только братья, не только друзья, но и злейшие враги. Истинные братья — это братья по морали.
— Нечто подобное я уже слышал от Федора Лорки.
— Это меня не удивляет. У него прекрасная интуиция! Он угадывает истину так же легко и просто, как зверь чувствует добычу. Иногда я, немид, — в голосе посланца прозвучали странные, смешанные нотки гордости и насмешки, — завидую ему, а это что-нибудь да значит.
Вообще-то Игорю было приятно, что этот симпатичный, удивительно человечный инопланетянин хвалит его. Но в тоже время он ощутил приметный укол неприятного чувства. Пожалуй, зависть. Самая обыкновенная, житейская, древняя, как и само человечество. Мелочная зависть к тому, кто лучше, умнее, удачливее тебя. Когда же, в конце концов, удаётся людям вырвать корни проклятого эгоизма из своих душ? — Поистине, люди — не боги!
— Есть между людьми и немидами и различия, различия немалые, — продолжал между тем посланец. — Но мы идём по общей дороге, к одним и тем же целям. А дорога трудна, в дальнем пути так одиноко! Поэтому мы и протягиваем вам руку дружбы.
— Вы правы, в дальней дороге трудно одному.
— Ну, а внешность, облик — дело второстепенное. Эти отличия куда глубже, чем вы думаете. Они имеют даже не вещественную, не субстанциональную, а функциональную основу — у людей и немидов разная генетика.
— Не совсем понимаю.
— У людей, как и у всех других земных организмов, генотипы связаны с фенотипом в двоичной системе, а у немидов — в троичной.
Игорь подумал и признался:
— И все-таки я не понимаю сути.
— Постараюсь пояснить.
Посланец сказал, что в отличие от земных генотипы немидов собраны по трилельной схеме: каждый элементарный признак организма определяется тремя генами — аллелью, которая подобна земной, и третьим, нейтральным геном. Ни один из аллельных генов не является доминирующим, они равноправны; доминирование одного гена осуществляется за счёт подсоединения к нему нейтрального гена.
— Честно говоря, не вижу особых преимуществ в таком, троичном способе компоновки признаков. — Игорь улыбнулся. — То же самое сооружение, только не из трех разных кирпичиков. На выходе — тот же самый набор элементарных признаков.
Ответная улыбка посланца приобрела насмешливый оттенок.
— А лабильность, подвижность? — спросил он и провёл в воздухе изящную волнистую линию.
— Подвижность чего?
— Признаков, коллега, признаков. Благодаря жёсткой доминантности генов, земные генотипы — это структуры с набором постоянных признаков. А генотип, лежащий в основе нашей жизни, — качающийся, плавный. Если нейтральный ген подсоединится к одному аллельному гену, реализуется один признак, откачнётся к его контрагенту — получит силу признак противоположный. Фенотип, облик организма будет гибко и причудливо меняться.
Посланец сделал паузу, наблюдая за реакцией Дюка, тот медленно прозревал, но возникавшая картина была столь невероятной, что он отказался себе верить.
— Да-да, — подтвердил посланец, чутко уловивший его состояние, — вы не ошибаетесь: у немидов нет постоянного внешнего облика, они могут его менять в широких пределах по своему усмотрению. Конечно, период из одного воплощения в другое не происходит мгновенно. В естественных условиях для этого требуются недели и месяцы — все зависит от дистанции, которая разделяет между собой эти, с позволения сказать, ипостаси. С помощью специальных мер стимуляции, разработанных генной инженерией, сроки перевоплощения могут быть резко сокращены — до нескольких суток и даже часов.
— Черт знает что! — повторил Игорь, однако было видно, что он уже несколько освоился с услышанным и начинает, как это говорится, раскладывать факты по полочкам.
Не стоит так удивляться. Даже ваш двоичный, окаменелый организм обладает большой подвижностью. Вспомните, кем вы только не побывали в ходе своего становления: оплодотворённой яйцеклеткой, морулой, рыбообразным эмбрионом с жабрами, скрюченным уродцем с огромной головой. И все это был Игорь Дюк!
Игорь невольно усмехнулся, представляя эту цепочку поистине сказочных превращений, а посланец продолжал:
— Взрослые земные животные утрачивают способность к трансформации, их генотип окончательно костенеет. А вот немидские сохраняют свою способность к направленным превращениям на протяжении всей жизни. Не правда ли, все довольно просто?
— Да, — протянул Игорь. — Вдумываясь в ваши слова, начинаешь в них верить. Хотя здравый смысл протестует!
Глава 33
Информационную посылку немидов Виктор Хельг обнаружил на четвёртой глобуле. Не успели они сделать и двадцати шагов от того места, где был установлен вымпел, эту операцию не без удовольствия и некоторой гордости проделал Соколов, как Виктор услышал в своих микрофонах торопливый, глухой стук, словно чьё-то сердце билось лихорадочно, торопливо, боясь запоздать.
— Александр Сергеевич! — окликнул Хельг товарища и довольно буднично уведомил: — Кажется, дело сделано.
Соколов негромко ахнул и, неуклюже-торопливо переступая на гравитоподошвах, поспешил к Виктору. Прислушиваясь, он подтвердил наличие ритмичного стука с частотой в пять с половиной герц. Сомнений быть не могло — посылка! Лорка через катер-ретранслятор слышал все их разговоры между собой и без промедления санкционировал дальнейшие действия. Виктор запеленговал точку, в которой посылочный сигнал имел наибольшую амплитуду, и забил в этом месте щуп генератора-передатчика.
— Начнём, пожалуй? — спросил он, обращаясь не столько к эксперту, сколько к невидимому Лорке.
— Начнём! — бодро ответил Соколов, лишь теперь начиная по-настоящему волноваться.
— Секунду! — послышался голос Федора. — Отойдите от щупа на всю длину кабеля. Сколько это будет, двадцать метров?
— Ровно двадцать, — подтвердил Хельг уже в движении, он понимал, что спорить с командиром бесполезно. — Бережёного — Бог бережёт, — пояснил он негромко Соколову, который старательно вышагивал рядом с ним.
Когда кабель, связывающий щуп с генератором, был полностью размотан, Лорка приказал:
— А теперь опусти катер, но не приземляй его — подвесь в полуметре от поверхности.
— Надо ли? — усомнился Виктор.
— Надо. На-до!
— А не боишься остаться без связи с нами? — корабль находился вне зоны прямой видимости с поверхности глобулы, поэтому снижение катера нарушало связь.
Было слышно, как Лорка усмехнулся.
— Да уж как-нибудь перетерплю. Действуй!
Соколов невольно поднял голову. Проблесковый рубиновый огонёк, мерцавший среди недвижных звёздных искр, дрогнул и начал стремительно падать вниз. Скоро в лунном свете белой звезды обрисовались контуры космокатера, уже замедлявшего своё падение. Ещё несколько секунд, и катер завис над поверхностью глобулы в трех шагах от космонавтов.
— Ну, поехали? — обернулся Виктор к Соколову.
— Поехали. — Виктор включил генератор импульсов. И… ничего не произошло! Через пять секунд, как это и было предусмотрено программой, генератор выключился. И опять ничего не произошло. Щуп, который теперь работал не как передающая, а как приёмная антенна, выдавал те же ритмичные колебания с частотой в пять с половиной герц. Прошло секунд тридцать, и Соколов недоуменно пожал плечами, однако же Виктор поднял руку и пригласил эксперта подойти поближе. Кивком головы Хельг показал на индикатор, который держал в руке.
— Амплитуда колебаний растёт, — почему-то шёпотом сказал он. — Медленно, почти незаметно, но растёт.
Соколов присмотрелся и уточнил.
— Со спадами.
— Верно, Александр Сергеевич, со спадами и провалами.
Они погрузились в изучение характера колебаний. Соколов, на мгновение оторвавший взгляд от индикатора, вдруг замер в неудобной позе, неверным движением показал на горячую точку, в которой был установлен щуп, и выдавил:
— Та… Там!
Хельг вскинул голову. Поверхность глобулы в горячей точке словно ожила, вспучиваясь, будто резиновая, плоским пузырём около метра диаметром, и снова опадая. Это настолько выходило за рамки обычного и даже просто допустимого, что космонавтов поразил некий психологический шок. Они не ужаснулись, не взволновались, а просто, не вполне веря своим глазам, ждали, что же будет дальше. Пузырь корчился, образуя ассиметричные вздутия величиной в арбуз то в одном, то в другом месте колышащейся как трясина поверхности. Соколову даже чудилось, что он слышит натужное пыхтение и уханье, будто кто-то старается поднять непомерную, смертную тяжесть, старается и никак не может. И вдруг, как бы нащупав самое слабое место, вздувшийся сгусток-арбуз стал быстро, в форме пузырчатой колонны, постепенно утолщавшейся у основания, расти, покачиваясь из стороны в сторону. Соколов почувствовал дурноту, которую приписал острой необычайности происходящего, но в тот же миг боковым зрением уловил близкую вспышку. Он сразу понял, что Хельг выстрелил из лучевого пистолета. «Зачем?» — мелькнула мысль. Лучевой импульс обрушился на шарообразную верхушку тянущейся вверх уродливой колонны. Она вспыхнула, точно её осветили изнутри мощным прожектором. Верхушка колонны беззвучно взорвалась, рассеявшись в пространстве облаком быстро расширяющегося газа. Остальная её часть рассыпалась, точно куль вытряхнутого песка. В тот же самый миг Соколов испытал новый, гораздо более сильный приступ дурноты. В этом мире без тяжести упасть было невозможно, к тому же гравитоподошвы цепко держались за поверхность глобулы, но тело эксперта обмякло и повисло, точно оно было резиновым и из него выпустили воздух. В голове вяло, уже угасая, шевельнулась мысль об инфрачастоте в пять с половиной герц, о таинственной гибели людей на Кике и о том, что объективная устойчивость Виктора к инфраколебаниям повыше, чем его собственная. Что-то рвануло Соколова вверх и в сторону, дурнота тут же рассеялась как ночной кошмар, и эксперт понял, что Виктор попросту поднял его и швырнул в катер. Вслед за тем Хельг, Соколов успел заметить его злое, искажённое напряжением лицо, акробатически взлетел на место водителя, задвинул фонарь, задрал нос космокатера и выжал ходовую педаль — глобула тут же начала проваливаться, падать вниз. Соколов туповато и счастливо улыбнулся Виктору и совершенно неожиданно для себя и для своего напарника потерял сознание — будто заснул. Он и правда заснул через какую-нибудь секунду-другую, ибо принадлежал к тому довольно редкому и счастливому классу людей, у которых обморок длится недолго, не оставляет дурных последствий, а сразу переходит в глубокий сон.
Очнулся Соколов из-за того, что ощутил какой-то резкий, хотя далеко не неприятный запах. Он дёрнул головой, поморщился, чихнул и пришёл в себя окончательно. Звезды над головой, рядом улыбающееся лицо Виктора, забрало гермошлема откинуто. Соколов похлопал глазами, вспомнил, что случилось, и, выпрямившись, глянул вниз, через борт космокатера: там серела и слегка искрилась, разрисованная чёрными иероглифами теней, поверхность четвёртой глобулы. Катер висел над ней довольно низко, присмотревшись, Соколов разглядел даже вымпел, который сам и устанавливал, неподалёку — кратер, углубление двухметрового диаметра с валом сыпучих материалов вокруг. Брови эксперта нахмурились.
— Это здесь? — спросил он и движением рук и пальцев показал, как росла и корчилась колонна.
— Здесь, — подтвердил Виктор и не без ехидства добавил: — Ну и владения вы себе отхватили, Александр Сергеевич!
Соколов покачал головой.
— Да уж! Ведь и во сне не пригрезится такое. — Он снова уткнул голову в боковое остекление, посмотрел на кратер и повернулся к Хельгу. — Но что это было? И где посылка?
Виктор показал пальцем вниз.
— Там, в кратере. По крайней мере часть её.
— Почему часть? И что все-таки это было? А может быть, и не было, может быть, мне это почудилось?
— Было, Александр Сергеевич, было.
Соколов сосредоточенно смотрел на Виктора.
— Слушайте, — вдруг сказал он удивлённо, — а ведь вы спасли мне жизнь, а?
Виктор улыбнулся, показав полоску белых зубов, и мягко возразил:
— Не преувеличивайте, до райских кущ было так же далеко, как и до Земли. Но в общем-то нервотрёпка приличная.
Он пояснил, что пока Соколов изволил почивать, сам Виктор успел переговорить с Лоркой, Федор обсудил происшествие с посланцем, и все разъяснилось. Все посылки, которые немиды транспортируют в земную субвселенную, представляют собой свёрнутые, до предела уплотнённые зародышевые программы. Любую такую программу, в принципе, можно считать квазиживым существом. В земном мире эти программы выходят в режим формирования и разворачиваются, развиваются до намеченных пределов. Этот процесс имеет грубое сходство с формированием цыплёнка в яйце. В немидских условиях этот способ передачи информации детально отработан и реализуется обычно без погрешностей. Но при транспортировке информационных посылок из одной субвселенной в другую наблюдаются систематические сбои и срывы при разворачивании программы. Примерно каждая вторая посылка оказывается не совсем удачной и содержит искажения. В чем тут дело, до конца не выяснено, но в принципе — это искажения перехода, перебрасывания объекта из одного трехмерного мира в другой. Иногда часть информации посылки отпочковывается и как бы обретает самостоятельность. Эта часть программы начинает разворачиваться в своих собственных целях, как бы приобретая самосознание, часто на самом примитивном уровне, скажем, на уровне земных насекомых или моллюсков. В результате формируются причудливые квазиживые создания, которые могут существовать обычно весьма ограниченное время в самых неожиданных условиях, вплоть до открытого космоса. В одну из таких химер и перевоплотилась часть информационной посылки немидов, находившаяся на четвёртой глобуле.
— Разве там была какая-нибудь зверюга? — удивился Соколов и невольно покосился вниз.
— А вы не видели? — в свою очередь удивился Хельг.
— Я видел колонну: она корчилась и извивалась, словно живая, но это все, что я видел.
Виктор насмешливо улыбнулся.
— Понятно. Вы ведь не космонавт и привыкли к обстоятельному анализу без спешки и суеты. — Виктор помолчал. — Верхняя часть колонны начала пухнуть, точно расцветать. Из этого цветка выползла клешня и башка, величиной с бычью. А на башке два огненных глаза по кулаку величиной!
Соколов недоверчиво хмыкнул.
— Почудилось! Да и не мудрено.
Хельг вздохнул, снисходительно разглядывая эксперта.
— Тёмный вы человек в космических делах, Александр Сергеевич, очень тёмный! Я не только все это видел, но и успел зафиксировать на плёнку. Фильм транслировал на корабль, там его посмотрели, обсудили и решили, что я прав.
— В чем?
— А в том, что я вдребезги разнёс эту чертовщину. — Виктор помрачнел. — Я бы стерпел, если бы не эти огненные глаза. Думаю, немиды немидами, посланец посланцем, а жизнь жизнью. Да тут ещё и эта инфратрясучка усилилась. Ну, я и полоснул лучом.
Соколов задумался, хмуря свои белесые брови.
— А почему посланец не предупредил нас о такой возможности?
— Вот этого я не знаю.
— Странно все это!
— Странно, — согласился Виктор, — но все, что ни делается, — к лучшему. Если бы я вовремя не разнёс эту зверюгу, она, как говорит посланец, пожрала бы на создание своего естества куда больше полезной информации.
Соколов уткнулся носом в остекление, разглядывая образовавшийся кратер.
— Но где же посылка?
— А вот сейчас подойдут Игорь с Лоркой и начнём раскопки.
Эксперт медленно повернулся к напарнику и даже запыхтел от обиды.
— Как? Мы старались, можно сказать, рисковали жизнью, а пожинать плоды будут они? Решительно протестую!
Виктор затрясся от смеха, уж очень был комичен раздувшийся от обиды Соколов.
— Да не волнуйтесь, всем работы хватит. — И, помолчав, добавил: — А я думал, что вы побоитесь снова лезть в свои владения.
Глава 34
Лорка прямо с порога, не считая нужным скрывать свою радость, сказал посланцу:
— Все кончилось не так уж плохо: исчезло или искажено не более тридцати процентов посылки. И главным образом финальная часть.
Неземлянин пошевелился в кресле, словно хотел встать, да потом раздумал.
— Я рад, — глуховато прозвучал его голос. — Если бы отпочковалась начальная часть информации, было бы гораздо хуже. Вы садитесь, Федор Лорка.
Опустившись на диван, Лорка продолжал:
— Странно, но я, впрочем, почему только я?… Мы, люди, не представляли себе, что сгустки информации могут давать такие странные плоды.
— Сгусток, — раздельно проговорил посланец, — хорошее, ёмкое слово — сгусток, не правда ли? Немиды, люди, животные — тоже своеобразные, особым образом организованные сгустки информации.
Лорка засмеялся.
— Я понимаю. И все-таки мне дико, энциклопедия превращается в огромного паука или крокодила!
— Вы столкнётесь с проблемой отпочкования, когда будете транспортировать огромные объёмы информации. Энциклопедия, хотя и организована определённым образом, бесструктурна, а информационная посылка имеет структуру и способность к саморазвитию. Перечень веществ, из которых состоит паук, и правил, по которым из них собрано его тело, ещё не самый паук. А вот крохотное оплодотворённое яичко, отложенное паучихой, — потенциальный паук. Большие структурные объёмы самой абстрактной информации стремятся к самосознанию и саморазвитию по пути, который наиболее рационален с собственных, внутренних позиций.
Посланец полулежал в кресле, будто утонув в нем, голос его звучал глухо. Лорке показалось, что за те два часа, что они не виделись, посланец постарел: как-то высохло тело, похудело, вытянулось лицо, глаза стали больше и светлее. Но может быть, это лишь казалось? Во всяком случае, это плохо вязалось с тем, какую энергию развил посланец в рубке, фактически взяв в свои руки организацию раскопок, извлечения и доставки кассет информационной посылки и приложенного к ним проектора. Когда все это было нагружено на космокатера, посланец попросил разрешения уединиться часа на два: он пояснил, что сейчас же, по ходу дела ему нужно надиктовать несколько важных сообщений. Пока посланец отсутствовал, была выполнена сверка информации, делалось это с помощью проектора чисто механическим путём. Информация была научно-технической, любая погрешность в формуле, таблице или графике была нетерпимой. Поэтому посылка была триплексной, каждое сообщение буквально повторялось трижды и формировалось в ходе «рождения» по независимым каналам. Сбой с отпочкованием части программы произошёл главным образом по одному каналу, лишь незначительно затронув два других. Первичная сверка информации проводилась путём наложения трех повторяющихся сообщений. Безусловно достоверным считалось то, что было одинаковым во всех трех дубликатах, условно достоверным то, что буквально повторялось в двух сообщениях, а недостоверными признавались полностью несовпадавшие фрагменты. И более чем на семьдесят процентов посылка оказалась безусловно достоверной. Вот почему радовался Лорка. Теперь, когда он обратил внимание на внешний вид посланца, ему было неловко за свою радость.
— Может быть, вы утомлены и вам лучше передохнуть? — рискнул вслух предложить Федор.
Посланец взглянул на него пристально.
— Соколов ничего вам не говорил про меня? — ответил он вопросом на вопрос.
— Нет. Он лишь заявил, что доверять вам можно безусловно.
— Вот как?
— Именно так. — Лорка крепко сцепил пальцы сильных рук. — Соколов не сказал, но я сам догадался о многом. Думаю, что вы скоро покинете нас.
— Верно, интуиция вас не подвела.
— И, полагаю, обратный путь в родной мир, к собратьям будет нелёгким и опасным.
Посланец ничего не ответил, но смотрел поощрительно, и Федор продолжил:
— Вы говорили, что лишь каждая вторая информационная посылка приходит из вашей субвселенной в наш мир без искажений. Наверное, это справедливо и для обратной транспортировки. А для живых существ, для разумных в особенности, информационные искажения — та же смерть.
Посланец кивнул в знак согласия, но так и не проронил ни слова. Лорка расцепил пальцы и положил ладони на колени.
— Если учесть все это, то шансов остаться в живых при обратном путешествии у вас немного, всего двадцать пять процентов, четыре против одного. — Лорка помолчал. — Я высоко ценю вашу миссию, восхищён вашим личным мужеством и сделаю все возможное, чтобы помочь вам. Все, что в моих силах!
Посланец слабо улыбнулся.
— Благодарю. Но помочь мне невозможно. Лоог, пожалуй, так можно транскритировать на земной язык моё бывшее имя, умер две недели назад и похоронен с соблюдением всех должных обрядов и почестей в родном посёлке рядом со своими родичами.
— Вот как! — после долгой паузы проговорил Лорка.
— Так. — Посланец жестом усталым, но не лишённым изящества, провёл рукой вдоль своего тела. — Все это — временное пристанище моего сознания. Оно быстро, очень быстро ветшает и приходит в негодность. Так и было задумано, и с этим ничего нельзя поделать. Я думал, что поживу с вами ещё несколько дней, но вдруг случившийся провал памяти — я ведь забыл, забыл сообщить вам об опасностях, связанных с получением информационной посылки, — открыл мне глаза и развеял иллюзии. Незачем вам видеть разложение моей личности, прогрессирующий маразм. Я умер достойно там, у себя дома, достойно решил умереть и в этом мире. И принял свои меры: мне осталось жить, — посланец взглянул на часы, — не более часа. А потом наступит стремительное угасание.
— Почему вы, немиды, избрали такой жестокий путь? Путь, у которого нет обратной дороги?
— Мы были вынуждены, — посланец снова откинулся на спинку кресла, — особенно я, координатор программы внешних контактов. Мы потерпели много не совсем объяснимых неудач. Когда на Кике гибли люди, одновременно погибали и немиды, которые выходили на эти контакты — риск был обоюдным, я уже говорил вам об этом. Не совсем удачными были попытки удержать вас от преждевременного полёта. И уж совсем накалилась обстановка, когда ваш корабль вышел в опасный регион, когда опасность углублялась с каждой последующей минутой. И я решился и сделал то, что должен был сделать. С моего мозга, как с матрицы, был сделан информационный дубликат. В ходе этой операции координатор Лоог погиб. Транспортировка дубликата выполнялась в обстановке нервозности и спешки, она прошла не совсем удачно, поэтому мне, посланцу немидов, и была уготована такая короткая, но, право же, интересная жизнь.
— Вы не должны были так поступать! — тихо сказал Лорка.
— Должен. Я бы не простил себе несчастья с вашим кораблём. — Посланец вдруг усмехнулся. — Да и вы, Федор Лорка, на моем месте поступили бы точно так же.
— Возможно.
— Вот видите!
Лорка потёр ладонью лоб.
— Что я могу сделать для вас?
— Свою личную просьбу я выскажу позже, сначала послушайте пожелание всей нашей цивилизации: мы ждём ответного визита, транспортировку дубликата берём на себя, смерть человека-матрицы вовсе не обязательна. Вероятность успеха, вы оценили её верно, около пятидесяти процентов. Операция должна быть выполнена на основе одного из членов вашей экспедиции в течение ближайших десяти дней, иначе обстановка станет гораздо менее благоприятной.
Лорка все понял с полуслова и колебался какую-нибудь секунду.
— Я готов, — просто заявил он. Посланец покачал головой.
— У вас есть гораздо более подходящие кандидатуры.
— Кто?
— Ника Сонлей или Виктор Хельг.
Лорка пропустил мимо ушей имя Виктора.
— Ника? — переспросил он.
— Почему вы удивились? — спокойно спросил посланец. — Вы ведь и брали её специально для контактов с нами.
Лорка долго молчал, прежде чем ответить.
— Хорошо, я передам ей ваше пожелание. — Он снова задумался. — Ника — это понятно, но почему Виктор?
Посланец улыбнулся.
— Если Ника к нам ближе многих других людей, то Виктор Хельг — дальше. Он слишком мужчина, слишком человек со всеми своими достоинствами и недостатками. Нам, немидам, полезен контакт и с такими людьми.
Посланец все ещё говорил — мы, немиды! Или он это делал специально?
— Не откажется и Виктор, — вслух подумал Лорка.
— Нет.
— У вас есть ко мне и личная просьба?
— Да. Вы проводите меня.
— Куда?
— В космос, метров на двести от корабля. Дальше я пойду один. — Посланец потянулся к кнопке и нажал её. В каюте погасло освещение, открылся иллюминатор, через который на Лорку глянули тысячи и тысячи звёзд. — Что такое человек или не-мид среди сообщества себе подобных? Звёздная искорка в океане космоса!
Посланец обернулся к Федору.
— Второй раз я хочу умереть не на операционном столе, а в одиночестве и звёздной тишине.
— Почему не в кругу друзей?
— Друзей? Не преувеличивайте, звёздные дороги много сложней простой дружбы. Нет, я не хочу пошлыми секундами своей кончины обременять себя и вас. Я устроен так, что могу, недолго правда, жить и в открытом космосе, среди звёзд. Звезды, вечность и… я! Разве это так уж плохо?
Лорка не ответил, и посланец спросил с оттенком нетерпения:
— Так вы проводите меня?
— Да-да, — ответил Федор, — конечно, провожу. Непременно!
