Соколов сидел напротив посланца невозмутимый, приветливый, с лёгкой улыбкой на круглом румяном лице, но такая раскрепощенность давалась ему нелегко.
      Почти машинально обмениваясь с посланцем приветственными, самыми обычными фразами, Соколов вдруг профессиональной цепкостью подметил, что тот похож на Виктора Хельга. Сходство не было полным, далеко не таким, каким оно бывает, скажем, у родных братьев и сестёр, но некоторые «фамильные» черты просматривались хорошо. Со свойственной ему прямотой Соколов сказал об этом посланцу.
      — Это вынужденный шаг, — ответил тот. — Мне приходится максимально экономить время, а копировать некоего конкретного человека проще, чем создавать обобщённый тип. Но у каждого человека я заимствую, в конце концов, то, что помогает мне понять человечество в целом.
      — Так-так. — Соколов сцепил руки на животе и на секунду прикрыл свои голубые глазки. — Вы не обидитесь, если я задам вам несколько прямых и совершенно откровенных вопросов?
      — Собственно, я и пригласил вас для этого.
      — Вот как? — Соколов прямо, без улыбки, более того — очень серьёзно заглянул в глаза посланца. — Кто вы?
      — Я посланец немидов, — после некоторой паузы ответил собеседник эксперта. — По-моему, вы осведомлены об этом.
      — Да, но вы же сами говорили, что вы и не человек, и не немид, а нечто третье.
      — Совершенно верно. Пока лишь на таком, модельном уровне возможно прямое общение между нашими цивилизациями.
      — Значит, вы не немид, — вслух подумал Соколов и снова поднял глаза на посланца. — Вы не немид, но тем не менее делаете ответственные заявления, к чему-то обязывающие человечество вообще и экипаж этого корабля в частности. Не будучи немидом, вы выступаете полномочным представителем чужой, незнакомой нам, великой цивилизации, ими созданной.
      — Вы, — посланец не сразу сформулировал свою мысль, — не доверяете мне?
      Соколов отмахнулся досадливым движением головы.
      — Доверяете — не то слово! Где гарантия, что, не будучи немидом, вы правильно усвоили и точно излагаете то, что эти разумные хотели сообщить нам? Где гарантия, что неточности и ошибки в передаче иновселенской информации исключительной важности не приведут к нежелательным последствиям, которые для нашего корабля могут приобрести фатальный характер?
      Посланец склонил голову, по губам его скользнула лёгкая улыбка.
      — Понимаю! Вы хотите, чтобы я, образно говоря, вручил вам свои верительные грамоты?
      Соколов не принял лёгкого тона и остался совершенно серьёзным.
      — Совершенно верно. В этом дипломатическом акте был глубокий смысл. С одной стороны, они снимали всякое сомнение в личности посла, с другой — подтверждали его ответственнейшее право одному говорить от лица целого государства и выражать его волю.
      — Так вот что вас беспокоит!
      — Да, — твёрдо заявил Соколов, — меня беспокоит именно это. Я убеждён, что девиз «Подвергай все сомнению» правомерен не только в рамках науки, в сфере общения человека с природой, но и на любом другом ответственном уровне контактов. А инопланетные разумные контакты, как мне представляется, являют собой высшую степень ответственности.
      Посланец молчал, опустив голову. Поколебавшись, Соколов беспощадно добавил:
      — Я поднимаю все эти вопросы ещё и потому, что многие прежние встречи людей и немидов кончались для моих сородичей трагически. Погиб Пётр Лагута, первооткрыватель планеты Кика, пострадали и другие поселенцы этой планеты. Федор Лорка в разговоре с вами уже поднимал этот аспект наших взаимоотношений. Вы ушли от объяснений, попросив отсрочки, и получили её. Думаю, что настало время объясниться откровенно.
      — Вы задаёте трудные вопросы, — сказал посланец.
      Соколов вздохнул, усмехнулся, щуря свои маленькие хитроватые глазки, и доверительно сказал:
      — Полагаю, именно за эту способность меня и включили в состав экспедиции. Больше как будто не за что.
      Посланец вежливо улыбнулся и задумался.
      — Хорошо, я отвечу на ваши трудные вопросы. С одним условием: этот разговор пока останется между нами.
      — Я не могу обещать этого! — решительно заявил эксперт.
      — Пока, — подчеркнул посланец. — И потом, все секреты, которые я сообщу вам, носят личный характер — касаются меня и не имеют отношения к общению наших цивилизаций в целом.
      Соколов откровенно удивился, поёрзал в кресле, поразмышлял и наконец решил:
      — Хорошо, на таких условиях я готов помолчать. — Он окинул посланца взглядом, в котором теперь было нечто профессиональное, и добавил успокоительно, но с оттенком грусти: — Это далеко не первый личный секрет, о котором мне придётся узнать.
      — Тяжела доля эксперта?
      — Тяжела. Но и доля посланца, я думаю, не легче?
      — Не легче.
      Они посмеялись, а потом посланец деловито, без эмоций пояснил, как обстоят дела с его официальным и неофициальным статусом в земном мире и в мире немидов. Соколов был потрясён.
      — Я не верю вам! — быстро сказал он, хотя сердцем уже поверил, лишь разум его ещё сопротивлялся.
      — К сожалению, все именно так.
      — Неужели не было другого, более гуманного выхода?
      — Мы торопились, ведь вы могли попасть в беду.
      — Но это жестоко!
      — Что значит жестокость по отношению к одному, когда речь идёт о благоденствии многих? А потом, после неудач на Кике мы чувствовали себя в долгу перед людьми.
      — И ничего, совсем ничего нельзя сделать?
      — Ничего.
      Соколов замолчал, потом достал из кармана большой платок и, не стесняясь присутствия посланца, вытер сначала один глаз, затем другой, бормоча:
      — Что поделаешь! К старости некоторые люди становятся сентиментальными. — И, спрятав платок в карман, деловито спросил: — Чем я могу помочь вашей миссии?
      — Доверием!

      Вернувшись на корабль и переодевшись, Игорь зашёл к Лорке. Федор сидел в кресле, погруженный в глубокое, спокойное раздумье.
      — Присаживайся, — рассеянно сказал он товарищу и снова, как это говорится, отрешился от мира сего.
      Игорь сел и некоторое время разглядывал хорошо знакомое ему тяжёлое лицо с непривычно глубокими складками возле рта и морщинками на лбу.
      — Лорка, — проговорил он наконец, — я готов поклясться, что у нас есть гравитоконтакт с Кикой.
      Федор удивлённо вскинул голову, но удивление тут же сменилось лукавством, замерцавшим в его зелёных глазах.
      — Я знал, что рано или поздно, но ты догадаешься об этом сам.
      — Но это же виктория, как восклицали древние! Победа! Слава! — Дюк запнулся, закусил губу и после паузы спросил: — Но почему вы с Тимуром окружили контакт тайной? Теперь уже и Соколов знает?
      — Знает.
      — Тайна — требование кикиан?
      — Верно. Но не кикиан — немидов.
      Игорь сбросил ногу с колена, приглядываясь к Лорке.
      — Немиды? Кто они? Откуда?
      — Те самые разумные, которые использовали Кику как промежуточный пункт для контактов с нами. Контактов, кончавшихся так трагически.
      Повисла долгая пауза.
      — Я вижу, ты не шутишь, — проговорил наконец Игорь.
      Не отвечая на эту реплику, Федор спросил:
      — А как ты представляешь себе не гравитоконтакт, а саму встречу с немидами?
      Лицо Игоря вытянулось, в нем прописались непроницаемые и загадочные — ацтекские черты.
      — Наверняка тебе чудится некое торжество, приветственные речи, не так ли?
      Игорь наконец обрёл дар речи.
      — Неужели? — В голосе его прозвучало не изумление, не радость, а скорее грустная покорность обстоятельствам. Лорка утвердительно кивнул.
      — Они на борту?
      — На борту. Но не они, а он — один.
      Игорь провёл рукой по лицу.
      — Знаешь, — неожиданно сказал он, — у меня сейчас такое же состояние, как в студенческие годы, когда я в составе отряда из трех человек впервые в жизни взошёл на вершину Джомолунгмы. Мы шли без кислорода, дорога была тяжёлой. Я шёл первым, как в полусне, шёл механически, ни на что не надеясь: мне чудилось, что длинной дороге не будет конца. И вдруг меня словно током ожгло — я понял, что следующий шаг поведёт уже не вверх, а вниз. Я крикнул хрипло: «Вершина!» — и с трудом распрямил спину. Мир был прекрасен! Пронзительная небесная синь, нестерпимый, яростный блеск бледно-золотого солнца и ангельски чистые снеговые громады гор. Мир был прекрасен, а мне было грустно — ведь дело было сделано, ведь остался лишь один путь — вниз.
      — «Мне грустно и легко, печаль моя светла», — вполголоса продекламировал Лорка. — Это пройдёт, Игорь. Это быстро пройдёт, я знаю по себе.

      Остальные космонавты узнали о присутствии на борту посланца немидов и самих немидах во время обеда при обстоятельствах, которые можно назвать драматическими. Обед подходил к концу, когда компьютер с присущей ему корректностью сообщил:
      — В дальней зоне обнаружения засечена ассоциация глобул космопланктона. Траектория глобул с местом корабля не пересекается, но интервал сближения расценивается как опасный.
      Хотя Лорка призвал к спокойствию, хотя тут же выяснилось, что противостояние глобул произойдёт на вторые сутки, обед был скомкан и быстро превратился в своеобразный симпозиум по проблемам космопланктона. Слушая причудливо ветвящиеся споры, Соколов мысленно похвалил себя за любознательность. Всего несколько дней тому назад он знал о космопланктоне не больше, чем, скажем, о привычках бронтозавров или обрядах рыцарского ордена тамплиеров. Но как-то он стал свидетелем оживлённой полушутливой-полусерьёзной пикировки по поводу космопланктона между Игорем Дюком и Виктором. Игорь утверждал, что встреча с глобулой может явиться причиной аварии двигателя как раз того типа, который имел место — в результате повреждения ливнями сверхтяжёлых частиц отдельных узлов кибернетических схем.
      Виктор слушал Дюка скептически и, в конце концов, заметил с иронической усмешкой:
      — Когда-то все непонятное объясняли божественными помыслами, потом магнетизмом и гравитацией, а теперь вот настала очередь космопланктона.
      — Дань моде — ещё не ошибка!
      — Хотя бы знали толком, что такое космопланктон, — насмешливо продолжил Хельг. — А то одни учёные считают его неживым, другие живым, а третьи — пограничным, квазиживым явлением. Квазиполя, квазисилы, квазичастицы, а теперь ещё и квазижизнь. Черт знает что!
      Игорь дружески приобнял товарища.
      — Не надо так расстраиваться, Виктор. Я и сам терпеть не могу этих квазиявлений природы. Если б это было в моей власти, я бы с радостью освободил мир от этой чертовщины. Представь себе, как бы тогда чудесно жилось на свете учёной братии. Все природные явления с лёгкостью необыкновенной укладывались бы в наши теории, законы и формулы. Никаких исключений, одни правила. Рай для науки!
      — Наука и с квазиявлениями устроилась неплохо. Навесил «квазиярлык» на непонятный факт — и спи себе спокойно.
      Заинтересовавшись этим разговором, Соколов прочитал и посмотрел в корабельной фильмотеке все, что было ему понятно и доступно.
      Оказалось, что подобно тому, как верхние слои земных океанов заселены тучами мельчайших живых существ — планктоном, вокруг некоторых голубых и белых звёзд обитают массы звёздного или космического планктона. Поначалу его считали скоплениями обычной космической пыли. Однако же выяснилось, что рои этих пылинок обладают хорошо выраженной целесообразностью поведения. Наблюдения показали, что над переменными звёздами космопланктон держится на некоторой оптимальной высоте: выше, когда светимость звезды возрастает, и ниже, когда она уменьшается. Явление это никак не укладывалось в рамки обычных физических законов. Молодой учёный Василий Решетов высказал кощунственное предположение, что пылинки космопланктона — это вовсе не пылинки, а крошечные живые существа, которые «сознательно» держатся в комфортной зоне обитания, там, где им не «холодно» и не «жарко».
      Решетов считал частицы космопланктона своеобразными миниатюрными котлами, в которых реакции ядерного распада компенсировались соответствующими реакциями синтеза. На возражение, что такого рода атомные мини-котлы с точки зрения ядерной физики невозможны, Решетов резонно отвечал, что с точки зрения классической химии существование сложнейших мини-комплексов живых клеток тоже невозможно, однако они существуют и благоденствуют. Крупная серия научных исследований показала, что прав дерзкий астроном, а не биологи.
      Было в существовании космопланктона и немало загадочного, расшифрованного наукой лишь приблизительно. Иногда, по неизученным ещё причинам, частицы космопланктона обнаруживали тенденцию к слипанию и образовывали шаровидные скопления — глобулы. Были обнаружены глобулы диаметром до нескольких десятков и даже сотен метров.
      Глобула — своеобразная микроспора космопланктона. В глобульной форме космопланктон «живёт» за счёт внутренних энергетических ресурсов, вне зависимости от внешнего притока излучения. Поэтому глобулы могут странствовать в межзвёздном или даже в межгалактическом пространстве. Попадая в благоприятные радиоактивные условия, глобулы, как правило, взрываются, образуя облака, состоящие из «живого» космопланктона и отходов, накопленных за время спячки, — пылинок мёртвой материи.
      Глобулы определённо нуждались в притоке энергии со стороны. В открытом космосе таким источником не могли быть ни далёкие звезды, ни ещё более далёкие галактики. Поэтому и было выдвинуто предположение, что глобулы некоторым образом паразитируют на чёрных мини-дырах, этих реликтах, рождённых на ранних этапах развития файрбола, ухитряются как-то «сосать» через них энергию.
      Симпозиум по космопланктону, сам собой организовавшийся в кают-компании, имел практический уклон. Дело в том, что был хорошо известен дурной и капризный нрав глобул — они могли вдруг взорваться без всяких видимых на то причин. Поэтому постепенно выкристаллизовалось общее мнение: надо форсировать ремонт хотя бы одного двигателя и уходить из опасного района.
      — Ни в коем случае! — вдруг сказал Лорка, вернувшийся в кают-компанию после небольшой отлучки, которую, честно говоря, кроме Тимура никто не заметил.
      Игорь, собравшийся возразить, сопоставил заявление Федора с присутствием на борту посланца неми-дов и промолчал. Но Виктор откровенно удивился.
      — Не узнаю тебя, Федор! Зачем же рисковать понапрасну? Ситуация не из тех, когда надо идти на жертвы ради науки.
      — Я слышу речь зрелого мужа, — выжидательно одобрил Игорь.
      — Надо объясниться начистоту, командир. Пора, — негромко посоветовал Корсаков.
      — В самом деле, — Соколов не мог скрыть беспокойства, — зачем нам лезть на рожон?
      В зелёных глазах Лорки заблестели лукавые искорки.
      — А затем, дорогой Александр Сергеевич, что на одной из глобул находится инопланетная посылка для нас. На какой — неизвестно, а поэтому придётся обследовать их поочерёдно. Так что уходить из этого района неразумно.
      Наступила мёртвая тишина.
      — Откуда это известно? — строго спросила Ника.
      — Из первых рук. От немидов.
      — Каких ещё немидов? — возмутился Виктор. — Я чувствую, что на борту идёт какая-то тайная игра. Мне непонятны и даже оскорбительны загадки и недоговорённости!
      — Мы были вынуждены пойти на это. Не сердись, Виктор.
      — Я не сержусь. Но я не прошу, а просто требую объяснений!
      — Виктор прав, Лорка, — негромко подтвердила Ника.
      — Я все объясню. Садитесь, друзья. Приготовьтесь не только слушать, но и читать записи и смотреть.
      — Ничего не понимаю!
      — Сейчас я все объясню, — терпеливо повторил Лорка.

      Контакты с посланцем немидов, последовательность которых планировалась им самим, составляли конечно же главную, но не единственную задачу экспедиции на текущем этапе. Другой, может быть менее ответственной, но столь же важной, — был поиск информационной посылки, помещённой на одной из глобул космопланктона.
      Посланец немидов подтвердил то, о чем догадывалось человечество.
      Во-первых, глобулы в открытом космосе действительно паразитировали на чёрных мини-дырах, из которых они черпали необходимые для своего функционирования запасы энергии. Во-вторых, чёрные дыры действительно представляли собой своеобразные выходы из земной субвселенной в четвёртое измерение. Некоторые из них замыкались на других субвселенных, в частности, и на мире немидов.
      Чёрные дыры определённой, подходящей величины, занимавшие стабильное положение возле Кики, немиды и использовали для передачи вещественных и информационных посылок сначала на Кику, а затем уже, путём вторичной подпространственной те-лепортировки, — на Землю.
      Чёрные дыры были не очень-то надёжным средством трансвселенского общения. В субстанционально-информационные передачи они вносили то большие, то меньшие помехи, состоявшие из собственных гравитационных шумов. Немиды не могли пойти на транспортировку полных и полноправных моделей самоих себя: получив транспортировочные искажения, такое существо могло повести себя самым неожиданным образом и наделать немало бед. Они ограничивались пересылкой биороботов с локальными возможностями, которым придавался самый разнообразный внешний облик: от абстрактных плазмоидов, похожих на шаровые молнии, до совершённых моделей земных животных, наделённых повышенными интеллектуально-моторными способностями. Даже для создания таких, довольно примитивных моделей требовались обширные заимствования человеческого интеллекта и психики, нужны были тесные контакты с людьми, которые порою кончались трагически.
      После гибели нескольких поселенцев на Кике проблема надёжных контактов с человечеством приобрела для немидов не только познавательный, но и принципиальный, моральный характер. За счёт колоссальных энергетических затрат на трассе Земля-Кика ими был создан искусственный пространственный канал. Некоторое время он имел размытую структуру, занимал огромный объём и был дифференцирован на множество канальцев разного сечения. В этот период данный участок пространства был практически непреодолим: и немиды делали все возможное, чтобы оттянуть старт земной экспедиции на Кику. Лишь в самый последний момент канал связи удалось «собрать» воедино, интегрировать и использовать для транспортировки на борт остановленного земного корабля полномочного представителя немидской цивилизации.
      Предварительные расчёты показали, что эта ответственнейшая операция исчерпает ранее накопленные энергетические запасы немидов более чем на две трети. В последний момент, в связи с необходимостью «угасания» первой опорной звезды, что достигалось локальной свёрткой пространства по лучу зрения, расходы энергии возросли до трех четвертей их наличия. Выяснилось, что оснастки уже не хватит для транспортировки на корабль информационной посылки, основу которой составляли тщательно подобранные инженерно-научные материалы.
      Конечно, можно было и вовсе отказаться от посылки, но, к счастью, был найден компромиссный вариант, который энергетически «проходил» даже с некоторым запасом: для передачи посылки решили воспользоваться чёрной мини-дырой, замыкавшейся на глобуле космопланктона. Теперь космонавтам предстояло поочерёдно обследовать глобулы до тех пор, покуда информационная посылка немидов не будет найдена.
      — Неужели её нельзя было маркировать? — полюбопытствовал Виктор.
      — Она маркированная, — ответил Федор, — но в результате каких-то накладок транспортировки, операция-го сверхсложная, радиус действия маяка резко снизился.
      Решено было экипировать две поисковые группы на космокатерах. На одном — Игорь и Ника, на другом — Виктор и Соколов. В задачу групп входила высадка на глобулы и пешее исследование их по зигзагообразному маршруту, осью которого является терминатор глобулы. Глобулы ассоциации были пронумерованы и в соответствии с этим получили названия: первая, вторая, третья и так далее, нечётные номера достались Игорю и Нике, а чётные — Виктору и Соколову.

      С первых же минут, даже секунд встречи Хельг подметил, что посланец общим выражением лица, манерой двигаться и говорить определённо напоминает Игоря Дюка. Это развеселило Виктора и позволило ему быстро освоиться, да и вообще он был не из тех людей, которые склонны к сомнениям и зряшному самоанализу.
      — Честно говоря, — сказал Виктор, разглядывая посланца с тем непосредственным интересом, с каким он рассматривал бы и неизвестный минерал и неведомое дотоле животное, — я не перестаю удивляться тому, что, несмотря на поразительные различия наших миров, мы одинаково мыслим. А стало быть, в разных субвселенных — однотипный разум, разве это не чудо?
      Посланец по-дюковски усмехнулся и дипломатично поправил:
      — Ну, это не совсем так.
      — Почему же не так? Мы же прекрасно понимаем друг друга!
      — Конечные результаты нашего мышления действительно однотипны. Иначе и быть не может, иначе мышление пришло бы в противоположность с реальностью и дискредитировало бы себя. Но самые процессы мышления у нас различны. Вы мыслите в плоскостной системе координат, а мы в пространственной.
      — Туманно, коллега, — сказал Виктор, поразмыслив.
      — Попробую пояснить. У людей мозг, как и компьютеры, ими созданные, работает в двоичном коде, а у немидов — в троичном. Все мысленные образы человек строит из двух элементарных кирпичиков, а немид — из трех.
      — Стало быть, ваш мозг лучше, многограннее? Я правильно понял вас?
      Посланец, очевидно, уловил нотки обиды и некоторой надменности в словах Хельга.
      — Нет, неправильно. Так ставить вопрос попросту нельзя. У вашей системы мышления — свои преимущества, у нашей — свои; и у той и у другой есть собственные, специфичные недостатки. Разве правомерно решать, что вкуснее — томат или огурец, яблоко или груша? Арбуз или дыня?
      Виктор белозубо рассмеялся.
      — Но мозг — не огурец и не груша!
      — Верно, мозг — это логическое устройство. Он может иметь разное быстродействие. Человеческий мозг, в принципе, работает быстрее немидского. Образно говоря, у землян — разум-спринтер, а у немидов — разум-стайер. Человеку легче стать высококлассным узким специалистом, немиду — универсальным инженером или учёным. Картина мира, которую рисует мозг немидов, создаётся заметно медленнее, но она полнее, точнее человеческих представлений о тех же самых реальностях. Мировоззрение человека и человечества в целом — карандашный рисунок, акварель, живопись. Мировоззрение немидов — барельеф и даже объёмная структура.
      — А конкретнее?
      — Например, немиды хорошо представляют себе пространство четырех измерений. Между тем для человека четырехмерные фигуры — всего лишь математические абстракции. Людям дано вторгаться в этот мир лишь косвенно, путём оценки математических выводов, его натуральное воображение тут бессильно.
      — А вы, стало быть, можете зримо представить себе четырехмерный шар или конус? — с любопытством уточнил Виктор.
      — Разумеется, — не без гордости ответил посланец.
      — Завидую!
      — А я завидую вашей способности почти мгновенно оценить сложную ситуацию и принять верное решение.
      Они посмеялись, с явной симпатией поглядывая друг на друга. Посланец сказал, что мягкость и скульптурность немидского мышления сказались и на самом характере их истории. Начиная с самых ранних этапов развития их цивилизации вражда, войны, драки играли в сообществах немидов гораздо меньшую роль, чем на Земле. Обычно торжествовало здравомыслие, желание и умение понять друг друга, а стало быть, и пойти на взаимные уступки. Из-за этого немидская история протекала, если применить к ней человеческие мерки, замедленно, даже вяло, но зато она была куда менее жестокой и кровавой. Если человеческую историю можно сравнить с горной речкой, которая то мчится, стиснутая скалами ущелья, то срывается в неизвестность многометровыми водопадами, то история немидов — это полноводная равнинная река, если она и разливается, то всего лишь раз в году.
      Человечество привлекло немидов не схожестью, а отличиями и даже несопоставимостью. Не так-то просто оценить свои собственные достоинства и недостатки и уверенно провести грань между ними. Инерция эволюции способствует переразвитию некоторых общественных благ, иногда из стимуляторов прогресса они становятся его скрытыми, тайными тормозами. И порою достижения превращаются в изъяны, в своеобразных троянских коней цивилизации, из которых в самый неподходящий момент могут вырваться злые силы и затормозить процесс, а то и отбросить общество вспять. Привыкают и к собственным достоинствам, начинают относиться к ним без должной бережливости и внимания, случается, что эти достоинства начинают угасать, трансформироваться, приобретая иные, далеко не очевидные в перспективе свойства. Внутреннему наблюдателю, лишённому сторонних контактов и материалов для сравнения, привычный мир являет собой картину, освещённую ровным рассеянным светом. При таком свете трудно разглядеть мелкую социальную структуру: бугорки и впадины, морщины и трещины общественной жизни. Все меняется при встрече двух разных цивилизаций! Чуждые миры словно освещают друг друга резким боковым светом. Длинные тени, бегущие от малейших неровностей, позволяют обнаружить все дотоле тайное и скрытое: и зло, и благо.
      Виктора интересовал, даже беспокоил один вопрос, который так и просился ему на язык. Нетерпеливый Хельг несколько раз порывался задать его и не без труда удерживался — неудобно же все-таки перебивать гостя, да ещё такого почётного. Но как только в рассказе посланца наступила пауза, Виктор сейчас же вклинился в неё.
      — Простите, но у меня складывается странное впечатление, что немиды наибольшее значение придают духовным, моральным ценностям других цивилизаций. Так ли это?
      Посланец некоторое время молча смотрел на собеседника, чувствовалось, что он удивлён и даже несколько ошарашен.
      — Да, это так, — наконец ответил он. — Но почему вам кажется это странным?
      Пришёл черёд удивиться Виктору.
      — Да потому что я всегда считал, что инопланетные контакты полезны прежде всего в научно-инженерном плане! Обмен познанием, теоретическими идеями, искусством машиностроения, самими машинами и устройствами. Да разве это не главное?
      — А обмен мироощущением?
      Виктор вздёрнул соболиную бровь.
      — Что это даёт?
      Посланец улыбнулся и вздохнул.
      — Молодость!
      — Чья молодость?
      — Ваша. Молодость людей вообще. Молодость земной цивилизации в целом. В молодости все кажется простым и доступным, нужен только хороший инструмент, ясная голова да крепкие руки.