Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Библиотека советской фантастики (Изд-во Молодая гвардия) - Красные журавли (сборник)

ModernLib.Net / Тупицын Юрий Гаврилович / Красные журавли (сборник) - Чтение (стр. 4)
Автор: Тупицын Юрий Гаврилович
Жанр:
Серия: Библиотека советской фантастики (Изд-во Молодая гвардия)

 

 


      Удивительно знакомый, но в то же время и чуждый, словно неземной звук вдруг донёсся до ушей Гирина. Будто где-то далеко-далеко ударили в колокол! Этот растянутый ясный удар мягко упал на озеро и уже по водной глади докатился до его ушей. Пауза — и снова: «Олла! Олла!»
      — Красные журавли! — с улыбкой прошептал Александр.
      — Он бредит, — послышался сочувственный голос Люци.
      — Я не брежу, — снисходительно возразил Александр. — Летят красные журавли! Где-то гроза.
      Преодолев наконец свою странную сонную лень, Гирин принял сидячее положение и осмотрелся. Бирюзовое озеро в окружении багряных деревьев, розоватый песок, синее-синее стратосферное небо и хрустальное солнце. Мир иной! Стало быть, ветви сосен над головой на фоне серого неба — это сон. Но где же Люци? И в конце концов, что произошло? Гирин отлично помнил, как сверкнула, ударила молния, едва он ступил на песок. Молния с ясного неба? Не иначе как наказание божие! Удар молнии испепелил, как это и полагается, дьявола-искусителя, а заодно досталось и Александру. Не води дружбу с падшими ангелами!
      Гирин засмеялся и, опершись рукой о песок, легко вскочил на ноги. Люци нигде не было видно, хотя влажноватый песок в тени кустарника ещё хранил его следы. Самый кустарник теперь украшали пышные гроздья голубых цветов, наверное, распустились те самые сухие кисти, которые Александр поначалу принял за ягоды. Гирин ухватился за основание одной грозди, намереваясь сорвать её. Гроздь вдруг ощетинилась, взъерошились венчики её мелких цветов, и громко пискнула: «Пу-йи-и!» Александр испуганно, точно от раскалённого железа, отдёрнул руку и наказал себе впредь быть поосмотрительнее. Ещё раз оглядевшись, он крикнул в сторону озера:
      — Люци!
      Крик прокатился по безмятежной озёрной глади, отразился от багряных гигантов, росших на противоположном берегу, и негромким, но хорошо слышным стоном вернулся обратно. Александр удивился и крикнул ещё громче:
      — Люци!
      Теперь он уже ждал возвращения эха, склонив голову набок. И когда эхо вернулось, засмеялся, удивлённый и очень довольный: отзвук имел характерную миусовскую гнусавинку. Уникальное эхо! Гирин хотел крикнуть ещё раз, но передумал — не гармонировал этот крик с тишиной и покоем, разлитыми вокруг, а если Люци где-то поблизости, то он и без того должен был его услышать. Вот если бы действительно можно было докричаться до Миусова, Александр кричал бы до хрипоты: Железный Ник, как и всегда, наверняка что-нибудь да придумал, помог, подсказал. Александр выбрал камень поудобнее и, решив подождать развития событий, задумался.
      Как ни странно, как это было ни обидно Гирину, но не любили Миусова в полку по-настоящему. Его уважали и побаивались, им восхищались и гордились, на него злились, но не любили. Утомляла его дотошность и пунктуальность, раздражала мелочная требовательность и непробиваемое спокойствие, с которым он разрешал самые острые проблемы. Сердила железная логика и особое лётное ясновидение, позволявшие ему не только разложить по косточкам любое лётное происшествие, но и докопаться до его движущих сил и психологических мотивов. Не хватало ему душевной теплоты и не стиснутой догмой «руководящих документов» доброты и милосердия. И к Миусову пилоты относились с холодком, а вот добряка и увальня Ивасика любили! А ведь лётчик он был средненький, хотя в своём штурманском деле — дока, знаток всяких навигационных тонкостей и хитростей, общепризнанный мастер по девиационным и радиодевиационным работам. Ивасик, недолюбливавший высший, да и сложный пилотаж, планировался на такие задания неохотно и только в силу необходимости. Об этом знали все, от командира полка до рядовых лётчиков, да и сам Ивасик не играл во всякие там тайны и загадки, как это нередко случается с пилотами, которые по тем или иным причинам теряют кураж и побаиваются летать. Со своей добродушной улыбкой он откровенно говорил: «Это все для молодых, которым ещё скучна нормальная жизнь и нужно все наперекосяк. Ну в самом деле, чего хорошего в том, что человек, царь природы, болтается в воздухе как обезьяна, вниз головой?» Друзьям, а у него их было немало, Ивасик говорил ещё откровеннее: «В истребители я попал случайно, моё место в транспортной. Я бы ушёл, да знаю: посадят ведь на правое сиденье! Они без этого с нами, истребителями, не могут. И будешь год, а то и два пилить под началом какого-нибудь мальчишки и бегать по диспетчерам да метеостанциям с документами. Нет уж, я лучше поскриплю ещё годок-другой, Да и подамся на штабную или в преподаватели». Может быть, эта откровенность майора Ивасика и обезоруживала сослуживцев, позволяя им смотреть на штурмана немножко свысока, а заодно и прощать ему некоторые слабости? Что самое удивительное — Миусов и Ивасик дружили, а уж если выражаться точнее, то Ивасик был у Миусова единственным другом и по-настоящему близким человеком. Они дружили не только между собой, но и семьями, вместе ходили в кино, проводили выходные дни и праздники. Вот и попробуй разобраться в тайнах человеческих сердец! Полковые донжуаны, а их в авиации предостаточно, сначала многозначительно поговаривали: «Шерше ля фам!» — и искушёнными глазами с интересом присматривались, так сказать, к межсупружеским взаимоотношениям этой четвёрки. Но довольно скоро все убедились, что в этом плане там все чисто, пикантные разговорчики прекратились, а тайна дружбы двух совсем непохожих командиров и пилотов так и осталась тайной.
      И все-таки Гирину казалось ужасно несправедливым, что Ивасика любят, а Железного Ника — нет. Дело в том, что Александр тайно, как ему представлялось, преклонялся перед Миусовым, подражая ему в манере ходить, закидывая планшет на плечо, одеваться, сдерживать свои чувства, облекать свои мысли в короткие и точные афористичные формулировки. А самое главное, в манере летать — пилотировать самолёт смело, свободно и в то же время строго, так, что ни один проверяющий и инспектор не придерётся. Гирин очень бы удивился, если бы узнал, что его преклонение перед Миусовым тайна полишинеля, известная всем и каждому, а это было именно так. Гирин ничего не знал об этом потому, что в этом тонком деле насмешливые острозубые авиаторы проявляли на первый взгляд непонятную, а на самом деле совершенно естественную деликатность: подражать Железному Нику, оставаясь самим собой — общительным, добрым парнем, было ох и ох как нелегко! Особенно в манере летать. Это был своеобразный маленький подвиг, вызывавший и осознанное и подсознательное уважение. Ну а уж вовсе дубовых индивидуумов пилотский коллектив умел вразумлять быстро, крепко и надолго.
      Любопытно, что и Миусов с неброским, но приметным уважением относился к молодому лётчику и даже опекал его, правда весьма своеобразно, очень по-миусовски, так, как позволяли ему его характер и принципы. Однажды Александр шёл с аэродрома в город пешком, просто погода была хорошая и захотелось пройтись, благо когда надоест, всегда можно было сесть на рейсовый автобус. Стремительно мчавшаяся вишнёвая «Волга», жалобно взвизгнув тормозами, резко остановилась возле него, передняя дверца распахнулась, и холодноватый с гнусавинкой голос не то предложил, не то приказал: «Садитесь, лейтенант». Гирин поблагодарил и сел, машина птицей рванулась с места. Уже после того, как Гирин познакомился с Миусовым как с пилотом и командиром, он с нескрываемым удивлением узнал, что Железный Ник — шофёр-лихач, впрочем, не имеющий за плечами не только аварий, но и официальных нарушений; орудовцы хорошо знали вишнёвую «Волгу» и относились к её владельцу более чем снисходительно. Миусов держал все полковые рекорды по скорости ездки с аэродрома до центра города на «Яве», «Москвиче» и «Волге» — все эти средства транспорта, поочерёдно сменяя друг друга, побывали в его руках. Командир звена, опытный лётчик с незадавшейся служебной карьерой, учившийся в авиашколе вместе с Миусовым, в ответ на недоверчивые и недоуменные вопросы Гирина усмехнулся: «Ник — человек сложный, в нем с налёта-переворота не разберёшься. На колёсах он душу отводит». Этот короткий разговор совершенно новым и очень ярким светом обрисовал в глазах Александра несколько загадочную фигуру подполковника Миусова. Старый командир звена, вечный капитан, как его называли в полку, вскоре убыл в другую часть с повышением, а за него остался старший лётчик — «врио». И у Гирина начались первые и довольно неожиданные служебные неприятности. Этот «врио» вроде был неплохим офицером, приличным лётчиком, хотя летал он осторожно и, как это говорится, звёзд с неба не хватал. Но Гирин неведомо как, по какому-то наитию, сразу разобрался, что этот свойский парень, любитель застолья и любовных интрижек, в глубине души алчный, беззастенчивый карьерист, только и ждущий случая, чтобы по плечам других взобраться наверх. И «врио» быстро сообразил, что Гирин его раскусил. Сообразил и начал методично и достаточно тонко, это у карьеристов по призванию от бога, «кушать» молодого и самолюбивого лейтенанта, ловко выискивая причины, а главным образом поводы для придирок. Гирин храбрился, но служба предстала перед ним в новом и прямо-таки мрачном свете.
      Посадив Гирина в машину, Миусов довольно долго молчал. Молчал, разумеется, и Гирин. Уже при въезде в город, сбрасывая скорость, Миусов спросил:
      — Как служба, лейтенант?
      — Нормально, товарищ подполковник, — коротко ответил Александр.
      У него и мысли не возникло пожаловаться или пооткровенничать, всю околополетную суету он совершенно искренне считал чепухой и дребеденью. Ответ лейтенанта Миусов воспринял как должное и после небольшой паузы спросил:
      — Куда?
      Гирин не сразу сообразил, что подполковник спрашивает, куда подвезти его, Александра, а когда сообразил, то смутился и поспешно ответил, что ему все равно и что он может выйти где угодно. Миусов смерил его взглядом и с расстановкой, с оттенком раздражения прогнусавил:
      — Куда?
      Гирин помялся и назвал адрес. Эффектно затормозив в указанном месте, Миусов дождался, пока Гирин выбрался из машины, и лишь тогда спросил:
      — В партию собираетесь, лейтенант?
      — В принципе собираюсь. Кандидатский срок скоро истекает.
      Это самое «в принципе», которое можно было оценить очень по-разному, вырвалось у Гирина нечаянно, как реакция на бесконечные придирки хитроумного «врио». Миусов усмехнулся.
      — Завтра после предварительной зайдёте ко мне. Подготовьте данные. Я напишу рекомендацию.
      И хлопнув дверцей, сорвал машину с места, не оставив Гирину возможности как-то обговорить это предложение-приказание.
      Рекомендация Железного Ника, который по линии справедливости и честности пользовался в полку абсолютным авторитетом, сразу все расставила по своим местам. В партию Александра приняли единогласно, на этом памятном собрании выступил и волшебно преобразившийся «врио»: снисходительно, как бы мимоходом пожурив Гирина за некоторые недостатки, свойственные молодости, он сказал о нем немало красивых и добрых слов.
      Вскоре «врио», совершенно неожиданно для многих, но, к слову говоря, не для Гирина, приказом командующего перевели в эскадрилью, базировавшуюся при штабе округа. А вакансию командира звена предложили Гирину! Разговор шёл на уровне командования эскадрильи. Александр услышал о себе немало добрых слов: молодой, растущий, грамотный, хороший пилот, сдал на второй класс, хотя ещё и не получил его, и тому подобное. Все это было правдой, но Гирин отказался наотрез — объективно он не был готов к амплуа командира, не хватало опыта, требовательности, организационного умения — и хорошо знал об этом. К тому же Гирин не без оснований полагал, что выдвижение на звено — это несколько запоздалый резонанс на партийную рекомендацию Миусова. Это соображение угнетало Александра и делало совершенно невозможным принятие лестного предложения.
      Через несколько дней возле Гирина снова круто затормозила вишнёвая «Волга».
      — Садитесь, лейтенант.
      Гирин догадывался, что разговор пойдёт о несостоявшемся выдвижении, о его излишне резком отказе, и заранее мысленно сжался — так неприятен и неловок был ему предстоящий разговор. И ошибся! Старый командир звена, вечный капитан, был прав — Железный Ник был человеком сложным.
      — В академию собираетесь, лейтенант? — словно мимоходом спросил Миусов, обгоняя вереницу попутных машин так, что казалось, те стоят на месте.
      — Собираюсь. Вот получу первый класс и подам заявление. — Гирин был несколько удивлён осведомлённостью подполковника.
      — А зачем тянуть и киснуть? Второй класс вы получили, сегодня документы пришли. Подавайте заявление, я поддержу.
      Гирин смотрел на Миусова недоверчиво.
      — А не рано?
      — Почему же рано? На заочный командный факультет в самый раз.
      — На заочный? — удивился Гирин, всегда мечтавший об очном образовании.
      — Только на заочный, и никак иначе. — Миусов покосился на молодого лётчика, чуть улыбнулся уголками жёсткого рта и счёл нужным пояснить: Лётная профессия — особая профессия, лейтенант. Тот же спорт на чемпионском уровне. А очное обучение — это по большому счёту трехлетний перерыв в лётной практике. Такие перерывы противопоказаны, особенно молодым. Конечно, командиром это вам стать не помешает, но уж настоящим классным пилотом вы не станете никогда.
      Гирин как-то сразу, без раздумий поверил подполковнику, понял, что в чисто лётном аспекте дела тот совершенно прав. Правда, и жизнь и служба не исчерпываются полётами, но что из того? Во-первых и прежде всего, Александр хотел стать классным пилотом, все остальное, по его представлениям, должно было организоваться само собой. Но для порядка неудобно же на ходу менять убеждения подобно флюгеру — он сказал:
      — Я подумаю.
      — Подумайте, лейтенант, дело серьёзное, — и резко изменив тон, с заметно усилившейся гнусавинкой добавил: — А то, что отказались идти на звено — правильно!
      Александр заулыбался, у него точно камень с души свалился.
      — Я вашим отцам-командирам устроил небольшую головомойку за эту инициативу, — продолжал Миусов уже с усмешкой. — Тоже мне передовики-новаторы, храбро выдвигающие молодёжь! Вам, лейтенант, пока летать надо. Летать, а не командовать!
      — Верно, товарищ подполковник, — с неожиданно вдруг прорвавшейся откровенностью Гирин вдруг признался. — Я ведь об отряде космонавтов мечтаю.
      — И правильно делаете, — лицо Миусова сохраняло своё привычное, каменное выражение, но по каким-то почти неуловимым признакам Гирин догадался, что подполковник помрачнел. — Работа без мечты сушит человека.
      Миусов вдруг резко подвернул к тротуару, взвизгнув тормозами, «Волга» замерла, посунувшись на передние колёса.
      — Дальше доберётесь сами, лейтенант. У меня дела.
      Не слушая ответа Гирина, Миусов захлопнул дверцу, рванул машину с места и умчался, чистенько вписавшись в поток автомобилей. Александр ещё долго смотрел ему вслед.

Глава 12

      Шорох ветвей и сердитый писк голубых цветов привлекли внимание Гирина. Он огляделся и заметил, как шагах в десяти от него через кустарник к озеру протискивается огромная бульдожья голова с выпуклыми золотистыми глазами. Верхнюю челюсть её украшали два направленных вниз голубоватых клыка настоящие клинки по метру каждый, а то и больше. Высматривая что-то в воде, голова выдвигалась все дальше и дальше и тащила за собой изумрудную шею с хорошее бревно толщиной. Гигантская змея! Что-то вроде анаконды или питона! Но голова вдруг с верблюжьей замедленностью поднялась к небу, послышался треск кустарника, писк, и на берег вышел зверь ростом со слона, но с длиннющей, как у жирафа, шеей. Этакий саблезубый динозавр, точнее, динотерий! Он был покрыт короткой, лоснящейся на солнце шерстью, голова и шея изумрудные, спина и длинный, волочащийся хвост темно-зеленые, почти чёрные и бледное брюхо салатного оттенка. Динотерий вошёл в воду по самое брюхо, пристально вглядываясь в глубину и нервно подёргивая хвостом. Вдруг бульдожья голова изящно, по-лебединому запрокинулась назад, а потом, выставив клыки-рапиры вперёд и вниз, метнулась в воду. Взлетел радужный гейзер брызг, громкий всплеск ударил точно выстрел, по бирюзовой озёрной глади побежали крупные атласные волны. Спустя секунду голова вынырнула из кипящей воды, на голубоватых, словно металлических, клыках её билась большая чёрная рыба с сизыми глазами и громко стонала: «Йо! Йо!» Из её крупных жаберных щелей, похожих на акульи, фонтанчиками била оранжевая кровь. Шея запрокинулась, закончив это движение рывком, чёрная рыба, не переставая жалобно стонать, взлетела и закувыркалась в воздухе. Бульдожья пасть расхлябилась пурпурным мешком и ловко подхватила рыбу на лету. По длинной шее пробежала судорога сокращений, зверь брезгливо передёрнулся, облизал языком-лопатой испачканные липкой оранжевой кровью клыки и, опустив голову, начал пить. Он не лакал воду, как это делают земные звери, а с шумом и всхлипом всасывал её, а потом с наслаждением отдувался, точно гурман после глотка выдержанного вина.
      Самое время удирать! Стараясь двигаться как можно осторожнее, Гирин проскользнул в гущу жёлто-зелёных ветвей. И тут же поднялся громкий писк и стон — он совсем забыл о коварных голубых цветах! Александр отпрянул назад и, услышав громкий плеск за спиной, обернулся. Саблезубый динотерий шёл к берегу. Его змеиная шея была поставлена торчком, бульдожья голова вознесена на высоту двухэтажного дома, золотистые глаза неотрывно смотрели на двуногую жертву, словно гипнотизируя её. Взбесившийся жираф, вооружённый двумя стальными клыками.
      Бежать? Что толку? Неосторожное движение — и метровые клыки-рапиры обрушатся на его тело с шестиметровой высоты. Бульдожья голова зверя, изящно изгибая шею, начала откидываться назад. Гирин почувствовал, что вот-вот последует удар, и присел на полусогнутых ногах. Сердце билось гулко, часто, но страха не было, только голову чуть кружил азарт предстоящей схватки. План действия родился сам собой: дождаться броска, увернуться, отпрыгнуть в последний момент в сторону, — и в кусты, куда глаза глядят. Пока это чудовище вытащит из песка клыки, снова вознесёт свою башку на шестиметровую высоту, проморгается и осмотрится, можно будет где-нибудь укрыться.
      Вибрирующий пронзительный свист заставил Гирина вздрогнуть, свистел отнюдь не змей-горыныч, стоявший перед ним, пронзительный звук донёсся откуда-то со стороны. Напряжённая шея зверя расслабилась, голова с верблюжьей надменностью повернулась направо. Обернулся и Александр. И оторопел: метрах в десяти от него, опираясь на розовый песок крепкими загорелыми ногами, спокойно стояла молодая женщина в белой спортивной одежде. Женщина приложила указательный палец к губам, и снова воздух разорвал пронзительный вибрирующий свист. Монстр недовольно тряхнул головой, шумно чихнул, будто выстрелил, и шагнул навстречу дерзкой женщине, нервно подёргивая хвостом.
      — Бегите! — опомнившись, крикнул Гирин.
      — Спокойно, — не повышая голоса, хладнокровно проговорила женщина.
      И словно приветствуя бульдогоголового зверя, вскинула правую руку. Холодно сверкнула голубая молния, со звонким щелчком вонзившись в шею чудовища. Длинная шея надломилась у основания, тяжёлая голова, украшенная сверкающими клыками, тяжело, точно куль с мукой, шмякнулась на песок. И уж потом ноги зверя подогнулись, он мягко, как в замедленной съёмке, повалился на бок, взметнув шумные струи золотистого песка. Несколько раз судорожно дёрнулся толстый хвост, сбивая гроздья голубых цветов, бессильно приоткрылась пурпурная пасть, и зверь затих.
      Только теперь Александр с неожиданной пронзительной ясностью понял, что нелепая смерть от клыков поверженного чудища буквально висела над ним. В ушах у него зазвенело, будто его атаковала стайка незримых комаров, колени ослабели. Он шагнул к ближайшему камню, сел и некоторое время отходил от напряжения. Услышав шорох песка, Гирин поднял голову — в трех шагах стояла его спасительница. Ровный загар её кожи подчёркивала белоснежная одежда рубашка с открытым воротом и шорты, тонкую талию перетягивал широкий пояс, тёмные, коротко стриженные волосы шевелил тянувший с озера ветерок, светлые глаза смотрели пытливо и доброжелательно. Это была не зрелая женщина, как показалось Гирину сначала, это была девушка, едва переступившая порог зрелости. Александр сразу почувствовал себя свободнее и признался:
      — Без вас я бы пропал. — Александр ещё раз, теперь уже с улыбкой оглядел девушку. — Вы как с неба свалились!
      Усаживаясь напротив Александра у самой воды, камней на берегу было предостаточно, девушка засмеялась:
      — Я и правда свалилась.
      Устроившись на камне поудобнее и видя, что Александр не совсем понимает её, она пояснила:
      — Спешила очень. Не удержалась на ногах во время приземления и свалилась! Хорошо ещё, что песок мягкий.
      — Вы умеете летать?
      — Умею, — спокойно ответила девушка.
      Александр огляделся в поисках чего-либо похожего на летательный аппарат, но озёрный берег был чист, лишь саблезубый динотерий лежал возле примятых кустов.
      — На чем же вы летаете?
      — Просто так, сама по себе.
      Александр недоверчиво усмехнулся и шутливо спросил:
      — А меня научите?
      — Если будете послушным и прилежным, научу, — девушка засмеялась, она хорошо смеялась — зубы у неё были ровные, жемчужные. — И диких зверей укрощать научу.
      Гирин покосился на поверженного зверя, на его страшную бульдожью морду с бессильно разинутой пастью, на сияющие стальной синевой клыки, наполовину зарывшиеся в песок, и невольно поёжился.
      — Да-а! — протянул он, оборачиваясь к девушке и словно заново оглядывая её. — Честно говоря, я так и не понял, как вы с ним справились. Как будто стреляли, а из чего?
      Вместо ответа девушка протянула ему правую руку, её указательный палец был украшен перстнем с большим зелёным камнем. Осторожно придерживая тёплые загорелые пальцы, спокойно лежавшие на его ладони, Александр, и так и эдак наклоняя голову, долго разглядывал этот камень, пытаясь обнаружить в нем что-нибудь необыкновенное. Но ничего не заметил — камень как камень, самоцвет. Может быть, малахит, а может быть, и бирюза — Гирин плохо разбирался в таких вещах. Пожав плечами, он вопросительно взглянул на девушку. Она с улыбкой осторожно высвободила свои пальцы и слегка сжала их. И зелёный камень точно ожил, осветился изнутри, заискрился и засверкал.
      — Любопытная игрушка, — заинтересованно сказал Александр.
      — Это не игрушка, — в голосе девушки прозвучала новая, сочувственная, может быть, насмешливая и холодноватая нотка. Легко поднявшись на ноги, она огляделась и остановила свой взгляд на огненном дереве-гиганте, вздымавшемся не только над кустарником, ной над вершинами других деревьев. И вскинула сжатую в кулак правую руку! Плеснулось свирепое голубое пламя, с треском разодрав воздух, запахло острой свежестью. Вершина дерева-гиганта, точно срубленная незримым топором, дрогнула, качнулась и, ломая ветви, с нарастающей скоростью повалилась вниз. Тучей закружились и поплыли в воздухе огненные листья, протяжно заголосили звери, а может быть, и птицы. Девушка повернулась к Александру, который уже стоял рядом с ней.
      — Это не игрушка, — повторила она уже более мягким тоном. — Моя опора и защита. Возникни нужда, я могла бы потопить корабль или сбить самолёт.
      Гирин сразу и безоговорочно поверил её словам. Всплеск голубого пламени ожёг ему сердце, оставив в груди щемящий холодок, сорвал пелену недопонимания, открыл глаза на происходящее. Только теперь Александр по-настоящему и до конца осознал, что перед ним не храбрая земная девушка, а представительница чужой высочайшей цивилизации, намного обогнавшей человечество на длинном пути прогресса. Его природная и привычная человеческая гордость была уязвлена, он вдруг превратился в мальчишку, который с восторгом и недоумением смотрит на чудеса, которые на его глазах творят мастера-взрослые. Наверное, такими же глазами смотрел бы кроманьонец, искусный охотник с каменным топором и копьём в руках, на то, как странная девушка одним выстрелом из ружья свалила бешеного мамонта-одиночку, на которого он безуспешно охотился много дней, все время подвергая опасности свою жизнь. Дистанция знаний, отделявшая Гирина от юной повелительницы молний, обрела зримые границы и потому, что теперь, когда они стояли рядом, Александр заметил — у девушки были не просто светлые, а необыкновенные — серебряные — глаза! Их касались солнечные лучи, и они сияли, точно были полны расплавленным металлом. Эти глаза притягивали и страшили, как страшит и тянет к себе все неразгаданное и прекрасное. Как будто бы Александр с круто падающего обрыва смотрел в бездну, прикрытую тающим под лучами солнца туманом. Когда в бездонье уже просматриваются размытые контуры и детали, но картина в целом ещё неясна и дополняется воображением, оставляя место для вольных фантазий и смутных тревог.
      — У вас серебряные глаза, — сказал Александр, точно укоряя девушку за это.
      Она улыбнулась.
      — А у вас зеленые! Что из того?
      Что из того! Как легко ей говорить об этом! Гирин перевёл взгляд на бирюзовую озёрную гладь, посмотрел на синее-синее небо с хрустальным солнцем, на огненное дерево со сломанной словно спичка верхушкой, на труп саблезубого динотерия, громоздившийся на розоватом песке. Как это ни странно, но девушка права — когда случай занёс тебя на восемьдесят тысяч световых лет от Земли, стоит ли удивляться такому пустяку, как серебряные глаза? И в то же время как им не удивляться? Александр повернулся к девушке. Десятки вопросов теснились у него в голове, он задал самый простой, но, пожалуй, и самый важный:
      — Кто вы?
      — Меня зовут Дийна.
      Это было не совсем то, что рассчитывал узнать Гирин, но в ответ машинально представился:
      — А меня зовут Александр, Саша.
      Девушка кивнула:
      — Я знаю.
      Гирин смотрел на неё недоуменно:
      — Откуда? Моё имя, русский язык — здесь, так далеко от Земли? Как вы тут оказались? Почему? — лицо Александра вдруг озарилось догадкой. — Вас прислал Люци?
      Теперь уже в глазах Дийны отразилось недоумение:
      — Какой Люци?
      — Вы не знаете его? Тогда я ничего не понимаю!
      — Я тоже не все понимаю, — призналась девушка и ободряюще улыбнулась Александру. — Но я думаю, что вместе мы во всем разберёмся. Верно?
      Она сказала об этом так просто, по-товарищески, что чувство отчуждённости, охватившее было Гирина, начало таять. Он уже смелее заглянул в её необыкновенные серебряные глаза и улыбнулся в ответ:
      — Верно!
      Они снова уселись на свои камни, и Александр по просьбе Дийны рассказал все, что с ним случилось. Рассказал сжато, без эмоций, как он привык это делать, докладывая о выполнении полётного задания.
      — Люци недавно потерял своего напарника и все уговаривал меня не возвращаться на Землю и остаться у него вторым пилотом. Но я отказался, хоть он и уверял, что обратная телепортировка очень сложна и опасна. И вот здесь, на этом самом месте, Люци исчез, точно испарился. Усыпил он меня, что ли? — закончил вопросом своё повествование Александр.
      — Возможно, — рассеянно ответила Дийна, что-то обдумывая. — Скорее всего именно Люци и послал аварийно-циркулярное сообщение.
      — Какое сообщение?
      — О том, что землянин Александр Гирин после летальной телепортировки терпит бедствие на берегу озера Ку.
      — Значит, он все-таки был, — пробормотал Александр и пояснил несколько смущённо: — Мне иногда кажется, что не было ни космического корабля, ни Люци — приснилось мне это здесь, на берегу озера, вот и все!
      — Нет, не приснилось, — уверенно возразила девушка. — К сообщению были приложены стандартные телепортировочные данные: галактические координаты Земли, ваша генетическая и цефалическая матрица, лексограмма русского языка — все, чтобы можно было общаться с вами и оказать посильную помощь. Вы, Саша, определённо побывали на каком-то космическом корабле, где установлена телепортировочная аппаратура, а уж с корабля попали сюда, на Альмиру, как мы называем эту планету.
      Гирин усмехнулся:
      — Ну и тип этот Люци! Не захотел обременять себя заботами и подкинул оставил на ваше попечение.
      Лицо Дийны отражало сомнение:
      — Бросить разумного на произвол судьбы? Не могу поверить, хотя, конечно, в моральном отношении ловцы-корсары народ очень сложный и пёстрый. И потом, если он хотел незаметно оставить вас, зачем ему понадобилось посылать аварийное сообщение?
      Гирину и самому не хотелось верить в вероломство Люци. Во всей этой непонятной истории была одна немаловажная деталь — красные журавли, на которых Люци собирался поохотиться вместе с Александром. Надеясь, что это прольёт какой-то новый свет на случившееся, Гирин хотел рассказать Дийне о журавлях, но в этот момент краем глаза уловил движение на песке. Он обернулся и увидел, что саблезубый динотерий приподнял голову и облизывает свои страшные клыки широким, как лопата, языком.
      — Он жив!
      — Жив, — спокойно подтвердила девушка. — Я только парализовала его. Это редкий зверь, зачем его убивать?
      Гирин посмотрел на редкого зверя, перевёл взгляд на девушку и после некоторого колебания спросил:
      — А он не вздумает снова поохотиться на нас?
      Дийна засмеялась:
      — У него головной мозг с детский кулачок величиной, больше одной мысли в нем не помещается. Сейчас он напуган и думает лишь об одном — как бы удрать! Я помогу.
      Поднявшись на ноги, она щёлкнула зверя слабенькой молнией, точно электрическим бичом. Саблезубый динотерий дёрнулся, помотал бульдожьей головой и с верблюжьей медлительностью вознёс её к небу. Снова щёлкнула голубая змейка молнии, зверь с некоторым трудом поднялся на ноги, сначала на передние, потом на задние, ещё раз тряхнул головой, кося на людей выпуклым золотистым глазом, и, ломая кустарник, кинулся наутёк. В воздухе ещё долго стоял постепенно затихающий треск, топот и обиженный писк голубых цветов. Гирин проводил зверя взглядом и не сдержал вздоха облегчения.
      — Не привык я к таким чудищам! У него хоть и одна мысль в голове, а кто его знает — какая? Уж лучше держаться от него подальше!
      Обернувшись к девушке, он припомнил, что собирался сказать ей нечто важное, но Дийна предупредила его вопросы.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19